* * *

Не верь тому кто говорит, что спеты

Все песни. Чей светильник не горит.

Еще родятся новые поэты

В краю, где помнят русский алфавит.

Где книга в неказистом переплете,

Листаемая отроком в тиши,

Читателя приводит не к зевоте,

А служит наполнению души.

Где первый снег, и первый лист в апреле,

И чей-то взгляд и месяц над рекой

Заставят сердце биться на пределе

Над первою нечаянной строкой.

Где, как бы ни трудна была дорога,

Каким бы горьким ни было вчера,

Перенимая промысел у Бога,

Подвижники выходят в мастера.

И с горнею обителью в разлуке,

Крупицей откровенья дорожа,

Они ко всем протягивают руки,

Хоть мало кто стремится их пожать.

Но как же ждут событья и предметы,

Что их чудесным светом озарит,

Когда родятся новые поэты

В краю, где помнят русский алфавит.

* * *

В усадьбах старых, где господ

Аллеи помнят вековые,

Где лик луны, который год

Глядится в комнаты пустые,

Где время пятится назад

По плитам пыльного паркета,

Когда ее холодный взгляд

Проникнет внутрь полоской света,

Вдруг оживают раз в году,

Обычно осенью глухою,

Когда могучий клен в саду

Стучится веткою нагою,

В окно, отряхивая дождь,

Портреты в чопорной гостиной.

Былых сражений бравый вождь

Возьмется за эфес старинный.

Красавица минувших лет,

Делившая усадьбу с братом,

Сухою ручкою лорнет

Несет к глазам подслеповатым.

(Так смотрят только на внучат,

Не думая о предстоящем,

Когда их сабельки стучат

В бою еще не настоящем.)

И без свидетелей чудес

Всю ночь ведутся разговоры.

Шумит и стонет черный лес,

Плетя зловещие узоры.

Когда же волосы туман

Подсушит углями рассвета,

Все станет морок и обман.

И кто тогда поверит в это?

* * *

В наш город зима принесла свой концертный рояль.

На клавишах белых играет студеная вьюга.

На клавишах черных бренчит недотепа февраль,

Вступая не в такт и сбиваясь с привычного круга.

Подобно ему, ощутив приближенье любви,

Мы пальцы кладем на ряды настороженных клавиш.

И просим Всевышнего: «Господи, благослови!

Ты с нами в беде, Ты и в радости нас не оставишь.

Когда же в зиме понаделает дырок апрель,

И белый покров, обернется бесформенной кучей,

Мы, в сердце своем, приютим ненадолго метель,

Однажды рукой потревожив шкатулку созвучий.

Так будет и впредь, несмотря на течение лет,

Под плащ февралю забираться неясной тревоге,

Едва он достанет забытые ноты на свет,

С трудом примостив на педали озябшие ноги.

* * *

Эту осень мы прожили в доме у леса,

Под горою, в объятьях легенды и сна.

Вечерами сюда опускалась завеса

Из тумана, дождя. И в проеме окна

Проявлялись, как снимки на фотобумаге,

Чуть дрожа, словно робость для них не порок.

Островерхие замки, чьи яркие стяги,

Приглашали забыть об объятьях дорог.

И вступить под немые, но гулкие своды.

Рассмотреть на портретах ушедших владык,

Выражение дерзкой и дикой свободы,

Даже если от яда немеет язык.

Но прекрасней всего, но чудесней, волшебней

Даже крыльев дракона, прибитых к стене,

Было то, что за дверью заветной, последней,

Ты вставала из кресла навстречу ко мне.

Маленький дворецкий

Когда укроет в шумной детской

Все сна истома,

Выходит маленький дворецкий

Большого дома.

Он пыль смахнет с часов старинных

И тонкой пикой

Разворошит на шторах длинных

Селены блики.

Негромко хлопая в ладоши,

Разгонит страхи.

И улыбнется, как хорошей

Знакомой, птахе.

Та будет петь нежней и жальче

Перед рассветом.

Чтоб в этом доме вырос мальчик

И стал поэтом.

 Дни испытаний

Однажды спящий человек

Увидел странный сон.

Окончен долгой жизни бег

И умирает он.

Смерть наступила точно так,

Как книги говорят.

Вот сделан к небу легкий шаг,

Затем на тело взгляд.

Ни сожаленья, ни забот

О бренности земли.

Во тьме стремительный полет,

И яркий свет вдали.

Поля земные далеки,

На них осталась плоть.

И вот идет он вдоль реки,

И с ним идет Господь.

Растет сиянье райских врат,

А там окончен путь.

Но он решил взглянуть назад -

На жизнь свою взглянуть.

И перед ним предстали вновь

С небесной высоты

Его надежды и любовь,

Страданья и мечты.

А снизу, где речной песок,

Белеющий, как снег,

Свои следы оставил Бог,

И рядом- человек.

Как будто об руку всегда

Шли человек и Бог.

Но он заметил: где беда,

Следы лишь пары ног.

В моменты грусти и тревог,

Когда не в радость свет,

Пересекал речной песок

Один упрямый след.

И человек спросил, скорбя:

- Иль не достоин тот,

Кто свято верует в Тебя,

Защиты от невзгод?

Смотри, второго нет следа,

Где билась боль моя.

Ты покидал меня, когда

В Тебе нуждался я.

- Дитя мое, я никогда

Не кину чад своих,

И согревает доброта

Минуты скорби их.

Я никого не бросил, нет, -

Всевышний произнес, -

Тебя над пропастями бед

Я на руках пронес.

Август

Август – Византийская империя.

Солнечное царство на земле.

Август – это древняя мистерия

Перехода к холоду и мгле.

Там, где пело каждое растение,

Птиц лишая отдыха и сна,

Варварской ордою запустения

Медленно вползает тишина.

Властелину все еще бесстыжие

Ласки обещает Флоры взгляд.

Но палит костры царевна рыжая,

Табуны под седлами стоят.

Август сохранит свое достоинство,

Споря с надвигающейся тьмой.

И травы редеющее воинство

Ввяжется еще в неравный бой.

* * *

Как трава на старом пепелище,

Смотрит в небеса зеленым глазом,

Храмы возвращаются в жилища,

Отданные тюрьмам и лабазам.

Снова свет в окошках золотится.

И душой устав от жизни светской,

Робко входят чтобы помолиться

Те, кто был лишен иконы в детской.

Облака малиновым настоем

Звона колокольного густого

Лечатся, объятые тоскою

Немоты, в себя вбирая Слово.

И еще найдут слова простые -

Те, что никогда не канут в Лету,

Первые российские святые,

Первые российские поэты.

9-й маршрут

На этом маршруте трамваи пасутся в траве.

И рельсы ныряют под стебли стальными ужами.

Закатное солнце к усталой прильнет голове,

Лучами своими напомнив об осени ржавой.

На этом маршруте отец мой заводу служил.

Служил ли завод ему также? Тут больше вопросов.

Пока он служил, я в окрестных дворах пережил

Наверное три поколения местных барбосов.

Мне чудится режущий скрип на крутом вираже.

Когда на трамвае лихой пронесется возница.

Для нескольких сверстников выпала карта «уже...».

А мне все еще недописанной мнится страница.

А мне все еще помогает размах тополей

Припомнить слова, имена и названья предметам,

Которые канули вместе с мечтою моей

О юной весне, обещающей счастие летом.

О маленьких домиках, скрытых завесой дождя,

Где ждут не меня, но так тянет приблизиться к окнам.

И в них рассмотреть, как на круглую шляпку гвоздя

Взлетает волшебника шляпа, сиренево-блекла.

У всех телефоны, а в детство звонить не дают.

Туда где звонок двухкопеечной равен монете.

И только трамваи забытые песни поют.

Им память моя навевает мелодии эти.

 * * *

Ирине Александровой (Печальный Путник)

Возьми в собеседники небо,

Когда все смолкают вокруг.

Когда, горше горького хлеба,

Накормит предательством друг.

Когда по февральскому снегу

Бредешь и бредешь до весны,

А вести дурные, с разбегу,

Отнимут здоровье и сны.

Когда, только слово проронишь

Надежды, глядь, лопнула нить.

И снова хоронишь, хоронишь,

И будешь еще хоронить.

Когда за спиной нежить, небыль,

От ада ключи теребят.

Возьми в собеседники небо.

И небо услышит тебя.

Прощенное воскресенье

Прости меня. Не сразу не за все.

Прощенье избавляет от удушья,

(обидел мимоходом столько душ я!),

И дарит ощущенье, что спасен.

В который раз, по милости небес,

Дано разжать сведенные ладони.

И вывести из сердца посторонних:

Зло, ненависть, все то с чем дружен бес.

Пусть каждому воздастся по делам.

С поэтами Твой голос строже, суше.

Их судят ими взвихренные души.

Поэтам воздается по стихам.

Прошу о самом сложном и простом,

Закрыв крестом дорогу мыслям низким,

Прости меня и дай прощенье близким,

Перед Великим праведным постом.

 * * *

Слушать лесной родник,

Да песенку ветерка.

Лучшее брать из книг,

Созданных на века.

Сжав холодок в горсти,

Припомнив веселый май,

Сказать в пустоту: «Прости.

Лихом не поминай».

Уж если начать с основ

И весь размотать клубок,

Жизнь станет пригоршней слов,

Брошенных на листок.

Вот только б до края лет

Знать бы наверняка,

Что будет тебе ответ,

Что будет тебе строка.

Мой дар

Мой дар не щедр и не глубок,

Бежит ручьем в траве высокой,

И редко путник одинокий

Благословит его глоток.

То пропадая меж корней,

То подставляя солнцу грани,

Сухой листок воспоминаний

Несет проворно на спине.

Хочу лишь, чтоб, продолжив бег,

Он вдруг не скрылся под землею.

Пусть, сам не сделавшись рекою,

Был частью полноводных рек.

Возраст

Мы становимся суше и строже,

Не к себе – к окружающим людям.

Все вокруг и быстрей и моложе,

Оттого, что моложе не будем.

В нашей памяти были деревья

И трава изумрудного цвета.

И костры, и ночные кочевья

Под покровом веселого лета.

Мы критичнее стали к наукам.

Жизнь свои преподносит уроки.

Разбрелись наши сказки по внукам,

Да и то на короткие сроки.

Мы не рады такому соседству –

Где не вдоволь, а все понемногу.

Мы легко улыбаемся детству.

И болезненно движемся к Богу.

* * *

Любимой с любовью...

Нам бы снова зажечь те венчальные свечи,

Что под сводами церкви горели в руках.

Как звучали в тот час величальные речи!

И парила фигура Христа в облаках.

Лишь для нас, для одних, правил службу священник.

И держали короны над нами тогда.

Убеждая нас в том, что союза священней

В нашей жизни не будет уже никогда.

А в цветном витраже, что изыскан и ломок,

Все еще не покинув свой ангельский чин,

Видим только судьбе, улыбался ребенок.

... Мы ему приглянулись без всяких причин.

* * *

А. Башлачеву

Это песня наша,

Подойди и слушай.

Окликают – Саша!

А в ответ – Ванюша...

Под рубахой белой

Колокольчик звонкий.

Приглядишься – целый,

Прикоснешься – ломкий...

Времена босые

Не прожить сразмаху.

Там дожди косые

Отмывают плаху...