Он и она
настало время, он пришёл.
спокоен внешне, отрешён.
видать совсем нехорошо.
а в чём причина?
печаль, тоска, судьбы печать?
стоял, не знал с чего начать.
привык раздумывать, молчать
велеречиво.
присел на землю, закурил.
дымок опаловой зари
втянул в себя, заговорил,
начав с начала.
о том, как жил… родился, рос…
не докучал тщетою просьб.
он был естественен и прост.
она молчала.
язык людей ужасно сух.
читала мысли, жесты рук,
слова несказанные вслух,
души движенье.
чтоб различимые едва
из глубины, из естества
текли осмысленно слова,
без искажений.
он разговаривал с водой
и опускал в неё ладонь.
старик ли, парень молодой,
безумный кто-то?
потом затих. в душе покой.
туман струится над рекой,
а день рождается такой,
что жить охота…
Рыба
Легко, спокойно, без надрыва,
На непонятном языке
Свои стихи шептала рыба,
Беспечно лёжа на песке.
В чешуйке каждой солнца лики
Горели ласковым огнём.
Был день обычный… не великий.
Но дело, в общем-то, не в нём…
Над рыбой зло кружили птицы,
Горланя что-то невпопад,
А рыба жмурила ресницы
И затуманивала взгляд.
Она была довольно странной:
В глазах и мудрость и печаль…
И даже в очень дальних странах
Таких вы встретите едва ль.
Её сородичи поодаль
В глубоководной тишине
Глубокомысленно про воду
Вели беседы...
…Знаешь, мне
Знакома ласковость песочка!
Слова бросая в пустоту,
Я день за днём, и строчка в строчку,
Напоминаю рыбу ту…
Спички
Летели дни.
Беспечно, по привычке
Я их бросал бесстрастно в темноту.
Сгорали дни
Легко – подобно спичкам
И остывали прямо на лету.
Я – Прометей?
Давно ни к чёрту печень.
Терзал орёл?
Нет, виноват «Нарзан».
Перед людьми оправдываться нечем.
Перед собой?..
– недавно завязал!
Я – полубог?
Я создан по лекалам,
По образу, подобию Его…
Но сам себя приковываю к скалам,
Порой, не понимая для чего.
А может быть взорвать на щебень горы
И вымостить дорогу? (прямо в ад...)
Смешно сказал. От юмора умора,
Но почему-то я не очень рад.
Я стал сентиментальней и старее
И жизнь свою, шутя, держу в руке…
Она подобна спичкам, что сгорели
И спичкам, что остались в коробке...
Был день, как день
Был день, как день...
Под вечер снег пошёл,
Такой, что человек сказал:
- Однако!
«Увидел Бог, что это хорошо…»
И даже прослезился.
И заплакал…
- Он был сентиментален.
- И смешон.
- Любил людей.
- Страдал за них от них же.
«Да будет… всё!»
«Да будет… хорошо!»
- А люди падали всё ниже, ниже, ниже.
Был день, как день.
Потом была война,
Потом ещё…
- А Он хотел иначе?..
- Я верю,
Бог всё так же верит в нас,
Хоть от бессилия порою тихо плачет…
Всесильный и всемилостивый Бог,
На этом поле ты один не воин.
Куда бы ты без тех, кому помог?
Без тех, кто этой помощи достоин?
Был день как день…
А вечер – как тогда,
Когда ещё не наступило лихо.
Потом зажглась, как лампочка, звезда,
Потом ещё…
И стало тихо-тихо…
Троица на Пасху
- Христос Воскрес!
- Воистину воскрес!
- Ты тоже видел?
- Нет, я только слышал.
Орал сосед с балкона, как бы свыше,
про благодать, сошедшую с небес.
Он раньше пил до чёртиков, а тут…
Вкусил огня немереную дозу.
Жена ушла. Смеялся: «Баба с возу…»
Мужик-то неплохой, но баламут.
Постится. Каждый день: вода и хлеб,
приправленные сахаром с дрожжами.
И чтоб душа и руки не дрожали,
вкушает горечь истины взахлёб.
А вот и «просветлённый», чуть живой.
Нарисовался, будто на портрете.
- Нам для бесед библейских нужен третий!
без нас не уходи, сосед, в запой…
…И троица воссела в гараже.
На улице жара, а там прохладно,
бензина запах им, как дьяку ладан –
привычнее, ядрёнее, свежей.
Апостолы за праздничным столом
сидели благочинно и смиренно.
По чью-то душу взвизгнула сирена.
Раздался приснопесенный псалом
про горькую судьбу, про ямщика,
про степь кругом…
Тоска плетьми по коже
трёх мужиков отчаянно, ничтоже
сумняшеся, хлестала по щекам.
Зажглись на небе звёздные огни.
Заканчивалась тайная вечеря.
И донеслось в распахнутые двери
откуда-то:
«Распни его, распни!»
Земля
откуда-то с балконов или палуб
дрейфующего дома-корабля,
услышать, что «не всё ещё пропало»,
«гарпун мне в душу, господи, земля!»
сопротивляясь внутреннему храпу,
не дожидаясь шлюпки (к черту лифт),
стремглав сбежать по лестничному трапу,
старушек у подъезда удивив.
земля, под солнцем, цвета терракота
готовится к рождению травы.
мне на неё скорей ступить охота,
скорей, но деликатнее – «на вы».
почувствовать опору под ногами,
идти легко, свободно, не скользя,
тонуть, но не в снегу, а в птичьем гаме,
в котором утонуть, увы, нельзя.
окликнет кто-то: «нюхаешь ромашки,
глазеешь на девчонок молодых?
сезон любви: цветочки, бёдра, ляжки…
весна – зараза... бьёт под самый дых».
«семён семёныч», вы неисправимы.
похоже, этот кто-то, тоже я.
довольно. поиграли в пилигримов,
пора домой, там камбуз
и семья…
Бытие сознания
Мыслей возвышенных нет.
Измельчал новострой.
Мозг производит эрзацы о хлебе насущном:
с маслом, икрой кабачковой и чёрной икрой,
или без масла, но с чем-то, что чая погуще.
Делаю вывод,
обшарив карманы портков:
кончились деньги.
Включаю режим наблюдений…
Пусть осетровое племя выводит мальков!
Вот! Иногда возвышает отсутствие денег.
Но ненадолго.
Повестку принёс почтальон.
Снова угрозы: кредиты, налоги, квартплата…
Вроде пустяк, там долгов-то всего миллион.
Где бы занять (без процентов, залога, возврата)?
«Хлюпик, на трудности быта негоже пенять»
– сам Диоген прокричал из насиженной бочки.
Я бы нашёл, что ответить про кузькину мать…
если бы рядом не бегала папина дочка.
Им – диогенам легко рассуждать свысока,
томно пиная босыми ногами ракушки;
море, песочек, плывут не спеша облака,
солнце лучами плешивую гладит макушку…
Милости просим в ряды современных бродяг,
в нашу российскую – философичную стужу.
Ждать Человека, что мимо тебя проходя,
даст огонька,
а не плюнет в озябшую душу…
Печёная картошка
Растительный орнамент на стекле!
Морозно.
Нелогично и нелепо
почудилось обугленное лето,
картошка, запечённая в золе…
Цветы в горшках кичливо зелены.
Не дом, а экзотические джунгли…
Ах, где же взять магические угли
и дни такой же солнечной длины?
Завидуйте мне пленники квартир,
затворники, заложники высоток.
Я – совладелец трёх с лихвою соток,
где дом, сарай и во дворе сортир…
Никто, ничто не сможет помешать:
ни управдом, ни снег…
Найдется повод,
чтоб утолить мой сумасбродный голод,
разжечь костёр, как требует душа,
стоять, гипнотизируя огонь
и ждать его горячую кончину,
шептать стихи не к месту, не по чину
смешно жестикулируя рукой.
Пусть в погребе моём не «Божоле»,
есть у меня причины быть счастливым:
домашнее вино из тернослива,
картошка, запечённая в золе…
...и та, что терпит пиршество со мной
и не желает участи иной.
Герой нашего времени
Он – икона для клерков и мелких воришек.
Он – живой образец воплощенной мечты.
В нём кипит беспокойная кровь нуворишей
и князей, что с рожденья не слишком чисты…
Фуа-гра на столе (прометеева печень)
переполнена чаша Грааля вином,
счёт оплачен с лихвой...
Он богат и беспечен –
настоящий герой, супермен из кино.
Он по пьяни партнёрам по бизнесу хвастал,
что спустил миллион в золотой унитаз,
что не стоит его называть педерастом –
было дело, по пьяни, всего только раз.
Скукота –
не хватает для счастья чего-то,
не хватает!
Деньгами сори, не сори...
Над Парижем развеять мечтает банкноты,
и засыпать к чертям Нотр-Дам де Пари,
чтоб летела, кружась листопадом, валюта,
салютуя богатству широкой души –
бесподобный перфоманс: «Абсурд абсолюта»
для того, чтоб сходили с ума торгаши!
Пусть плебеи в России скандируют бурно:
«Ты побрезговал, сука, родным городком…»
И суют бюллетени протеста по урнам,
и завидуют, явно, но больше – тайком.
…Часто снится ему, как во мраке барака
ухмыляется чья-то недобрая пасть,
а любимая дочь умирает от рака
и не может в парижский перфоманс попасть,
он целует во сне не рождённую дочку,
матерится и плачет, что так, мол, раз так:
«Я продам за неё даже печень и почку»,
но цена им на рынке за кучку «пятак».
…К чёрту сны.
Под Парижем ангар арендован,
найден самый непьющий в стране экипаж,
самолёт, размалёванный Пьером Гандоном*…
- Миллионы готовы? Грузите багаж…
___________________________________
*Пьер Гандо́н — французский художник-иллюстратор.
Чудотворная икона
Горизонта ровная полоса,
Городище, церковка средь села –
проросли зелёные купола,
устремляя луковки в небеса.
В церкви – Богородицы Светлый Лик.
Просят всё, что хочется, у неё:
наказать проклятое мужичьё,
стать лицом компании «Faberlic»…
Очередь за свечками, звон монет –
жаждущих и страждущих полон храм.
Изучают граждане прейскурант,
чуда ждут, как фокуса – чуда нет.
А потом расходятся по домам.
Кто грешить, кто каяться наперёд,
кто проверить, – может быть, поп не врёт,
и добра добавилось в закромах…
…У иконы – женщина, тоже мать,
смотрит, словно в зеркало, и молчит.
Пусть язык развяжется у свечи.
Так, словами праздными, не сказать!
Опустела церковка, стих галдёж,
по местам разносится инвентарь,
заприметил женщину пономарь:
«Что стоишь-печалишься – чуда ждёшь?
(попрошайкам, Господи, несть числа)
Чудотворный промысел – Божья власть!»
- Я не жду, вот первенца дождалась!
Окрестить кровиночку принесла…
Мелкотемье
Мелкотемье, вашу мать, мелкотемье.
Трудно стало новый век ошарашить.
Раньше – проще: "тюк" процентщицу в темя,
Пробирало до костей, до мурашек.
А сегодня, мать, ТВ... глянь «Сегодня»!
Каждый день, по сто старушек и боле…
Конкуренция на рынке агоний.
Попривыкли и не чувствуем боли...
Где найти адреналин? Чувства мало.
Поглобальней бы сюжет, посмачнее…
…Заскучали перед сном экстремалы,
Становясь ещё мрачней...
Им врачей бы!
Было время... и земля стала адом…
Нагасаки, вашу мать, Хиросима…
Чикатило, и Хусейн, и Бен Ладан –
Просто ангелы, к чертям, херувимы...
Позитива бы чуть-чуть… мелкотемья!
Жить спокойно так, да нюхать цветочки.
Может, я один такой неврастеник?
Просто счастья захотелось...
Для дочки!
Закончился февраль
Окончена трилогия зимы.
Пора сдавать в архив, присвоить номер...
Февраль пропал, по слухам, даже помер.
А снег лежит,
оставленный взаймы…
…Холодная бумага февраля,
мелованная ветром и снегами,
свернётся белой птицей оригами,
взмахнёт крылами и…
прощай земля!
Синоптики – вещатели погод
лепечут оправдания устало,
что, дескать, рано,
всякое бывало,
но этот год – такой обычный год.
Проталины –
лишь кляксы теплотрасс,
и до тепла весеннего не близко,
и солнце проплывает слишком низко.
Но я вхожу в свой ежегодный транс
и жду весну, как ждать её нельзя,
как наркоман – обещанную дозу:
(Синдром ли это авитаминоза?)
то слёзно умоляя,
то грозя.
И, вторя мне, завыли провода,
орган печной трубы выводит фугу…
...А может быть, полёт рождает вьюгу?
Летит февраль?
На север?
Навсегда…
Мартовское
Весна календарного марта с прошедшей зимою на «ты».
Мой город – краплёная карта. (Я видел во сне, с высоты)
Вистует с привычным азартом, рискованно – норов таков.
В наш век невозможно без фарта,
а впрочем, во веки веков…
Воздушные тёплые массы ласкают ветрами дома,
разбужены снежные барсы – лавинами сходят с ума,
летят в состоянии транса с металла расплавленных крыш,
транзитом с далёкого Марса…
Проснись!
Если ты ещё спишь.
Капельная азбука Морзе стучит марсианам отчёт:
"охапками вянут мимозы, и солнце всё жарче печёт..."
Сосульки накапали морсу,
но тают фужеры гостей…
Разбавят банальную прозу детали дневных новостей:
"Беременна листиком почка, волнуется – скоро апрель…"
А дальше:
торговая точка
У входа в подземный тоннель...
«Работает» с матерью дочка – лежит на ступенях судьбы
невинное счастье в кулёчке.
(Прохожие хмурили лбы)
Контрастом игривой погоде сквозит ощущенье тоски.
Старуха с иконкою, вроде, торговка, платочки, носки…
Сидит нищета в переходе, в наивной своей простоте
ища состраданья в народе – в такой же, увы, нищете.
Чуть ниже, в нелепом берете, зачем-то глаза опустив,
девчонка играет на флейте хрустальный весенний мотив...
Мужчина мечтая о лете,
монетками звякает: «бис!»
Как странно, что есть на планете ступени ведущие вниз…
Примитив
Сумрачный мир коммунальной квартиры.
Серая комната, вид из окна...
Старая бабка рисует картины
после того как осталась одна.
Может, рехнулась? такое бывает.
Красками пахнет.
Соседи ворчат...
- Эй, Пикассо, отзовись, ты живая?
- Лучше б вязала носки для внучат…
Бабка рисует – мечтает о прошлом,
быль сочиняет и верит сама.
Прошлое стало, внезапно, хорошим,
нежно щемящим, сводящим с ума.
Сами собой возникают сюжеты –
незабываемых дней коллажи,
словно из темени яркий прожектор
выхватил то, чем она дорожит…
Слух разлетелся по городу быстро:
мол, самородок… четыре кило...
…Пресса, музейщики, специалисты
по изучению свойств… НЛО…
- Вы испытали влиянье Шагала?
Тот же рисунок, настрой, колорит.
- Что ты, милок, это раньше – шагала,
нынче хвораю, проклятый артрит.
Вышла заметка в районной газете:
«Жизнь – это сказка! Любовь – лейтмотив!»
В рубрике: «В старости люди, как дети»
«…Мило, забавно, хотя – примитив».
Жизнь неслыханный джаз
Ты берёшь ноту «Фа», даже третьей октавы и выше,
Я беру только «до», после третьей, когда уже пьян,
В джазе полный профан, баритон мой картавый чуть слышен,
«Рэ» даётся с трудом, чёрту лысому продан баян.
«Ми»-«ми»-но, мон-а-«ми» – невпопад продолжаю распевку
«Фа», «соль», «соль»… полный бред: пересолен фасолевый суп.
Говоришь: «Обними посильней, как распутную девку,
Нотный стан моих бед. Что не смеешь? Ах, как же ты глуп».
Жизнь – неслыханный джаз, и не надо «ля»-«ля» про былое.
Перемен перелом по хребётному хрусту знаком.
Пара нот, пара фраз… Ты задела меня за живое
Воронёным крылом, словно острым калёным клинком.
Я забыл про распев, а мелодия льётся и льётся,
Кровью хлещет из ран недоступно высокая «си».
Невозможность презрев, слабый голос в заоблачность рвётся,
В мой придуманный храм
Вознеси!
Сохрани и спаси!
Комментарии читателей:
Комментарии читателей:
« Предыдущее произведениеСледующее произведение »