Валентин Емелин «Бабочки в животе»

 

СКАЛЬД

 

Из варяг я,

рода эрилей-скальдов.

Сотворяя

вязи знаков наскальных,

режу руны,

как положено, в полночь,

тешу струны –

будет Одина помощь.

Арфу трону,

и окрепнет мой голос:

что мне троны,

если конунги голы,

что мне тролли,

хульдры, прочая нечисть –

мне по роли

можно сильным перечить,

понарошку

скоморошить печально,

брать морошку

на заоблачье дальнем,

и, готовясь

плыть в ладье к горизонту,

слушать совесть

безо всяких резонов.

 

 

АВАТАРА

                                                                Неле Богдановой

 

 

Интернат для душевнобольных. Триста метров – и Смольный.

Но из окон не видно, и – душевно не больно.

Нищета. Богадельня. Дурдом. Стыд повыела щёлочь.

Всё, что под руку – растащила снабженская сволочь.

Из вещей оставались на складе застиранные кальсоны…

 

…Интернат осчастливили вдруг телевизором Panasonic.

Подаяние называлось «гуманитарная помощь».

Всякому времени свой полагается овощ.

 

***

На кровати, в палате, в углу – одиннадцатая аватара,

(но не Шивы, поскольку безрука-безнога) –

для палаты она – воплощение помощи гуманитарной,

потому что в запасе для каждого доброе слово,

из того словаря, что был создан вначале,

до начала времён, как вселенская первооснова.

Ея многiя знанiя не умножают печали.

 

Неужели в дурдоме психам нужен французский?

У здоровых мозги не приемлют нагрузки.

Что, кретинам Бодлера надо знать непременно?

А она, словно сказку, читает Верлена.

Звук неведомой речи странно трогает душу,

погружая в нирвану идиота Кирюшу.

 

Он ей преданно служит. Как собака, на голос

откликается. – Друг мой, подай карандашик…

Тот искусан до грифеля. Выжжен глаголом.

Он – обломок бизани после зверского абордажа.

Сжав огрызок зубами, несмотря ни на что, по привычке,

она пишет стихи в дерматиновой толстой тетрадке.

Они очень простые (слова, по возможности, кратки),

и прямые, как речь, для которой излишни кавычки.

 

Собираются вместе больные, чтобы послушать.

Даже, кажется, овоща (по прозванью – Тамара)

на минуту выводят из комы слова аватары

и довольное гуканье идиота Кирюши.

 

Сколько лет ей? Века? Вроде голос не старый.

Но на "Вы", обращаются к ней санитары.

Что до внешности, то – настоящая черепаха:

панцирь клетки грудной, словно плугом, пропахан.

Голова лишь осталась живой, но такая живая,

что душевные боли стихом увещевает.

 

***

Накануне приехали спонсоры. Спонсорам дали халаты.

Коридоры очистили с помощью дроперидола.

Повели на поклон к аватаре из одиннадцатой палаты,

рядом – верный Кирюша, опять избежавший укола.

– Чем мы можем помочь? Спонсор смотрит не прямо,

у второго – испарина и страдательная гримаса.

Помощь страждущим богоугодна, неплохая реклама,

и на выборах популярна в избирательских массах.

– Иногда бы на воздух, мы здесь мало что видим.

Ну и книг бы побольше, для души это важно.

Да поребрики были б пониже, а так – не в обиде.

Спонсор лысину промокает салфеткой бумажной.

– Хорошо, постараемся, – Шёпотом. – Всё, закругляйся.

Вслух, совсем идиотски: – Ну, вы поправляйтесь.

 

***

Через день в интернат привезли дорогой телевизор.

Телевизор поставили главврачу – не в коня идиотам.

Аватара писала стихи. Воробьи, топоча по карнизу,

ждали крошек. Мессия спешил на работу.

 

 

ЧЁРНАЯ ВДОВА

 

На Екатерининском канале,

В марте, возле Храма на крови,

Говорят, прохожие видали

Женщину, лишённую любви.

 

Жмутся обыватели в опаске:

Призрак не касается земли,

Не лицо – но гипсовая маска,

След на шее синий от петли́.

 

Женщина ли, девочка седая –

Достаёт платок из рукава,

И на снег неслышно выпадает

Паучиха – “чёрная вдова”.

 

Вот другая, третья, – нескончаем

Их поток и неостановим –

Безнадёжен жребий и отчаян

Женщин, отлучённых от любви.

 

Показалась царская карета –

Сжала бомбу влажная рука  –

Не сдержать убийственного света

После взмаха белого платка.

 

Нет, не опускай его, не надо!

Где любви спасительной слова?..

Но в метро сжимает детонатор

Немезида – Чёрная вдова.

 

 

БЕЛАЯ ВДОВА. ПРЕДСКАЗАНИЕ

 

                  ...лодочник милосердный;

                  когда я приду на берег реки

                  прошу перевези

                  хотя в савана уголок и не

                  увязана плата.

                     

                                Кофи Авунор

 

 

У смерти белое лицо

под чёрною фатой.

Уж по ступицу колесо

под чёрною водой.

 

Блестит гранатовым кольцом

железная чека,

течёт расплавленным свинцом

граничная река.

 

Попала в крепкий перемёт

бессмертная душа,

с тебя паромщик не возьмёт

ни медного гроша.

 

Пока не сожжена дотла

последняя свеча,

маячат зыбко тени зла

у левого плеча.

 

Растёт забвенная трава

у Западных ворот;

запомни – Белая вдова

тебя под ними ждёт.

 

Она ждала тебя давно,

пока скитался ты,

но, где бы ни был, всё равно

у роковой черты.

 

Суровым выступит истцом –

и приговор простой…

У смерти белое лицо

под чёрною фатой.

 

* Кофи Авунор - выдающийся англоязычный поэт Ганы.

Убит 21 сентября 2013 года в Найроби (Кения) при нападении

исламских террористов на торговый центр Вестгейт. Ему было 78 лет.

 

БАБОЧКИ В ЖИВОТЕ

 

Ах, эти бабочки в животе!

Как же летается им в темноте?

Игриво лимонницы

порхают у школьницы,

белянки в темнице

вьются у выпускницы,

у римской матроны –

махровые махаоны,

у оперной дивы

данаиды на диво,

но у кого-то, хоть волком вой,

осыпая с крылышек крошечные слова,

бьётся о стенки, обитые войлоком,

огромный бражник мёртвая голова.

 

 

ЧЁРНАЯ РЕЧКА

 

стирает прачка на Чёрной речке,

да плачет крачка – предостеречь бы:

не езди, милай, навстречу смерти...

но сани с силой по снегу чертят

две несмыкаемых параллели –

туда, где, тая, он заалеет.

 

 

ПЕРВАЯ ПОМОЩЬ

 

Западный фронт души

Снова без перемен,

Только достали вши

Повседневных измен.

 

Только достали сны

И ползучая ржа

Внутривенной войны

В собственных блиндажах.

 

Скатываясь в окоп,

Хрипло крича 'ура',

Душу свою штыком

Тычешь почто, дурак?

 

Если она болит –

В рану не сыплют соль,

Значит – не инвалид,

Не фантомная боль.

 

Значит ещё жива…

Рано, не умирай!

Рану зашьют слова

Рифмою через край.

 

 

ПОРТАЛ

 

Я смотрю на причудливую игру

теней и серебряных бликов

на белой стене.

Словно в гипнотическом трансе,

они возникают, подобно спиральным искрам

прорицаний в хрустальном шаре сивиллы,

затягивают в бесконечный туннель

отражений помноженных на отражения.

 

Это чудо ты мне подарила когда-то –

изящный перпетуум мобиле,

свободно парящий в воздухе,

который будет вращаться вечно

'если в нём заменить батарейки'.

Он выглядит, как портал из компьютерных игр –

спасение от настигающих монстров,

выход на следующий уровень гейма,

волшебный Старгейт,

соединяющий входы в туннель

между мирами.

 

Я могу смотреть на него часами,

потому что, если очень долго глядеть,

то можно представить,

как ты входишь в него

на противоположном конце

зеркального лабиринта,

и, ещё не успев раствориться там,

появляешься здесь,

как бесстрашная героиня Стартрека,

в оседающей звёздной пыльце,

прямо из воздуха,

рядом с маской из перламутра,

и, стряхнув яблоневый листок,

запутавшийся случайно

в золотых паутинках волос,

говоришь: При-и-вет, я устала...

Может быть, выпьем чаю?

 

 

ПЕРЕВОДЧИК

 

Переводчик – это луна,

которая светит лишь отраженным светом,

но приливы чувств подчиняются ей при этом,

отливы эмоций, страстей цунами –

щедрой рукой рассыпает она

серебряные дукаты,

влюбленные ищут глазами

тайные знаки Гекаты.

Селена,

одной стороной обращенная к нам за ответом,

диктует пророчества на чужом языке,

написанные не нами

руке,

что легко управляется с письменами,

нетленно

нанесенными на обелиск…

Но можем ли мы представить,

как неистово солнце, глядя на лунный диск?

 

 

ПАМЯТЬ

 

Можно пользовать мигрень анальгином,

но куда от боли в памяти деться?

Почему, как только вспомнишь о детстве,

даже скулы сводит от ностальгии?

 

Там соседская девчонка – принцесса,

вам кричат мальчишки вслед: Тили-тесто;

там несёшься вниз, привстав на педалях,

и сосновые иголки в сандалиях.

 

Небеса там голубей, травы мягче,

голоса там – голубей воркованье,

и земля кругла, звенит, словно мячик,

и прекрасно в простоте мирозданье.

 

 

COSMOGONIA. ЧЁРНЫЕ ДЫРЫ

 

В центре галактики – чёрный провал, дыра

в шкуре пространства, созвездий крупная соль

выступает на перекрученных космах.

Над воронкой вьётся звёздная мошкара,

унесённая ветром с окрестных солнц,

спящим зверем ворочается космос. 

 

Постепенно засасывая в круговорот,

от слонов по спирали спускаясь к трём

китам, с их жадно развёрстыми пастями,

дыра выворачивает наоборот

небулу, бросив её во вселенский мальмстрём,

даже свет искривляя чёрными пальцами.

 

Время растянуто в бесконечной агонии,

истекая в бездонный пробой космогонии.

 

 

В моём микрокосме тоже такой пробой –

чёрной точкой на белом листе, и я

проколот насквозь острой иглой,

в области солнечного сплетения.

Мотыльком с осыпающейся пыльцой

душа на булавку наколота,

и дрожит, скукожившись перед лицом

пустоты абсолютного холода.

 

В эту микро-дыру, в чёрную бездну,

вороночку антрацитовой тьмы,

втягивается душа. Там исчезнут

и всё, что есть я, и всё, что есть мы:

запах цветов, детские сны,

лица любимых, тёплая пыль,

звуки гудков, трель соловья,

солнечный свет, мягкий ковыль,

рук теплота, капли дождя,

и стихотворная строчка...

 

...чтобы спрессованной в точку,

взрывая свою тюрьму

творящим вселенную словом,

пробить слепящую тьму

и вспыхнуть сверхновой.

 

 




Комментарии читателей:



Комментарии читателей:

Добавление комментария

Ваше имя:


Текст комментария:





Внимание!
Текст комментария будет добавлен
только после проверки модератором.