- Подъё-о-о-о-м!!! – истошно завопил дневальный Лёшка Огурцов.
- Совсем одурел… - пробормотал Кузякин. Он уже и так начинал просыпаться. Наконец, начал привыкать к подъёму в шесть. Но всё же, как не хочется вылезать изпостели! Бросать недосмотренный сон. Во сне Кузякин тянул за собой на верёвочке пустой троллейбус. Громадина катилась легко, даже верёвочка иногда провисала… Кругом раздавались голоса, шорохи, двойное буханье пяток об пол. Народ вскакивал. Кузякин, ворча и мотая невыспавшейся головой, сбросил одеяло. Оделся, застелил кровать не самым последним. Вместе с толпой продавился в дверной проём и побежал на свой левый фланг.
Сосед справа Вовка Хохлов подмигнул.
- Скажи, Вовка, - спросил Кузякин, - почему Лёша орёт как крокодил? Всю роту заиками сделает.
- Так уж и всю роту… Селиванов велел. Чтобы я, говорит, в штабе услышал.
- Паразит…
- Сегодня, кажется, в духе.
- Ага, опять что-нибудь выдаст.
- Р-р-рота-а-а! – раскатился бас замкомроты прапорщика Селиванова. – Смир-р-на!
У правого фланга кучкой стояли офицеры в бледно-зелёных плащах. Утро выдалось прохладным. Полковник Мирошников глянул вдоль строя, буркнул вполголоса:
- Блядь, одни животы…
- Так точно, товарищ полковник, - отозвался капитан Скалкин.– Паскудное зрелище.
- Интересно, - сказал майор. – Чем их так по воскресеньям закармливают?
- Напишу рапорт, - с отвращением произнёс полковник. – Пусть обратно переводят на войсковую часть.
Селиванов между тем набрал полную грудь воздуха.
- Юные пионер-ры! Кор-р-рупционер-ры! Инженеры-кор-р-рупторы! Конструкторы коррупции! Напра…во!
Обожал прапорщик поиграть словами.
«Юные пионеры» вразнобой повернулись.
- Слуги нар-рода! Друзья человека! Вокруг казармы бегом… Марш!
* * *
В коридоре сидели посетители. Кузякин на ходу поздоровался и вошёл в свой кабинет с именной табличкойОткрыв боковую дверку, оказался в каморке-переодевальной. Быстро скинул форменное х/б и надел белую рубашку, костюм и галстук. Сел за стол. Часы показывали девять.
Динамик в углу захрипел и рявкнул голосом Селиванова:
- К несению службы… при-сту-пить!
Кузякин опустил палец на кнопку. В коридоре зажглась зелёная лампа. Раздался короткий звонок.
Вошёл первый посетитель. Старик. Ему надо было прирезать к своим шести соткам прилегавший бесхозный клочок земли. Кузякин открыл в компьютере бланк заявления.
- Сами заполнить сможете?
- Не знаю…
- Давайте паспорт.
Он сделал старику заявление, пару других документов и «шпаргалку» - куда идти дальше, к кому обращаться, с какими бумагами. Поставил печати и расписался.
Следующей была старуха, от порога заявившая:
- Я пензию получаю…
Она желала переписать садовый участок на внука. После неё вошла масляно улыбающаяся тётка, явная торговка.
- Господин начальник! Дельце-то небольшое, но уже давно мучаюсь. Сосед забижает, уж так забижает… - и она вдруг всхлипнула.
- Говорите, говорите, - подбодрил Кузякин.
По мере того, как он слушал тётку, ему всё яснее становилось, что она сама норовит «забидеть» соседа-программиста, которому не нравится, что тёткины собаки бегают непривязанные и кусают его. Да, если программист, в свою очередь, проявить активность, то этой дуре и хамке не позавидуешь…
- Господин начальник, - пела тётка. – Я всё понимаю. Любая услуга стоит денег. Говорите номер вашего счёта, я переведу любую сумму… лишь бы в пределах разумного.
- Переведёте, сколько не жалко, - усмехнулся Кузякин. – Записывайте. Пять – четыре нуля – восемь…
Он продиктовал двадцатизначный счёт.
- Ой, спасибо, господин начальник! – всплеснула руками тётка.
- Гарантий никаких, - предупредил Кузякин. – Ведение не только моё.
- Я понимаю, понимаю, - закивала тётка и удалилась.
Кузякин ничем не рисковал. Продиктованный им счёт принадлежал местному фонду поддержки детских учреждений. Все произнесенные цифры остались на магнитной ленте, фиксирующей разговоры с посетителями.
Следующей была элегантная, стройная дама-риэлторша. Она внушала Кузякину безотчётную симпатию. Бумаги были в порядке, сделка проходила безоговорочно. Он нажал клавишу интеркома:
- Елена Петровна! Направляю к вам риэлтора. Пожалуйста, сделайте ей все документы четырнадцатого списка. И потом – мне на подпись.
* * *
Столовая днём работала в цивильном режиме. Не надо было на обед переодеваться и идти строем.
За дальним столиком одиноко сидел Вовка Хохлов. Он замахал рукой:
- Кузякин! Александр Ильич!
- Иду, Владимир Иванович!
При галстуках служивые были обязаны именовать друг друга по имени-отчеству. Чуть отклонившись от прямой, Кузякин ухватил с большого раздаточного стола поднос с обедом. Вовка чуть подвинул свои тарелки.
- Садись, Саня… Ну что, много сегодня соблазняли?
- Двое. Мужика я выгнал. А тётка… дал ей номер счёта Барановской.
- Правильно. Пусть детишкам подможет, коли лишние бабки завелись… А у меня сегодня – сплошные коммерсанты. Почти все – с лишними бабками. Заёбся выгонять.
- День на день не приходится.
- Ну да…
- А Коровина воскресного увольнения лишили.
- За это самое? – уточнил Вовка.
- За это. Дал посетителю свой городской телефон. Ну, не свой, а контактный.
И служивые, и клерки проявляли чудеса изобретательности, чтобы получать левые вознаграждения. А командование части проявлялосвои чудеса изобретательности, чтобы выявить и схватить за руку. Вольняшки-исполнители тоже были под колпаком, хотя их за коррупционные поползновения могли только штрафовать.
- А Мишку Ерёменко и Витьку Сизова тоже лишили,- сообщил Вовка.
- Тоже за это?
- Нет. Ты что, не знаешь? Они же подрались на губе!
- Фу ты… А чего не поделили?
- Этаж на нарах. У Мишки третий ранг, а Витьке недавно второй кинули. Заважничал. Желает спать только на нижних. А Мишка толстый, ему наверх лезть неохота.
- Мир вам, отроки, - раздался хорошо поставленный баритон. И на край столика опустил свой поднос служивый первого ранга, заместитель мэра по ЖКХ Валентин Грибцов, в просторечии – Валька Грибец.
- Об чём хохот? – спросил он.
– О драке на губе,- ответил Кузякин.
- Да, знаю. Мои парни… А меня сегодня порют.
- Как плохого начальника?
- Если бы! Самоволка.
- В женскую казарму?.. – подмигнул Вовка.
- Нет, у меня же в городе.
- Ну-у, Валентин! Бьют-то не за то, что бегал, а за то, что попался.
- Так оно… - вздохнул Валька.
- Интересно, - сказал Кузякин. – А наши бабы в самоволку бегают?
- Да нет, - усмехнулся Грибец. – У них кураж не тот. Не мужики.
- Да их и не порют, - завистливо сказал Вовка. – Как же, женщины…
- Порют, - засмеялся Валька. – Хотя и не так, как нас. Другим способом,другим орудием…
* * *
Перерыв заканчивался. Хохлов и Грибцов ушли в кабинеты, Кузякин задержался на площадке третьего этажа. Не было особого смысла идти к себе – всё равно через полчаса совещание у мэра. Лестничная клетка имела сплошное – сверху донизу – окно. Кузякин видел почти всю территорию служебного городка. По периметру, чередуясь с участками бетонной стены, шли офисы. Парадные входы открывались в город. Они были для посетителей. Служивые пользовались чёрным ходом. Даже в увольнение ходили не через офисы, а через ворота с проходной… Всю глубину городка занимали ротные казармы, аккуратное здание штаба и плац. В сторонке, над особым забором, виднелась крыша небольшой женской казармы. Возможно, она и притягивала чьи-то воспалённые взоры. А у Кузякина были нормальные отношения с женой. Им обоим хватало его воскресных увольнений. Больше всех скучал по отцу двухлетний Генка.
Непростое решение они с женой принимали совместно. После двадцати лет государственной службы человек выходил на весьма приличный пенсион. Особенно если демобилизовался в звании служивого первого ранга. Кроме того, получал от государства неслабое единовременное вознаграждение, среднего престижа иномарку и участок земли с коттеджем. Но… отслужить надо было не менее двадцати лет. Кто оставлял госслужбу раньше, или выгонялся за недостойное поведение, тот не получал ничего.
Вспомнив мэра и Вальку Грибца, которым уже светил «дембель», позавчерашний новобранец Кузякин только вздохнул. И тут же улыбнулся: приближалась его собственная ежегодная побывка.
* * *
На совещании, кроме служивых, присутствовали офицеры городка. Мэр говорил о внимательном отношении к посетителям, особенно к ветеранам. Потом привстал майор Строганов.
- Вы позволите, Михаил Петрович?..
Мамаев кивнул. Майор выпрямился во весь свой внушительный рост.
- Вы что же это, раздолбаи, делаете? Старухи от вас плачут, жалобы пишут. Только что уважаемый мэр, господин Мамаев, с этаким олимпийским спокойствием упомянул заявление бывшей учительницы Нестеровой. Она собрала все документы на субсидию по оплате услуг ЖКХ, но на два дня опоздала подать их. Ну там, хвори всякие возрастные, старческая рассеянность… И была вынуждена уплатить за апрель месяц по полной! Тысячу восемьсот рубликов! А пенсия у неё, между прочим, и двух тысяч не достигает. Она, бедняга, ходила по вашим кабинетам, а вы все тыкали её носом в закон: документы сдаются до пятнадцатого… Вместо того, чтобы снизойти и списать этот нечаянный долг. Она так и написала в жалобе: «Нашей власти пальца в рот не клади! А положил по нечаянности, по оплошности, по нездоровью – с громадным удовольствием откусят!» Мы в штабе с этим делом разобрались. Учительнице её апрельскую пенсию вернули. Виновники – Ерёменко и Сизов – были высечены и пошли на гауптвахту, но и там ухитрились передраться. Их начальник, уважаемый Валентин Николаевич, вместо того, чтобы разобраться по-человечески, не доводить до жалобы, бегает, извините, по бабам! Не стану уточнять, какого пошиба. Я приказал его высечь. Вы понимаете, что вы позорите государство? Народ перестаёт доверять! Тот самый народ, заработавший деньги, на которые страна вас содержит! Вы же государственные служащие! Как говорили раньше – чиновники. Если вы не смирите ваши жестокие и равнодушные нравы – помните! К вашим услугам гауптвахта, воскресенье на службе, нагайки наших казаков и другой сервис. От тех, кто вообще не способен работать с людьми, госслужба будет, как обычно, избавляться…
После совещания Кузякин попался на глаза Селиванову. Прапорщик ткнул его пальцами в живот.
- А, Пузякин! Брюхо сыто, жопа не бита! Ну ничего, дела поправимые…
- Я Кузякин, товарищ прапорщик.
- Кузякин будешь, когда похудеешь. Что, любишь поесть?
Собственно, обжорство тут было ни при чём. Все мужчины в кузякинском роду были ниже среднего роста, зато с солидными в меру животиками. Как шутили в роду – запасец на чёрный день. И все отличались живостью характера и здоровым оптимизмом.
Спорить с замкомроты по поводу фамилии Кузякин сейчас не собирался. Бесполезно, да и опасно…
- Беги к воротам, - распорядился. Селиванов. – Поможешь ребятам жалобы принести. В штаб, в жалобный отдел, капитану Мурову.
- Есть, товарищ прапорщик!
За воротами он увидел двух лейтенантов, снимающих жалобные ящики. Это были обыкновенные ящики, позаимствованные у почтовиков и выкрашенные в оранжевый цвет. Первый лейтенант взял оба опечатанных ящика и взвесил на руках.
- Накидали!..
- Нашкодили, - ответил второй. – Вот на них и накидали.
- Ну, опять по кому-то губа и нагайка плачет.
Заметили Кузякина.
- Служивый, чего глазеешь? Марш в расположение!
- Меня прапорщик Селиванов послал, вам помочь.
- Ну, тогда тащи.
Они отдали полные ящики, повесили пустые и пошли не спеша через улицу, к пивной. Кузякин, вздохнув, повернулся к воротам. Не в первый раз прочитал вывеску: «Госслужебный городок № 1 города ***». И внизу помельче, в три строки: «Аппарат главы администрации. Жилищно-коммунальный отдел. Земельно-территориальный отдел».
Капитан Муров, маленький, мрачноватый, подозрительно глянул на Кузякина, внимательно осмотрел печати.
- Всё, свободен.
У входа в офис, негромко пересмеиваясь, стояли Костя и Лена – подчинённые Кузякина.
- Александр Ильич, - спросил Костя, - а на государственную службу очень сложно оформиться?
- Нет, - ответил он. – Оформиться не сложно. А сложно выдержать эти двадцать лет. Нужен характер. Да ещё в начале – «камча».
- Что за «камча»?
- КМЧ, - объяснила продвинутая Лена. – Курс молодого чиновника.
- Правильно, - согласился Кузякин. – А вы вообще знаете, что такое камча?
- А что?
- Киргизская плётка. Вроде нагайки у казаков.
- Понятно… - протянула Лена. – Александр Ильич, - умильно улыбнулась она, - можно, мы с Костей сегодня раньше уйдём?
Кузякин чуть подумал.
- Константин Андреевич, а данные по Октябрьскому району у вас готовы?
- Н-нет…
- Так чего же вы? Ещё вчера должны были сделать. Нет-нет, работайте.
Он считал, что совершенно справедливо «обломал» молодых. Пусть приучаются к обязательности. Пусть им и не грозят такие наказания, как служивым – вольнонаёмные клерки-исполнители, не законтрактованные на двадцать лет, получали зарплату и жили дома. Но работа-то должна делаться!
* * *
На вечернем построении прапорщик Селиванов, развернув молодецкие плечи, как всегда, блистал перлами чернушного остроумия. С дальнего угла плаца, не видного за казармой, доносились вопли и матюги.
- О-о-о-о-о! Полегче, в бога мать! О-о-о!...
- Валька… - сказал Кузякин через уголок рта Вовке Хохлову.
- Угу… - совсем не разжимая рта, отозвался Вовка.
Селиванов покосился на них.
- Разговорчики!
Углядел, паразит… Кузякин и Хохлов «сделали морду ящиком» и замерли. Прапорщик не спеша прохаживался вдоль строя.
- Канторович, равнение на середину! Не лови ворон!.. Мамаев, застегни пуговицу! Мэр города называешься!
Из-за угла вышел, застёгивая штаны, бледный, взбешенный Валька Грибец. Временами он морщился. Селиванов простёр к нему руку.
- Все видят! Бледен блядун от блядства своего!
По шеренге прокатился смешок.
-Грибцов! – сказал майор Строганов. – Пойдёшь в увольнение – перед женой не забудь извиниться.
- За что, товарищ майор?
- Будто не понимаешь! За то самое.
- За измену, - разжевал тупому Селиванов. – Стать в строй!
- Есть стать в строй…
Под конец прапорщик не удержался, выдал-таки любимую шуточку:
- После отбоя в казарме не дрочить! Знаю я вас. Кого замечу – пойдёт не домой, а на губу. Вольно, разойдись!
* * *
…Кузякин, присев на койку, вытащил мобильник и набрал номер.
- Люда, это я. Ну как вы там?..
Комментарии читателей:
« Предыдущее произведениеСледующее произведение »