Одно для всех
Рука склонилась над листком,
Как голубь белый над землёю;
Взлетая ввысь, грустит о ком,
О ком в тетрадь ложатся строем
Слова, в мундирах чёрных ряд,
На белой полосе бумажной,
Как на плацу сотня солдат,
Стоят так гордо и так важно.
Но в каждой букве есть она,
Загадка, тайна, что сокрыта
От глаз прохожих. Не видна
Та боль, что в символах зарыта –
Словно в окопах стон и страх,
И гнев, и жажда… и… спасенье.
Одно лишь слово на устах,
Оно для всех – стихотворенье.
И в слове том, так много «жить»,
Так много «верить», «ждать» и «помнить»…
Произнесённое в тиши,
Написанное на ладони.
Простое
эта сказка так похожа на быль:
ты был маленьким, ты собирал грибы,
ты носил портфель больше, чем ты сам,
забывал, где право, где лево, какие, где полюса.
ты смотрел на небо, ты рисовал цветы,
твои вопросы были сложны, а ответы на них просты.
ты запомнил мамину руку, водившую по спине,
ты пинался и говорил во сне.
до десяти полных лет наяву летал,
но об этом никто из живых не знал.
всё было очень-очень легко понять.
пока ты не вырос.
В МЕНЯ.
П-р-О-ЭТО-ВО-т
Как же сказать красиво об этом вот.
Знаешь, поэт не пишет, поэт поёт,
Плачет словами, горлом они идут -
и покидают родной приют.
Хочется им на волю сбежать скорей,
Больно им разгораться внутри людей.
Город хотят увидеть,
Пылью и кровью стать.
Вот как поэты свою обретают стать:
Мечутся бедные, словно внутри пожар.
В горле их крик обрывочный: «Сжалься, сжаль…».
Корчатся там слова: «Дайте нам лечь на лист,
Ровно сдержать наклон,
да на восток - на East».
Но не всегда поэтам даётся глас,
Словопотоки гаснут. И свет погас
в мире поэтовом. Слоги кипят, смотри.
И умирают.
И не было их внутри.
Ребус
Я существо между живым и мёртвым,
То лечу на дно, то плыву по небу.
Все мои следы были ветром стёрты,
Я для себя и мира - ребус.
И в чём тогда здесь полезна я?
Порочная связь не рвётся:
Отмаливая любовь, предаю поэзию.
Любовь предаёт меня, поэзия остаётся.
Боль
«Боль, — продолжала она. — Это не метафора». Крита Кано
(Х.Мураками «Хроники заводной птицы»)
Голова болит, голова болит.
Ветер волосы шевелит
на больной голове моей в буром парке.
Ув. И.Б. «Над восточной рекой», 1974, отр.
Вечер. Боль разрезает виски,
Словно несколько бритвенных лезвий.
Подойди же, узнай же, рискни,
Каково мне от боли железной.
Эти лезвия - месть за тоску,
За уныние, слёзы, обиды.
И за мысли. Я этих паскуд
не могу истребить. То Фемида
ручкой царской своей вознесла
надо мною весы покаянья.
Голова моя - ад. Корни зла
в голове. Навсегда. В наказанье.
Эта боль - некий образ суда,
Самосуда - вот точное слово.
Избегать её - стоит труда.
Ведь она появляется снова.
И нет сил уж бороться с тоской,
С болью я примирилась, однако.
Что ты знаешь о боли такой,
При которой не выйти из мрака.
Ты такую не знал никогда,
Не встречал у себя на пороге.
Утро.
Боль ощутима едва.
Всё проходит.
Проходит.
В итоге.
Прощальное письмо к Тео
Знаешь, мой Тео, что краски устало смолкли.
Хочется большего - большего не сумею.
Искусствоведам да критикам - им виднее -
Я ни на что не годен, вопрос - а мог ли?
Ты мне твердишь: «Держись, я живу тобою».
Милый мой Тео, мне вороны внутрь забрались,
Сердце зудит. Покоя бы, я покаюсь.
Нежности я твоей, похоже, уже не стою.
Нет, я по-прежнему верю во всё, что сделал,
В яркие краски, и в жгучий небесно-жёлтый.
Знаешь, я шёл по краю, но рядом шёл ты -
И выручал, когда загнивали душа и тело.
Значит, я счастлив, и счастлив безмерно, мирно.
Счастье моё - любовь твоя брата, друга.
Тео, прости! Но дай мне уйти из круга.
Я пересытился этим безумным миром.
Примечание: Теодорус (Тео) Ван Гог (1857 - 1891) — голландский торговец картинами. Младший брат художника Винсента Ван Гога. Тео и Винсент были очень близки вплоть до смерти Винсента. В течение всей жизни они писали друг другу письма. В данном стихотворении Винсент является лирическим героем.
Пастернаковское
Гори, моя звезда, гори,
Неумолимо жаль, до боли.
Веди и тех, кто там, вдали,
Меня укроет.
Всесильна ты и так ярка,
Не прикоснуться, не согреться,
Но я в твоих теперь руках,
Как было в детстве.
Я жду твой запредельный свет,
Который мне даёт надежду.
Где возродиться снова, где?
Я жду как прежде.
Мой ангел, не жалей огня,
Когда твой свет во тьме не вижу,
Убереги от зла меня,
И будь же ближе.
Я всё смогу, пока горишь,
Пока ведёшь меня навстречу
к моей судьбе и говоришь
со мной о вечном.
Гори, моя звезда, гори,
В твоей я воле.
И дай мне сил спасти других
от этой боли.
Примечание: «пастернаковское» - потому что было навеяно стихотворением «зимняя ночь».
Костёр
Одному - ты никто, невидимка, чужак,
ну и что же, мой друг, ну и что же?
Для себя ты - герой, для себя ты - вожак,
и никто тебя не уничтожит.
Что злословье, обиды, когда ты в пути,
на тропе, что забыта другими.
Отпусти это - прошлое - ввысь, отпусти,
узелки слишком вышли тугие.
Ты слова зажимаешь, как нож в кулаке,
в своём горле. Скажи же их, выжги
на бумажном листе, на холсте, на доске,
на костре, что от горечи рыжий.
И весь век твой гореть будет рыжим костёр,
что согреет тебя, не обманет.
Даже если ты в памяти чьей-нибудь стёрт,
стихи плавятся в алом тумане.
моей М. Б.
Под водой двадцать тысяч лье.
Над водой только дивь и чудь.
Я люблю тебя много лет,
Хотя знаю совсем чуть-чуть.
Сколько пройдено бурь и гроз,
Верю - лучшее впереди.
Если грустно - то не всерьёз,
Пока ты у меня в груди.
Я горе
(экспериментальное)
Андрею Вознесенскому
я голем, который сдирает подошвы по вещному миру
я голубь, с подбитыми крыльями камнем
я горец, который в застенках кирпичных и канет
я город, я часть сего города, этой культуры
я горе, и я не могу говорить про «другое»
я голос, который заглохнет, притихнет
я полость, наполнена резкостью звуков
я горесть, частица от сути вселенского горя
я горло, которое гневно глотает звучанье
я голем, который устал от духовно-молчанья
я горе.
Перефразированная жизнь человека. Филфак
Одна знакомая с филфака,
С ухмылкой закурив сигару,
Шагает в тишь родного парка.
А я беру свою гитару
И напеваю ей про осень,
Романтику езды в трамваях,
Глотая дым из папиросы,
Её сигары дым глотая.
И грустно мне, будто, и славно.
Я не один. Нас всё же двое:
Парящих, словно дельтапланы,
Больных, так сладко сердце ноет.
Мы познакомились случайно,
Вот в этом парке в прошлый вечер.
Нас муза осени качает
в руках своих. Лечить нас нечем
И незачем, поверьте слову.
Мы разлетимся по аллеям,
Как эти листья. Всё по новой.
Моя подруга в жизнь не верит,
Её терзая на цитаты.
А я не верю в смерть, ребята.
Перефразированная жизнь человека. Весна
Крылья не оборвать, лишь связать на время.
Человек не умеет летать, - говорят. - Я умею.
Я летал, - говорю. - Я клянусь, ты поверь мне.
Я замёрз к январю. Ну и пусть. Отогреюсь.
Мир как бабочка махаон - так прекрасен.
Задыхаюсь как прежде в нём, но от счастья
и от воздуха - нету слов - голос внутрь
порывается от оков, крушит утварь
внутреннюю души. Дышать больно.
Что-то жизненное спешит в пульсе вольном.
Отпусти, - говорю. - Полечу вновь.
Отпусти, - я молю. - По плечу новь.
...
- Я давно вас двоих простил, -
с неба голос добрейший льёт.
- Господи... как я её любил...
как я любил её...
Комментарии читателей: