– Кря-кря! Стая уток совершает вынужденную посадку в Мыльном океане! – сказала мама, и, с её подачи, три резиновые жёлтые уточки плюхнулись в ванну, где, словно айсберг, возвышалась намыленная Ириска. Четырёхлетнюю девочку на самом деле звали Ириной, но это имя было пока великовато, а его обладательница немного шепелявила. Так что приходилось побыть до поры до времени конфетой.

– М-м-м, как вкусно пахнет новый шампунь – настоящая клубника! – восхищалась мама, усердно массируя голову дочке, пока та занималась утоплением уток. Игрушки неизменно всплывали на поверхность и покачивались на буграх ароматной пены, насмешливо улыбаясь красными клювиками.

Оставив попытки расправиться с нахальными утками, Ириска протянула руку к шампуню и, открыв бутылку, с удовольствием вдохнула запах. Потом надавила – выпрыгнуло несколько радужных пузырьков.

– Мам, а сегодня на улице один мальчик надувал большущие мыльные шарики! Ты видела? Правда, красиво? Я тоже хочу…

– Завтра куплю тебе баллончик пузырей – тоже будешь надувать, – пообещала мама.

– А я сейчас хочу!

– Сейчас не получится: нужна специальная пластмассовая палочка с кольцом на конце – у мальчика была такая.

Ириска бросила шампунь в воду и капризно захныкала.

– Ну-ну, не плачь, воды и так полно. Послушай лучше сказку…

Жила на свете Мыльная фея. Девушка нежная, изящная, словно балерина. Она благоухала то розовыми лепестками, то лавандой, то лимоном – самыми чудесными ароматами. А шёлковое платье переливалось всевозможными оттенками: зелёного яблока, морских глубин, сливочного крема, спелой клубники.

Тёплый южный ветер Зефир влюбился в Мыльную фею без памяти. Каждое утро прилетал к открытому окну белоснежного дворца – полюбоваться красавицей и поиграть её золотистыми кудрями и складками платья, а потом с удовольствием разносил по окрестностям ароматы. Долгое время он не решался раскрыть свои чувства, но однажды набрался смелости и прошептал фее в розовое ушко, что любит её и хочет увезти в свой замок на берегу моря.

Мыльная фея рассмеялась:

– Что делать с таким непоседой? – сама фея никогда не покидала дворца, а Зефир почти всё время находился в движении и казался невидимым, лишь когда замедлял бег, можно было рассмотреть, что это миловидный длинноволосый юноша в сиреневом камзоле. – Что хорошего в муже, у которого ветер в голове гуляет? И вообще, морской климат мне противопоказан! – вода была для феи смертельна, поэтому она никогда не умывалась, но оставалась свежей и опрятной. – Да и силёнок у тебя маловато – ни поддержки, ни опоры!

Зефир рассердился не на шутку, подхватил Мыльную фею и понёс далеко-далеко, в родной замок. Ветер, храня ледяное молчание, будто и не был южным, летел много дней и ночей, пока не достиг какого-то мрачного города. В горле у Зефира пересохло от жажды, он начал слабеть, а на центральной площади как раз бил фонтан. Всё здесь было серым – дома из серого камня, мощённые булыжником улицы, серые кошки и собаки, сизые голуби, пыльные деревья в парке, серая одежда у прохожих, даже лица – бледно-серые. Фонтан был сделан из серого мрамора, поэтому вода казалась тёмной и мутной.

Зефир, приняв человеческое обличье, спустился к фонтану, чтобы попить, и поставил фею на бортик. Откуда ни возьмись выскочила собака и с лаем бросилась на чужаков. Фея испугалась, вздрогнула, поскользнулась и упала в воду, взметнув кучу разноцветных брызг. В мгновение ока она, издав короткий стон, растаяла, превратившись в пушистую пену, заполнившую чашу фонтана.

Ветер, опомнившись, присел на бортик и заплакал. Он сознавал, что красавицу погубило его безрассудство. Но раскаяние пришло слишком поздно.

Пена продолжала подниматься и вытекала за края чаши, шлёпаясь на серый булыжник. Фонтан, заполненный пеной, отбрасывал радужные отсветы на окружающие дома.

Тут подоспел мальчик – хозяин пса, а за мальчиком приковылял, тяжело опираясь на трость, дед. Старик остановился, зачарованный представившимся зрелищем: в стеклах очков заиграли радужные всполохи.

– Давным-давно, в детстве я любил пускать мыльные пузыри… А ну-ка, внучок, сбегай домой, найди в правом ящике моего комода белую палочку с кольцом на конце и принеси сюда, я фокус покажу, – внук и собака наперегонки побежали выполнять поручение, а дед продолжал, обращаясь к Зефиру: – Зря вы плачете, молодой человек. Как может грустить юноша с такими чудесными солнечно-золотистыми волосами и свежим румянцем? Местные жители уже забыли о существовании ярких цветов, лишь такие старики, как я, помнят.

– Я ветер, а не человек, – обиженно ответил странник, утирая слёзы, – А что с вашим городом?

– Однажды здесь прошла Пыльная ведьма и украла все краски. С тех пор мы влачим жалкое существование. Многие уехали – кому хочется жить в таком унылом месте? А сегодня случилось чудо!

Мальчик и пёс вернулись. Внук протянул деду палочку, и тот показал, как выдувать пузыри. Первый прозрачный шарик, переливаясь радугой, оторвался от палочки, плавно спустился вниз и, наскочив на булыжник, лопнул.

Зефир перестал всхлипывать, следя за пузырём.

Когда мальчик выдул мыльный шарик, Зефир, улыбнувшись, подул на него и отбросил к окну третьего этажа одного из домов. Из окна с любопытством выглянул другой мальчишка.

Потом ветер попросил палочку и, зачерпнув побольше пены, выдул огромный пузырь. Придерживая рукой, посадил в него собаку и пустил по ветру. Пёс, беспокойно и приглушённо гавкая, взлетел над домами.

– Он же разобьётся! – закричал мальчик, но собака благополучно опустилась на крышу одного из домов. Ветер, сжалившись, снял её и вернул мальчику.

Зефир развеселился и стал пускать один пузырь за другим. Выглянуло солнце. Над городом плыли громадные мыльные шары, через которые проходил солнечный свет, словно через витраж, окрашивая дома, изгороди, деревья, людей в яркие цвета.

Вскоре Зефиру наскучило это занятие и он, обещав заглядывать в гости, улетел в другие края. Кажется, ветер уже забыл свою печаль. А мальчик с дедушкой и другие жители города продолжали по очереди пускать мыльные пузыри – пена, а с ней и веселье всё не кончались.

Так Мыльная фея, сама того не зная, вернула городу краски и смех.

 

…Благоухающая Ириска была завёрнута в мягкое махровое полотенце.

– Мне жалко фею, но мыльные шарики такие чудесные… – мечтательно протянула девочка. – А в баллончиках, что продают в магазинах, пена из того фонтана? А можно выдуть шар размером с дом?

– Сейчас наденем любимую пижаму с собачками и спать, – ласково проговорила мама, прерывая поток вопросов.

– Завтра будем пускать пузыри, – ответила сонная, раскрасневшаяся после ванны Ириска.

 

ЛЮБОПЫТНАЯ ОВЕЧКА

Мама сделала Ириске бутерброд с овечьим сыром.

– Этот сыр, правда, не такой вкусный, как приготовленный твоей бабушкой, – посетовала мама. – Вот летом поедем отдыхать в деревню, там увидишь настоящих овечек и попробуешь домашнего сыра!

– Бе-бе-е… Овца! – проблеял, заглянув на кухню, старший брат Колька, показывая Ириске язык. Он учился во втором классе и считал четырёхлетнюю сестрёнку несмышлёной малявкой, достойной всяческого осмеяния.

– Ма-а-ам, Колька дразнится! – доложила девочка, но братец уже хлопнул входной дверью – побежал в школу.

После завтрака мама с дочкой отправились на прогулку. На улице было морозно, но Ириска не мёрзла – её согревали пёстрые носочки, свитер и шарфик из овечьей шерсти.

– Овечка поделилась шерстью, а бабушка изготовила пряжу и связала для тебя эти тёплые вещи, – пояснила мама.

После полудни брат, вернувшись из школы, наспех сделал уроки и сел за компьютер.

– Ирис-кис-кис, хочешь смешное покажу? Овца плюётся радугой, – Колька, довольный, продемонстрировал картинку на мониторе: овечка, изо рта которой вырывается радужный поток.

Ириска засмеялась.

– Овца – это ты! Овцы всегда глупые и смешные! – коварно добавил брат и захихикал, а девочка, разобидевшись, ткнула его в спину кулачком и с хныканьем побежала к маме, за утешением.

Вечером Ириска капризничала, не хотела засыпать.

– Чтобы заснуть, нужно считать овечек, – сказала мама. – Ну-ка, попробуй!

– Один, два… десять, – девочка умела считать только до десяти. Этого оказалось мало для того, чтобы заснуть.

– Мам, лучше расскажи сказку… про овечку и радугу! – попросила малышка.

– Хорошо, слушай…

 

***

Жили-были овцы. Сто совершенно одинаковых на вид – беленьких, с чёрными ножками. Одна подаст голос – заблеют все остальные, одна побежит – и всё стадо за ней. День-деньской они жевали траву,  а ночью спали. Но была среди тех ста необычная овечка – очень любопытная. Постоянно задавала вопросы: почему трава зелёная, а солнце жёлтое, дают ли молоко божьи коровки … Ночью она просыпалась и долго-долго смотрела на луну в узкое окно загона. Луна казалась кругом овечьего сыра, который кто-то большой и невидимый постепенно съедал, но каждый месяц сыр появлялся вновь. А ещё овечке нравились такие яркие, блестящие, рассыпанные по ночному небу…

– Что это? – спрашивала она у подруг, а они шикали: – Спи! Не мешай отдыхать! Много будешь знать – скоро состаришься!

Овечке хотелось побывать где-нибудь, кроме загончика и луга. Но стоило отбиться от стада, сторожевые собаки, толкая и кусаясь, заставляли вернуться к сородичам.

– Глупая ты! Вот заблудишься и попадёшь на обед к волку! – укоряли они беглянку.

Однажды ночью любопытная овечка проснулась и решила прогуляться. Тёмное небо было усеяно крупными сверкающими звёздами, словно луг цветами. Она бежала всё дальше и дальше, пока не очутилась в глухом лесу. Вдалеке послышался вой и, дрожа от страха, маленькая полуночница забилась под корень вывороченного в бурю огромного дуба. Свернувшись клубочком на мягком мху, вздрагивала от каждого шороха – воображение рисовало громадных кровожадных волков и медведей, ядовитых змей,  толстых, как корабельный канат. Сердце стучало, словно дятел. Лишь перед рассветом измученная овечка задремала. С первым лучом солнца она встрепенулась, выскочила наружу – утренний лес был совсем не страшным. Она весело прыгала по лужайкам и холмикам, скакала по лесным дорожкам, бебекая песенки.

Внезапно погода испортилась, налетела туча и пролилась на землю дождём, словно лопнувший бурдюк.

После обильного ливня снова выглянуло солнце, и миллионы капелек, усеявших листву и травы, заиграли самоцветами, а над лесом выгнулась дуга.

– Что это? Хочу посмотреть поближе! – решила овечка и принялась карабкаться на самый высокий холм, пока не добралась до вершины. Радуга прислонилась к холму, спускаясь вниз подобно разноцветному водопаду.

Овечка, приблизившись, осторожно тронула её передним копытцем – что-то мягкое и вместе с тем упругое. Копытце окрасилось в ярко-жёлтый цвет.

– Эх, прокачусь! – овечка разбежалась – прыг! и покатилась вниз по дуге.

– У-у-ух! – она пролетела со скоростью ветра и шлёпнулась прямо на луг, где паслись все девяносто девять её подружек.

Овцы сначала, испуганно заблеяв, бросились врассыпную, но увидев, что это их подруга, сомкнулись вокруг и засмеялись над ней.

– Смотрите: чудо-юдо чумазое! – овечка была в разводах всех цветов радуги.

– Зато я одна ночевала в лесу, – с гордостью ответила путешественница, – И каталась на этой… похожей на коромысло… разноцветной…

Теперь любопытную овечку легко можно было заметить в стаде. Из цветной шерсти получились пёстрые нитки, а из них – такие же пёстрые шарфики, свитера, носки, варежки, гетры. Хозяева назвали её Радугой. Лишь одна из стада получила имя, остальные так и остались безымянными овцами.

 

***

– …Четыре, пять… – закрыв глаза, чуть слышно шевелила губами Ириска. Ей уже снилась непоседливая разноцветная овечка, которая каталась на радуге.

 

ЦВЕТОЧНЫЙ ПАРОВОЗИК

Ириска, деловито насупившись, старательно водила по бумаге кисточкой, оставляя влажные разноцветные полосы и кляксы. Девочка сидела на ковре, разложив вокруг акварельные краски, фломастеры и карандаши.

– Что рисуешь? – Колька со снисходительным видом взрослого, интересующегося занятиями ребёнка, склонился над Ириской, заглядывая в рисунок.

– Паровозик, – лаконично ответила малышка.

– Разве это паровоз? Валенок какой-то, – насмешливо возразил брат, – А это что за огурцы с глазами?

– Никакие не огурцы! Это эльфы! – пояснила обиженная девочка.

– Огурцы, баклажаны, морковь, помидоры – получилось овощное рагу! – не унимался Колька.

– Отстань! Не мешай рисовать! – закричала Ириска, и угрожающе замахнулась. Колька сделал шаг в сторону, продолжая хихикать и гримасничать, и нечаянно опрокинул баночку с грязной водой, в которую сестрёнка окунала кисточку. По рисунку вмиг растеклось болотце – овощеподобные эльфы промокли насквозь и погрустнели.

Ириска с рёвом побежала жаловаться к маме, которая на кухне нарезала морковку и баклажаны, и через минуту обе вошли в комнату.

– Смотри, он испортил мой рисунок! Я так уже не нарисую! – всхлипывала девочка, демонстрируя покоробившийся от влаги грязноватый лист.

– Я нечаянно, – поспешил оправдаться Колька и перешёл к нападению, – И чего она на полу всё пораскладывала – ступить некуда! Подумаешь, каляки-маляки, я таких за минуту сто штук нарисую!

– Сейчас будем кушать, – сказала мама, а после – сядем и вместе нарисуем другую картинку. Коля, ты нам поможешь.

Пообедав супом и котлетами с овощным гарниром, мама и дети уселись на ковёр и, взяв чистый лист, стали рисовать. А чтобы дело шло веселее, мама рассказала новую чудесную историю.

 

***

Идёт чёрный, как грифель, медведь по цветочному лугу. Шлёпает тяжело, брюхо почёсывает, глаза жмурит от яркого солнышка. Вдруг – хрумс! хрясь! – что-то под ногами хрустнуло, и послышался жалобный писк.

Медведь наклоняется, вглядывается в траву – на земле лежит опрокинутый белый паровозик с прицепом – семь маленьких цистерн: красная, оранжевая, жёлтая, зелёная, голубая, синяя и фиолетовая. Цистерны перевернулись, и из них вытекла почти вся краска. Рядом плачут маленькие человечки, которых медведь сразу и не заметил. На головах у них шляпы с серебряными бубенчиками, напоминающие цветы колокольчика. Человечки дрожат от страха, и бубенчики часто-часто позванивают.

– Эй, мелюзга! Кто такие? – рявкнул медведь.

– М-мы эльфы! – в один голос протянули человечки.

– Зачем сырость развели?

– Ты раздавил наш цветочный паровозик, – дружно пожаловались эльфы, а один из них, видимо, самый старший, добавил: – Все краски вытекли…

– Подумаешь! – махнул лапой медведь, – Раздавил, так раздавил. Несчастный случай! Нечего было под ногами такого великана, как я, путаться. Правил лесного движения что ли не знаете? Радуйтесь, жуки, что сами целы остались!

– А что же нам теперь делать? Всё лето собирали эту краску семи цветов радуги – из лепестков фиалок, одуванчиков, васильков, маков… Это для тонкого полотна, что идёт на пошив нашей одежды. Такой труд насмарку! Лето на исходе, новую партию краски подготовить уже не успеем. Придётся в этом году ходить в серых невзрачных костюмах!

Медведь призадумался. Стало ему жалко маленький народ. Солнце спряталось за тучу, такую же чёрную, как медведь.

Кап-кап! Одна, другая капля. Мишка подставил лапу человечкам, чтоб они на неё вскарабкались, и поспешно заковылял к ближайшему дереву, где можно было спрятаться от ливня.

Молча они сидели под дубом, глядя сквозь серую пелену дождя на поблёкший луг. Когда ливень иссяк, снова выглянуло солнце, цвета проявились, словно на акварельной раскраске, смоченной водой.  Будто полосатое полотенце на крючке, свесилась почти до земли радуга.

– А ну-ка, малышня, ждите здесь, – мишка подошёл к радуге, потянулся  к ней и, схватив за конец, намотал на шею, как шарф.

– Показывайте, где ваше полотно, – сказал медведь, вернувшись.

Эльфы, перестав плакать и вздыхать, охотно указали дорогу к красильне – мишка, снова подставив малышам переднюю лапу, нёс их аккуратно, чтобы не раздавить.

Прибыв на место, он приказал разложить полотно на траве и, сняв радугу с шеи, стал выкручивать, как мокрую простыню. Во все стороны полетела краска – она ложилась на полотно разноцветными разводами и шлепками. Таких тканей у эльфов ещё не было!

Выжав радугу без остатка, медведь попрощался с повеселевшими эльфами и побрёл домой.

На пути к берлоге его поджидал, сидя в укрытии, охотник. Услышав приближение зверя, вскинул ружьё, но, увидев пятнистого, перепачканного красками медведя, опустил ствол и в недоумении начал водить пальцем, считая количество цветов в раскраске диковинного зверя: – Каждый Охотник Желает Знать, Где Сидит Фазан.

«Одно из двух, – решил охотник, – Либо я сплю, либо это медведь-мутант, который вырос в радиоактивном лесу. И то, и другое плохо – не знаешь, что от таких медведей ожидать. Лучше убраться подобру-поздорову».

Медведь шёл себе дальше и песенки насвистывал. Невдомёк ему было, что если бы эльфы со своим цветочным паровозиком не попались ему под ноги, висела бы сейчас его чёрная шкура в охотничьем доме.

 

***

– Так что нет худа без добра, – заключила мама. – Смотрите, как замечательно получилось!

Рисунок вышел на славу: мама нарисовала медведя и эльфов, Колька – паровоз (похоже получилось, с натуры рисовал – со своего старого игрушечного паровоза), а Ириска – траву, цветочки, солнце, облака и радугу.

– Давайте автографы поставим! – предложила мама и, обмакнув указательный палец в оранжевую краску, сделала отпечаток в уголке листа. Дети последовали её примеру.

Ириска подумала: «Как здорово, что мама всё умеет: и суп сварить, и картинку нарисовать, и примирить медведя с эльфами».

 

КОЛИБРИ НА ЁЛКЕ

– Осталось повесить последний шарик. Он необычный, – с загадочной улыбкой сказала мама и вынула из отдельной коробочки блестящий иссиня-чёрный шарик с изображением птички с переливающимся радужным опереньем.

Глаза Ириски восхищённо расширились, в зрачках заплясали отражённые птички.

– Твоя тётя привезла с острова Тринидад. Ручная работа – больше ни у кого такого шарика нет. Так что осторожнее с ним… Странно, внутри звенит что-то, – мама бережно закрепила шар на колючей ветке и отошла полюбоваться наряженной ёлкой.

– Мам, а что это за птичка? Такие только в сказке бывают? – спросила Ириска.

– Это колибри – самая маленькая птица на земле. Размером – во-о-т такусенькая, с твой мизинец, – объяснила мама. Живёт в далёких тропических странах, питается цветочным нектаром, как пчёлка. Правда, чудесная? Словно кусочек радуги.

– Под̀арите мне живую? На Новый год? – загорелась Ириска. – Она будет жить на подоконнике, среди цветочных горшков. Или пусть прямо на ёлке поселится, как в лесу!

– Да её наш Марципан в два счёта поймает и слопает, как муху, – рассмеялась мама, кивнув в сторону дремавшего на диване рыжего кота.

Услышав своё имя, кот беспокойно повёл розовыми ушами, в прорези приоткрытого левого глаза блеснула зелень кошачьего зрачка. Ириска погрозила Марципану кулаком, на что кот недовольно поморщился и сделал вид, что продолжает спать, хотя уши его навострились.

– Ну всё, Ириска, пора последовать примеру Марципана. Давай баиньки!

Девочка под маминым присмотром умылась, почистила зубы и переоделась в пижаму. Поцеловав дочку в лоб и подоткнув со всех сторон одеяло, мама погасила свет и ушла.

Ириска некоторое время лежала тихо, почти не шевелясь. Сквозь щель от не задвинутой до конца шторы на стену просачивался свет, и в нём мелькали тени. Их отбрасывали крупные хлопья снега, плавно падавшие за окном. Это зрелище напоминало кукольный театр теней, в который девочка с мамой ходила осенью. На стене-экране мелькнула большая хищная птица, и Ириска в страхе натянула на голову одеяло. Несколько минут сидела не шелохнувшись, притворяясь, что её в комнате нет. Наконец решила выбраться из укрытия и, свесившись с кровати, проворно схватила сначала одну тапку, потом вторую. Надела их, сидя в постели, чтобы ночные подкроватные чудища не успели схватить за ноги, и, резво спрыгнув на пол, подбежала к двери, не оглядываясь (вдруг птица-призрак ещё сидит у окна?).

Осторожно приоткрыв дверь, Ириска вышла из детской и на цыпочках направилась в гостиную. Там в полумраке поблёскивали отражённым светом игрушки на ёлке. Под ней загорелись два зелёных огонька и двинулись навстречу девочке. Послышался мягкий шорох, и в темноте проступили очертания кота.

– Глупый, напугал меня, – прошептала Ириска.

– Миау-у, – подал голос Марципан.

– Тише ты, – шикнула девочка и на ощупь включила настольную лампу. Кот, задев ёлку, шмыгнул под диван и оттуда зловеще поблёскивал глазами-фонарями.

Ириска осматривала ветки, отыскивая шарик с колибри. Вот он! Переливается, покачиваясь в неярком свете ночника.

Что это? Нарисованная птичка шевелит крыльями, её разноцветный хвостик трепещет.

– Девочка, помоги! Я Колибри, дочь радуги,  – защебетала она, – Чёрная колдунья заключила меня в этот шар! Она терпеть не может ярких красок, веселья и звонких песен, потому невзлюбила мой пёстрый народ. Колдунья хочет нас уничтожить и затянуть весь лес чёрной мглой. Раз в сто лет меня может спасти ребёнок и только в предновогоднюю ночь, когда возможны любые чудеса.

– Что нужно делать? – участливо спросила Ириска, завороженно глядя на волшебный шар.

– Брось шарик на пол, дальше сама увидишь, – сказала колибри.

Девочка послушно потянулась к ветке, сняла игрушку и, взглянув на неё напоследок, бросила на пол.

Раздался звон, и из шарика выпорхнула, сияя разноцветными перьями, птичка. Она махала крыльями часто-часто, словно стрекоза и восторженно напевала: – Свобода! Чары злой колдунья разрушены!

Из-под дивана высунулась кошачья голова – зелёные глаза хищно следили за летающей чудесницей.

– Хочешь побывать в моей стране? – спросила птица, немного успокоившись. – Ты мне сразу понравилась, Ириска, имя у тебя нежное, цветочное…

– Конечно, хочу! – ахнула малышка.

– Дотронься до моих крыльев! – повелительно пискнула колибри.

Коснувшись трепещущих крыльев, Ириска тотчас почувствовала головокружение и начала стремительно падать куда-то в темноту, замечая, что наряженная ёлка и Марципан так же быстро увеличиваются в размерах. В кошачьем взгляде застыл ужас, быстро сменившийся охотничьим интересом.

Р-раз! Через мгновение Ириска пришла в себя, осознав, что летит верхом на колибри, крепко обхватив её шею. Сделав несколько кругов вокруг ёлки – та напоминала небоскрёб, в подножии которого суетился рассерженный кот – колибри устремилась к картине, что висела на стене.

Пейзаж изображал джунгли с яркими экзотическими цветами, лианами, среди которых ползали змеи, ящерицы, насекомые. Эту картину тётя тоже привезла из путешествия.

Приближаясь, девочка видела, что листья шевелятся шелестя, джунгли наполнены звуками и запахами, которыми её обдавало. Что случилось? Они уже летели, со свистом в ушах, по тропическому лесу под крики попугаев и шорох жуков. Ириска оглянулась: сзади тоже были джунгли. Джунгли со всех сторон.

– Вот здорово! Мы в картине!  – закричала малышка во весь голос, ведь теперь можно было не бояться разбудить родителей и Кольку.

Колибри зависла около большого оранжевого цветка с красными тычинками и юркнула в чашечку. Они оказались в шёлковом полупрозрачном шатре, по стенкам которого стекал тягучий медово пахнущий нектар. Девочка погрузила в него палец и облизала.

– Какая вкуснятина! – промурчала Ириска и стала жадно загребать пальцем сладкую ароматную тянучку.

Сзади послышался шорох. Девочка и колибри обернулись: чёрный жук, ростом почти с девочку, пытался пробраться в чашечку цветка и полакомиться нектаром.

– А ну кыш, мы первые пришли! – закричала Ириска.

– Не жадничай, всем хватит, – укоризненно сказала колибри, – Тебе, пожалуй, довольно сладкого на сегодня. Летим дальше!

Девочка протянула было руку, чтобы лизнуть нектара напоследок, но птица уже покинула цветок.

– Ещё чуть-чуть, за теми лианами – мой дворец в дупле старого бука.

Вскоре Ириска услышала шелест тысячи крыльев. И в следующий миг увидела огромное дерево, вокруг которого порхали сотни крошечных разноцветных птичек.

– Королева вернулась! – радостно передавали они друг другу и радужным шлейфом сопровождали королеву, с Ириской верхом, к дереву.

– Это моя спасительница, – объявила королева Колибри. – Если бы не она, томиться бы мне в плену у Чёрной колдуньи до скончания веков!

Королева едва успела увернуться от клейкого языка противной чёрной жабы, сидевшей на одной из веток бука и с ленивым видом взиравшей на окружающее агатовыми глазами.

Пернатые подданные прыснули в стороны разноцветными брызгами.

– Жизнь очень опасна для таких маленьких существ, как мы, – сказала, едва переведя дух, королева Колибри.

А чёрная жаба обернулась кривозубой смуглой старушкой и, мерзко хихикая, стала быстро расти: – Сейчас всех вас посажу в чёрные шары, и наконец-то лес станет тёмным и мрачным – как я люблю!

Появление Чёрной колдуньи вызвало панику, птицы попрятались в цветах и кронах близлежащих деревьев. Какие-то чары не давали колдунье приблизиться к большому буку и она, в бессильной ярости, кружила над полянкой. Ириска на удивление не растерялась и шепнула Колибри: – Она похожа на чернильное пятно. А что если её закрасить?

– Есть способ расправиться с ней, – ответила королева, и, подозвав нескольких подданных, велела слетать за радужными камнями. В мгновение ока птицы принесли в клюве переливающиеся камешки.

– Подождём, пока колдунья уснёт, – сказала Колибри.

Выбившись из сил, колдунья прилегла на полянке и захрапела. Королева радужных птиц с Ириской на спине подлетела к ней и скомандовала: – Кидай прямо в рот!

Девочка бросила в приоткрытую пасть с длинными гнилыми зубами один за другим три камешка, и колибри тотчас отлетела на безопасное расстояние. Колдунья дёрнулась, выпучила глаза, начала скукоживаться и через несколько мгновений от неё осталась лишь чернильная лужица.

Избавление от злой волшебницы было встречено всеобщим ликованием. Колибри обрушились с ветвей деревьев многоцветным шумным ливнем. Они пели песни, славя свою спасительницу.

– Пора возвращаться домой, Ириска!  – сказала королева, когда веселье утихло. – Но я хочу подарить тебе кое-что на память.

Колибри влетела в дупло большого бука и стала снижаться. Сначала было темно и пахло землёй, как в шахте, но вскоре девочка заметила мягкий свет, исходивший от стен.

– Радужные камни, – пояснила королева, – Они  здесь растут, как грибы. Возьми любой, какой нравится.

Ириска протянула руку, с усилием отколупнула камешек и, соскользнув с гладкой спинки колибри, с пронзительным криком полетела вниз, в непроглядную темноту…

***

Когда Ириска проснулась, первым делом бросилась в гостиную. Мама была уже там – стояла рядом с ёлкой, внимательно разглядывая что-то на полу.

– Кто же разбил наш чудесный шарик с колибри? – грустно спросила мама, заметив приближающуюся дочку, и бросила укоризненный взгляд в сторону кота, – Наверное, Марципан нахулиганил.

Кот обиженно отвернулся.

– Конфету тоже он съел, кто же ещё, и фантик на пол бросил, – продолжала мама.

Не стерпев такой клеветы, кот соскочил с дивана. С упрёком глянув на маму, забрался на подоконник и с философствующим видом уставился во двор.

– Мамочка, это я разбила, – у Ириски глаза были на мокром месте, – Чтобы спасти королеву Колибри. Злая колдунья посадила её в шарик…

– Хорошо, что призналась, не сваливала вину на другого, – сказала мама и улыбнулась: – Фантазёрка ты у меня всё-таки!

– Мам, смотри! – Ириска заметила среди груды блестящих осколков отшлифованный радужный камешек и, подняв, стала рассматривать его на свет.

– Вот что звенело внутри шарика! Это тебе подарок от королевы Колибри за то, что спасла от заклятья.

Ириска и Марципан встретились взглядами. Девочке показалось, что рыжий кот заговорщицки усмехнулся и как ни в чём не бывало снова отвернулся к окну.

 

ЛОСКУТНЫЙ ДРАКОН

– Вот вы, мои сладкие! Ириска и Колюнчик! – бабушка едва не задушила внуков в объятиях. Они вместе с родителями приехали отдохнуть летом в деревню. Ириска уткнулась в бабушкин передник, крепко обхватив её ногу и с удовольствием вдыхая тёплые домашние запахи молока, хлеба и разогретой печи.

Колька считал себя слишком взрослым для телячьих нежностей и, морщась, нетерпеливо выкрутился из бабушкиных рук:

– Хватит, баб, задушишь! Обслюнявила всего!

– Эх, не Колюнчик ты, а Колючка! – рассмеялась бабушка, поблескивая металлическими коронками.

Обмен приветствиями с родителями был более сдержанным. Маму бабушка поспешно чмокнула в щёку, а папе только улыбнулась.

– А где наш дедушка? – спросила мама.

– Спит наш дед, притомился в обед, – в рифму сказала бабушка.

Отправив дорогих гостей мыть руки, она пошла накрывать стол на веранде, чтобы провести ужин на свежем воздухе. Ириска вертелась под ногами у бабушки, не расставаясь с игрушечным розовым бегемотом. Девочка то и дело жала ему на пузико, откуда противно скрежетала всем порядком поднадоевшая искусственная мелодия.

– И что это за шумные игрушки пошли! – не удержалась от замечания бабушка, – Долдонит одно и то же, как заезженная пластинка, а у ребёнка фантазия совсем не развивается. Вечером, перед сном, покажу тебе свою любимую игрушку.

Девочка, мучимая любопытством, не могла дождаться, когда наступит вечер и бабушка принесёт обещанное.

И вот, когда Ириска уже была в постели, в комнату к ней вошла бабушка и положила на одеяло странную игрушку – дракона, сшитого из разноцветных лоскутков в горошек, в цветочек, в полоску и однотонных. Вместо глаз – зелёные стеклянные пуговицы.

– Моя мама, то есть твоя прабабка, сшила эту игрушку давно-давно, когда я была примерно твоего возраста. Вздумалось мне иметь своего собственного дракона, сказку какую-то прочитала и упросила маму сшить. Бедно мы тогда жили, не до фабричных игрушек было. Радовались таким лоскутным страшилищам больше, чем нынешние дети своим розовым бегемотам на батарейках.

– Бабуль, расскажи сказку про этого дракончика, – попросила Ириска, задумчиво покручивая зелёный пуговичный глаз.

– Слушай, милая...

***

Жил-был лоскутный дракончик. Мама сшила его из обрезков ткани для своей дочки. Девочка с ним играла, брала в кроватку, а когда повзрослела, забыла о друге. Дракон перекочевал в пыльную кладовку, где влачил унылое существование рядом с другими позабытыми игрушками, ящиком для инструментов, сдутым футбольным мячом и рулоном обоев, оставшихся после ремонта. Почти всё время он спал, дремал, а наяву – мечтал. В снах и мечтаниях он видел себя настоящим живым драконом, который может летать на свободе.

Потом девочка с родителями переехала в другую квартиру, а новые хозяева выбросили из кладовки весь хлам. Так лоскутный дракон, набитый ватой, очутился в мусорном бачке. Хулиганы опрокинули бак, высыпав содержимое на землю. Бродячая собака ухватила дракона зубами, потрепала играючи и бросила в грязную канаву.

Ночью шла по улице бабка – нос крючком, зубы вставные, пальто болотного цвета. Шла и задумчиво смотрела под ноги, но вдруг её круглые глаза хищно уловили зеленоватый блеск. Это сверкали в лунном свете стеклянные глаза дракончика. Крючковатой палкой она вытащила игрушку из канавы, брезгливо взяла двумя пальцами  – та сильно промокла под дождём, перепачкалась, из надорванного брюха высовывалась вата.

– Да это же пуговицы моего друга, Пуговичных дел Мастера! – прохрипела колдовского вида бабка. – Что ж такое добро в канаве валяется! Надо бы ему вернуть…

Она отогнула ворот пальто, вынула золотую иголку и плюнула на неё. Иголка вмиг увеличилась в размерах, её ушко засветилось. Колдунья просунула лоскутного дракона в ушко, где он исчез, игла уменьшилась и бабка, воткнув её на прежнее место, поковыляла дальше.

Лоскутный дракон, оказавшись в Пуговичной стране, с удивлением обнаружил, что может двигаться самостоятельно. Правда, ватные лапы слушались плохо, из разорванного лоскутного живота торчала набивка. Вдалеке виднелся домик, куда дракон и направился через цветущий луг.

В приоткрытую дверь он увидел седого бородатого человека в очках, который нашивал пуговицы на кафтан. Его собственная одежда была усеяна пуговицами разного вида, словно наряд какого-нибудь восточного правителя – самоцветами.

Мастер, что-то почуяв, поднял голову:

– А-а, вот и мои пуговицы ко мне вернулись! Да не одни! Что ты за чудо-юдо такое?

Отложив кафтан, Мастер подошёл к дракону и взял его на руки.

– Лоскутный дракон, – ответило чудо-юдо, – Меня сшила мама девочки, а девочка играла-играла, а потом забыла. Я оказался в канаве, а страшная колдунья почему-то спасла меня и отправила к вам, – дракон  почти не удивился тому, что разговаривает с человеком. Он и раньше обладал разумом, но в мире людей не мог даже слова проронить или шелохнуться.

– Да ты почти живой! – удивился Пуговичных дел Мастер, – Видимо, человек, который тебя сшил, делал это с такой любовью, что передал тебе частицу своей души. Да только как таким страшилищем дальше ходить…

– Я бы хотел летать, надоело быть ватным, – сказал дракон.

– Пожалуй, это можно устроить, – Мастер таинственно улыбнулся и извлёк из шкафчика бутылку с необычным разноцветным снадобьем.

– Попробуй-ка радуги, растворённой в живой водице… Только хорошо подумай: став живым, ты начнёшь чувствовать боль, холод, голод и жажду, сможешь заболеть и рано или поздно, как всякому живому существу, тебе придёт конец…

– Надоело быть ватным, – повторил дракон, – Всё равно это не жизнь – беспомощно пылиться в кладовке или лежать в грязной канаве.

Накапав жидкости в напёрсток, старик дал лоскутному чудищу выпить. Едва проглотив снадобье, дракон завертелся на месте и рухнул как подкошенный. Но уже через несколько мгновений зашевелился, и из надорванного лоскутного живота вылезло маленькое живое существо, не больше мизинца: красное в жёлтый цветочек, с бирюзовыми крыльями и чёрными лукавыми глазками-бисеринками.

Дракончик потянулся, размял лапки, расправил крылья и взлетел к потолку, словно бабочка.

– Спасибо, спасибо, Мастер! Вот теперь заживу на славу!

На подоконнике приземлилась крошечная, ростом с дракона, фея – с медными волосами, в тёмно-зелёной чешуе вместо одежды и маленькими перепончатыми крыльями:

– Привет, дракон! Узнаёшь меня? Я страшная бабка, которая нашла тебя в канаве! Вернее, такое обличие я принимаю обычно в мире людей – чтобы не затоптали и не прихлопнули, а наоборот сторонились. На самом деле я – фея, Хранительница Драконов. Вот здорово, теперь будет с кем летать по лесу, собирать нектар, шалить и играть с пуговицами!

– Я вам пошалю с пуговицами! – прикрикнул Мастер, но глаза его смеялись.

Лоскутный дракон стал цветочным драконом: круглый год порхал по лугам и лесам, питался нектаром и развлекал Мастера разговорами и весёлыми проделками.

 

***

– Всё, что человек с душой делает, оживает и приносит другим людям радость, – сказала бабушка и поправила Ириске одеяло.

Девочка крепко спала, прижимая к себе старую лоскутную игрушку.

 

ПОЮЩИЙ ДОМИК

Чудной дедушка был у Ириски. Вёл себя как-то не по-взрослому, будто вся жизнь для него – весёлая игра.

Глаза у деда  тёмно-зелёные, бутылочные, борода с застрявшей в ней улыбкой – рыжая, жёсткая, словно медная проволока, и набухшие красные нос и щёки. Чем-то он напоминал девочке озорного клоуна без грима. Дед постоянно шутил, балагурил, ходил пританцовывая или покачиваясь, как моряк.

Была у него привычка – спать днём. Упадёт, притомившись, прямо в саду под яблоней и лежит, нахрапывая так, что яблоки с ветвей вот-вот посыплются. Ириска щекотала ему нос травинкой, но он только морщился и храпел ещё громче.

Одна из любимых дедовых забав – играть на бутылках. Он соорудил странный инструмент из пузырьков, шкаликов, бутылей, рюмочек и стаканов разных форм и размеров и виртуозно вызванивал на них металлическими палочками «Вечерний звон», «К Элизе» Бетховена, «Танец Феи Драже» Чайковского и множество других мелодий.

Бабушка не упускала случая упрекнуть:

– Тоже мне, игрок-бутылочник! Лучше б чем полезным занялся. Забор починил, к примеру, а то соседские куры то и дело шастают. Так нет, в бутылку только смотрит!

Бабушка сердилась, но глядя на деда, увлечённо выстукивающего классику на столь скромном инструменте, затихала и невольно заслушивалась.

Ириске очень нравилось, как играл дед. Эта музыка казалась ей волшебной, а дедушка – неунывающим чародеем с золотой бородой.

– Деда, а ты сказки умеешь рассказывать? – спросила однажды Ириска, прослушав очередной бутылочный концерт.

– Да я много чего умею! – задорно усмехнулся дед и подмигнул. – Вот о чём хочешь – прямо сейчас расскажу!

– А про бутылки можешь? – хитро прищурилась девочка.

– Совсем уже ребёнку голову задурил! Ещё про дырявый сапог давай! – укоризненно покачала головой бабушка, нарезая ароматные яблоки для сушки – зимой компоты варить.

– А почему бы и не про дырявый сапог? – с вызовом кинул дед. – Внучка попросила сказку про бутылки – будет сделано. Не бойся, мать, плохому дитё не научу!

***

Жил в одной деревне чудак. От родителей ему достался дом. Добротный, бревенчатый, с резными ставнями, исправной печкой, черепичной крышей, трёхцветной кошкой и рыжей собакой. Обычный дом, каких полно в глубинке. Другой жил бы да радовался. Другой, но только не чудак. Ему не нравилось, что окна дают плохой обзор, чтобы наблюдать рассветы и закаты. И жутко хотелось иметь большую кровать, подвешенную к потолку, словно качели. В общем, дому требовалось творческое вмешательство.

Несколько лет чудак собирал по окрестным селеньям бутылки разных мастей. Выбрав место на вершине холма, в отдалении от деревни, выстроил новый дом, из цемента и бутылок. Часть из них была вмонтирована наружу горлышками, а часть – донышками, но так, чтобы свет проходил через них насквозь. Чудак продал бревенчатый дом, купив на вырученные деньги роскошную кровать с балдахином и множество книг. Книги разложил стопками вдоль стен, и они возвышались подобно многоэтажным зданиям, обрамлённым разноцветными вывесками.

Каждый раз, когда солнечный свет проникал в домик, в комнате начинали плясать и играть в догонялки разноцветные зайчики: красные, зелёные, жёлтые, лазоревые… Иногда лучи преломлялись в бутылках, словно в призмах, и ложились на стены, пол и потолок лентами радуги.

Чудак сидел в кровати с синим балдахином, расшитым серебряными звёздами – кровать крепилась под потолком и покачивалась, словно качели – читал старые, залоснившиеся книги в потёртых переплётах и часами любовался игрой света.

Был ещё один секрет у этого жилища. Домик, стоявший на вершине холма, очень полюбился ветрам. Они выдували в горлышки бутылок разные мелодии. И днём и ночью чудак жил с музыкальным сопровождением – никакого радио не нужно. Необычное обиталище вскоре прослыло Поющим домиком.

Чудак редко уходил далеко от дома – копался в своём маленьком садике, промышлял грибами-ягодами, удил рыбу.

«Книги, ветер, кошка, собака, солнечные зайчики – мои лучшие друзья. В моём доме живёт радуга. Чего ещё желать для счастья?» – частенько думал он, мечтательно улыбаясь.

Только чудаки могут быть счастливы малым.

***

– Деда, ты хотел бы жить в таком домике? – спросила Ириска.

– Да не прочь! Только бабушка не отпустит, – лукаво улыбнулся дед, кивая в сторону супруги.

– Зачем тебе домик, дед? – всполошилась бабушка, – В бутылки и так играешь. И радугу приручил: окна у нас в спальне необычные – сам разрисовывал разными красками под витраж. Иди, покажи внучке!

И дед с Ириской отправились любоваться радужными окнами, на которых были изображены сказочные птицы, напоминавшие павлинов.

 

ПОЛОСАТЫЙ ПАРУСНИК

Лето полыхнуло напоследок засушливыми жаркими днями и уступило место осени-плаксе. Осень не любит зелёный цвет – топчет траву, поливает деревья и кустарники кислотой, отчего те краснеют, желтеют, буреют, чернеют. Только ёлки и сосны, мох и можжевельник ничего не берёт. Хвоя колет осени пальцы, и осень плачет от боли и возмущения, что кто-то ей не повинуется. Солнце, пытаясь её утешить, дарит радужные ленты, которые осень, улыбаясь сквозь слёзы, вплетает в  рыжие волосы…

Через несколько дней Ириска с Колькой и родителями вернутся в город. Почему-то не хочется бегать, громко смеяться, болтать без умолку. Не хочется уезжать. Кот Марципан так привык к деревенской привольной жизни, что совсем одичал, обзавёлся блохами, разорвал левое ухо в драке с местной кошачьей бандой. Даже ночевать домой не приходит. Может, нарочно прячется, не идёт на зов, решив остаться с бабушкой  и дедушкой?

Ириска и Колька, одетые по-осеннему, в тёплые штаны, вязаные свитера и резиновые сапожки, болтались на веранде, где совсем недавно семья собиралась трижды в день – покушать и почаёвничать на свежем воздухе. Теперь холодно, приходится накрывать на стол в доме.

Папа, проходя мимо, глянул на детей: Колька с вялым видом грыз подсолнечные семечки, бросая шелуху на пол веранды, а Ириска уныло сметала её веником из жёлтых листьев, потом разбрасывала и снова сгребала в кучку.

– Что за уныние и упадок? – воскликнул папа.

Он терпеть не мог, когда кто-то сидел  надутым или печальным, ныл или плакал. А ещё не любил, когда кто-то слонялся без дела или выполнял бессмысленную работу.

Папа был очень деятельным. И скупым на время. Старался не швырять на ветер ни минутки. Так же, как слова. Слова подбирал тщательно, шлифовал, нанизывал, вставлял в оправу и дорого продавал эти драгоценности. Похожий на молодого Антона Павловича Чехова, только не в пенсне, а затемнённых очках, писал умные статьи для журналов, вёл передачу на радио (тоже очень умную, считала Ириска, так как почти ничего в ней не понимала) и преподавал в университете. Время от времени папе приходилось ездить в командировки. Причём он уезжал нередко в те дни, когда дома происходили самые интересные события. Например, Ирискин день рождения – ей исполнилось четыре года. Девочка тогда обиделась и забилась в шкаф, где провела больше часа. Наконец сидеть в душном и тёмном шкафу ей надоело, и она решила выйти. На мамин вопрос: «Где ты была? Мы обыскались?», Ириска ответила: «В командировке». Мама и Колька засмеялись, потом ещё папе рассказали – он тоже улыбнулся, хотя улыбка получилась немного виноватой.

Так вот, теперь папа решил расшевелить ребят.

– Давайте построим Корабль Радуги, – предложил он и отправил Кольку за дощечками и инструментами, а Ириске велел принести иголку с ниткой и краски.

К строительству корабля подключили маму и бабушку. Они сшили из семи лоскутков разного цвета полосатый парус. Папа с Колькой смастерили корму с мачтой. Ириска и дед разрисовали корму акриловыми красками – намалевали цветочков.

Нарядный парусник получился. Оставив его на веранде – просохнуть, семья отправилась обедать.

Ириска с Колькой не могли дождаться, когда пойдут спускать кораблик на воду. Ели второпях.

– Да никуда ваш корабль не уплывёт! Ешьте по-человечески! – проворчала бабушка.

Едва допив чай, дети вскочили с мест и побежали на веранду – проверять, высохли ли краски. Папа, накинув куртку и надев резиновые сапоги, вышел за ними.

Решили направиться к озеру. Вода в нём уже потемнела, дна не было видно. Ветер небрежно комкал озёрную простыню.

Под аплодисменты и радостные возгласы корабль Радуги был торжественно спущен на воду. Парусник покачивался на растревоженной воде, словно в нерешительности. Колька, присев на корточки, толкнул кораблик рукой, и тот легко скользнул от берега. Ветер надул радужный парус и резким порывом отбросил судно так далеко, что Колька теперь не смог бы до него дотянуться. Даже папа не дотягивался. Пока искали крючковатую палку, чтобы подтащить парусник к берегу, его унесло ещё дальше.

– Ладно, пусть плывёт в далёкие южные страны, – сказал папа.

Некоторое время они молча стояли на берегу, следя за тем, как ветер играет с разноцветным корабликом. И только когда он превратился в едва различимую точку, развернулись и медленно побрели домой.

Вечером семья снова собралась за столом, и папа прочитал стихотворение, сочинённое под впечатлением от прогулки.

 

Корабль Радуги

Дождик капал, но устал,

лёг на тропки лужами,

и чирикают в кустах

воробьи простуженно.

Туча по небу плывёт

кораблём двухпалубным,

капитан небесных вод –

несмеяна-Радуга

в белой шляпе. Так бледна

Радуга, невзрачна,

словно призма, холодна

и почти прозрачна.

Солнце глянет на неё

из глубин небесных,

слёзы Радуга утрёт –

капли-самоцветы.

Вспыхнет в мягких волосах

миллион оттенков,

словно мирный реет флаг –

волосы по ветру.

Светит Радуга, бликует –

поднебесный мир ликует!

Радостная Радуга

с криком птичьих стай

на своём двухпалубном

уплывает вдаль.

 

Очень приятно было сидеть в уютной, тёплой тишине, слушая, как в стёкла мягко стучит дождь. Только Марципана не хватало. Где же бродит этот вредный рыжий котище? Может, осень приманила его неведомыми лакомствами и забрала с собой? Она ведь любит рыжих, сама такая.

Хорошо всё-таки, что мир такой разноцветный, и в нём есть радуга.

Иллюстрации автора

---

Комментарии читателей: