Рев моторов слышен издалека. Почесывая одной рукой зудящую спину, другой я осторожно раздвигаю кусты и вижу колонну автобусов, многокилометровым червяком ползущую вдоль трассы. В окнах - человеческие лица: мужские, женские, детские. Сотни, тысячи лиц. Издалека я не различаю, но знаю, что многие искажены отчаянием, а в глазах стоят слезы. Наверное, именно так и должен был выглядеть ветхозаветный Исход - позади ужас и гибель, впереди - пустота.

Беглецы еще не знают, что на самом деле, все не так уж и плохо. А скоро будет просто замечательно.

Да, но где же "он"?

Нас подняли по тревоге в полночь.

Был мокрый, сверкающий в лучах прожекторов плац, и вонючий дымок газующих на холостом ходу "Уралов", и короткие, словно выстрелы, команды. Потом - дорога куда-то на север, по загородной трассе, сверкающей желтыми фарами и лиловыми вспышками "мигалок". А еще через час - на восток, по темной и кочковатой лесной просеке, под натужный рев двигателей и глухое постукивание ветвей о туго натянутый брезент.

Можно было покемарить - но никак не хотел успокаиваться, все шебуршился в подсознании назойливый червячок тревоги. И это было странно. Потому что мы просто ехали на работу.

По предварительным данным, опять случился побег из колонии. И снова конвойные войска, которым по штату положено догонять и отлавливать по-тараканьи шустрых зэков, не справились со своей работой. Теперь это придется делать нам - спецназу ФСБ.

Смущало, правда, что везут нас в незнакомое место. А еще вдоль трассы встретилось слишком много милицейских мигалок. Похоже, вся округа поднята на уши. Неужели побег - массовый?

Вдруг червячок, копошившийся в подсознании, замер: приехали. Хотя ничего, вроде бы, не изменилось - ни под тентом, ни снаружи. Может быть, повеяло... нет, не дымом, а почему-то вдруг цветами? Или дорога под колесами стала ровней? Но через минуту тьма, действительно, расступилась, наш "Урал" вырулил на бетонную площадку и замер под высоченной стеной, оплетенной поверху кольцами колючей проволоки. Мы полезли из кузова - в промозглую ночь, простреливаемую крест-накрест злыми взглядами прожекторов и взбудораженную отдаленным лаем собак.

Из тьмы вынырнуло начальство - Михалыч, то есть майор Николаев, и с ним пузатый незнакомец, - почему-то в белом халате поверх пятнистого комбеза.

- Внимание, - предупредил майор деловитым тоном. - Сейчас полковник Хомутко введет вас в курс дела.

- Товарищи офицеры! - зычный голос полковника был слышен, наверное, даже за стеной. - Ваша задача! Догнать! И уничтожить! Заключенного! Незаконно покинувшего! Около трех часов назад! Территорию! Спецучреждения!

Многие переглянулись. Конечно, выполнять грязную работу нам не впервой. Но неприятно.

- К сожалению! Собаки! Не взяли след! И мы не знаем! В какой стороне! Его искать! Направления! На юг и запад! К трассе и городу! Войсками и милицией! Уже перекрыты! - надрывался горластый "полкан". - Но он мог уйти! На север! В тайгу и болота! И затаиться! Надо обнаружить! Спугнуть! Загнать в топь! А утром! Мы пустим вертолеты!

Даже так? Все настолько серьезно? Ради одного зэка на уши подняты все силовые структуры области?

- Главное! Не позволяйте ему! Выйти к людям! - продолжал орать полковник, размахивая для убедительности кулаком. - На дорогу! К населенным пунктам! Он очень агрессивен! И смертельно опасен! Ни в коем случае! К нему! Не приближаться! Стрелять издалека! В голову! Или в позвоночник!

Ребята опять переглянулись. Да кто он такой, этот беглый зэк? Рэмбо? Терминатор? Упырь? А серебряные пули нам выдадут?

Полковник, запыхавшись, умолк и кивнул Михалычу: продолжайте, мол.

- Одиночный поиск, - сухо и бесстрастно проинструктировал Михалыч. - По расходящимся векторам. Фронт и глубина действий - двадцать километров. Цифровые карты местности в ваши планшеты загружены. Кроме того, получите пеленгаторы - "упырь" не знает, что под кожу ему вшит миниатюрный радиомаяк. Но пока сигнала не слышно. Далеко ушел, з-зараза...

Минут десять ушло на уточнение маршрутов и согласование деталей. Червячок подсознания все не унимался, порываясь о чем-то спросить. Я отмахивался: некогда, не до тебя, потом!

Берцы туго зашнурованы, кожа смазана репеллентом, десантный "калаш" в походном положении, в правой руке - нож, на глазах - очки ночного видения. Со стороны, наверное, мы похожи на огромных пятнистых лягушек с выпуклыми глазами на "стебельках" и бритвенно-острым когтем.

Марш!

Первые сотни метров пути истоптаны солдатскими сапогами, усеяны битым стеклом и обрывками бумажных мешков с надписью "карбофос". Следов беглеца здесь не найдешь.

Дальше!

Бег через скрипящую и шуршащую на ветру ночную тайгу, да еще и в незнакомой местности, - это не воскресная прогулка в парке. Но мне не привыкать. Раз в неделю бойцам нашего ОСОМ-а устраивают марш-броски сквозь таежную чащу.

Нога сама чувствует - куда ступить. Опытный глаз мгновенно и безошибочно видит прогалы в буреломе. Рука, вооруженная стальным клинком, отводит гибкие ветви и с одного удара отсекает цепкие сучья.

Вперед! Не останавливаться!

За час я отмахал километров семь. Мог бы и больше, но приходилось постоянно спускаться и подниматься по мшистым склонам овражков, перелезать через упавшие колоды и выписывать зигзаги, огибая участки непроходимого бурелома. А еще "вертеть башней" на все триста шестьдесят. Но по пути ни разу не встретились чужие следы - ни вмятины во мху, ни сломанные ветви, ни разорванная паутина. Впрочем, пройди беглец чуть в стороне - и я его следов не увижу. Зато его почувствует пеленгатор. Но пока динамик пеленгатора молчит, а индикатор слеп.

И это замечательно.

Я знал, что правее и левее, километрах в двух-трех движутся почти параллельными курсами другие ребята. И надеялся, что их пеленгаторы тоже молчат. Что "упырь" направился к югу. Что несложную, но грязную работу по его поимке и уничтожению выполнят те, кому положено по штату.

"Не хочешь убивать в затылок?" - поинтересовался червячок совести. Глупый вопрос. Боец спецназа подобен тому же "калашу": нажали на спуск - выстрел. А если начинаются рефлексии не тему "куда" и "зачем", значит - пора на юстировку... или под пресс.

Вскоре деревья поредели, под ногами зачавкало. Если верить карте, впереди лежало болото - небольшое, но топкое. Справа обходить проще, но слева короче. Какую дорогу выбрал бы беглец, не имея ни карты, ни инфракрасных очков?

Я поражался его отчаянной отваге: рвануть на ночь глядя в глухую тайгу, не зная местности. Впрочем, видывал я таких - с искореженными судьбами, отравленными душами и воспаленными мозгами. Они готовы на все и способны, к сожалению, на многое.

Но удрать черт знает куда, не оставив следов? Разве что он - опытный таежник? Или, превратившись в огромного нетопыря, бесшумно скользит между стволов? А сейчас бросится мне на плечи с ближайшего дерева, целясь клыками в шею?

Я приспустил инфракрасные очки и поднял голову к стонущему небу. Сквозь разрывы крон увидел бешено несущиеся рваные тучи и ныряющую в них, словно поплавок в бурном море, полную луну.

Сказки все это. Вампиров не бывает. Бывают люди - подонки, мерзавцы и просто больные. Иногда их нельзя оставлять в живых. Но я, без особой причины, не буду убивать безоружного. Пусть его "кончают" другие, если сочтут нужным. А я просто "возьму". Положу мордой в сырой мох и закую в наручники. Теперь ты удовлетворен, беспокойный и ненасытный червяк моей совести?

Помедлив, я направился в обход трясины. Со всех сторон тянуло гнилью и тухлятиной. Мешал высокорослый камыш, окаймлявший болото, ноги проваливались в грязь. Приходилось все круче забирать к западу. Решив вернуться в тайгу и двигаться посуху, я раздвинул стебли камыша и бросил прощальный взгляд на топь.

Сквозь инфракрасные очки увидел ровную, равномерно фосфоресцирующую зеленью поверхность с одиноко торчащими, покосившимися в разные стороны стволами мертвых деревьев. Далеко впереди, на противоположном краю болота, темнела кромка тайги.

А еще неподалеку виднелась полоса изломанного камыша и потревоженной ряски. Словно кто-то пытался обойти заболоченную низину по кромке, двигаясь навстречу мне - на восток.

И не сумел: неловко оступился и ухнул в топь.

Совсем рядом - шагах в тридцати - торчала голова человека, почти полностью погруженного в трясину. Бледно-зеленое лицо, яркие изумруды глаз. Полуоторванный воротник и шрам на плече.

Жить ему оставалось минут десять. Сначала липкая, вонючая жижа поднимется до горла. Потом до подбородка. Наконец, приблизится к ноздрям...

Это если я не помогу. Хотя, и в этом случае шансов не много. Руки засосало, и не за шею же его арканом тянуть.

- Помоги, - попросил неудачливый беглец.

Голос был молодой.

Женский.

Черт побери, до чего же у меня теперь хорошая память. Просто-таки, фотографическая. Словно смотришь стереофильм с эффектами обоняния и осязания. А вот тридцатизначные числа множить я не умею - Ирина говорит, что все "болеют" немножко по-разному.

Но хватит рассиживаться.

Осмелев, я высовываю голову из листвы и осматриваюсь. И, наконец, вижу "его" - метрах в сорока, на обочине. Это огромный, черный БТР с башенкой, развернутой вдоль дороги. Если надо, он выметет свинцом трассу на многие километры. Рядом торчит здоровенный детина с АКСУ и в "кевларе". А марлевая повязка болтается на шее.

Толку в ней не больше, чем в бронежилете. Ноль.

Ирина объяснила, что вирус экстремально заразен. Он передается почти мгновенно: и воздушно-капельным путем, и контактным. И половым, разумеется, тоже.

Впрочем, она схитрила. Сообщила все это, сидя уже под деревом - перемазанная вонючей болотной грязью и скованная моими наручниками. Призналась, что ее цель была: убежать из спецсанатория, упрятанного посреди глухой тайги, и заразить побольше людей. Я стал первым.

- Тварь! Надо было тебя пристрелить сразу: в голову или позвоночник.

- Дурак, - обиделась Ирина. - Послушай, я вырезала "пищалку" из плеча осколком стекла. Видишь - заживший шрам? Через час и его не останется. Это все вирус. Возбудитель сверхсилы, сверхвыносливости, сверхздоровья. И сверхинтеллекта. Его разработали в секретной лаборатории профессора Хомутко и испытывают на людях. Двадцать лет уже экспериментируют. Или тридцать. Но даже не собираются обнародовать открытие.

Я не поверил. Кому и зачем выгодно это скрывать?

- Мировой медицинской и фармацевтической индустрии. Распространись "эпидемия здоровья" по миру, и они рухнут. А еще в "волшебной заразе" заинтересована армия - сам знаешь, почему.

Она убеждала меня долго. Рассказывала и объясняла, пытаясь перекричать вой ночного ветра. Показывала "на себе". Попросила снять инфракрасные очки. Странно, теперь я и без фотоэлектронных преобразователей прекрасно видел в темноте. Спонтанно проявившаяся ноктолопия. Черт, неужели она не врала? По просьбе Ирины я ножом резанул себе предплечье. Через пять минут царапина затянулась, а спустя еще десять - пропала.

Все верно. Я тоже заражен.

Теперь возвращаться нельзя, ни мне, ни ей. Ирина уже приговорена. А меня, в лучшем случае, ждет комфортабельная "зона". Пожизненно. Кстати, срока жизни "зараженных здоровьем" никто еще не знает. Судя по экспериментам над лабораторными мышами, он раза в три больше нормы.

Зачем я, дурак, бросился спасать тонущую женщину? Теперь и сам в трясине по самое горло.

Впрочем, не все еще потеряно. В конце концов, я не сломанный "калаш", но - человек. Мне тридцать лет, и что я видел в жизни? Офицерское общежитие. Что я умею? Выполнять чужие приказы. Быть пешкой, ползущей по шахматной доске только вперед. Нас учили: "делай, что должен, и будь, что будет".

И запрещали задумываться: если должен, то - кому?

Мы ушли вместе - на северо-восток, в царство каменистых сопок и болотистых падей. Я знал, что теперь погоня продолжится с удвоенной энергией, и принял меры: путал следы, словно заяц, и заметал, точно лисица. На третий день с неба послышался треск вертолетных моторов. Пришлось двигаться, избегая полян и проплешин, и готовить горячую пищу только на ночных костерках.

Будь мы "обычными" людьми, давно бы отощали, ослабли и попались. Но теперь у нас словно стальные пружины вместо мышц, дизеля вместо сердца и бензобаки повышенной емкости в животах.

- Что дальше? - спросила однажды Ирина, сидя на каменистом берегу быстрого ключа и опустив стертые до крови, быстро заживающие ноги в ледяные струи. - Мы так и будем бегать от людей? Надеешься, что я рожу тебе кучу детей, и мы положим начало новой человеческой расе? А потом, через несколько столетий homo unvulnerabilis вытеснят и сожрут homo sapiens, как тридцать тысячелетий назад кроманьонцы неандертальцев? Увы, не будет этого.

- Почему?

- Потому что в нашем распоряжении всего несколько недель. Потом нас обнаружат, затравят и переловят. Возможно, просто расстреляют издалека - в голову или позвоночник. Пока против нас играют "здоровые" люди, но вскоре неминуемо подключатся "больные" - офицеры и врачи из окружения полковника Хомутко.

Она все понимала, эта женщина из секретного "санатория". А еще очень многое знала и умела. Прекрасно разбиралась в медицине, химии и биологии, владела несколькими иностранными языками, множила в уме тридцатизначные числа.

А еще умела терпеть. Холод и жару, боль и голод, перегрузки и недостаток кислорода. Обитателей секретных "зон" пытались травить ядами, заражать инфекциями и облучить радиацией. Вводили какие-то странные препараты с чудовищно сложными формулами. И так день за днем, год за годом, десятилетие за десятилетием. С каждым разом все больней, мучительней и противней.

Впрочем, почему "зон"? Где-то далеко существовали, конечно, и настоящие "каторги", в которых проводили мучительные эксперименты над насильниками и убийцами. Но здесь, посреди тайги, за забором с колючей проволокой цвели клумбы, журчали фонтаны и жили только добровольцы, клюнувшие на лживые обещания профессора Хомутко.

Ирина попала в кабалу, рассчитывая получить крупную сумму на лечение родителей. Но были и люди, которые соглашались "страдать за идею". Наивные, они не сразу поняли, что полковник Хомутко по чужому приказу и за чужие деньги всего лишь ищет вакцину против "волшебного вируса".

А вдруг он уже близок к решению проблемы?

И, сделав огромный, стокилометровый крюк, мы вернулись на юг, в обжитые места. Но против "нас" играли не дураки. Они все "просчитали" и ждали: повсюду патрули с собаками, армейские и милицейские посты. В небе кружили вертолеты.

Несколько дней мы, стараясь не попадаться на глаза и обходя многочисленные медвежьи капканы, бродили вокруг деревень. Собирались, конечно, связаться с журналистами, рассказать людям правду. Но как это сделать? И кто нам поверит? Пока больше шансов было нарваться на засаду и получить крупнокалиберную пулю - в голову или позвоночник.

Впрочем, засады мы чувствовали издалека.

Ночами меня мучили воспоминания - необычно четкие и яркие. Вот я, курсант-первогодок, впервые сажусь за руль военного грузовика.

- Заводи, - ухмыляется прапорщик-инструктор. - Трогай!

А я не решаюсь.

Левая рука на огромной баранке, под правой ладонью дрожит огромный рычаг переключения скоростей, перед глазами огромное лобовое стекло. Я словно внутри спящего монстра, который через мгновение пробудится и с бешеным ревом понесет меня вдаль - куда глядят огромные круглые глаза-фары. Сумею ли я обуздать его?

Сумею ли обуздать свое новое тело и новый разум?

Однажды поздним вечером я, оставив Ирину в лесу, подкрался к стоящему на отшибе дому. Свет горел только на втором этаже. Тренированный спецназовец способен на большее, чем фольклорный упырь. А уж спецназовец с мышцами, не уступающими по упругости стальным рессорам, - тем более. Цепляясь за впадины и выступы, я забрался на высоту полутора этажей и осторожно заглянул в окно. Со стороны, наверное, выглядел как огромный черный нетопырь, сложивший крылья и повисший на отвесной стене.

Мужчина и женщина за столом. Спящий младенец в кроватке. Чемоданы и сумки на полу. И мерцающий в углу телевизор.

- ...Объявляет о массовой эвакуации населения, - тараторил диктор. - Завтра, в девять часов утра на центральные площади деревень и поселков будут поданы автобусы. Перечисляю населенные пункты: Кедровка, Верхне-Таежное, Малые Шишки...

Настоящий упырь выдавил бы стекло, ворвался в комнату, схватил младенца и... Вместо этого, я бесшумно скользнул вниз и, прячась за кустами, вернулся в лес.

На следующий день мы, действительно, увидели колонну автобусов. Затем другую - люди покидали округу. А с вертолетов посыпалась на леса какая-то вонючая дрянь.

- Яд? Ты же уверяла, что нам теперь даже цианид не страшен?

- Это карбофос, - пояснила Ирина. - Инсектицид.

Опять карбофос? Где-то я недавно уже встречал это слово. "Киноархив" ненормально четкой памяти тут же выдал ответ. И червячок подсознания впервые за много дней обрадовано хихикнул. Я понял, чего боятся власти, и что теперь надо делать.

И вот уже третий день мы пробираемся к городу, вдоль забитых автоколоннами дорог и мимо заброшенных деревень. Идем, раздевшись догола, шипя от боли и непрерывно почесываясь. Нас жрут, буквально до сырого мяса, гнус и мошка. Ну и на здоровье!

На здоровье всем зверям, птицам и людям, которых укусят зараженные нами кровососы. Всех не эвакуируешь. Всю тайгу отравой не засыплешь. Рано или поздно начнется эпидемия, которая, подобно кругам на воде от упавшей капли, распространится повсеместно и перерастет в пандемию.

А потом заразятся все.

А не только кучка миллиардеров на райском острове посреди Тихого океана, страшно боящихся, что их "зараза" распространится по всему миру.

Вот зачем мы вернулись к людям. Вот почему мы, голые и облепленные гнусом, бродим по пригородным лесам. А ночью, забываясь тревожной дремотой и ожидая заживления укусов, мечтаем. Да, мы мечтаем о совместных детях. Но это будет потом. А в первую очередь мы мечтаем о нашем главном детище - новом мире для всех, мире без ран и болезней. И без войн.

Мы, "беглые упыри", вспаиваем его собственной кровью.

Комментарии читателей: