У овсянки запах нищеты
У овсянки запах нищеты,
на кастрюльке бледные потеки.
Дочь Мариша делает уроки,
пятилетний Димка у плиты держит чашку -
тоненькая нить
режет пополам фарфор и душу.
- Димыч, маргарин принес бы лучше...
- Мам, а дашь бабулю покормить?
Комната три на три, плюс балкон,
на кровати мать лицом в подушки,
стол, сервант, за ним три раскладушки.
Снимками заклеенный картон на стене.
Ведь шел уже отсчет,
мы ж ни сном ни духом, как всё плохо.
Улыбались дочка, Димка-кроха,
и Андрюша, муж... живой еще.
Взгляд скользит, цепляясь за портрет -
черный креп на рамке и на буднях.
За окном февраль белесым студнем
поглощает звук, контраст и цвет.
Строй лекарств на тумбочке. Морфин
мамин, упаковка барбитала...
Я люблю ее.
Но так устала
тыкать клином в предыдущий клин.
Душит вездесущий аммиак
сквозь преграду бесконечных стирок.
Хорошо, что есть пока квартира.
Жаль, сменять на меньшую - никак.
I век н.э.
Тех, кто стремился к свету,
кого тяготила судьба
твари, амебы, раба,
кто жаждал скользить по нагретой солнцем воде,
любить ли, владеть, раздавать хлеба,
творить, попирая смерть,
а может взлететь незримым над пламенем Рима,
смеясь,
как будто он Марс,
или червь, но с именем Марса -
их славила серая масса...
Но смыло небесную твердь дождями, словами, слезами
в античный поток Геллеспонта;
И образы, став образами, осели на стены.
А тех, разрывающих вены
в паденьи без крыл с высоты,
их всех перекладина горизонта
на миг превращала в кресты, уводя в прошедшее время,
известное тем,
что запанибрата со всеми,
и точно "на ты" с покрытым уже расстояньем,
где, в точке земного касанья,
героев средь пошлой толпы
встречал в черной траурной тоге
паромщик Харон, говоря:
- Под ликами идолов разных вы часто
искали в бессмертье дорогу,
забыв про исход бытия и неотвратимость порога,
где - триединством Бога -
Стикс, переправа и я.
Под серый дым вокруг бутылки...
Под серый дым вокруг бутылки
Бегут года.
Осколки дней, часов опилки -
Из рук вода.
В тумане лет мелькают лица:
Друзья, враги;
И по судьбе, как по водице,
Круги, круги
Перемежаясь, летаргия
И вечный бой
Разложат прихоти другие
Со мной, с тобой,
Прикроет нежные затылки
Маген-звезда.
Под серый дым вокруг бутылки
Опять года.
Свернется ветер на коленях,
Осядет дым,
Усталость мне распустит вены,
Размажет грим,
И время, вечный левый крайний,
Взмахнет рукой:
Зачем нам, Ирка, берег дальний? -
Весь мир такой...
Странник
Сменив уют рутинного бытья
На вязь дорог, ветров хмельную сагу,
Ты этот мир вбирал, как корни влагу,
Под шепот рек и трели соловья
Шутя отдав стабильность за беспечность,
Ты выбрал самый долгий из путей,
Полярный лед непролитых дождей
Слагал не раз хрустальным словом"вечность"
И влажный обод старческих глазниц
Впитал из манускриптов небосвода
Не ждать переселения народов,
Довольствуясь переселеньем птиц,
Скользить в тиши осенних декораций,
В костры бросая отсыревший хлам.
И, аки посуху, ходить по облакам,
Птиц слабых с траектории миграций
Снимая, и за пазуху, и вниз,
Где горизонт, и свет впадает в море.
Кормить замысловатостью историй
Забытых прежним путником девиц
И лишь в грозу, слабея на мгновенье
Молитвы слать сырой небесной мгле,
Чтоб раствориться влагою в земле,
Среди корней найдя успокоенье
Комментарии читателей:
Комментарии читателей:
« Предыдущее произведениеСледующее произведение »