Разговор с небом

 

какая музыка в тебе

звучит зовущей птичьей стаей,

когда ты смотришь вглубь небес,

как внутрь себя, не замечая,

что лодку жизни унесла

река невидимым теченьем?

и что вокруг сгустилась мгла

уже иного измеренья…

какая радуга внутри

мостит пути туда, где не был,

и не с собой ли говоришь

ты, разговаривая с небом?

 

 

Коси, коса…

 

коси, коса, пока ещё роса,

пока в нас плачут маленькие беды.

пока родных живые голоса

зовут нас, несмышлёнышей, к обеду.

 

коси, коса, пока от листьев дым

в глазах моих осенних не слезится.

пока ещё мой папка молодым

на рыжем жеребце по полю мчится.

 

коси, коса, пока моя коса

тугой камчой змеится меж лопаток.

пока не серебрится в волосах

безвременно упавший снег утраты.

 

коси, коса… пока косой другой

мы на лету не скошены под корень.

пока вдали над красною горой —

душе — старинной песней кто-то вторит...

 

 

Сон

 

когда меня допишешь понемногу

по вздоху, по словечку, по шажку,

по строчке соберёшь меня в дорогу

по чистому неслышному снежку.

и, след прочтя, сотрёшь: не всё... и дальше

по тропке незаметной приведёшь

к другим дверям не позже и не раньше,

а точно в срок, и вместе с кровью дрожь

прильёт к рукам: а ключик, где же ключик,

где тонкая зарубка от смычка?

ведь рвётся там, где больно, там, где лучше

меня бы не вела твоя рука.

прильёт к гортани голос невесомый,

и я, как ты, безмолвно обо всём

смогу сказать, неведомым ведома,

не ясно, то ли в жизнь, а то ли в сон.

и не свернуть, не обойти по краю,

не отойти к другому рубежу,

и я на остановке из трамвая

в распахнутое небо выхожу...

 

Чапан

 

                                          папе

 

я долго вспоминала это слово,

из памяти всё время ускользало.

не тёплое по звуку, но, бредово

мне без него тепла казалось мало.

в глубокую метельную хворобу

я падала и падала безмолвно,

где, молча, ты родной, большой и добрый

от холода укроешь этим словом.

укутывать, усаживая в сани,

ты будешь вновь заботливо, и нежно:

«пе-пе» по-птичьи скажешь… и мне станет

уютней в тесном коконе, занеже

не шерстью согревают, а любовью…

но как же так? – тебя я не согрею

(о, что бы ни выуживала память!),

укутав словом, сказанным сквозь время,

как было мне тепло в твоём чапане...

 

 

* зане, занеже - потому что, так как, ибо, церк., ст.-слав.

** чапан - это кафтан из шерстяного сукна, очень тёплый

 

 

Пред-осень

 

и в жизнь человека осеннее

приходит, как в лес или в сад,

как еле заметное тление

желаний несбывшихся над

заботами, бедами, мыслями…

и рвётся куда-то душа

за птицами, ветром и листьями.

но, как отвязавшийся шар

воздушный, что ниткой трепещущей

за ветку цепляется, мы,

цепляясь за лето, надеемся:

тепло в закромах его есть ещё,

и нам далеко до зимы.

 

 

Утро

 

ты пустячком ловилась на крючок,

индийский океан качая в чашке.

забывчиво глаза твои – молчок! –

запутывались в пуговках рубашки

того, кто был напротив и сиял

распахнуто, бездонно-васильково.

и, падая стремительно в провал

молчаний ваших, вздрагивало слово,

которое не веся ничего,

срывалось вдруг тяжёлой звучной каплей.

и где-то на другом краю его

с озёр бедовых вспархивали цапли

во взгляде...

звонким утром у окна

сидела ты, пронизанная светом,

счастливая, что нынче не одна,

безмолвствуя, беседовала с ветром…

 

 

За снегом…

 

срывая заклятья и меты,

куда же ты в холод и снег?

за светом, любимый, за светом,

конечно, за светом в окне.

 

но разве полёты возможны

с одним ненадёжным крылом?

не сложно, любимый, не сложно

забывшей, что значит "вдвоём".

 

не страшно ли мир свой на части

разбить, оставаясь в бреду?

на счастье, любимый, на счастье,

не вечно же всё на беду…

 

о чём ты, заблудшая в небе,

слагала молитвенно песнь?

о хлебе, любимый, о хлебе,

в насущном спасение днесь.

 

с каким же итогом побега

вернулась, промёрзнув насквозь?

со снегом, любимый, со снегом

серебряных прядей волос…

 

 

Осенний сон

 

не выйти мне никак из прошлой осени,

из комнаты, где два ребёнка жили,

где музыка вытягивала жилы,

с ума сводила нежностью…

где взрослыми

не становились раненые музыкой.

и потеряться врозь они могли бы,

и прятались друг в друге, словно рыбы,

от мира в этой заводи искусственной…

не выплыть мне из донной той мелодии,

осенним сном явившейся весною,

нет, нет, всё это было не со мною,

я заблудилась где-то на непройденном

пути, где рыбы в небо уплывают.

и это небо снится мне в трамвае,

когда я забываю…

 

 

Шоколадное

 

ей не плачется, не спится,

и душа, смежив ресницы,

недосказанное пьёт.

мир в окне недужно стынет,

небо плачет без причины,

льнёт к хозяйке рыжий кот.

а в шкафу скучает платье,

как несбывшихся объятий

неслучившийся объём.

и, горячим шоколадом

согреваясь, тихим взглядом

вскользь окидывает дом

та, которая… которой,

словно платье, стало впору

небо цвета «не вдвоём».

 

 

Волчок

 

так надо мной весной нависнет мир,

привидившись пугающе-огромным,

что буду я казаться меж людьми

дичком случайным, сирым и бездомным.

 

и мне себя и мир вдруг станет жаль,

как будто кем-то взяты мы на мушку.

захочется к груди своей прижать

давно уже забытые игрушки,

 

и где-то вне, на гибельном краю,

уснуть, уткнувшись в раненое детство,

где о волчонке сереньком поют,

а он себе всё не находит места.

 

одной мы крови, два немых дичка.

волк не укусит, Бог меня не выдаст.

весна мне просто нынче велика,

как в детстве платья, взятые на вырост.

 

 

День

 

пропитан грустью день медовый

и недолатан, недошит,

в петле опасных недомолвок

слезою в горлышке першит.

а миг непролитого стона

как дождь, идущий cтороной,

плывёт иглою граммофона

в ознобе музыки иной

по закоулкам сирых будней,

по круговой канве разлук.

а мы с тобой в кольце июля

стоим, не разнимая рук...

 

 

Мотыльковое

 

изглубока

издалека

предчувствий

зыбкая река

пронзив ознобными лучами

потом немыми длится снами

как будто кто-то дышит нами

и смотрит нашими глазами

сквозь лёгкий трепет

мотылька

издалека

изглубока...

 

 

В поисках счастья

 

любить – идти по краю бездны

и, не скорбя,

как долгий опыт бесполезный,

забыть себя,

и раствориться и растаять,

сгорев свечой,

и тонкой ниткою срастаясь

с твоей душой,

понять до дна прозревшим сердцем,

как ясен мир,

как стала жизнь летящей песней,

и от любви

расцвёл надмирный город светлый,

как сон, вдали,

когда с твоих ладоней ветви

вплелись в мои.

 

 

Не успеваешь

 

перевести дыхание

и оглядеться,

где я?..

 

не успеваешь обжить эту осень,

испить туман,

а на окне замёрзшем

пальмы и орхидеи

кто-то рисует ночью,

уже зима?

кто-то листок осенний

в колючий иней

кутает хрустко,

сыплет и сыплет снег.

только вчера ещё

слышала крик журавлиный,

терпко-печальный,

а нынче в моём окне

лист золотой на ветке

звенит хрустально,

хрупок, от ветра срывается вниз

в пике.

так обрываешься в зиму,

отстав от стаи,

не успевая обжить этот мир,

как есть,

налегке…

 

Сны памяти

 

сны памяти листая, я вижу стылый день,

где осень золотая ржавеет как везде,

а ветер гонит тучи и палую листву,

где неслучайный случай столкнул нас наяву.

где все преграды руша, неведомый магнит,

не разнимая души, ведёт в другие дни

всех, падающих в сети, поверивших в родство,

как маленькие дети… и где, шурша листвой,

к придуманному дому бредут в забытых снах,

ладонь в ладонь, фантомы

у осени в глазах.

где в каменные платья одетая страна

оставлена распятьем,

а дальше тишина…

 

 

Сыграть вслепую

 

сыграть вслепую,

выпрыгнуть, сорвав

стоп-кран своих привязанностей

мнимых…

ах, осень, осень, как же мы ранимы,

и каждый виноват, и каждый прав.

ах, осень, я вхожу в тебя, как в храм,

и всякий раз ловлю себя на мысли,

что каждый миг наш будущим исчислен,

и ни одной минутки не отдам

ни холоду, ни мраку, ни огню.

и даже если мне разбитой вазой

покажется вся жизнь,

но я ни фразы,

ни слова из неё не зачеркну…

 

 

                     

---

Комментарии читателей:

Комментарии читателей: