Белый Мамонт  «Куумба»

 

 

КУУМБА

 

Литературный портал БЕЛЫЙ МАМОНТ детям

 

Обложка – Елена и Андрей Бертолло

Иллюстрации – Ольга Чистякова

Составители – Геннадий Прашкевич, Анна Гречко, Татьяна Сапрыкина

 

Редакция выражает благодарность Дине Крупской за помощь в составлении сборника.

 

 

 

СОДЕРЖАНИЕ

 

Ген. ПРАШКЕВИЧ. СЛОВО О КУУМБЕ

Татьяна САПРЫКИНА. КУУМБА

Анастасия ОРЛОВА. НАДУВАЮСЬ. Стихи

Инна ПРОВКОВА. ЛУЖА НА ЛУЖАЙКЕ. Стихи

Елена РАКИТИНА. ПАПА ДЛЯ ЕГОРКИ. Рассказ

Анна ГЛЯНЧЕНКО. КРЕВЕТКА С СИНИМИ ГЛАЗАМИ. Стихи

Аркадий МЛЫНАШ. ПРО ПАПИНУ КНИЖКУ. Стихи

Владимир БРЕДИХИН. О ПОЛЬЗЕ УТРЕННЕЙ ПРОБЕЖКИ. Стихи

Анна ИГНАТОВА. ДВА САПОГА. Сказка

Михаил ПРИДВОРОВ. У ПОДЬЕЗДА. Стихи

Светлана СОН. ПРО ШНУРОК. Стихи

Анна ВЕРБОВСКАЯ. СЛЕДЫ НА ПЕСКЕ. Рассказ

Михаил ГРОЗОВСКИЙ. ЧУДЕСА. Стихи

Галина ИЛЬИНА. МОЖНО ЛИ СТАТЬ ЁЛОЧКОЙ. Стихи

Андрей ПОДИСТОВ. ЖИЛА-БЫЛА СЕМЬЯ. Весёлые семейные истории

Наталья ИВАНОВА. ПРИЧАСТНЫЙ ОБОРМОТ. Стихи

Георгий БАЛЛ. СТАРЫЙ БАШМАК И ЗЕЛЕНЫЙ БОТИНОК ШАГАЮТ ВМЕСТЕ. Рассказы

Игорь КАЛИШ. ЗА ЛЕТО ГОЛОСУЮ – «ЗА!» Стихи

Елена ФЕЛЬДМАН. ГДЕ ЛУЧШЕ? Стихи

Сергей ГЕОРГИЕВ. БУМАЖНЫЙ САМОЛЁТ. Рассказы

Галина ФЛИНТ. ИДЕТ СЕБЕ КОТЕНОК. Стихи

Алексей ГРЕБЕННИКОВ. ОБЫЧАЙ НАШЕГО КОРОЛЕВСТВА. Сказка

Маргарита ЗАЙЦЕВА. СТИХИ

Ирина КРАЕВА ОДЕЖДВ ПЕТРОВНА. (Из повести «Колямба, внук Одежды Петровны»)

Алена БАБАНСКАЯ. БАБОЧКА. Стихи

Надежда РАДЧЕНКО. РАЗНЫЕ КОТЫ. Стихи

Татьяна САПРЫКИНА. БАШМАКИ. Рассказ

Алла ШЕВЧЕНКО. КОЛЫБЕЛЬНАЯ. Стихи

Соня СИМБИРСКАЯ. КЛЕТКИ. Рассказы

 

 

Ген. ПРАШКЕВИЧ

 

СЛОВО О КУУМБЕ

 

Предисловие ГМ Прашкевича о том что такое вообще куумба и о куумбе в детской литературе.

Важно отметить - все авторы сборника – участники проекта Белый Мамонт, все есть на портале.

 

 

Татьяна САПРЫКИНА

 

КУУМБА

 

Если хочешь увидеть Куумбу, нужно встать спиной к чему-нибудь красному, а перед этим с минуту обязательно смотреть на солнце. Затем перед грудью сложить ладошки лодочкой и быстро повернуться вокруг себя 7 раз. Потом приоткрыть глаза. И тогда в просвет между ресницами можно увидеть, как Куумба бежит от одного края глаза до другого – яркая точка света. Если повезет, она остановится, станет умываться или еще что-нибудь вроде этого. И уж совсем редкий случай – поманит лапкой или чихнет.

Куумба живет за ушами у счастливых людей, там она спит, играет, занимается своими делами. Так что, выходит, если видишь Куумбу, - ты счастливчик, да еще и находчивый тому же – сумел ее выманить.

 

 

Анастасия ОРЛОВА

 

КРЫЛЬЯ

 

На лунной дорожке,

Пронизанной светом,

Купаются ангелы

В озере летом.

А утром на небе,

Стряхнув без усилья,

Развесят сушиться

Намокшие крылья.

И крылья полощутся,

Будто живые.

А в небе летят

Облака перьевые…

 

ДЕДУШКА-ВЕЧЕР (иллюстрация)

 

Дедушка-вечер Выметет ветер, Выгладит тишину, Тени развесит, Звёзды засветит, Вытрет платочком луну. Сдует туманы, А из кармана Выпустит мошек летать. Сядет гусаром У самовара Бабушку-ночь поджидать.

 

ЧЕГО ТОЛЬКО НЕТ В МОЁМ ОКНЕ

 

Чего только нет в моем окне:

И веток пучок,

И тучи клочок,

И дождь идущий куда-то,

И крыша, рыжа и горбата,

И провода нитка над ней

С радужными бусинами голубей,

И одной бусиной черной –

Блестящей вороной.

 

ТО ЛИ НЕБО, ТО ЛИ МОРЕ

 

То ли небо,

То ли море,

В облаках ли,

На волне.

Я плыву

Или летаю?

В высоте ли?

В глубине?

Всё смешалось!

Всё слепилось!

Альбатрос я

Или хек?

Птицерыба?

Рыбоптица?

Небоморечеловек!

 

ПРО СКАМЕЙКИ

 

Есть у скамьи, как у кошки,

Четыре изящные ножки,

И гнутая спинка красивая,

Скамейка стоит горделивая.

Окрас благородно-неброский –

Изысканные полоски.

 

Легко со скамейкой поладить –

Просто по спинке погладить,

И, если слушать внимательно,

Услышите, обязательно:

Тихонько, как часики тикают,

Скамейки от счастья мурлыкают!

 

ПОДАРОК

 

Рвется в небо шарик мой

На верёвочке прямой.

Я ладошку отворю –

Небу шарик подарю.

 

НОЧНОЕ

 

Затаился сумрак

В комнате ночной,

С головой укрывшись

Ватной тишиной.

 

Тощий,

Длинношеий,

Мрачный коридор

Спит, уткнувшись носом

В шерстяной ковёр.

 

Задремали тени.

В темноте тайком

Сонные минутки

Тянутся гуськом.

 

Я БЕГУ ПО БЕРЕГУ К МАМЕ

 

Я бегу по берегу к маме.

На маме шляпа с большими полями.

С большими-большими полями

С ягодами и цветами,

Птицами и облаками,

Яблоневыми садами

И солнечными городами,

Морями и кораблями,

И маленькой-маленькой девочкой

Со светлыми волосами,

Бегущей по берегу к маме.

А мама в шляпе

С большими-большими полями.

 

ДОМА

 

Мы с моря домой

Наконец-то вернулись,

Вернулись, и в дом

С головой окунулись –

Всё дома знакомо,

Порядок везде.

Я дома!

Я дома!

Как рыба в воде!

 

КАЧЕЛИ СПЯТ

 

Зимой во дворе

Качели

Застыли,

Закоченели.

Когда у качелей

Спячка,

Не снится им в море

Качка,

А снится ветер

Волнистый,

И снится вечер

Тенистый,

А маленькие

Качели

Качаются

В колыбели.

 

КАРТИНКИ

 

Подходят для картинок

Круги снеговиков,

И линии тропинок,

И волны облаков,

И снежные горошки

Над стрелами лесов,

Полоски серой кошки

В лучах её усов.

 

НИТОЧКА

 

Торчит из кофты ниточка,

А я её тяну,

Вытягиваю ниточку

В длину-длину-длину.

Ведь так приятно ниточку

На палец навивать,

И нитку, словно песенку,

Неловко обрывать.

Но вот глядит из кофточки

Сердитая дыра.

Пускай дыра сердитая,

А я кричу: «Ура!».

В моей руке из ниточки

Сложился и затих

Серьёзный и застенчивый

Живой кудрявый стих!

 

Я РИСУЮ ЧЕЛОВЕКА

 

Я рисую человека:

Руки, ноги, голова…

В голове цветные мысли

И округлые слова.

А в груди у человека

Расцветает не спеша,

Как ромашка полевая,

Белоснежная душа!

 

ЧАЙКА

 

Чайка летит надо мной

И хохочет –

Ей ветер под мышками

Перья щекочет!

 

 

Инна ПРОВКОВА

 

ЛУЖА НА ЛУЖАЙКЕ

 

Лужа в тепле на лужайке лежала и футболистам ужасно мешала.

«Шли бы Вы, грязная, сделали милость!»

Лужа обиделась и испарилась.

 

 

Елена РАКИТИНА

 

ПАПА ДЛЯ ЕГОРКИ

 

У Егорки не было папы.

То есть, он, конечно, где-то был, потому что в прошлом году прислал по почте розового слона. На квитанции с похожими на монетки, печатями, так и было написано: «Синицыну Егору Олеговичу».

Непонятно, зачем взрослому человеку розовый зверь, но Егорка слона любил. У него в бархатном кармашке лежала записка: «От папы в день рождения».

Вот и всё, что мы про него знали. Ну, живёт где-то, покупает розовых слонов и никогда не приходит в гости.

Раньше я думал, что моего папы Егорке достаточно. Из детского сада, например, он забирал нас обоих. Стоило папе просунуть голову в дверь, как Елена Фёдоровна радостно восклицала:

– До свидания, Черкашин-Синицын!

И мы выбегали, улюлюкая и повизгивая, и прыгали на моего папу, как обезьянки.

И когда папа копался в карбюраторе, то промасленные тряпки мы вдвоём подавали. И на лыжах вместе ходили, и за грибами.

Когда папа хвалил меня, он хвалил и Егорку. И если прижимал к себе ласково, то сразу обоих. У него ведь две руки, у моего папы!

Но после сочинения про семью, которое мы писали дома, а потом читали вслух всему классу, Егорка загрустил.

Оказывается, почти у всех были папы и много бабушек с дедушками, тёть с дядями, сестёр с братьями, в общем, родни на целый троллейбус! У Котиковой почему-то даже племянник.

Егорка сказал, отвернувшись к окну:

– А у меня только мама.

И, правда, к нему на день рождения приходили лишь тётеньки с маминой работы да мы с Петровым.

– Наверное, твои родственники живут далеко… – утешил я, – с верблюдами или пингвинами.

– А слон? – нахмурился Егорка.

– Может, и со слонами. Пасут их где-нибудь в Африке.

– Розовый слон, – уточнил Егорка. – Его из нашего города прислали. Папа близко.

Примерно через месяц он открыл мне страшную тайну.

– Мой папа засекреченный, – таинственно прошептал Егорка. – Никому, понял?

– Как засекреченный? Иностранный разведчик?

– Не знаю. Только из-за секретности ему приходится смотреть на меня издалека.

– Откуда?!

– Видел, около нашей школы киоск «Ремонт обуви» поставили? – сузил глаза Егорка. – Там мой папа.

– Да ну? – ахнул я.

– Точно! У него на подбородке родинка, как у меня! А когда я иду мимо, папа никогда на меня не смотрит, чтобы я не понял, что он папа.

– Да может он и не папа?

– Проверишь, – пожал плечами Егорка.

Всё это он рассказал на большой перемене, и я все уроки гадал, выдумывает Егорка чепуху или говорит правду.

Когда мы вышли из школы, он улыбнулся:

– Вот смотри. Сколько я здесь буду стоять, папа на меня и не глянет. А отойду, сразу высунет голову из окошка, и будет смотреть вслед... Потому что мы видимся редко, понимаешь?

– Иди, - кивнул я.

Егорка двинулся мимо ларька, ускоряя шаг. Дяденька, который там чем-то стучал, не обратил на него никакого внимания. Я ждал-ждал и побежал за следом:

– Не выглядывает!

– Просто он догадался, что ты мой друг. Не может он, когда я не один, выглядывать, рассекречиваться.

– Как же проверить?

– Да чего проверять! – махнул рукой Егорка. – Ты посмотри, он похож как две капли воды: и глаза, и нос, и родинка.

– Как же я посмотрю? Киоск не стеклянный.

– Я тоже думал, как? А потом у кроссовок подошвы отодрал, и мама дала деньги на ремонт!

Я с восхищением посмотрел на Егорку! Не голова у человека, а Государственная Дума.

– Я принёс кроссовки, – с волнением зачастил он, – а папа так странно на меня посмотрел и удивился: как так чудно разорвать можно было? И посоветовал смотреть под ноги, когда хожу!

– И что?

– Ну, он так сказал, потому что это мой папа! – воскликнул Егорка. – Если б другой кто принёс, он бы ничего не советовал!!! Я специально как-то за ларьком стоял и слушал, что он людям говорит. Только цену починки, понял?

Я с сомнением покачал головой.

– Вот придём к тебе домой, я твой ботинок порву, убедишься! Рассмотришь моего папу хорошенько, сам поймёшь.

– Почему мой ботинок? – ахнул я.

– Свой дать не могу, – деловито пояснил Егорка. – Папа запомнил, что у меня тридцать четвёртый размер. У него, знаешь, какая память?! О-о-о!!!

В общем, Егорка был настроен решительно. Он в два счёта расковырял ножом мой почти новый жёлтый ботинок, и мне пришлось выпрашивать у мамы деньги на ремонт.

– Чем только подошву клеят? – удивлялась она. – До зарплаты ещё неделя, а ты рвёшь.

 Мама вытряхивала монетки из кошелька, искала их в карманах пальто, потом заняла у соседки. Мне было стыдно, но не мог же я рассказать про засекреченного Егоркиного папу!

На следующий день я подбежал с ботинком к ярко-голубому ларьку. Издалека он казался кусочком неба, свалившимся в траву. Он был таким праздничным, весёлым, нарядным, что всю нашу улицу украшал!

Егорка бежал на расстоянии, чтобы никто не заподозрил, что мы вместе. Потом спрятался за школьным забором, и всё время подглядывал, раздвигая доски.

– Здравствуйте! – я протянул в окошко рваный ботинок и затаил дыхание. – Вот!

Вначале показалась кудрявая чёрная макушка, а потом весь дяденька. Ох, я и удивился! Он был загорелый, с косматыми бровями и горбатым носом, а говорил с акцентом. По-моему, он был грузин.

– Как так порвал, да? – громко спросил он – Чего, оглоед, с обувью сделал?

Я смотрел на него во все глаза. Родинка на подбородке, и правда, была почти там же, где у Егорки.  Сапожник, всё возмущаясь, вручил квитанцию, и я рванул к школе.

– Увидел? – сиял Егорка. – Похож?

– Не очень…, – замямлил я. –У тебя волосы, как солома, и глаза серые, а у него всё чёрное: и кудряшки, и глаза! И нос крючком. И вообще, это грузин!

– Сам ты грузин! – рассвирепел Егорка. – Это он маскируется, понял? И разговаривает так специально и волосы специально красит.

– И завивает? – ошарашено спросил я. – На бигуди?

– Не знаю, – шмыгнул носом Егорка. – Понимаешь, он никогда-никогда, ну совсем никогда меня не видел и чтобы хоть так встречаться, абсолютно загримировался и засекретился.

Я пожал плечами. Всякое в жизни бывает. В фильмах про разведчиков чего только не случается.

В общем, Егорка изорвал всю обувь дома, чтобы разговаривать с папой. Сначала свою, а потом за мамину принялся. Этот дяденька в ларьке уже его узнавал и кивал дружелюбно, когда мы проходили мимо.

А когда обувь у Егорки закончилась, он стал нашу выпрашивать.

– Подошву отрывать не буду, только каблуки, – клянчил он, – каблук прибить недорого.

Два раза он отрывал, а потом мама сказала, что оторвёт мне уши.

Егорка надулся.

– Да ты просто так с папой говори, – посоветовал я, – хотя бы здоровайся.

И мы стали здороваться, когда шли в школу, а когда обратно, говорить «До свидания». Папа Егоркин отвечал нам радостно и всегда спрашивал, не порвалось ли то, что он чинил. И когда мы отвечали, что нет, поднимал большой палец и улыбался:

– Отлично!

Так продолжалось месяца два. А потом Егорка заболел, и утром, когда я шёл в школу, папа, высунув голову из окошка, поинтересовался, где мой друг.

Это меня ещё больше убедило, что он папа.

Когда я сказал, что у Егорки температура, он расстроился, два раза повторил, какие сам пьёт таблетки от гриппа, и даже написал на бумажке названия.

Понятно, мой папа бы тоже написал, если бы я болел.

Я тогда набрался смелости и спросил:

– Скажите, пожалуйста, как Вас зовут?

И он ответил:

 – Зови дядя Саша.

 – А по правде? – я сузил глаза, наклонился поближе и прошептал. – Олег, да?

– Почему Олег? Совсем даже не Олег! – удивился дяденька.

– Ну, признайтесь, что Олег. Мне можно! Я никому не скажу! – настаивал я, подмигивая.

Тогда Егоркин папа встал, порылся в сумке, и достал паспорт. Рядом с фото, где подбородок с Егоркиной родинкой, было напечатано: «Сурен Петрович».

Я не поверил! Я перечитал три раза!!! И такая на меня тяжесть навалилась, что я еле до класса добрёл. Как же так?!  Все уроки я думал, как сказать обо всём Егорке, ведь он теперь такой счастливый ходил. Может, не говорить вообще? Только вдруг настоящий папа найдётся, а Егорка не поймёт, что настоящий, не узнает?

В конце дня мне впервые не хотелось идти домой. Я долго слонялся возле школы, а потом медленно-медленно побрёл к Егорке. Всё время останавливался и думал: как я приду, как всё бухну, как отниму у Егорки папу?

Вздыхая и мучаясь, я не поехал на лифте, а поплёлся пешком на восьмой этаж.

– Мишка? – удивилась Егоркина мама. – Не пущу. Заразишься.

Раньше я бы с радостью заразился, попросил бы Егорку на меня почихать и покашлять, ведь послезавтра контрольная по математике! Но сейчас было не до этого.

Я так маме и сказал, что не до этого. И она на секундочку разрешила войти.

Егорка лежал в постели. Горло замотано пушистым шарфом, под мышкой – градусник. Рядом, на тумбочке с лекарствами, глупо улыбался розовый слон.

Торопясь и сбиваясь, я стал рассказывать про Сурена Петровича.

Егорка не удивился.

– Подумаешь… – сказал он устало. – У него просто паспорт поддельный. Про такие паспорта в шпионских кино показывают.

– Смотри! – кивнул я и протянул Егорке записку. – Тут папа тебе лекарства написал.

 Егорка развернул бланк квитанции, потом полез в кармашек к слону. Достал измятую записку, сравнил. Я тоже посмотрел. Почерк был разным. На одной бумажке – буквы крупные и с наклоном, а на другой – какие-то закорючки.

– Это он специально! – заплакал Егорка. – Чтоб никто не догадался!

– Конечно! – согласился я, и у меня в носу что-то защипало. – Я так и понял.

А через три дня неизвестно почему ларьки снесли: и цветочный, и «Ремонт обуви». Остался только газетный. Там работала тётенька.

 

 

Анна ГЛЯНЧЕНКО

 

КРЕВЕТКА С СИНИМИ ГЛАЗАМИ

 

Креветки плавали в кастрюльке, С глазами чёрными, пустыми, Как детских пистолетов пульки. И вдруг попалась с голубыми! Она плыла, как королева, Свой носик высунув из пара, Неспешно: влево, вправо, влево, Пока других вовсю швыряло, Накинув мантию на плечи, Верней – лавровый лист с дырою, И дыма тонкие колечки Пускала из ноздрей порою. Потом вздохнула и сказала: – У вас так душно. Веер мне бы! Креветка с синими глазами. Да-да, с глазами цвета неба... 

 

ЧЕБУРАШКА С ЧЕБУРЕКОМ

 

Там, где редко ходит вагон трамвайный, (Остановка возле ларька «Хрусталь»), Чебурашка ел чебурек печально,

И смотрел большими глазами вдаль. Пролетали птицы и пели песни, Грохоча, трамваи везли людей. Чебурашка молча сидел на месте, Посыпая крошками голубей. Подошёл «седьмой», он вошёл со всеми, С рюкзаком огромным – не тяжело? Я залезла следом, мы рядом сели. Шерстяными лапами трёт стекло. Закричала тётенька: «Чья игрушка? У меня мигрень и болит живот!» Он вздохнул и слез, и, повесив уши, Прошептал: «Сама вы такая... Вот». На конечной вышел, где незабудки Из травы моргали, как сотни глаз. Он захлопнул дверь телефонной будки И задёрнул шторки в горох. Сейчас Он, наверно, спит. Или, может, плачет?

«Ищу дру...» выводит рука опять, Объявленье выцвело. Стой, трамвайчик! Может, мне остаться и постучать?

 

ОДИН ДЕНЬ ИЗ ЖИЗНИ ЛЮСТРЫ                

 

Кусок ковра с оленями, два кресла, стол, ромашки, И луч осенний солнечный зажег огни в графине. Сегодня утром первыми забегали Кудряшки –

С подушками, с кофейником: «Вставай, оладьи стынут!»

 

На зов явилась Лысина, с щеками в мыльной пене, Кудряшки – цок-цок-цок – засеменили каблуками, И, наконец, босые, по ковру и по оленям, Запрыгали Косички – белокурые, с бантами. Кудряшки гладят Лысине зеленую рубашку. – Скорее, опоздаем!.. – Звон ключей. Хлопок. Унынье Кусок ковра с оленями, два кресла, стол, ромашки. Ромашки, стол, олени. Лучик солнечный в графине. Два кресла. Семь ромашек: «любит» – третья и седьмая. У правого оленя выцветают рог и спинка. Пришли Косички. Кружатся. Кого-то вынимают -  Пушистого и белого – из старенькой корзинки.  Кого-то – мяу-мяу – чуть побольше апельсина, Вот если б апельсин был белым-белым и хвостатым. Вернулись Кудри с Лысиной, и Лысина спросила: – Кто будет убираться? Я? Нам не нужны котята! Косички загрустили и ушли реветь в подушку, А Кудри что-то Лысине сказали недовольно.  Про то, «как можно быть таким жестоким и бездушным», И Лысина махнула вдруг рукой: «Ну, ладно, Оля…»

 

Потом Кудряшки с Лысиной обнялись. Крепко очень. Косички долго прыгали и радовались пылко... Все спали. Тихо Лысина сюда прокралась ночью И принесла плескучее и белое в бутылке. И до утра вздыхала, накинув одеяло, А Мяу-мяу белое из блюдечка лакало.

 

ПРОВАЛ АКТРИСЫ ВОРОНЦОВОЙ (иллюстрация)

 

На полусгнившей корочке арбуза Качаясь, как на лодочке-качели, Ворона пела «Памяти Карузо». От всей своей души ворона пела, Закрыв глаза и растопырив крылья, Мотая от восторга головою. Ей крикнули: «Раскаркалась!» Открыли Окно, и кто-то выплеснул помои На приму, вы подумайте! Актрису Большого театра, Воронцову Глашу! В затылок её шмякнулся огрызок, С хвоста стекает суп позавчерашний. Она вздохнула – горько, без надежды, Из уха вынимая лист капусты: – Ах, люди, вы ужасные невежды И ничего не смыслите в искусстве...

 

РЕДИСКА ЛЮБИЛА УКРОП

 

Редиска любила укроп –

Давно, безответно и пылко. Душилась (клубничный сироп) И, сидя в углу морозилки, Мечтала, как он подойдёт, Зелёный, кудрявый. И нежно »Редиска, привет!» – ей шепнёт, И тронет за хвост белоснежный... Писала записки тайком, (Сосиски носила по дружбе) А яйца шептались рядком: – Ему это вовсе не нужно, Ведь наш Казанова давным- Давно строит глазки капусте! В редисочьем сердце кусты Цвели из застенчивой грусти. – Помельче кроши, не жалей Сметаны, и перца, и соли! Салат из зелёных кудрей И красной редискиной боли...

 

МАРУСЯ

 

Зимние звёзды за тёмным окошком Тихо мерцают, как сто светлячков. Девочка с полки достанет лукошко Полное шишек, ракушек, сучков. Сядет на коврик у маленькой печки, Вывалит на пол секреты свои, И смастерит из сучка человечка –

Глазки-рябинины, руки-репьи. Вьюга и волки пусть воют снаружи, Стукнет медведица лапою в дверь, Больше не бойся ни снега, ни стужи –  Ведь с человечком не страшно теперь! Стала рассказывать сказки про лето В ухо-ракушку, и скоро спала. Дремлет Маруся, летают планеты, Звёзды сияют... И мама пришла!

 

МАЛЕНЬКАЯ ПРИНЦЕССА

 

Было маленькой принцессе во дворце ужасно скучно Целый день сидеть на троне (и корона набекрень). В сад малышка убежала незаметно, потому что Там утята и лягушки, и садовник, и сирень. Но служанка хвать за ухо: «Вы, высочество, в уме ли? Грязь на шее, бант разорван – посмотрите на себя! Вы должны сидеть на троне, как сбежать оттуда смели -  От мамаши-королевы и папаши-короля!»

 

Час сидят, второй и третий... Королю давно привычно, Даже попа у монарха форму трона приняла. Королева вдаль смотрела, грустно так и симпатично, И вздыхала. На коленях горностаиха спала. А принцессе было скучно – разукрасила картинку, В позе йога посидела, полежала поперёк, Головою вниз повисла, ноги задрала на спинку –  Интересно получилось: вверх ногами паж и дог. Ей завидовали дети: у принцессы сто игрушек, Ворох платьев заграничных и короны у принцесс. А она бы все на свете отдала – найти подружек, И с размаху прыгнуть в лужу, чтобы брызги до небес!

 

 

Аркадий МЛЫНАШ

 

ПРО ПАПИНУ КНИЖКУ

 

На диване папа с книжкой:

Пять минут - уже храпит.

«Усыпляющая слишком», -

Так он маме говорит.

  

В этой книжке все страницы

В чёрно-серо-белый цвет.

Ни кораблика, ни птицы –

Ни одной картинки нет!

 

Понял, папе с книжкой скучно,

И добавил красоты:

Синим – дождик, красным – тучи,

Жёлтым – солнце и цветы!

 

Я – ТАКСА

 

Я - такса,

Для норной охоты зверёк.

Собака особой породы.

Не знает хозяин, ему невдомёк,

Что добрая я от природы.

 

У входа в нору я царапаю ствол.

Пусть думает: очень я злая!

В норе ждёт меня с угощением стол

И кружка горячего чая.

 

Барсук приготовил для встречи со мной

Сегодня добытые соты.

Мы с ним за беседой и вкусной едой

Обсудим начало охоты.

 

СМОТРИТЕ, СМОТРИТЕ...

 

Однажды на дерево влез крокодил.

Вы скажете: «Так не бывает»?

А он обустроил гнездо там и жил,

Завидуя тем, кто летает.

 

Друзья утверждали: «Какой ты смешной!

Нужны ли такие мученья?

Ничто не сравнится с ленивой волной,

Несущей тебя по теченью...»

 

Он верил, что только упорство и труд

Помогут, и очень старался.

Мечтая, что крылья вот-вот отрастут.

И лишь комарами питался.

 

И голод, и холод стерпел наш герой.

Вы скажете: «Зря тратил силы»?

Ошиблись, смотрите, парит над листвой

Праправнук того крокодила!

 

МИЛОЙ МАМЕ          

 

На зеркале расцвёл цветок -

Подарок милой маме.

А рядом яркий мотылёк

На светло-серой раме.

Четыре лучика... звезда...

Не вышло то, что надо.

Продолжить нечем, вот беда:

Закончилась помада.

 

 

Владимир БРЕДИХИН

 

О ПОЛЬЗЕ УТРЕННЕЙ ПРОБЕЖКИ

 

Явился в дом к Петрову грипп, Чтоб заболел он и охрип, Чтоб затемпературил, Таблеткозамикстурил. Тук-тук, – Скажите, где Петров? – Петрова нет с шести часов, Он на пробежке в сквере, –

Сказали из-за двери. Тогда грипп выбежал во двор,

И в сквер залез через забор, И побежал по лужам, Ему Петров был нужен. Бежал, бежал, устал, промок, догнать Петрова он не смог. Уселся на дороге, Да и простыл в итоге. Ну, а Петров, а что Петров? Петров по-прежнему здоров!

 

 

Анна ИГНАТОВА

 

ДВА САПОГА (иллюстрация)

 

Жил-был дракон. Всем хороший дракон: и огнедышащий, и росту гигантского, и хвост с шипами, и пасть с зубами. Одно плохо – ужасно застенчивый. И страшно вежливый. Из-за драконьей застенчивости и вежливости рыцари никак не могли вызвать его на поединок.  Скачет, бывало, рыцарь, копьем машет. «Эге-гей! – кричит. – Где ты, дракон? Выходи на честный бой!» А дракон рядом стоит, надеется, что рыцарь его заметит, а сам сказать – «Здесь я!» – стесняется. Главное, ждет ведь, уж и букет для рыцаря приготовил, на свадьбу или на могилку, как получится, а всё напрасно. Рыцарь мимо пронесется, чурбан невнимательный. А бежать за ним – неудобно, вроде как навязываешься… Невежливо.

А с принцессами и того хуже получалось.

К тем, которые красавицы, вообще не подойдешь. Они еще издали так глазами огромными стрельнут, так ресницами вздрогнут, так плечиком поведут — бедный дракон краской зальется и в кусты. А которые не красавицы, те почему-то слышат плохо. Им дракон очень внятно и четко говорит:

– Добрый день, уважаемая принцесса! Тысячу раз прошу прощения за беспокойство, будьте так добры, не откажите в любезности, позвольте вас похитить...

А принцесса уставится на дракона, будто первый раз видит, и переспрашивает:

– Что-о?

 Дракон терпеливо повторяет:

– Так, мол, и так, не сочтите за грубость, такая у нас работа, позвольте вас утащить в пещеру. Приношу свои извинения за доставленные неудобства.

А принцесса опять так пренебрежительно спросит:

– Что-что??

Ну, дракон совсем смущается и уходит...

Вот какие дела невеселые. Такой дракон замечательный – и огнедышащий, и росту гигантского, и хвост с шипами, и пасть с зубами! – а пропадает зря! Потому что разве это дракон, если он принцесс не похищает, с рыцарями не воюет?

И, между нами говоря, у рыцарей местных тоже репутация страдает. Всем известно, что в окрестности дракон живет. А рыцари с ним не сражаются. Почему? Боятся, что ли?

И принцессы местные ужасно недовольны. Если их не похищает никто, то и спасать никто не будет?! Гран мерси! А замуж за кого выходить??

 

В общем, собрал народ делегацию от местного населения и отправил к дракону с ультиматумом:

– Или ты веди себя по-человечески, то есть по-драконьи: народ стращай, принцесс похищай, по ночам рычи, хвостом стучи. Или проваливай из наших мест, не занимай пещеру, другого дракона найдем, который людей жрёт! Порядок есть порядок!

Проваливать дракону не хотелось, и он вежливо съел одного из делегатов.

– Это уже лучше, – сказали оставшиеся делегаты. – Но надо и похитить кого-нибудь. А потом сразиться с рыцарем.

Дракон икнул, покраснел и извинился. И рот салфеткой вытер.

– Сутки тебе даем, – строго сказали делегаты и демонстративно засекли время. – Так что не рассиживайся.

Дракон рассиживаться не стал. Он сразу лёг и застенчиво прикрыл морду хвостом.

– Тьфу ты, – сказала делегация, плюнула и ушла.

 

А дракон загрустил. Когда все ушли, он поднялся на лапы и выглянул из пещеры.

«Надо идти всё-таки сражаться… – с тоской подумал дракон. – Ну как я рыцаря буду на бой вызывать? А если у него времени на меня нет? Если он копье дома забыл и к бою не готов? А тут я – здрасьте вам! Поставлю рыцаря в неловкое положение. Да еще вдруг вызову как-нибудь не так? Слова перезабуду, запнусь… Засмеют».

Дракон тяжело вздохнул и вышел из пещеры.

Рядом с пещерой росло большое и довольно кривое дерево.

– Соберись, будь драконом, – сказал себе дракон. – Вот смотри, допустим, это дерево – рыцарь. Давай, вызывай его на бой!

Дракон подошел к дереву, откашлялся и начал:

– Дорогой рыцарь!.. Стоп, плохо! Почему я к нему обращаюсь «дорогой»? Я же не на ужин его приглашаю, а на бой!.. Так, давай сначала!

Дракон набрал воздуха, выпучил глаза и гаркнул:

– А ну-ка, рыцарь, будьте любезны пожаловать на бой с драконом, если вас не затруднит!! Нет, опять не годится… Что за выражения! Надо так…

Он опять собрался, зажмурился, оскалился, шарахнул хвостом по земле и рявкнул:

– А ну, рыцарь, выходи без разговоров на бой!

И тут из-за дерева выехал рыцарь на коне.

– Здравствуйте, – вежливо приподнял он шлем. – Я здесь. Извините, что вам пришлось подождать. Мне было трудно поверить, что вы действительно именно ко мне обращаетесь…

– Ах, простите меня, – немедленно смутился дракон и завозил хвостом по земле. – Я, конечно, не к вам обращался… Я думал, там никого нет, иначе я не рявкал бы так грубо… Это я дереву говорил…

– Значит, вы не меня звали? – прошептал рыцарь сквозь забрало. – Тогда прошу меня великодушно простить за эту ошибку.

Рыцарь был очень смущен. Даже его конь покраснел от смущения.

– О, не уезжайте, пожалуйста! Вы так кстати, вы лучше всякого дерева! Раз уж так всё вышло, может быть, мы, если вы не возражаете… как бы это получше выразиться…

– Сразимся? – едва слышно подсказал рыцарь.

– Да! Это было бы великолепно! А то время идет быстро… Только знаете, я припоминаю, что сначала должен похитить кого-нибудь, кого вы потом будете спасать, сражаясь со мной…

– А может, нам сначала сразиться, а потом вы похитите кого-нибудь? Чтобы не терять времени.

– Прекрасная идея! Вы так любезны! Я так рад, я просто счастлив с вами познакомиться!

– И я, – признался рыцарь. – Меня еще никто не приглашал на бой. У меня нет слов! Приступим?

И рыцарь лучезарно улыбнулся. И дракон тоже.

Приступим, дорогой рыцарь!

И они приступили к бою.

 

– Прошу вас, не стесняйтесь, нападайте на меня! Хотите, бейте по хвосту или вот по груди! Не волнуйтесь, вон у меня броня какая! – поворачивался дракон и так, и этак. Настроение у него было приподнятое. Даже природная застенчивость куда-то подевалась.

– Ну тогда, я, пожалуй, начну с хвоста! – воодушевился рыцарь. – И-и-и р-р-раз!

Меч со свистом рассек воздух и со звоном отскочил от камня, по которому попал рыцарь.

– Ой, это я виноват, – тут же сказал дракон. – Вы прекрасно замахнулись! Не надо было мне вертеть хвостом! Кто угодно промажет, если хвост не лежит спокойно! Давайте еще разок!

– А теперь ваша очередь! – галантно поклонился рыцарь. – Пыхайте на меня огнем!

Дракон сделал один шажок назад, сосредоточился и пыхнул чуть выше рыцарского шлема, чтобы не опалить перьев.

– Очень красиво! – искренне восхитился рыцарь. – Как в цирке! Даже лучше!

– Неужели лучше? – скромно опустил глаза дракон.

– В сто раз! – уверенно сказал рыцарь. – А можно еще раз посмотреть? Такое зрелище!

– Ну, хорошо, только отойдите в сторонку.

Дракон набрал побольше воздуху для лучшего горения и пыхнул на скалу. Скала раскалилась.

– Вот это да! – закричал рыцарь. – А теперь моя очередь? Смотрите, что я могу!

Рыцарь пустил коня галопом, вскочил на седло двумя ногами и стал выделывать мечом такие кренделя, что у дракона закружилась голова. Потом он подпрыгнул, перекувырнулся в воздухе и соскочил на землю, эффектно приставив меч к горлу дракона.

– Фантастика, ничего подобного не видел, – честно сказал дракон. - По-моему, вы честно победили в этом бою, дорогой рыцарь! И я с радостью вручаю вам приготовленный букет!

– Мне – букет? – смутился рыцарь. – Но почему вы приготовили букет... Вы что, догадались?..

– О чем догадался? - не понял дракон.

– О том, что я принцесса...

Дракон с размаху сел на землю, хоть ему делегация и говорила, что рассиживаться нечего...

– Ну и дела, – выдохнул он. – Ай-яй-яй! Значит, мы должны были не драться, а я должен был вас похитить! Так я и знал, что перепутаю что-нибудь!

– Ничего страшного! – поспешила успокоить дракона рыцарь-принцесса. - Ведь бой был честный! Зато теперь вы можете меня похитить, и искать никого не надо!

И она ласково улыбнулась дракону.

А в самом деле, - задумался дракон.

– А ведь правда! - воскликнул он.

– Ура!! – дошло, наконец, до него. – Мы с вами – отличные напарники! Сражение — похищение — сражение — похищение! И кто меня упрекнет, что я манкирую драконьими обязанностями? Ха-ха! Где делегация? Я готов отчитаться, хоть прошло еще меньше суток!

 

К тому моменту, когда к пещере дракона пришла делегация, дракон уже шесть раз сразился с рыцарем и три раза похитил принцессу (сражаться оказалось интересней, чем похищать: во время похищения они сидели в пещере и пили чай с калачами, но сколько же можно пить чай?).

– Ну что? – строго спросила делегация.

– Ах, меня похитил ужасный дракон! – раздалось из пещеры.

– Гра-ха-ха-ха! – ревел дракон.

– Не бойся, милая принцесса, я спасу тебя! – и рыцарь в латах и с опущенным забралом оказался перед делегацией и погрозил ей мечом.

– Ну что же, – сказала делегация. – Это уже гораздо лучше. Дракон, можешь оставаться в своей пещере и действовать по намеченной программе. Порядок есть порядок!

Повернулась и пошла себе.

 

– Грандиозно! – радовалась рыцарь-принцесса. – Мы с тобой такие молодцы! Мы с тобой можем даже выступления устраивать!

– Какая ты умница! – благодарно вздохнул дракон. – Как мне повезло, что я встретил тебя! Ты именно тот рыцарь и та принцесса, которые мне нужны!

– А ты — мой дракон!

– Два сапога пара... – обернулась напоследок делегация и скрылась за поворотом.

 

 

Михаил ПРИДВОРОВ

 

У ПОДЪЕЗДА

 

Чёрный кот, немой проситель

Скромно смотрит у двери:

– Пропустите, пропустите,

Я приехал из Твери.

 

Я, краёв далеких житель,

Навестить хотел бы вас.

Дверь в подъезде придержите,

Я войду в него сейчас.

 

Не прошу у вас борща я,

И конфетного драже,

Я вам честно обещаю

Не курить на этаже.

 

Я мяукать тут же брошу,

Тише мыши стану весь.

Пропустите, я хороший

И могу три дня не есть.

 

Чёрный кот, бродяга старый,

Не отводит рыжих глаз.

На морозе дышит паром

И заглядывает в нас.

 

ПРО ВЕТЕР

 

Ветер с юга дул на север,

Подметал с дороги пыль,

Колыхал на поле клевер

И расчёсывал ковыль.

 

Перелистывал травинки,

Всё отметил, всё учёл,

Всех козявок на тропинке,

Всех кузнечиков и пчёл.

 

Растрепал кусты и сходу

За жужжание и гул

Взял и овода на воду

С камыша сердито сдул.

 

По реке прошёл волнами,

Поплавком, шутя, качнул,

Влез на лодку между нами

Повозился и уснул.

 

ДОМ НА СПИНЕ           

 

Шептала улитка: «Спина-то болит как!

Весь день в напряженье, весь день на весу

Домишко с калиткой и каменной плиткой

Куда-то всё время несу и несу».

 

А в домике этом картина с багетом,

Шкафы с антресолью, тяжёлый комод,

Зелёные кеды, кастрюлька с обедом,

Ватрушки с повидлом и в кружке компот.

 

Стонала улитка: «Какая же пытка

Домину с камином таскать на спине.

Кирпичную кладку сменить на палатку

И просто на зонтик хотелось бы мне».

 

О ЧИСТОТЕ

 

Говорит ондатра выдре:

– Перед норкой лапы вытри.

Вымыт пол у нас внутри.

Что стоишь, сильнее три!

Вон, пришёл вчера бобёр,

Целый час у двери тёр.

 

Ведь обидеться могла бы,

Но, забыв про все дела,

Выдра дооолго тёрла лапы…

А потом домой ушла.

 

О РЫБКЕ

 

Я в аквариуме ложкой

Перемешивал рыбёшку,

Перебалтывал улиток,

Не боясь воды разлитой.

 

Подбирая крошки корма,

Не боялась рыбка шторма

И плыла себе в сторонке

От возникшей вдруг воронки.

 

Хоть, казалось не случайно,

Что кручу я ложкой чайной

С еле видимой натугой

Целый мир её по кругу.

 

ПРО АБРАКАДАБРУ (иллюстрация)

 

Хвостом обмахивая жабры

И носом дуя пузыри,

Спала в пруду абракадабра

И сны смотрела изнутри.

 

Не полотенце и не швабра,

Не телевизор, не клаксон.

Всего-то лишь – абракадабра,

Но как приятен каждый сон.

 

Абракадабрин день был тяжкий,

Теперь лежи себе и спи.

Смотри бесплатные мультяшки

И в десять дырочек сопи.

 

Ей всё равно. Хоть пруд, хоть лужа,

Закрыл глаза – включил кино.

А нам, которые снаружи,

Тех снов увидеть не дано.

 

БЕЛКА И БУЛКА

 

Ела белка булку вилкой,

Но от вилки мало толку.

Как ни тыкай булку пылко,

Булка крутится на полке.

 

Мяла белка булку палкой,

Свесив на бок хвост уныло.

Было белке булку жалко,

Да и белку жалко было.

 

Била белка булку пилкой,

Стулом стукала устало.

Била полкой и бутылкой,

На пол с грохотом бросала.

 

Только белке бесполезно

Об пол булку стукать гулко.

Мы-то знаем, если честно,

Три недели этой булке.

 

Пнула белка булку лапкой.

Как ей булка надоела!

Набрала конфет охапку,

Села в угол и поела.

 

МЕДВЕДИ И УШИ

 

В дома, где живут непослушные дети Ночами приходят ушные медведи, Поскольку у тех, кто порой непослушен C подушек свисают пельменями уши. И всем, кто хотел бы под музыку петь, На ухо ногой наступает медведь.   Ушные медведи слегка косолапы, Они не боятся ни мамы, ни папы. Приходят и лапой встают на подушку, Где сонно раскинулись вредные ушки, Им дай только повод, залезть на кровать,

И слух музыкальный ногой оттоптать.

ОПАСНОЕ СОСЕДСТВО

 

Мышица кошице слышится,

Мышица кошице кажется.

Съела бы кошица мышицу Вместе с подливом и кашицей. Боязно мышице кошицы, Шерстка от ужаса дыбится И замерзается кожица, Как у серебряной рыбицы. С рыбицей в баночке кошица Тоже желает рыбачится. Мышице с рыбицей хочется В доме побольше собачицу.

СТЕСНИТЕЛЬНЫЕ МЫШКИ

 

– Мыру-мыр! – сказала кошка

Разбежавшимся мышам.

– Я ловлю вас понарошку,

Я же – добрая душа.

 

Я же вас люблю до дрожи,

Я же с вами «мыру-мыр».

Вы мне всех друзей дороже,

Выбирайтесь-ка из дыр.

 

Мыши кошке из-под двери,

От испуга чуть дыша,

Отвечали: – Верим, верим,

Ты мила и хороша.

 

Мы стеснительные очень,

Что нам смелость и азарт.

Потому гуляем ночью

Только в кухню и назад.

 

Поиграть с тобою, кошка,

Было б очень хоросёёё

Ну, неловко нам немножко.

Ну, стесняемся и всё!

 

Светлана СОН

 

ПРО ШНУРОК

 

Прийти к Маринке точно в срок

Мешал мне собственный шнурок:

Он вёл себя раз-

вя-

зан-

но,

И этим, брат, всё сказано!

 

ШОРОХ

 

Шорох в шлёпанцах по городу спешил,

Сокрушался изо всех шуршащих сил:

– Шу! Устал я в кронах листьями шуршать!

Шу! Устал шептать да голос приглушать!

Шу! Не буду больше робким! Улетаю в ночь! Пока!

Вверх взлетел свистящей пробкой,

Ошарашил облака.

И от шума ночью поздней,

Распушив свои хвосты,

Перепуганные звёзды

Стали падать с высоты.

 

НЕИЗВЕСТНЫЙ ХУЛИГАН

 

– Полундра! – послышался возглас Вороны, –

В саду неизвестным ощипаны кроны!

По веткам скакал хулиган и свистел,

И Сад от волненья совсем облысел!

  

КЛЯТВА БОТИНКА

 

– Хранить умею тайны я! Молчок!

И спрятал за шнурками язычок.

 

 

Юлия СИМБИРСКАЯ (иллюстрация)

 

Школьная форма Так же, как я, сутула. Спит, подвернув рукава, Свесив колготки со стула. Даже фонарь в окне Сон её не тревожит. Школьная форма спит. Делит во сне и множит.

 

ПРЯТКИ

 

В музыкальном магазине – Контрабас в большой витрине. Важно выпятив живот, Он стоит четвёртый год. Нарушая все порядки, Покупатели не раз С продавцом играли в прятки,  Заходя за контрабас. В музыкальном магазине – Контрабас в большой витрине. А за ним стоит, смотрите, Второклассник Лялин Витя. А ещё стоят, похоже,  Таня, Вера и Серёжа.

 

 

Анна ВЕРБОВСКАЯ

 

СЛЕДЫ НА ПЕСКЕ

 

Больше всего на свете я люблю идти по берегу у самой кромки воды – там, где море облизывает песок тёплым гладким языком. Я иду по твёрдому, утрамбованному краю, где песок не жёлтый и сыпучий, а тяжёлый и тёмный от воды. Я впечатываю в этот песок свои следы. Наступаю изо всей силы, вдавливаю в него голые пятки.

Топ. Топ. Топ.

Море наплывает на отпечатки моих ступней. Оставляет в них маленькие лужицы.

Я наклоняю голову и разглядываю свои загорелые ноги. Они уходят далеко вниз из-под короткого цветастого платья. Я смотрю, как они идут. Разбрызгивают пену. По очереди делают большие шаги. Слушаю, как глухо стучат они пятками по влажному песку. Сейчас мои ноги существуют как бы отдельно от меня. Как будто сами по себе. Вон – ссадина на коленке, уже заживает. Вон – пальцы. Они у меня немножко врастопырку. И ещё я всё время задираю вверх большой палец на правой ноге. Привычка у меня такая. Мама над этой моей привычкой всё время посмеивается.

Сейчас мама идёт со мною рядом. Только не по кромке, а по сухому песку, куда не достаёт море. Потому что она не босиком, как я, а в босоножках. В одной руке мама держит за ремешки мои сандалии, а в другой – сумку. В сумке большое полотенце, и надувной круг, и ещё одно полотенце, маленькое. А ещё две булки, четыре помидора, много слив и одно большое яблоко.

Мы с мамой живём в пансионате. Каждое утро мы спускаемся вниз, в столовую. Едим на завтрак кашу или сосиски. Потом мама пьёт кофе с молоком. Или какао. Я эти кофе и какао с самого детства терпеть не могу. Меня от них тошнит и выворачивает. Поэтому мама договорилась с поварихой, и она специально для меня готовит к завтраку чай. Светлый-светлый. Жидкий-жидкий. Как раз, как я люблю.

Я пью свой чай медленно. Дую в стакан. Шумно отхлёбываю. Посматриваю по сторонам: все ли видят, что мне по спецзаказу принесли мой собственный чай.

– Допивай быстрее свою бурду, – говорит мама, – пора на пляж.

На «бурду» я не обижаюсь. Это она от зависти. Ей такой чай не готовят.

Потом мы быстро собираем вещи и идём на море. Оно от нас недалеко. Чуть-чуть отойдёшь от пансионата – и уже слышно, как оно шумит там, волнуется, ждёт нас. Мы спускаемся по широкой каменной лестнице и видим его – синее-синее, блестящее на солнце.

На пляже полно людей. Целая куча. Они лежат, стоят, смеются, ругаются, визгливо лезут в воду и, фыркая, вылезают обратно. Это городской пляж, и тут всегда шумно и грязно. Здесь мы не задерживаемся, а поворачиваем от лестницы направо и шагаем дальше: туда, где дикий пляж, и простор, и дюны.

Я разуваюсь и иду по самой кромке воды. Стучу пятками, оставляю отпечатки на гладком тёмном песке. Разглядываю свои ноги. Оборачиваюсь. Смотрю на следы. Большой палец правой ноги отпечатывается нечётко. Потому что я его всё время задираю.

Минут через пятнадцать мы дойдём до нашего любимого места. Мама расстелет большое полотенце. Надует круг. Достанет синие сливы и большие тёмно-розовые помидоры. Я стащу с себя платье и останусь в белых трусах. Схвачу круг и…

…и откуда он на нашу голову взялся?

Мы с мамой шли рядом. Я разглядывала свои ноги. Мама несла мои сандалии и сумку. Совсем скоро мы должны были прийти на наше место. И вдруг – он.

– Мою маму не видели?

На вид ему было года три-четыре. Он был в шортах с лямками, в голубой панамке, из-под которой торчали светлые, почти белые, волосы, и без рубашки. Он бежал в сторону дикого пляжа, размазывая по лицу сопливые слёзы. Каждой встречной женщине он задавал один и тот же вопрос:

– Мою маму не видели?

– Нет, не видели, – отвечали одни, лениво приподнимая край панамы.

Другие молча качали головой.

– Мою маму не видели? – бросил он в нашу сторону и, не дожидаясь ответа, потрусил дальше.

– Стой!

Мама схватила его за руку, развернула лицом к себе и присела на корточки.

– Где твоя мама?

Он скособочил рот, и протяжно, рывками, всхлипнул.

– М-м-мою м-м-маму не в-в-видели? – как заведённый, повторил он.

– Где ты её потерял? Где вы живёте? Куда ты идёшь? – спрашивала моя мама, доставая из сумки маленькое полотенце и вытирая им (моим любимым, в мелкую голубую розочку) его сопливые щёки.

Он всхлипывал и молчал.

Во мне начала подниматься тихая злость: «Не могла сказать, что не видели! Сейчас бы уже на нашем месте были…».

Мама поднялась и крепко взяла его за руку.

– Пошли, – сказала она и повернула обратно, к городскому пляжу.

На меня даже не посмотрела. Знала, что я злюсь.

Пока мы шли в сторону города, мама расспрашивала про его фамилию, и как зовут его маму, и где они остановились: на частном секторе или, как мы, в пансионате.

Про сектор он ничего не знал. И свою фамилию тоже. Удалось выяснить только, что зовут его Лёсик, а его маму – Света. Что на обед они варят картошку и сверху посыпают зелёным укропом. А по вечерам едят в беседке оранжевые абрикосы.

– Значит, на частном, – сказала мама, – адреса ты, конечно, не знаешь.

– Не знаю, – радостно закивал головой Лёсик.

Он уже совсем освоился и, по-хозяйски вцепившись в мамину руку, пританцовывал и подпрыгивал рядом с ней. Я тоскливо плелась следом. Тащила пыльные сандалии. За ушами тёк пот. «Если бы не этот… давно бы уже были… я бы сняла платье… мама достала бы сливы…», – стучало в моей раздувшейся от жары голове.

– Хочешь сливу? – мама вынула из сумки и протянула Лёсику пакет с мытыми фруктами.

Лёсик жадно схватил сразу две сливы, запихнул их себе в рот и принялся жевать, выпучив глаза. Мама посмотрела на меня, улыбнулась и достала ещё одну.

– Не дуйся, – сказала мама. ­ Сейчас мы его отведём и… Ты хоть какие-то приметы помнишь?

– Приметы? – Лёсик одну за другой выплюнул в песок косточки, – Помню.

– Какие?

– Не знаю.

Мне захотелось ему врезать. Дать увесистый подзатыльник. Столько времени из-за него потеряли! Мама даже посмотрела на меня очень строго, будто что-то почувствовала.

– Ну, какой там дом? Что рядом? Какой дорогой вы ходите к морю? – терпеливо допытывалась она.

– Дом большой, - пропыхтел Лёсик и старательно втоптал косточки в песок. - Белый. Ещё калитка железная.

– Ну, а ещё что? Ещё?

– Ещё? – Лёсик закатил в небо глаза и надолго задумался. – Ещё бабушка в чёрных чулках.

– Какая бабушка?

– На стуле сидит. В чёрных чулках.

– Всё время сидит? – удивилась мама.

– Всё время. Сидит на стуле в чёрных чулках.

– Ну, это меняет дело! – засмеялась мама. – Теперь мы быстро найдём. В такую жару мало кто сидит на стуле в чёрных чулках…

– Мы что, будем?.. – возмутилась я.

– Будем, - отрезала мама. – Надо же человеку помочь.

– Надо… человеку… – поддакнул Лёсик.

– В крайнем случае, обратимся к милиционеру, – сказала мама.

Мне захотелось, чтобы крайний случай наступил как можно скорее. И мы сдали бы милиционеру противного Лёсика. И зачем он вообще нам сдался?

Мы уже почти дошли до городского пляжа. Мне хотелось купаться, пить, снять платье и есть помидоры с мягкой белой булкой. Я злилась на Лёсика – что он потерялся, на маму – что потащилась его провожать, на солнце – что так печёт в затылок, на себя – за свою злость.

– Лёсик! Лёси-и-ик!!! – раздалось со стороны парапета.

Наперерез нам бежала женщина. Совсем молодая, чуть постарше самого Лёсика. По плечам её шлёпали две тощие белые косички. Лицо заливали такие же сопливые, как у Лёсика, слёзы.

– Лёси-и-ик!!!

Лёсик вырвал из маминой руки свою чумазую ладонь и понёсся навстречу белобрысой женщине.

– Ма-а-а-ма-а-а!!!

Мама Лёсика упала перед ним в песок на колени. Прижала его к себе. Обцеловала его грязные мокрые щёки. Надавала ему под зад. Потом опять расцеловала.

– Где ты был? Где ты был?!

– Ма-а-а-ма-а-а!!!

Они плакали и кричали друг на друга. Так и ушли. Крича и плача. Даже не оглянулись. Нас мама Лёсика не заметила.

Я выразительно посмотрела на маму: «Вот, видишь!!!».

Мама засмеялась довольным, радостным смехом. Обняла меня за плечи. Поцеловала в макушку. И в нос. И куда-то в висок. И мы повернули обратно: туда, где дикий пляж, простор и дюны.

Мама скинула с себя босоножки, и мы пошли с ней рядом – по гладкому, утрамбованному песку, оставляя на нём свои отпечатки: мамины узкие, красивые, и мои – разлапистые, с нечётким оттиском большого пальца правой ноги. Мы стучали пятками по песку, разбрызгивали во все стороны пену и даже не оглядывались, как там море слизывает с берега наши с мамой глубокие следы.

Лёсика мы больше не видели. Ни его, ни маму Свету, ни бабушку в чёрных чулках. Они исчезли из нашей жизни так же, как появились. Внезапно и навсегда.

 

 

Михаил ГРОЗОВСКИЙ

 

КОТ (иллюстрация)

 

Между прочим, между прочим,

на столе моем рабочем,

на моих черновиках,

на рассказах и стихах,

на заветных мыслях прямо,

словно это куча хлама,

дрыхнет Тишка, серый кот.

Вот.

 

ПЛЕННИК

 

Мы при помощи стакана

укротили таракана.

Рыжий зверь под колпаком.

 

– Э, нашёл жалеть о ком!

– Пусть не ходит где не надо!

 

Таракан тоскливым взглядом

молча смотрит сквозь стекло,

дескать, справились и рады,

дескать, жаль, не повезло;

если бы свободу дали,

так меня бы и видали...

 

ЧУДЕСА

 

Трали-вали, тили-дили!

Мы на ярмарку ходили.

Ух, и шумная она!

 

Там игрушки из резины

вынимали из корзины,

из большой-большой корзины:

мышку, зайчика, слона…

 

Продавцы их лёгким газом

надували раз за разом,

ну, а мы их в небеса

отпускали,

прямо в тучи!

 

– До чего слоны летучи! –

удивлялись… –

Редкий случай!

Зайцы в небе!

Чудеса!

 

КРАСОТА

 

Аквариум. Рыбки.

Песочек на дне.

Ракушки. Вода.

Красота в глубине.

 

Зачем эти рыбки?

Да так… Для мечты...

А ты?

О красивом

мечтаешь ли ты?

 

КОРОВА

 

Как-то ночью, в полвторого,

я не спал, глядел во тьму.

Подошла ко мне корова,

поприветствовала: «Му!»

 

– Ты чего не спишь, корова?

Ходишь-бродишь почему?

А она в ответ мне снова

горячо и нежно: «Му!»

 

И ушла. Легко и прочно

скрыл ее ночной покров.

Ну, а вы, к примеру, ночью,

не встречаете коров?

 

ПОНИ

 

Пони с грустными глазами,

пони чистенький на вид

у метро стоит часами,

Рядом – девочка стоит.

 

Он задумчиво и робко

смотрит в сторону мою,

и ему в его коробку

я монетку подаю.

 

– Пусть тебе хватает пищи,

чтобы всяких лишних бед

не стряслось,

чтоб ты, дружище,

не хворал на склоне лет,

чтоб привык к своей работе…

 

Я гляжу в его глаза,

не пойму: не то он «против»,

не пойму: не то он «за»…

 

ШАКАЛ

 

Он вечерами воровал,

приноровясь к чужой добыче.

Шакал и в Африке шакал,

а у шакалов свой обычай.

 

Зато,

когда луна вставала,

он пел и каялся.

Бывало

так завывал, что всех гостей

любых окрасов и мастей

аж пробирало до костей.

 

А вы не слышали шакала?

 

ГЛУХАРЬ

 

В любовном дурмане

при свете зари

в лесной глухомани

поют глухари.

 

Не слыша, не видя,

поют глухари.

Ну, хоть подходи

и руками бери.

 

Весной глухаря

оглушает любовь.

Руками бери,

но и душу готовь

к тому, чтоб услышав

романс глухаря,

влюбленную птицу

не тронуть зазря.

 

ТЕЛЕНОК

 

Часы урчали животом.

Вставало утро снова.

И было тихо во дворе

у фермера, пока

в хлеву телок не замычал

и умная корова,

на дойку выйдя, не дала

ведерко молока.

 

Дул молоко во все бока

теленок крутолобый.

Глаза зажмуря, он едва

держался на ногах.

 

Потом он спал.

Потом опять

на дойку шла корова.

Телок мычал, и лунный свет

рождался в облаках...

 

ПОПУГАЙ

 

Попугай мой сквернословит.

Говорю – он сходу ловит

и кидает мне в лицо

оброненное словцо.

 

Грубых слов при попугае

я отныне избегаю.

Сам же станешь дураком

при соседе при таком.

 

 

Галина ИЛЬИНА

 

МОЖНО ЛИ СТАТЬ ЁЛОЧКОЙ?

 

Маму

С испугом

Спросила

Иришка,

После того, как упала:

- Если

На лбу моём

Выросла

Шишка,

Значит,

Я ёлочкой

Стала?

 

 

Андрей ПОДИСТОВ            

 

ЖИЛА-БЫЛА СЕМЬЯ

Весёлые семейные истории

 

Как папа встретил маму

 

Жила-была семья…

Хотя нет… Вначале семьи не было.

Вначале папа встретил маму. Ходил-ходил по улицам и встретил. Как говорят: нашёл свою прекрасную половину. Половина и в самом деле была прекрасной и почему-то совсем непохожей на папу. Молодая мама была похожа на прекрасную загадочную незнакомку, которую воспевали поэты, а папа тогда был высокий, худой, совсем не прекрасный и не загадочный, вряд ли такого кто-нибудь захотел бы воспевать. Тем более что он шёл, задрав голову, и считал ворон. Может, до этого он и в самом деле искал свою половину, но тут отвлёкся. К моменту встречи папа насчитал семь ворон. На этом счастливом числе он, к счастью для себя и будущей семьи, опустил глаза и увидел маму. Она шла навстречу – лёгкая, воздушная – и улыбалась. Она как раз окончила институт, в котором училась, и радовалась свободе, лету, солнечному дню. Эта радость освещала её лицо изнутри, а солнце сзади зажгло костром её длинные распущенные волосы, и это было очень красиво. В общем, папа влюбился с первого взгляда, хотя сразу этого не понял. Он машинально пошёл дальше и даже сосчитал ещё одну ворону, но чем больше он удалялся от мамы, тем тяжелее становились его ноги. А потом они вообще развернули хозяина и повели его за светящейся девушкой.

Папа, будто привязанный невидимой верёвочкой, ходил за мамой весь день, не решаясь подойти, а к вечеру испугался, что она навсегда исчезнет из его жизни. Тогда он набрался смелости, догнал её и сказал:

– Прекрасная незнакомка, давайте познакомимся!

Они познакомились, и мама стала прекрасной знакомкой.

Так две незнакомые до этого половины встретили друг друга и через какое-то время стали одним целым – семьёй.

Правда, до этого папа ещё долго ухаживал за мамой: водил её в кино, театры, кормил мороженым и дарил цветы…

Потом они поженились.

Потом завели дочку, дачу…

Хотя нет, дача к семье непосредственно не относится. Значит дочку, потом…

Хм… Может, стоит обо всём по порядку? У порядочных писателей всё должно быть по порядку… Или не по порядку? А то очень длинно получится, а это же не женский роман...

Короче…

Короче, сейчас семья живёт-бывёт в городе Новосибирске в девятиэтажном доме возле Центрального парка. Сейчас у неё уже есть и дочка, и дача, и бабушка, и Рыжик, и черепаха Тротила…

А вот с этого момента можно и поподробнее.

 

Подробнее про папу                    

 

В детстве папа, которого тогда звали Коля, мечтал стать вначале космонавтом, потом историком, потом писателем. Он не стал ни тем, ни другим, ни третьим. Точнее писателем он стал, но наполовину. Первая половина папы рвалась уже не к маме (её она нашла и успокоилась), а в творческие выси. Вторая крепко держалась грешной земли, потому что нужно было зарабатывать деньги для семьи.

На грешной земле папа был переводчиком в научно-исследовательском институте, потом младшим научным сотрудником, потом журналистом. Он был полным, добродушным, то в бороде, то без бороды, то в очках, то без очков, – в общем, он ещё не сформировался как писатель и всё время менял свой облик. Например, борода его иногда достигала величины бороды американского писателя Хемингуэя, а вот до бороды великого русского писателя Льва Толстого ему ещё было далеко.

Сейчас он работал в журнале «Всякая всячина». Там действительно печаталась всякая всячина: свежие городские новости, сплетни из жизни звёзд, кулинарные советы опытных журналистов неопытным домашним хозяйкам, глупые гороскопы (потому что надо рассчитывать больше на себя, чем на расположение звёзд), несмешные анекдоты и всякие рекламные объявления.

Папа был заместителем главного редактора. Для души он иногда брал интервью у интересных людей, но в основном читал чужие рукописи.

А дома писал свои.

В творческих высях он представлял себя рыцарем, пиратом, героем…

Поэтому почти не занимался домашними делами.

Это было опасно, доверять ему домашние дела. Пока он летал в творческих высях (если мамы и Ниночки не было дома), у него сбегал с плиты греющийся суп, а голодный кот начинал жевать цветы на подоконнике или охотиться на мух. Если папа хотел забить гвоздь для какой-нибудь полочки, мама (если она была дома) уходила в другую комнату и пила валерьянку, потому что папа при забивании гвоздей подвергал риску не только свою жизнь, но и окружающих тоже. Наверное, об этом орал и Рыжик, который ломился в другую комнату вслед за мамой.

Мама и дочка догадывались о том, что папа пишет, по его внешнему облику.

Если он надевал шляпу, бегал на балкон и, кашляя, курил трубку – значит, он придумывал детективную историю.

Если мама заходит к нему в рабочий кабинет и пугается оттого, что папа сидит за компьютером в ведре с прорезью для глаз – можно догадаться: папа сочиняет что-то про рыцарей…

Один раз он даже отпустил пиратскую (очень растрёпанную) бороду, надел тельняшку и чёрную повязку на глаз.

– Джон Сильвер, иди обедать! – звала его тогда мама. – Только костыля не надо, договорились? А то вон Рыжик и так прячется от тебя под диваном.

 

Папины увлечения

 

В свободное от работы и творчества время папа увлекался всякими разными вещами. Например, он коллекционировал интересных людей. Он даже после того, как брал у них интервью, время от времени с ними встречался, а с некоторыми поддерживал дружеские отношения. Собирать какие-нибудь предметы вроде этикеток от пива папа считал ниже своего достоинства.

Однажды он увлёкся историческим фехтованием. Ему очень понравилось название – историческое фехтование. Историческое, это значит, связано с историей, а папа ведь когда-то мечтал стать историком. Он попросил у одного своего знакомого из фехтовального клуба «Победа» шпагу и притащил её домой.

Это оказалось гораздо опаснее, чем забивание гвоздей. Во время изучения папой исторического фехтования по книге «Как стать мушкетёром за десять занятий» вся семья: мама, дочка, Рыжик и черепаха Тротила – прятались кто куда. Мама – в спальню, Ниночка – в свою комнату, Рыжик – на кухню. Черепаха не успевала убежать и пряталась в панцирь.

После того, как папа вместо фитиля горящей свечки (это было такое упражнение) срубил мамино лимонное дерево, мирно цветущее на окне, у папы шпагу отобрали и вернули хозяину.

Когда он придумывал рыцарскую сказку, он снова хотел вернуться к фехтованию. Меч, говорил папа, вот настоящее оружие мужчины! Подумаешь, какая-то шпага…

Мама при этих словах так грозно взглянула на папу, что он обиделся и как раз после этого сидел за компьютером в ведре-шлеме, снимая его только, когда пил кофе и ездил на работу.

Кстати, была одна вещь, которой папа никогда не увлекался, – красивые девушки. Он говорил: мама – вот моё главное увлечение на всю жизнь. И если думал о красивых девушках, то только в своих произведениях. И все девушки там почему-то были похожи на маму.

 

Про маму

 

Мама – самая красивая в семье, красивее даже Рыжика, хотя он так не считает. Она самая лучшая на свете (как все мамы), у неё длинные тёмные волосы, точёные черты лица, выразительные карие глаза. Ну, в общем, она похожа на красавицу с портретов девятнадцатого века, которую как-то нечаянно занесло в наш двадцать первый век, где она осовременилась.

У мамы красивое имя – Маша. Конечно, так её зовут папа, бабушка и друзья, а читатели в библиотеке, например, звали по имени-отчеству – Мария Николаевна.

Когда папа приходил домой и не мог найти свой ключ (который всё время терял), он звонил в домофон.

– Кто? – спрашивала мама.

– Маша, это я, Дубровский! – отвечал папа и смеялся. Это он вспоминал книгу Пушкина, которую читал ещё в школе. А когда он сердился на маму, что она слишком слушается бабушку, он называл её Мария Екатериновна.

При этом он говорил:

– Мамина дочка ты, Мария Екатериновна!

– Да, мамина, – гордо отвечала мама. – Все мы мамины дочки и мамины сыночки. Даже Рыжик, хоть он и не помнит своей мамы.

– Мяу! – встревал Рыжик, то ли споря, то ли подтверждая.

Когда-то мама была маленькой девочкой, потом росла-росла и выросла романтической особой, любящей стихи, потом стала студенткой, потом прекрасной незнакомкой, потом домашней хозяйкой и библиотекарем...

Сейчас мама – фотограф.

Она снимает свадьбы и дни рожденья.

Для души: цветы, лунный свет на воде, вечерний город в фонарях, детей, и больше всего – Ниночку.

Иногда мама снимает всякую всячину для папиного журнала, которую нужно не только описывать словами, но и фотографировать. Например, всякие вкусные блюда, чтобы при их виде у читателей тут же текли слюнки и хотелось их приготовить. Или интересных людей, у которых папа брал интервью.

– Сейчас вылетит птичка! – говорит мама, снимая семейный портрет в интерьере, а точнее всю семью: себя, папу, Ниночку и кота на диване – культурном центре их квартиры.

Фотоаппарат стоит на штативе, две настольные лампы светят всем в глаза. Мама уже готова включить автоспуск и бежать к нам, чтобы получилась общая фотография, которую попросила сделать бабушка на память, чтобы послать родственникам в Москву.

Рыжик вначале верил, когда мама говорила про птичку, а потом понял, что все фотографы – вруны. Что они говорят это только для того, чтобы их жертвы улыбались. «Искусство требует жертв», – также не раз говорили и мама, и папа. Может, оно и так, но Рыжик не хотел, чтобы его обманывали и приносили в жертву, поэтому сбежал от семейного портрета без птички под шкаф (птичка, стрижонок Дженька, у них появится позже).

Мама бежит на диван, возмущаясь на бегу, и прекрасное мгновенье останавливается без вредного кота.

Мама приносит в жертву искусству, точнее фотоискусству почти всё своё свободное от домашнего хозяйства и воспитания дочки и папы время. Иногда она жертвует даже дачным временем, то есть не ездит на дачу, но тогда обижается бабушка…

Ну, и про кого написать дальше: про Ниночку, про бабушку или про Рыжика?

Ладно, Рыжик спрятался под диван, бабушки сейчас в семейном интерьере не наблюдается….

А-а, добавим ещё про маму!

 

Мама фотографирует

 

Про то, что фотоискусство требует жертв, мы уже писали.

Мама принесла ему в жертву даже работу в детской библиотеке, где ей очень нравилось. Папа ей завидовал, когда она там сидела.

– Что за работа, – восхищался он, – сидишь себе и читаешь книги! И тебе ещё деньги за это платят!

Как мама ни доказывала, что библиотекари делают что-то ещё, папа не верил. Тем более что мама действительно все детские книги там перечитала.

– Мне же надо знать то, что я предлагаю читать детям! – оправдывалась она.

А папа ей завидовал. Если бы он сам не писал книжки, он бы их читал постоянно – так он любил литературу!

Но вот мама перечитала в детской библиотеке все детские книги и ушла в фотографы.

– Мама, иди во взрослую библиотеку, – предлагала Ниночка. – Там ведь тоже можно прочитать много книг.

Но мама уже давно, как оказалось, мечтала заняться фотографией и книги в последнее время читала только о фотоискусстве.

С последней своей библиотечной зарплаты она купила фотоаппарат, похожий на маленькую пушку, и он стал её путеводной звездой в жизни.

В основном она фотографировала всякие дни рожденья и свадьбы, а потом обрабатывала их в компьютере. Свадьбы и дни рожденья тогда получались красивее, чем были на самом деле. Жених и невеста молодели лет на десять. У их пап, мам и даже дедушек и бабушек куда-то исчезали морщины и седые волосы. И у всех были красивые счастливые лица, которые всё время улыбались и никогда не моргали.

– Ты сказочница лучше, чем я! – восхищался папа. – Мне бы так красиво писать, как ты фотографируешь!

И мама красиво фотографировала всё, что попадалось ей в фотообъектив-пушку.

И для заработка, и для души.

Когда для души, она снаряжалась как фотоохотница, обвешивалась всякой техникой и уходила на фотоохоту в город.

– Пойду, куда фотообъектив глядит, - говорила тогда она.

 А потом приходила с фотоохоты довольная и счастливая, прямо как женихи и невесты на её свадебных фотографиях.

Были у маминого занятия и маленькие минусы.

Иногда её глаза как бы превращались в фотообъективы и видели всё, что мы видим нормально, только как возможные фотографии.

Например, однажды маленькая Ниночка забралась на антресоль, где от неё прятали варенье. Она поставила возле шкафа с антресолью журнальный столик, на журнальный столик табурет, а на табурет детский стульчик. Когда она забралась на самый верх этой пирамиды и уже протянула ручку к заветным банкам, то нечаянно взглянула вниз и испугалась.

– Мама, сними меня! – закричала испуганно Ниночка.

Вы знаете, что ответила мама, заглянув из большой комнаты?

– У меня в фотоаппарате разрядились аккумуляторы! Подожди немного, солнышко – я тебя сниму через пять минут!

Ну вот, как-то само собой началось и про дочку…

 

Про дочку

 

Дочку звали Ниночка. По большому счёту, когда она появилась на свет, тогда и появилась семья, ведь без ребёнка семья не полная, а худая. А вот с ребёнком (или с ребёнками) – она становится всё полнее и счастливее. Потому что папа и мама ходят и не нарадуются на ребёнка. Особенно, когда он такой особенный, как Ниночка. Особенно, когда он не плачет, не капризничает, ест всё, что ему дают, и слушается взрослых.

Бабушка говорила, что Ниночку принёс аист и оставил в капусте на даче. А мама по секрету от бабушки сказала, что раньше дочка жила у неё в животике.

Сейчас Ниночке шесть лет, она ходит в детский садик, где выращивают детей – цветы нашей жизни.

Если сравнивать дочку с цветком, то она похожа на одуванчик, когда он ещё жёлтый.

– Ты моё солнышко! – говорит мама.

И в самом деле: голова дочки со светлыми волосиками похожа на светло-жёлтый одуванчик-солнышко.

– Ты моя лунушка! – отвечает дочка.

Они обнимаются с мамой и с жалостью смотрят на папу, который не похож ни на какой-нибудь цветок, ни на какую-нибудь планету Солнечной системы.

Папа в данный момент похож на переходное явление от рыцаря к пирату.

 

Лебединая песня

 

Однажды Ниночка гуляла с мамой на детской площадке. Там же гуляли ещё молодые мамочки с колясками, малыши в песочнице, голуби и бабушки. Голуби гуляли на асфальтовой дорожке вдоль площадки, а бабушки, сидя на скамейке. Ниночка, которой стало скучно с малышами, подошла к ним познакомиться.

– Вообще-то меня зовут Ниночка, – улыбаясь, сказала она. – Но мама называет меня котёночком… рыбкой… лебедёнком… солнышком…

Бабушки, улыбаясь, кивали головами каждому новому названию и приветливо поглядывали на маму, которая невдалеке смущённо уткнулась в книгу. Думали, наверно, – какая замечательная ласковая семья! Не то, что некоторые…

Ниночка повспоминала ещё, наморщив лобик, и выдала:

– А папа называет меня крысой…

 

Пропавшие вещи               

 

Как-то у них дома стали пропадать вещи…

Пропали папин перочинный ножик с кучей лезвий и китайский фонарик-жучок, мамин браслет и набор теней для глаз, что-то ещё по мелочи…

– У нас завёлся домовой, – высказала предположение мама.

– Квартирный, – уточнил папа. – Да ну, чепуха!

– А может, это мыши?

– Зачем им твоя косметика и мой фонарик?

– Ночью наводят макияж!

Папа с мамой посмотрели на Рыжика. Тот ответил честным взглядом. Какие мыши, хозяева? Это в доме-то, где кот?..

– Сороки воруют яркие красивые безделушки, – продолжала рассуждать мама, просматривая ящики в комоде.

– Крысы таскают всякие предметы себе в гнездо… – выдал папа, залезая с головой в шкаф с инструментами.

На этот раз с возмущением на него посмотрели и Рыжик, и мама. Какие могут быть сороки, какие крысы в приличной квартире!

– Ну, есть ещё такое предположение, что это маленькие дети, – наконец догадался папа.

Они пошли в комнату к Ниночке, которая была в детском садике, и нашли всё потерянное под её подушкой.

– Крыска ты маленькая, – сказал вечером ласково папа.

 

Творческие муки

 

– Литература рождается в творческих муках! – шумит иногда папа.

Ниночка один раз подглядела в щелку, как творчески мучается папа у себя в кабинете. Глядя в монитор, и изредка ударяя по клавиатуре, он в основном задумчиво сидел в кресле, пил чай кружками, ел печенье и конфеты, опустошая вазу со сладостями быстрее, чем Рыжик свою миску.

Ниночка потихоньку утащила у него вазочку со сладостями и унесла к себе в комнату, так ей понравились папины творческие муки.

 

Остров сокровищ

 

Когда папа чем-то увлекался, он становился как маленький. Тогда он плохо находил общий язык с мамой и легко с дочкой. Тогда диван в большой комнате мог превратиться в парусный корабль, а комната – в остров сокровищ, и они с Ниночкой искали сокровища по карте, тут же нарисованной на салфетке.

Папа искал вдохновение, он считал, что это главное сокровище в его жизни, кроме семьи.

Дочка искала золотые монеты.

Рыжик, хотя и с сомнением поглядывая на хозяев, искал рыбу.

Мама ничего не искала, она орудовала на кухне с кастрюлями, но иногда хватала фотоаппарат и снимала кладоискателей. К её удивлению, довольно скоро они нашли в серванте, где стояла всякая посуда, за рядом праздничных тарелок и чашек расписную шкатулку.

– Клад! – закричала обрадовано Ниночка.

– Золотые дублоны! – радовался папа.

– Мяу, – сказал разочарованно Рыжик.

А мама прибежала с кухни и сфотографировала кучу драгоценностей, высыпанных из шкатулки на стол. Там были бусы из камней «кошачий глаз», золотые серёжки в виде подковок, приносящих счастье, колечко с бирюзовым камнем, морские ракушки и… куча монет, совсем не похожих на мелочь, которой мы расплачиваемся в магазинах.

– Ура! Мы купим пиратский бриг! – заявила Ниночка и надела бусы.

– Мои любимые серёжки, которые ты подарил на пятилетие нашей свадьбы! А я их потеряла… – мама тут же поменяла серёжки и побежала к зеркалу – сфотографировать себя в найденных серёжках.

– А, это английские фунты и пенсы, которые мне подарили англичане, когда были в гостях в редакции! – сообразил папа, перебирая монеты. – Но почему они стали золотыми?

Все посмотрели и, действительно, все монеты были золотыми.

Может, это папина фантазия сделала их такими?

Но папу деньги, как уже было сказано, интересовали мало, даже золотые.

Он нашёл, наконец, своё вдохновение и побежал в рабочий кабинет – писать. Про клады и пиратов.

А мама, подумала-подумала, и сунула золотые монеты обратно в шкатулку, а шкатулку в сервант, где про них надолго забыли.

                                

Заслуженная бабушка

 

Ещё в семье была бабушка, хотя она редко появлялась в семейном интерьере, чаще всего по праздникам. Больше они появлялись в дачном интерьере.

Бабушка когда-то была маленькой девочкой, отличницей, спортсменкой, народным дружинником, депутатом, общественной деятельницей (уточните у родителей, кто это такие). Но больше всего она была бухгалтером и домашним поваром. Пока они жили-были с дедушкой – она всё время готовила ему вкусную еду и работала в разных бухгалтериях, то есть всё считала-считала... всякие скучные сметы, балансы, годовые отчёты… А в разных бухгалтериях она работала потому, что они ездили с дедушкой, который был военный, по всей стране и объездили её всю – от Москвы до самых до окраин. Потому что есть такая профессия – Родину защищать, как говорили в одном хорошем фильме. Потом дедушка поехал дальше по стране почему-то один и остался лишь портретом на стенке, фотографиями в фотоальбоме да письмами и пожелтевшими газетными вырезками в большой коробке из-под конфет «Новосибирск».

А может, он погиб как герой… И бабушка просто об этом не говорила, чтобы никого не огорчать...

Потом, уже без дедушки, бабушка никуда не хотела больше ездить и поселилась на одном месте, в новосибирском Академгородке. Работала в школе, преподавала математику и домоводство и даже стала заслуженной учительницей.

Потом она заслужила пенсию и вышла на неё…

Так и представляешь себе: сгорбленная бабушка бредёт с костылями на пенсию… Нет, бабушка уехала на пенсию очень бодро, на своей машине и на свою дачу, где после этого, как бульдозер и экскаватор, вместе взятые, возделывала десять соток земли. А потом заготавливала на зиму, или даже на несколько зим, всякие соленья-варенья, заполняя ими погреба на даче и в гараже.

Но, между прочим, хотя бабушка и уехала на пенсию, она продолжала всех учить (ведь бывших учительниц, как известно, не бывает).

Папу бабушка учила жизни и считать деньги. Здесь пригодилось её бухгалтерское прошлое и преподавание математики. Но папа оказался неспособным учеником для бабушки, потому что всё время рвался в творческие выси.

Маму бабушка учила (потому что была её мамой) готовить всякие вкусности и работать на огороде. Но маме нравилось готовить в основном супы из консервов, бутерброды с сыром и кофе, а выращивать только цветы, чтобы потом их фотографировать.

Дочку бабушка учила хорошо себя вести, а потом, когда она пошла в школу - хорошо учиться.

Кота Рыжика бабушка учила ловить мышей. На даче, потому что дома их, к сожалению, не было. Как уважающий себя (и забывший своё беспризорное детство) городской кот, Рыжик сопротивлялся этому изо всех сил, и мыши уважали его за доброту и показывали своим мышатам.

Тротилу учить было бесполезно, она не то что учится, но даже и взорваться смогла бы только медленно…

А ещё бабушка была современной.

Она умела обращаться с компьютером и водила машину как профессиональный гонщик. Папе, например, машину доверять было нельзя. Однажды бабушка решила научить его вождению, вывезла в чисто поле, чтобы он никого не сбил, посадила за руль, и папа тут же врезался в единственную стоявшую там берёзу.

В общем, поймите главное про бабушку: заслуженные бабушки на заслуженном отдыхе не отдыхают и другим не дают.

 

Про Рыжика

 

Нынче он гуляет по квартире, как тигр или лев, который обходит свои владения, не спеша, с достоинством… Не полосатый, не жёлтый… Рыжий... Этакий царь домашних зверей. И не подумаешь, что когда-то он попал в семью совсем другим: маленьким, грязненьким, худеньким беспризорником…

У папы Коли своеобразное чувство юмора. Не один раз он от этого даже пострадал.

Например, он обожал пугать маму, которая не любила кошек, тем, что подарит ей одну из этих нелюбимых кошек к дню рожденья, к Новому году, к 8 марта… Мама пугалась, а папа хохотал.

Но однажды папа приехал из командировки, а там странная картина: мама виновато глядит куда-то в сторону, а дочка счастливая-счастливая и смотрит загадочно, как маленькая Джоконда (это такая красавица с картины – с самой загадочной улыбкой в мире). На что уж папа был рассеянный, а сразу почувствовал: что-то здесь не то. Подозрительно себя ведут дамы, большая и маленькая.

– Что случилось? – забеспокоился папа.

– Папа, ты только не волнуйся, – сказала мама, но папа как раз от этих слов и заволновался.

– Ниночку в детском садике какой-нибудь мальчик побил? – спросил он, нервно теребя будущую пиратскую бороду.

– Ты что, папа! – обиделась мама. – Ниночка у нас сама любого мальчика побьёт!

– Даже двух! – не обиделась почему-то, а даже пошутила дочка.

– ЖЭУ нас оштрафовало за квартирные долги? – с ужасом спросил папа.

– Я за квартиру плачу вовремя, – опять обиделась мама. – Заплатишь налоги – спишь спокойно.

– Ну, тогда не знаю… – признался папа.

И тут из кухни вышел маленький, грязненький, худенький… но уже будущий царь домашних зверей – рыжий котёнок без имени. Он встал посреди комнаты и грозно посмотрел на папу: «А это ещё кто такой? Почему не знаю?» Так можно было перевести этот взгляд с кошачьего языка.

Папа тоже грозно посмотрел на рыжее явление, на маму и на дочку.

– Это ещё кто такой? Почему не знаю? – спросил папа.

– Понимаешь, идём мы с Ниночкой с дачи через лес… – начала оправдываться мама. – А он выходит на тропинку, такой маленький, такой несчастный кошачий подросток…

В этот момент несчастный котёнок-подросток выгнул спину, зашипел и бросился на папу в атаку. А папа тогда ещё не занимался историческим фехтованием, и реакция у него была неважная. Как говорят фехтовальщики: ему было нанесено сразу несколько уколов - по числу когтей на передних лапах у напавшего рыжего котика… ну и ещё один укус в правую ногу... Победа с явным преимуществом. Потом, закрепляя успех, дикая тварь стала рвать передними и задними лапами папины парадные брюки.

– …и он так жалобно попросил взять его с собой! – машинально продолжала мама, не веря глазам своим.

Тут папа пришёл в себя от неожиданного нападения и схватил будущего царя домашних зверей за шкирку. Причём, даже болтаясь на вытянутой руке, тот изворачивался, шипел и махал лапами. Доказывая тем самым, что страшнее кошки зверя нет…

Вот такой подарок папе в наказание за его чувство юмора преподнесли однажды мама и дочка.

Кстати, понятно, почему будущий Рыжик вначале был такой дикой тварью из дикого леса (это выражение из сказки Киплинга, если кто не знает). Представьте, если бы вас выбросили на улицу совсем маленькими, у вас не было бы своего дома, вас не кормили бы, и пропитание приходилось бы добывать собственными силами. А ещё бы за вами гонялись собаки, вас обижали мальчишки, и впереди – зима… Маленький котёнок в дремучем дачном лесу и боролся за выживание всеми когтями и зубами. Ловил, наверное, всякую мелкую живность несколько летних месяцев. С тех пор ничего вегетарианского он не ел принципиально. Только мясо, только рыбу…

– Дорогой наш кот, - говорил про него позже примирившийся с ним папа, который зарабатывал деньги для семьи. – Дорого ты нам обходишься!

А имя дорогому котику дали тогда же, после борьбы с папой за главенство в доме.

– Мама, давай назовём котика Черныш! – предложила дочка.

– Почему? – удивилась мама. – Он же не чёрный.

– Тогда – Снежок.

– Почему? Он же не белый!

– Ну, ладно, назовём Рыжиком, – вздохнула Ниночка.

Мама больше не возражала. Потому что Рыжик был рыжим. Это стало заметно, когда мы его отмыли от его кошачьего прошлого.

 

Как Рыжик стал главным в семье

 

Как вы помните, он вышел на тропинку в диком дачном лесу такой маленький, такой несчастный кошачий подросток, и жалобно замяукал, почти заплакал.

– Возьмите меня к себе! – так это можно было перевести с кошачьего языка.

И мамины с дочкой сердца дрогнули.

– Мама, давай возьмём его с собой! – попросила, почти заплакала Ниночка и обняла взъерошенного кошачьего беспризорника, которому тогда от роду было месяцев пять. – Мы будем как братик с сестричкой!

Котик тоже обнял Ниночку всеми лапами, и мама не смогла их разлучить.

– Ладно, только ты будешь ухаживать за ним, – сурово сказала мама, и они все втроём обнялись.

А потом они везли кошачьего беспризорника домой в хозяйственной сумке, и кондукторша в автобусе хотела заставить взять на него билет, потому что думала, что они везут в сумке зайца, а зайцев в автобусе штрафуют.

А потом мама и дочка кормили котика из блюдечка, поставив его на кухне возле холодильника.

А потом устраивали ему кроватку на коврике в прихожей и делали ему туалет из маминой фотографической ванночки.

А потом…

Когда будущий Рыжик понял, что его будут не только кормить, но и укладывать спать, и выносить за ним ванночку, и гладить, и говорить всякие ласковые слова… он замурлыкал от удовольствия так, будто у него в животе включился моторчик, и мурчал непрерывно пару дней с перерывом лишь на сон и кормёжку.

Не мог он сразу поверить свалившемуся на него кошачьему счастью…

А потом поверил и… понял, кто в доме главный!

Тогда они, кстати, и подрались с приехавшим папой.

Через очень недолгое время он стал ходить по дому, как маленький лев в своих охотничьих угодьях. И жить по принципу героя одного из мультфильмов, который они посмотрели как-то с Ниночкой по телевизору: «Ну вот, поели – теперь можно и поспать. Ну вот, поспали – теперь можно и поесть».

Впрочем, от этих любимых занятий Рыжик отвлекался ещё, чтобы поласкаться с мамой, поиграть с Ниночкой и подраться с папой.

Выяснилось, что котик весьма избирателен в еде. Каши Рыжик не ел. Супа он не ел. Проще сказать, что он вообще ел. Только мясо и рыбу. В основном рыбу. Можно было даже подумать, что кот попал в семью не из дикого дачного леса, а с рыболовного сейнера, где привык питаться одной рыбой.

Пришлось кормить его одной рыбой. Иногда ему этой одной рыбы не хватало, и приходилось давать вторую и третью…

От всякой другой еды кот воротил свой розовый носик.

Когда Рыжику хотелось есть, он ходил за всеми, задрав хвост, тёрся о ноги и был очень музыкален: пел красивые песни о главном. Какой он хороший, красивый, ласковый, умный, и как его надо хорошо кормить… ну, и так далее.

Наевшись, Рыжик сидел в гордом отдалении (никто ему уже не был нужен), вылизывал себя и смотрел на всех гордо загадочными жёлтыми глазами с чёрными мерцающими палочками вместо зрачков.

– Свинкс, – говорила про него мама, когда он вот так сидел гордый и загадочный.

А потом Рыжик искал что-нибудь тёплое: батарею, шубу или колени хозяев – и засыпал на них богатырским сном.

И все водили вокруг него хороводы.

А потом он просыпался, и опять начиналась та же песенка то ли про рыжего кота, то ли про белого бычка… И всё бы было для кота хорошо, да время от времени он ходил не только, как лев, по квартире, но и, как свинтус, на чью-нибудь обувь. И тогда ему попадало по наглой рыжей морде, и мама звала его исключительно свинксом.

…Сейчас-то Рыжик уже был котом в полном расцвете кошачьих сил и относительно воспитанным царьком домашних зверей.

 

Как Рыжик сбегал из дома

 

Иногда Рыжик ходил по квартире и орал совсем не музыкально. Это он звал свою кошачью избранницу. Но та всё не приходила и не приходила.

Тогда он вроде бы разочаровался в кошках и орал уже: мол, злые вы, хозяева, не кормите кота как следует, уйду я от вас!

И ведь однажды действительно сбежал из дома, забыв, наверно, своё голодное детство.

Приходит семья домой, а Рыжика нет.

Посмотрели во всех его любимых местах: возле батареи, на коврике из старой шубы, на папином кресле, на диване, на лоджии… Посмотрели в нелюбимом месте: под шкафом, где он прятался от гостей и хозяев, когда те вдруг ни с того ни с сего хотели его наказать... Даже в холодильник заглянули, который он почти научился открывать.

А Ниночка зашла к себе в комнату и тут же всех позвала.

Мама и папа смотрят: а там окно раскрыто и на подоконнике след кошачьей лапы вместо прощальной записки.

Так Рыжик убежал из дома.

– Кошачью избранницу искать, – сказала мама.

– Сколько беспризорного кота ни корми, он всё равно в лес смотрит, – проворчал папа.

А Ниночка просто заплакала.

Они искали Рыжика три дня.

Даже Тротила ползала по квартире и искала.

Повесили на всех окрестных домах объявления: «Разыскивается особо любимый кот!» – и цветные рыжие фотографии в фас и в профиль.

Опросили всех окрестных бабушек, сидящих на скамейках.

Позвонили в кошачьи и собачьи приюты, даже в зоопарк директору с фамилией Шило. Он предлагал взамен настоящего тигрёнка, но они не согласились. Сам мэр Новосибирска по просьбе главного редактора «Всякой всячины» призвал население по телевизору вернуть кота за вознаграждение, а то, мол, заместитель главного редактора вашего любимого городского журнала не может про всякую всячину писать, пока кот не найдётся.

А потом Рыжик нашёлся сам.

Он пришёл к их подъезду, подранный местными подвальными котами, голодный, худой, как в своё голодное детство, и несчастный…

– Мяу! Мяу! Мяу! – завопил он, добравшись, как скалолаз, до домофона. Что в переводе с кошачьего языка, наверно, значило: я соскучился, хотя и меньше, чем вы по мне. Так и быть, кормите и ласкайте меня дальше – не буду я лишать вас такого удовольствия!

И с тех пор Рыжик больше не убегал из дома, только гулял иногда во дворе с папой, мамой или Ниночкой, как собака – на поводке. И шипел на местных котов.

А из одного окна на первом этаже дома напротив на него с любопытством смотрели рыжие котята.

 

Черепаха Тротила

 

О черепахе Тротиле можно написать совсем немного: она бессловесная, всё равно не будет ругаться.

У древних были странные представления, что на трёх черепахах держится мир. Это, конечно, смешно, но папа купил черепаху в зоомагазине возле ЦУМа именно из-за этого.

– Не знаю, как насчёт всего мира, – сказал папа, пуская черепаху на ковёр в большой комнате, – но на нашей Тортиле будет держаться наш семейный мир… Надо будет купить ещё двух черепах…

– Не повторяйся. Тортила была в сказке «Золотой ключик» у Алексея Толстого, - сказала рассеянно мама, которая в детской библиотеке перечитала все детские книги. – Каких ещё двух черепах?! Я и эту подумаю, оставлять или нет…

– Ну, тогда Тротила, – отмахнулся папа, которому не дали высказать начатую мысль.

– Почему Тротила? – удивилась Ниночка, подвернувшаяся под руку.

– Мяу! – возмущённо сказал Рыжик, подвернувшийся под ногу.

А черепаха ничего не сказала, потому что не умела говорить.

– Потому что если не от черепах, тогда наш мир произошёл от Большого взрыва, – объяснил папа. – А может, это бедные черепахи и взорвались, как тыща тонн тротила? И образовалась наша Вселенная...

– Папа! – возмутилась мама. – Что ты такое говоришь при ребёнке! Хорошо, что у нас нет взрывчатки!

– У нас есть хлопушка с Нового года! – радостно завопила Ниночка. – Мы её взорвём на черепахе и образуем семейный мир!

Она побежала за хлопушкой, но её остановили.

Вместо того чтобы взрывать на Тротиле хлопушки, её напоили молоком.

Удивительно, но Рыжик не протестовал. Он почувствовал, что черепаха на самом деле мирного нрава и что она его не обгонит по дороге к миске.

Они потом частенько грелись вместе на солнышке возле окон.

Так приняли в семью черепаху Тротилу.

 

На даче

 

Дача у бабушки в Матвеевке замечательная. Её все замечают, потому что она не такая, как у всех. Потому что вокруг всякие современные дачи, иногда двух-трёхэтажные. Всё в сайтинге (спросите у своих папы и мамы, что это такое): стены, заборы, туалеты, собачьи будки, скворечники. Есть даже дачи, похожие на дворцы из красного кирпича, с балконами, башенками и крепостными стенами вокруг. А у бабушки – настоящая деревенская изба из брёвен. Когда-то её разобрали в деревне, перевезли сюда и опять собрали. На брёвнах до сих пор видно циферки, которыми брёвна нумеровали, чтобы правильно собрать этот деревенский конструктор.

Печка в избе тоже вполне деревенская – русская, открытая: в неё можно ставить настоящие чугуны настоящим ухватом – специальной палкой с полукруглыми железными рогами. Сзади печки есть лежанка, на которой любит лежать и обдумывать свои творческие планы папа. В основном он, обдумывая их, засыпает и просыпает, как говорит бабушка, всё на свете: и прополку, и полив, и вообще все огородные работы. Ведь на даче он отдыхает от работы и даже от творчества.

Выбирается он с лежанки, когда приходит время обеда или ужина или когда мама заставляет его поиграть с Ниночкой или сходить с ней на речку.

Сама мама на даче часами разговаривает с бабушкой, которая работает как бульдозер и экскаватор, вместе взятые, и фотографирует бабушку за работой.

Ещё она ползает по участку по-пластунски и фотографирует дачную природу: всякие цветики-семицветики, пауков, качающихся в гамаках-паутинах, первую клубнику в каплях росы, пока её не съела Ниночка, и вообще всё, что можно принести в жертву фотоискусству…

Во дворе у них настоящий деревенский колодец, с воротом и привязанным на цепь ведром. В колодец можно крикнуть: «А-у-у!» – и он тебе ответит: «У-у!»

Рыжик, который не любит воды и криков, и близко туда не подходит. Он предпочитает кормиться возле бабушки на кухне – поёт ей свои песни о главном, а потом спит под кухонным столом на коврике, поглаживая во сне сытый живот.

Папа с Ниночкой посреди огорода надули резиновый бассейн и поставили палатку.

– Это будет Средизем… Средиогородное море, – сказал папа, показывая на бассейн.

– Это будет средневековый замок, – сказала Ниночка, показывая на палатку.

– А это будут ваши рыцарские копья, – сказала бабушка, давая им две тяпки. – Будет воевать ими с сорняками.

– С сарацинами, – поправил папа, который мечтал когда-то стать историком. – Мы сейчас устроим крестовый поход на сорняки!

И они действительно пропололи пару грядок, вырубая не только сорняки, но иногда и какие-то приличные растения, названий которых, как городские жители, не знали. Кроме огурцов там, свеклы или помидоров.

Как только бабушка зазевалась, они бросили тяпки и сбежали в самый конец огорода, ещё ничем не засаженный, выкапывать клад.

– Вот, - сказал таинственно папа, помахивая какой-то невзрачной бумажкой и отгоняя ею нахального комара. – Это секретный план места, где спрятано золото Колчака…

– Копайте вот здесь! – перебила вездесущая бабушка, вручая им лопату, одну на двоих.

И им пришлось выкопать две ямы для стелющихся яблонь вместо того, чтобы откапывать золото Колчака.

Иногда в гости к ним забегает с соседнего участка лопоухий чёрно-белый щенок Мишка. Он знает одну заветную дырку в заборе и то, что бабушка обязательно припасает для него косточки.

Вначале Рыжик с ним пробовал драться, потом просто ругался, потом они подружились. Мишка такой лапушка, что все на дачах его любят – полюбил и Рыжик, тем более, что кости он не грыз и делить им было нечего.

Он даже разок сходил под охраной пёсика в дачный лес через дорогу – посмотреть на места своего голодного детства, но вернулся хмурый и больше с дачи ни лапой.

Иногда они с Мишкой вместе спят в папиной палатке, когда она не занята папой и Ниночкой.

Вот примерно так жила-была семья на даче у бабушки…

Кстати, вот вам одна история про бабушку.

 

Как бабушка воевала с хулиганами

 

Их бабушка была героическая женщина.

Однажды, когда машина была в ремонте, бабушка стояла на автобусной остановке и вся извелась от ожидания. Потому что не привыкла терять время зря, а её автобус всё не появлялся. Зато появилась компания хулиганов. Это были весёлые молодые люди, из тех, кто любит распивать спиртные напитки, ругаться, курить, приставать к прохожим, причём всё одновременно. Этим они и занялись, чтобы скрасить ожидание. Другие ожидающие граждане старательно делали вид, что читают газеты, говорят по мобильникам, и ничего не замечают. Даже когда их обзывали всякими нехорошими словами или толкали. Даже когда хулиганы, смеху ради, решили выдернуть из асфальта остановочную скамейку. И никто им не мешал и не сказал, что так делать нехорошо, а сами они об этом не догадывались.

Но не такова была бабушка.

Некоторое время она смотрела с края остановки на хулиганскую компанию прищуренными глазами. Был у неё иногда такой взгляд, перенятый от дедушки-военного. Как сказала она потом, считала про себя до ста, чтобы успокоиться и не покалечить бедных молодых людей. А потом…

Потом бабушка не стала тратить лишних слов, которые нужно было говорить раньше – в семье и школе. Она цепким взглядом определила главаря, который больше всех распивал, ругался и командовал – подошла к нему и молча врезала сумочкой по хулиганской голове.

– Ты чё, бабка, сдурела? – удивился главный хулиган.

Бабушка также молча врезала ему ещё раз. Другие хулиганы бросили вытащенную наполовину скамейку, переминались рядом с ноги на ногу и не знали, что делать – не драться же с пожилой женщиной…

– Скамейку на место! – командирским голосом скомандовала бабушка.

И хулиганы под её суровым военным взглядом выполнили приказ.

А потом они позорно бежали, когда бабушка опять закрутила в воздухе сумочкой и двинулась на них…

В восхищении смотрели на происходящее деловые мужчины с портфелями и «компьютерные» мальчики, отойдя в сторонку, чтобы их не задело крутящимся смерчем. Наша мили… полиция никак не может справиться с хулиганами, а бабушка одна гнала целую их компанию вдоль улицы, и они кричали: бабушка, мы больше не будем!

А потом вдруг появилась ми… полиция в виде молодого лейтенанта и хотела оштрафовать бабушку за то, что она нарушает общественный порядок. Но тут за неё заступились те, за кого она заступилась на остановке. Они сказали, что таким бабушкам надо ставить памятники при жизни и, вообще, почему она должна делать за вас вашу работу?!

 Лейтенант смутился и не стал наказывать бабушку. Тем более, что вернулись смущённые хулиганы и тоже попросили не наказывать её, так ими понравился бабушкин героизм.

 

Как семья отдыхала на море

 

Семья давно хотела где-нибудь красиво отдохнуть. Ездят же люди в Испанию, Францию, Таиланд, на Канарские острова. Рекламы всякие красивые по телевизору показывают: Прилетайте к нам на Канары или в Сингапур! Очень недорогой туристический тур! Прилетите к нам без штанов, они на пляже не нужны!

– Чего мелочиться – давайте Новый год отпразднуем на Канарских островах! – горячился осенью на семейном совете папа. – Представляете, зимой – у тёплого голубого моря на белом песке, а вокруг банановые пальмы и баобабы…

– Давайте выберемся к лету на Золотые пески в Болгарии! – мечтала мама.

– Хочу, где банановые бабы! – попискивала Ниночка.

– Мяу! – путался под ногами Рыжик. – А меня куда? Кто меня в это время кормить будет?

Черепаха Тротила же медленно щурила глазки, не успевая поворачивать голову к мечтающим хозяевам.

– Или вот будем откладывать денежки, как советует наша бабушка, – продолжал папа, – и через год махнём в Египет. Разгадывать тайны египетских пирамид!

– А я бы хотела в Грецию, на остров Корфу, – возразила мама. – Там море, скалы, оливки. Там Даррелл жил со своим семейством и зверями!

– Хочу на остров с зверями! – закричала Ниночка.

– Мяу! – заорал Рыжик, которому наступили на хвост.

На Тротилу тоже наступили, но она как всегда промолчала.

Папа с мамой честно старались заработать на заграничный отдых, но у них почему-то не получалось: хотя и папа засиживался допоздна в редакции и мама брала побольше фотозаказов. То за квартиру надо было платить, то Ниночке за детский садик, то ещё за что-нибудь. А уж сколько на продукты денег уходило! Как будто не семья ела, а целый батальон солдат с хорошим аппетитом. Про дорогого котика можно и не вспоминать… И бабушкина пенсия не выручила бы, соберись семья купаться в заграничном море...

– Наверно, мы не умеем зарабатывать деньги, – признал весной поражение папа. – Цены всё равно обгоняют наш заработок. Мама, давай заработаем хотя бы на Чёрное море. Поедем в Анапу или Сочи, где тёплые ночи…

– Хочу, где тёплые Сочи! – поддержала папу Ниночка.

На Чёрное море они заработали, но тут им понадобились деньги на переезд в новый дом... Впрочем, об этом позже… мы ведь пока об отдыхе.

– Ничего, – сказал неунывающий папа, – есть у меня одна идея…

И вот в самом начале лета, по папиной идее, собрав спальные мешки, палатку, продукты, семья загрузилась в бабушкину машину, и бабушка отвезла их куда-то на берег Обского моря. Где не было людей, а были только сосны, глухой берег и море.

– Эх, – сказала бабушка, – нет ведь лучшего отдыха, чем работать на огороде!

Посмотрела на них, как на сумасшедших, посигналила и уехала на дачу.

И Рыжик грустно проводил их взглядом через заднее стекло, похожий на рыжую рыбу с усами в аквариуме-машине. Хорошо хоть лапой не постучал по мохнатой круглой башке. Надо же! Самим! Добровольно! Поселиться в лесу! Да ни за какую рыбу!

– Мама, Ниночка, представляйте, что мы на необитаемом острове! – радостно сказал папа, раскладывая на траве палатку. – Я буду Робинзон Крузо, Ниночка – Пятница, а мама…

– А я буду Среда, – подсказала мама, – и все остальные дни недели. То есть целую неделю я буду вам здесь готовить завтраки, обеды и ужины, не так ли? А потом мыть за всеми посуду. Как дома, только в антисанитарных условиях. Вы же будет в это время загорать и купаться…

– Мама, ты будешь фотографировать прекрасные рассветы, дикую природу и красивые коряги, – отвечал, не задумываясь, папа. – Готовить мы тебе поможем.

– Может, вы ещё и рыбы наловите для ухи? – скептически поинтересовалась мама, разбирая продуктовую сумку.

– Я уже наловил, – успокоил папа, распаковывая свой рюкзак, самый огромный из всех. – В магазине, в отделе «Дары моря». Вот здесь есть и сайра, и скумбрия, и килька в томатном соусе…

– Ура! Мы будем Робинзоны Кукурузы! – подала, наконец, голос и Ниночка, успевшая осмотреть окрестности и сбегать к воде. – А также Пятницы и Среды! А бананы здесь растут?

– Растут, котёнок, ты же видишь – сколько пальм вокруг! – грустно пошутила мама.

Она пошутила, но на следующее утро, когда они с дочкой вылезли из палатки, то обнаружили, что на ближайшей молоденькой сосёнке растут не только бананы, но и розы.

Ниночке достались бананы, маме – цветы.

И мама примирилась с этим диким отдыхом на дикой природе вместо цивилизованных Золотых песков или острова Корфу.

Тем более, что всё действительно было очень здорово: солнце, воздух и вода - и можно отдохнуть от работы!

Тем более, что за неделю они как раз набрались сил для переезда в новый дом.

Но об этом потом. Нельзя же вот так сразу взять и рассказать обо всём.

Как говорится – продолжение следует!

 

 

Наталья ИВАНОВА

 

ПРИЧАСТНЫЙ ОБОРМОТ         

 

Был хорошистом я весь год,

В портфеле жил порядок.

Но вдруг Причастный Обормот

Завёлся средь тетрадок.

 

Принёс с собою кавардак

И надо мной хохочет.

А с запятыми он никак

Соседствовать не хочет.

 

Весь класс серьёзен и затих –

Контрольная работа.

Но где набрать мне запятых

Для этого проглота?

 

Лишь разживусь я запятой

(Ведь я их не ворую),

Как он уже бежит от той

И требует вторую.

 

Он издевается и рад,

Что я такой несчастный.

Ох, у него еще и брат,

Но тот – Деепричастный…

 

 

Георгий БАЛЛ (иллюстрация)

 

СТАРЫЙ БАШМАК И ЗЕЛЕНЫЙ БОТИНОК ШАГАЮТ ВМЕСТЕ

 

Они лежали на знакомой куче мусора. Старый Башмак оглянулся: да, он здесь, его любимый братец Зеленый Ботинок. И это было хорошо.

Старый Башмак посмотрел на небо. Светило солнце. И это было тоже хорошо.

– Итак, – скомандовал себе Старый Башмак, – не спеши. Подожди.

Терпение.

Терпение.

Терпение.

Он, кажется, зашевелился.

Он, кажется, просыпается.

Проснулся.

Да, несомненно!

И Солнце давно проснулось.

А значит... А значит, Зеленый Ботинок, будем шагать шлеп-на-шлеп шлеп-на-шлеп шагать, шагать…

– К новой сказке?

– Конечно, к той, куда ведет нас дорога. И разве ты не понял? Мы уже в пути. Не забегай вперед, шлеп-на-шлеп… Чувствуешь, как пахнут апельсиновые деревья?

 

В Апельсиновой стране

 

И однажды в Апельсиновой стране… Но прежде я хотел тебя познакомить с моим другом Тивеном. Видишь, на дороге лежит Огромный камень. Он похож на скалу. Нет, это не скала. Камень лежит здесь тысяча миллионов лет. Камень упал сюда, когда Полуночное солнце не захотело вставать. Закапризничало. Ты ведь тоже, бывает, капризничаешь. Не хочешь просыпаться. Вот и Полуночное солнце так капризничало, что столкнуло этот Огромный камень с неба на землю. Вот так и получилось, что Огромный камень прилетел в Апельсиновую страну. За ним, видишь, узенькая тропинка. Не бойся, тут придется нам с тобой спускаться по этой узенькой тропинке вниз.

Осторожно… осторожно… осторожно… Вот сюда ступай своими маленькими подошвами. У меня большая подошва. На ней написаны волшебные слова «Ф-КА СКОРОХОД». Это Знак Вечности. И все равно я боюсь оступиться, чтоб не полететь кубарем вниз. Постой. Не двигайся. Я попробую отсюда позвать своего друга, улитку Тивена.

– Эй, Тивен! Мы идем к тебе. Я, Старый Башмак, и мой Маленький Брат, Зеленый Ботинок. Эй, Тивен, ты слышишь меня? Как глубоко ты забрался со своим домиком.

– Что ты так громко кричишь, Старый Башмак?! Ты спугнул Тишину. И она убежала.

– Убежала? Тишина?

– Да, сначала она нервничала от шума ваших шагов. А теперь совсем убежала. И я не знаю, вернется ли. Ладно, что теперь поделать. Заходите, - и Тивен чуть приоткрыл дверь своего домика.

– Не знаю, сумеем ли мы к тебе войти?

– Раз спустились и прогнали Тишину, теперь уж заходите.

Они вошли в домик. Старый Башмак и Зеленый Ботинок увидели, что в домике Тивена были кроватка, столик с лампой под зеленым абажуром, кресло-качалка и три табуретки.

– Ты извини, Старый Башмак, я уж сяду на свое привычное место, в кресло. А вы садитесь на табуретки. Только ту, что рядом со мной, не занимайте. Это место Тишины. Она убежала, но мне бы не хотелось, чтоб на ее месте кто-то сидел. Даже ты, мой друг, Старый Башмак.

– Ну конечно. Мы сами живем на куче тряпья, а ночью, когда засыпаем, оказываемся во дворце. Но всюду одно правило: мой дом – моя крепость. Так скажи, что ты делаешь? У тебя есть телевизор, компьютер или Интернет?

– О чем ты, Старый Башмак? Да у меня свои усы, и вообще эти штуки для молодежи. Они играют в свои игры, а я слушаю Тишину.

– Тишину? А я, кстати, хотел тебя спросить, какая она?

– Тишина - это Тишина.

– И какая она? Зеленая? Красная? Оранжевая?

– Бывает и такая и такая, смотря какое время года.

– А у нее хвостик есть? – спросил Зеленый Ботинок.

– А у тебя, малыш, – засмеялся Тивен. – У тебя есть хвостик?

– Нет.

– А язычок?

– У меня есть, – и Зеленый Ботинок высунул свой язычок.

– Если есть у Тишины язычок, то она его никому не показывает. Потому с ней приятно разговаривать. А еще лучше – сидеть и слушать ее.

– Ладно, Тивен, – сказал Старый Башмак, – нам этого не понять. И не за тем мы пришли.

– И что же вы хотели?

– Мы хотели… мы хотели... - закрутил своим язычком Зеленый Ботинок, - мы хотели…

– Чтобы ты рассказал нам про Апельсиновую страну. И что здесь произошло, пока я шагал по другим дорогам, к другим сказкам, – сказал Старый Башмак.

Тивен поднял усы кверху:

– В Апельсиновой стране растет понятно что, а вот почему здесь вырос Одинокий Одуванчик, кто сейчас скажет? Думаю, он сам не знал, как очутился в саду Феи утренних зорь. Да уж точно не знал, что с ним случится в одну минуту, в то тысячелетие.

 

История Одинокого Одуванчика

 

В то тысячелетие рано-рано утром Фея утренних зорь вошла в свой сад.

Недалеко от дорожки сада, где, конечно же, росли апельсиновые деревья и махрово-красные гордые розы, вдруг Фея утренних зорь увидела совсем невзрачный Желтый одуванчик. «Как он здесь одинок», – подумала Фея утренних зорь. Она увидела Желтый одуванчик глазами волшебницы так, как мы не умеем видеть в нашей компьютерно-интернетовской шумихе. Простой полевой цветок совсем затерялся среди роз. А Фея утренних зорь увидела его, восхитилась и полюбила.

– Ты, – сказала волшебница Желтому одуванчику, – будешь самым прекрасным Юношей в серой пушистой шапке.

И по всему саду она рассыпала утренние зори и множество утренних звезд.

– Тебе все это нравится? – спросила Фея.

– Ты мне нравишься больше утренних звезд, – ответил уже не цветок, а Юноша в серой пушистой шапке. Мне раньше было одиноко. А теперь нет.

– Ведь это хорошо?

– Даже здорово!

– Ты слышишь, как громко звенят звезды?

– Ага.

– Они радуются тебе. Нет, лучше сказать, нам.

– Никого больше нет. Ты и я.

– Только ты и я.

– Теперь всегда будет так: ты и я.

Да, им казалось, что они одни в этом мире. Но это было не так. Утренний ветер увидел, как необычно горели зори в эти минуты, в эти тысячи лет. Услышал, как громко звенели звезды.

 – Ха-ха, – засмеялся Утренний ветер. – Таким ли ты, красавчиком останешься, если я подую сильнее, и еще сильнее, и еще сильнее…

– Ага, ты уже хватаешься за голову. Ты уже не думаешь о зорях. Еще сильнее, и еще сильнее…

– Ты не слышишь звезд. Только держишься за жалкие остатки своей когда-то пушистой шапки...

Утренний ветер так раскрутился, что превратился в бурю.

Буря с корнем вырывала деревья, цветы.

Где Фея утренних зорь? Где Юноша?

Черная туча закрыло небо. Хлынул дождь. Потоки дождя не прекращались, смывали все на своем пути.

– Наша Апельсиновая страна пережила страшные минуты, страшное тысячелетие. И, конечно, любовь была развеяна. И Фея уже ничего не могла поделать. Ничего.

– Может, Утренний ветер захотел пошутить? – спросил Старый Башмак.

– Может и так.

– Может даже не со зла? – сказал Зеленый Ботинок.

– Может и так, – вздохнул Тивен. – А вообще, кто знает, почему в мире прогоняют любовь?

– Почему? Почему? Скажите, кто знает? Скажите, кто знает? – спрашивал Тивен, забыв про своих гостей.

Они не спрашивали. И они молчали.

И в домике Тивена стало тихо-тихо.

Тогда совсем тихонько вошла Тишина. Постояла у порога и молча села рядом с хозяином домика.

А Старый Башмак и его Маленький Брат, Зеленый Ботинок, долго сидели молча. Очень долго, может, тысячу миллионов лет?

Потом они совсем тихо, совсем незаметно ушли. И где они оказались?

Да ведь это новая сказка, уже другая дорога. Шлеп-на-шлеп, шаг за шагом, все дальше и дальше…

 

В Стране Деревянных Лошадей

 

– Как ты думаешь, что это лежит на дороге? – спросил Старый Башмак у своего Младшего Братца, Зеленого Ботинка.

– Это каждый знает

Это

Это

Ну, это каждый знает

– Знает, тогда скажи.

– Да это же маленькая,

 совсем малюсенькая,

 совсем круглая,

 с четырьмя дырочками

– Что?

– Как что? Разве ты не видишь?

– Да, ты прав. Это маленькая пуговица. Кто-то ее потерял. А мы нашли. Только мне кажется, она совсем не простая, а сказочно–волшебная. Давай, проверим. Ну-ка, малыш, попробуй влезть в одну из дырочек этой пуговицы. Смелее!

И маленький Зеленый Ботинок легко проскочил в одну из дырочек пуговицы.

– Брат! – кричал Зеленый Ботинок, – мне страшно.

Он кричал по другую сторону пуговицы.

Старому Башмаку совсем не просто было пролезть в маленькую дырочку. Но он испугался за любимого Младшего Брата. И хоть и с трудом, а пролез в дырочку пуговицы, такую узенькую, как игольное ушко.

Они оба очутились по другую сторону пуговицы. Увидели суровый, темный лес. Деревья в лесу были такие старые, такие седые, что сразу стало понятно, сколько миллионов лет они тут прожили. Деревья сердито кхекали и кашляли от великой старости. И недружелюбно переговаривались, трясли седыми листьями:

– Зачем нарушили наш покой этот Старый Башмак и Зеленый Ботинок?

– Надо выгнать этих незваных гостей.

И заговорил Старый Башмак:

– Действительно, вы правы. Нас никто не звал. Но мой Младший Брат так много спал и так мало видел. Я хотел ему показать, что даже за самым простым, за самым обыкновенным скрывается занятное. Мир так удивителен. А мы с ним ничего не умеем, только шагать и шагать: шлеп-на-шлеп… Простите нас великодушно.

Вежливая речь Старого Башмака была услышана.

Древние седые деревья хмурого леса потихоньку расступились, освобождая проход к тропинке.

– Не бойся, идем, – и Старый Башмак первый ступил на тропинку. Его подошва с волшебными словами «Ф-КА СКОРОХОД» (Знак Вечности), хоть, как и бывает в России, держалась только на трех гвоздях, весьма оживилась, требуя дороги. И напрасно про Старого Башмака привыкли говорить, что его подошва «просит каши». Нет и нет! Она еще послужит Старому Башмаку в его неистребимой страсти к новым дорогам и новым приключениям.

Тропинка была такой узкой, что они не могли идти рядом. Впереди шагал Старый Башмак, а за ним, стараясь не отстать, поспешал Зеленый Ботинок. Старый Башмак шагал довольно быстро и даже напевал что-то походное. А Зеленый Ботинок с опаской глядел на седые деревья.

Неожиданно узкая тропинка раскрутилась

Развертелась,

Распахнулась,

Раздвинулась,

Пошла в такой разлет

Что сразу и вдруг открылась

Широчайшая поляна

А на поляне стояли лошади, целый табун.

«Может, они пасутся? – подумал Старый Башмак. – Но почему они не двигаются?»

Зеленый Ботинок крикнул:

– Эй вы! Мы пришли к вам в гости!

Полное молчание

Ни одна лошадь не шевельнулась

Не подняла головы

Не махнула хвостом

Зеленый Ботинок приблизился к большой вороной лошади. Дотронулся до ее ноги.

И сразу же крикнул:

– Это не настоящая лошадь. Она деревянная.

Старый Башмак тоже подошел. И увидел, что глаза у лошади живые. Лошадь смотрела в даль поляны. А там торчал над землей совсем Старый Пень.

Старому Башмаку не надо было ничего объяснять, и он зашагал к Старому Пню.

– Ну что? Кряхтим еще? – сказал Старый Башмак вместо приветствия.

Старикам всегда есть о чем поговорить, что вспомнить, да еще поругать новые времена, да еще со вздохом сказать: «Раньше горький перец был совсем горький, а теперь и не поймешь какой. Или арбузы были слаще сахара, а теперь совсем не такие, раньше были круглые, а теперь то ли полосатые, то ли волосатые. Вот такие теперь времена. Это и по телевизору теперь показывают».

– А чего вас сюда занесло? – прошамкал Старый Пень.

– Да вот, гуляю с Младшим Братом. Хочу ему показать, какие есть диковины в этом сказочном мире. А то с этим Интернетом и компьютером скоро и показывать нечего будет. У тебя компьютер есть?

– На что мне?

– А то есть дискотеки и прочее... - Старый Башмак понизил голос. – Теперь девочки в первом классе с мальчиками на перемене шушукаются про любовь...

– Какая это любовь!

– А ты знаешь про любовь?

– Я-то…

Старый Пень хотел еще что-то сказать, но замолчал, как бы ушел глубже в землю.

Старый Башмак этого совсем не хотел и спросил:

– Скажи, а почему эти кони совсем на вид живые, а деревянные? Только глазами сверкают.

– Вот тут и есть эта самая любовь.

– Да? Тогда не темни, Старый Пень, рассказывай.

 

РАССКАЗ СТАРОГО ПНЯ

 

– Ты верно углядел, они и есть живые. А случилось это недавно, лет, может, тысяча назад. Тут, за одним углом Большой Горы, обитала невиданная красавица. На нее глядеть даже Солнце смущалось. Поднимется Солнце над горой, увидит Раду - такое ее имя - и сразу торопится уплыть в ночь. Потому что от Рады шла энергия, как от миллионов атомных станций или атомных подводных лодок...

– И жил один парень, имени его я тебе не скажу. Имя его спрятала ночь. Его брови были, как ночь, черные. И захотел тот парень покорить сердце девушки дорогим подарком. И пригнал из-за гор табун чудесных лошадей. Они могли так высоко скакать – выше леса и так быстро, что никакая электронная почта не могла за ними угнаться. А как красиво они умели танцевать! Только смотреть на них полагалось лунной ночью. Да, они танцевали при луне, под звуки мышиной флейты. Стоило мышке выбраться из норки, поднять к небу флейту, как ночной парень с черными бровями приглашал Раду танцевать вместе с табуном...

– Так что же случилось? – нетерпеливо спросил Старый Башмак.

– Что случилось? – прошамкал Старый Пень. – Да ничего особо нового, это бывало и в старые времена, здесь, на земле, под луной...

Он замолчал, будто захотел глубже уйти под землю.

– Эй, Старый Пень, не спи. Говори же скорей!

– Зависть.

– Какая зависть? Кто мог позавидовать красивой, молодой любви?

– Кто? Да вон тот старый лес. Он даже от зависти поседел и потемнел в своем колдовстве. Пусть лошади станут деревянными, так заколдовал лес. А девушка и парень с черными, как тучи, бровями, успели все-таки ночью по лунной дороге ускакать. Кто теперь знает, где они?

– Никогда и никому не завидуй, – наставительно сказал Старый Ботинок своему младшему брату.

– Кому мне завидовать?

– Днем – Солнцу. А ночью – Звездам и Луне. Ты еще молодой, можешь сбиться с дороги.

– Не собьюсь. Я тебя люблю. Буду с тобой идти по любой дороге.

– Спасибо!

И Старый Башмак сказал:

– Брат за братом.

А Зеленый Ботинок повторил:

– Брат за братом.

Старый Башмак сказал:

– Шлеп-на-шлеп.

А Зеленый Ботинок повторил:

– Шлеп-на-шлеп.

Это была их клятва любви, клятва на путь-дорогу.

– Приятно вас слушать, – сказал Старый Пень.

Между тем наступила ночь. На небо вышла луна.

И вдруг из-под Старого Пня, из норки выбежала мышка с дудочкой-флейтой. Уже с первыми звуками флейты лошади будто проснулись. Белые, гнедые, вороные замахали хвостами, гривами и начали кружиться, танцевать…

– Значит, зависть не такая сильная штука, – сказал Зеленый Ботинок.

– Но очень плохая, - сказал Старый Башмак. - Видишь, какая широкая лунная дорога. Нам пора шагать. Попрощайся со Старым Пнем.

Вместо прощания Зеленый Ботинок поцеловал Старого Пня.

И они пошли дальше шагать по лунной дороге.

 

Рада, Радуга-Дуга

 

Лунная дорога была столь широкой, что Старый Башмак и Зеленый Ботинок могли шагать рядом. Но вскоре тучи и облака закрыли от них землю. Шагать стало трудно. Старый Башмак и Зеленый Ботинок совсем исчезли друг для друга в мокром облаке.

– Ээ-эй, брат! – кричал Старый Башмак. – Где ты? Шагай быстрей, вверх, вверх!

Но его крик быстро тускнел и тонул в облаке. Да к тому же на лунной дороге сильно загромыхало. Их нагоняла древняя телега с вихляющимися несмазанными колесами. В ней сидел старик с ужасно черными бровями. Его черные брови быстро тучнели, а его глаза сверкали. Из них вырывались кривые стрелы. Все небо гремело. Тянула телегу старая-престарая кляча с ногами, поросшими такими же густыми волосами, как черные брови старика. И чем тучнее становились брови старика, тем громче кляча топала ногами. Зеленый Башмак затрясся от страха. В телеге стояли две бочки, доверху наполненные водой. И вода расплескивалась. Лилась вниз, на землю. Старый Башмак, который, конечно, больше прожил на свете, понял, какая опасность их настигает. Он не столько боялся громыхания, сколько кривых искр-молний, вырывающихся из-под ужасно черных бровей, тучно закрывавших уже все небо.

– Терпи, брат! – кричал совершенно мокрый Старый Башмак. – Все обязательно кончится. А вода нужна земле, деревьям, цветам, траве…

И правда, телега и бочки перестали греметь. Где-то вдалеке зашумел Солнечный ветер. Солнечный ветер осветил капли, еще падавшие со дна бочек.

– Рада! Радуга! – закричал старик.

Зеленый Ботинок оглянулся. И увидел, как чудесно меняется лицо старика. Брови были черными, а глаза светло-голубыми, как небо после дождя. Да и сам старик преобразился в парня. Он уже сидел не в телеге, а в легкой таратайке. Держал вожжи и правил вороным конем.

От неба к земле перекинулся крутой разноцветный мост. По мосту неторопливо спускалась девушка.

– Рада! - крикнул Парень.

Конь и парень кинулись навстречу Раде.

Еще девушка не дошла до земли, как вороной конь доскакал до Рады.

И тогда Рада вместе с чернобровым парнем, легкой таратайкой и с солнечным ветром слились воедино, и в одно тысячное мгновение они стали травой, цветами, деревьями и просто жизнью на земле.

– Это они, – шепнул Зеленый Ботинок своему старшему брату, – они ускакали на Луну, а теперь вернулись.

– Ты прав, брат, – сказал Старый Башмак. – Такие чудеса мне по душе, – позвал Старый Башмак. – Надо и нам, шлеп-на-шлеп, возвращаться. Пока светит Рада, Радуга-Дуга.

 

И когда они опять оказались на знакомой куче тряпья, Зеленый Ботинок никак не мог заснуть.

– Как это все-таки у них хорошо получилось, – сказал Зеленый Ботинок.

– Потому что любовь.

– Опять любовь?

– Да, самая победная штука на земле и на небе. Ты же видел, как она превращает старика в красивого парня.

– Ага, видел.

– Это уже не сказка.

– А что?

– Сам догадайся, – Старый Башмак засмеялся, – не такой уж ты маленький.

– Это она?

– Она самая. Давай, скорей засыпай. Пусть нам приснится сказочный дворец.

 

 

Игорь КАЛИШ

 

ЗА ЛЕТО ГОЛОСУЮ - ЗА!

 

За лето голосую – «За!».

Со мной согласна

Стрекоза,

Гроза,

Роса,

Комар,

Жучок

И на скамейке старичок,

И малышня в песочнице,

И у лотка цветочница,

И тёплый ветер,

И прибой,

И крепкий рыжик под сосной.

И даже эхо вторит где-то:

– И я,

И я,

И я – за лето!

 

КУДА ЛЕТИТ КОРОВА

 

Как странно –

В четверг в половине второго

Куда-то зачем-то

Летела корова.

Крылом помахала

Ей встречная птица:

– День добрый, Корова,

И как Вам летится?

– Отменный денёк

И летится прекрасно!

Сегодня куда-то

Лечу не напрасно.

И ждёт меня где-то

Чудесное что-то.

Подарит его мне

Улыбчивый кто-то.

 

Я что-то такое

Ну очень хочу,

И вот потому

Я куда-то лечу.

 

СЧАСТЛИВЫЙ ЛИМОН

 

Лимон привлекательной

Жёлтой расцветки

На дереве жил,

Зацепившись за ветки.

Как пахли приятно

Лимонные щёки!

Под шкуркой бродили

Лимонные соки.

Но странно,

Никто не хотел

С ним водиться,

Не ела его

Ни букашка,

Ни птица.

Висел он под солнцем

Кислея, скучая.

Но вскоре увиделся

С Чашечкой Чая.

И звякнула Ложка:

– Душистому, здрасьте!

И сердце Лимона

Забилось от счастья!

 

СУХАРИК И БУЛКА         

 

Сухарик ржаной

Пошёл на прогулку

И встретил у парка

Сдобную булку.

– Приветствую Вас,

Дорогое дитя, –

Промолвил сухарик

Крошась и хрустя.

– Вы так ароматны,

Пышны и румяны,

Калорий полны,

Лишены Вы изъяна.

Вы так... изюмительны!

Сдобны, белы!

Вам рады всегда

Самовар и столы.

Я хлебом ржаным был –

Любимцем народа,

Надёжным фундаментом

Для бутерброда.

И хоть почерствел,

На судьбу не в обиде –

Готов послужить

В панировочном виде.

 

 

Елена ФЕЛЬДМАН

 

ГДЕ ЛУЧШЕ?

 

Мяукнул с крыши рыжий кот:

– Как солнце весело живёт!

Дожди ему не мочат лапки,

Не прилетают с неба тапки...

Наело солнышко бока

(Ведь облака – из молока)

И отдыхает целый день.

Ему и вниз-то глянуть лень!

 

В ответ нахмурилось светило:

– На небе мне совсем не мило!

Здесь, в пустоте и синеве,

Нельзя кататься по траве.

Не выйдет поплескаться в речке,

Свернуться бубликом на печке,

За воробьями погоняться...

Я вниз хочу! Давай меняться!

 

КТО ТАМ ХОДИТ У ОКОШКА?

 

Кто там ходит у окошка?

Может, ежик? Может, кошка?

 

Может быть, лесной олень?

(Посмотрел бы, только лень).

 

Может, это носорог

Точит о перила рог?

 

(Мне не страшно. Если хочет,

Пусть еще полночи точит).

 

Может, там индийский слон?

Огнедышащий дракон?

 

Я ни капли не боюсь.

В одеяло завернусь

 

И пойду на кухню к маме,

Храбро топая ногами.

 

Мама знает все на свете.

Мама скажет:

– Это ветер!

 

ЮНГА

 

Гранитной рыбой гордый город

Плывет по медленной Неве,

И солнца раскаленный молот

Завис в звенящей синеве.

 

Ни шороха. Один мальчишка

У Львиного моста сидит,

Как в воду, провалившись в книжку

(Джек Лондон? Может быть, Майн Рид?)

 

За поворотом ждут пираты...

Дает команду адмирал...

Он – вдохновенный и лохматый

Наследник тех, о ком читал.

 

Мечты и юность – ненасытны.

Вода сверкает горячо.

Лев тянет морду, любопытный,

И тычется ему в плечо.

 

 

Сергей ГЕОРГИЕВ

 

КРЫСА

 

Один человек купил крепкий старый дом, в котором, увы, оказалось полно мышей. Живность эту новый хозяин очень не любил. Он наставил по всем углам мышеловок, а в чулане щедро рассыпал крысиного яду.

Не успел новосёл закончить работу, как из норки, сверкнув крохотными чёрными глазёнками, высунулась хитрая крысиная морда. Человек потянулся за палкой.

– Дорогой сосед, – заговорила вдруг крыса красивым, глубоким и мягким человеческим голосом. – Я зашла попрощаться!

Хозяин дома выронил палку и прислонился к стене. Крыса же продолжала:

– Долгие безмятежные годы я прожила здесь в уютном и тёмном чулане... Теперь многое изменилось: эти безобразные мышеловки на каждом шагу, яд... Бр-р! Я ухожу! Но в память о себе я хотела бы оставить вам несколько крупных речных жемчужин и длинную золотую цепь...

Человеку внезапно стало нестерпимо жарко. Лоб его покрылся испариной, а рубаха прилипла к спине.

– Золотую цепь? – слегка заикаясь, переспросил он. – С чего бы это? С какой стати?

– Ах, какая мелочь! Так, сувенирчик на память! – перебила собеседника крыса. – Видите ли, мой отец, Крысиный Король, он владеет просто несметными сокровищами! Бриллианты, рубины... Я  с детства поняла: не в этом счастье! И уж не в деньгах, тем более! Недавно я обнаружила тайный ход в подвалы одного крупного банка. Пачкой банкнот больше, пачкой меньше — там этого просто никто не замечает!

Новосёлу вдруг почудилось, что стены его скромной комнаты раздвинулись почти до горизонта, а сверху, из прозрачных небес пролился ослепительный неземной свет.

– Ваше Высочество, – склонился человек в глубоком поклоне, лихорадочно пытаясь припомнить бесполезные ранее правила дворцового политеса. – Входите же, милости прошу! Ну что вы, право, застыли на пороге моего гостеприимного жилища?

– А ваше оружие, эта вон страшная палка? – деловито поинтересовалась крыса. – Или вы собирались ударить не меня, а кого-то другого? И эти ужасные мышеловки?! Крысиный яд, наконец?!

– Не обращайте внимания, – засуетился хозяин. – Не успел прибраться, понимаете, ещё не расставил мебель, как следует... Вот и сам постоянно натыкаешься здесь на ерунду всякую! Место мышеловкам на свалке!

Чтобы немедленно развеять остатки сомнений, человек схватил первую подвернувшуюся под руку мышеловку и, широко распахнув дверь, выбросил её за порог.

– Чувствуйте себя как дома! – радушно предложил он. – Даю честное благородное слово: здесь вам всегда рады! К чему прозябать в душном и тёмном чулане?! И я, ваш покорный слуга, всегда рядом, всегда к вашим услугам! Отныне и навеки!

Большая крыса с достоинством вылезла из норы, по-хозяйски вышла на середину комнаты, оглядела помещение и, судя по всему, осталась довольна.

– Славненько! Мило, очень мило! – сказала она. – И вы мне кажетесь достойным человеком, который никогда ни на йоту не отступит от данного им слова!

– Это так! – с готовностью подтвердил человек.

– Я остаюсь, – милостиво согласилась крыса. – Принимаю ваше предложение. Отныне, как вы изволили выразиться, я стану жить здесь, с вами. Сознаюсь, мне искренне жаль, но при этом вам придётся мириться с одним моим пустяковым недостатком, как раз по причине которого некоторые меня... как бы это выразиться поделикатнее?.. несколько недолюбливают!..

– С одним недостатком?! – Рассмеялся хозяин дома. – Да хотя бы и с тысячью любых ваших недостатков! Есть о чём говорить! К тому же... скажите на милость, Ваше Высочество, ну за что же можно вас... это вас-то!!!.. недолюбливать?!

– За враньё, – призналась крыса. – Бессовестное враньё на каждом шагу!

 

БУМАЖНЫЙ САМОЛЁТ (иллюстрация)

 

На уроке русского языка третьеклассник Вася Захарычев сложил из тетрадного листа самолёт.

Как только учительница Анна Фёдоровна отвернулась к доске, он запустил летательный аппарат к потолку.

Самолётик плавно облетел класс один раз, другой, третий...

Все ученики, задрав головы, заворожено считали круги, пока самолётик, наконец, аккуратно не приземлился в самом центре учительского стола, прямо на раскрытый журнал с отметками.

– Кто это сделал? – строго спросила Анна Фёдоровна.

– Я, – не стал запираться Вася Захарычев.

– А почему ты запускаешь самолётики на уроке? – продолжала учительница.

– До перемены не дотерпел, – честно признался Вася.

И по привычке добавил:

– Я больше не буду...

Анна Фёдоровна безнадежно махнула рукой и продолжила урок.

Бумажную поделку она положила в сумочку, чтобы не привлекать лишнего внимания.

Вечером, уже дома, учительница показала самолётик своему мужу Михаилу Алексеевичу.

– Посмотри, пожалуйста, чем занимаются мои ученики во время уроков русского языка!

– Ух ты! - восхитился тот. – Свежо, оригинально, весьма даже нестандартно! Новаторский подход!

И сразу же уселся за компьютер, делать расчёты. Потому что Михаил Алексеевич был знаменитым авиационным конструктором. Толк в самолётах он знал.

Уже через месяц на самом лучшем заводе выпустили новую модель спортивного планера. И на этом планере отважный пилот-испытатель немедленно установил сразу несколько европейских и мировых рекордов.

Летательному аппарату присвоили гордое имя «Вася Захарычев».

Потом в школу, где учился третьеклассник Вася, приехала целая делегация, человек, наверное, двенадцать самых знаменитых учёных, лётчиков и народных артистов. Даже один космонавт приехал.

За гениальную конструкцию бумажного самолёта третьекласснику Василию Захарычеву торжественно вручили почётную грамоту.

Вася всем вежливо сказал: «Спасибо», а затем по привычке добавил:

– Я больше не буду...

 

 

Галина ФЛИНТ

 

ИДЕТ СЕБЕ КОТЕНОК

 

Идет себе котенок, Идет себе и видит – Валяется водичка Одна, без никого. – Тебе, водичка, плохо?- спросил ее котенок. – Тебя, наверно, надо В тарелку уложить? – Иди себе, котенок, Не видишь – загораю? А ты мне тут собою Все солнышко закрыл. Котенок изумился: Какой я всемогучий, Пойду закрою солнце Кому-нибудь еще.

 

ХВОСТЫ (иллюстрация)

 

Шагала авоська с большим животом, виляя сосиской, как будто хвостом. За ним увязались других два хвоста: один – от собаки, второй – от кота. Когда два хвоста подошли слишком близко, от них отмахнуться пыталась сосиска. Но то ли она кривовато вильнула, а может, авоська в то время зевнула и неосторожно забыла про тыл, но хвост у авоськи

купирован был. И благоразумно другие хвосты,

невинно виляя, свернули в кусты.

САПОГИ

 

Два сапога болтались под скамейкою И ничего полезного не делали. Вдруг правый подтолкнул тихонько левого: – А не пойти ли грязь не помесить? А грязь была голодная-голодная, Вцепилась в них и радостно зачавкала, И если б не вмешалась Лена Лузина, То точно проглотила б сапоги!

 

НА БРЕВНЕ

 

«божия коровка, полетай на небко»

 

Братишки-воробьишки уселись на бревно и божьими коровками играли в домино. Коровкам надоело быть пешками в игре, и стадо их взлетело на небко к детворе. Летит-летит по небу на родину свою, несет в подарок деткам питательную тлю. И братья-воробьятья покинули бревно: чего на нем сидеть-то одним без домино?

 

 

Алексей ГРЕБЕННИКОВ

 

ОБЫЧАЙ НАШЕГО КОРОЛЕВСТВА

 

По обычаям королевства Лесото король выбирает жену среди подданных так: несколько сотен девушек, танцуя в национальных костюмах (шкура леопарда и копье) стараются понравиться Его Величеству, доказывая свою красоту и ум.

 

Википедия

 

Лейра вышла затемно. Ни еды, ни сменной одежды, ноша и так достаточно тяжела. Почти единственный шанс оказаться раньше других в нужном месте. И то идти надо через болото, а не проторенной дорогой, на которой вежливо остановит стража, «ради вашей же безопасности». Хотя какая безопасность, если с рассветом все запреты снимаются и, пожалуйста, рискуй своей жизнью в течение суток ради великой цели! Пройдя в обход через болото, можно занять удобную, правильную позицию, выгодное место. Хотя, какое к черту выгодное место в таком деле! Исход поединка непредсказуем, и неважно, кто победил. Решает специальная комиссия во главе с королевским герольдом. Если, конечно, тварь вообще соизволит явиться к месту поединка.

Ну, соизволит, наверное. Достанут, доконают, раздразнят.

Лейра много лет, несколько сезонов подряд изучала тропинку через болото. Когда ей исполнилось двенадцать, отец с матерью первый раз повели ее через топи. «Ты наша надежда! Тренируйся, запоминай! План хороший! Ты должна быть лучшей. Первой. Это наш единственный шанс выбраться из грязи». Из грязи – в финансовом и социальном смысле.

Специальные заряды для арбалета Лейра придумала сама два года назад во время фейерверка, когда родители возили ее в столицу на ярмарку. Тогда же она в первый (и единственный) раз видела принца. На королевской трибуне. Издалека. В белой рубашке. Он тоже смотрел на фейерверк. Интересно, о чем думал? Может, о сегодняшнем дне?

Деревянное ложе арбалета больно било по правому бедру во время ходьбы. Как Лейра ни приноравливалась, шагов через десять по кочкам очередной удар напоминал о будущем синяке. И как она ошиблась, тоже уму непостижимо. Вроде дорогу знала, как свои пять пальцев. Однако, в двух шагах от берега провалилась в предательскую топкую трясину.

– Помогите! – пискнула она, прекрасно понимая, что в три часа ночи никто не придет ей на помощь. Почему-то не было страшно, было только очень обидно, что отец и мать ошиблись в ней. Напрасно потратили столько сил и средств, чтобы подготовить ее, обучить, отнимали у младших, экономили на всем. От злости заскрежетала зубами. Но бесполезно. Трясина тихонечко забирала ее к себе.

– Помогите!

– Держи!

Из предрассветных сумерек, словно чудо, словно во сне, к ней с берега шлепнулась лиана, обдав прекрасными брызгами грязи скованное судорогой страха лицо. Тяжело дыша, не веря в спасение, Лейра сидела у ног незнакомца на берегу, машинально поглаживая сумку с зарядами, убеждаясь, что они сухие, что влага не попала внутрь сумки. Чудо!

– Ты что здесь делаешь? – спросила она.

Не очень вежливо прозвучало, учитывая, что он только что спас ей жизнь.

– Караулю дурочек, решивших утопиться в болоте.

– Прости. Я на самом деле очень благодарна тебе. Прости, если неучтива. Просто, сегодня в этих местах в основном дурочек и встретишь. Юношам вроде, как и делать здесь нечего.

– Любопытствую.

–Меня зовут Лейра Вейган, из Нижних Перекатов, – примирительно сказала Лейра; действительно, не стоит хамить человеку, который только что спас тебе жизнь.

– Марк. Бездельник из Столицы.

– Решил посмотреть на охоту, Марк?

– Вроде того.

– Вроде же не пускают посторонних?

– А я считаю, это отвратительно, когда толпу глупых девчонок выпускают на съеденье чудовищу! Так нельзя!

– Решил помочь? – опять ирония, черт.

– Так, это... Королевская гвардия кругом... Не то, что в прежние времена... Традиция, вообще-то и всё такое. Невеста должна быть лучшей. Ну, в смысле, сильной. А неудачниц на удобрения!

Лейра промолчала, возразить было нечего, сама она считала точно так же. Вот только родители ее видели в нынешнем состязании единственный для себя вариант социального лифта.

– Ты промокла насквозь. Я разожгу костер.

Впавшая в оцепенение Лейра, прижав к груди драгоценную сумку, молча смотрела, как Марк сноровисто и споро соорудил аккуратную пирамидку из веток и как–то очень быстро поджег сырые ветки. Нет ничего приятнее, чем смотреть на огонь, только что выбравшись из болота, избежав мучительной смерти, постепенно согреваясь и приходя в себя. Но нет предела совершенству! Когда неожиданный спаситель протянул Лейре фляжку с крепкой обжигающей настойкой, она окончательно решила, что он святой. Так и сказала:

– Господь вас послал, прекрасный незнакомец! Я навеки ваша должница, и готова исполнять любые Ваши прихоти. В пределах разумного, разумеется.

– Не бери в голову, – буркнул чудесный человек.

И помолчав, спросил:

– И что, ты тоже считаешь обычай нашей страны правильным?

– Не знаю, милостивый государь. Не мне решать. Однако, эволюция налицо. Раньше претендентки после первого тура решали судьбу в кровавой личной схватке, теперь же они соревнуются в танце и зачитывают краткое эффектное резюме.

– Можно, наверное, и первую часть испытания изменить»

– Не знаю, не мне решать.

– Пойдем, я тебя провожу, если ты, конечно, не передумала рисковать своим красивым телом.

– Неужели ты что-то разглядел в темноте? Я польщена.

Посидев еще час у костра, двинулись вперед. Почему-то оправдываясь, Лейра сказала:

– У меня четыре сестры и брат. Родители всегда мне лучший кусок отдавали, учителей нанимали, от тяжелой работы освобождали, надеялись, что раз в один год с принцем родилась, то шанс будет. Я должна выложится по полной, всё, что можно сделать, чтобы оправдать их надежды.

– Ну, а самой тебе это надо? Ты же принца, как я понимаю, толком и не видала?

– Не видала. Но говорят, он хороший парень. Не буйный, не дурак. Конечно, хотелось бы по любви, но четыре сестры и брат... Родители... Если честно, я в победу не верю. Дракона-то я убью, а вот как герольд засчитает – вопрос. Танцами я занимаюсь с пяти лет, фигура вроде ничего, пацаны проходу не дают, а вот резюме мое слабое место!

– Почему?

– Искренняя я, вот почему. Мы же мало знакомы, нести бред о любви смешно. По-хорошему, что-нибудь надо сказать о своем взгляде на политику правительства, о стратегическом развитии страны, о будущем нашей Родины. Если искренне, боюсь меня не поймут...

– М-м-м?

– Я считаю, королевство у нас небольшое, но соседей воевать не стоит. У нас выгодное географическое положение. Море. Гавани. Горы. Перевалы. Торговлю надо развивать. Транзитную. Промышленное производство. Порты современные строить. Дороги. Совсем необязательно за счет казны. Частно-государственное партнерство организовать. Судебную реформу, в пределах разумного. Всеобщее образование. За счет образовавшихся доходов. Всем хорошо будет! Королевской семье в первую очередь!

Чудесный незнакомец Марк потрясено посмотрел на нее:

– Тебе надо в правительстве работать!

– Так и знала, что будешь смеяться.

– Я не смеюсь.

– Ладно! Стану принцессой, возьму тебя в помощники!

– Договорились!

 

Вообще-то охота на драконов запрещена. Их осталось очень мало, живут они посреди болот, питаются бегемотами, и только ими. Так как бегемотами питаются еще и люди и крокодилы, численность бегемотов ограничена. Поэтому драконы находятся на грани вымирания. Браконьеров-драконоубийц казнят. Но как еще узнать, отважна ли будущая королева, если не в поединке с драконом! Так гласит древний обычай. Однако, драконов на всех не напасешься. Даже если они требуются раз в двадцать-двадцать пять лет. Поэтому разрешена коллективная, то есть массовая охота. Число участниц не ограничено. Вглубь болот ведет единственная дорога, которая заканчивается у самой кромки Большой драконьей топи на маленьком пятачке. Поэтому если даже ты очень смелая и решительная девушка, к месту схватки можешь и не пробиться. Или, наоборот, окажешься в самом первом ряду и рискуешь быстро погибнуть, когда разъяренное чудовище бросится на обидчиков. Или оступишься и утонешь в болоте. Или не оступишься, а соперницы тебя столкнут...

Лейра расположилась на удобном бугорке шагах в двадцати от окончания дороги. Марк притаился в кустах за ее спиной. Несмотря на ранний час, гомон стоял невероятный. Десятки, если не сотни девушек, вооруженных луками, копьями и арбалетами разместились на дороге, на плотах, даже на лодках. Молча ждать они, естественно, не могли.

Подручные королевского герольда (он же главный судья) приволокли связанного детеныша бегемота. Развязали ему пасть, и он жалобно и страшно заголосил. Охотницы сразу замолчали и стали настороженно вглядываться вглубь болота. Долго ничего не происходило. Бегемотик охрип, уже не кричал, а сипел. Бывали случаи, что драконы не показывались неделями. Тогда надо было приходить снова и снова, пока не представиться случай вступить в схватку. Так гласит обычай.

Прошел час, другой. Взошло солнце. Марк пригрелся в кустах и задремал, даже стал немного похрапывать. Лейра кинула в него комком грязи. Он рывком сел, очумело озираясь. Лейра едва подавила смешок. И в этот момент прямо перед ней вода вспучилась гигантским пузырем и лопнула, обдав грязью всех в радиусе тридцати шагов. Над болотом поднялась гигантская рогатая голова, покрытая наростами и крупной, с ладонь, чешуей. Девушки завизжали, кто от страха, кто от азарта. Многие кинулись бежать. Они ведь и не думали, что он такой огромный. А дракон обвел глазами-тарелками берег и близоруко уставился на бегемотика. В него полетели копья и стрелы, впрочем, не причиняя особенного вреда. Сейчас схватит добычу и уйдет на глубину, не обращая внимания на невкусных охотников, догадалась Лейра. Она стремительно подожгла стрелу-заряд на заранее взведенном арбалете и прицелилась. Когда дракон схватил добычу и распрямился, держа ее в пасти, готовясь уйти на дно, и на мгновение замер, Лейра спустила курок. Горящий, разбрызгивающий искры болт вонзился прямо в глаз животного. Долю секунды ничего не происходило. Потом голова дракона взорвалась. Дракон с грохотом рухнул на дорогу. Тут же снова обильно посыпались стрелы и копья и раздался душераздирающий победный клич сотни молодых девичьих глоток...

 

– Да вот она его и убила!

Марк горячился, наскакивал на судью-герольда.

Но герольд не хотел пускать Лейру на следующий этап состязания. «Я тебя не видел», – сказал он. Вот Марк и выскочил из кустов, доказывая ее права.

– А ты кто такой! – в свою очередь заорал герольд.

– Я оруженосец! – гордо нашелся Марк. Правда, с некоторой заминкой.

– Оруженосцы не допускаются!

– А я и прошу. Я – свидетель.

Тут следом за Марком заорали еще полсотни девушек. Королевский герольд попятился, морщась и затыкая уши. «Ладно, ладно, черт побери! Все допускаются! Я умываю руки! Пусть принц сам с вами разбирается. В конце концов, это его дело!» Герольд развернулся и почти побежал в сторону города. Было видно, что он не хочет погибнуть вслед за драконом от рук разъяренных соискательниц.

Охотницы, вопя, отправились за ним, но Лейра решила не торопиться и попросить у помощников герольда, которые уже разделали тушу дракона, одну чешуйку на память, как сувенир.

Марк куда–то подевался.

По дороге шагать не то, что брести по скользким тропинкам, – Лейра быстро добралась до постоялого двора на окраине столицы. Она мечтала о ванне и чистой постели. И о вкусном обеде. Там на подворье она наткнулась на королевского герольда во главе небольшого отряда городской стражи. Видимо, он всерьез испугался за свою жизнь. А может, вызвал подкрепление для охраны драконьих потрохов, которые в королевстве считались большой ценностью и пользовались бешеным спросом у адептов народной медицины.

– А это ты, скандалистка! Что здесь делаешь?

Лейра хотела отшутиться, что вот, мол, явилась добить его, но из ее сумки выпала драконья чешуйка.

– Так ты еще и воровка! Стража, схватить ее!

– Мне эту чешуйку ваши помощники дали! Сами!

– Разберемся! – герольд гадко улыбнулся. – Послезавтра. Сейчас недосуг, посидишь денек-другой. Если говоришь правду, тебя отпустят.

– Но я же пропущу состязания! – на ее глаза навернулись слезы.

– Ничего не могу поделать... – И добавил, пожалев девушку: – Ты что, правда, рассчитывала стать невестой принца?

 

В тюрьму ее, конечно, не посадили. Заперли в комнате с решетками, в помещении городской стражи, неподалеку от центра города. Арбалет отобрали, но сумку с зарядами почему-то оставили, только всю перерыли в поисках еще чего-нибудь драконьего. Ближе к вечеру покормили. Даже неплохо. Принесли горячий суп и свежий хлеб. Выпустили в туалет и умыться. Похоже, стражники тоже по-своему жалели ее.

Настала ночь. Лейра поплакала, но под утро все-таки уснула на полу на куче соломы, которую ей принес сердобольный толстяк-дежурный.

Наступило утро великого второго, решающего дня состязаний за руку и сердце прекрасного принца. То, что завтрака не будет, Лейра поняла, устав стучать в запертую дверь. Все, догадалась она, включая толстого дежурного, отправились на дворцовую площадь глазеть на финал состязаний, видимо, решив, что за пару часов заключенная никуда из-под замка не денется. Так что, решение пришло моментально. Лейра разложила заряды между прутьев оконной решетки. Достала из-за голенища сапога спрятанную спичку. Запалила шнурок заряда и бросилась на пол в дальний от окна угол.

От взрыва здание дрогнуло. По мощной стене пошла трещина. Один за другим ржавые прутья посыпались на пол. Не мешкая, Лейра вылезла через окно, измазавшись в известковой пыли...

 

Дворцовая площадь в этот прекрасный летний день выглядит очень празднично и нарядно. Всюду флаги с гербами королевской фамилии, стражи и солдаты в парадной форме, принарядившиеся горожане. С лотков торгуют сладостями и пирожками, разыгрываются благотворительные лотереи, карманники шуршат в карманах зевак. По периметру площади – трибуны для богатой публики, остальные глазеют издали или с крыш окрестных домов. Место у окошка с видом на площадь в цене доходит до двух серебряных монет!

Зато трибуна для королевской семьи закрыта со всех сторон плотной парусиной, внутри полумрак, присутствующие там едва видны с невысокого, по щиколотку помоста, на который вместе и по очереди выходят претендентки.

Они разодеты в пух и прах! На сколько у каждой хватило фантазии и денег. Шутка ли, вчера ты была горничной, да пусть даже дочерью помещика, а сегодня можешь стать принцессой, будущей королевой! Принцы нашей страны женятся только на своих подданных. Сословие и финансовое состояние значения не имеют, только личные качества. Претендентки располагаются в нескольких шатрах за помостом. Посторонних туда не пускают. В шатрах заметно тише, чем вчера на болоте. На низеньких столиках расставлены цветы, напитки и легкие закуски. Царит приподнятое нервное оживление. Девушки открыто и исподволь рассматривают и обсуждают друг друга.

Жаль, что принц только один! Очередная соискательница в слезах возвращается с помоста. Она долго учила красивую древнюю оду великого поэта, но слова от волнения вылетели из головы. Другая без запинки сказала красивую речь, правда, то, что дома звенело так весомо, здесь не произвело никакого впечатления. Периодически соискательницы группами выходили танцевать, чтобы можно было оценить их красоту и пластику.

Впрочем, по закону принц может никого и не выбрать. Никто не обязан вступать в брак по принуждению, таков закон. Но до заката солнца принц все равно должен определиться с выбором. Он может отказаться от части просмотра, может попросить что-то повторить, с кем-то побеседовать. Но этот сегодняшний принц никого пока не отметил, вообще не подал ни единого знака. Среди блестящих красоток в сногсшибательных нарядах Лейра в своей грязной одежде выглядела не просто белой вороной, а настоящим чучелом. Но ее все равно пропустили, на входе дежурили те помощники герольда, что подарили ей вчера чешуйку дракона. Покосились, конечно, на ее наряд, но пропустили.

К обеду уже все девушки по два раза – с танцем и с декламацией – побывали на помосте.

Все, кроме Лейры.

– Иди... – наконец позвала ее пожилая фрейлина-распорядительница. И добавила со смесью жалости и неодобрения к ее наряду: – Красотка...

Не чувствуя под собой ног, Лейра вышла на помост. Праздничные лица на трибунах слились для нее в какую-то длинную цветную ленту с пятнами конфетти. На трибунах на нее, похоже, совсем не обратили внимания, несмотря на причудливый вид. Стоял ровный гул. Зрители подустали, скоро перерыв на обед, надо перекусить, очевидно, самое интересное будет под вечер. Лейра попыталась рассмотреть сидящих в королевской ложе, но Солнце било ей в глаза.

– Я, – начала она. – Я хочу... Я хотела бы...

– Говори громче! – мажордом-распорядитель махнул рукой.

– Я хотела бы извиниться... – уже громко и четко сказала Лейра. – Видимо, я зря пришла сюда...

Гул на трибунах стих.

– Дело в том, что вчера на болоте я встретила молодого человека и... кажется, полюбила его...

Трибуны замерли. Такого здесь еще не бывало!

Прийти, что бы в лицо отказать королевской семье! Вот так поворот!

– Ваше высочество! Ваши величества! Жениться надо только по любви. А чтобы полюбить, надо узнать друг друга. Какие бы обычаи не царили в стране. Я так считаю... Простите меня! И прощайте!

Испытывая облегчение, чувствуя, что поступает правильно, она собралась сойти с помоста. Но в этот момент из королевской ложи выскочил Марк, одетый в самый простой наряд – черные брюки и белую рубашку.

– Что ты здесь делаешь? – удивилась Лейра. – Неужели у принца служишь оруженосцем?

Не слушая ее, сияя, как медный чайник, Марк схватил ее за руку и счастливо закричал:

– Мама! Папа! Ваши величества! Она нашлась, нашлась! Я же говорил вам, что она лучше всех! Теперь вы сами это видите!

И уже обращаясь к Лейре, сказал:

– Кажется, молодой человек, в которого ты влюбилась, это я!

 

 

Маргарита ЗАЙЦЕВА

 

* * *

 

Дает корова молоко – об этом каждый знает. А ведь неправда! Молоко у бедной отбирают! И на бутылках иногда – ведь истина бесспорная – Прям так и пишут без стыда, что молоко «ОТБОРНОЕ»!

* * *

 

Мелькают розовые пятки

И хвостик маленький дрожит.

Без остановки, без оглядки

Он в колесе своем бежит.

«Хомяк! Совсем чуть-чуть осталось,

Чуть-чуть осталось поднажать –

И сможешь ты – (завидно малость) –

От самого себя сбежать!»

 

* * *

 

«Все кони – как кони», – сказал крошка-пони, –

И все у них как у коней!

Ах, если бы был я не маленьким пони,

А выше, стройней и сильней!

Я всадниц возил бы, участвовал в скачках.

Глядишь - фаворитом бы стал!

...Но кто бы тогда без меня – вот задачка –

Детишек в тележке катал?!»

 

* * *

 

Баран, вернувшись из кино, Расстроен был ужасно:

«Мне жалко времени. Оно потрачено напрасно! Платил я деньги за билет, А удовольствия-то нет – Замучила зевота! Я два часа в кино сидел! Сходил бы лучше посмотрел  на новые ворота!»

 

 

Ирина КРАЕВА

(Из повести «Колямба, внук Одежды Петровны»)

 

ОДЕЖДА ПЕТРОВНА

 

Бабушка Колямбы Надежда Петровна славилась в Масловке прежде всего несокрушимой добротой, а уж потом ростом под два метра и увесистым басом. Если она затевала блины, кружевные, да с припёком из лука и яйца, то угощала всю улицу. Если грибы солила, то угольными груздями и похожими на гигантские веснушки рыжиками хрустели не только соседи, но и их городские родственники. А когда она колдовала над облепиховым вареньем, от ароматов в радиусе десяти километров пчёлы сходили с ума, медведи впадали в спячку, чтобы не случился заворот кишок. Жители деревеньки доставали с полок банки, не сомневаясь, что скоро раздастся команда: «Сергеевна (Пантелеевна, Ивановна, Митрич и т.д.), приходи за варевом!» И приходили, и уплетали, и уволакивали с собой плоды кулинарного вдохновения этой могучей жительницы Масловки.

И только с Колямбой Надежда Петровна вела себя воинственно. Не так-то просто было урезонить этого непоседу, чтобы в субботу предъявить его родителям с руками, ногами и головой!

– Бабушка, – слышали мы за стенкой упрямый голос, – я хочу на речку, купаться!

– А укропа не хочешь? – интересовалась Надежда Петровна. – Вечно суёшь пальцы в колёса!

Чем громче она басила, тем холоднее была вода в речке, – вывели мы такую закономерность.

Когда Колямба возвращался после своих походов по Масловке, крыша на доме едва не съезжала от гневного:

– Явился-запылился! Легче ещё одного родить, чем этого отмыть!

А дальше за стенкой жахали водяные струи, звенели тазы и вопли Колямбы. Внука явно не устраивали попытки бабушки отскрести глину и смолу, въевшиеся в разнообразные места его тела.

В общем и целом они ладили отлично. Но всё же душа Колямбы искала большей свободы. И для отстаивания своей независимости он выбрал грамотный подход. Вот именно – грамотный. Колямба отродясь не писал «йошь» вместо «ёж» и не спрашивал: «Сколько сейчас времени?», а исключительно: «Скажите, пожалуйста, который час?» Бывают же такие счастливчики с врождённой грамотностью! Причём наш сосед свой дар доводил до блеска с помощью репетитора Сергея Прокофьевича, университетского преподавателя. Колямба делал с ним упражнения для третьего класса и даже не морщился.

Надежда Петровна если и допускала ошибки в речи, то только для придачи ей большей убедительности, так сказать в воспитательных целях. Внук решил отстреливаться из бабушкиного ружья.

Как-то Колямба завёл с ней речь о походе в лес.

– Я же там гербарий для школы сделаю, – уговаривал он . – А, может, и следы медведя срисую! Как же ты не поймёшь? Это так просто!

– Просто – кукарекать с моста! – парировала Надежда Петровна.

– Не с моста, а с моста! – с укором заметил юный грамотей. – А раз ты ошиблась, твои слова не считаются!

– Это устное народное творчество! – нашлась Надежда Петровна. – Там букву на ветер не выкинешь!

И победила.

Но от постоянного нервного напряжения её грамотность начала сдавать...

Каждый день на половине наших соседей разыгрывалась война из-за «синей поганки» – шерстяной шапки, тесёмки которой надо было «по-девчоночьи» завязывать под подбородком. За что Колямба этот головной убор презирал. А бабушка не признавала синтетического шлема, которым Колямбу снабдили родители. Она считала, что он «пузырит» и плохо прикрывает уши. Надежда Петровна, бывший врач-ухогорлонос, не сомневалась, что это чревато отитом и гайморитом. И тогда плакала супер-пупер-гимназия, а заодно и блестящая карьера Колямбы. Как-то раз Надежда Петровна вновь завела свою песню:

– Одевай шапку! Одевай, убиться мне веником!

– Ба-буш-ка! И снова «двойка», – торжественно сообщил этот зануда и надул свои и без того пухлые щёки. – О-девают кого-то, а на себя – на-девают!

– Ах, ты, балалайка, три струны! – возгремела на это Надежда Петровна, не зная, чем крыть. – Какая разница: одевают-надевают, если сегодня минус двадцать градусов!

– А что, если плюс пять, тебя надо звать Надежда Петровна, а при минус двадцати и Одежда Петровна сойдёт? – съехидничал Колямба. А затем нахлобучил на голову «синюю поганку», крепко-накрепко завязал тесёмки. И сообщив: – Сегодня я к ней прикоснулся в последний раз! – отбыл на прогулку.

Через минуту в нашем окне нарисовался торжествующий лик Надежды Петровны.

– Вы слышали? Нет, вы слышали? Как он меня срезал! Одежда Петровна! – ликовала она. – Словорез! Буквопляс! Бес толковый!

И тайными тропами помчалась в библиотеку за учебником русского языка. Так, знания освежить.

Колямба с той поры выходил на прогулку только в шлеме. А если ему не терпелось отправиться в какой-нибудь опасный поход, то обращался к бабушке: «Одежда Петровна», и она, как правило, пасовала перед внуком, пряча довольную улыбку.

 

 

Алена БАБАНСКАЯ

 

БАБОЧКА

 

Над нами бабочка парила,

Раскрыв цветастый парус крыл.

И даже старый кот Гаврила

За этой бабочкой парил.

 

ПРО УДАВА (иллюстрация)

 

Икает удав,

обвивая

корягу.

Скорей

пожалейте

его, бедолагу!

Налейте

микстуры,

Назначьте

диету!

Вчера

невзначай

проглотил он

поэта.

Похоже, удав

подавился стихами,

Уж сутки

икота

его

не стихает!

Он жалок

Смешон,

Он спасения ищет:

Его

вспоминает

вчерашняя пища.

 

СКВОЗНЯК            

 

Который день, который,

Сквозняк сидит за шторой,

Пузатый и могучий

А вот, поди, канючит:

– Найдите, бога ради,

Я вроде бы украден,

Я бил сегодня дверью,

Но сам в себя не верю,

Пролез из кухни в щёлку

И форточкою щелкал,

Я толстый или щуплый?

Иди меня пощупай!

 

СОРВАЛСЯ С ПОВОДКА

 

Сорвался ветер с поводка,

Забрался ветер в облака.

И каждый столб на свете

Дождем игриво метил.

Ведь вроде был приличен, строг,

А тут, как маленький щенок,

Кидался с громким лаем

На кошку за сараем.

Гонял разорванный пакет,

Устроил бурю из газет,

Вороне вздыбил перья –

Теперь скулит за дверью.

 

 

Надежда РАДЧЕНКО

 

РАЗНЫЕ КОТЫ

 

В старинном городке из рода в род –

Так повелось – был в каждом доме кот.

 

У трубочиста с вечно чёрной кожей

И кот был чёрный, на него похожий.

 

Был пекарь – будто весь обсыпан мелом.

И кот его был совершенно белым.

 

У клоуна, не ведая забот,

Квартировал весёлый рыжий кот.

 

Кот полосатый жил у моряка.

Кот мрачно-серый – у ростовщика…

 

А вот у прачки, что была опрятна

И целый день скребла, стирала, мыла,

Кот был в каких-то разноцветных пятнах.

Но прачка всё равно его любила!

 

ЗАБОР

 

С прохожими на улице забор

Вёл очень интересный разговор.

Докладывал, не мудрствуя лукаво,

Что «Сашка – псих»,

Что «Слава любит Клаву»,

Что некогда «Здесь были Настя с Юлей»,

А именно – десятого июля,

Что «Нет команды Лучше Спартака»,

И что-то про коней и ЦСКА...

К тому же сообщал он по секрету,

Что думает про тех,

Кто пишет это.

 

ЧЕРВИВОЕ ЯБЛОКО

 

Спелое яблоко, дырочка в нём –

Значит, не яблоко это, а дом.

Значит, устроил себе особняк

В яблоке этом какой-то червяк.

Спальня там есть, и кладовка там есть,

Всяких припасов в кладовке не счесть.

Тихо, тепло, и еда под рукой –

Очень доволен он жизнью такой!

 

Нет, я покоя его не нарушу.

Лучше пойду и сорву себе грушу.

 

 

Татьяна САПРЫКИНА

 

БАШМАКИ (иллюстрация)

 

Дедушка смотрел на дерево. Свирепый ветер рвал клетчатую рубашку у него с плеч и теребил остатки волос, но он все равно стоял и смотрел. Особенно пристально – на одну большую ветку, которая качалась из стороны в сторону. Старая громадная туя – от нее всегда было больше вреда, чем пользы – сухие прутья, тень – ничего не всходило, сколько ни бейся. Туя росла у самого забора, впритык к сараю, и охотно посыпала огород желтыми, похожими на высохшие трупики гусениц, сережками.

Ветер бушевал. Туя – дерево хрупкое и ломкое. Две ветки уже свалились и сломали забор. И теперь дедушка с небритыми седыми щеками в расстегнутой клетчатой рубахе, ждал, когда свалится и третья – а упасть она могла только на электрические провода.

Ветки туи закрывали солнце, прошлогодние сухие листья, будто бурые продолговатые рыбки, стайками, шушукаясь, согласно взмывали в воздух.

– Проклятая, – бормотал дедушка и чесал щеку.

Однако не он один глазел наверх, отплевываясь от того, что ветер нашвырял в лицо. Заслонив глаза, позади стоял Хохуля – размером с две картофелины, если их поставить одну на другую, – он тоже с нетерпением ждал, когда ветка над проводами обломится. Был он морщинистый, как и само дерево, в котором жил. И щеголял босяком, потому что ботинки, любимые, стоптанные, дедовы еще ботинки, которые он по случаю теплого утра выставил сушиться на траву, связав шнурками, сейчас болтались, заброшенные наверх – на ту самую строптивую ветку, которая махала им своими зелеными лапищами – неистово, будто пыталась прогнать.

Светлая голова Буковки высунулась из двери дома за оградой. Ветер сразу же принялся мотать ее волосы, как будто они тоже были ветками.

«Как хвост у кометы», – подумал Хохуля. Он любил глядеть на звезды.

– Бабушка сказала – нечего теперь таращиться, надо было раньше пилить. Сырники сжарились.

Дедушка что-то пробормотал, почесал щеку и, пнув траву, хлопнул калиткой. Он шел, шатаясь, а ветер раздувал его штаны. Хохуля же стоял прямо, крепко упираясь босыми ногами в землю, ему даже не надо было держаться за одуванчик. Наверху он ясно различал свои ботинки – и как они намотались на строптивую ветку, и как болтаются, бешенные, стукаются друг о дружку, высунув языки, словно два заблудившихся щенка.

Ворону вместе с ее возмущенным карканьем ветер понес туда же, куда и все остальное – сухие ветки, старую листву, брошенный на крыльце буковкин носок, и все то легкое, что смог поднять и утащить.

Тучи треснулись лбами, и начался дождь. Уворачиваясь от тяжелых капель, Хохуля поскакал под дерево, где за лопухами, у сарая, спрятанный под корнями, у него был лаз. Несколько свирепых капель догнали его и стукнули по затылку, он поскользнулся, и настроение пропало совсем.

Дождь лил всю ночь, на пару с ветром они катались на брюхах по земле, безобразничая, подминая, теребя и отшвыривая то, что попадалось, и еще понаделали дел. Хохуля спал тревожно. Наутро его разбудил мяч, который ударил в ствол дерева как раз в том месте, где у него была стена спаленки. Кукушка долдонила свой ответ – один-единственный для всех. Светлоголовая Буковка упорно лупила мячом в одну точку и кричала до тех пор, пока Хохуля совсем не рассердился и не вылез, щурясь, наружу. Хохуля собрался было засветить ей шишкой в лоб, но девчонка убежала завтракать, зашвырнув мяч в крапиву.

Светлило солнце, и бедные башмаки, мокрые и наверняка полные листьев и веток, висели высоко-высоко, покачивая каблуками – Хохуля с нежностью подумал, до чего чудно они у него растоптаны и что уже, через столько лет носки, почти совсем невозможно определить их цвет. Какая-то глупая птица прилетела и стала долбить шнурки.

– Кыш! – замахал руками Хохуля. – Кыш, ты! Слышишь там?

Но какое.

Тогда он обмотал ноги подорожником и, хоронясь в крапиве, побежал к соседнему дому. Летом люди туда приезжали редко, только иногда, по выходным, а зимой и вовсе никого не было. Под облупленным крыльцом, со своим семейством жил сосед Хохули – рыжий как сто одуванчиков и такой же лохматый. Хохуля застал его сонно развалившимся на ступеньке. Клубок детей катил по дорожке камень, а жена пыталась выкопать из земли забытую прошлогоднюю морковку – когда долго нет людей, нет крошек, нет еды – живется впроголодь и негде стянуть лишний кусок. Хотя с другой стороны, в таком доме всегда можно найти забытую лапшу, пшено и мягкую поношенную одежду. Дети соседа щеголяли в ярких кофточках, сшитых… из… ну, в общем, теперь уже совершенно неважно из чего.

– Пришел попросить у тебя ботинки, – признался Хохуля, стесняясь и разглядывая свои грязные, большие ноги, кое-как обутые в подорожник.

Сосед из солидарности оглядел и свои – в заслуженных, высоких башмаках, и потребовал всю историю целиком. Потом оба еще немного помолчали. Они знали, что это НЕПРАВИЛЬНО. У каждой семьи была своя обувь, которая передавалась. Как и одежда – всегда была украдена только из одного и того же дома – чем старее, тем лучше, то есть мягче. Но сосед все же нехотя полез под крыльцо.

Он вытащил ботинки – ничуть не меньше стоптанные, чем хохулины.

– Моего братца, – он потряс ими на солнце. – Ну, ты знаешь…

Братца прошлой осенью утащил коршун. Наверняка тут же бросил – зачем он ему? Но домой братец так и не вернулся, может, дорогу не нашел или не захотел – прижился где-нибудь. Теперь эту семейную легенду рассказывали на ночь детям, каждый раз придумывая новый конец – где нынче братец и чем он теперь промышляет, а главное, в чем.

Солнце жарило загривок. Сосед щурился и зевал – было неловко. Хохуля забрался на ступеньку и стал, кряхтя и ни на кого не глядя, натягивать ботинки. Эх, до чего же это неправильно. Сосед делал вид, что ему все равно и даже немного поковырялся в зубе, но сам косился потихоньку. Рыжее семейство побросало свои дела и столпилось посмотреть. Хохуля почувствовал себя словно в середине букета переспелых, малость сумасшедших одуванчиков.

К счастью, ботинки оказались малы. В них он и полшага бы не ступил.

– Жалко, – радостно хлюпнул носом сосед. – Ну, и что теперь?

Хохуля задумался и пожевал бороду. Он понял, что надеть чужую обувь, из чужой семьи, он не сможет. Никто не смог бы.

– Придется шить новые, – осторожно подытожил сосед.

Дело это долгое и тяжелое. Ботинки должны быть добротными и носиться целую вечность. Такое не каждый сошьет.

– Мои башмаки, сам и достану, – разозлился Хохуля, растолкал детей и потопал домой.

Он попытался залезть на дерево. Хозяйский кот с забора глядел на него одним глазом. Хохуля взбирался, упираясь пятками в выступы в коре, однако быстро срывался и съезжал вниз. Поглядывая на кота, он стал жалеть, что у него нет когтей. Но тут пришел дедушка с лестницей и пилой и бабушка – тоже с лестницей, поменьше. Бабушка была почти такая же морщинистая, как и сам Хохуля, или туя. Дедушка забрался на лестницу, прислонив ее к стволу, и стал пилить ветку. Бабушка тоже встала на свою лестницу, приставив ее к сараю, и стала командовать дедушкой, и держать ветку, чтобы та не упала на провода и не отключила в доме свет, холодильник и, не дай бог, телевизор. А Буковка с куклой в обнимку стала вертеться рядом под ногами и мешать всем, даже коту, которого она особенно донимала, так как легко могла дотянуться до его хвоста.

Наконец ветка была благополучно опущена вниз – безо всякого ущерба. И внучка – глазастая – быстренько углядела башмаки. Она распутала шнурки и обрадовалась, и запрыгала, и потащила их в дом.

– Вот что я нашла! А говорили, один мусор! А говорили, не ходи, на голову упадет!

Она уже сильно соскучилась со своими старыми игрушками.

Хохуля наблюдал за своими ботинками из лопухов, кусая бороду. Дедушка и бабушка принялись возиться с опавшими ветками и пилить их на дрова.

Наступил вечер. Еж с ежихой протопали к болотцу, чтобы попить – по пути они обстоятельно обнюхали траву и то, что под листьями. Хохуля сидел на земле возле дерева, подстелив лопух, и, жмурясь и хмурясь, снова и снова смотрел наверх. Там, в ветках – он это точно знал – качались и танцевали в обнимку силуэты всех его предков – тех, кто до него носил эти замечательные, старые, надежные, верные башмаки. Дедушки и прадедушки, которые когда-то тоже жили здесь, под деревом, а теперь вознеслись к самой его верхушке и стали листьями и прутиками. Иногда они охотно и дружно кивали Хохуле – когда дул ветер. Иной раз он даже спрашивал у них совета – вот, например, как сейчас. Случай-то был непростой.

Буковка выскочила из дома, волоча под мышкой кота, уселась на поляне и стала пытаться надеть на него хохулины башмаки. До этого их успели перемерять куклы – все до одной, однако никому они не подошли по фасону. Кот также не желал носить обувь – он свирепо урчал, дергал лапами и выпускал когти. Настырная Буковка, наклонив светлую голову, терпеливо держала его в охапке и пихала башмаки на лапы. Оставалось вроде бы немного – только завязать шнурки. Сегодня к обеду, решила она, это полосатое неграмотное животное должно быть обуто. Ботинки коту налезли только на самые подушечки. Буковка посильнее дернула шнурок, кот потерял терпение, вывернулся и, брезгливо тряся лапами и ковыляя, дунул за ограду.

Там он стал грызть и кусать шнурки и башмаки, пока, наконец, не содрал их, и они не полетели в крапиву.

Увидев снова свои любимые башмаки отдельно от кого или чего бы то ни было, Хохуля словно проглотил солнечного зайчика.

Как только солнце село, и все в доме улеглись, он с заплечным мешком и прекрасным расположением духа направился к веранде. А потом и в кухню. Там он нагрузил мешок куском хлеба и печенюшкой для соседа – когда из хлебницы, где чего только не лежит, пропадет такая малость, никто не заметит, – и кусочком сала для кота.

Остаток вечера Хохуля чистил и тер свои любимые башмаки, и наконец, они больше не скрипели, что очень важно, когда ты идешь воровать еду или одежду. Он все время поглядывал на них и улыбался своими древесными морщинками. А когда взошла луна…

А когда взошла луна, Хохуля взобрался на крышу дома, где спали дедушка с седыми щеками и остатками волос, морщинистая бабушка, которой снился телевизор, и светлоголовая Буковка. И в каждом доме на крышу тоже взобрались такие же, как он, размером с две картофелины – если их поставить одну на другую. Подул легкий ветерок, но туя стояла тихо и слушала. Хохуля стал приплясывать и каблуками отбивать ритм. Кот с забора наблюдал за ним одним глазом, облизывая сальные усы. Из-за ветра, дождя и всех этих передряг башмаки, кажется, стали только лучше – из чудесной, мягкой кожи, трудно сказать, какого цвета, один шнурок короче, чем остальные, каблуки скошены – благодать…

– Пам-пам, – танцевал Хохуля, прикрыв глаза. – Я получил назад свои любимые башмаки с прекрасными толстыми каблуками.

– Пам-пам-пам, – неслось за два дома от него. – У нас родилась маленькая. У нее волосики как щетка и ямочка на одной щеке.

– Пам-пам-пам-пам, – слышалось со всех сторон. – Сегодня у нас на ужин была гречневая каша.

Вековечные ботинки и старомодные каблуки трудились на славу и рассказывали обо всем-всем-всем. Такими коротенькими ножками трудно обойти друзей и соседей, а что ж делать – поделиться охота. «Вот что у нас, маленького вороватого народца, – вот что. Вот мы, вот мы! Мы живы! Мы воруем у людей носки и картошку, живем в углах и щелях! Вот мы! Мы есть! Вот нас сколько!»

Луна плыла, и Хохуля от души топал каблуками в своих единственных на свете ботинках, и это было правильно. Огромная туя со спиленной веткой слушала и молчала, и кивала в такт, покачивая сережками. Ежи подняли головы, кот навострил уши, ворона перестала каркать. И фасоль на грядке расправила листья под лунным светом, и одна за другой прилежно начали падать звезды.

– Кто-то ходит по крыше, – ворчал на своей кровати дедушка.

– Спи! – шипела бабушка. – Никого там нет. Ты сейчас захрапишь через пять минут, а мне мучиться. Не ворочайся, спи!

– Говорю тебе, ходят, – не унимался дедушка и чесал свою седую щеку. – Эээххх…

Он устал, у него болели плечи – так много он сегодня пилил.

– Проклятая туя.

Бабушка выпростала ухо из-под подушки и послушала немножко.

– Это сорока.

– Ммммм-шмммыыыхххррррр...

– Или шишки падают.

– Хррррррыыырррр...

– Ну, вот, говорила я…. Господи…

И Буковка давно уже спала крепко, прижимая к теплому боку куклу без ботинок. Светлые волосы ее лежали на подушке, как след от кометы – Хохуля любил смотреть на звезды. У кровати стоял только один буковкин тапочек – из второго Хохуля решил сделать себе кровать. Он тоже устал, и с удовольствием думал, как он уснет в ней, завернувшись в одеяло, набитое сухими желтыми сережками.

Воровать у людей всякие мелочи. И танцевать на крышах. Это как пить из лужи или открывать утром глаза. Что бы там ни говорили сороки, шишки – на крыше в такое время вообще никого не бывает…

Ведь это хорошо, это правильно, когда кто-то танцует у тебя над головой в вековечных ботинках и штанах, сшитых из твоего же старого платка, пока ты спишь, и тебе снится что-нибудь мягкое и теплое.

Такое же теплое, как лето.

 

 

Алла ШЕВЧЕНКО

 

КОЛЫБЕЛЬНАЯ (иллюстрация)

 

В осеннем лесу, возле старой сосны,

В тепле и уюте чтоб спать до весны,

Избушку построил себе серый ёж,

Да так, что не сразу её и найдешь…

 

Он долго старался, он громко пыхтел,

Но всё же домишко построить успел –

Когда закружили метели,

Лежал уже ёжик в постели.

 

На столике рядом – очки и будильник,

Уютно бормочет в углу холодильник,

На лапках носки шерстяные,

И сны ему снятся цветные…

 

ПРО ЕЖА

 

Тихо-мирно жил в избушке

Ёжик – шёлковое брюшко…

Пёстрый коврик на полу,

Рукомойничек в углу…

На столе – огарок свечки,

Полотенце возле печки…

Занавески на окошке,

Голубика и морошка…

А в берёзовой кадушке –

Сыроежки и волнушки…

Чайник греется в печи,

В сенках стынут калачи…

Из окошка речку видно,

Пахнет яблочным повидлом…

В гости ждёт свою подружку

Ёжик – шёлковое брюшко…

 

                       

Соня СИМБИРСКАЯ

 

КЛЕТКИ            

 

Один маленький человек научился читать и прочитал в медицинской энциклопедии, что он состоит из клеток. Человек заплакал. Он расстроился, что разучиться читать невозможно и теперь он будет узнавать из книг много плохих новостей. Состоять из клеток – это очень грустно. Он посмотрел на маму и увидел вместо мамы тетрадь в клеточку, а раньше он думал, что сам состоит из сердечек, а мама - из цветочков.

 

БЕЛЫЙ МАМОНТ

 

Очень давно жил обыкновенный мамонт. Он ходил в своей коричневой шубе по ледникам и чувствовал себя хорошо. Однажды он поскользнулся и свалился в большой сугроб. Как начал там валяться. Извалялся так, что родная мама не узнала. Так и сказала, что белых сыновей у неё не было. Стал мамонт отряхиваться – ничего не получается. Так много на него снега налипло, просто ужас. А растаять этот снег не мог, потому что не было тогда батарей и вообще ничего не было. Как мамонты жили без ничего представить совершенно невозможно. Но они жили и довольно долго. А белый мамонт жил дольше всех, потому что в холоде любой надолго сохранится. Он до сих пор ходит где-то в Антарктиде, только его не видно, потому что он со снегом сливается. В общем, несчастный он человек, этот мамонт, потому что как жить, если тебя никто не видит.

 

 



Комментарии читателей:

  • Писаренко Александр Николаевич

    22.01.2019 18:26:39

    мне нравится всё. Лёгкое, юмористическое, есть что прочитать с выражением моему 5 -ти летнему внуку.
    Некоторые тексты стихов продолжают звучать в "мозгу", как выражается внук. Но потом забываются. Это как по пиле ударить железкой, и она ДЗИНЬ - дзинь- дзинь. и затих звук явный, а в памяти ещё короткое время звучит, но и потом потух. Это иные звуки, виды его стирают. Как всего, всякого вокруг много, много! Все толпятся, толпятся!!!А перед сном, уже в постеле: Да-а-а! Что день грядущий мне готовит???

Добавление комментария

Ваше имя:


Текст комментария:





Внимание!
Текст комментария будет добавлен
только после проверки модератором.