***
...а когда меня целуешь, как снежинка на лету,
я спешу, сомкнув объятья, заглянуть в твои глаза -
и лечу в зрачковый всполох, заполняя пустоту
белым током лейкоцитов, неуверенностью за-
индевелых слов и пальцев, совершающих побег,
будто старую молитву, из одежды в никуда;
два дыхания, взрываясь, осыпаются на снег
простыни, струящей отзвук твоего немого "да"...
И кружит слепая муха между стёклами окна,
будто страж правопорядка, нашу нравственность блюдя
(и никто ему не скажет: "А пойди ты, братец, на...").
И стучатся птичьи лапки заоконного дождя
в тишину, которой больше, чем получится вместить,
чем достаточно поверить и хоть краешком понять;
если нам с тобою порознь суждено на свете жить,
то, похоже, каждый дождь нас будет вновь соединять
среди сутолоки будней, разлетающейся прочь...
А когда взгрустнуть захочешь о забытом-дорогом,
то припомни целой жизнью показавшуюся ночь.
Или муху, что затихла лишь под утро за стеклом.
***
Наши короткие встречи, украденные у времени:
в общаге, сбежав с работы, стремительно выпав из
общества ржавых винтиков с комплексом полного вымени,
зовущего рук доярки, где-нибудь пьяной вдрызг,
наши слова и жесты, тонущие в пульсации
задёрнутых занавесок, колеблемых сквозняком,
в шумном гай-гуе за стенкой с требованьем догнаться - и
пойти к студенткам-заочницам с початым своим коньяком,
скорая наша нежность с вышитыми подушками
и замшевым покрывалом, сбившимся набекрень
в апофеоз тараканов, с разбегу своими тушками
таранящих стены, мебель, посуду, вчерашний день -
всё это было в эпоху, когда раскололась империя,
и мир поворачивал вправо, а может быть, чёрт те куда...
Но это прошло сквозь пальцы; а помню - по крайней мере, я
(а может, и ты): поспешное одевание - и когда
после пора, созвонимся, в суетливом гробу автобуса
печальной незримой бабочкой поцелуй настигал меня;
а я, торопясь на службу, место на глади глобуса
менял, во всём, что не сбудется, себя и эпоху виня...
***
Она появляется ночью, нашёптывает: «Не верь,
что злая трава плакучая взошла на моём пути.
Я целую вечность призраком твою сторожила дверь,
но долго боялась, родненький, в жилище твоё войти».
И я прохожу сквозь пальцы и запах её волос;
и я прохожу сквозь мысли и чувства её, когда
сплетаются наши жизни, летящие под откос,
сливаются наши губы, срастаются навсегда…
И нет никого на свете, кто нас потревожит. Нет
уже никого, кто скажет о том, что настанет час -
и будет в конце туннеля, где плещется чёрный свет,
встречать нас незримый некто; и он обвенчает нас.
Комментарии читателей:
« Предыдущее произведениеСледующее произведение »