Если б у меня была своя планета
Когда-то мы с мамой читали книжку про мальчика, у которого была своя планета. Правда, маленькая и с вулканами, которые нужно чистить. Но своя. И мальчик был не просто мальчик, а принц, с короной на голове.
Правда, толку от этого не было никакого, потому что он жил на планете один-одинёшенек. Кому приказывать? Некому! Он сам планету убирал, сам сорняки пропалывал и вулканы те, собственные, тоже в одиночку чистил.
Но все-таки это здорово, когда есть СВОЯ ПЛАНЕТА! Я часто мечтал о том, что делал бы, если бы она у меня была… Мечтал, когда ложился спать, мечтал, когда шёл в школу и даже когда в ванной лежал – мечтал.
Уж там, на моей планете, никто не сказал бы:
- А ну, наводи порядок! Не комната, а помойка!
Может, мне нравится, когда всё удобно разбросано, и каждая вещь валяется под рукой?
Или:
- Где же ты так испачкался?! Не ребёнок, а свин!
А, может, я с войны пришел? И от подъезда к подъезду полз на животе, раненый?
А мне:
- Снова двойка! Пока не исправишь – гулять не выйдешь!
Как будто без свежего воздуха голова лучше соображает!
На моей планете никто не выбросит мешок морских камешков. Не скажет: «Зачем тебе эти булыжники? Ты б ещё кирпичи в дом приволок!» А я их может всю жизнь собирал для аквариума! И это ничего, что у меня его нет. Я клал камни в ванну и поливал водой, чтоб она становилась чуть-чуть морской. И вода потом пахнула морем! Даже зимой! Но мне говорили: «Глупости! Так не бывает!»
На моей планете детям вообще не будут говорить таких слов.
А ещё там никто не отдаст старые тоненькие детские книжки каким-то неизвестным детям неизвестной тёти Зины! Они их, может, порвут! А что я их уже не читал - это ничего, я их любил!!! Только никто не задумался, что это важно!
Нет, на моей планете такого бы не случилось!
Там не варили бы молочный суп с пенкой. На моей планете вообще не водились бы коровы, потому что я не люблю молоко. Там бы не колосился овёс, потому что я ненавижу овсянку! И никто не говорил бы: «Доедай!» Моя планета – ем, как могу.
Думаете, я скажу, что там не будет школы? Как бы не так! Я понимаю, что нужно учиться! Но на моей планете учились бы в субботу и воскресенье, а в остальные дни отдыхали! Сами подумайте, с каким бы удовольствием все шли в школу! Как на праздник!
А в школе не разрешали бы вести себя тихо. Тех, кто не бегает по коридору, отводили к директору. Притащили бы такого скучного и сказали:
- Вот! Какой-то сонный, стоял у стены, повторял домашнее задание!
Директор в крик:
- Отвратительное поведение! Ну-ка, три круга по кабинету на одной ножке! Завтра ко мне родителей! И передай: взрослым въезд в школу только на роликах!
К доске никого бы не вызывали вообще! Только тех, кто сам захочет. И шли туда бы обязательно так: девочки, прыгая через скакалочку, а мальчики – на руках.
А оценок было бы две: «пять» и «четыре». А если кто-то урок не выучил - не беда, тут же учительница напишет в дневнике: «Уважаемые родители! Ваш ребёнок устал учиться! Немедленно купите ему килограмм конфет и десять билетов на карусели!»
А на улице что бы было… Везде бы, ну просто повсюду, стояли бы качели и батуты!
И у каждого взрослого, даже у старенькой бабушки, была бы такая книжечка, где отмечалось бы, сколько в день она покаталась или попрыгала. Потому что нужно – пять раз. А если только четыре – штраф!
А почему? А потому, что качели и батуты здорово поднимают настроение! И все взрослые были б тогда весёлые…
А ещё детям бесплатно бы давали мороженое. Сколько хочешь. Думаете, все бы объелись и заболели? Как бы не так! Когда каждый день можно есть сколько хочешь, много почему-то не съедается.
И ещё всякие тополя и клёны росли бы - в лесу. А на улицах только груши, абрикосы и яблоки. И, конечно, апельсины с бананами. Персики с вишнями, финики и мандарины. Может, я какие-то деревья забыл, но если бы у меня была своя планета, я бы обязательно вспомнил!
Да, ещё на лавочках просто так сидеть бы не разрешалось. Вышел на улицу – значит, бегай, прыгай или мелками рисуй.
На моей планете весь асфальт был бы разрисован. И заборы! И стены домов до крыш! Никто бы не говорил:
- Я живу в доме № 27, ну знаете, такой жёлтый, на углу?
Номеров домов вообще бы не было!
Говорили бы:
- Я живу в доме, на котором нарисованы самолёты.
Или:
- Мой дом зелёный в красную крапинку.
Всё сразу бы становилось ясно! Издалека нужный дом было бы видно! И не нужно подходить близко, искать таблички с цифрами.
И ещё - в каждом дворе стояли бы бочки с квасом! Если жарко, пей - сколько влезет!
Это потому что на моей планете всегда было б лето. Там не шили бы тяжёлые шубы, пальто, ботинки и сапоги!
Все: и взрослые, и дети – ходили бы в шортах! Даже бабушки и дедушки! А длинные брюки – так, на случай дождя.
В трамваях, троллейбусах, метро и автобусах все ездили бы бесплатно. И детям бы давали порулить, когда захочется. Водитель бы сам говорил: «Залезай в кабину» На моей планете в кабинах бы по два сидения было: для взрослого и ребят.
А если концерт, например, то, перед тем, как начать, детям разрешали бы поиграть на скрипках, роялях и подудеть в дудки! У них бы, конечно, не получилось. Зато потом, когда концерт начался, они бы с большим интересом слушали, как красиво могут играть эти инструменты. И сами бы, наверное, захотели идти в музыкальные школы!
На моей планете не разрешалось бы приводить ребенка за шкирку на фигурное катание, танцы или в группу английского языка.
Дети бы сами выбирали ходить им куда-то или сидеть дома. А если бы все хотели стать футболистами, я построил бы сто футбольных школ, а если не хватит, то двести. Я бы никуда не отбирал ребят по конкурсу! Иди куда хочешь!
Ещё на моей планете никого не будили бы по утрам. Я будильники запретил бы делать вообще! А, может быть, и часы, я не знаю.
Я ещё не все придумал. Времени не хватает.
Только точно: я бы не полол сорняков, как тот мальчик из книжки, и вулканы не чистил. Потому что я и ботинки то чистить не люблю.
Он ведь один был, а на моей планете жило бы много-много людей. Кто-нибудь из них обязательно бы любил полоть и чистить. Но я бы не командовал ими, я бы вообще корону не носил. Был бы обыкновенный мальчик. И никто бы даже не знал, что это моя планета. Только я.
Главное, ведь не корона, а чтобы всем было хорошо! Всем-всем-всем! И мне, конечно!
Ведь всё-таки она моя, эта планета!
Первый день лета
Это история случилась в первый день лета. Я тогда ещё подумал, что это вроде праздника - первый день лета!
Ведь это самый первый день длинных-предлинных каникул с их арбузами, шортами, роликами, велосипедом (если купят), купанием в речке (если разрешат), и обгорелой слезающей кожей (если повезёт). Вот сколько всего! А ещё гуляние во дворе допоздна, жизнь на деревьях, песочные крепости, стрельба из водяных пистолетов и сандалии без носков! И самое главное - никаких уроков!
Всё лето - сплошной праздник! А первый день – это праздник праздника!
И я решил этот день нарисовать. Подарить ему подарок, сохранить на бумаге навсегда. Достал краски, фломастеры, карандаши, раскрыл альбом и задумался: что же нарисовать про самый первый день?
И тут мама сказала:
- Мишка, сбегай в магазин, хлеб закончился.
Мне было жалко вылезать из-за стола, потому что я уже кисточку в воду обмакнул и зажмурился… Это верный способ начать рисовать, когда не знаешь, что выдумать. Нужно закрыть глаза и ткнуть кисточкой в любую краску. Наугад. Если в жёлтую попал – значит, можно с цыплят начинать, одуванчиков или солнца, если в синюю – рисовать море, а если коричневая краска попалась – дерево или медведя. Я часто так делаю.
А мама говорит: хлеб!
Сейчас мне даже страшно представить, вдруг у нас бы хлеб не закончился? И ничего бы, о чём я хочу рассказать, не произошло!
Я спросил маму:
- А можно бублики купить?
Мама сказала:
- Можно.
- А можно я потом приду с Егоркой чай с бубликами пить?
Мама сказала:
- Только после супа.
Я говорю:
- А можно суп без хлеба?
Тут мама руками всплеснула:
- Да пойдёшь ты, наконец, или нет?
И я пошёл.
Вышел во двор, смотрю, а навстречу мне Егорка бежит, пакетом размахивает. Оказалось, его тоже за хлебом посылали.
- Пошли, - говорю, - обратно.
И мы пошли, хотя Егорка хлеб уже купил.
Это называется настоящая мужская дружба. Не то, что он хлеб купил, дружба, а то, что хоть ему и не нужно было в магазин, но он всё равно пошёл. Из-за меня.
Мы шли, и я Егорке про первый день лета рассказывал, что он особенный и чудесный. А Егорка не понимал и говорил, что каждый день особенный. Мне даже обидно стало, что он такой непонятливый. Разве каждый день каникулы начинаются?! И я подумал, что Егорка бестолковый, потому что у него по математике пятёрки. Таким людям, что первое июня, что первое сентября – всё равно. И я сказал это, а он стал доказывать, что оценки тут не при чём, а дни, как облака, все особенные, ни одного одинакового не найдёшь.
Но тут мы вдруг услышали какой-то странный писк и перестали спорить.
- Это, наверное, птенец из гнезда упал, - сказал я и огляделся. Деревьев поблизости не было.
- А может, это маленький инопланетянин вывалился из тарелки и подаёт сигналы! Знаешь, такой, с антенной на голове? – обрадовался Егорка, и глаза у него заблестели.
- А почему маленький?
- Потому что пищит тоненько!
Я представил марсианина из мультика, и мне так захотелось, чтобы он нашёлся точь в точь такой!
И я первым полез в заросли шиповника - странный писк доносился именно оттуда. Кусты были колючие - я зацепился и рубашку порвал, а Егорка щёку расцарапал. Этот инопланетянин или птенец пищал всё тише и тише, а потом вообще замолчал, и я подумал, что без позывных мы его совсем не найдём. Может, марсианину тарелка его откликнулась и как-нибудь, невидимо в мультик забрала. А может, у него пищалка сломалась или батарейки сели.
Но тут Егорка закричал:
- Есть!
И руки вверх поднял! А в руках у него - чудесный рыжий котёнок!
Мы вылезли из кустов и стали его рассматривать. Он был маленький, спокойно на одной Егоркиной ладони помещался. И лапки совсем крошечные, а шёрстка мягкая, словно пух. «Инопланетянин» щурил жёлтые глазки, смешно морщил розовый носик и попискивал время от времени громко и требовательно.
Я никогда не слышал, чтобы котята пищали, но этот был совсем маленький и мяукать, наверное, ещё не научился.
- Он голодный, бедняжка, - сказал Егорка и почесал котёнка за ушком.
Тот замолчал немного, а потом запищал с новой силой. И столько в этом писке было отчаяния, что я понял: нужно его спасать!
А Егорка и говорит:
- Возьми его себе, Мишка! Посмотри, какой он хорошенький!
- Мне папа не разрешает никого заводить… - вздохнул я. - Он говорит, что от зверей только грязь и беспокойство. Такой писк взрослые разве выдержат!
Я взял котёнка на руки и осторожно дунул ему в нос, чтобы он замолчал.
- А у моей мамы аллергия на шерсть, - задумчиво сказал Егорка, - она от неё чихает.
И мы пошли с котёнком в магазин. Точнее, это мы с Егоркой пошли, а котёнок поехал. Он ехал в моих ладонях и всю дорогу пищал. И какая-то женщина с кошёлкой сказала:
- Прекратите мучить животное. Сердца у вас нет!
Я обрадовался: вот сердобольная тётенька, и говорю:
- Возьмите его себе, пожалуйста!
Но она только руками замахала:
- Что ты, что ты, мальчик!
Я купил хлеб и бублики, уже нужно было идти домой, а мы всё не могли придумать, что делать с котёнком.
- Давай его людям на улице предлагать, - сказал я Егору,- у которых хорошие лица.
Мы стали у магазина и начали присматриваться к прохожим. И тех, кто нам нравились, просить взять котёнка себе, но они только плечами пожимали или говорили «уже есть».
И тут я вдруг я вижу, что котёнок глаза закрыл и не открывает!
- Он умирает, - крикнул я Егорке, - от голода!
И мы домой побежали быстро-быстро, как только могли! Если б я в школе так быстро бегал, то давно бы Алю Селикову - чемпионку нашего класса обогнал!
- Как же ты его к себе понесёшь? – кричит Егорка откуда-то сзади.
- У меня папа… только через… три дня… приедет, - еле-еле отвечаю я, потому что бегу изо всех сил, и воздуха не хватает и сердце выпрыгивает.
Только в лифте мы немножко отдышались, и Егорка сказал:
- За три дня твоя мама, знаешь, как котёнка полюбит? Как родного! И папу уговорит!
И поехал на свой восьмой этаж. А я пошёл домой: в одной руке бублики и хлеб, а в другой котёнок с закрытыми глазами.
Но мама, когда дверь открыла, его не заметила. Она попятилась и схватилась за голову:
- Горе ты моё луковое! Где же ты рубашку порвал, где же ты колени измазал?
Конечно, котёнка трудно сразу заметить, я ведь вон какой великан, а он маленький!
Тогда я протянул его маме и сказал:
- Мамочка! Мы спасали котёнка в шиповнике. А он умирает, видишь? От голода!
Мама взяла котёнка, а он сразу глаза открыл и запищал. Вот притвора!
- Он спал, - улыбнулась мама, - а поесть мы ему дадим.
И налила сметаны в блюдечко.
Только котёнок не понимал, что есть надо. Он жмурился и попискивал.
Я стал его тогда носиком в блюдечко тыкать:
- Обедай, - говорю, - ешь, глупый!
И тут в дверь позвонили. Мама воскликнула:
- Это папа! Он утром звонил, что приедет! Просил тебе заранее не говорить!
И, радостная, к двери побежала.
А я смотрю на котёнка и чуть не плачу. Я даже подумал, может нам с ним из дома уйти, как дядя Фёдор с котом Матроскиным? И так мне жалко стало оставлять свою комнату, книжки, краски на столе, маму с папой, что я всё-таки немножко носом захлюпал. А папа кричит:
- Мишка, беги скорей сюда, смотри, что я тебе привёз!
Я нос вытер и пошел.
А папа мне черепаху протягивает! Настоящую!!! Представляете?!
- Вот, - говорит,- дорогу переходила, а я её спас!
И тут опять позвонили в дверь. Мы открываем, а это Егорка.
- Давай котёнка, - говорит, - его Елизавета Петровна со второго этажа взять согласилась.
Папа смотрит на нас и ничего не понимает.
Тогда я вынес котёнка и говорю:
- Я тоже спас. С Егоркой. В шиповнике.
И тут вдруг как зареву, как маленький! Перед Егоркой даже потом неудобно было. И перед черепахой немного.
А папа взял котёнка и говорит:
- Не реви! Не отдадим мы его Елизавете Петровне! Нам самим такой богатырь нужен!
И маме подмигнул:
- Где один, там и двое!
А потом мы пошли суп есть. А потом пили чай с бубликами.
И я сказал Егору:
- Видишь, какой особенный день? Даже волшебный!
А он ответил:
- Бу-бу-бу!
Это потому что у Егорки рот был бубликами набит. Но я сразу понял, что он согласился.
Весь день мы потом играли с котёнком и черепахой. А вечером, когда они заснули, а Егорка домой ушёл, я сел рисовать рисунок про первый день лета.
Теперь я не зажмуривался, не искал краску наугад. Я и так знал, кого нарисую.
Спасение бабушки Фени
День был жаркий. Дома было душно и скучно. Мы уже во все игры с Егоркой переиграли: и в настольные, и в прыгучие. Скучно, и всё! Егорка сказал:
- Пойдём гулять! Ляжем в песочнице, и будем загорать, как на пляже.
Мы налили воду в бутылку, взяли печенье – на пляж всегда что-нибудь берут и пошли.
Спустились во двор, а там - никого. Только бабушка Феня с первого этажа подушки, пальто и другую одежду сушит. Она их всегда сушит, когда жарко. Одежду - чтоб моль не заводилась, а подушки, чтоб перо просохло. Это она нам с Егоркой давно объяснила, ещё когда мы в детский сад ходили.
Только я не люблю, когда бабушка Феня всё сушит. Потому что подушки по всей лавочке, и сесть негде. И в палисаднике около подъезда бегать нельзя. Там она между деревьями верёвку натягивает и на плечики всякие кофты вешает, юбки, платья а ещё штаны своего мужа, дедушки Мити. Они болтаются, как паруса, трепещут, хлопают на ветру. Здорово б под ними играть в матросов!
Ещё с одеждой бабушка Феня кота выносит. Чтобы моль не заводилась или просто погулять, не знаю.
И сейчас этот кот лежал на подушке и спал. Он был как географическая карта: немножко чёрный, немножко рыжий, немножко серый, немножко белый. Как будто в разные банки с краской запрыгивал по очереди.
А бабушка Феня носки вязала, тоже немножко чёрные, немножко рыжие, немножко серые, немножко белые. Из разных ниток сразу. Я хотел ей сказать, что это очень красиво, но бабушка Феня посмотрела на нас строго и нахмурилась:
- Мишка, Егор! В палисадник - ни ногой!
А мы поздоровались и дальше пошли, в песочницу. Подумаешь, палисадник! Разве там загоришь, как следует?
Песочница пустовала.
Мы сняли футболки и положили их на облупившуюся синюю крышу грибка, а потом туда же забросили шорты. Кувырк! И в одних трусиках плюхнулись на песок! Животами кверху! Красота! Песок был горячий, как на настоящем пляже. И немножко обжигал. Я хотел крикнуть: «Ой-ой-ой!» и подпрыгнуть, но ждал, что первым подскочит Егорка. А он всё не подскакивал и не подскакивал, наверное, после меня хотел. И скоро я привык, и мне даже стало нравиться, что песок такой горячий. Я потянулся и закрыл глаза. Жаль, что песочница маленькая и ноги в бортики упираются. Эти бортики очень мешали мечтать, что пляж настоящий.
Но я всё равно представил, как плещутся волны белыми барашками и где-то вдали плывёт красивый пароход с весёлыми моряками. А я лежу под большущей пальмой и смотрю, как он плывёт, и над моей головой жалобно кричат чайки. Если они, конечно, водятся там, где эти пальмы растут. Если бы я был чайкой, я бы водился.
- Чур, я на берегу океана! – сказал я тихонько, чтобы не распугать всё то, что придумал.
- Какого? - хихикнул Егорка,- Северного Ледовитого?
Тогда я стукнул его ногой, не открывая глаз, а Егорка зарычал, как тигр, и щёлкнул зубами.
И тут к нам подошла бабушка Феня.
- Милочки, - сказала она ласково, - вы никуда уходить не собираетесь?
Мы подозрительно посмотрели на бабушку и покачали головами. Неужели она и в песочнице надумала что-то сушить?
- Вот и ладненько, - обрадовалась старушка, - постерегите вещи, пока я в магазин схожу. А то дедушка Митя придёт на обед, а у нас беда: хлеб закончился.
- Хорошо, - согласились мы. И закрыли глаза.
- Ты что себе представляешь? – спросил я Егорку.
- Ну, пляж… - ответил он невесело.
- А белый пароход видишь? Чаек и весёлых моряков?
- Нет, - вздохнул Егор,- мне, понимаешь, что-то в спину давит и давит. Мешает воображению.
- Может, якорь выбросило на берег, а ты на него улёгся?! – предположил я.
- Или сундук с сокровищами! - обрадовался Егорка.
Он стал на коленки и начал разгребать песок руками. И вырыл замечательную красную лопатку!
- Давай ещё что-нибудь найдем!!! - крикнул я. И тоже стал на коленки.
Егорка стал копать лопаткой, а я рыть руками. Внизу песок был мокрый и прилипал к коже. У меня руки прямо по локоть запесочились! Но не зря. Потому что мы нашли значок с котом в сапогах, пластмассового пупсика и ручку от ведёрка. Потом я обнаружил что-то мягкое и потащил к себе что есть силы! А оно не тащилось, будто приросло. Я потянул ещё сильнее и даже дёрнул! А это что-то как схватит меня за палец!! Как сожмёт! Как загогочет! Вот какой Егорка хитрющий, специально руку в песок спрятал и ждал пока я её найду! Тогда мы стали играть в крабов: кто кого скорее укусит. Зажмуривали глаза и шарили руками в песке. Это было трудно. Я два раза головой о столбик грибка стукнулся. Но не больно. И три раза Егорку поймал, а он меня ни разу.
Потом мы вспомнили, что пришли загорать и снова легли животами кверху.
- Люблю я пляжи!- протянул Егорка, - жаль только что искупнуться негде.
Я глянул, а он с закрытыми глазами лежит… Тогда я осторожненько потянулся за бутылкой, тихонечко пробку открутил, и как ливану водой ему на живот!!!
Егорка как заорёт, как подпрыгнет!
- Ты чего! – кричит. - У меня теперь трусы мокрые!!!
И мы стали друг за другом гоняться. А когда запыхались, сели хрустеть печеньем.
Оно было немножко поломано, помято и раскрошено, потому что мы, когда в крабов играли, коленками его раздавили, но всё равно – замечательное! Я запивал его водой и думал, что, если что-нибудь на пляже ешь, – это всегда объедение. И сейчас было то же самое. Никогда я не ел такого вкусного печенья и не пил такой вкусной воды!
Вдруг Егорка в лице изменился и даже жевать перестал. Потом закашлялся и показал пальцем в сторону подъезда. Я посмотрел: подъезд как подъезд: поперёк двери объявление, что горячей воды не будет.
- Ты чего, подавился? – спрашиваю.
А он как заорёт:
- Поду-у-у-ушки!
Я глянул на лавочку. Там лежала только одна подушка, на которой спал кот. Посмотрел на верёвку. Она исчезла!
- Ой! – испугался я, - бедная бабушка Феня!
Мы побежали в подъезд, но там никого не было. Мы обежали вокруг дома. Потом сбегали в соседний двор. Потом на улицу. Но вора с пальто, платьями, дедушки Митиными штанами и подушками нигде не было видно.
- Вот это да! Что же мы будем делать? – сокрушённо спросил Егорка.
А я сказал:
- У бабушки Фени сердце больное. Скорая помощь, помнишь, приезжала? Придёт, увидит, что подушек нет – сердечный приступ случится.
- Да… - вздохнул Егорка. - Без подушек оно… конечно… А без штанов ещё хуже.
Грустные мы сели на лавочку и задумались… Что же делать? Вдруг меня осенило!
- Помнишь, что висело на веревке? – деловито спросил я.
- Нет, – удивился Егорка, - ну как обычно - одежда какая-то. Кофты…
- Давай из дома такое же поприносим и поразвешиваем!
- Она же поймёт, что это не её, - засомневался Егорка.
- Во-первых, не поймёт, потому что она старенькая и видит плохо. А во-вторых, - продолжил я уверенно, - если и поймёт – обрадуется! Мы хорошие вещи повесим, красивые. Только от мамы, наверное, попадёт…
Я вздохнул и почесал затылок.
- Ты что! Мы же человека от сердечного приступа спасём, а может, и от смерти. Это благородно!- стал переубеждать меня Егорка, - Нас ещё и похвалят! У меня мама всегда говорит, что шкаф ненужными вещами забит, а носить нечего! Вот мы это ненужное и повесим. Сразу два добрых дела: и маме, и бабушке Фене!
- Ладно, - заторопился я, - Ты иди к выходу из двора и стой там. Подойдёт бабушка Феня, отвлекай, как можешь. А я домой - за вещами. У нас тоже, наверное, есть ненужные.
- Ага! – согласился Егорка. И побежал к песочнице – надеть шорты. Неудобно же около улицы в мокрых трусах стоять!
А я помчался домой, как есть, в плавках и босиком. Лифт был занят - как обычно, если очень торопишься! Перепрыгивая через ступеньки, я добежал до пятого этажа, открыл дверь и задумался: что выносить?
Оттого что соображать надо было быстро, я ничего ненужного придумать не мог!
Лишь мысль, что я спасаю человека от смерти, вывела меня из оцепенения, и я решил хватать что попадётся под руку.
Побежал в спальню, вытащил подушки из наволочек. Две штуки. У бабушки Фени было, конечно, больше… Я рванул в свою комнату, открыл диван и достал ещё одну. Врачи, вообще, говорят, что без подушек спать полезнее. Я сам по телевизору слышал – доказанный научный факт! Я бросил подушку на пол и помчался к шкафу.
Жаль, что я не могу отдать бабушке Фене свои вещи! У меня полным-полно таких, из которых я вырос!
Но что же забрать из маминых? Я стал искать в шкафу юбки, но не нашёл ни одной. Потому что моя мама любит ходить в брюках. Отнести что ли мамины джинсы? Я представил бабушку Феню в джинсах и передумал
А платье? Мама его специально к какому-то празднику покупала. Если я его бабушке Фене отдам, расстроится мама или нет? Вдруг у неё самой тогда сердечный приступ случится? Нет, лучше кофточку взять. Мама её очень любит, без конца надевает - она ей уже надоела, наверное. И папиных штанов побольше. Вот уж их то бабушка Феня ни за что не отличит от дедушки Митиных! Штаны-то у всех одинаковые - это вам не платья! Я переворошил еще полшкафа и всё, что нашёл, положил в большую сумку. Точнее, запихнул туда как смог. И придавил хорошенько, чтобы закрылась.
Ещё пальто. Жалко, что у мамы только одно, не из чего выбирать. Но мама всё равно всю весну жаловалась, что оно старое и не модное. Значит, не расстроится. К тому же скоро оно и не понадобится, до осени ещё далеко!
Я сел на корточки и задумался, как понесу такую гору. Всё-таки вещей было немало: огромная сумка, подушки, а тут ещё и пальто! Тогда я надел его на себя, а подол за пояс заткнул, чтоб короче было. Но это не помогло, всё равно оно до пят висело.
Выглянул во двор: Егорка стоял там, где мы сговорились. Значит, бабушка Феня ещё не вернулась.
До чего же жарко стало, просто ужас! И тяжело к тому же! Путаясь в рукавах, я с трудом закрыл дверь. Потом перетащил сумку с подушками в лифт. И упал в лифте, потому что подолом за что-то зацепился. Еле встал. Спускался и только об одном думал: только бы бабушка Феня ещё не вернулась, только бы не пришла!!!
Выбежал во двор и кричу Егорке:
- Эге-гей!
А он на меня смотрит и не узнаёт. Ещё бы, в мамином пальто! Я его расстегнул и руками замахал. Он обрадовался, что мы успели, и бросился ко мне. Пока подбежал, я ещё два раза свалился. На пальто наступал потому что. Еле-еле мы его вдвоём стащили, и я вздохнул свободно!
- Давай развешивать скорее! – шепчу.
Хотя чего шептать-то, бабушки Фени не видно. А Егорка отвечает испуганно:
- Плечики забыл! Как вешать? И прищепки! И верёвку надо! До чего жадный вор попался! Всё стащил!
Тогда я снова домой помчался.
Открыл шкаф – все плечики заняты. И сколько их брать? На всякий случай взял все, а одежду, которая на них висела, стряхнул вниз. Сразу много места в шкафу появилось. Почему взрослые не кладут вещи насыпом, не понимаю!
Прищепки были на балконе. Там как раз бельё сохло. Я сгрёб его и бросил на пол, а верёвку срезал вместе с прищепками.
Выбежал во двор – тишина. Егор по лавочкам подушки разложил – всё как было. Мы быстренько повесили верёвку, потом на плечики пальто, мамину кофту и папины свитера. И брюки развесили, прицепив их за пояс прищепками.
Отошли в сторону, залюбовались. Красота! Всё как было! Ни за что не отличить!
- Пошли в песочницу, - сказал Егорка, - тогда бабушка Феня точно ни о чём не догадается.
Усталые, мы побрели к своему пляжу…Сели на деревянный бортик. Наше разбросанное печенье клевали воробьи. Пакетик унесло ветром.
- Пить охота, - сказал Егорка и вытер вспотевший лоб.
Мы открыли бутылку, которая была вся в песке, и допили воду. Тёплую и невкусную…
Пить захотелось ещё больше, но пойти домой нельзя! Бабушка Феня должна была вернуться с минуты на минуту! Вот-вот!
И мы ждали. Долго ждали, но она всё не шла и не шла...
Это было странно, потому что хлебный магазин был за углом.
- Может быть, она на рынок поехала?- предположил я.
- А может, она вора со своими подушками увидела, и с нею прямо на улице случился сердечный приступ?! – выдохнул Егорка.
Я представил бабушку Феню, бодро шагающую с буханкой хлеба. Идёт она себе идёт, а навстречу ей вор в пальто дяди Мити, с подушками в руках. На нём, конечно, чёрная маска, чтоб никто не узнал. Бабушка Феня тут же закричала, как вещи увидела. А вор от неожиданности, наверное, подушку уронил. А может быть, бабушка Феня рассердилась и сама её выхватила. Жаль, что у неё не было пистолета или хотя бы шпаги!
Вор, конечно, оттолкнул старушку и убежал. И тут, без сомнения, с ней случился сердечный приступ!
И во всём, во всём, во всём виноваты мы с Егоркой! Потому что за вещами не следили!
- Что мы скажем дедушке Мите, когда он на обед придёт? – спросил я.
- Не знаю…- вздохнул Егорка, - Его надо как-то подготовить.
- Понятно, - согласился я, - давай начнем издалека. Например, спросим, служил ли он в молодости в армии.
- Это зачем? - удивился Егорка.
- Зачем, зачем! Он скажет: служил!
- Ну?
- А мы спросим: «А с бабушкой Феней, вы, когда познакомились - до армии или после?»
- Ну?
- Он скажет, например: «После». Хотя это всё равно: до или после.
- Почему?
- Потому что потом мы скажем: «Вы только не волнуйтесь, у вашей бабушки Фени сердечный приступ, потому что её подушки украли».
- Зачем же говорить, что украли? – возразил Егорка. - Вон они лежат.
- Ну, тогда просто скажем про сердечный приступ.
- Если про приступ, то можно, - кивнул Егорка.
Раньше я и не замечал бабушку Феню. Даже не очень её из-за этих подушек любил.
А теперь вдруг почувствовал, что жалею её, что она хорошая и добрая. Она мне когда-то карамельку дала. И кота своего разноцветного разрешала погладить.
Где она теперь? Жива ли?
- Уй, как хочется есть… – протянул Егорка, - Давай я домой схожу, принесу бутерброд с колбасой!
От этих вкусных слов у меня в животе что-то заурчало и забулькало, но я строго сказал:
- Нет! Вдруг сейчас дедушка Митя придёт? Вдруг с ним тоже сердечный приступ случится, когда всё узнает?! Я тогда с ним буду, а ты побежишь на помощь звать.
Бабушку Феню мы уже не ждали.
- Мне, наверное, мама звонила… Спросить, как я пообедал. Если я не буду долго брать трубку, она волноваться начнёт, - вздыхал Егорка и канючил : – Ну, Мишка! Ну, давай! Я быстро сбегаю. Колбаса же!
Но я его не пустил. Моя мама тоже волнуется. Но что волнения мам по сравнению с сердечным приступом бабушки Фени? А может быть, и дедушки Мити? Какая тут может быть колбаса?
И тут вдруг мы увидели её!!! Не колбасу, конечно, а бабушку Феню! Живую и невредимую! Она вышла из подъезда и, как ни в чём не бывало, взяла ту подушку, на которой спал кот. И кота взяла тоже. Под мышку.
Мы со всех ног побежали к ней. На развешенную одежду она смотрела спокойно, видно подмены не замечала. Мы хотели спросить, когда же она вернулась из магазина. Но бабушка Феня нас опередила.
- Что, Мишка, - спросила она, - тоже подушки сушить надумал?
- Где? – с непонимающим видом огляделся я, - Это ж ваше!
- Я своё час назад домой занесла. Только вот Василия будить было жалко, так одну подушку с ним и оставила. А ты чего стесняешься? Если ты хозяйственный парень - это хорошо.
- А как вы догадались, что это моё? – сдавленным голосом спросил я.
- Чего ж тут догадываться. Я в окно видела, как ты всё принёс, а потом с Егором развешивал. Только ты, Михаил, поздно вынес, солнце то уже прячется.
И она пошла к себе.
В нашем дворе живут три Миши. Я, Миша Чепыжный и какой-то детсадовец. Раньше нас путали. А теперь, когда хотят сказать обо мне, говорят: «Это тот Мишка, который подушки сушит». И маму мою называют «мамой Мишки, который подушки сушит», и о папе так говорят, и даже о моём коте Тишке.
- Вон, смотрите, - хихикают, - это кот того Мишки, который сушит подушки.
Это бабушка Феня меня на весь двор прославила. Всем соседям рассказала, какой я хозяйственный.
Она так и не узнала, что мы её спасали…
Комментарии читателей:
« Предыдущее произведениеСледующее произведение »