Автор выражает благодарность Теодору Амадею (Фёдору Бирючеву) за профессиональную консультацию по вопросам теории музыки.

 

Музыка у меня в крови. Там она живёт и умножается. Я даже подумал, что если бы моя кровь прошла гематологическую экспертизу, где-нибудь на  планете с цивилизацией, помешанной на медицине и биологии, то я бы не удивился открытию именно в моей крови новых телец. Наука бы, естественно, причислила меня к генетическим мутантам… Что ж, меня можно назвать и так… Секрет в том, что я умею играть на музыкальных инструментах четырёх галактических рас и сотен планетарных культур, способных различать и извлекать звуки из рукотворных творений своих прихотливых разумов…

Благодаря музыке дистанция между мирами может сократиться для меня до нескольких мгновений. Кровь Зодчих – вот что я несу в себе и чем обладаю. Как бы ни строилась гармоническая вибрация, я её улавливаю и могу создать необходимый инструмент. Далее… в резонанс с музыкой вступает моя кровь, и этот сверхобертон открывает пространственный портал. Почти сто пятьдесят лет назад я создал универсальный инструмент – Мою Лиру. Сто восемь струн Моей Лиры воспроизводят все вселенские звуки: от плеска родника в горах до рокота протуберанцев красных сверхгигантов.

Однажды в одном из своих «вольных туров» я попался на крючок Распорядителям. На службе у тайноправящих всегда были свои агенты с очень острым слухом и зрением, и меня, видимо, как-то отследили… Дело было на Кере, где я собирался дать концерт. Во время одной из моих репетиций в особняке, который я снял в Грэйборне – керуанской столице… Тогда я почти случайно переместился на планету, где царило «неисправимое» средневековье… Я застрял там на целых два года. Выбраться оттуда на сферокорабле я не мог по понятной причине: их появление там могло ожидаться лет этак через пару тысяч. Но агенты… Агенты Распорядителей внедряются и в такие миры. Это их секрет и их извечное правило.

Ключом к перемещению служила мне мелодия, которую я когда-то услышал в детстве на берегах Сиятельной Кавьятхэйаны, родины четырёх Зодчих – моей родины. Я часто импровизировал на эту тему, создавал из неё вариации, и поэтому к счастью или к сожалению, но Ключ действовал не всегда. Чтобы использовать его постоянно, требовалось изменять мелодию, украшать её ткань совершенно новыми музыкальными узорами. Неудивительно, что на такой поиск уходили годы…

Покинуть Карминдейль мне удалось благодаря вновь открытому Ключу. На сей раз «мой выход» оказался более прицельным. Артаэзис – любимая планета всех творческих фантазёров и их импресарио – встретил меня привычным блеском цивилизации. Я собирался тихо и радостно отпраздновать свою победу и освобождение, но, видимо, недооценил тайноправящих… Они уже явно находились под бременем своих нешуточных подозрений.

Распорядителям всегда хотелось, чтобы такие вольноотпущенники, как я, им были должны. Они свято верили, что их каста – единственная, способная по-настоящему «занять» некое могущество. Можно себе представить, как им было неприятно даже подозрение на появление «конкурента».

Что тайноправящим удалось разгадать в моей музыке оставалось открытым вопросом.

Всё же наша встреча произошла…

На Артаэзис прибыл один из них, тот, кого они прочили в мою неотступную тень… Тень назвалась Долгомером… Очень символичное прозвище! Хуже всего, что Долгомер, как и я, был музыкантом.

Ничего нового мои преследователи придумать не отважились, кроме того, что предложили войти в их великую касту, считая это лучшим подарком для потенциального недруга. Взамен они хотели получить конструкцию и настройки Моей Лиры. В качестве их гарантии, мне, кроме титула Распорядителя, обещалась неприкосновенная пожизненная «бесконтрольность».

Я рассмеялся Долгомеру в нацеленные на меня глаза и в навострённые уши, чем, по-видимому, вызвал у касты приступ усилившейся неприязни… Наш разговор закончился. Я покинул Артаэзис, сохранив свою независимость, но отголоски неприязни Распорядителей мне потом доводилось испытывать часто в разных местах Галактики… А я изо всех сил старался исправить свою оплошность…

 

* * *

– Значит, вы музыкант? Кхе-кхе… – пышнотелый, широкоскулый, как большая часть сларивов, вроде бы добряков, а на поверку часто каверзных самолюбивых интриганов, дворцовый советник Оцоргус Скор изобразил подобие улыбки. – Скажу вам по чести… Да, Их Величества Чета Двадцать Восьмая искали музыкантов среди местного населения, особенно тех, кто мог похвастаться знанием хотя бы азов древних квадропоэм нашей благословенной культуры, но увы… Время несправедливого забвения отобрало этих наследников Золотого Круга сларивов… –  Оцоргус Скор побрызгал себе на лицо из причудливого пульверизатора «освежающей водой». Воздух комнаты наполнился запахом подгнивших морских водорослей. –  Скажу вам по чести, Их Величества Чета Двадцать Восьмая не запрещали нам приглашать инопланетчиков для, так сказать, испытания… Но вот ведь какой факт, кхе-кхе, у нас образуется: Инструмент Цоара Влюблённого не звучал уже семьсот лет… Никто на планете не слышал этих звуков со времени правления последнего конунга Верцуга Шершавого. В старинных квадропоэмах Опуца Мерцающего и Бацераты Певчего есть описание того, какое волшебное воздействие на слушателей оказывал Инструмент Цоара… Вам бы надо было ознакомиться с этими текстами… Впрочем, кхе-кхе, мы подсовывали их всем безуспешным кандидатам… Знаете ли, что Инструмент огромен! Он занимает целую межгорную долину. Его мануалы – это три циркообразных террасы, и каждая клавиша, заметьте, требует отдельного исполнителя! Звуковые шахты полузавалены и нуждаются в расчистке… Понадобятся усилия нескольких сотен добровольных рабов… Возьмётесь ли вы, не сларив, за такую, кхе-кхе, работу?

Он считал, что озадачил меня. Он надеялся, что я откажусь. Он на самом деле вовсе не хотел, чтобы их древний величественный артефакт был восстановлен. Он боялся неведенья и совсем не понимал, что не ведает гораздо большего… Я разочарую его.

– Господин дворцовый советник, я согласен, – ответил я, подождав, пока он промокнёт дорогими салфетками свой лоб, щёки и подбородок, увлажнённые отвратительной «освежающей водой», и вдоволь настучится кончиками пухлых пальцев по крышке великолепного хрустального стола. – Когда я могу приступить?

Он уставился на меня взглядом, в котором погасла надежда…

– Да, – сказал он и как-то странно мотнул головой. – Вы можете приступать уже завтра. Я распоряжусь, чтобы вам выделили сопровождающего и коптер. Завтра вас доставят в долину Инструмента в Ветреных горах… Пять лет назад по приказу Их Величеств Четы Двадцать Восьмой там был построен Гостевой замок, который и служит пристанищем для таких… М-м… музыкантов… В замке имеется библиотека, где вы найдёте всё, что нам удалось собрать об истории Инструмента: разные легенды, предания, чертежи… Там же имеются и восстановленные тексты квадропоэм в переводах на самые распространённые языки Галактики… Сразу предупреждаю: копии не вывозятся под страхом смертной казни…Всё дальнейшее будет зависеть от вас. Исследуйте Инструмент. Помните, что ваша цель – восстановить музыку Цоара, а не просто сыграть собственную,  , таковы условия Их Величеств Четы Двадцать Восьмой. Если сумеете убедить нас в своей состоятельности, получите в помощь целую армию работников… Если нет, увы, контракт будет прерван… Согласны на такие условия?

– Согласен, господин дворцовый советник, – ответил я без колебаний, но заметил одну новую странность в речи Оцоргуса Скора: он больше не произносил своего «Кхе-кхе».

 

* * *

Зрелище Ветреных гор заворожило меня. Монументальной цепью идеально вылепленных склонов, облачённых в сиренево-белые снега, они заполнили собой весь обозримый из коптера горизонт. Я насчитал  четырнадцать вершин. Мой сопровождающий, дворцовый архивариус Бенцелах Аис, удовлетворённый моим восхищением, сообщил, что Старших вершин у Ветреных гор тридцать восемь и большая часть их не просматривается из-за облачности. Младших вершин в два раза больше. И Старшие, и Младшие образуют трёхрядный каскад, дугой развёрнутый к северным равнинам. Эта дуга является ловушкой для сезонных ураганных ветров.

Чтобы построить Инструмент, Цоар Влюблённый приказал пробить три сквозных туннеля, каждый по восемь километров длиной. Огромными раструбами туннели эти заглатывают буйные ветра севера и подводят их к наклонным шахтам с другой стороны гор, в террасированную долину. Каждая наклонная шахта – это несколько регистров Инструмента. Шахт одиннадцать, и все они заполнены трубами, отлитыми из уникального золото-титанового сплава. Очень сложна система пружинных клапанов и противовесных затворов труб. На четырёх террасах долины сделаны мануалы, каждая клавиша – подвижная каменная плита, в металлическом коробе, встроенном в прямоугольное углубление. Исполнитель клавиши становится на плиту и ритмичным перемещением своего веса давит на её края, управляя таким танцем клапанами нескольких труб в шахте. Каждая плита-клавиша, согласно старинным описаниям, даёт четыре обертона одного звука: три гармонических и один негармонический… Для игры на Инструменте требуется триста двадцать четыре исполнителя клавиш и, вероятно, не менее ста технических помощников для контроля работы всех узлов, сцепок, затворов, жалюзи…

Да, первичная математика и инженерная конструкция Инструмента  производила впечатление. Оставалось всё это увидеть воочию, попробовать расшифровать партитуры Цоара… Хорошая задача для того, у кого музыка  растворена в крови!

Коптер, скользя на бреющем полёте с пчелиным жужжанием своих тяговых двигателей, вскоре оказался у места исполнения моей договорной миссии.    

 

* * *

Церемония моего приёма в Гостевом замке затянулась до вечера. Управляющий и прислуга в количестве пятнадцати пёстро разнаряженных человек, включая двух поваров, залихватски жонглирующих всем, что хватали их ловкие руки, от ножей до сковородок, явно были обрадованы их новому поселенцу. Жизнь и работа в замке приобретала для них очевидный смысл. То обстоятельство, что я был не сларив, усилило их рвение.

Управляющего звали Цолер Бинус. Он и старшая прислужница, Рица Варх, посчитали своим неумолимым долгом устроить мне обстоятельную экскурсию по многочисленным галереям и смотровым башенкам замка. Через час после этой милой познавательной «пытки» меня и архивариуса пригласили на обед.

Ничуть не удивившись обилию и разнообразию блюд и напитков, я понял, где сокрыт натуральный источник пышности всех сларивов: печёные пироги с экзотическими начинками, сладкие и солоновато-пряные, слоёные и дрожжевые, тестовые запеканки, тортики и тарталетки, коврижки, крендели, хрустящие и мягкие, парные булочки и хлебцы для острых соусов – вся эта свежевносимая кулинарная коллекция не иссякала на нашем столе часа два.

Отведав всего понемногу, я решил, что не смогу думать о еде как минимум до завтрашнего ужина. Бенцелах Аис, развеселевший после вина, решительно со мной не соглашался. Более того, он шутливо назвал мою гастрономическую скромность «надуманным аскетизмом» и продолжал с аппетитом поглощать «пышность сларивов». После провозглашения примерно десятого тоста «во здравие Их Величеств Четы Двадцать Восьмой» архивариус сообщил, что уже «адекватно готов» провести меня в библиотеку-сокровищницу замка и продемонстрировать тамошние бесценные раритеты…

Нагрузив нам корзинку вечерними ореховыми баранками, сладким  сливочным сыром и двумя бутылками прохладной медовицы, управляющий с поклоном ретировался. Мы вышли из трапезной почти следом. Бенцелах Аис, неся корзинку со съестными дарами в одной руке, а другой вальяжно поддерживая себя за мой локоть, произнёс:

– Кстати, господин музыкант, вы везли в коптере очень странной формы футляр… Я понял так, что содержимое этого футляра – ваш инструмент. Как он называется? Не поделитесь ли информацией?

– Да отчего же нет, господин Аис! Я вожу в футляре… Мою Лиру, – ответил я.

– Может быть, сыграете мне что-нибудь?

– Да отчего же нет, господин Аис! Только давайте не сегодня… Мне лучше играется на голодный желудок, так скажем… Давнее наблюдение.

– Понимаю… Тонкий вы народ, музыканты. Ну что ж, не сегодня так не сегодня…У нас с вами ещё много дней впереди.

– И столько же застолий? – спросил я с шутливой обескураженностью.

– И столько же застолий, – он понял мой юмор и добавил весело: – Но обещаю вам один разгрузочный день!

Через пять минут, поднявшись по винтовой лестнице на второй этаж и пройдя по высокому стрельчатому коридору, мы вошли в библиотеку замка.

 

* * *

Мы сидели за большим овальным столом под светом невысоких старинных электроламп и листали фолианты, чей возраст перевалил за шесть веков. К читальному залу, как объяснил мне архивариус, примыкало ещё два хранилища, доверху заставленных редчайшими книгами, голокартами, чертежами, нотными и поэтическими рукописями, а также магическими амулетами эпохи Цоара. Всё собрание хранилища имело баснословную цену. Над описанием и расшифровкой этого кладезя трудилось, однако, только несколько энтузиастов-знатоков: дворцовых советников и архивариусов. Бенцелах Аис относился к плеяде самых продвинутых специалистов, он, в сущности, и возглавлял Ведомство Сларивских Древностей, а также отдельную комиссию по восстановлению Инструмента.

– Понимаете, в истории создания Инструмента много белых пятен, как и в биографии самого маэстро… Хроники тех времён писались иначе, нежели сейчас, многое терялось, иногда досадно выхолащивалось… Квадропоэмы! Да, они великолепны, и я убеждён, что это настоящие ключи к личности Цоара… Мою позицию поддерживают не все. В комиссии есть отъявленные прагматики, готовые хоть завтра пустить к Инструменту не гениев слуха и чутья, а толпу инженеров с кибернетическими мозгами и техников с домкратами и тем самым погубить дело… До сих пор мне удавалось убеждать Их Величеств Чету Двадцать Восьмую в непозволительности таких действий… Нам нужен мистик, господин музыкант! Я верю в мистика, не в чревовещателя и авантюриста, а мистика. Я всякий раз верю в мистика… Хотите знать, что вы здесь восемнадцатый по счёту посетитель замка и музыкант… И вы моя последняя надежда… Оцоргус Скор, он принимал вас во Дворце, вы помните… Так вот, Оцоргус съест меня сразу после того, как я доем последнюю булочку на наших с вами застольях… Мне печально в этом признаваться. Я не хотел раскрывать перед вами столь двуличную реальность… Но вот она такова…

– Значит, мне не зря показалось, что Оцоргус Скор не хотел брать меня в испытание? – спросил я архивариуса, чувствуя, что готов сострадать этому забавному человеку, весёлому в своей грусти и вере.

– Оцоргус скользок, он умеет маскировать свои мотивы, но то, что они двусмысленны, это не вызывает сомнений, – подтвердил Бенцелах Аис со вздохом. – Хотите послушать отрывок из квадроэмы Бацераты Певчего? Он пережил Цоара всего на семь лет, он был из тех, кто слышал последнюю игру Инструмента…

– Отрывок в переводе?

Архивариус кивнул со значением, прикрыл глаза ладонью и стал читать по памяти:

– «…Пернатый горизонт, мерцающий опалом, он в ситец ночи вплёл, как кружевные острова вплетает океан в волнистый гребень… я вглядывался в усмирённый небом тот пернато-серебристый пепел, как дерево горящее глядит в протуберанцы одежд своих незримых прежде… где я?

Крушитель сердца превосходил движенье мыслей в каждый их момент… безмерный ток пространства окружал и загонял осколки под кожу, словно числа в промельки планет… исчезла твердь, и только звуков блеск, начертанный, как отраженье в горящей памяти, мне пел – ты есть!

Кристалл наития раскрыт и дышит гранями, на каждой преломляя свет… нет зыбкости, нет форм сомненья и гримас потерь, кричащих о любви-затворнице мне вслед… одно лицо в колодце, чьи ступени – жабры, чья вода  – прикосновенье плавников комет и рокота ветров!

Вал сто девятый усмиряет шторм до разделённых капель, их заставляя замереть… в созвучном золоте лучей их амальгаме пенной, летящей бесконечными слоями… не удержать, не посягнуть, не выскользнуть, не раствориться… только время крошит последние в гербарии соцветия Вселенной!..»

Я молчал. И это был лучший ответ. Я знал такие состояния, когда сочинял и играл свою музыку. Я никогда не пытался описывать то, что переживал, считая слово не таким всепоглощающе объёмным квантом, как звук… Звук не требовал перевода. А перевод всегда страдал неточностями. Звук – почти никогда… Звук бывает просто фальшив. Тогда нужно вспоминать о настройках… А как настроить слово? Но опыт старинных сларивских квадропоэм мне был явно по душе. Даже в переводе они звучали совершенно…

– Хорошо, господин архивариус, завтра я бы хотел отправиться обследовать Инструмент самостоятельно, если мне будет позволено.

– Вам всё позволено, господин музыкант. Но возьмите с собой карту, припасы и  снаряжение. Вы давно опускались в какие-нибудь пещеры или шахты? – Бенцелах Аис распечатал бутылку медовицы и принялся разливать так давно дразнящее его вино по фиалам.

– Не скажу, что мне приходилось проделывать это каждый день, – признался я.

– Вот видите. Ничего. Завтра утром я вас тщательно проинструктирую.

– Спасибо, господин Аис.

Он улыбнулся и пододвинул ко мне наполненный фиал.

– За Великого маэстро Цоара! – предложил я тост.

– За мистика! – подытожил архивариус и залпом выпил своё вино.

– Ещё один вопрос, господин Аис… Вы лучше других понимаете проблему. Почему никто из моих предшественников не сумел восстановить Инструмент?

– Открою вам один большой секрет, господин музыкант… Вы имеете право это знать. Инструмент восстановлен, и уже давно. Оцоргус Скор вас пугал… Во всяком случае, технически Инструмент безупречен. Проблема не в этом. Нет алгоритма настройки, и главное, никто не может расшифровать партитуру… И ещё одна загвоздка… Цоар хорошо знал ветра севера… Он ловил особый ураганный ветер, известный под именем Крушитель сердца…

 

* * *

В эту ночь мне не спалось. Куда-то подевалась прежняя уверенность. Личность Цоара взволновала меня. Удивляло и то, что сларивы так долго не обнародовали факт наличия у себя на планете такого не имеющего себе равных инструмента. Если верить легенде, то звучал он всего несколько раз, и все разы только при жизни Цоара, никогда после него… Это простое обстоятельство доказывало лишь то, что секрет игры знал только один человек и никому своё знание он не передал. У него были почитатели-друзья и почитатели-враги, у него была харизма убеждать и увлекать других, очевидно, тысячи других людей: не только простых скалорезов-проходчиков, инженеров и металлургов, но и могущественных конунгов, находивших на воплощение его проекта огромные средства… Поэты посвятили ему и его музыке десятки загадочных квадропоэм. Но сама музыка, созданная на Инструменте гения, прозвучала лишь несколько раз… Как увязать такие противоречия? Было что-то ещё сверх всего… Сверх всего известного и неизвестного… Было.

Сон не приходил ко мне. Я осознал, что сижу в кресле и шевелю угли в камине той же комнаты, где до меня так же прожили семнадцать предшественников и претендентов на раскрытие одной и той же тайны. И все семнадцать ушли ни с чем. У них всех лежали на том же самом столе папки с копиями драгоценных зашифрованных партитур Цоара. Оригиналы не выдавались после случая их неудавшегося похищения неким авантюристом  Лабритцем Рунгом, выдававшим себя за продвинутого музыканта. Рунга не казнили, но упрятали в сларивскую тюрьму надолго… Так Бенцелаху Аису удалось добиться смягчения приговора у судий Их Величеств Четы Двадцать Восьмой. И после этого его, архивариуса, «мягкую адвокатскую душонку», люто невзлюбил дворцовый советник Оцоргус Скор… Интрига понятна. Хотя и не совсем. Бенцелах Аис не напоминал фанатика Инструмента. Фанатиком вполне мог быть сам Оцоргус, притом в самой тяжёлой форме – герметической. Архивариус искренне мечтал о возможности услышать музыку труб, продуваемых Крушителем Сердца! Романтик и мистик противостоял скрытому и эгоистичному ревнителю… Такой расклад сил в борьбе за обладание чем-либо могущественным и единственным в своём роде мне был знаком…

Не спалось… Я отворил тяжёлую фрамугу высокого окна. Свежий горный воздух ворвался в гостиную комнату моих покоев, как изголодавшийся по физическому миру призрак врывается в обещанное ему тело… Странно, подумал я, но скоро эти видениям обязательно суждено будет повториться…

Футляр с Моей Лирой стоял на широком комоде рядом с камином. С привычной небрежностью я написал указательным пальцем правой руки на чёрном лаковом боку своё имя. Чувствительный тактилосканер передал идентификацию автографа хранителю футляра. Хранитель отщёлкнул неразрушимые замки…

Я пододвинул кресло к окну и, глядя на распахнувшиеся огненно-опаловые крылья так близко расположенного к Слариву созвездия Манты, шевельнул струны Моей Лиры…

 

* * *

Спуск в звуковую шахту без страховочной верёвки и света мог быть чреват. Это я понял, едва ступив на отполированное базальтовое днище, уходящее вместе со стенами и сводом под крутым углом в подземную темноту горного массива. Почему здесь так тщательно обрабатывали камень, можно понять – Крушитель сердца должен был легко продвигаться во всей системе туннелей, не теряя скорость и мощь… Возможно ли было такое? На открытом пространстве ветер – это громадная толща потока воздуха. Совсем другое дело в многокилометровых туннелях… Ветер, даже ураганной силы, здесь должен был неизменно ослабевать… Но возможно, Цоар и его инженеры рассчитали силу давления ветра и нашли золотой коэффициент для сечения воздушных горловин и протоков такой, при котором Инструмент рождал звуки в тысячах своих управляемых заслонками и клапанами труб?

Семь часов моих радиальных кружений по плато не прошли зря.

Цоар учел всё – он создал потрясающий подземный аэродинамический организм с несколькими дополнительными наддувными колодцами на плато между северными уступами ловчей горной дуги и её южными отрогами с долиной наклонных шахт и мануалов Инструмента… Мысленно я нарисовал себе схему всего подземного устройства этого Инструмента, я уже точно знал, где и как должны быть устроены «усилители» – улитки взвихрения с подводными вертикальными колодцами, каждый глубиной не менее двухсот метров. Я на плато нашёл восемь колодцев, ведущих к усилителям. И самое важное: Крушитель сердца, он был не просто ураганным ветром, он был аэродинамической воронкой в несколько сот километров, зависающей над ловчей дугой Ветреных гор, он был единственным духовым «исполнителем» Инструмента, и он рождался раз в семь лет, но Цоар, в это трудно поверить, как-то мистически с ним общался! Как? Холодное пламя неистовых горловин Крушителя проникало в базальтовое нутро с вихревым эффектом торнадо, и триста двадцать четыре исполнителя ритмично «жонглировали» весом своих тел на каменных плитах клавиш, и рождалась неведомая по силе и звучанию музыка…

Я надел кожаные перчатки, привязал конец верёвки к одному из вбитых в стену шахты колец и, удерживая себя натяжением страховки, включив  нагрудный фонарик, начал спускаться, а попросту скользить вниз… Холодный не сильный поток воздуха говорил о том, что шлюзы горловинных туннелей в нескольких километрах отсюда открыты. Ещё в замке Бенцелах Аис пообещал мне, что непременно позаботится о такой возможности. Старинная система управления всеми шлюзами была усовершенствована в то же время, когда стоился Гостевой замок. Больше никаких новшеств в Инструмент не привносилось. Я спускался и ловил свои ощущения…

Узорчатый голубовато-серый базальт с белыми кварцевыми прожилками под лучом фонарика, казалось, феерично кружил свои неподражаемые пассажи какого-то немыслимого кристаллического снегопада. Этот камень хранил память музыки, он словно бы навечно вплавил её в себя, застыл в величественных аккордах дивного сна. Но сам сон витал здесь, подёргиваясь блеском волн, перекатов цвета и теней… Прислушавшись, я уловил  отчётливый, ни на что не похожий, едва различимый гул. Ещё через две минуты я увидел кружевную золото-титановую грибницу из труб Инструмента. Семилучевыми звёздами распорок крепилось это литейное чудо к стенам шахты. Сотни натянутых тросов оплетали многоярусный сросток красивейших, драгоценнейших «флейт», разных диаметров, от почти метрового до толщины в обхват пальцев… Тросы управления сводились в жгуты, а жгуты отводились и ныряли в боковые колодцы, распределяющие эти «нервы» по клавишам мануалов. Молочно-розовое золото духовой «грибницы» тянулось на десятки метров вниз по шахте и там принимало форму раструбов…

Спуститься ещё ниже по трубам мне позволили специальные поручни, которыми снабжалась удивительная конструкция. Фигурные прорези, странной формы створки, вентили, клапаны и ещё множество других приспособлений и надстроек попадались чуть ли не на каждом шагу… Я остановился. Выключил фонарик и снова прислушался. Духовая грибница издавала внутренний гул. Каким должно быть ухо музыканта, а точней, его магнетическая кровь, чтобы расслышать в обыкновенном гуле мелодию? Если я в плену бреда, то почему мне слышится этот звукоряд: соль-ми-рэ- до-рэ-ми-соль… Пять-три-два- один-два-три-пять…

Пирамидка… Кристаллик созвучия… Или Наития!.. И то и другое! Цоар поместил камертон настройки в самое сердце грибницы, каждой из одиннадцати духовых грибниц. Семизначный код. Любовь, космос, разделение, сознание, разделение, космос, любовь… Два диссонанса и пять гармоник… Инструмент Цоара всегда настроен, он самонастраивается! И тот, кто мог услышать мелодию» в гуле, мог бы это понять. Неужели никто из моих семнадцати предшественников не спускался в звуковые шахты? Наверное, спускались и слушали… но не понимали. Я могу в это поверить? Да, могу. Во мне кровь Зодчих…

Цоар видел музыку как бросание разноцветных, разных по плотности кристалликов в воду, при том, что каждый вносит свою звуковую частоту и создает сферическое расширение, пульсацию… Гармоники вплетаются в аккордные промежутки, заполняют паузы, и поднимают как бы растущее творение… Вал сто девятый!

Пора было возвращаться в замок. Я чувствовал себя и уставшим, и счастливым. Но многое, ещё очень многое, что касалось и жизни Цоара, и его музыки и судьбы, оставалось за чертой…

 

* * *

Бенцелах Аис, как мне сообщил любезный господин управляющий, ждал меня за ужином уже минут пятнадцать. Это было приятно слышать и также весело прикидывать в уме, сколькими тарталетками с рыбным балыком уже успел закусить жизнелюбивый дворцовый мистик и сколькими бокалами вина запить…

Оставив всё свое снаряжение в первой гостиной, я последовал за крепенькой пожилой служанкой в душевые и банные апартаменты Гостевого замка. Получив все инструкции о водных и мыльных арсеналах, а также о чистом белье, я прыгнул под струи горячей и холодной воды, затем на целые три минуты подставил свою спину щупальцам чудесного сларивского массажёра-осьминога и, наконец, облачившись в так называемый вечерний  банный халат, отправился в столовую.

– Господин Музыкант, вот и вы, Слава Богам… Что же, сегодня свершились все ваши планы? Надеюсь, да. Прошу вас, присоединяйтесь… – Бенцелах Аис свой жизненный тонус поддерживал неизменным аппетитом.

Сказать по совести, я был сегодня солидарен с архивариусом и не  замедлил наградить себя избранным кулинарным великолепием сларивской кухни. Мы наполнили наши высокие фиалы вином и почти в один голос проговорили тост в честь Их Величеств Четы Двадцать Восьмой. Традиция обязывала…

– Поделитесь какими-нибудь открытиями? Вы спускались в шахты?

Я рассказал досточтимому учёному о своём исследовательском походе на плато, обо всех наблюдениях, исключая открытия камертональной самонастройки духовых грибниц и музыкального кода Цоара.  

Бенцелах Аис слушал с удовольствием и неподдельным вдохновением. В который раз за время наших бесед я чувствовал, что этот человек достоин большего доверия и что его страсть к Инструменту не наносная. Однако моя осторожность брала верх.

– Господин архивариус, вы ведь больше кого бы то ни было знаете историю Цоара… Зачем он создавал это чудо света? Неужели так сильны были его амбиции и жажда славы?

– Слава, говорите? Нет, мой друг, жажда славы не обуревала даже конунгов Золотого круга. Их было пять, Великих конунгов, участников последней галактической войны. Все они хотели мира, и все воевали за мир. Со своими армиями они уходили в космос и возвращались, привозя множество трофеев. Никто из них не погиб, но тысячами и тысячами погибали другие: рекруты, молодые наёмники. Возвращаясь, конунги продолжали строить цивилизацию, рожали и воспитывали детей, которых потом тоже брали на войну… Конунги старели и сменяли один другого. Так прошло сто двадцать лет… Сларив жил своей жизнью, и только союзнический договор собирал смертную жатву нашего народа. И жатва эта не уменьшалась. Прекратить войну и выйти из альянса означало бы пустить врагов в свой дом, неистощимых, заклятых врагов… Люди Сларива взмолились Богу-покровителю, прося его вмешаться и перекрыть ужасные кингстоны смерти… Тогда, как рассказывает предание, появился во дворце Верцуга Шершавого молодой и совсем никому не известный музыкант. Глубокая и странная печаль светились в его глазах. Цоар происходил из опального жреческого рода. Он поведал конунгу истину древней веры. Бог Сларива переживал время своей ночи, он спал, а время утра было ещё далеко. Но был способ, как разбудить Покровителя, заставить услышать боль наших сердец. Цоар сказал, что понадобится несколько лет для постройки не виданного в мире инструмента, чья музыка разбудит Бога и изменит время… Вот что двигало Цоаром, а вовсе не слава и амбиции…

– Красивая легенда… – сказал я, поражённый рассказом архивариуса. – Значит, сларивы верят до сих пор, что Цоар разбудил вашего Бога-покровителя и он остановил галактическую войну?

– Увы, должен сказать, что за семьсот лет люди изменились… Предание осталось, мой друг, но вера выхолостилась… Упростились мудрые ритуалы, даже язык стал другим, утратив прежние возвышенные падежи… Странно это звучит, вы чувствуете: «возвышенные падежи»! Но это правда… К счастью, страсть к прошлому не все потеряли и наша правящая чета, Их Величества, уже без малого двенадцать лет поддерживают и возрождают сларивский дух. Так появился этот замок и его архив, так стали появляться здесь музыканты-испытатели…

– Но Инструмент так ни разу и не зазвучал, – заключил я.

– Он звучал, господин музыкант, но это было жалкое подобие музыки, годное разве что для озвучивания низкопробных пьес в жанре ужасов. То ли вашим предшественникам не удавалось поймать нужный ветер, то ли Инструмент безнадёжно расстроен… Я даже не говорю о партитуре, ключ к её расшифровке до сих пор не найден. Более того, теперь есть уже и те, кто не хотят этого, кто противится духовной политике Их Величеств Четы Двадцать Восьмой, а я стал заложником последней пробы…

– Значит ли это, что Их Величества разочаровались в своей идее?

– Я бы не хотел принимать такой взгляд, но возможно.

Так завершился наш разговор и второй пир в Гостевом замке. Поблагодарив моего собеседника, я отправился в свои покои с настоятельным желанием открыть, наконец, копии партитур Цоара.

 

*  *  *

Первое, что бросалось в глаза: Цоар использовал криптографию, притом явно не нотного порядка.

На этом споткнулись все мои предшественники. Маэстро вовсе не стремился оставить что-либо после себя, доступное для повторения. Он записывал свою музыку в нотоносцы в виде таблиц как шифрованную памятку с весьма малым количеством символов.

Оставалось предположить, что в вопросах мелодической конфигурации, фактуры, повышения и понижения высоты звука, его динамики и тембральной окраски, последовательности ритмических рисунков, артикуляции, разноцветию гармоний, то есть всех элементов музыкальной речи, – маэстро доверял исключительно своей памяти. И всё же было нечто, чему Цоар учил – игре, или танцу на клавишах. И ни много ни мало – триста двадцать четыре человека, которые должны были научиться или обладать уникальным чувством ритма и памяти не хуже, чем у самого творца той музыки, что потрясала небеса.

Сегодня я обследовал мануалы Инструмента, становился на несколько базальтовых плит. Это совершенно сбалансированное, плавающее в пазах  тяжёлого золото-титанового короба, творение реагирует на нажатие по принципу идеального координатного рычага. У него четыре положения: три ноты и септаккорд, то есть семь ступеней обертонального звучания… Как же из всего этого технологического кошмара создавалась мелодия?!

Я снова поймал себя на том, что теряю уверенность… Моё дневное восхищение масштабом Инструмента, замирание у края глубоких колодцев-усилителей, несказанное волнение при виде духовой грибницы сменились паническим страхом тупика… И самое ужасное, что наследная кровь Зодчих не помогала. Я не слышал музыки Цоара даже в первом приближении… Немота поглотила меня… Ни малейшего перелива, наигрыша, мотива… Ничего.

У любого сочинения есть свой алгоритм. Он может быть простым, сложным и даже странным… Звук живёт и движется в системе. Система может быть простой, сложной и даже странной… О чём я думаю? Я хочу прочитать партитуру герметичного гения. Я не могу этого сделать, потому что цепляюсь за знак, за символ. Но ведь язык, который я вижу в странных спиральках, стебельках, треугольниках и стрелках, – это понятный мне язык, и он называется музыка… Я умею говорить на этом языке, легко, даже виртуозно, я знаю, что определённые кодовые фразы этого языка воздействуют на метаприроду пространства…

Насколько преступен будет мой обман, если я скажу архивариусу и дворцовому советнику, что расшифровал партитуры Цоара, но при этом сыграю свою музыку на Инструменте, аранжировав её для исполнения на плитах-клавишах? Насколько велико будет моё преступление против нашего общего языка?

Семьсот лет Инструмент не играл, но в последние годы был расчищен и поддерживался в идеальном порядке. Архивариус что-то интригующе умалчивает… И дело здесь не в политике Их Величеств Четы Двадцать Восьмой… Заказ на конкурс музыкантов, способных сыграть музыку Цоара, – это заказ… А если?..

Воображение меня подтолкнуло к худшему опасению…

Что, если за проектом «воскрешения» Инструмента стоят Распорядители? Я расстался с ними двенадцать лет назад на Артаэзисе, попросту говоря, сбежал. Потом ещё однажды, три года назад, столкнулся нос к носу с Долгомером на Челезии. Долгомер был заявлен как композитор «Баргулесовой симфонии» на всегалактическом арт-шоу… Бездарность и плагиатор! Трудно было не узнать в его симфонии целые темы произведений из моего цикла «Музыка Кавьятхэйаны». По какому-то странному стечению обстоятельств, сферокорабль, на котором я должен был улететь на Аллювиа, но опоздал к отлёту, был блокирован таможенным патрулем и доставлен на искусственные досмотровые луны Тамарилиса, а это намного севернее Аллювиа, почти на краю рукава Горджеса… Всегда удивлялся: что делает таможенный патруль на краю сферы галактики?!. И тем не менее, не меня ли хотели перехватить «благочинные» Распорядители?

Так что же, говорил я себе, слегка успокоившись, если на Слариве проект Инструмента «подстраховывают» Распорядители – мне не избежать столкновения с ними на любом этапе. Но пусть это будет только моим опасением…

Итак, я знаю, как действовать. Базисные принципы игры на Инструменте мне понятны. Возможно ли провести одну из моих тем во всех его голосах с новыми контрапунктами?..

И да поможет мне Крушитель сердца! Кстати, видимо, завтра придётся взяться за изучение синоптических карт и местных роз ветров – дело для меня совершенно тёмное…

 

*  *  *

Сон ко мне опять не торопился, как и в первую ночь. Мой друг, Моя Лира, всегда была для таких случаев лучшим сопровождением. Или участием… Бессонница на двоих. Мы оба бессонничали с ней многие сотни  удивительных ночей в разных мирах. Она, наверное, точно знала о крови Зодчих, которую я наследовал, родившись на Кавьятхэйане двести двадцать семь лет назад в семье мастера донжу, искусства высшего внимания и пространствомедитации. Последователи донжу верили в свои предания. Но особенно сильны были предания о Зодчих, творцах тонких прослоек Бытия. Отец, ещё не зная о музыкальных способностях сына, начал обучать меня донжу с десяти лет…

О Боги! Озарения шли у меня сегодня одно за другим… Квадропоэмы! Почему же я не понял этого с самого начала? Такие тексты могли принадлежать только донжу! Возможно, легенда о древнем расселении Зодчих в галактике не преувеличение! Зодчие могли оставить своих наследников не только на Кавьятхэйане…

Гостевой замок был тих, но также бессонен, как мы с Моей Лирой. Где-то высоко на своих кровлях и шпилях он мягко вращал похожие на языки пламени флюгера. Верней было сказать, что это первые лёгкие посланцы господина севера, Крушителя сердца, вращали дивные верньеры настроек пространства. И тайный язык, витающий в тонких прослойках Сларива, стал оживать… Камертон моей крови настроился на ни на что не похожую связь…

Я распахнул окно, извлёк Мою Лиру и заиграл «Приветствие странника», сюиту, написанную на Свароге больше пятидесяти лет назад, но мне показалось, что ещё вчера… Комната поплыла, затуманилась… А звёздное золото-рубиновое мерцание созвездия Манты словно бы заколыхалось в ночном небе, и по спине чудесной пловчицы побежали электрические искорки сверхновых… Небывалых сверхновых! Искусство донжу научило меня способности открывать глаза в моменты сильных переживаний. Цоар… Дух музыканта появился в комнате… Я должен был помочь ему на время обрести фантомную материальность. Искрящаяся переливами огненного опала пыльца сверхновых пловчицы Манты влетела в комнату, будто искры от костра, поглотившего сухую хвойную ветвь…

Он был высок и статен, облачён в трико и плащ с круглыми, похожими на эполеты наплечниками. Волевое лицо, грива пружинистых волос, целеустремлённый летящий взор… но вовсе не печальных глаз…

Я продолжал играть на Лире.

Благодаря специальным планкам, регулирующим микронатяжение струн, конструкция Моей Лиры позволяла быстро и свободно выбирать нужные мне краски из многообразной палитры тональностей, превращая  музыку в объём, а я бы сказал, в квадрообъём… Включался сверхобертон… Резонировать и излучать волны начинало всё моё тело… Волны достигали любых предметов, стен, стёкол, шкафов, посуды, металла в любом его виде, и предметы слагали консонанс, каждый в своём тембровом диапазоне… Воздух тоже звучал, звучал и огонь в камине. Так, когда-то очень давно, я начал постигать звуки стихий. Возможно, если бы не философия и практика донжу, я бы никогда не развил этих способностей…

Дух Цоара слушал мою музыку глубоко и сосредоточенно. Он знал о моём существовании и присутствии на Слариве… И он знал о моей цели здесь. Искрящееся фантомное золото его образа не могло удержаться слишком долго в тонких прослойках медитации донжу: медленно истаивало, теряло цельность, растворялось… Он хотел успеть передать мне какой-то важный знак связи. Рука его волнообразно взметнулась вверх, причудливо расчертила воздух, и я увидел след – спираль в два оборота и линию, уходящую от центра к началу следующей спирали…

Неожиданный стук прервал моё видение. Дав себе немного опомниться, я пошёл открывать дверь. Кто бы это мог быть в полночное время?

На пороге стояли управляющий замка Цолер Бинус и старшая прислужница Рица Варх…

– Великодушно простите нас, господин музыкант, но мы… Мы должны с вами поговорить. Возможно, от этого разговора будет зависеть судьба Инструмента… – Цолер Бинус оглянулся в пространство коридора. – Вы, конечно, удивлены, почему на нашем месте не архивариус? Мы всё вам расскажем. Вы позволите нам войти?

Я позволил.

Они вошли. Управляющий внимательно проследил, насколько надёжно я замкнул дверь. В гостиной комнате уже было достаточно прохладно, поэтому я закрыл окно и предложил им места на диване поближе к камину.

Рица Варх с нескрываемым восторгом поглядывала на Мою Лиру, которую я просто оставил на кресле.

– Итак, господа, надеюсь, ваша информация по-настоящему важна…

– Я буду краток, господин музыкант. Прежде всего, разрешите признаться, что мы невольно подслушали вашу игру… Ваша музыка прекрасна. Ничего подобного в стенах Гостевого замка не звучало… Мы помним здесь многих. Рица, ты согласишься?

– Я соглашусь, Цоле, – ответила старшая прислужница и, наконец, перевела свой взгляд на огонь.

– Но это ведь не всё, что вы хотели мне сказать, верно?

– Верно, господин музыкант. Мы решились. Мы решились открыть вам то, что хранит наша каста. Ни дворцовый советник, ни Королевская чета не посвящены в эту тайну. Сегодня я говорил с Бенцелахом и предложил ему сделать последний правильный ход в отношении вас, но он отказался. Он не уверен, и он боится… Всегда трудно открывать великие тайны, ибо сердце не на месте, а разум уже так привык всё крепко держать на замке. Разум-то как раз и боится. Рица, ты подтвердишь мои слова?

– Да, Цоле, я подтверждаю. Боится разум.

– И это значит… – начал я нетерпеливо.

– Нас триста двадцать пять. Мы двенадцатое поколение хранителей Инструмента, исполнителей клавиш. Мы знаем настоящую историю Цоара Влюблённого. Большая часть нас рассеяна по планете. Здесь в замке нас одиннадцать, включая архивариуса. Четверо других – чужие нам люди. Господин музыкант, всё, что выставлено в библиотеке замка, лишь глянцевая поверхность, предназначенная больше для отвода глаз, чем для правды. Тайна должна бликовать, верно, Рица?

– Верно, Цоле, – отозвалась старшая прислужница всё так же коротко. – Это хорошее свойство тайны.

– Я продолжаю, господин музыкант… – Цолер Бинус напряжённо протянул руки к пламени в камине. Камин был в двух метрах от нас, но я почувствовал волну словно бы притянутого тепла. – Копии партитур, которые вы наверняка долго и мучительно разглядывали, – лишь выжимка, несколько шифрованных набросков. Настоящая голографическая партитура Цоара хранится в глубокой секретной шахте под замком, она была там всегда. Мы проведём вас в эту шахту. Рица, ты слышишь меня, я это сказал… Слышишь меня? Я больше не боюсь…

– Да, Цоле. Я слышу. Ты не боишься. Я с тобой.

– Не боитесь чего? – спросил я, посмотрев в их пристальные взгляды.

– Гнева нашего Бога, – произнесла Рица Варх.

 

* * *

Итак, долой сон! – сказал я себе с воодушевлением. Время давно потеряло свою власть надо мной. Донжу, музыка и наследная кровь Зодчих продлевали мои года. Их феноменальный сплав воплощался в моей жизни абсолютным движением творчества. Я знал, что меняю мир, верил, что музыка напитывает космос энергией, что у неё нам нужно учиться и ею связывать разъединённые души и пространства.

Когда-то в неизмеримо давнее время раса людей открыла законы сферофизики и частотных модуляций материи. Стало возможным космическое сфероплавание. Космос перестал быть пустыней, он стал  безбрежными морями, с ветрами  и штормами, он обрёл запахи, звуки и ритмы… В галактике появились широты. Планеты превратились в острова. А капитаны сферокораблей стали «стихийными композиторами», потому что любое плаванье по космическим морям запечатлевалось определённой музыкой управляющего органа. Возникло необычное поверье, что нет в галактике одинаковых путей и что музыка управляющих органов иногда меняет качество пространства, его мерность… Я никогда не был капитаном сферокорабля и не стоял на органном мостике, но слышал эту музыку, понимал её значение… Оказалось, что на разных широтах одна и та же мелодия действует по-разному… И корабль пройдёт разное расстояние за одинаковое время на одной и той же скорости… Для меня это, в сущности, было подсказкой только одного неписаного закона – космос, и вообще пространство, слышит музыку и реагирует на неё как живое существо. Реагирует непредсказуемо.

Не этого ли непредсказуемого гнева боялись мои ночные визитёры, сларивы, тайные хранители Инструмента Цоара? О каком гневе говорили, о каком Боге? Если музыка Инструмента могла разбудить Бога тогда, семьсот лет назад, то какова была его реакция на самом деле? Уж не гнев ли? Почему же тогда возникла эта каста хранителей, исполнителей клавиш, спрятавшаяся за ширмой многих наслоившихся друг на друга табу? Откуда черпали веру сами хранители и почему страх свой также из века в век культивировали с завидным и тайным от всех усердием?

Мы спускались на древнем и всё ещё прекрасно работающем эскалаторе  двенадцатой наклонной шахты, что брала начало от подвальных помещений Гостевого замка. Цолер Бинус и Рица Варх были подчёркнуто, я бы даже сказал, отрешённо спокойны, заметно нервничал только мой сопиршественник – архивариус. Вероятно, сознание того, насколько глубоко меня, инородца, посвятили в тайну Инструмента, исподволь не давала ему покоя. Но я держался открыто и старался ничем не смутить его прошлую вынужденную «недоправду». Уверен, что болтливость в таких случаях была бы только во вред: засыпать вопросами людей, доверившихся тебе, – отвратительный тон. У меня, конечно, были вопросы…

Эскалатор выплеснул нас в чёрную пустоту одного-единственного зала и остановился.

– Рица, зажги свет, – попросил управляющий.

Рица Варх подтянула рукав своего бархатно-чёрного платья-плаща, и я увидел настоящий артефакт эпохи Великих конунгов – управляющий браслет-наручь. Сделан он был из того же примечательного золото-титанового сплава, что и духовые грибницы. Ювелирная отделка и изумрудного цвета индикация придавали браслету-наручи баснословно мистический вид. Старшая прислужница нажала несколько кнопок. Полиризованный свет яркими пучками брызнул из массивной звездообразной люстры зала на базальтовые стены… Прошло несколько секунд, прежде чем стало ясно, что стены только имитировали базальт… В толстом слое аквамаринового стекла, наплавленного поверх камня, вкруговую проявилось великолепной работы голографическое панно,  испещрённое уже знакомыми мне значками партитуры гениального маэстро Цоара…  

Что-то изменилось в поведении моих ночных сопровождающих.

– Но вот теперь, когда мы здесь, – кажется, Бенцелах Аис преодолевал последнюю грань недоверия, – позвольте узнать ваше настоящее имя, господин музыкант.

–  Уже нет смысла его скрывать, Бенцелах. Моё имя Кавья Солерно, – ответил я, – а какое значение это имеет для вас?

Он облегчённо вздохнул.

– Пока мы спускались сюда, я чувствовал ваши вопросы у себя на затылке. Задавайте их.

– Вопрос к вам, Цолер. Вы назвали число триста двадцать пять, хотя клавиш на Инструменте всего триста двадцать четыре. Почему?

– Рица, ответь господину Солерно.

Рица Варх откинула капюшон своего платья-плаща. Седые волосы на её голове были причудливо заплетены в узорчатые стелющиеся косицы, пожилое, но всё ещё красивое лицо, казалось, с каждой минутой озарялось приливами некой внутренней силы и радости…

– Я, господин, могу вызвать для вас Крушителя сердца. На одной из ближних вершин Ветреных гор, которую мы зовём Алтарной, Цоар установил частотный коррелятор, некогда снятый с корабля конунга Верцуга Шершавого. Этот браслет на моей руке когда-то носил мой далёкий предок, Цоар доверил ему великую связь с Крушителем… Крушитель – пастух небесный, его ветер – это его дух… Он гуляет в северных широтах, но редко собирается в ураган… С помощью коррелятора, я могу призвать Крушителя… На частотах синего шума, господин, мне открываются тонкие радужные эфиры, и я вижу облик Крушителя… Я зову его… Три раза в своей жизни я призывала его, но некому было стать на место Цоара… Теперь вы на этом месте, господин Солерно. Инструмент сможет зазвучать снова…

  – А как же гнев Бога? – спросил я, проглотив невольный комок смятения.

– Уже ничего нельзя остановить, – ответила Рица Варх. – Вы можете прочитать партитуру?

Смогу ли я прочитать партитуру? Да. Я спрашивал себя об этом в замке и спрашивал, стоя здесь в «святая святых» древнего творения Цоара Влюблённого. Сотни и тысячи барельефных знаков и символов по-прежнему ничего не подсказывали мне. Сларивская криптография семисотлетней давности, усложнённая воображением одного удивительного человека. Наверное, мне снова понадобится донжу…

На несколько минут я взял обет молчания и обошёл аквамариновую голограмму, прислушиваясь к любым своим ассоциациям и ощущениям. Пространство донжу оставалось безгласным… Почему?

– Скажите, архивариус, скажите, Цолер и Рица… Почему вы выбрали меня?

– Да, мы выбрали вас… Никто не посещал хранилища голограммы, кроме исполнителей клавиш. Двенадцать поколений… Я понимаю, в это трудно поверить, но это так. Всё решилось за несколько часов. Я всегда подозревал, что Оцоргус служит Распорядителям. Он позвонил мне по информеру и сообщил, что некого Солерно давно ищут в галактике. Серые тени… Оцоргус просто описал им вас. Они сказали, что эта была великая удача – заманить вас на Сларив. Они пообещали Оцоргусу большую награду и всем, кто привёл вас к Инструменту… Я, признаться, всё ещё сомневался, что именно вы – тот, кого мы ждали. Но Цолера убедила ваша музыка. Она правда восхитительна.

– Значит, и ваши старания оказались на руку Распорядителям?

– Возможно, господин Солерно. Но у нас другая цель, мы должны исполнить обещание…

– Какое обещание, архивариус?

– Вернуть Цоара Влюблённого на Сларив…

 

* * *

Подъём на Алтарную продлился не менее трёх часов. Рица Варх, Цолер и архивариус были, как мне показалось, совершенно неутомимы. Я обозревал красоты Ветреных гор и непрестанно думал о Цоаре. Редко кому из людей удавалось и при жизни, и «после неё» (определение, которое я давно считал бессмысленным!) настолько окружить себя ореолом загадочности. И всё же история выглядела так, что маэстро подготовил целую плеяду искренних приверженцев, которые, по счастью, конечно, не превратили его для себя в мученика, хотя могли бы так поступить. Но не поступили…

 Итак, Цоар Влюблённый разбудил Бога. Бог был прогневан и забрал Цоара. Правда, при этом не позднее чем через неделю после последнего звучания Инструмента прекратилась стодвадцатилетняя галактическая война, уносившая жизни тысяч рекрутов-сларивов… Получалось, что Цоара вполне могли представить как добровольную спасительную жертву. Так поступила власть конунгов, но были и другие, кто противился такому отношению. И эти «другие», вечные друзья, – каста исполнителей клавиш, обладателей ключей, могущих открыть Двери снова – вернуть «жертву». Однако всё оказалось совсем не просто. Выполнить обещание каста не могла в течение семисот лет.

Не достаточно было обладать способом призвать Крушителя, не достаточно было понимать алгоритм игры на клавишах и уметь это делать… Не хватало ещё чего-то? Или кого-то…

Политическая конъюнктура прошедших веков зашорила имя Цоара, наслоила на него целый сларивский пирог из былей и небылиц, что-то  неизбежно забылось, что-то предстало в искажённом свете… Внутри себя каста хранила чистоту образа и данный обет верности Цоару, почитая это делом целых поколений… И вот нити судьбы связались. Я попал в узел  событий. Но не только я, а и те, кто мне этот узел готовил.

Сегодня в горах я понял, что не отступлюсь от цели. Более того, я намеревался выиграть у Распорядителей не дебют, не темп, а всю партию. Как? Не знаю. Но азарта мне прибавилось вдвое по сравнению хотя бы даже с событиями на Челезии.

– Господин Солерно, – позвал меня архивариус, вышедший на одну из обещанных смотровых площадок справа от тропы, – посмотрите, какой дивный вид отсюда…

Рица Варх стояла в пяти шагах от Бенцелаха Аиса. В руках её поблёскивал маленький антикварный бинокль со встроенными линзами  частотных фильтров, наверняка из коллекции всё тех же древностей библиотеки замка.

Я подошёл к ней. Она встряхнула головой, как-то очень задорно, по-девичьи. Протянула мне бинокль с улыбкой.

– Я беру этот предмет для того, чтобы лучше видеть небо в синем шуме на частоте духа Крушителя сердца, – проговорила она, неотрывно и доверчиво глядя мне в глаза.

– А знаете, Рица, – начал я, взяв её за руку…

 Она одёрнула руку лишь на мгновение, но я успел заметить маленький значок чуть повыше запястья на правой руке. На левой у неё по-прежнему  был управляющий браслет-наручь, только не активированный.

– Вы смущаете меня, господин…

Я аккуратно и уверенно подтянул её правую руку к себе.

– Как называется этот ваш значок? – спросил я.

– «Стрела улитки», – она вздохнула. – Его нарисовала мне маме в детстве. Я знаю, почему вас это заинтересовало. Похожий знак есть в табличках партитуры…

К нам подошёл архивариус.

– У вас всё в порядке, господин Солерно? – Его вопрос адресовался не только мне.

– Архивариус, – попросил я голосом, который должен был внушить ему полное доверие, – подымите, пожалуйста, правую руку.

Бенцелах Аис выполнил мою просьбу слегка озадаченно.

Я узнал весёлые глаза моего гурмана сопиршественника и мистика.

– Как называется ваш знак, архивариус?

– «Свет камня».

– А ваш знак, Цолер?

– «Тетива ветра»…

– Так вот, любезные исполнители клавиш… Меня зовут Кавья Солерно. Я музыкант. Но я очень опасный музыкант! Скажу больше: я многосторонне дьявольски опасный музыкант, потому что меня хотят посадить на цепь и кормить из бриллиантовых мисочек, ещё чаще и щедрей, чем угощают на вашем любимом Слариве. Но они просчитаются, милые мои исполнители, просчитаются в самый неожиданный момент… А знаете почему? Потому что я только что понял, как мне читать партитуру Цоара. И потому что им тоже придётся услышать игру Инструмента!

– Господин Солерно, вы идёте по следу нашего друга, Великого наставника Цоара. Инструмент будет подвластен только вам. Мы ваши пальцы, господин… – Архивариус поклонился и отошёл.

Следующим ко мне подступил Цолер Бинус…

– Мы ваши пальцы, господин! – повторил управляющий с поклоном.

Рица Варх…

– Мы ваши пальцы, господин! – её голос был как-то по-особенному проникновенен.

– Значит, таков ваш ритуал? И вы меня к нему вели? Вы знали все подсказки, но сознательно испытывали меня? Я всё правильно понимаю, архивариус? – Наверное, мой вопрос ожидался ими.

– Да, мы испытывали вас. Но вы всё постигали и узнавали сами. Даже сейчас, когда заметили наши наручные знаки. Но признайтесь, что эта проверка была хороша!      

Я засмеялся.

– Рица, так где же ваш алтарь-коррелятор? Я хочу видеть эфирные шлейфы Крушителя и призвать его в нужный день прийти к Ветреным горам всей его необузданной мощью. А вы, архивариус, вы к тому моменту соберёте всех триста двадцать четыре исполнителя клавиш…

– Господин Солерно, я это сделаю. Я переворошу весь Сларив… Обещаю…

– Нам останется только одно, архивариус… Вы покажете мне место, где стоял Цоар во время игры. Ведь он дирижировал, он задавал пульсацию, все чувства и экспрессию… У него был пульт. В долине мануалов нет ни одной одиночной скалы, ничего похожего, что напоминало бы такое место…

– Такое место есть, господин Солерно, – сказал Цолер Бинус. – Оно в воздухе.

– Цоар летал на древнем коптере во время игры? – Кажется, мой вопрос ошеломил меня самого.

– Нет, господин Солерно. Цоар Влюблённый плавал на силовой гравиплатформе.

 

* * *

Я играл на Моей Лире музыку Кавьятхэйаны по одной сюите каждую ночь. Не было смысла ни от кого прятаться в замке. Агенты тайноправящих были здесь. Работа вынуждала их быть цельными и помнить обязательства, а музыка вносила смятение в их души и звала к свободе… Они погибали от этого расщепления. Я видел их лица. Их лица выдавали мне всю меру их борьбы… Но я не сочувствовал их борьбе. Потому что никогда не любил соглядатаев… Ни тайных, ни явных. Магниты моей крови делали свой выбор.

Несколько раз в сопровождении Рицы Варх я спускался на эскалаторе в комнату с аквамариновой голограммой и постепенно увидел всю последовательность алгоритмических построений Цоара. Стрела Улитки в точности повторяла тот светящийся знак, что на несколько мгновений зажёг передо мной тающий призрак создателя Инструмента. Замысловатый ключ прочтения партитуры создавал звукоряд, притом так, что, говоря образным языком, выпущенная из сердцевины улитки стрела обязательно попадала в цель – начало следующей спирали, а та, закрутившись, выпускала из своего центра новую стрелу… Путь спирали и путь стрелы складывались из всего широкого диапазона Инструмента и включали разные комбинации его трёхсот двадцати четырёх клавиш…

Значков было сто восемь. Каждый был подчёркнут – от одной до трёх линий. Три вариации каждого знака – триста двадцать четыре в итоге. Я вновь обследовал шахты, слушал скрытый в шумах камертон. Звучание регистров поднималось соответственно террасам.

Три тональных вариации каждого из ста восьми аккордов. Цоар зашифровал все свои клавиши не просто нотами и интервалами, а целыми созвучиями, дав им метафорические имена: «Свет камня», «Пламя воды», «Песчаный водопад», «Ледяной колодец», «Шёпот грома», «Горн заката», «Кузнец нежности», «Трепет зноя», «Тетива ветра»… Так он чувствовал и понимал мир.

 Аккорд каждого исполнителя должен был передаваться из поколения в поколение как родовой секрет.

Предусматривал ли Цоар вариативность этих аккордов? Это я узнаю, когда они соберутся здесь…

Ещё три дня мы продолжали пиршества с архивариусом и беседы в библиотеке. На четвёртый день Бенцелах Аис улетел в столицу Сларива. Он начинал программу сбора всех исполнителей клавиш.

В тот же день вечером меня пригласил управляющий в свой кабинет. На его информер пришло сообщение о том, что со мной желал поговорить дворцовый советник Оцоргус Скор. Перед тем как включить информер, Цолер Бинус вытащил из своего стола небольшой свёрток и вручил мне, сопроводив свой подарок фразой:

– Господин Солерно, пообещайте, что не будете вскрывать этот свёрток раньше, чем благополучно покинете Сларив.

– Вы же не думаете, что я брошусь в бега уже сейчас, когда мы у самой цели!?

Он покачал головой.

– Они подступают, господин Солерно… Серые тени сгущаются…

– Знаю, Цолер. Надеюсь, архивариус сделает всё, чтобы Инструмент не оказался под контролем тайноправящих. И мы с вами, Цолер…

– Господин Солерно, вы поразительный человек…

– Я музыкант, Цолер, и этим всё сказано.

Управляющий включил информер. Связь установилась через несколько секунд.

Обоняние, как разновидность слуха внутреннего существа, тут же включило для меня запах гниющих водорослей. На экране Оцоргус казался раздвинутым вширь ещё более, чем в жизни. Модное поветрие страсти сларивов к антиквариату вложила в руку советника пёстрый помпезный  веер. Несмотря ни на какие усилия автовентиляции, пот усердного поедателя  печёной сларивской «пышности» забисерил лоб дворцового служаки.

– Господин музыкант!

– Господин советник!

– Мне доложили о ваших значительных успехах. Признаюсь, я, кхе-кхе, весьма обрадован этой новостью. Примите мои поздравления. Сегодня я говорил с архивариусом, он занят в столице тем, что нанимает для вас людей для учёбы Игре на Инструменте Цоара. Я доложил Их Величествам Чете Двадцать Восьмой о ходе дел. Они разделяют мой оптимизм! Это большая честь для вас. Надеюсь, вы определите сроки и назначите день первого кхе-кхе, концерта? Событие обещает стать эпохальным, поэтому мы, кхе-кхе, оповестим о нём в должных кругах галактики… У нас будут серьёзные гости, господин музыкант. Я был приятно удивлён, что многие важные персоны знают о вас не понаслышке…

– Не сомневаюсь, господин советник, – это было всё, что я ответил Оцоргусу Скору.

Ночью мне снились величественные эфирные кружева Крушителя сердца и Рица Варх, читающая нараспев древние молитвы в радужном пространстве синего шума. И я, и Цолер Бинус стояли рядом. Мой сон просто повторил увиденное. Частотный коррелятор с боевого корабля Верцуга Шершавого по древней технологии был залит жидким серо-голубым базальтом и внешне выглядел как маленькая изящная пирамида в девять ступеней по четырём сторонам, с открытой площадкой на вершине. Видимо, моё эйфорийное состояние тогда слилось с тем, которое, по описаниям, обычно испытывает посетитель синего шума… Удивительно было видеть, как обычный лес превратился в цветущее всеми красками спектра тонкоматериальное покрывало, излучающее в небо радужную пыльцу. И мы все, и я, и Цолер, и Рица, излучали такую же пыльцу. Ярче всех поток шёл от Рицы…

 

* * *

 За неделю Гостевой замок был заселён и даже перенаселён. Под видом добровольных наёмников Бенцелах Аис собрал всех наследственных исполнителей клавиш. На все эти дни прихожая в моих покоях на третьем этаже превратилась в тайную комнату для знакомого ритуала. Вновь прибывшие свидетельствовали о том, что они «мои пальцы», желали скорейшей возможности вдохнуть жизнь в Инструмент Цоара.

Я знакомился с десятками разновозрастных мужчин и женщин, переписывал их значки-татуировки, смотрел вариации (да и ещё тысячу раз да! вариации!) их танцев – и спрашивал себя, насколько они готовы сыграть музыку, которой никогда не слышали? Ведь времени на репетицию у нас не будет. При всех талантах частотной заклинательницы Рицы Варх, но призвать Крушителя на репетицию – это не только не укладывалось в рамки допустимого, но всячески отрицалось самими исполнителями клавиш. «Исполнитель воздуха» никаких обязательств людям не давал. Но может быть, они были неправы? Кто знает, не обладал ли таким странным договором с пастухом небес маэстро Цоар, выходец из сларивской жреческой семьи? Опальной семьи… Кто из конунгов того времени отправил семью Цоара в опалу? За что? Как это всё связывалось со строительством Инструмента?..

День ото дня музыка Цоара медленно вплывала в меня… Кровь Зодчих впитывала её как чистый эликсир. Сложный по составу и вибрациям, он отображался в моём внутреннем слухе целыми рядами. Я начинал понимать всю экспрессию так необходимых диссонансов. Низкие тона работали как загустители, высокие как растворители… Это были удивительные минуты открытий. Память донжу подсказывала мне, что такая музыка вся целиком работала с тонкими прослойками пространства, она их и ваяла, и раскрывала, как ларцы…

И я выбрал день для построения моей сакральной музыкальной «армии». Это было утро. Мы вышли к лестницам подъёма на террасы мануалов…   

Небо над Ветреными горами вобрало в себя немыслимые оттенки серого, золотого и красно-пурпурного… В рельефной его росписи трудно было не заметить висящую над отдалёнными Старшими вершинами огненно-фиолетовую, в подкрасе преломлённых лучей сларивского светила, линзу – масштабную атмосферную флюктуацию – нарождающийся вихрь.

– Крушитель близко, господин Солерно. Он набирает силу, – сказала мне Рица Варх. – У нас сутки или двое, не больше.

– А как же гравиплатформа, Рица? Мне нужно будет увидеть построение наших исполнителей. И вот ещё что, я написал каждому участнику его партию… Гений Цоара нашёл идеальный баланс вариативности и заданности музыки. Звуки сливаются и разделяются по диссонансной фазе. Диссонансы – это стрелы, спирали – гармоники. Нужно это всем раздать… – Я протянул ей футляры с голографическими партиями.

– Когда вы успели это сделать, господин Солерно?

– У музыканта всегда есть ночи, Рица. Цолер помог. В библиотеке замка хранятся не только фолианты и амулеты, но и некоторое старинное оборудование… Партитура Цоара расписана по партиям для каждого, а его музыка… его музыка вскоре зазвучит для каждого из нас.

Рица Варх приняла футляры с поклоном.

Когда мы поднялись на ярус первого мануала, Рица потянула меня за руку к скальному уступу.

– Идёмте, вы ведь хотели быть на своём месте…

На краю каждого яруса мануалов искусные каменотёсы последнего конунга установили по четыре массивные базальтовые стелы.

– Последние секреты Инструмента, – объяснила Рица Варх и активировала свой браслет-наручь. – Генераторы гравиплатформы. Активные ядра внутри камней… А ещё мюзоновый реактор на глубине километра под Алтарной вершиной… Он почти вечен. Следите…

– Это сработает? – спросил я, глядя вниз с высоты стометрового яруса террасы.

– Не сомневайтесь. У Цоара были инженеры множества технологий времён Последней войны. Конунги привозили на Сларив не только трофейное оружие…

Базальтовые стелы мягко завибрировали. Я обернулся…

Монументальные лестницы амфитеатра и справа, и слева уже были пусты… Позади меня шеренгой в сто восемь человек выстроились исполнители клавиш первого мануала. На лицах людей, смотрящих на нас с Рицой, светилось такое чувство, которому я бы не подобрал сравнения… Они верили и не верили… Они торжествовали и заклинали что-то… Может, само грозное небо? Если ворожбой можно было назвать танец на клавише Инструмента, то, вероятно, это было их чувство. Но в нём вереницей мелькали жизни всех прошедших поколений, искавших свет и ответ на загадку музыки Цоара…

Легенда оживала на глазах…

Мы увидели, как прямо в воздухе перед скалой сформировался дельтовидный лоскут золотисто-рубиновой гравиплатформы. Дрожь пробежала у меня по спине. Платформа в точности повторяла своими очертаниями созвездие Манты. Казалось, сама пловчица ночного сларивского неба подплыла к нам и дружелюбно подставила свою спину…

Мы заступили на платформу, и она воспарила над гигантским амфитеатром долины Инструмента, как и когда-то семьсот лет назад. Платформа спокойно могла вместить несколько десятков человек, но едва ли Цоар брал с собой ещё кого-то, кроме «Стрелы Улитки». Вероятно, об этом знала и Рица Варх. В компании маэстро совершенно естественно могло быть и правящее семейство конунгов, и все их военачальники, но кто знает? Квадропоэмы не описывали эту деталь действа или слишком образно зашифровывали. Святящийся плотный воздух больше всего напоминал по ощущениям ковёр высокогорного шелковистого мха с той лишь разницей, что прозрачного…

Своё место на гравидельте я определил точно – угол, повёрнутый к мануалам.

Я подошёл к краю, преодолевая головокружение и чувство сиюминутной  нереальности. Внутренний калейдоскоп сознания запустил передо мной картины пережитого: города, моря и горы сотен планет, взгляды людей и лица других рас. Память донжу подсказывала, что всё это когда-то было со мной… Всё ли? Музыка! Мистическая музыка вращала миры, и правила только она…

Триста двадцать четыре воина, вооружённых таким же мистическим чувством, идущим из глубины времени, триста двадцать четыре исполнителя клавиш заполнили террасы мануалов. Они приветствовали меня жестом разведённых рук. Тогда я тоже развёл руки и вдохнул время…

– Господин Солерно, – тревожно окликнула меня Рица Варх.

Я обернулся…

Над всей долиной позади нас, материализуясь на частоте сферы Сларива и зависая на своих гравипоплавках, один за одним стали появляться сферокорабли… Тайноправящие. Обещанные Оцоргусом Скором гости…

Мне показалось, что я услышал над Старшими вершинами рокот атмосферного веретена, наворачивающего круги энергии Крушителя сердца.

 

* * *

Наш традиционный обед с милейшим архивариусом был омрачён появлением в столовой Долгомера в сопровождении дворцового советника Оцоргуса Скора – людей, антипатию к которым мы, никак не договариваясь и уж совсем не как бутылку доброго вина, досадливо разделили: каждый выстроил в памяти свою цепочку неприятных воспоминаний и событий.

Высокомерный господин Долгомер…

Наверное, он добился высокого сана в иерархии тайноправящих. Он «отмерял долги» и преуспел в своей миссии. Где-то глубоко в его кропотливом мозгу помещался этот самый эталон меры долга неопределённого размера. Господин Долгомер прикладывал к людям свой пресловутый эталон и высокомерно объявлял вердикт: исчисление долга. Не в деньгах. Не в работе. В полной зависимости. Такова была стратегия Распорядителей. Липкая паутина, которой они опутали всю галактику, и уже очень и очень давно.

– Солерно, вы меня обескуражили, – Долгомер бесцеремонно уселся за обеденный стол. – Мне говорили, что на Слариве над программой возрождения Инструмента работает какой-то музыкант-инкогнито. Потом пошла целая кассета сообщений о неких смутных успехах этого подозрительного субъекта… Вот я здесь, и что же? Инкогнито – это вы! Зачем вам понадобилась такая тщательная маскировка? Вы продолжаете носить в ухе кольцо с построителем псевдооблика? Эта дорогущая штуковина хоть и делает своё дело безотказно, но она вам явно не к лицу… Вам ли скрываться от нас? Что же вы, так и будете скакать по мирам с этим причандалом отпетых шпионов? Камеры всегда видят вас как другого человека… Забавно. Однако моих глаз вам не обмануть…

– Долгомер, – сказал я, отхлебнув из своего фиала с чувством геометрически возрастающей злорадности. – Парирую с полной самоотдачей: ваше появление на Слариве меня не обескуражило, а наоборот, придало изрядную порцию куража… Удивляет только, почему у вас такая незначительная свита? Впрочем, позвольте предположить: господа, с которыми вы прибыли, отдыхают на своих кораблях. Им не нужны псевдооблики, потому что их мало кто знает в лицо, верно? Даже Их Величества Чета Двадцать Восьмая не могут ничего сказать о тех, кому задолжали до двадцать восьмого колена…

Высокомерный господин Долгомер брезгливо выпятил губы.

– Оцоргус! – скомандовал он вдруг отрывисто, но посмотрел при этом почему-то на медленно жующего сларивскую тарталетку архивариуса. – Что вы стоите как истукан! Налейте мне вина!

Дворцовый советник «кхекнул» раза три, прежде чем подобострастно ответил:

– Да, мастер Долгомер! Сию минуту, мастер Долгомер. – Толстяк потянулся за самой дальней бутылкой, забыв о том, что может просто сойти с места…

– Мастер?.. – процедил я, усмехнувшись. – Красивый титул. Вы, конечно, заслужили его, сочиняя музыку? Вы прославились, Долгомер… Увы, это случилось… Я подозревал. Да, этого стоило опасаться, но… Теперь, конечно, мало что можно поправить, но если всерьёз постараться… Бенцелах, не грустите, мой друг, вы будете ещё очень долго архивариусом, обещаю. Завтра мы сыграем на Инструменте Цоара… Выпьем за это, мой друг!

– Солерно, я бы на вашем месте никого не спешил увещевать. Вы слишком самонадеянны! – Высокомерный господин Долгомер позволил себе что-то вроде предостерегающей отеческой улыбки.

–  Моя самонадеянность, Долгомер, не ваша забота.

– Ошибаетесь, Солерно, – наша. Вы наивно полагаете, что если до сих пор мы не отняли у вас Лиру, то это следствие вашей изворотливости и самозащиты? Оставьте эти иллюзии. Нам пока выгодна ваша свобода… Вы, например, оказались на Слариве в нужное нам время… Вас приманили. Вы объясняете это верностью своим творческим идеалам. Нам выгодны ваши идеалы. Вы носите их в себе как часть нашей программы… Продолжайте. С вами никто не соревнуется, Солерно. Хорошо, что я сумел это вовремя понять и объяснить всем остальным. Ваши идеалы пожнут для нас новый урожай. Понимаете меня? Если музыка Цоара будет сыграна и подтвердятся все эти фантастические легенды, вы можете стать баснословной фигурой истории. По иерархии распорядителей, вы становитесь… Теперь сдержите свою иронию, Солерно, я открою вам некоторый секрет. Долгомер – это не прозвище, а ранг. Неужели вы не знали? Если музыка Цоара окажется  реальностью, а вы её ключом… вы получаете право быть Долгомером для самих Распорядителей. Предвидя такую развязку, мы хотели подстраховаться и на самых честных началах предложить вам возможность войти в высший галактический совет. Более того, Распорядители готовы перенести столицу Клуба миров на Сларив… Подумайте, Солерно. И пусть не подведёт вас ваша самонадеянность на этот раз.

– Какие вдохновенные планы, Долгомер! – восхитился я с нешуточным сарказмом. – Так вы прилетели присягнуть мне на верность? А вы, господин советник, тоже подпишетесь под словами мастера Долгомера? Признайтесь, вы, когда беседовали со мной во дворце Их Величеств Четы Двадцать Восьмой, и представить себе не могли, кого принимаете на конкурс? Напротив, вы даже надеялись, что я откажусь от проекта, не так ли? Вам не страшно теперь чувствовать себя столь близоруким? Да вы не на своём месте, советник! Долгомер, вас окружают близорукие люди, подумайте… Сколько вы таким отмеряете положенного долга?

Высокомерный господин Долгомер поперхнулся вином. Закашлялся. Наконец-то. И начисто потерял свой высокомерный вид.

Что же до Оцоргуса Скора, я почему-то подумал сейчас, что если бы дворцовый советник носил в ухе построитель псевдооблика, то таинственный прибор сбоил бы от невозможности понять, есть ли у его обладателя лицо, а если да, то как классифицировать эту неподражаемую гримасу.

– Вижу так, Солерно, что ответа от вас я не дождусь? – Глаза Долгомера после упражнений в кашле налились кровью.

– Ответит музыка Цоара, – сказал я и поднялся из-за стола. Бенцелах Аис последовал моему примеру.

 

* * *

 «…Пернатый горизонт, мерцающий опалом, он в ситец ночи вплёл, как кружевные острова вплетает океан в волнистый гребень… я вглядывался в усмирённый небом тот пернато-серебристый пепел, как дерево горящее глядит в протуберанцы одежд своих, незримых прежде… где я?»

Крушитель сердца… Небесный пастух… Исполнитель воздуха … Он ворвался во врата, приготовленные для него стараниями гения! Вихрь стихийной протоплазмы пересёк незримую границу между частотами планетной сферы, из синего шума по нервам загустевших небес запустил он атмосферные токи, завидя цель – шлюзы открытых ему недр, с придыханием сорока ураганов, перевитых жгутами, табун ветров погнал, сам став их телами, пластичными, неиссякаемыми, бешеными… И горло Ветреных гор, едва поняв, что оживилось мгновенно слитыми атомами потока, мгновенно слитыми каналами в базальтовой тверди, повторяющими винтообразное жало Крушителя, горло это, почуяв спазм давно забытой жажды, запело могучим голосом, рокотом… Музыкой…

Первая Стрела Улитки… Вторая, третья… тринадцатая…

Светящаяся золотисто-рубиновая манта гравиплатформы подняла меня на высоту второго мануала. Клавиши плыли у меня под руками. Каким-то чудом осуществлялась наша связь… по вновь открытым алгоритмам, или по заученным партиям каждой клавиши, или по вибрациям всего Инструмента, но более всего по обертонам моей крови… Я чувствовал немыслимое, я чувствовал в своих руках всех триста двадцать четыре человека, а они, ставшие моими пальцами, безошибочно, с абсолютным чутьём и слухом, переводили мой слух в движения своих тел, в музыку.   

Голос Инструмента Цоара был подобен космическим штормам… Но каким штормам, Боги всесильные! Волна басов в металлическом блеске прядущейся музыки-ткани, словно запущенный челнок, проныривала сквозь терцовые построения, и те, в своих понижениях до лучащихся по цепной реакции бемолей, меняли свою окраску, будто готовясь к чему-то. Когда же в игру с тональностями ворвалось кружево диссонансов– пряжа музыки из густых низов стала расти во все направления, расплёскивая витки брызгами драматически-напряжённых аккордов… Экспрессия ритма прокатилась дальше вибрирующим largamente, но вот уже Улитка выпустила стрелу из сердцевины своей раковины – первой темы произведения, – и новая спираль подхватила композицию…

Прочитанная мной партитура воплощалась до единого знака. Свет камня… Пламя воды… Песчаный водопад… Ледяной колодец… Шёпот грома… Горн заката… Кузнец нежности… Трепет зноя… и ещё девяносто девять удивительных метафор. И я сейчас поднимался по ним и вместе с ними...

Вся долина Инструмента, его разнесённые по высоте на триста метров террасы мануалов, выше которых одиннадцать наклонных шахт с духовыми грибницами выдыхали в пространство поющие ветра Крушителя Сердца, а позади меня створ сцены шириной в два километра, заполненный сферокораблями тайноправящих и толпами зрителей-сларивов, – вся эта долина раскалилась запредельной музыкой Цоара…

Гравидельта поднимала и опускала меня над террасами, над зрителями, над бурлящими небесами, и музыка, неистовая музыка, за спиралью спираль, за стрелою стрела, – привносила в мир всё новые и новые грани незримых измерений. Боль сменялась болью, наслаждение – наслаждением, огонь – огнём, радость – радостью, а мы всё цвели, мы продолжали цветение бездны.

Они это видели, мои наблюдатели, мои свидетели, мои без пяти минут соратники, соизмерители, содолжники… Но была одна оговорка, одна поправка….

Рица Варх стояла позади меня на гравидельте, и Долгомер, и Оцоргус Скор, и Их Величества Чета Двадцать Восьмая, и ещё несколько десятков человек, пожелавших удостовериться в истинности происходящего… Они видели меня и движение рук моих, и они слышали залпы тайнозвучия семисотлетней давности, и содрогались их сердца, крушимые Крушителем, и ничего не было взамен этому, кроме немоты…

Пространство донжу… Мои учителя на Кавьятхэйане утверждали, что оно существует в реальности и что ведёт к нему множество путей. Зодчие не отдавали предпочтение ни одному из них. Им важно было сохранить всё множество, украсить его, развить и доверить своим последователям. С годами я понял, что музыка создавала не только частотные фильтры для тонких сфер, но и нечто большее: она проецировала эти сферы как наведённое поле там, где работали ключи…

Он подошёл ко мне и тронул за плечо… Не дух, не призрак, не фантом, а настоящий, вернувшийся из сфер, открытых его музыкой. Я вздрогнул. Я обернулся. Рядом с ним стояло колышущееся видение… Откуда такое дивное и проникновенное сходство? Каким провидением навеянное? Помолодевшая лет на сорок Рица! А он был в точности таким, каким явился тогда в мою комнату в замке... Высок. С гривой тёмно-русых волос. И рубиновые эполеты на плечах короткого бархатно-золотистого плаща…

Они видели, они были свидетелями его возвращения…

– Цоар! – обратился я нему. – Цоар Ферой! Смотри, прошло семьсот лет. Инструмент снова играет твою музыку…

– Ты её играешь, Кавья. Ты раскрыл все её тайны, кроме одной… Вот она, тайна – моя Рэдика.

Ради неё я построил Инструмент. Война забирала сларивов тысячами…  Рэдика, дочь генерала Клица Варха, погибла. Моя любовь осиротела… Я не мог с этим смириться. Музыка открыла сферы развоплощённых сущностей… Я ушёл туда, чтобы найти её.

– Тебя видят, Цоар! Зайди на моё место и продолжи управлять своим  Инструментом! Вал сто девятый!

– Вал сто девятый! – был его ответ.

С улыбкой он обнял свою призрачную возлюбленную. И пока гравидельта, словно копируя движения настоящей манты, плавно взмывала до уровня поющих шахт, он, разведя руки в широком жесте, приветствовал своих преданных исполнителей и всех сларивов, чьи сердца в этот мистический день были сокрушены величественной музыкой несравненного Инструмента.

 

* * *

Сфера Сларива уже казалась маленькой жемчужиной на горизонте космического моря Анхель. Гатчианский корабль «Ларгус» вёз меня на Артаэзис. Море Анхель, омывающее берега сотен звёздных сфер, переплетённое гравитационными течениями в кружевах тысяч незримых эклиптик, освежало весь рукав короля Кальвара запахами миндаля и вереска… Да, космос поистине расцветал на частотах сфероплавания, и можно было часами гулять по палубе под шелест металлитовых парусов-жалюзи, улавливающих радиационные ветра, слушать музыку управляющих органов, забывая, что для наблюдателей с планет ты, и все твои собеседники, и этот корабль – не что иное как поток сверхускоренных частиц плазмы…

Наверное, я не очень хорошо понимал все тонкости сферофизики, но мне и не требовалось этого. Искусство донжу давно обладало рецептами передачи знаний не в виде формул, а в виде, скажем, направленных энергоэмоций… А музыка… Музыка изначально только этим языком и обладала. И музыка была растворена в моей крови. Но теперь не только в моей…

Цоар Ферой и Рэдика Варх… Я узнал их удивительный миф. Он принадлежал великой Лиле Богов. Сто восемь мифов рассеяли Боги в нашей галактике. Сто восемь исполнителей клавиш заполняли уровень каждого мануала… Сто восемь имён дал Цоар сложным и простым аккордам своего Инструмента… Соединяясь в «спиралях» и «стрелах» зашифрованной партитуры, они создавали Вал Сто Девятый… Куда открывал врата этот вал и куда, в какие миры, доставлял он послание, нам не ведомо. Возможно, в тонкие миры самих Богов… Цоар смог вернуться на Сларив лишь на несколько минут в облике своего прежнего тела. Рэдика была с ним в изменённом теле. В своих телах они не могли остаться на Слариве, их путь давно пролёг для них дальше, где обретали они желанное единство, где их сущности уже не разлучались…

Но наша встреча и наш разговор на гравидельте не закончились простым приветствием…

Когда на сто восьмой спирали улитки Цоар поднял музыку Инструмента до высшего напряжения, и мы увидели радиальную волну, выхлестнувшуюся из чёрной линзы Крушителя сердца, и двенадцать сферокораблей тайноправящих, словно обрезанные от нитей своих гравипоплавков, обрушились на землю, Долгомер бросился в нашу сторону, но вмиг загустевший воздух запечатал его как муху в янтаре, и я услышал голос:

– Ты можешь попросить о чём хочешь, Кавья… Я донесу твоё желание. У тебя есть враги… Желающие отобрать у тебя секреты мастерства. Когда-то они были и моими врагами, неусыпными, страшными и вечно смутными серыми тенями. Это они развязали ту древнюю войну… На их руках кровь сларивов… Я вижу этих случайных зрителей здесь, их корабли. Желаешь ли ты отомстить им? Скажи, как поступить? Время остановилось, но у нас с Рэдикой его почти нет… Говори…

– Месть хороша, Цоар. Месть соблазнительна. Но ты ведь пришёл сюда не для этого. И я, Цоар, живу не для этого, даже когда прячусь от врагов… Как бы ты поступил, Цоар? Твой Инструмент стал для меня лучшим испытанием, лучшим Ключом. Я могу раскрывать пространство для тебя не один раз… Ты можешь являться на любую планету и вершить суд, вершить месть… Что ты сам видишь во мне, Цоар?

– Твою кровь, Кавья… кровь Зодчих, тех, кого и Боги считали вольноотпущенниками... Но так что же ты выбираешь, Кавья?

– Ты предложил месть. Значит, я буду мстить.

– Мсти.

– Пусть всем тайноправящим достанется по капле моей крови.

– Нашей! – поправил он.

И засмеялся. На волне Сто Девятого вала. Подошёл к Рэдике, и она, обняв его, растворилась в его теле.

– Ты сказал, Кавья. Теперь прощай…

– До встречи, Цоар, – ответил я…

……………………………………………………………………………….

Завершив прогулку по палубе «Ларгуса», я отправился в свою каюту. Услужливый стюард, с которым я успел познакомиться и даже разговориться на тему чудесных ветров моря Анхель, принёс на подносе мой скромный ужин. С великой радостью я обнаружил, что суперкарго «Ларгуса», видимо, отличался хорошим вкусом и в коллекции корабельных вин нашлась-таки бутылка отменной сларивской медовицы, запечатанная сургучом, на котором красовалось клеймо Их Величеств Четы Двадцать Восьмой.

Сларив… Не знаю, появится ли у тайноправящих желание перенести галактическую столицу с Керы на Сларив в ближайшие годы. В тот день, когда завершилась игра на Инструменте Цоара, по приказу Долгомера меня заключили под домашний арест в Гостевом замке. Не было сомнений, что тайноправящие испугались того, с чем столкнулись здесь, чему стали свидетелями. Для меня вопрос звучал, однако, иначе: как долго продлится их страх? Свидетель и соучастник моей «мести» ушёл. А как скоро начнёт она действовать, так же было интересно. Я надеялся, что скоро… Облик тайной власти изменится в галактике, возможно, надолго, возможно, раз и навсегда, но, даже поддавшись иллюзиям такой перспективы, я понял, что не стоило выжидать окончания инерции серых теней оставаться серыми. Поэтому, проведя ещё несколько абстрактных бесед с «неясно мутирующим» Долгомером и дав понять, что из меня ему не вытащить и грана информации об Инструменте Цоара, я решил бежать.

Цолер Бинус и Рица Варх помогли мне осуществить задуманное. К счастью, на тот момент и Долгомер, и все его серые коллеги начисто позабыли о Моей Лире. Идея спрятать Лиру посетила меня ещё раньше, в день появления сферокораблей тайноправящих. Цолер переправил инструмент в комнату с аквамариновой голограммой. Туда направились и мы втроём, нехитрым образом обманув не слишком расторопную и бдительную охрану, предоставленную Долгомеру от щедрот Их Величеств Четы Двадцать Восьмой.

Несмотря на выигранное время, я понимал, что попытки репетировать, проверяя работу нового Ключа, у меня не будет. Будет только одно исполнение…

Глядя на подсвеченную голограмму партитуры Цоара, я в который раз восхитился его гениальностью и тронул струны Моей Лиры… Я выбрал новый маршрут музыки для «стрелы» и «спирали», транспонировав аккорды вступления на пару тонов ниже. Странное чувство посетило меня во время игры. Мне показалось, что к струнам инструмента приложили пальцы все триста двадцать четыре Исполнителя клавиш…

 Никогда ещё так не звучала Моя Лира, и я был счастлив, что у меня в слушателях оказались Цолер и Рица. Они чем-то напомнили мне постаревших Цоара и Рэдику. Я предложил друзьям-заговорщикам уйти со мной, но они отказались. «Вал сто девятый» открыл портал… Концентрация по системе донжу безошибочно переместила меня на Гатчие.

Так совершилось бегство из Гостевого замка в Ветреных горах ставшего милым моему сокрушённому сердцу Сларива.

С теплом я вспоминал сейчас моих друзей. И тогда, и теперь я знал, что ничего с ними не случится. История касты исполнителей клавиш будет оставаться тайной ещё долго, а может быть, и всегда. А настоящие или будущие Распорядители всё равно будут искать меня. Им нужен единственный источник…

Раскупорив бутылку, я открыл чемодан с Моей Лирой и достал тот самый маленький свёрток, что подарил мне Цолер. Увы, у меня здесь не было голопроектора. Но если бы был, то я бы непременно поставил маленький кристаллик искусственного квадродиаманта под лазерный пучок и тотчас бы в каюте открылась древняя живая картинка: двое счастливых существ стоят на скальном гребне и улыбаются восходящему солнцу. В проекции видна долина, но ещё нет на ней ни базальтовых террас, ни звуковых шахт Инструмента.

 И зовут этих красивых молодых людей Цоар и Рэдика.

 Кристаллик снова отправляется в место своего хранения. Я трогаю струны Лиры, и воображение рисует мне целый фейерверк светящейся радужной пыльцы, что изливается в небо, и где-то очень далеко, на далёкой планете, вспыхивает такое же пламя и тянутся вслед ему атмосферные шлейфы могучих ветров. Это Крушитель сердца. Мне кажется, он совсем рядом и ждёт. Я обещаю ему, что не задержусь слишком долго. Мы ещё сыграем вместе.

– Живи, друг, – говорю я. – Дыши свободно. Себя не заставит ждать Кавья Солерно. Музыкант!

 

Декабрь 2013 – март 2014 года. Крым, Севастополь

---

Комментарии читателей:

Комментарии читателей: