Исповедь рыбака
Лазурный берег вместителен до ночного сплетения –
твоей и рыбных душ.
Удилища с колокольчиками, со звенящей рыбой.
В зеркальной воде ударяется угорь,
около упавшей ветки сигнал ловит выдра
мимо пригнанной ветром волны.
Я, бесподобный, сижу у этой реки:
плотина передо мной, бобровый флот,
возведенная усадьба уток над гладью воды.
Здесь никого из местных сотый год,
Только твои кости и крапива жжёт.
Переливается цветом вода и в ней уж сколько,
полагаю, недавно заложена стальная рябь.
Дорожит еще видом сквозь мосты Нева,
Енисей через станции на разлив,
Нил не зацвёл, бразды правления взял:
начал течь к тому времени,
а я обошёл все берега.
Около меня в воде пропасть, яма –
лещий по эхолоту провал.
Оглянулся – до сих пор нет машины, человека,
только ястреб, журавль, чайки:
на реке садятся и ловят оставшуюся рыбу,
и только эхом моё отзывается «я».
Рыба над гладью
Вязкие на долгой равнине болотца,
дверь отворена была в сообщество
биородного животноводства.
Бродить по плитам,
спиливая длинную крапиву и иную траву.
Брать изделие из бамбука
в когда-то обожжённую руку.
Простить себе короткий сон,
дымка тянется из полей,
ниже и ниже перед глазами
километровый горизонт,
а далее нет ничего.
Ничего вокруг, кроме
догоревших торфяников у того болотца.
Сазан выплёскивается,
щука в кувшинках выныривает
резко, со скоростью,
схватывая малька точильными зубами ловко.
Так продолжителен суточный день,
как плетенный шнур, разбросанный при втором броске.
В завёрнутом на крутом повороте месте –
малые воды,
какая-то птица бросает икринку,
с ковша падают в воду
маленькие яркие звёзды.
И крючок с засечкой кажется слишком метким
для особи, которой в садке бывает довольно тесно.
Попросив гладью выйти,
дать приветствие до смирного рыбного отплытия.
Закормить, успеть до нереста –
Жор да карнавал еды
с зимы, в отсутствии глотков воздуха местного.
И велит плавниками махать
премудрый пескарь
в воде, словно в ванне
от одного края, заплывая к хищнику,
от конца другого, избавляясь от мелководья,
утка ждёт в начале моста.
При волнах, щурясь,
последняя женщина с удочкой.
Бережна она,
взяв из пластмассы красного мотылька,
заиграла без индукционного поля песня
на глубине песчаного дна.
И ровно старик и старуха в сказке,
когда рыба дана Иисусом –
это прекрасно.
И потомство золотой рыбы –
дворянское гнездо.
Перед жалостливым видом
самец забирает самку,
тянет её от чайки.
Отбиваются скользкой чешуёй,
острым, качественнее любой ножовки
слизким плавником.
Нет ни капкана,
следом – ни джунглей.
Всё, что старуха загадала, придумав губить –
не познает рыбка глубины ультразвука.
Вода по колено
обмывает неушедшие раны.
Зная, что клёв не в это время,
словно сотворить без веры мантру.
Холодок на зорьке,
всё как надо.
Рыба в зрачках –
я вижу её постоянно.
Комментарии читателей: