После сказок

Вставай, обопрись на свой позвоночный столб.

Кому-то чудовище ты, кому-то – чудачка.

Хотелось быть чудом, но не по зубам задачка.

Об этом ни слова, замяли, забыли. Стоп.

А чудом бы здорово, столько побочных «да»,

Лови поклонение и фейерверки восторга,

Но есть опасность - в предмет обычного торга

Легко превратиться без следствия и суда…

Так что поднимайся и дуй отсюда, пока

Твой принц превращается в тыкву, а кот на крыше

Глядит, как карету уже дожирают мыши,

И кучер мешает в бокале коктейль «Тоска».

Здесь больше не любят ни чудиков, ни чудес.

Остались чудовища ползать в грязи на пузе.

Русалка на шею старательно вяжет грузик.

Недоброй травой зарастает твой дивный лес…

Водки плесни мне...

Водки плесни мне, чудовищный век.

Как с тобой выжить? Так давит ошейник.

Ты понаставил рогатин и вех,-

Давит шипами забот и лишений…

Водки скорей! Ненавижу твои

Вшивые ценности – время бесчинства,

Сытых князей, безнадёжность вестей,

Время повального дикого свинства…

Душит правленье разнузданной тьмы,

Горькое, тёмное, нервное время…

Время потопов, разгула чумы, -

Душит, и капает солью на темя.

Время безвременья. Алчности, зла,

Подлости, грязи и прочих ненастий…

Время пороков.… Сгорает дотла

Сорок попыток сберечь своё счастье.

Счастье Любви,- искрой Божьей с ресниц..,

Счастье не быть ни рвачом, ни бесстыжей…

Как в тебе выжить?.. Мне водки плесни.

Как в тебе выжить, когда ты всё выжал?..

Выйду на холм, о тебе помолюсь,

Смутное время.… И в хоре нестройном

Болью звенящая тихая Русь

Выпьет, не чокаясь, как о покойном…

Про васильки

Милый, какое счастье закончить сет.

Просто поставить крестик в колонке «чёт».

Но всё равно придётся держать ответ,

Нам, безусловно, скоро доставят счёт.

Впрочем, есть три попытки для дураков,

Жалкие три попытки в обход судьбы:

ВЫПИТЬ ОТВАР ВОЛШЕБНЫЙ ИЗ ВАСИЛЬКОВ,

ВЗЯТЬ И ПОСТАВИТЬ НОЛИК В КОЛОНКЕ «БЫЛ».

Дальше бразды правленья отдать уму,

Всякие «сюси-пуси» ковать в гранит.

Вряд ли смогу я вспомнить, ну почему –

От васильков частенько меня тошнит…

Будь себе сильной, мудрой, всё по уму,

Крестиком шей, рисуй, играй на трубе.

Про васильки не скажешь ты никому.

От васильков всё время не по себе…

А в королевстве...

А в королевстве веет холодом.

- Нет, ты сутулишься опять!

- Что за манеры? – мимоходом,

Роняла королева-мать.

В запущенном старинном замке

Тоска, сквозняк и неуют.

Портреты – в паутинной рамке.

Давно приёмов не дают.

Распущен двор, камин не чищен,

Не ступят гости на порог.

Конюшня, псарня – пепелища.

Остался плюшевый щенок.

Наследный принц, напялив шляпу, -

- Я буду поздно, о ля-ля!

Наследный принц играет в папу,

Играет мальчик короля.

И так заманчив и опасен

Вдали волшебный синий лес.

Он притягательно прекрасен

Для глупых маленьких принцесс.

Кому расскажешь? Разве старой,

Безумной няне?.. Со страниц

Любимой книги – ОН… Обманет?

Вполне возможно. Он – не принц.

Он носит джинсы, взгляд, как стрелы,

Как молнии из под ресниц.

Он самый добрый, ловкий, смелый,

Он точно – лучший, но не принц.

Нет, не откроешься мамаше,

Не сядешь на руки к отцу.

О том, что разом стала старше

Поведать можно только псу.

Постылый замок, как томится

В твоих стенах мятежный дух.

Где взять себе такие джинсы?

Бежать туда, где можно вслух

Сказать мечты. Смеяться – в голос,

Где можно бегать босиком,

Забыть латынь, манеры, гордость,

Играть с живым ушастым псом…

***

- Ах, няня, как всё невозможно,

Жизнь неудачна, счастья нет.

Всё понарошку, скучно, ложно!

Умру совсем в расцвете лет.

Часовни нет, не служат мессу,

Уныло флюгер проскрипит.

Наплакавшись, моя принцесса,

Обнявши пса, тревожно спит.

Она не любила писем

А когда совсем невозможно тошно, вспоминаю год девяносто четвёртый, как стояли, срезанные, в Июле, лапы ели в ведёрке синем в гостиной.

И в блестящих шарах отражалось солнце, а июльский воздух душный и спёртый несуразно мешался с смолистым хвойным и щемящее-празднично-апельсинным…

А она никогда не любила писем, с той поры, когда в декабре, в сорок третьем треугольник обжог замёрзшие пальцы, и пошла на крышу, на ящик с песком.

И молилась тихо, кому не зная, чтобы стёрлась память о том конверте, или, чтоб попасть сейчас под бомбёжку и упасть беззвучно в песок ничком.

А настал рассвет, и спустилась с крыши, и пошла с санями в Нескучный сад, и нарезала лап еловых охапку, и смотрела в синеющий небосвод.

И брела по снегу, и пела песню, вдоль скамеек, статуй, немых оград, и твердила небу: «Вернётся Петя, и мы встретим сорок четвёртый год».

В девяносто четвёртом, кивнув почтальону, закрыла дверь и легла в кровать. Был Июль. Она не любила писем. Любила ёлки в ведре наряжать.

Всё проносится незаметно...

Всё мелькает в нелепом танце: разговорами, светом, тьмою, бесконечною пылью, -

(откуда?!),перекурами, сменой обоев, снами, бытом, горой посуды; и мечтами, что летом –

к морю, новым фильмом и старой книгой, свежей мыслью, банальной фразой, псом, соседом,

попом-расстригой, что-то порознь, а что-то сразу; распустившимся вновь тюльпаном,

ожиданьем, (опять!), зарплаты, глупой ссорой, жестоким словом, взрослой дочкой, (спешишь

куда ты?!!), взрослым сыном, (хана основам!); сединою, морщиной, болью, может, мудростью и

смиреньем, или щёки разъевшей солью, или новым стихотвореньем…

Всё мелькает так быстро-быстро, всё проносится незаметно, только небо с его министром

удручающе безответно…

Про плащ

Ты ходил по свету брошенный,

Не обласканный, ничей.

Я, прохожею непрошеной,

Горе кутала в плаще.

Плащ красивый, ткань пожамкана,

Самый классный из плащей

Мне 17, я не падкая

На ничейных и вообще…

Осень нынче нехорошая,

Дует в плащ, хочу пальто.

Мы с тобою оба брошены

И не хватится никто.

Сели рядом, грызли семечки,

Говорили о душе

Так, на этой, на скамеечке

Двадцать с лишним лет уже…

Иуда

Он незаметен в толпе, рядовой обыватель.

Не располнел, седоват, молчалив и приветлив.

Выпьет в субботу, воблу почистит на скатерть.

Можно без воблы. Иуда непривередлив.

Иуда повесился? Что вы! Какие муки?

Таких не возьмёшь разговором про честь и совесть.

Иуда построил дом у реки, от скуки,

На гонорар. За всем известную повесть.

Он может легко цитировать за стаканом

Немного сур из Корана, агад* из Талмуда.

Теперь он зовётся Джоном, Андре, Иваном.

Стало слегка мешать ему имя «иуда».

Иуда повесился? Что вы! Он ходит к мессе,

Лоб осеняет крестом, чтобы не выделяться.

Верит ли в Бога? Это сюжет для песен.

Но имена детей выбирал по святцам.

Иуда бесплоден? Глупые злые сплетни.

Он наплодил большое число потомков.

Иуда не видит снов, но опять, намедни, -

Смутные, рваные кадры тревожных обломков.

Утром колотится сердце, как от пожара.

Он недовольно крякнет: «Крепка заварка».

А вечерами строчит свои мемуары,

Под псевдонимом Петра, Иоанна, Марка…

Ползти...

Ползти, упрямо расправив плечи,

Ползти, оскалив улыбку в вечность:

«Терпи, родная, ещё не вечер,

Ещё немного, и станет легче».

С гримасой боли, с холодной кожей,

За стол сажая совсем прохожих,

Таких случайных и непохожих,

Но где-то рядом ползущих тоже…

Что б не устали, и не раскисли,

Господь над нами как зонт нависнет.

А кто-то левый поранит мыслью,

А кто-то правый поддержит смыслом.

Вспомнить роль, что дана с роду...

Что-то клинит, когда нет воли.

Доброй воли для славной жизни.

И не можешь выйти из роли.

И барахтаешься в жиже.

А мечты всё реже и реже,

Тяжелы, как мешок с пылью.

И себя без ножа режешь,

А в чулане стоят крылья.

Их давно ободрали мыши.

Пауки там живут с молью.

Ты бросаешь бычок с крыши

И затягиваешься ролью...

***

Отряхнуть бы с себя одурь,

Покормить ангелят светом,

Вспомнить роль, что дана с роду –

Про свободу и соль поэтов.

В узелок и ладан, и смирну,

Три монеты, на всякий случай.

И пойду, разберусь с миром.

Может, станет он чуть лучше.

Насколько теперь близки...

За шторой стерильно-бело,

На скатерти васильки.

Я никогда не умела

Дышать через спазм тоски.

Я от неё убегала –

К людям, в работу, в хмель.

Я её выгоняла

Через окно и в дверь.

Пугалась её до икоты,

(Господи, помоги!).

С пятницы на субботу

Вставала не с той ноги.

Все испытала средства,

Море истратила сил.

«Заканчивай это бегство» -

Хранящий меня объявил.

С утра пою её чаем.

Она сжимает виски.

Мы только вдвоём с ней знаем,

Насколько теперь близки.

Кто позволил тебе спутать карты?

Кто позволил тебе спутать карты

И присниться в начале недели,

Когда лопнули все канаты?

Когда шхуны сели на мели?

Когда зной не оставил шансов,

И запас питьевой – на исходе.

Когда шёлковым синим шарфом

Я душилась, в угоду моде.

Перепутались стропы, и купол

Сообщил, что не любит ветра.

Когда с неба напалм закапал

На полметра пронзая недра…

Что-то чёрное по аортам,

Камнепады, лавины, сели…

Ты придумал побыть немёртвым

И приснился в начале недели.

Жизнь подруга и попутчица...

Жизнь – подруга и попутчица,

Разлюбила? Наплевать!

Что из этого получится –

Сядем вместе горевать.

Обжигает лоб безликовость,

Кипячёным бьет стыдом;

В одинОковость – до дикости,

Упаду опять ничком.

Компромиссно-пресна хартия –

Твердолобости взамен;

Сок вишнёвый – едким натрием –

Из открытых миру вен…

Ветка – точко-тире-знаками –

В мой оконный переплёт,

Приговором – одинАковость,

одинОковость – не в счёт.

Ты ещё сто раз окупишь их –

Струйка соли – каждый стих.

Рядом будут тени умерших

И молчание живых.

Они говорят...

Господи, руки синие,

Это сосуды ветшают…

Они мне говорят «талант»,

Я думаю, утешают.

Я так не хочу болеть

Ни осенью, и не телом…

Они говорят «талант»,

А я совсем огрубела.

А мне не пройти никак

В игольного ушка узость.

Они говорят «талант»,

Я твёрдо уверена – трусость.

И только нажав курок,

С ногтями без маникюра,

«Талант» - простучит висок.

Они говорят, что дура.

Бабушка

А убабушки, помню, на все неудачи, - одна,

неизменная присказка, (въелась в меня поневоле) –

«Разве это беда? Не беда! Это же не война!» -

Говорила всегда и везде моя бабушка Поля.

Мы вставали с рассветом, вдвоём поливали цветы.

Мне – малышке, - забава, игра, переменные роли.

Как-то так незаметно, с крестьянскою мудростью, ты

Привязала корнями к земле, моя бабушка Поля.

Никогда не сердилась, не видела мелких проказ,

Покрывала любовью и шалости, и печали.

«Ты нам портишь ребёнка» - ей мама твердила не раз.

А она улыбалась, слегка пожимая плечами.

Ты испортила, ба. Слишком задрана планка души.

Доброту и любовь, ту, которую мне отдавала,-

Я ищу, как котёнок, затерянный в людной глуши.

Но её очень мало вокруг, ужасающе мало.

Полуграмотна, - чудо, как страстно любила стихи.

Ты, наверное, Богу читаешь… (и как ОН, доволен?).

Вам вдвоём хорошо, вечера не скучны и тихи…

Помолись перед Ним за меня, моя бабушка Поля.

А у нас и в делах кавардак, и весна – не весна.

Вроде, правильный курс, только всюду преграды и мели.

Но я помню, что: «Нет, не беда! Это же не война!»

Я опрыскала вишни твои, зацветут на неделе.

Жизнь раздаёт уроки... 

У мамы солёные щёки и странный застывший взгляд.

Папа даёт зароки, клянётся во всём подряд.

Снова приедет поздно, быстро нырнёт в кровать.

Можно рыдать бесслезно. И беззвучно рыдать.

Димка своё лопочет что-то там по слогам.

Я заявляюсь к ночи, в подъезде напившись в хлам.

В маме кричит бессилье. Рушится мой мирок.

Перья из маминых крыльев я соберу в совок.

Жизнь раздаёт уроки походя, задарма.

Храню в шкатулке вещдоки. Бабушка сходит с ума.

У ненависти есть имя. Взрослею не по годам.

Я привыкаю с ними к жизни без пап и мам.

Мама молчит часами. Димке натру морковь.

Папа давно не с нами. К папе пришла любовь.

Комментарии читателей:

• Джейн

  06.12.2012 20:38:48

  Очень сильные стихи, пробирающие буквально до дрожи. Рифмы очень красивые и оригинальные. Особенно понравился стих "Господи, руки синие", очень проникновенно... Спасибо Вам большое и вдохновения для новых стихов)

• Ваша мать

  29.11.2012 22:23:12

  Доча, Бог поцеловал тебя в темечко. Читала, плакала. Хотелось сказать, что не все так мрачно, но не скажу. Я тебя очень люблю и хочу, чтобы ты об этом знала.