воды твоей реки
1.
воды твоей реки темны, глубоки.
на берегах – чертополох, синеголов,
рви, но смотри, не порань руки -
будет венок тернов.
воды твоей реки шелестят: плыви
щукой ли стерлядью, нельмой плыви, плотвой
мимо ветловых склонённых вый,
время тебе – водой.
2.
время моё/твоё – золотой песок
на синеполоховых берегах реки.
слышишь, как мой колышется голосок?
ты на него теки.
там, где Иртыш вбирает песок губой –
сладок укус шипа, здесь, не заметим как,
прошлых обид засушенный ветробой
прочь унесёт река.
3.
где шепелявый ветер, найдя причал,
выдохнет, сплюнет чертополох,
брызги легонько смахнёт с плеча
русоголовый бог.
время волной прибьётся к босым ногам,
время мое/твоё - золотой песок.
дай на двоих в своем царстве нам
синеполошный сон.
время глухих снегов
время глухих снегов, зыбучих ночей
зря воробей-беспризорник пытает чья ты
ты чей
мимо плывут человеки плотва плотвой
носят по силе боль и по слуху вой
под чешуёй холодны случайны
зреет на черной ветке
кромешный день
плачет по-детски
взбалмошный воробей
че́ййа чейчей
чейчеййа́
падает
тонет тихо созревший плод
только плывет куда-то
сумрачный город-плот
где поджимая лапки
под крышей глухой зимы
птаха канючит: чьи́ мы,
чьи мы́ чьи мы́
юдищное
дня за пазуху припрятав цветик аленький,
ходит вечер по округе в белых валенках –
пляшут снежные бесята
в глазах его мальвовых.
ступает мягко,
но с каждым шагом
заползает десятая…
сотая мышь сомнения в твоё сердце.
а вечер поёт, протяжно, метельно:
нааастенькааа, гдеее же тыыы,
гдеее тыыы?
идиии зимовааать со мнооой…
оправдываешься: нет, нет,
не настенька я – зина, валюша,
или ещё кто,
может быть поля...
да юдищу, в общем-то, всё равно.
и сто двадцать шестая мышь /жаба, змея ли/
тебя изнутри душит,
сердечные обитатели когтями колют,
вьются,
раздвоенными языками жалят.
падаешь в бездну,
опустошённый, чумной,
безвольный.
стонешь: маттушкка, баттюшкка...
открываешь глаза – в квадратах оконных блюдец
остывает парное молоко субботнего утра.
в чашке дымится духмяный травяной отвар –
муж добавил в него мёд.
подносишь к губам, вдыхая аромат,
думаешь: любит…
пить минуты мелкими глоточками,
и то, что с вечера в тебе бесновалось, болело –
заживёт.
Рождественское
когда январь в объятиях закружит
тебя и небо, снег и фонари,
до оголтелой тишины – снаружи,
до белизны клокочущей – внутри,
качнётся шар и всё перевернётся:
вода и свет, дома и облака.
звезда родится в глубине колодца,
слетит чуть слышно слово с языка.
синицам вдоволь нынче белых крошек,
блаженный мир нечёсан и небрит.
а ты стоишь на небе, огорошен,
с новорождённой звёздочкой внутри.
акулина
белолицая, чернобровая акулина
приходила,
песню снежную заводила.
небо в рясе едва чадило луны кадилом.
беспородная сука жалобно в лад скулила.
"баю-баюшки, бедки-детки, подрастайте,
подрастёте - время сонное наверстаем".
синеокая, хладносердая акулина
оплела дома словесною паутиной,
где иртыш, молодецки сопя,
выгнул спину.
март придёт, заорёт,
встанет клином.
а сейчас баючит вихрями акулина.
небу недосуг свысока увидеть
над церквушкой крест,
колкий, спелый иней
на посёлке.
сон здесь лубочный, длинный.
здесь Москва и не снится -
тыщи вёрст до столицы.
вдоль ослепшего окна
бродит улица бледна.
где-то в да́ли-далеко
эхо сплёвывает кровь.
"...боже святый, нам не дай..." -
зги господней не видать.
запевает псина,
воет акулина.
Комментарии читателей: