Бумажные люди
Ольга Петровна проснулась со смутным ощущением того, что её ожидает пренеприятный день. Всю ночь ей снились коты. Толстые, наглые, холёные. По собственному сновидческому опыту Ольга Петровна знала, что котята снятся к неприятностям. Следовательно, от жирных котов жди беды. Тем более, что один из них ухмыльнулся, проходя по страницам журнала прямо напротив фамилии Цыплакова. Ещё во сне сердце учительницы сжалось от мысли, что бессовестный котище оставит отпечатки лап на страничке журнала. А ей потом перешивай! И вот теперь, помешивая второй утренний кофе, Ольга Петровна мысленно перебирала, с какой стороны ждать беды. Если что по работе?
Не сказать, что её отношения с администрацией складывались неблагоприятно, но каждый раз ощущение холодка в желудке, у рубца хронической язвы, посещало её, когда завуч или директор приглашали в свой кабинет. Ольга Петровна силилась, конечно, следовать наставлению классика и выдавливать из себя по капле раба, но не всегда получалось: раб временами крепчал и совершенно не поддавался выдавливанию. Светлые и бесстрашные времена, когда раб просто сливался под нажимом молодой непуганой силы воли, давно миновали, и в сознании Ольги Петровны мысли о справедливости и разумности стали уступать мыслям о пенсии, краевых грамотах и заветном ветеранстве, которое давало право на льготный проезд во всех видах городского транспорта.
«Цыплаков!» - встрепенулась ещё блаженно дремлющая в седьмом часу утра память. Вчера при выставлении четвертных оценок она не посчитала среднее арифметического у Цыплакова. «Да и собственно зачем? У человека 2/2 за контрольный диктант! Не четверку же ему ставить! А двойки за четверть и год были упразднены негласным распоряжением администрации ещё три года назад. А что если у него 3, 49?! Нет ничего хуже, чем эти 3, 49; 3,38; 3,47; 3,46 и даже 3,45. Завуч-математик любит округлять, и всё, конечно, в пользу ребёнка. А как иначе! У нас ведь гуманная школа и личностноориентированный подход! Но не может быть у Цыплакова 4 в четверти!» - продолжала Ольга Петровна внутренний диалог между профессионалом с двадцатилетним стажем и без пяти лет льготной пенсионеркой с талоном к неврологу на 21-е число. «Хотя чем чёрт не шутит! Приду – посчитаю».
Успокоить себя этим решением не получилось, потому что лёгкая фантазия филолога начала рисовать дальнейшие картины возможных событий. Если исправить четвертную оценку, то как? По уму и по правилам - просто зачеркнуть, поставить подпись и «исправленному верить». Потом, конечно, писать объяснительную на имя директора, какой, мол, леший меня дёрнул поставить не ту оценку учащемуся и испортить документ! Можно по-другому. Найти лист того же цвета, что листы в журнале 8 Б (у Софьи Михайловны, кажется, всегда есть, надо спросить), вырезать, заклеить и сделать вид, что всё в порядке. Нет ничего милее метода ножниц и клея. Может пронести. Но иногда завуч страхует свой зоркий глаз и проводит рукой по страницам журнала. И вот тогда заклейка себя обнаруживает. Может и до скандала дойти: это с какой ноги администрация встанет, или в какой фазе луна будет. Есть ещё один способ – самый надёжный. Перешить журнал. Это новомодный метод, прямо педагогическая инновация! Ольга Петровна ещё не прибегала к этому методу, но коллеги говорят, что это самый щадящий вариант для нервов. Съездила в типографию, заплатила 200 рублей, перешили, заполнила заново страницу журнала (плохо, если в конце четверти – всё перерисовывать придётся), классная заполнит потом список и готово! Долго и муторно, конечно, полдня убьёшь, а то и больше, зато спокойно, никто не орёт на тебя и не тычет тебе в лицо твою профнепригодность. Эх, жизнь… Отмывая тарелку от овсянки, Ольга Петровна приняла решение, что в случае чего убьёт полдня на перешив журнала.
Мерное колыхание мыслей о том, что надо купить молока и творога после школы, о Чехове, о сбитых набойках, о классном часе, о результатах анализов прервал звонок телефона – на экране высветилось «завуч».
- Здравствуйте, Светлана Викторовна, - бодро отсалютовала Ольга Петровна, опередив начальство.
- Ага, здравствуйте, Ольга Петровна. Зайдите сегодня ко мне, как придёте в школу.
- Что-то случилось?
- Есть вопрос по журналу.
И положила трубку. Сердце Ольги Петровны предательски выдало экстрасистолу. Всё-таки Цыплаков. Вот же… Учишь, учишь такую бестолочь, а он возьмёт и ещё подгадит.
Всю дорогу от дома до школы, трясясь в трамвае, Ольга Петровна дедуктировала о том, что же всё-таки она напортачила в журнале. То, что не грамоту за его ведение ей завуч сегодня будет давать, в этом она не сомневалась. Если не Цыплаков, то что? Может, даты перепутала? Это классика жанра. Могла. Домашнее задание не везде записано? Не исключено. Малая накопляемость оценок? Ещё как! Попробуй всех опроси за два урока в неделю. Может точки где-то оставила? Или двойки не везде закрыла?
Пребывая в этой глубокомысленной рефлексии, которой мог бы позавидовать сам принц датский, Ольга Петровна добралась до школы и первым делом рванула в учительскую, но журнала в ячейке, конечно же, не нашла. У себя держит! Мюллер! А вас, Штирлиц, я попрошу остаться… Проходя мимо зеркала, успела окинуть себя взглядом – ещё ничего, даже бодрячком. А всё-таки жаль, что пенсия не завтра: плюнула бы им в лицо и ушла! Скорее бы. Хотя какое скорее? Либо пенсионный возраст поднимут, либо вынесут сразу вперёд ногами, мимо заветного заслуженного отдыха. Надо мной, чтоб, вечно зеленея, тёмный дуб склонялся шумел… Не успела – звонок. Со всех сторон посыпалось, побежало, замельтешило. Раздавая на обе стороны «здравствуйте» и «добрый день», Ольга Петровна, сбавив темп и аккуратно и, в общем-то, бесполезно защищаясь ладошками от молодой поросли, стала пробираться к кабинету завуча.
Там её ожидал ещё один сюрприз. Коллеги! Непонятно по какому поводу, но кучно толпящиеся у кабинета завуча. Чтобы подбодрить себя и вклиниться в спонтанно возникший педсовет, Ольга Петровна отпустила бородатую шуточку:
- Что дают, девчонки? И почём?
В ответ прокатился лёгкий хохоток, потому что всегда и везде, даже в среде как бы интеллигенции, найдутся любители бородатого юмора.
- Что дают, тебе не унести!
- Держи карман шире!
- Премию!
- Верёвку и мыло!
Посыпались совершенно достойные вопросу и заученные годами профессиональные и давно уже не смешные реплики.
Повинуясь этикету коридорной беседы, Ольга Петровна дежурно похихикала в ответ:
- А всё-таки чего стоим?
- Да СВ сегодня решила отлюбить всех и вся. На журналы не 30-ого, а сегодня накинулась. И вот, пожалуйста!
- Да проверка, говорят, завтра будет. А то к чему всех гоношить?
- Олечка, а ты занимай очередь-то. У нас тут всё по плану, всё по ФГОСАМ! – юморнула Вероника Евгеньевна, учитель математики и любительница полупрозрачных кофточек леопардовой расцветки.
Эта удивительная, неискоренимая, видимо, генетически обусловленная тяга выстраиваться в очередь по любому поводу и где бы то ни было всегда поражала Ольгу Петровну в коллегах. Впрочем, не только в коллегах. Эта пролетарская привычка сохранилась и каким-то образом у учеников – поколения, которое родилось уже в постперестроечный период.
- Ольга Петровна, за мной будете, - отозвалась уже упомянутая Софья Михайловна, хранительница заветных журнальных листков всех расцветок, обеспечивших ей репутацию надёжного друга, большого профессионала и даже вольнодумца от образования.
Стоять за Софьей Михайловной было, бесспорно, почётно, но физически просто невыносимо, потому как верность синтетической кофточке, которая была писком моды где-то в 92-ом, делала пребывание за её спиной адской пыткой, о которой не знал даже Данте.
- Хорошо, Софья Михайловна, буду за вами, - по рабской или христианской покорности промямлила Ольга Петровна. Мол, Бог терпел и нам велел.
Между тем, очередь жила своей обычной во все времена неизменной жизнью: сплетни, нездоровье, в думе одни сволочи сидят, опять полкласса не готовы, а Камышов четыре двойки получил и не чешется, а летом куда отдыхать поедете, в Турцию? а мы в Крым, за отчёты ещё не садилась, в сетевой выставили? бла-бла-бла, шу-шу-шу, а-быр-валг…
Отключив по привычке слух, Ольга Петровна продолжила перебирать возможные причины вызова. Если не Цыплаков, то что?.. Может, номера личных дел не указала в конце журнала? Да это бы всплыло ещё в начале года. Может, по пропускам что-то не сходится? Попробуй там всё сведи! А может, опять до пасты докопалась. Какой идиот придумал, что страницы в журнале должны быть заполнены пастой одного цвета. Какой в этом смысл? Кого травмирует переход от голубого до тёмно-синего цветов? За колористическое своеволие Ольга Петровна уже не раз получала выговор. Может, и на этот раз оно. Ну, что ж… Значит, нужно будет сделать грустно-отрешённое лицо и послушать ахинею про нарушение исполнительской дисциплины. Софья Михайловна! Почему же век просвещения прошёл мимо вашей ванной?!
Выдохнув и стараясь больше не вдыхать, Ольга Петровна прикрыла глаза. Через секунд тридцать перед внутренним взором опять проплыла морда наглого кота. Почему покоя и спасения нет даже в себе?
Очередь вдруг неожиданно продвинулась, потому что две классные - 6 В и 6 Г - вынуждены были убежать разнимать свою мелочь в еженедельном ритуальном кулачном бою. Софья Михайловна скрылась за дверью, освобождая педагогическое сообщество от своей одорической экспансии. Оставалась пара минут, чтобы собраться перед «поркой». Тут главное, включить защитный барьер на нужную мощность. Не переборщить тоже важно. Всё-таки начальство должно душу отвести, почувствовать, что и оно поработало.
- Ну, коллеги, я перешиваться пошла… - протянула Софья Михайловна, выплывая из-за урочной двери. – Ведь всегда найдёт, к чему прикопаться. А кто без греха?! Пора в подвале открывать швейную мастерскую – будут нам и юбки, и журналы подшивать. А то мотайся через весь город!
Только Ольга Петровна потянула на себя дверь, как прозвенел звонок. Ура! Спасена! Хотя бы на сорок минут. Но Чехов сегодня как-то не задался… Точнее «Смерть чиновника» на этот раз как-то особо болезненно кольнула линялое и штопаное чувство собственного достоинства. Но укол одновременно и утешил – всё-таки оно ещё есть.
- Давайте подумаем над значением говорящей фамилии в рассказе. Почему Чехов даёт герою фамилию Червяков? – добралась Ольга Петровна до одного из любимых вопросов.
- Это надо спросить у Бабочкиной! – выкрикнул с галёрки треклятый Цыплаков. – Она в прошлой жизни точно была Червяковой!
По классу прокатилось несмелое гы-гы.
- Идиот! – отозвалась носительница поэтичной фамилии. – Это ты червяков жрёшь! Тебе виднее!
- Красава! – прилетела одобрительная оценка в адрес находчивой Бабочкиной от Лисицына.
- Успокоились! Лисицын, тебя тоже касается!
- Пищевая цепь замкнулась! – не унимался Лисицын, очевидно, переживая триумф своего остроумия, возможно, первый и последний в его жизни.
- Ольга Петровна, я считаю, что Червякова очень жалко, - ответила не совсем как всегда к месту хорошистка Ласточкина, стремящаяся изо всех сил стать отличницей.
- Да, Настя, жалко, конечно. Но он одновременно жалок. Понимаешь разницу?
Голубые глаза в ответ лучились и круглились, но не выражали понимания. Чтобы хоть как-то утолить свой педагогический голод, Ольга Петровна перевела взгляд за третью парту второго ряда. Там располагалась та пара карих вдумчивых глаз, которая всегда усмиряла её неудовлетворённость в работе. Если эта пара глаз светится, значит, урок удался. И этого достаточно, чтобы без стыда дожить до пенсии. Звонок прервал рефлексию Ольги Петровны. Сколько лет работаю, а не могу привыкнуть! Как стадо по звонку ходим!
Пришлось вернуться к кабинету завуча, у которого очередь всё-таки рассосалась. Ну, с Богом!
- Ольга Петровна, присаживайтесь. Давайте посмотрим журнал 8 Б, - с очень серьёзным видом проговорила завуч, открывая страницу с литературой.
«Ну, Слава Богу! Не Цыплаков, - мысленно вознесла хвалу всевышнему Ольга Петровна, - не то открыла бы русский. – Пронесло!»
- Вот посмотрите, как у вас записана тема в журнале, Ольга Петровна, и в КТП. Видите разницу?
Придвигая журнал к себе поближе, Ольга Петровна пыталась вникнуть, в чём подвох. То, что запись темы в журнале должна буква в букву совпадать с формулировкой в календарно-тематическом планировании, она, конечно, знала, как Отче наш. Невыполнение программы, по мнению администрации, есть самое грубое должностное преступление! Даже если весь 8 Б сиганёт из окна, это не будет расценено администрацией как катастрофа, равная невыполнению программы по ФГОСам.
- Да кажется, всё как в КТП, Светлана Викторовна, - в неуверенностью пролепетала Ольга Петровна.
- Всё, да не всё, - с видом человека, постигшего все тайны мироздания, проговорила в ответ завуч. – Вот у вас идёт тема 12 февраля «Образ Пугачёва в романе А.С. Пушкина «Капитанская дочка»», а в журнале как записано?
Подобного рода вопрос не мог не взбесить, но пришлось ответить:
- Так и записано.
- Так, да не так, - продолжала свою глубокомысленную песню завуч. У вас, Ольга Петровна, написано «Образ Пугачёва в романе «Капитанская дочка»».
- А это не то же самое? – сейчас точно засмеюсь ей в лицо, подумалось окончательно теряющей терпение Ольге Петровне.
- Самое, да не самое, - крутила дальше свою шарманку завуч, видимо, в предвкушении своего торжества, не замечая, что несёт сущую околесицу. – А где А.С. Пушкина? Фамилии-то нет!
- А вы полагаете, что «Капитанскую дочку» мог написать кто-то другой? Или авторство со вторника до пятницы оспорил Лермонтов?
- Вы не ёрничайте, пожалуйста, Ольга Петровна! Это непрофессионально! – начинала закипать завуч, бегая глазами по журналу и ощупывая его в разных местах. – Это всё-таки документ! Ваш главный документ как для профессионала! А если завтра проверка? Что тогда?
- А что? Вы, Светлана Викторовна, полагаете, что проверяющий не в курсе, кто написал «Капитанскую дочку»?
Оторопев от наглости учителя, завуч окончательно взбеленилась:
- Он не обязан этого знать! Он, может быть, по образованию биолог! Это для вас очевидно, что Пушкин написал, а для проверяющего, может быть, не очевидно.
Окончательно похрабрев от безумия этого диалога, Ольга Петровна устало проговорила:
- А может быть, ему тогда не стоило проверяющим становиться?..
В кабинете повисла пауза, которой могли бы позавидовать и Станиславкий, и Немирович-Данченко оба. А главное, Антон Павлович, вот кто бы пришёл в полный восторг и похлопал бы старину Пушкина по плечу, если бы им суждено было встретиться в пространстве и времени, где у обоих были бы плечи. Однако бессмертных классиков ждало разочарование. Эту божественную паузу всё-таки нарушил пошлый ор глупой бабы, которая так нелепо сама себя загнала в угол:
- Вы не умничайте тут, Ольга Петровна! Ваша задача выполнять должностные инструкции! Исполнительскую дисциплину ещё никто не отменял! Я поставлю этот вопрос на совещании при директоре!
- С радостью поприсутствую на этом совещании.
Как в самой удачной постановке, после этой торжествующей фразы прозвенел звонок. Да здравствует звонок! Слава петуху!
Последующие уроки принесли Ольге Петровне большее удовлетворение. Так что загорались не только глубокомысленные карие, но и неглубокие голубые глаза.
Вечером, трясясь в разбитом трамвайчике, Ольга Петровна с приятной усталостью прокручивала в памяти прошедший день. Всё-таки не такой уж плохой он получился. Даже наоборот. Только вот к чему коты снились? Неожиданная трактовка вдруг заставила её рассмеяться в голос. А это ведь привет от Александра Сергеевича был! И днём, и ночью кот учёный всё ходит по цепи кругом! Вот и посмеялись мы с вами сегодня над как бы учёными людьми. А может быть, от Михаила Афанасьевича котик заходил? Тот тоже любил посмеяться над бумажными людьми. Ещё тот нахал был!
Инновация
В квартире Целовальникова Ратибора Васильевича по адресу 1-ая Цветочаня 3 в 21 час 15 минут раздался телефонный звонок.
- Целовальников слушает!
На советскую манеру старых партработников Целовальников любил произносить свою фамилию, когда брал трубку. Звучание фамилии ему казалась сочным, цветистым, даже издающим какой-то приличный дорогой запах. Другие варианты интерпретации Целовальников не учитывал: или не знал, или не хотел учитывать.
- Слушай, Василич, - затарахтел голос Пеструхова, коллеги по отделу техсредств и ИКТ при МИНОБРНАУКи. – Похоже, нам всё-таки свезло. Мне сейчас звонил Петров-Водкин, ну, знаешь, зам заведующего по инновациям. Нам точно выделять грант на 250 лямов!!! Мы с бэйбой уже забронировали билеты в Доминикану. 5 звёзд. Тусим! Кстати, Семёныч скинул в вибер - к утру проект должен быть готов. Ну, давай! Твоей - привет!
Абонент отключился, и Целовальников рванул на кухню:
- Сонька, есс! Мы покупаем Вовке квартиру!
Жена подняла по новой моде выщипанную бровь и спросила:
- С каких шишей? С твоей зарплаты в 500 тысяч?
- Звонил Пеструхов, нам дают грант!!! 250 лямов!!!
- И что? Это же на пятерых! Да ещё Семёныч ваш отстергнёт себе пожирнее.
- Ну, по 30-ти поди на рыло выйдет… - начал потухать Целовальников.
- Это, по-твоему, деньги для нормального жилья? Я тебе уже говорила: на твои копейки мы в Москве нормальную квартиру сыну не купим!
- Ну, подкопим, Сонь, ты не переживай. Он же в 6-класс только перешёл.
- А об образовании ты его подумал?! Англия, Ратя! Только Англия! Чего нашему сыну может дать ваше образование?! Вы же сейчас придумаете какую-нибудь новую хрень… извини, реформу, и добьёте лежачего! Слава Богу, Вовочка пошёл умом в меня, есть шанс, что в Англии из него сделают настоящего русского интеллигента!
Последние слова Сонька произнесла несколько неуверенно и как-то по-заученному, как будто цитировала по памяти очередной статус в контакте.
Гнев жены всегда погружал Целовальникова в глубокое, насколько это было возможно для его ума, раздумье. Но мучительная мысль о том, что он полное ничтожество, которое не способно обеспечить достойную жизнь своей семье, в этот раз отошла на второй план, уступив место другой, не менее мучительной мысли – что же завтра он представит на летучке Семёнычу? Тот же Пеструхов, зараза, прежде чем ему позвонить, наверняка накидал уже в вибер начальнику с десяток идей. Бредовых, конечно. Зато креативных, перспективных, инновационных, своевременных! Какие и нужны в отделе инноваций.
- Вот ты, Сонечка, кричишь, а мне, между прочим, ни одна мысль в голову не лезет! Что я завтра Семёнычу скажу? Какой проект я ему могу родить за ночь?!
- Господи, да придумай очередное ЕГЭ, ОГЭ, ГИА, ГВЭ! Какие буквы алфавита у вас остались ещё не использованными?
- Нет, ЕГЭ - это оккупированная тема, там такое бабло крутится! Туда даже нашему Семёнычу путь заказан.
- Ну, не знаю. Восемь физкультур в неделю вместо русского и литературу. Но только для провинции. Нашему Вовочке надо на языки налегать, а этому быдлу хватит и мускулов для счастья. В конце концов, армии нужны крепкие бойцы!
Всё это Сонька выпалила на этот раз в духе постов из одноклассников, забыв почему-то, что сама 12 лет назад приехала в нерезиновую из-под Челябинска.
- Восемь физкультур уже пробивает отдел ЗДРАВМИНОБРа.
- Тогда электронные учебники! Сколько ребёнок может таскать на своей хрупкой спине эту тяжесть в ранце!
- Ты представляешь, какие это деньги! На каждую парту в стране поставить по ноутбуку! А то и по два! Это так все наши гранты медным тазом на 10 лет накроются! А по поводу Вовочки я тебе сто раз говорил, пусть няня носит. За что мы ей деньги платим?!
- Ну, ладно не кипятись, разошёлся. А с Марь Иванной сам поговори, я, как начинаю ей делать замечания, так только и слышу: «Деточка, когда я уже взращивала буйную поросль поколения оттепели, ваши родители ковыряли в носу пальцем и, возможно, не только в носу». Хочется в ответ завернуть трёхэтажным, но что-то останавливает. Отцовские гены, наверное. Очень уж уважал он старуху. А что там с квадратными кабинетами? Ты говорил, Чепуховин их проталкивает. Предложи в них углы закруглить. Это по фен-шую правильно.
- Ну, какой фен-шуй, Соня?! С Китаем мы, конечно, дружим, но сейчас волна патриотизма. Вот если бы у славян что-то такое было. Или в РПЦ. Тогда другое дело.
- Тогда сам предлагай! Только критикуешь!
Целовальников снова погрузился в глубокое, но, как мы помним, в общем-то, не очень, с точки зрения человечества, раздумье. Просидев так минут пятнадцать под тихое шуршание электропилки «Sholl», которой супруга полировала свои пятки, Целовальников вдруг подскочил и забегал от угла, где стояла китайская ваза колоссальных размеров, до стены, где висела подделка Пикассо.
- А что если чипы! Нано-чипы! Это же в духе ИКТ! Это же инновация!
- Что чипы? Куда чипы?
- Ученикам! Чипы! Под кожу! Вместо пропусков! Всё равно. Они их дома. Постоянно… забывают…
По мере выкрикивания этой гениальной инновации азарт Целовальникова покидал его. Сонька вытаращила на него глаза, потом закатила их и с выдохом произнесла:
- Всё-таки батя, царство ему небесное, партийная косточка, был прав. Ты непроходимый идиот. Если бы знал он, что ты такое удумаешь, никогда бы тебя в министерство не засунул.
Жена умела так профессионально дать под дых, что порой Целовальников приходил в себя только после недельного запоя. Однако на этот раз внутренний порыв пойти и нажраться вискарём гению от образования пришлось подавить. То, как мог его опустить завтра Семёныч, невозможно было сравнить даже в сонькиным резюме.
Прошло ещё около получаса в тишине, которую нарушало на этот раз только кликанье мыши под рукой Вовки и неожиданные возгласы любителей «Доты». Подобрав остатки мнимого достоинства и вдохнув поглубже, Целовальников еле слышно обратился к жене, но, глядя на балкон, как будто к вечности:
- Может, тогда тату.
Жена подняла на него уже загоревшиеся гневом глаза, но вдруг остановилась.
- В смысле тату?.. – протянула она, немного остывая. – Опять что ли про пропуска свои?
Заметив, некоторую благосклонность жены, которая была неравнодушна к этому виду нательной живописи, Целовальников робко продолжал:
- Да нет, не пропуска… Что-то типа отметок... Четвертных… - по ходу нёс ахинею генератор инновационных идей. - Любят же учителя орать: «На лбу себе напиши, чтобы не забыть в следующий раз!» Вот то-то они рады будут! Двоечникам на лбу двойки ставить! Но временные только татухи, - вдруг опомнился Целовальников. - Через неделю она сойдёт, и можно новую набивать! Вот это я понимаю, стимул к учёбе! И учителя сыты, и бараны помечены! – улыбнулся собственному каламбуру Целовальников, окончательно воспрянув.
Сонька пристально смотрела на мужа, как будто мысленно решая, наорать на него, обозвав в очередной раз идиотом, или похвалить его идею, потому как новая татуировка около пупка всё ещё слегка почёсывалась и напоминала о своей красоте. Не придя ни к какому решению, она опустила глаза, поднялась из кресла и молча пошла по направлению в спальню. Уже на пороге она бросила горе-новатору:
- Бабочка на пояснице – это красиво, а отметки твои…
Спустя ещё полчаса квартира Целовальниковых погрузилась в покойное царство Морфея. Все – жена Целовальникова, сын Целовальникова, кот Целовальникова – все погрузились в безмятежный сон, о котором писал Николай Васильевич в своей бессмертной поэме. ( и которым спят только счастливцы, не ведающие ни геморроя, ни блох, ни слишком сильных умственных способностей)
Не спал в царстве Морфея один Целовальников. В голове у него крутились только цифра возможного гранта да ругань жены, и они и не давали сосредоточиться на главном. На ум вдруг пришёл Чичиков, единственный герой из школьной программы, который восхитил его когда-то в старших классах. Вот дал же Бог фантазии и изворотливости ума придумать такое! У него бы не заржавело сейчас набросать пару-тройку инновационных идей, которые потрясли бы Семёныча. А я… - горько думал Целовальников. – Права Сонька, идиот. Идиотом родился, идиотом и…
- Нет! – заорал Целовальников, так что его голос прогремел в мёртвой квартире. – Нет, нет, нет! Весь я не умру! Не дождётесь! Я вам ещё покажу! Я докажу! Сонька! Вставай! Слушай! – начал трясти, словно обезумевший, без пяти минут нобелевский лауреат от образования.
- Я придумал! Я изобрёл! Я гений! Это же очень просто. Слушай, Сонька.
Жена вымученно разлепила глаза:
- Ну?
- Баранки гну! Я гений, говорю. Это же гениально! Всё очень просто. Нашим очень понравится. Потому что малозатратно и с заботой о здоровье школьников.
- Да не тяни уже. Я спать хочу.
Целовальников взял трагическую паузу:
- Надо внедрить в школу зелёные авторучки! Не синие, понимаешь. А зе-лё-ны-е. Нам это будет стоить копейки – отправим для начала по коробке на школу, а дальше пусть сами. Тут главное, надо успеть влиться в этот бизнес по производству зелёной пасты в авторучках. А то знаю я этих Пеструховых! Я придумывай гениальные идеи, а он деньги лопатой потом греби. А ещё это для зрения полезно, зелёный цвет расслабляет, психологи нас поддержат! Пару статеек об этом надо будет протолкнуть в «Первое сентября». А ещё, ещё… надо будет добавить запах хвои. Патриотично получится. А у нас воспитание патриотизма - это главная прерогатива современного образования, - почти дословно процитировал Целовальников слова Семёныча на последней летучке и расплылся в улыбки удовольствия от собственного триумфа.
Жена ещё пару минут слушала этот словесный поток, потом закрыла глаза, перевернулась на другой бок и ушла туда, где не было ни Целовальникова, ни МИНОБРНАУКи, ни реформ, ни санкций, ни даже её драгоценного Вовки.
А тот, чью фамилию по глупости влюблённой дурочки её когда-то угораздило взять, ещё ходил и ходил по квартире от угла до стены и проговаривал вслух все весомейшие аргументы, которые ему предстояло завтра озвучить перед лицом высокого своего начальства. И уже под утро, измученный и окрыленный, он, всё ещё бормоча себе что-то под нос, заснул и увидел такой сон. Будто идёт он по берёзовой роще, а кругом красота! Зелень! Как у бабушки, в детстве, в деревне! И пахнет, пахнет. Только почему-то хвоей. А хвоей пахнет, потому что из-за берёзы торчит нос. И не просто нос, а огромный такой. Как у Гоголя. Да это и есть нос Гоголя. Вот он выходит из-за берёзы и предстаёт в полный рост своей красоты и величия! Великий гоголевский нос! А за ним появляется и сам Николай Васильевич во всей своей красе – в той самой шинели, манишке, лаковых штиблетах. Вот только на голове у него почему-то арбуз. Но это ничего, - думает спящий. – Это ему даже к лицу. И вот Гоголь подходит к Целовальникову, достаёт из-под мышки трёхтомник, открывает одну из книг, кажется, за номером один, на странице четырнадцатой и начинает тыкать Целовальникова в эту страницу. Целовальников поначалу сопротивляется, брыкается, но понимает, что сила классика неимоверна и противостоять ей он не может. А тот всё тычет и тычет, а по лицу его течёт слеза, которая напоминает берёзовый сок, струящийся по нежной коре русских деревьев ранней весной.
Комментарии читателей: