Елена Ракитина «Про Мишку и Егорку»

 

 

                                                 Если б у меня была своя планета

 

Когда-то мы с мамой читали книжку про мальчика, у которого была своя планета. Правда, маленькая и с вулканами, которые нужно чистить. Но своя. И мальчик был не просто мальчик, а  принц, с короной на голове.

Правда, толку от этого не было никакого, потому что он жил на планете один-одинёшенек. Кому  приказывать?  Некому! Он сам планету убирал, сам  сорняки пропалывал и вулканы те, собственные, тоже в одиночку чистил.

Но все-таки это здорово, когда есть СВОЯ ПЛАНЕТА! Я часто мечтал о том, что делал бы, если бы она у меня была… Мечтал, когда ложился спать, мечтал, когда шёл в школу и даже когда в ванной лежал – мечтал.

Уж там, на моей планете, никто не сказал бы:

- А ну, наводи порядок! Не комната, а помойка!

Может, мне нравится, когда всё удобно разбросано, и каждая вещь валяется под рукой?

Или:

- Где же ты так испачкался?! Не ребёнок, а свин!

А, может, я с войны пришел? И от подъезда к подъезду полз на животе, раненый?

А мне:

- Снова двойка! Пока не исправишь – гулять не выйдешь!

Как будто без свежего воздуха голова лучше соображает!

На моей планете никто не выбросит мешок морских камешков. Не скажет: «Зачем тебе эти булыжники? Ты б ещё кирпичи в дом приволок!» А я их может всю жизнь собирал для аквариума!  И это ничего, что у меня его нет. Я клал камни в ванну и поливал водой, чтоб она становилась чуть-чуть морской. И вода потом пахнула морем! Даже зимой! Но мне говорили: «Глупости! Так не бывает!»

На моей планете детям вообще не будут говорить таких слов.

А ещё там никто не отдаст старые тоненькие детские книжки каким-то неизвестным детям неизвестной тёти Зины! Они их, может, порвут! А что я их уже не читал - это ничего, я их любил!!! Только никто не задумался, что это важно!

Нет, на моей планете такого бы не случилось!

Там не варили бы молочный суп с пенкой. На моей планете вообще не водились бы коровы, потому что я не люблю молоко. Там бы не колосился овёс, потому что я ненавижу овсянку! И никто не говорил бы: «Доедай!» Моя планета – ем, как могу.

Думаете, я скажу, что там не будет школы? Как бы не так! Я понимаю, что нужно учиться! Но на моей планете учились бы в субботу и воскресенье, а в остальные дни отдыхали! Сами подумайте, с каким бы удовольствием все шли в школу! Как на праздник!

А в школе не разрешали бы вести себя тихо. Тех, кто не бегает по коридору, отводили к директору. Притащили бы такого скучного и сказали:

- Вот! Какой-то сонный, стоял у стены, повторял домашнее задание!

Директор в крик:

- Отвратительное поведение! Ну-ка, три круга по кабинету на одной ножке! Завтра  ко мне родителей! И передай: взрослым въезд в школу только на роликах!

К доске никого бы не вызывали вообще! Только тех, кто сам захочет. И шли туда бы обязательно так: девочки, прыгая через скакалочку, а мальчики – на руках.

А оценок было бы две: «пять» и «четыре». А если кто-то урок не выучил - не беда, тут же учительница напишет в дневнике: «Уважаемые родители! Ваш ребёнок устал учиться! Немедленно купите ему  килограмм конфет и десять билетов на карусели!»

А на улице что бы было…  Везде бы, ну просто повсюду, стояли бы качели и батуты!

И у каждого взрослого, даже у старенькой бабушки, была бы такая книжечка, где отмечалось бы, сколько в день она покаталась или попрыгала. Потому что нужно – пять раз. А если только четыре –  штраф!

А почему? А потому, что качели и батуты здорово поднимают настроение! И все взрослые были б тогда весёлые…

А ещё детям бесплатно бы давали мороженое. Сколько хочешь. Думаете, все бы объелись и заболели? Как бы не так! Когда каждый день можно есть сколько хочешь, много почему-то не съедается.

И ещё всякие тополя и клёны росли бы - в лесу. А на улицах только груши, абрикосы и яблоки. И, конечно, апельсины с бананами. Персики с вишнями, финики и мандарины. Может, я какие-то деревья забыл, но если бы у меня была своя планета, я бы обязательно вспомнил!

Да, ещё на лавочках  просто так сидеть бы не разрешалось. Вышел на улицу – значит, бегай, прыгай или мелками рисуй.

На моей планете весь асфальт был бы разрисован. И заборы! И стены домов до крыш! Никто бы не говорил:

- Я живу в доме № 27, ну знаете, такой жёлтый, на углу?

Номеров домов вообще бы не было!

Говорили бы:

- Я живу в доме, на котором нарисованы самолёты.

Или:

- Мой дом зелёный в красную крапинку.

Всё сразу бы становилось ясно! Издалека нужный дом было бы видно! И не нужно подходить близко, искать таблички с цифрами.

И ещё - в каждом дворе стояли бы бочки с квасом! Если жарко, пей - сколько влезет!

Это потому что на моей планете всегда было б лето. Там не шили бы тяжёлые шубы, пальто, ботинки и сапоги!

Все: и взрослые, и дети – ходили бы в шортах!  Даже бабушки и дедушки! А длинные брюки – так, на случай дождя.

В трамваях, троллейбусах, метро и автобусах все ездили бы бесплатно. И детям бы давали порулить, когда захочется. Водитель бы сам говорил: «Залезай в кабину» На моей планете в кабинах бы по два сидения было: для взрослого и ребят.

А если концерт, например, то, перед тем, как начать, детям разрешали бы поиграть на скрипках, роялях и подудеть в дудки! У них бы, конечно, не получилось. Зато потом, когда концерт начался, они бы с большим интересом слушали, как красиво могут играть эти инструменты. И сами бы, наверное, захотели идти в музыкальные школы!

На моей планете не разрешалось бы приводить ребенка за шкирку на фигурное катание, танцы или в группу английского языка.

Дети бы сами выбирали ходить им куда-то или сидеть дома. А если бы все хотели стать футболистами, я построил бы сто футбольных школ, а если не хватит, то двести. Я бы никуда не отбирал ребят по конкурсу! Иди куда хочешь!

Ещё на моей планете никого не будили бы по утрам. Я будильники запретил бы делать вообще! А, может быть, и часы, я не знаю.

Я ещё не все придумал. Времени не хватает.

Только точно: я бы не полол сорняков, как тот мальчик из книжки, и вулканы не чистил. Потому что я и ботинки то чистить не люблю.

Он ведь один был, а на моей планете жило бы много-много людей. Кто-нибудь из них обязательно бы любил полоть и чистить. Но я бы не командовал ими, я бы вообще корону не носил. Был бы обыкновенный мальчик. И никто бы даже не знал, что это моя планета. Только я.

Главное, ведь не корона, а чтобы всем было хорошо! Всем-всем-всем! И мне, конечно!

Ведь всё-таки она моя, эта планета!

 

 

Первый день лета

 

Это история случилась в первый день лета. Я тогда ещё подумал, что это вроде праздника - первый день лета!

Ведь это самый первый день длинных-предлинных каникул с их арбузами, шортами, роликами, велосипедом (если купят), купанием в речке (если разрешат), и обгорелой слезающей кожей (если повезёт). Вот сколько всего! А ещё гуляние во дворе допоздна, жизнь на деревьях, песочные крепости, стрельба из водяных пистолетов и сандалии без носков! И самое главное - никаких уроков!

Всё лето - сплошной праздник! А первый день – это праздник праздника!

 И я решил этот день нарисовать. Подарить ему подарок, сохранить на бумаге навсегда. Достал краски, фломастеры, карандаши, раскрыл альбом и задумался: что же нарисовать про самый первый день?

И тут мама сказала:

- Мишка, сбегай в магазин, хлеб закончился.

Мне было жалко вылезать из-за стола, потому что я уже кисточку в воду обмакнул и зажмурился… Это верный способ начать рисовать, когда не знаешь, что выдумать. Нужно закрыть глаза и ткнуть кисточкой в любую краску. Наугад. Если в жёлтую попал – значит,  можно с цыплят начинать, одуванчиков  или солнца, если в синюю – рисовать море, а если коричневая краска попалась – дерево или медведя. Я часто так делаю.

А мама говорит: хлеб!

 Сейчас мне даже страшно представить, вдруг у нас бы хлеб не закончился?  И ничего бы,  о чём я хочу рассказать, не произошло!

Я спросил маму:

- А можно бублики купить?

Мама сказала:

- Можно.

- А можно я потом приду с Егоркой чай с бубликами пить?

Мама сказала:

- Только после супа.

Я говорю:

- А можно суп без хлеба?

Тут мама руками всплеснула:

- Да пойдёшь ты, наконец, или нет?

И я пошёл.

Вышел во двор, смотрю, а навстречу мне Егорка бежит, пакетом размахивает. Оказалось, его тоже за хлебом посылали.

- Пошли, - говорю, - обратно.

И мы пошли, хотя  Егорка хлеб уже купил.

Это называется настоящая мужская дружба. Не то, что он хлеб купил, дружба, а то, что хоть ему и не нужно было в магазин, но он всё равно пошёл. Из-за меня.

Мы шли, и я Егорке про первый день лета рассказывал, что он особенный и чудесный. А Егорка не понимал и говорил, что каждый день особенный. Мне даже обидно стало, что он такой непонятливый. Разве каждый день каникулы начинаются?! И я подумал, что Егорка бестолковый, потому что у него по математике пятёрки. Таким людям, что первое июня, что первое сентября – всё равно. И я сказал это, а он стал доказывать, что оценки тут не при чём, а дни, как облака, все особенные, ни одного одинакового не найдёшь.

Но тут мы вдруг услышали какой-то странный писк и перестали спорить.

- Это, наверное, птенец из гнезда упал, - сказал я и огляделся. Деревьев поблизости не было.

- А может, это маленький инопланетянин вывалился из тарелки и подаёт сигналы! Знаешь, такой, с антенной на голове? – обрадовался Егорка, и глаза у него заблестели.

- А почему маленький?

- Потому что пищит тоненько!

Я представил марсианина из мультика, и мне так захотелось, чтобы он нашёлся точь в точь такой!

И я первым полез в заросли шиповника - странный писк доносился именно оттуда. Кусты были колючие - я зацепился и рубашку порвал, а Егорка щёку расцарапал. Этот инопланетянин или птенец пищал всё тише и тише, а потом вообще замолчал, и я подумал, что без позывных мы его совсем не найдём. Может, марсианину тарелка его откликнулась и как-нибудь, невидимо в мультик  забрала. А может, у него пищалка сломалась или батарейки сели.

Но тут Егорка закричал:

- Есть!

И руки вверх поднял! А в руках у него - чудесный рыжий котёнок!

 Мы вылезли из кустов и стали его рассматривать. Он был маленький, спокойно на одной Егоркиной ладони помещался. И лапки совсем крошечные, а шёрстка мягкая, словно пух.  «Инопланетянин»  щурил жёлтые глазки, смешно морщил розовый носик и попискивал время от времени громко и требовательно.

Я никогда не слышал, чтобы котята пищали, но этот был совсем маленький и мяукать, наверное, ещё не научился.

- Он  голодный, бедняжка, - сказал Егорка и почесал котёнка за ушком.

Тот замолчал немного, а потом запищал с новой силой. И столько в этом писке было отчаяния, что я понял: нужно его спасать!

А Егорка и говорит:

- Возьми его себе, Мишка! Посмотри, какой он хорошенький!

- Мне папа не разрешает никого заводить… - вздохнул я. - Он говорит, что от зверей только грязь и беспокойство. Такой писк взрослые разве  выдержат!

Я взял котёнка на руки и осторожно дунул ему в нос, чтобы он замолчал.

- А у моей мамы аллергия на шерсть, - задумчиво сказал Егорка, - она от неё чихает.

И мы пошли с котёнком в магазин. Точнее, это мы с Егоркой пошли, а котёнок поехал. Он ехал в моих ладонях и всю дорогу пищал. И какая-то женщина с кошёлкой сказала:

- Прекратите мучить животное. Сердца у вас нет!

Я обрадовался: вот сердобольная тётенька, и говорю:

- Возьмите его себе, пожалуйста!

Но она только руками замахала:

- Что ты, что ты, мальчик!

Я купил хлеб и бублики, уже нужно было идти домой, а мы всё не могли придумать, что делать с котёнком.

- Давай его людям на улице предлагать, - сказал я Егору,- у которых хорошие лица.

Мы стали у магазина и начали  присматриваться к прохожим. И тех, кто нам нравились, просить взять котёнка себе, но они только плечами пожимали или говорили «уже есть».

И тут я вдруг я вижу, что котёнок глаза закрыл и не открывает!

- Он умирает, - крикнул я Егорке, - от голода!

И мы домой побежали быстро-быстро, как только могли! Если б я в школе так быстро бегал, то давно бы Алю Селикову - чемпионку нашего класса обогнал!

- Как же ты его к себе понесёшь? – кричит Егорка откуда-то сзади.

- У меня папа… только через… три дня… приедет, - еле-еле отвечаю я, потому что бегу изо всех сил, и воздуха не хватает и сердце выпрыгивает.

Только в лифте мы немножко отдышались, и Егорка сказал:

- За три дня твоя мама, знаешь, как котёнка полюбит? Как родного! И папу уговорит!

И поехал на свой восьмой этаж. А я пошёл домой: в одной руке бублики и хлеб, а в другой котёнок с закрытыми глазами.

Но мама, когда дверь открыла, его не заметила. Она попятилась и схватилась за голову:

- Горе ты моё луковое! Где же ты рубашку порвал, где же ты колени измазал?

Конечно, котёнка трудно сразу заметить, я ведь вон какой великан, а он маленький!

Тогда я протянул его маме и сказал:

- Мамочка! Мы спасали котёнка в шиповнике. А он умирает, видишь? От голода!

Мама взяла котёнка, а он сразу глаза открыл и запищал. Вот притвора!

- Он спал, - улыбнулась мама, - а поесть мы ему дадим.

И налила сметаны в блюдечко.

Только котёнок не понимал, что есть надо. Он жмурился и попискивал.

Я стал его  тогда носиком в блюдечко тыкать:

- Обедай, - говорю, - ешь, глупый!

И тут в дверь позвонили. Мама воскликнула:

- Это папа! Он утром звонил, что приедет! Просил тебе заранее не говорить!

И, радостная, к двери побежала.

А я смотрю на котёнка и чуть не плачу. Я даже подумал, может нам с ним из дома уйти, как дядя Фёдор с котом Матроскиным? И так мне жалко стало оставлять свою комнату, книжки, краски на столе, маму с папой, что я всё-таки немножко носом захлюпал. А папа кричит:

- Мишка, беги скорей сюда, смотри, что я тебе привёз!

Я нос вытер и пошел.

А папа мне черепаху протягивает! Настоящую!!! Представляете?!

- Вот, - говорит,- дорогу переходила, а я её спас!

И тут опять позвонили в дверь. Мы открываем, а это Егорка.

- Давай котёнка, - говорит, - его Елизавета Петровна со второго этажа взять согласилась.

Папа смотрит  на нас и ничего не понимает.

Тогда я вынес котёнка и говорю:

- Я тоже спас. С Егоркой. В шиповнике.

И тут вдруг как зареву, как маленький! Перед Егоркой даже потом неудобно было. И перед черепахой немного.

А папа взял котёнка и говорит:

- Не реви! Не отдадим мы его Елизавете Петровне! Нам самим такой богатырь нужен!

И маме подмигнул:

- Где один, там и двое!

А потом мы пошли суп есть. А потом пили чай с бубликами.

И я сказал Егору:

- Видишь, какой особенный день? Даже волшебный!

А он ответил:

- Бу-бу-бу!

Это потому что у Егорки рот был бубликами набит. Но я сразу понял, что он согласился.

Весь день мы потом играли с котёнком и черепахой. А вечером, когда они заснули, а Егорка домой ушёл, я сел рисовать рисунок про первый день лета.

Теперь я не зажмуривался, не искал краску наугад. Я  и так знал, кого нарисую.

 

 

Спасение бабушки Фени

 

День был жаркий. Дома было душно и скучно. Мы уже во все игры с Егоркой переиграли: и в настольные, и в прыгучие. Скучно, и всё! Егорка сказал:

- Пойдём гулять! Ляжем в песочнице, и будем загорать, как на пляже. 

Мы налили воду в бутылку, взяли печенье – на пляж всегда что-нибудь берут и пошли.

 Спустились во двор, а там - никого. Только бабушка Феня с первого этажа подушки,  пальто и другую одежду сушит. Она их всегда сушит, когда жарко. Одежду - чтоб моль не заводилась, а подушки, чтоб перо просохло. Это она нам с Егоркой давно объяснила, ещё когда мы в детский сад ходили.

 Только я не люблю, когда бабушка Феня всё сушит. Потому что подушки по всей лавочке, и сесть негде. И в палисаднике около подъезда бегать нельзя. Там она между деревьями  верёвку натягивает и на плечики всякие кофты вешает, юбки, платья а ещё штаны своего мужа, дедушки Мити. Они болтаются, как паруса, трепещут, хлопают на ветру. Здорово б под ними играть в матросов!

Ещё с одеждой бабушка Феня кота выносит. Чтобы моль не заводилась или просто погулять, не знаю.

И сейчас этот кот лежал на подушке и спал. Он был как географическая карта: немножко чёрный, немножко рыжий, немножко серый, немножко белый. Как будто в разные банки с краской запрыгивал по очереди.

А бабушка Феня носки вязала, тоже немножко чёрные, немножко рыжие, немножко серые, немножко белые. Из разных ниток сразу. Я хотел ей сказать, что это очень красиво, но бабушка Феня посмотрела на нас строго и нахмурилась:

- Мишка, Егор! В палисадник - ни ногой!

А мы поздоровались и дальше пошли, в песочницу. Подумаешь, палисадник! Разве там загоришь, как следует?

  Песочница пустовала.

 Мы сняли футболки и положили их на облупившуюся синюю крышу грибка, а потом туда же забросили шорты. Кувырк! И в одних трусиках плюхнулись на песок! Животами кверху! Красота! Песок был горячий, как на настоящем пляже. И немножко обжигал. Я хотел крикнуть: «Ой-ой-ой!» и подпрыгнуть, но ждал, что первым подскочит Егорка. А он всё не подскакивал и не подскакивал, наверное, после меня хотел. И скоро я привык, и мне даже стало нравиться, что песок такой горячий. Я потянулся и закрыл глаза. Жаль, что песочница маленькая и ноги в бортики упираются. Эти бортики очень мешали мечтать, что пляж настоящий.

 Но я всё равно представил, как плещутся волны белыми барашками и где-то вдали плывёт красивый пароход с весёлыми моряками. А я лежу под большущей пальмой и смотрю, как он плывёт, и над моей головой жалобно кричат чайки. Если они, конечно, водятся там, где эти пальмы растут. Если бы я был чайкой, я бы водился.

- Чур, я на берегу океана! – сказал я тихонько, чтобы не распугать всё то, что придумал.

- Какого? -  хихикнул Егорка,- Северного Ледовитого?

Тогда я стукнул его ногой, не открывая глаз, а Егорка зарычал, как тигр, и щёлкнул зубами.

И тут к нам подошла бабушка Феня.

- Милочки, - сказала она ласково, - вы никуда уходить не собираетесь?

Мы подозрительно посмотрели на бабушку и покачали головами. Неужели она и в песочнице надумала что-то сушить?

- Вот и ладненько, - обрадовалась старушка, - постерегите вещи, пока я в магазин схожу. А то дедушка Митя придёт на обед, а у нас беда: хлеб закончился.

- Хорошо, - согласились мы. И закрыли глаза.

- Ты что себе представляешь? – спросил я Егорку.

- Ну, пляж… - ответил он невесело.

- А белый пароход видишь? Чаек и весёлых моряков?

- Нет, - вздохнул Егор,- мне, понимаешь, что-то в спину давит и давит. Мешает воображению.

- Может, якорь выбросило на берег, а ты на него улёгся?! – предположил я.

- Или сундук с сокровищами! - обрадовался Егорка.

Он стал на коленки и начал разгребать песок  руками. И вырыл замечательную красную лопатку!

- Давай ещё что-нибудь найдем!!! - крикнул я. И тоже стал на коленки.

Егорка стал копать лопаткой, а я рыть руками. Внизу песок был мокрый и прилипал к коже. У меня руки прямо по локоть запесочились! Но не зря.  Потому что мы нашли значок с котом в сапогах, пластмассового пупсика и ручку от ведёрка. Потом я обнаружил что-то мягкое и потащил к себе что есть силы! А оно не тащилось, будто приросло. Я потянул ещё сильнее и даже дёрнул! А это что-то как схватит меня за палец!! Как сожмёт! Как загогочет! Вот  какой Егорка хитрющий, специально руку в песок спрятал и ждал пока я её найду! Тогда мы стали играть в крабов: кто кого скорее укусит. Зажмуривали глаза и  шарили руками в песке. Это было трудно. Я два раза головой о столбик грибка стукнулся. Но не больно. И три раза Егорку поймал, а он меня ни разу.

Потом мы вспомнили, что пришли загорать и снова легли животами кверху.

- Люблю я пляжи!- протянул Егорка, - жаль только что искупнуться негде.

Я глянул, а он с закрытыми глазами лежит… Тогда я осторожненько потянулся за бутылкой, тихонечко пробку открутил, и как ливану  водой ему на живот!!!

Егорка как заорёт, как подпрыгнет!

- Ты чего! – кричит. - У меня теперь трусы мокрые!!!

И мы стали друг за другом гоняться. А когда запыхались, сели хрустеть печеньем.

Оно было немножко поломано, помято и раскрошено, потому что мы, когда в крабов играли, коленками его раздавили, но всё равно – замечательное! Я запивал его водой и думал, что, если что-нибудь на пляже ешь, – это всегда объедение. И сейчас было то же самое. Никогда я не ел такого вкусного печенья и не пил такой вкусной воды!

Вдруг Егорка в лице изменился и даже жевать перестал. Потом закашлялся и показал пальцем в сторону подъезда. Я посмотрел: подъезд как подъезд: поперёк двери объявление, что горячей воды не будет.

 - Ты чего, подавился? – спрашиваю.

А он как заорёт:

-  Поду-у-у-ушки!

Я глянул на лавочку. Там лежала только одна подушка, на которой спал кот. Посмотрел на верёвку. Она исчезла!

- Ой! – испугался я, - бедная бабушка Феня!

Мы побежали в подъезд, но там никого не было. Мы обежали вокруг дома. Потом сбегали в соседний двор. Потом на улицу. Но вора с пальто, платьями, дедушки Митиными штанами и подушками нигде не было видно.

- Вот это да! Что же мы будем делать? – сокрушённо спросил Егорка.

А я сказал:

 - У бабушки Фени сердце больное. Скорая помощь, помнишь, приезжала? Придёт, увидит, что подушек нет – сердечный приступ случится.

- Да… - вздохнул Егорка. - Без подушек оно… конечно… А без штанов ещё хуже.

Грустные мы сели на лавочку и задумались… Что же делать? Вдруг меня осенило!

- Помнишь, что висело на веревке? –  деловито спросил я.

- Нет, – удивился  Егорка, - ну как обычно - одежда какая-то. Кофты…

- Давай из дома такое же поприносим и поразвешиваем!

- Она же поймёт, что это не её, - засомневался Егорка.

- Во-первых, не поймёт, потому что она старенькая и видит плохо. А во-вторых, - продолжил я уверенно, - если и поймёт – обрадуется! Мы хорошие вещи повесим, красивые. Только от мамы, наверное, попадёт…

Я вздохнул и почесал затылок.

- Ты что! Мы же человека от сердечного приступа спасём, а может, и от смерти. Это благородно!- стал переубеждать меня Егорка, - Нас ещё и похвалят! У меня мама всегда говорит, что шкаф ненужными вещами забит, а носить нечего! Вот мы это ненужное и повесим. Сразу два добрых дела: и маме, и бабушке Фене!

- Ладно, - заторопился я, - Ты иди к выходу из двора и стой там. Подойдёт бабушка Феня, отвлекай, как можешь. А я домой  - за вещами. У нас тоже, наверное, есть ненужные.

- Ага! – согласился Егорка. И побежал к песочнице – надеть шорты. Неудобно же около улицы в мокрых трусах стоять!

А я помчался домой, как есть, в плавках и босиком. Лифт был занят - как обычно, если очень торопишься! Перепрыгивая через ступеньки, я добежал до пятого этажа, открыл дверь и задумался: что выносить?

 Оттого что соображать надо было быстро, я ничего ненужного придумать не мог!

Лишь мысль, что я спасаю человека от смерти, вывела меня из оцепенения, и  я решил хватать что попадётся под руку.

 Побежал в спальню, вытащил подушки из наволочек. Две штуки. У бабушки Фени было, конечно, больше… Я рванул в свою комнату, открыл диван и достал ещё одну. Врачи, вообще, говорят, что без подушек спать полезнее. Я сам по телевизору слышал – доказанный научный факт! Я бросил подушку на пол и помчался к шкафу.

 Жаль, что я не могу отдать бабушке Фене свои вещи! У меня полным-полно таких, из которых я вырос!

Но что же забрать из маминых? Я стал искать  в шкафу юбки, но не нашёл ни одной. Потому что моя мама любит ходить в брюках. Отнести что ли мамины джинсы? Я представил бабушку Феню в джинсах и передумал

 А платье? Мама его специально к какому-то празднику покупала. Если я его бабушке Фене отдам, расстроится мама или нет? Вдруг у неё самой тогда  сердечный приступ случится? Нет, лучше кофточку взять. Мама её очень любит, без конца надевает - она ей уже надоела, наверное. И папиных штанов побольше. Вот уж их то бабушка Феня ни за что не отличит от дедушки Митиных! Штаны-то у всех одинаковые - это вам не платья! Я переворошил еще полшкафа и всё, что нашёл, положил в большую сумку. Точнее, запихнул туда как смог. И придавил хорошенько, чтобы закрылась.

 Ещё пальто. Жалко, что у мамы только одно, не из чего выбирать. Но мама всё равно всю весну жаловалась, что оно старое и не модное. Значит, не расстроится. К тому же скоро оно и не понадобится, до осени ещё далеко!

Я сел на корточки и задумался, как  понесу такую гору. Всё-таки вещей было немало: огромная сумка, подушки, а тут ещё и пальто! Тогда я надел его на себя, а подол за пояс заткнул, чтоб короче было. Но это не помогло, всё равно оно до пят висело.

Выглянул во двор: Егорка стоял там, где мы сговорились. Значит, бабушка Феня ещё не вернулась.

До чего же жарко стало, просто ужас! И тяжело к тому же! Путаясь в рукавах, я с трудом закрыл дверь. Потом  перетащил сумку с подушками в лифт. И упал в лифте, потому что подолом за что-то зацепился. Еле встал. Спускался и только об одном думал: только бы бабушка Феня ещё не вернулась, только бы не пришла!!!

Выбежал во двор и кричу Егорке:

- Эге-гей!

А он на меня смотрит и не узнаёт. Ещё бы, в мамином пальто! Я его расстегнул и руками замахал. Он обрадовался, что мы успели, и бросился ко мне. Пока  подбежал, я ещё два раза свалился. На пальто наступал потому что. Еле-еле мы его вдвоём стащили, и я вздохнул свободно!

- Давай развешивать скорее! – шепчу.

Хотя чего шептать-то, бабушки Фени не видно. А Егорка отвечает испуганно:

- Плечики забыл! Как  вешать? И прищепки! И верёвку надо! До чего жадный вор попался!  Всё стащил!

Тогда я снова домой помчался.

Открыл шкаф –  все плечики заняты. И сколько их брать? На всякий случай взял все, а одежду, которая на них висела, стряхнул вниз. Сразу много места в шкафу появилось. Почему взрослые не кладут вещи насыпом, не понимаю!

Прищепки были на балконе. Там как раз бельё сохло. Я сгрёб его и бросил на пол, а верёвку срезал вместе с прищепками.

Выбежал во двор – тишина. Егор по лавочкам подушки разложил – всё как было. Мы быстренько повесили верёвку, потом на плечики пальто, мамину кофту и папины свитера.  И брюки развесили, прицепив их за пояс прищепками.

Отошли в сторону, залюбовались. Красота! Всё как было! Ни за что не отличить!

- Пошли в песочницу, - сказал Егорка, - тогда бабушка Феня точно ни о чём не догадается.

Усталые, мы побрели к своему пляжу…Сели на деревянный бортик. Наше разбросанное печенье клевали воробьи. Пакетик унесло ветром.

- Пить охота, - сказал Егорка и вытер вспотевший лоб.

 Мы открыли бутылку, которая была вся в песке, и допили воду. Тёплую и невкусную…

 Пить захотелось ещё больше, но пойти домой нельзя! Бабушка Феня должна была вернуться с минуты на минуту! Вот-вот!

 И мы ждали. Долго ждали, но она всё не шла и не шла...

Это было странно, потому что хлебный магазин был за углом.

- Может быть, она на рынок поехала?- предположил я.

- А может, она вора со своими подушками увидела, и с нею прямо на улице случился сердечный приступ?! – выдохнул Егорка.

Я представил бабушку Феню, бодро шагающую с буханкой хлеба. Идёт она себе идёт, а навстречу ей вор в пальто дяди Мити, с подушками в руках. На нём, конечно, чёрная маска, чтоб никто не узнал. Бабушка Феня тут же закричала, как вещи увидела. А вор от неожиданности, наверное, подушку уронил. А может быть, бабушка Феня рассердилась и сама её выхватила. Жаль, что у неё не было пистолета или хотя бы шпаги!

Вор, конечно, оттолкнул старушку и убежал. И тут, без сомнения, с ней случился сердечный приступ!

И во всём, во всём, во всём виноваты мы с Егоркой! Потому что за вещами не следили!

- Что мы скажем дедушке Мите, когда он на обед придёт? – спросил я.

- Не знаю…- вздохнул Егорка, - Его надо как-то подготовить.

- Понятно, - согласился я, - давай начнем издалека. Например, спросим, служил ли он в молодости в армии.

- Это зачем? - удивился Егорка.

- Зачем, зачем! Он скажет: служил!

- Ну?

- А мы спросим: «А с бабушкой Феней, вы, когда познакомились - до армии или после?»

- Ну?

- Он скажет, например: «После». Хотя это всё равно: до или после.

- Почему?

- Потому что потом мы скажем: «Вы только не волнуйтесь, у вашей бабушки Фени сердечный приступ, потому что её подушки украли».

- Зачем же говорить, что украли? – возразил Егорка. - Вон они лежат.

- Ну,  тогда просто скажем про сердечный приступ.

- Если про приступ, то можно, - кивнул Егорка.

Раньше я и не замечал бабушку Феню. Даже не очень её из-за этих подушек любил.

А теперь вдруг почувствовал, что жалею её, что она хорошая и добрая. Она мне когда-то карамельку дала. И кота своего разноцветного разрешала погладить.

Где она теперь? Жива ли?

- Уй,  как хочется есть… – протянул Егорка, - Давай я домой схожу, принесу бутерброд с колбасой!

От этих вкусных слов у меня  в животе что-то заурчало и забулькало, но я строго сказал:

- Нет! Вдруг сейчас дедушка Митя придёт? Вдруг с ним тоже сердечный приступ случится, когда всё узнает?! Я тогда с ним буду, а ты побежишь на помощь звать.

Бабушку Феню мы уже не ждали.

- Мне, наверное, мама звонила… Спросить, как я пообедал. Если я не буду долго брать трубку, она волноваться начнёт, -  вздыхал Егорка и канючил : – Ну, Мишка! Ну, давай! Я быстро сбегаю. Колбаса же!

Но я его не пустил. Моя мама тоже волнуется. Но что волнения мам по сравнению с сердечным приступом бабушки Фени? А может быть, и дедушки Мити? Какая тут может быть колбаса?

И тут вдруг мы увидели её!!! Не колбасу, конечно, а бабушку Феню! Живую и невредимую! Она вышла из подъезда и, как ни в чём не бывало, взяла ту подушку, на которой спал кот. И кота взяла тоже. Под мышку.

Мы со всех ног побежали к ней. На развешенную одежду она смотрела спокойно, видно подмены не замечала. Мы хотели спросить, когда же она вернулась из магазина. Но бабушка Феня нас опередила.

- Что, Мишка, - спросила она, - тоже подушки сушить надумал?

- Где? – с непонимающим видом огляделся я, - Это ж ваше!

- Я своё час назад домой занесла. Только вот Василия будить было жалко, так одну подушку с ним и оставила. А ты чего стесняешься? Если ты хозяйственный парень - это хорошо.

- А как вы догадались, что это моё? – сдавленным голосом спросил я.

- Чего ж тут догадываться. Я в окно видела, как ты всё принёс, а потом с Егором развешивал. Только ты, Михаил, поздно вынес, солнце то уже прячется.

И она пошла к себе.

В нашем дворе живут три Миши. Я, Миша Чепыжный и какой-то детсадовец. Раньше нас путали. А теперь, когда хотят сказать обо мне, говорят: «Это тот Мишка, который подушки сушит». И маму мою называют «мамой Мишки, который подушки сушит», и о папе так говорят, и даже о моём коте Тишке.

- Вон, смотрите, - хихикают, - это кот того Мишки, который сушит подушки.

 Это бабушка Феня меня на весь двор прославила. Всем соседям рассказала, какой я хозяйственный.

Она так и не узнала, что мы её спасали…

 



Комментарии читателей:

Добавление комментария

Ваше имя:


Текст комментария:





Внимание!
Текст комментария будет добавлен
только после проверки модератором.