***
Тревожной нотой в воздухе тревожном
Я попрошу тебя о невозможном -
Возникнуть из сырого забытья,
Из дыма, из горячего питья,
Из клумбы, увядающей красиво,
Чтоб этот рыжий, этот темно-синий,
Взметнулись и составили тебя -
И вдруг пошло по венам волшебство,
И чтоб в меня рябина посмотрела,
А я бы взгляд почувствовала - телом.
(Шуршит асфальт, засыпанный листвой,
И, кажется, немного потеплело.)
Цвет осени здесь распознать бы мне,
Не тот, что ноет, тонок и прозрачен,
А холодком медовым по спине:
Я здесь, я есть. И это будет значить -
Что можно взять и платье перешить,
Что можно весь рассказ переиначить,
Закрыть глаза -
и заново прожить.
Бог крошит хлеб -
и искорки летят,
Ложатся на цветное и рисуют -
Рисуют свет, но можно ведь любую
Другую безделушку попросить,
Тихонько попросить и осторожно:
- Мне, можно мне? - Тебе?
Конечно,
можно.
***
Поскольку мне внутри -- 15 лет,
Ни прошлого, ни будущего нет.
Есть наверху медовый этот шар,
И тело есть, и, кажется, душа.
И брызжет мёд, на искры исходясь,
И светотень вытачивает вещь,
И вещь приобретает свой объём.
Сурепки куст
рисует тенью вязь
На светлом,
слышишь -- вязь, она как речь
О важном, о возможном, ни о чём.
***
И сад -- не то чтоб сказочно хорош
(От входа до последнего листа),
Но я -- смотрю нетрезвыми глазами,
Как свет и тень струятся полосами,
И в сердце проникает красота --
Да так легко,
Как в масло входит нож.
***
Мелкие вещи - сыпь на кожице бытия,
На младенческом бархате -
Зыбкая вязь потницы.
А сегодня мне кажется, что и я -
Вот такая же маленькая вещица,
Как подвеска, пуговица, монетка,
От комплекта оставшаяся сережка,
Яркий камушек, кукольная одежка,
Рюмка, блюдечко, тоненькая пипетка.
Эти вещи, что пользу приносят редко,
Но занозами колятся в нежных складках,
Эти вещи растут на чудесных грядках,
И стеклянно блестят, и белеют фарфором тонким.
И чернеют зрачки у игрушечного котенка.
Бытие, бытие, до чего же оно избыточно!
До чего же стрАнны его забавы!
Нет, чтоб хлеба - на всю ораву! -
Цвет и форму - для каждой ниточки,
Нет, чтоб всех уберечь от немочи -
Мечет груды хрупчайшей мелочи!
***
В этом городе лето - оно не моё. Пустое.
Так кусты невозможны! И так невозможны люди!
Поцветёт - и обманет - а завтра опять не будет.
Поцветёт и обманет - и тёплый ларец закроет.
Лето, лето. Оно отцветет, пустое.
В этом городе лето -
Таким государственным строем,
Где кошмарны запреты
И яростны идеалы.
Расстилает июнь мой лоскутное одеяло -
Желтый, белый, зелёный.
Иные цвета - в опале.
Триединая вера - на складках, на одеяле.
Где-то - плотное, где-то - прозрачный батик,
Где-то жаркий пылающий малахит,
Лето, душное, как скандал.
Лето, круглое, как пятак.
И белеет рябина - жестоко, как кардинал,
И желтеет акация, как
религиозный фанатик -
То-то связки срывает, юродствует, голосит.
А зеленое - немо,
И зелено даже небо.
Только лето такое, оно не мое. Не стоит.
Это слёзные железы, солоно - цвет мне застит!
Сладко плачется, жжется слеза до страсти.
Не могу успокоиться, удержаться -
И от слёз мне сиренева-фиолетова
Эта сочная зелень летова.
Только что-то сквозь слёзы силится
Слиться - абрис тревожный ириса.
Слиться силится ересь ириса -
Льётся-выльется ересь ириса,
Слиться силится, льётся, выльется,
Цвет сиреневый - ересь ириса!
***
"Какая тоска, Цинциннат, сколько крошек в постели",
Как медленно тает в пыли золотая полоска -
Лежать и смотреть, как горит на закате известка:
У белой стены - только свет, никакой акварели.
Какая тоска! - как за десять минут до премьеры,
Ползет по спине неразумно-тревожное пламя,
И дыры, пустоты уже развернулись за нами -
Я чую затылком, как время едят Лангольеры.
Какая тоска, Цинциннат, сколько сора и пятен,
И липкий стакан, и какой-то оброненный волос.
Какая тоска, Цинциннат! До чего же невнятен
Мой голос. Твой голос, и голос, и голос, и голос,
И ноет в затылке, и преет усталая проза:
И кто я, никто я, и кто ты, никто ты, никто ты.
На празднике легком и в странных причудливых позах
Веселые люди на этих светящихся фото,
И бежевый, розовый, разовый, бледно-весенний,
И мягкие складки, и теплых тонов откровенья,
И вечный пикник под раскидистой томною сенью,
И тот колокольчик, и тот зазевавшийся фантик,
И тот травянисто-цыпячий, щемящий оттенок.
Какая тоска, Цинциннат: я - безумный фанатик,
Себя заключивший в холодный бумажный застенок.
***
Чтоб изучать строение пустот -
Ни времени, ни опыта не надо:
Так, план несуществующего града,
Незримой рыбы тихий бледный ход
Себя являют в зеркале таком,
В котором никогда не отразится
Кипенье разукрашенного ситца.
И я -
давлюсь отравленным куском -
Чего, чего добавил хлебопёк
В румяный хлеб отличнейшего сорта?
Вот пол, вот посеревший потолок,
Вот прочие детали натюрморта -
Весенний свет и круглый апельсин
(Делили мы Алеф, но Он - один).
Вот - кубики пластмассовые Лего,
Зеленый чай и белый гиацинт.
И за окном последний снег блестит,
И некто поднимается из снега.
Он - шестикрылый, солнечный, кровавый,
Он птичий клекот прячет под полой.
Страшны, страшны глазниц его провалы,
И страшен нимб над светлой головой.
И плачет новоявленный пророк
В мерцающей свечением пустыне:
Куда, куда идти ему отныне?
Какой от инвалида будет прок?
Да! Плачет он, в глазах - немой укор,
А некто улыбается из штор
Недобро, саркастически, хитрО:
"Глаголом жги продрогшее нутро -
Себе, себе, кому еще ты нужен!
И не пытайся раззадорить души
Усталой белоглазой мертвечине,
Коснеющей в своем параличе.
Пиши себе, не спрашивай, зачем.
И не взыскуй ни смысла, ни причины".
***
Глаголом голым у корневища -
Из грязи - к свету, из князи - в пищу.
Жует и плачет. Живет и ищет.
И, не нашедши, бормочет, ропщет:
"Мне сыр - прогорклый,
Мне хлеб - несладкий,
Мне камень тощий не капля точит -
Глагол упрямый, его повадки:
Со всех болящих, со всех шипящих
Собрал соцветья и держит, хваткий".
И станешь горьким,
И станешь шатким,
Прозрачней станешь стеклянной вещи,
Водой потянешься к корневищу.
Журчит - вода ли? Вода ли плещет?
Не ты ли - жертва, не ты ли - пища?
Глаголом голым возьмет за горло -
У нёба - ноты, у неба - нити
Вот эти - пойте, а те - теките.
Пред кем смиренно склонили головы?
Кто здесь хозяин и властелин?
В окрошку стерла стальные свёрла,
Измяла камни, как пластилин,
Не воля наша, но - длань глаголова.
***
Формулой холода сад застыл,
Но ноты не в курсе, что только семь их –
Из последних жил, из последних сил
Приснился мне сбой в системе:
Как будто сквозь сетку из белых струн
Пробился и дышит хрипло
Росток. И струится лиловый гул
В снежные алгоритмы.
Качнуться. Проснуться. Упасть в просвет.
Увидеть, прижавшись к раме,
Что лилового цвета – нет
В серебряной амальгаме.
И в вопросе скучном кривится рот:
Хотелось бы знать (Но в праве ли?),
Зачем меня из глухих пустот
В эту глупую жизнь отправили?
***
Плывет сквозь время города громада:
Растит углы петровская армада,
В решетках черных парковой ограды
Блестят чугунно гроздья винограда,
И просит князь на лестнице :"Не надо!",
И едет в Павловск ряженое стадо,
И зреет в кущах каменного сада
Предчувствие блокады Ленинграда.
И в смертной скуке Тютчева и Фета
На Озерках А.А. проводит лето.
Но мальчик – знает больше, чем мужчина,
И Бог-отец – надеется на Сына,
И у всего, в чем воля человека,
Как ни упорствуй – участь человечья:
В цветеньи плоти – грезится увечье,
В дыханьи альфы – мертвая омега.
Так время отрабатывает метод:
Здесь будет Город, но уже – не этот.
***
Человек выходит в открытый воздух,
Ловит ртом перелетный ритм,
Ждет, что кто-то заговорит
На наречии звонком звездном.
Рифмы узел – горячий, темный,
И щекочет не рёбра – нёбо,
То хохочет, то затихает,
Шепчет в ухо: "Держсь-ка прямо,
Будь спокойным и осторожным:
Небо
поит
тебя
стихами,
Как ребенка больного мама –
Молоком
из узорной ложки".
***
Пахнет июль отцветающим ветром,
Старый комод – нафталином и фетром,
Пахнет гербарий страницами книги,
Пахнет Америкой маленький Микки,
Пахнут свиданием бритые скулы,
Пахнет читатель диваном и стулом,
Пахнет ладонь магазином и сдачей,
Пахнет петров нерешенной задачей,
Пахнет фонтан фотовспышкой и пивом,
Пахнет комбайном набухшая нива,
Пахнет Набоков обмылком миндальным,
Пылью и солнцем, скопившимся в спальне,
Пахнет любовь застоявшимся страхом,
Пахнет кофейней коричневый сахар,
Пахнет прощеньем разжатый кулак,
Лишь бесконечность не пахнет никак.
***
Вот смотри - выпрямляются в полный рост
И растут в темноте до звезд.
Много неба, черного и глубокого,
Много воздуха. Полная тишина -
Вот смотри - сначала она волна,
А потом образует логово,
В котором лежит луна.
И все, что нужно на самом деле -
Жить спокойно и умереть - спокойно.
Все, что ты можешь в тяжелом теле -
Если молод, то быть довольным,
Если старый, то быть седым.
Ночь. Большие деревья. Тихо.
Удрученно сутуля спину,
Человек выдыхает дым.
И темнеет сонная облепиха,
И молчит, покачиваясь, осина.
***
Душа, она как старая пластинка -
заезжена, а крутит всё одно же,
одно же, и одно же, и одно.
Уже ногами не нащупать дно,
а ты ещё играешь и поёшь.
Всё кажется - возьмёшь и оживёшь,
Всё кажется, что прошлое - разминка.
Грядущее покалывает кожу -
вот жизнь сулит размытую картинку,
но исчезают пятнышки вблизи.
Я так просила - Господи, спаси!
А он на самом деле - взял и спас,
но не меня, конечно, -
разных нас.
Как семечко,
Чьё темечко
раскусит
Зубочек тот,
остёр и непредвзят,
Я сплю на солнце,
Вижу эти сны,
В которых я - как старая пластинка,
но там, внутри-
то -
музыка, смотри,
пусть старая, забытая, но льётся.
И дождь. И продолжается разминка.
***
Такая красота, что не уснуть.
И даже странно, как они похожи:
Страх смерти - тонким холодом по коже -
И радость - та, что там растет, не тут.
Не все равно ли, как тебя зовут?
Не все равно ли, как меня - назвали?
Позвали (звонким голосом из стали) -
И там, и тут стволы деревьев встали;
Устали - стены ссохлись до развалин,
Настали -
дни. Светились. Полоскали
Серебряные ленты - в плаче ивы.
И гривы
Крон их
Льнули жадно, льстиво
К небесным васильковым простыням.
Не все равно ли, как тебя зовут?
Не правда ли все то, что скажут нам?
Какой у Бога главный атрибут? -
(Мне надо знать, чтоб видеть: Он - во всем).
Не странно ли, что утром мы встаем?
Не странно ли, что мы - одно и то же?
Не странно ли, что так они похожи:
Страх смерти - тонким холодом по коже -
И радость - та, что там растет, не тут?
Комментарии читателей:
Комментарии читателей:
Виктор
14.02.2011 15:51:17
Стреляете точно, попадаете и с обратной стороны тоже:
"Лишь бесконечность не пахнет никак".
Как и она же (доверимся глазу)
пахнет всем сразу.
Комментарии читателей:
Виктор
14.02.2011 15:51:17
Стреляете точно, попадаете и с обратной стороны тоже:
"Лишь бесконечность не пахнет никак".
Как и она же (доверимся глазу)
пахнет всем сразу.
« Предыдущее произведениеСледующее произведение »
Виктор
14.02.2011 15:51:17
Стреляете точно, попадаете и с обратной стороны тоже:
"Лишь бесконечность не пахнет никак".
Как и она же (доверимся глазу)
пахнет всем сразу.