***

куда ни ткнусь ни лодки ни весла

одно крыло от велика "Десна"

да дом забитый с мёртвым коромыслом

колодец с колесом ...Сансары? нет...  не зна...

и нету смысла

взгляд отводить с обугленной стены

на пыльный самовар без крана но с трубою

когда и кем из-за какой вины...

и было ли

с тобою?

 

две мухи звонко просятся на свет

в слепом оконце завиток от хмеля

разрухи сон... на печке ты Емеля

но щуки под рукой в помине нет

и ты шагаешь по хребту забора

поваленного ветром и дождём

сквозь зверобой аж до грибного дора

тут скот пасли осинник увлажнён

отсюда прелый дух и тропка в гору

скорбя ведут на пятницкий погост

где ель застыла вместо колокольни

где от могил заметны только колья

да в человечий окаянный рост

трава такая что в своих объятьях

готова удержать и уронить

но нить от солнца золотая нить

на чистом платье

***

Продам родительский очаг,

нехитрый скарб раздам по вещи.

Лекарство выпив натощак,

сорвусь туда, где море плещет.

 

Там в ноябре под двадцать пять,

там люди в ярком кормят чаек.

Там страсть не держат на цепях

и виноградным привечают.

 

А здесь печурка внедогляд,

роняя головню на щепки,

нет-нет да треснет, коль палят

одну берёзу в холод крепкий.

И ты сидишь себе, следишь, -

сомлев лицом, - за огоньками,

колени обхватив руками...

... И никуда не убежишь, -

не пустит под порогом камень.

Его мой дед ещё, кажись...

 

...Какая ни на есть, а жизнь,-

....дарованная стариками...

 

***

Мама рядом и мне хорошо. Хорошо

сидеть и болтать ногами.

Шуршит берёза, газета, и в том небольшом

есть я, - такая близкая к маме!

 

На улице лето. Все двери настежь.

...Их красили (помнишь?) медовой охрой...

Чего только нет там! Вглядишься - счастье

царапано ногтем на медленно сохлом.

 

...Настежь распахнуты в дивные ландыши

жёлтого дома окошечки синие...

...Том "Бесприданницы",  в слезах Карандышев, -

его никто не помнит по имени...

Чёрные, белые дни... вы же клавиши...

милые, дрогнуть готовы от ветра...

 

Все двери настежь на дорогу до кладбища

С могилою от дороги в двух метрах...

***

... вот оно и  произошло - блаженное  касание

горячей ступнёй студёной почти нежилой половицы.

Благодарствую, дом, за искусственное дыхание.

Слава Богу - не снится...

Вот и кукушка... (кукушка и в городе?)

над прозрачною ночью, над буйством сирени повсюду.

Мой подоконник спросонья так холоден...

Кукушка-кукушка, ещё немного и ты превратишься в зануду

со своим кукушиным пророчеством... я без вопроса .

Ты испорчена, на тебя много людского спроса, но ты успокойся...

на что мне их стая сорочья?... Я, одинока и простоволоса,

уже отправляюсь к туманной реке с золотым паромом.

Его жёлтая охра от долгого солнца пошла пузырями на рейке.

Туман пишет свою акварель по сырому.

Я раздвигаю ветки прибрежных тугих черёмух.

Я побывала, - шепчу им, - в большой переделке

и стала почти что ремейком...

Только бы эти волны, вспугнувшие стерлядь от самой лески

в приходящей и уходящей воде,

не вспугнули... (да разве спугнёшь кукушку у моей занавески?)

Поющая, мне не важно - сколько, зато мне известно - где

 

***

Те дни тянулись сумеречно, долго. Был  в тягость Ельке с моря переезд.

Привитое в разлуке чувство долга давило... Ощутимый интерес

не вызывала школа. Как зверушке, взращённой в тёплой воле, на волнах, -

от пяток до нашкодившей макушки не приживалось  к месту... Но она

под веским гнётом старших своих братьев горбатый ранец (колер не скажу),

напяленный поверх страшилы-платья, несла, как европейка паранджу.

 

Всё заодно в пути - петух  клевачий, в канаве лужа, на углу детдом

(там за окном в зелёнке детки плачут,"... вот вырасту, - всех заберу потом..."),

собаки, вечно страждущие сласти с глазами-вишнями и кошки - не поймать!

Лишь к третьему уроку - к школьной пасти - являлась и садилась за тетрадь...

 

Капитолина Павловна с указкой размером с дрын ( ей сделал выпускник

на память о всеОбучной закваске...) хромала между парт, портфелей, книг.

Шептали в спину, (холодеет сердце) о том, как ей в концлагере - давно -

ломали руки-ноги злые немцы... Про это мы... да только из кино.

И потому дразнили, - дело было.  А Елька... да, жалела... Но её

учительница сразу невзлюбила, - по пальцам била. Ждали - заревёт.

 

На кончике указки набалдашник в довесок к бденью школьных дисциплин

исполнил токарь - двоечник вчерашний... И надо ж было ляпнуть шалой, блин!

- Вы, Колотилка Палкина!.. И всё тут, - прилипла кличка, век не отодрать.

К ученью напрочь отлегла охота. - К директору веди отца и мать!

... Беда у Ельки с тем чистописаньем. А гнев от классной дамы тут как тут.

- Шарыпова! Да что за наказанье! Откуда руки у тебя растут?!

 

... Как пуповиной, - школьною аллеей... Уставшая листва, скользи, кружись...

Капитолина Павловна, больнее указки Вашей оказалась жизнь...

... Вопрос... ответа нет, не одолею. Вы в вечности ... и голос в небесах:

- Евленья, да когда же ты сумеешь, когда же ты научишься писать?!..

 

***

Полюбила б я тихий жасмин,

Плач колодца под песню калитки,

Чай с лимоном, уютный камин

В украшенье ракушки-улитки.

 

Полюбила б я кроткий жасмин,

И ночник, и мерцанье лампадки,

И в подвале брожение вин,

Ореол абажурный, и грядки.

 

Полюбила б я нежный жасмин,

Целовала бы цвет недотроги.

Ворковала бы, тешилась с ним,

...Да репейник стоит у дороги...

---

Комментарии читателей:

Комментарии читателей: