Марина Мелькова «Высокие достижения»

Высокие достижения


Маша в сердцах швырнула сумку на диван. Собеседование прошло неудачно. Ей точно не перезвонят. А все эта противная тетка из отдела кадров с отросшими корнями, грязной головой и ярко-красной модной помадой. Амбиций ей, видите ли, недостаточно!

Понапроходят модных курсов о том, как надо проводить собеседования, и начинается: «Кем вы себя видите через 10 лет?» Как будто ответ оппонента что-то изменит. Ну, допустим, ответит он, что генеральным директором этой конторы. И что? Молодец! Есть желание работать! Да ничего подобного! У него есть желание сесть в директорское кресло и он, скорее всего, может пойти ради этого на многое. А про хорошо работать никто не говорил. И, кстати, не спрашивал.

Да и вообще человек в здравом уме понятия не имеет, кем он будет через десять лет. Да чего уж там, даже через год! Мотивация, установки — это все прекрасно, но скидку на обстоятельства непреодолимой силы тоже надо делать.

И этот извечный вопрос: «Кем вы хотите стать?» Так и хочется сказать: «Космонавтом». Маша до сих пор на разных тестах так и отвечает. А что еще можно сказать этим людям, которые считают, что ее, Машину жизнь, так легко спрогнозировать? Да и можно ли им, этим людям, ответить правду? Да и не помещается она в скудной сточке анкеты. Вот дали бы Маше пачку, она бы тогда написала все. Хотя один раз в университете она написала правду, чем вызвала бурю смеха со стороны однокурсников. Знала бы она, что то ее эссе преподаватель бережно хранит до сих пор. И если бы оно могло выпорхнуть из его кладовых, то вот что бы оно нам поведало.

«Кем я хочу стать.

С мамой Эдика я не была знакома лично. Но эта чудесная армянская женщина стала для меня олицетворением высшего кулинарного мастерства. Даже не так. Искусства дарить свое тепло и любовь.

Надо сказать, что Эдик был одноклассником моего младшего брата. Он был большим. Не толстым, нет. А именно большим. Квадратным. О своей поездке в Венецию он вообще не любил рассказывать. Ворчал, что понастроили узких проходов, приличный человек только боком и может протиснуться и то не везде.

Так вот этот Эдик как-то приехал к нам на дачу в гости. И привез целую сумку восхитительной домашней еды от своей мамы. Главное сокровище было на дне. В огромном глубоком противне был торт «Наполеон». Самодельный. Настоящий. С тающими во рту коржами, воздушным кремом и каким-то совершенно волшебным запахом. У нас в семье много готовят (брат-борец – тут хочешь-не хочешь готовить начнешь). И моя мама чудесно печет. Но этот «Наполеон» мы с ней трескали в ночи, забыв обо всем на свете. Папа с братом все-таки героически отбили у нас половину. Но это был лучший торт в моей жизни.

Если бы мечты вообще и мечты о любви в частности можно было испечь, то это точно был бы тот «Наполеон». Он вообще не имел ничего общего с реальной жизнью…

С тех пор у меня есть моя маленькая мечта. Она очень простая. Мне очень хочется, чтобы однажды, сидя где-нибудь на Венере или на Марсе, несколько человек смотрели в небо и грустили. А на столе стоял бы пустой поднос с крошками от пирога. Его доставили с Земли спецрейсом. Он был… Он был… Необыкновенный! И такой знакомый с детства вкус! В нем были намешаны детские радостные визги, смех, игры с папой, обливания водой из шланга летним знойным днем, клубника с грядки, хлюпание по осенним лужам и взятие снежной крепости. А еще в нем было много-много любви. И так жаль, что пирог был таким вкусным и так быстро закончился!

И если кто-то мне скажет, что запомниться пирогом – сомнительное достижение, то я вам отвечу: «Вы-таки никогда не пробовали «Наполеон» мамы Эдика!».

Прошло много лет. Но иногда так хочется, чтобы Эдик приехал к нам в гости еще раз. С тем самым маминым «Наполеоном».

И вот как сказать это на собеседовании? Да никак, конечно. Остается только печь… Для друзей, для родных, для знакомых и не очень. Чтобы однажды кто-то взгрустнул, глядя на крошки на тарелке, что торт был самым вкусным во вселенной и как жаль, что он закончился.


Добрососедские отношения


Жизнь была очень несправедлива к тете Нине. Особенно остро она ощущала это, приезжая на дачу. С соседкой с одной стороны тетя Нина не то чтобы приятельствовала, но была не прочь перекинуться парой слов — у обеих сыновья неудачно женились на ушлых и, естественно, беспринципных девахах, оба развелись и теперь сожительствовали с какими-то женщинами в возрасте, которые на дачу ездить отказывались, и сожителей своих не пускали, — в общем, целый плацдарм для обсуждений.

А вот со вторыми соседями тете Нине катастрофически не повезло. Хотя, правдивости ради надо заметить, что если бы тетининины шесть соток не граничили с полем, то неизвестно, кто бы жил с третьей стороны. Но эта семья, конечно, не давала покоя.

Начать стоит с того, что за 20 лет, что они тут жили, они мало того, что прикупили несколько соседних участков, превратив свой в подобие хлопковой плантации (по размеру, не по наполнению), так еще и постоянно копошились на этих угодьях. Построили двухэтажный каменный дом по собственному проекту (на их крышу долго ходили смотреть строители из соседнего товарищества, потому как второй такой по форме и сложности не было, пожалуй, и в ближайшей деревне); баню с верандой с огромными окнами в пол во всю стену; выкопали зачем-то пруд, в который запустили карпов; сделали парник, в котором выращивали арбузы, а не помидоры и огурцы, как все приличные садоводы, — в общем во всем всячески противопоставляли себя общественности.

Старая комсомолка, тетя Нина обязательно поставила бы их на карандаш и вынесла бы вопрос на общем собрании о проведении как минимум воспитательной беседы с этими врагами коммунистического строя, но комсомола уже давно не было, и тете Нине приходилось страдать молча.

Больше всего ее раздражало, что в жаркую погоду, когда все люди приезжали на выходные на дачу, чтобы отдохнуть и в свое удовольствие поработать на земле, эта семейка выходила с газонокосилками, тачками, лопатами и граблями. Они все время что-то копали, насыпали, обустраивали и косили. Им то и дело привозили то землю, то песок, то дрова. Начинали они рано утром, каким-то образом заканчивали свои дела к обеду, умудрялись отдыхать и вечерами шумно собираться на той самой стеклянной веранде всей большой семьей (скандалили они редко, пьяных драк и гулянок до ночи не практиковали, — в общем, люди совершенно без жизненного опыта. С такими и поговорить не о чем).

В прошлом году они еще зачем-то удумали и установили колонку и построили себе на участке водопровод. Непомерная трата времени и денег, по мнению тети Нины. Она все двадцать лет спокойно пользовалась душиком с бочкой на крыше и была категорически против всяких буржуйских излишеств на дачном участке. После этой стройки лета в знак протеста тетя Нина два месяца презрительно отворачивалась и не здоровалась со своими соседями.

В этом году тетя Нина приехала только в конце мая. И обомлела. Эти соседи начали делать к дому огромную пристройку. Работа начиналась в девять утра и шла весь день напролет до шести вечера. Дом, и без того огромный, стал приобретать невероятный масштаб. Мало того, что не утихал шум стройки, так еще и собака, которую эти же соседи подобрали прошлой зимой на местной помойке и выходили, своим лаем сигнализировала обо всех передвижениях строителей по участку. Но несчастья тети Нины на этом не закончились. Приехала еще и хозяйская дочь с годовалым ребенком, который неуклюже бегал по участку, играл с собакой и, самое ужасное, издавал тьму разных звуков.

Тетя Нина мечтала о тишине. Разве это так много? А тут стоило ей подойти к забору, чтобы как следует рассмотреть, что же там строят эти враги коммунистического строя, как из-за кустов выпрыгивала с жутким лаем собака. Неудивительно, что тетя Нина злилась, раздражалась (неизвестно, что больше ее злило — уровень шума на соседней плантации или масштаб необходимых полевых работ на собственном участке), у нее болела голова. Свое недовольство она выплескивала на своих сына и мужа, которые имели несчастье ее привезти на дачу и теперь батрачили хуже крепостных на заросших грядках под неусыпным и суровым контролем своего надзирателя. Если бы у тети Нины была плетка, она бы точно пустила ее в дело. И не один раз.

К вечеру ее терпение лопнуло. Она подошла к забору и как могла громко и грозно высказала все свои претензии соседям. В ответ вместо извинений и сокрушений по поводу доставленного ей беспокойства тетя Нина услышала спокойное: «Да, у нас стройка. Да, у нас шумно. Но мы шумим в дневное время и только в будние дни. Поэтому ваша претензия не обоснована». У тети Нины от такой наглости пропал дар речи. А где извинения? Где обещания свернуть весь этот ужас? Что за люди, в конце концов, что даже поругаться по-человечески не могут?!

Стройка шла своим чередом. Ребенок с радостными воплями носится по участку, с громким смехом падая в траву, собака по-прежнему лаяла, сигнализируя, что на участок вошли чужие, и не давая тете Нине подойти к забору. Тетя Нина ходила мрачнее тучи, а ее сын и муж, кажется, уже разрабатывали план свержения правящей верхушки в своей отдельно взятой семье. В знак протеста и презрения, правда, они во главе с тетей Ниной перестали здороваться с наглыми соседями и всячески выказывали им свое недовольство. А те вроде этого и не замечали. Или просто делали вид?

В довершение, на участках начались выходные. Приехали школьники, выпускники, — словом, все те, кто не любит спать по ночам. И на поле по ночам устраивались шумные посиделки, игрища и попойки с песнями, криками, драками и шумным выяснением отношений под самыми окнами дома тети Нины. Но ведь это молодежь. Что им скажешь? Все были такими. Так рассуждала бессонными ночами тетя Нина. А утром с новыми силами начинала свою одинокую борьбу с проклятыми капиталистами. И хотя стройка уже была завершена и дом зажил полной жизнью, тетя Нина упорно продолжала игнорировать соседей, не здороваясь с ними в местном магазине и вообще при встрече. А они почему-то в ответ всегда улыбались и здоровались, ребенок начинал хохотать, а собака лаять. Наверное, издевались. Одно слово — капиталисты.


Равные значения


«Свободу женщине! Долой кухонное рабство!» — каждый день Клара просыпалась и отправлялась на неравный бой. Враги окружали ее повсюду — на улицах, на рынке, в общественном транспорте. Они ей многозначительно кивали, подмигивали и ухмылялись, цинично покручивали кончики усов и бесстыдно оглядывали с ног до головы как кобылу на скачках, рассуждая про себя, поставить ли на нее что-нибудь или эта кляча скопытится раньше, чем начнется забег.

Поэтому выходя из дома, Клара перебиралась на полусогнутых короткими перебежками, вжав голову в сутулые плечи и поминутно оглядываясь. Со стороны она была похожа на чью-то потерявшуюся тень, которая засмотрелась на игры солнечных зайчиков в витрине магазина и выпустила из вида свою хозяйку. А когда опомнилась, то уже и не знала, куда бежать и как попасть домой. И позвать она не могла — тени ведь не кричат. Так и металась одинокая и потерянная.

На самом деле жизнь Клары была полна смысла. И добираясь сквозь толпу врагов до своего броневичка, она яростно выкрикивала лозунги и боролась за права униженных женщин. У нее были подруги, соратницы и слушательницы. Вместе они рисовали плакаты, мыли броневичок и придумывали новые феминистские лозунги. А еще делились друг с другом описанием всех ужасов своей жизни. Все эти пироги, мытые полы и глаженные рубашки — какое в этом мещанство и ограниченность! Каждый день заканчивался одинаково. Когда митинги и выступления затихали, Клара с подругами садились за деревянный стол, наливали сливовую настойку и вспоминали своих угнетателей. Один, скотина, не поздравил с Днем Святого Валентина. Даже цветочка замшелого не подарил. Второй выложил в инстаграм фотку какой-то отбеленной мочалки с утиными губами. Третий пригласил в кафе и не заплатил за спутницу. И таких историй была масса.

А потом поздним вечером Клара шла домой, где зашторивала окна, надевала белый фартук и пекла свежий хлеб для своего сердечного друга по переписке. Владимир был таким затейником — писал молоком и утверждал, что из ее хлеба выходят совершенно восхитительные чернильницы — он даже друзьям стал их продавать! А еще обещал ей, что когда обретет свободу, расстанется со своей старой Надеждой и они с Кларой, ух, заживут! Это он дал Кларе идею выступать на розовом броневичке! Он еще говорил, что в знак протеста против оков неравенства, надо бы сбрить волосы, но на это Клара не решилась. Еще Владимир почему-то все время просил выслать денег. Почему-то в Швейцарию. Видимо, для конспирации.

Когда хлеб был готов, Клара сладко засыпала, мечтая о всеобщем равенстве и благоденствии. А утром укладывала свежий хлеб в посылку и снова отправлялась на бой. Через почту.







Комментарии читателей:

Добавление комментария

Ваше имя:


Текст комментария:





Внимание!
Текст комментария будет добавлен
только после проверки модератором.