Мейделе
Люблю этот дворик, укрытый от всех ветров домами в потёках растресканной штукатурки. Пёстрая стая дворовых котов делит пространство, как шахматные фигурки.
Здесь я бываю нечасто, три раза в год, после звонков с незлобной живой угрозой, в этом дворе семьдесят лет живёт нашей семьи знакомая - тётя Роза.
-Мейделе, ты? Проходи, не мети порог - слышу в который раз, и улыбка душит.
Голос её хрипловат и лениво-строг. Время дородных красавиц сушит, но остаётся что-то в движеньи рук, и понимаешь - мужчины боготворили. Роза поспешно крошит укроп и лук, переживая "чтоб синенькие не остыли". Кормит меня, ворчит что "худа, как снасть" , перебирает памятных кавалеров , припоминает, как накрывала страсть, но "таки всегда и во всём признавала меру".
- Вы не такие, у вас в голове кино. Бьёте друг друга дО смерти, на осколки .
/ Роза задумчиво курит, раскрыв окно, ветер играет голубоватой чёлкой/.
Вдруг усмехается, перестаёт курить, и вспоминает братьев, отца и маму - очень легко про них говорит, и не сбивается в мелодраму. Как все остались в безликом могильном рве, только она уползла, семилетний ужик . Долго лежала, в высокой густой траве, долго скиталась, воду пила по лужам. Как выживала со старым своим котом, даже мышей, и то на двоих делили ...
- Роза , ты твёрже чем этот дом. Что же за глина, с которой тебя лепили ?
Роза перестаёт улыбаться, гладит по брюху седую собаку.
- Мейделе, если не буду над этим смеяться, мне ведь придётся плакать ...
*мейделе - девочка (идиш)
Андерсен
И январь тебе дарит...
изморозь на окне,
ледяное дыханье не первой бессонной ночи,
прорисованные многоточия
птичьих лапок и белый, кристальный снег.
Если хочешь-бери, если нет-отдай,
тем, кому велика привычка.
Видишь, девочка тратит спички,
выжигая свой календарь?
Видишь, мальчик упрямо лёд
перемешивает с мечтою?
Слышишь, как соловей поёт
над уснувшею красотою?
Если тайное стало явным,
это сказкою не зови -
ты сама решилась
быть храброй и оловянной,
переплавленной в сердце,
стучащее о любви...
Одиссея Пенелопы
Улисс одичал, набрался солёного ветра -
таких не ма`нят тёплые очаги.
Почти скучал по своей безответной
жене, что считала его шаги ...
/держала спину, пряла, молилась,
под сердцем цепко хранила веру,
себя укрощала, в тоске растила
годами эту любовь - химеру,
безликую, ждущую мужний запах,
теряла желанья горячий пепел,
надеялась, что разметает ветер
полынный вкус пережитых страхов,
вбирала ночью неровный ритм
волны, ласкающей берег, тихо
в сосуде тела топила хриплый,
надсадный голос души-волчихи /...
И вот, вернулся, забывший память,
глядит на море / в глаза - не смеет/.
Погасит боли живое пламя
рука холодная Одиссея,
клеймёная прошлого тайным знаком? ...
Обычна участь царицы Итаки -
самой отвечать на свои вопросы,
в груди скрывая остывший космос.
Лазарет
Сны не сбываются - только приносят дрожь,
берег души укрывая слоистой пеной.
Дай только время, когда-нибудь утечёшь
кровью дурной из прокушенной жизнью вены.
Доктор дежурный назначит двойной укол,
чтобы отшибло желание выть и память,
и пожурит за то, что заблёван пол
липкими сгустками сердца - её стихами.
Только сиделка - вера, в глухой ночи,
тихо поправит колкое одеяло
и посидит поблизости / помолчит,
чтобы бедняжке немного спокойней стало.
... как перестанет сниться словесный тир,
злоба, бессилье, грубости и запреты,
выпишут снова в зовущий, безумный мир
новую душу из старого лазарета.
На дне
И снова, в перепуганном окне,
крылом трепещет мартовское солнце.
Не бойся, просто приходи ко мне
скрести мою Вселенную, на донце
выискивать осколки пустоты,
сухие листья прошлых обещаний,
цветные мозаичные хвосты
комет, сошедших с круга мирозданья,
пыль душной лжи, обрывки тёплых слов,
клубочки завершённых отношений,
вердикты неотменные решений
и мелкие крупинки вещих снов.
А под конец, дыханье затая,
как будто в первый раз увидев чудо,
на дне моей души найдёшь себя,
и снова будешь счастлив...
мой Иуда.
Странное племя
А в памяти город другой,
где трава зеленей и краски теплее,
на крышах полно голубей
и небо над ним голубое.
Но в нём я давно разминулась с тобою,
и даже с собой повстречаться не смею.
И нет в этом городе серого камня,
нет улочек узких, нет твёрдого ветра.
В нём есть только долгая добрая память
и привкус прозрачно-янтарного света.
Мечты в шесть утра, закипающий чайник,
заварка из трав и любимая чашка...
Но сердце забилось, как мелкая пташка,
и я понимаю - ты тоже скучаешь,
и ждёшь, чем закончится странное время
молчанья, тоски, неотправленных писем ...
А женщины всё-таки странное племя,
способное не понимать и зависеть,
и делать не так, как советует разум,
и ждать не того, и любить на разрыв.
И помнить одну недостойную фразу,
о тысяче нежных вещей позабыв.
Выдержанноe
Жизнь моя ни капли не поменялась.
Света меньше стало - на то и осень.
Мыслей ватное одеяло
подоткну под эмоций простыни.
Сердце требовать перестало
то,чего не берут без спросу
и на что задыхаются, глядя
при неверном утреннем свете.
Тенью ангела прикасаются
воспоминания эти
к нежной душевной глади.
И, жизни ради,
пусть всё так и останется
в памяти.
****
Из любви возвращаешься в жизнь,
словно в дом покинутый, после болезни.
Крепче за неверные перила держись,
осторожней поднимайся по лестнице.
Да, слегка заедает замок.
Дерни дверь на себя, ключ решительней
поверни и ступи за порог.
Скрип тяжелой двери томительный.
Тишина коридора. В углу -
длинной тенью пустая вешалка.
Подойди осторожно к столу,
возле стула его замешкайся.
Там на спинку повешен день,
полный света и тихой радости.
Завари себе чай, в его чашку налей
и разбавь молоком до сладости.
Зачерпни в ладонь горсть конфет,
что манят оберткой блестящею...
В этом мире его больше нет.
Но зато есть ты. Настоящая.
Узкая долгая улица
Кажется тут
я впервые осознала силу цвета
золото южного солнца
лазурь июльского неба
изумрудный листвы
охра старой штукатурки
серость булыжника
переплелись
но не смешались
и сотворили узкую
долгую улицу
ведущую
к пока невидимому
морю
Мама
светилась
простой красотой
неяркой блондинки
и синее пляжное полотенце
наброшенное на плечи
ловко оттеняло
молочную белизну
её сарафана
Мы говорили
обо всём и ни о чём
я отдавала ей город
в котором она не была
как ломоть
янтарной спелой дыни -
сколько бы ты ни съел
потом
обязательно захочется
ещё
Море
оказалось
бурливым и ветреным
поверхность
бесконечно переливалась
косяками серебристых
волн
– Пора возвращаться
Мама
слегка улыбнулась
а я
отчётливо поняла
что мы одногодки
и у нас
никогда
не было и не будет
синего пляжного полотенца.
Молитва
Когда мать варила
суп из щавеля
моя бабка на предложение
попробовать его
всегда отвечала отказом
сморщивая сухое загорелое лицо:
переела в деревенском детстве.
из еды
она больше всего любила
свежий белый хлеб.
Другая моя бабка
когда клеили обои
проводила по ним белой рукой
унизаной венами и перстнями
и тихо говорила:
– Такие не сваришь...
да и клей сейчас совсем другой.
С сорок третьего года
она ни разу не побывала
в Ленинграде\\Петербурге.
Когда вспоминаю их
твержу одну молитву.
Прошу Его
чтобы мои дети
с удовольствием ели щавелевый суп
и использовали клей и обои
только по назначению.
Аритмия
Любованье полётами чаек,
хрустальным снегом,
вершинами стройных гор -
что из этого списка
делает счастье полным?
Я смотрю
на серое небо,
на холодные волны,
понимая, что до сих пор
уходила лишь по-английски:
ни ключа, ни записки,
ни звонка, ни забытой одежды.
Вроде, смелость и риск,
пополам с надеждой,
что вернут и задержат,
хотя бы в памяти.
Только жизнь -
не поставленный
смертью памятник,
это воздух, что ищешь
незрячими пальцами.
Исчезает ответ
на беспомощное "останься"
и властное "подожди",
выбивается из груди
неровными стуками сердца,
заглушается
силой солёного ветра,
отражаю
в точнейшей душевной призме
извечный асинхронизм:
переизбыток
нежности в организме,
при недостатке тепла и света.
Выбор
А выбор мой, как прежде, чист :
месить загаданного глину.
Судьба - простой тетрадный лист,
исчёрканный наполовину
врачебным почерком любви
/ в графе "инициалы" - прочерк/.
Мне кто-то говорит: живи.
Но трижды прозвенел звоночек
и первый близится антракт.
Есть время выверенным жестом
покинуть камерный спектакль,
в партере уступая место
иному зрителю - уму,
и мудрости в простом наряде.
Лишь оперённые поймут,
как неуютно птице в стаде,
когда протягивает жизнь
клочок засушенного сена.
Но кто-то говорит: держись,
дыши и верь.
Покинув стены,
по зову тихому небес,
ты раскрываешь важно крылья,
и кто-то говорит: воскрес
ещё один, не без усилья.
А ты, оставив позади,
театр, хлев, небес дорогу
услышав, наконец : войди,
впервые "да" ответишь богу.
Начало
Если захочешь, вернись в начало...
ты - эмбрион, окружённый водами
\как ещё люди обозначают
слитность небесно-земной породы?\.
Плаваешь в них так легко, податливо –
ангел, забывший болезнь кессонную,
словно не мучила суррогатами
тело, в тоске февралей бессонных,
не задыхалась во льду и пламени,
что до кров`и разрывают душу...
Ниточкой длинною пульс дыхания
вьётся в тебе изнутри-наружу,
во`лнами, лаской с морскими схожими.
В любящих водах легко согреться –
видишь, как бьётся под тонкой кожею
точка,
что стать
обещает
сердцем?
Комментарии читателей:
Комментарии читателей:
« Предыдущее произведениеСледующее произведение »