Поэма
«Времена не выбирают,
В них живут и умирают…»
(А.Кушнер)
1.
Неспешно вороша золу и угольки воспоминаний,
в одиночестве, рдеющем грустью,
греюсь над старым своим путевым дневником.
2.
Качается море в бухте, а бухта солью пропахла, а в бухте белеет яхта и дремлет моряк на вахте. А солнышко плавит волны, а ветер пророчит волю, и дремлют свирепые войны, и воины пашут поле.
Веснушки твои золотые, кудряшки волос витые, и дни невесомо-простые еще никому не постыли. Еще не сломали счастье, еще далеко до ненастья, землю не рвут на части, непрошенные напасти…
Монетка на дне сверкает - счастье вернуть обещает, на вахте моряк зевает, он старый, он точно знает: дороги назад не бывает…
***
Дети спят.
Плачет дождь за окном интерната.
Это Бог осознал до конца
Беспредельность своей ледяной высоты
И бесплодность попыток создать Человека…
3.
***
Поздняя ночь. Фонари. Улица в тысяча девятьсот семьдесят энном году. Кошка черная, такая умница, сидит, ждет, пока я пройду. А мир сегодня доступен и гулок – сначала прямо, потом свернуть, и через замерший переулок выйдешь прямо на Млечный путь! Не хожен – не езжен путь серебристый, этакий заповедник дальних дорог. Что ж не пошел я дорогой неблизкой, а взял да свернул на знакомый порог?
Ночь на исходе. Дремлет улица. Дорожка от двери тепла и светла. Кошка черная презрительно жмурится, смотрит мне в спину – все поняла!
***
Раскрытая книга, сухой стебелек, царапиной ветхой листа поперек, кем-то забытый, лежит, бежит вдоль строчки желтоватой полоской - плоский, сдавленный сотнями слов поэта Вознесенского…
Вознесёмся-ка в памяти высь, что там было?..
Был луг. Плыл июнь среди света и рос. Рос стебелек, лучи и воды небесные впитывал. Как хорошо под небом, хлебом пахнет с края поля… Воля, ветер, словно молодой и глупый сеттер, свитер рядом мягко упал и тень, и книжка про дикарей, или это был Хемингуэй?
И двое и их глаза… О чем они – забытые голоса? Дождя полоса смыла двоих из другого мира. Смирно стоял ты, цветок-стебелек, и тебе невдомек – зачем тебя надломили и – в книгу, в листочки… Точка.
Может быть, тебе не хотелось с луга, и была у тебя подруга, и от беззвучного крика округа вздрогнула, и капля упала с солнечного круга росой, босой кто-то брел, уходил по траве, и был закат, а вечер был быстр и покат…
И сотни слов поэта тебе не влага. Жажда. И не проявишь ни любви, ни отваги, каждый может тебя в порошок.
И тебе не понять, стебелек, шероховатости строк, и рифм не понять. Тебе невдомек – было ли солнце, и был ли луг или сон на исходе луны напугал тебя зря…
Заря за окном и за окном снег…
Где он? Сорвавший тебя человек!
***
В бараке шум, в бараке гам, сосед горланит пьяный, блестят бутылки по углам, а на столах стаканы. Сегодня праздник, говорят, какого-то святого; какой религиозный мат! Не слышал я такого… А на душе моей туман, день краток, жизнь не вечна, и за окном сипит зима: «Жизнь так бесчеловечна!» А я пишу стихи под гам про светлый лес июньский, сквозняк и холодно ногам, и свет от лампы тусклый. А в коридоре дым столбом и чей-то бас раскатный, и кто-то бьется в стенку лбом – небритый и лохматый.
Барак мне так осточертел - всё бестолочь и скука! И знать тогда я не хотел, что это все – наука! Наука жить в любом аду, и с ангелом, и с гнидой, наука, что не пропаду, приняв свою планиду. Что там, за стенкою народ, который есть – Россия, а пьяный-драный мой сосед по-своему – мессия. Он возвещает, что придет расплата за веселье, и что Россию завтра ждет Вселенское Похмелье…
***
Какое гордое ты имя выбирал для будущего судна своего – судьбы своей фрегата…
«Паллада», «Бигль», «Арго», «Надежда», «Фрам», «Эдвенчер»…
И вот оно причалило – под госпитальной койкой.
Давай же фантазируй, идиот!
***
Тихо время в палату втекает неслышно-неспешно сладкой елью, сосной и горчинкой полыни.
Пропитавшись судьбой, утекает, печально решив: для кого земляника цветет, наливается радостным соком, а кому ни грибов не дождаться, ни астр дождевых…
***
На жизнь обижен ты, несчастное созданье?
А жизнь вот на тебя не дуется ничуть.
***
Жизнь так сложна! А мысли всё простые, всё одно:
Купить авто, поехать летом к морю, любить и пить вино…
4.
***
Коктебельский ветер сонный, Киммерийский берег томный, сизый склон – венерин волос, с пляжа светлый женский голос, мы любовь свою не прячем, на плече твоем горячем капля моря. В капле – небыль, в капле - солнце, в капле - небо. Мы друг друга так желали, что друг друга не жалели, очи крепче запирали и – летели…
Словно в раковине легкой – шум прибоя, сердце бьется, как придется – с перебоем, и под этот коктебельский рокот нежный мы с тобой не вспоминали жизни прежней, только вот она о нас не позабыла. Я любил. И ты любила. Было… Было…
Где ты? Как ты? Тает в дымке берег древний, замелькали по обочинам деревни…
Киммерийский ветер пряный, Коктебельский берег пьяный, как дышалось сладко-вольно,
Мне уже почти не больно…
Сонный вечер за окошком – снег и вьюга, где-то лето, дни и ночи сбились с круга, лишь звучит из запределья женский голос, да над вазой сизый дым – венерин волос…
***
Отболело, отгорчило, затянулось коркой льда, все, что было, все постыло, между нами вдруг застыло это слово ледяное «никогда». Словно пропасть это слово – так наивно и так ново, словно трещина в судьбе.
Все по-прежнему на свете – тот же свет и тот же ветер, те же блики на стене и на воде. Можно дальше жить с разбега, сгоряча, веселиться водку пить и слезы лить, палачом мечём судьбу свою - сплеча.
Между мною и тобою коркой льда это слово неживое «никогда», как банально и как просто, но так больно и так остро – не спасают ни года, ни города, ни удачи, ни паденья, ни вино.
Что там будет? Что ни будет – все равно. Все равно я как в тумане, как в бреду, по неверному, по тонкому по льду, не гадая, пропаду - не пропаду, все на голос твой из прошлого бреду…
***
А вторая любовь – не любовь? Ведь не первая, вроде, так же? Вопросительно вздернута бровь, да и битое сердце на страже.
Что вторая любовь? Эхо первой? Или глупость, проникшая в кровь, маета меланхолии нервной от надежды проснувшейся вновь?
А вторая любовь – первой хуже? Что-то ноет в груди - на беду. Затяну свои чувства потуже и по бабам скитаться пойду…
***
Мы с тобой случайно повстречались на чужом пиру в дыму веселья. В клубах дыма парочки качались, позабыв о завтрашнем похмелье… В сизых клубах, в нежных стонах скрипки, что кружила парочки по кругу, проплывая мимо, без улыбки, холодно кивнули мы друг другу.
Мы с тобой случайно повстречались, мы чужие, мы из разных серий, мы ведь не женились, не венчались, разошлись, друг другу не поверив.
Не поверив случаю, знаменью, не поверив сердцу почему-то, но поверив ночи и затменью,
Разбежались ранним зимним утром…
И твое лицо холодной маской через сигаретный дым светилось зыбко, и звало к себе, и как-то властно в сердце гулко стукнулось - «Ошибка!»
***
Куба мирно дремала, душной шалью ночи укрыв берега, когда буря подкралась и бросилась в драку на Плайя Хирон. Ветер с воем и свистом терзал облака, волны с ревом на скалы бросались, шипели и пеной плевались; рвались ветру вослед кроны пальм, и трава как поземка змеилась, прижатая бурей к земле. Бил по ставням рыбацкой хибарки песок, жестко сорванный с дюн. Лодки вжались в песок, черепахами прячась от злобного зверя.
Все кружилось, гремело, сверкало в озоновом вихре циклона; шторм циклопом свирепым крушил и топтал беззащитный прибрежный покой… Мы обнялись, и молча смотрели на пламя свечи, что металось ночным мотыльком, отражаясь в стекле. Мы друг в друге спасались от грома неведомой силы, что трясла и залив, и хибарку, и остров, и Землю…
…А потом все сорвалось в обвал тишины! Из неё нас, растерянно тонущих в глухоте, утром вызволил голос сверчка.
5.
***
О смерти и не думал ты бродяга, тебя за годом год житейская бодяга крутила и вертела как хотела.
И вот жизнь пролетела! Есть сношенное тело, и биография – ни то – ни сё…
И что?!
Вот, собственно, и всё!
***
Бриллианты росы на осенней дрожат паутине. Дунет ветер – их нет!
На какой паутине дрожит
под ветрами судьбы среди звёзд и планет
моя жизнь?
***
Скоро яблочный Спас. Тает август в туманах. Лето сладкое тает; предчувствием инея пахнут рассветы. Снова гуси потянутся в жаркие страны, оставляя здесь нас. Песни летние все безнадежно отпеты. Золотые шары в палисадниках осени ждут. Жгут костры кое-где, и дымы навевают печаль.
Скоро яблочный Спас. Уплывает тепло понемногу в ту даль, где зимы не бывает. Запах яблок в сенях скоро сменится духом грибным. Безвозвратно года утекают, как это желанное лето.
Поэта все меньше во мне и все больше бродяги. Все печальней любовь, дозревает на древе познания плод. И уже протянулась рука, чтобы мудрость сорвать и лишиться наивной надежды. Будут дни убывать и в прямом, и в космическом смысле. Будет ветер с листвой воевать. И дожди будут плакать о стекла…
Но постой, подожди горевать, впереди еще яблочный Спас…
***
Время не движется – не идёт, не течет, не летит… Не несет, словно ветер опавшие листья, прожитые дни. Время просто сгорает. Навечно. То ярко и быстро, то жарко, то тлея чуть видно, не грея ни душу, ни сердце; не радуя глаз… Просто сгорает, забывая про нас.
Так что ж остается в итоге?
Память - щепотка остывшего пепла…
Саров – Коктебель
Комментарии читателей: