СКАЗОЧНЫЕ СТРАНЫ
Не стул, а дивный золоченый трон. Не просто ужин – пышное застолье. И даже суп прекрасно пересолен, и флейтою поет на кухне кран. Мой дом – не дом, а сказочный корабль. Как паруса – взметнувшиеся шторы. Он полон удивительных историй. Ты в них поверь, пойми и не разграбь. Богатству не завидуй, так отдам. Пусть я щедра и пусть неосторожна и пусть неосторожна. Забудь “нельзя” и помни только “можно”, ступай смелее по моим следам.
Вот видишь – ключ. Возьми, он золотой. Вот видишь – дверь, прикрытая холстиной. На ней рисунок очага старинный, как в детской сказке, давней и простой. Там будет лестница, не бойся темноты. Я проведу тебя сама к чудесным кладам. Не оценить их, не окинуть взглядом, их повелитель и хозяин – ты.
Сначала встанет лес, но мы пройдем – я знаю путеводные приметы: там ветка сломлена, а там – трава примята, а там – обжитый муравьиный дом. Там россыпи брусничные огней, янтарны облепиховые свечи… Ты не гордись, возьми меня за плечи, я – женщина, упрямей и сильней.
Мы выйдем к морю. Солнце и луна плывут над ней всегда одновременно. Я стану для тебя морской царевной – открою тайны голубого дна. Я знаю волн солоноватый вкус, язык зеленых водорослей гибких. Не бойся, я смогу смирить улыбкой морских ежей и призрачных медуз. Не бойся, и сильна я и нежна. До той поры идти я не устану, покуда буду чувствовать: нужна и я, и эти сказочные страны.
ЛЮБИМАЯ СКАЗКА
Золушка, Золушка в латаном платьице, погляди на солнышко, солнце книзу катится… Что же ты головушку невесело клонишь? Неужели, Золушка, ничего не помнишь? Почему ни разу ты в лес не выйдешь? Люди треплют разное, аль не слышишь? О тебе сплетают слухи с тайной. Может, поболтают, да и перестанут?..
Говорят, что было тебе не до смеха: на коне на белом принц по лесу ехал. Выплыл на поляну он, как на отмель. На тебя как глянул, да так и обмер… Молвят, запечалившись, вслед тебе бросил: – “ Так, не попрощавшись, и уйдешь навовсе?”
И вернулась Золушка. До утра осталась. До тех пор, как солнышко не показалось. А как землю солнышко озарило, тихо-тихо Золушка проговорила, не казнясь нисколечко, голосом ровным: – “ Я люблю, но толечко, я ж вам не ровня”. И пошло раздумье, сказкою стало. Сто концов придумали на одно начало. Кто и посмеется, а кто и поплачет, кому остается просто посудачить, говорить, что Золушка сама виновата: принц-то оказался на другой женатый… Но один на свете человек нашелся. Он со сказкой этой хитро обошелся, он ее, из принципа, сделал детской, ( и теперь вот принцу-то никуда не деться), роздал всем по зернышку, всем принес напиться, и придумал Золушке свадьбу с принцем…
Про рыбу–собаку И про нас ( есть такая особь – рыба-собака)
Этот рыба-собака детеныш, высунув нос из моря, на помня себя от страха, кинулся , было на дно. Но… любопытство – сильнее… Такая смешная история, а, может быть, грустная даже. Впрочем, не все ли равно? От страхи ли, от веселья, от само ли утверждения, он тяпнул кого-то за палец, и – к маме! Ну, просто смех! Но мама-собака-рыба, пользуясь положеньем, его отхлестала крепко. Да на глазах у всех: “Либо – дома сиди – либо…
Ты, мол, все-таки больше рыба
Про ящерицу. И про нас.
Ту ящерицу помню, – небосводу она невыразительно мигала, но тело все ее изнемогало в зеленых и сиреневых разводах. На светлом камне – темная слеза, та ящерица, с камня не слезала. Мне показалось, что она сказала: – “Поймай меня!” Я руку протянула, но ящерица молнией мелькнула, оставив хвост чудесной красоты, и тихо-тихо молвила: – ”Эх, ты!”. Потом назад вернулась. Поглядела. Сказала, задыхаясь, как в воде: –“Не пойманной быть, понятой хотела. А вот сама я не пойму людей. Все ловят, ловят… Но какой позор! Поймать не могут, как ни погляжу. Ты спросишь: для чего мне мой узор, раз никому я не принадлежу? Ты видишь гор вершины, их сиянье в заоблачных высотах мирозданья, озер глубины... Это все твое. Тебе по праву все принадлежит, но только ни за пазуху, ни в гроб ты ничего не сможешь положить”.
Про медведя. И про нас.
Он спал. Хороший, добрый и лохматый. И что-то ласковое виделось во сне. И пахла медом собственная лапа. И падал снег. Обильный, теплый снег. Но… лапа кончилась. И страшно, и нелепо. И было далеко еще до лета. И вся малина на кустах померзла. А в небе звезды, ах, какие звезды! Они одни, как добрые соседи сочувствовали бедному медведю.
И он пошел. И все вздыхал невнятно. И как-то вышел в город незаметно, где окна человеческих домов светились разноцветно и приятно. Луна висела грустной половиной, и было так задумчиво- светло… И белый сыр, и розовые вина увидел он в прозрачное стекло. Медведь сказал тихонечко и хрипло: –“[i]Кусочек хлеба… Больше ничего.” Но люди пели, люди пили крепко и вовсе не услышали его. Он посмотрел на улицы, на скверы… Уже не добро, хоть еще не зло. Его следы, как бы, остатки Веры, холодным белым снегом замело.
ДОБРАЯ СКАЗКА
Девочка жила на белом свете.
Худенькою девочка была.
Босиком ходила по планете,
ягоды в корзиночку брала.
Никому как будто не мешала.
Никого как будто не ждала.
И обиды всем всегда прощала,
а сама обидеть не могла.
Парни и девчата соерутся
на вечерку –
песню заведет.
Подождет, покуда распоются,
и куда-то, странная, уйдет.
Люди на нее рукой махнули –
без такой, мол, не померкнет свет, и спокойно вечером заснули…
А проснулись – видят:
утра нет!
Нет, ну словно вовсе не бывало.
Вечер вроде – был.
И ночь – была.
Как бы там молва не толковала,
но понять причины не могла.
То, что было с вечера мудрено,
так и не прояснилось пока…
Строжились хозяйки на буренок,
не дождавшись с ночи молока.
Загрустили пастухи у стада,
тщетно поднося к губам рожки.
И бутоны розового сада
так и не насмелились –
в цветки…
Стали люди жить
с тех пор
уныло
в этой,
мной придуманной стране,
где над лесом солнце не всходило
и река лежала как во сне.
Птицы не летали и не пели.
Проходили скучные недели…
***
Собрались подруги за цветами
и по лугу серому пошли.
Вроде шли знакомыми местами,
а цветов не видно у земли.
Сели на обрыв уснувшей речки –
песнями не тешились давно,
а из песни катятся словечки,
как колечки падают на дно.
Огляделись.
Всех пересчитали,
вспомнили вдруг нежный голосок,
а потом
как враз запричитали:
– Ой, сыпучий ты, речной песок,
Берега обрывисты, да тесны, темное, неласковое дно.
Той, что раньше запевала песни, что-то не видали мы давно.
Может вы подружку заманили, омуты, студеная вода,
глубоко ее захоронили, нам не отдадите никогда?
Были неразумны мы, как дети. Слышишь ли, подруженька, наш стон?
Раз уж человек живет на свете, значит, для чего-то нужен он!
Вдруг как будто голубая искра
осветила сонную страну.
Промелькнула ящерица быстро,
как в давно забытую весну.
В речке светлой рыба заплескалась,
чешуей серебряной звеня.
Над страною
утро занималось,
как начало радостного дня.
И среди туманной, свежей рани
разглядел сбежавшийся народ:
им навстречу, в желтом сарафане,
девочка с корзинкою идет!
Да она ли?
Больно уж пригожа,
статна, и добра, и весела…
Зашептались:
– Да она, похоже,
утро, как козленка привела.
Разыскала за лесами где-то,
скромно улыбается, молчит…
А рожок пастушечий над летом
словно новорожденный кричит!
ГРУСТНАЯ СКАЗКА
Он был чернобородый, синеглазый
и, в общем, положительный король.
Он по утрам ходил в бюро заказов,
Произнося заученный пароль.
Ему давали не вино, не масло –
ему отвешивали ровно полкило
различно улыбающихся масок –
радушно, равнодушно и светло.
Была у короля плохая дочка.
Носила дочка грустное лицо.
И все куда-то исчезала ночью,
потрогав на мизинчике кольцо.
И тосковала,
и в ночном броженье,
к пруду ходила, и дождей ждала.
И что-то все искала в отраженье,
и все найти чего-то не могла.
Но спал король в своей любимой маске –
с улыбкой безмятежной на губах,
а днем старался все исправить лаской,
качал, как в детстве, дочку на руках.
Король был, в общем, любящим отцом, и как-то ночью вздрогнулось, наверно,
когда вдруг
утонула Королевна,
спустившись в воду за живым лицом.
Сбежал король с крыльца.
Под ливень! В слякоть!
А над прудом как будто кто-то пел…
И захотелось королю заплакать.
А он без маски
плакать не умел.
Комментарии читателей:
« Предыдущее произведениеСледующее произведение »
Салахова Полина
08.09.2017 14:32:51
Интересно