Когда я вышел, или Путешествие астрального тела
Когда я вышел, талая вода
уже спадала, возвращаясь в русло,
и было как-то холодно и грустно
идти вдоль крыш по собственным следам.
Девчонки разношерстною гурьбой
бежали бойко к речке, мне навстречу.
Казалось, что... но не был я замечен,
и дальше шёл, чтоб стать несущим боль.
В тени ракиты пили мужики,
рассолом кислым запивая водку.
Я уходил, и лёгкую походку
не тормозили крики у реки.
Светило солнце, зрели камыши,
Земля страшилась духоты и зноя,
на берег Леты прибыло каноэ,
Апостол Пётр крикнул: «Поспеши!»
Когда я вышел из себя, из я,
мои друзья о чём-то звонко пели,
и каждый был в своём здоровом теле,
и лишь в моём присутствовал изъян.
Дорога в Элисту
тянется вечер, тянется в Элисту,
я ухожу, проваливаюсь в мечту,
плеер, в ушах наушники и Тату,
милые девочки, тоже в пути. и тут
мимо проносится поезд (пока-пока)
по запасному, но выход из тупика
виден. его тоска не тоска — река
древняя, как рука моего клинка.
тянется, тянется, тянется на восток
русское сердце, просит найти исток.
Гиперборея — вера, вода в песок...
«мой Арканар, дон Реба, не так жесток».
на перепутье с небом пески, тиски
сердце сжимают, и боль его от тоски.
степи, полынь, а хочется быть морским
пусть не пиратом, но мысли мои резки.
тянется вечер, тянется в Элисту,
ладно стучат колёса: ту-ту-ту-ту.
наш паровоз — вперёд, за верстой версту
стадо баранов ведёт за собой пастух...
тянется, тянется, тянется на восток
русское сердце, просит найти исток.
русское сердце просит сперва по сто,
будущее потом,
будущее поток,
будущее потоп,
бу-у-у!..
и на этом — стоп.
Иван да Пётр, или Царствуй на славу
Солнце с неба ярит, ярит,
Русь святую матеря.
Знать с ума сошла, бояре
Ополчились на царя.
Знать, желает смерти лютой
Всяк в отечестве пророк.
Будет вам ужо Малюта,
Погодите, дайте срок.
Будет Новгород Великий
Над могилами рыдать
Не за верные улики,
За царёву благодать.
За неверность — в околоток,
За строптивость — батогов.
Больше в городе сироток,
Меньше в городе врагов.
Будет колокол разбитый -
Впопыхах, не впопыхах...
Будет смерть митрополита
На Скуратовых руках.
Будет Русь катиться к розни,
Будет плач её горюч,
Будет жёстко править Грозный,
Как положено царю.
Всех, кто против, укокошит,
Чуя заговор нутром...
Всё равно Иван хороший
По сравнению с Петром.
Укротимая Колхида
Пусть будущего нет, но Немезида
Своё возьмёт, тут хоть Кассандрой каркай.
Однажды был заброшен на Колхиду
Волшебным словом и каким-то карго
Язон дин Альт, известный меж героев
Игрок, кутила, баловень, пройдоха,
Успевший многих дев весьма расстроить,
И вроде бы смирить на время похоть,
И даже обручиться с царской дочкой,
Но тут работа позвала в дорогу,
Что жизни соответствует порочной,
Хотя порой до аскетизма строгой.
На новом месте он нашёл подружку,
С ней ворковал безлунными ночами
И убедил, что им обоим нужно
Стащить и с Золотым Руном отчалить
В Элладу, где их будет страсть воспета,
И тем смутил безмозглую девицу,
Хотя держал в уме красотку Мету,
Водившую прекрасно колесницы.
Медея, назовём уже царевну,
Чей мамо, между прочим, был владыкой
Колхидии, страны весьма душевной,
Язону помогла Руно заныкать.
А дальше был побег, убийство брата,
Детей. Разлука. Страх... Проблемы... Риски...
Но Немезида в том не виновата,
Что вам плевать на любящих и близких.
Прости за царя
пощади их Господи пощади
посредине площади гуще дым
по сенатской стелется столбовой
путь метёт метелица вой не вой
рудники охальники кандалы
велики начальники да малы
обе рати стороны от ножа
собирайте вороны урожай
не жена не венчана в монастырь
добровольно женщины шли в Сибирь
чем на дело ирода воду лить
лучше с милым родину разделить
посредине площади воздух дик
пощади их Господи пощади
ни петли ни оспы им пушки в ряд
ты прости их Господи за царя
Детство
в одном ряду с обыденной весной
сидишь в далёком детстве под сосной
и вспоминаешь озеро и рыбок
плывущих стайно не пойми куда
и убегает небо в проводах
дразня отчизну опытом ошибок
лелейно называя сторону
не абы как но для ещё одну
историю сражений и мигрени
в которой мир идущий на убой
под лязг мечей твердил бы вразнобой
Помпея как всегда вне подозрений
вне подозрений вечно молодой
лежит себе спокойно под водой
где стайки рыб где прорвана плотина
где взрыв жесток опасен и ядрён
где не страдают больше Октябрём
и меньше не страдают от кретинов
вот так сидишь вокруг сосновый лес
паук подлец за шиворот залез
погожий день от озера прохладца
а детство просто визуальный ряд
где пионерский вспомнился отряд
и горестно и хочется остаться
Конечно, да
Я сперва не то, чтоб дичился — мешкал,
Я решил — пусть фибры мои скорбят.
«Ты такая маленькая, - сказал с усмешкой, -
Лучше мне подальше быть от тебя».
И она смеётся - «А хочешь на спор,
Но если я права, то ты мой и баста».
И протягивает мне свой паспорт,
И я смотрю, а ей двадцать.
И тогда вначале был осторожен,
А потом всё яростнее брал азарт,
И я любил её до щенячьей дрожи,
До остервенения, я б сказал.
А когда на небе взошло светило,
Разделяя на до и туда-сюда...
«Ты меня любишь?» - она спросила.
Я кивнул утвердительно - «Конечно, да».
Жизнь такая...
Жизнь началась в ракитовых кустах
С ритмичного, как стих, телодвиженья.
И было в этом что-то от служенья,
А не банальный повседневный трах.
Ведомый чувством долга пред страной
Я приобщился к таинству зачатья,
Но не желал за это отвечать я.
Как не желал насмешек пьяный Ной,
Когда сынов он вопрошал — на кой
Смеяться, обращая святость фарсом,
Над немощью заслуженного старца,
Над пьянством, ленью, слабостью людской?
Но это было в прошлом, и поверь,
В тени ракиты тиская девицу,
Не думал я, что может повториться
Библейская история теперь.
Вначале было, как всегда, словцо.
Там — пьяный бред, а тут — она вздыхала...
И Хам стал нарицательным нахалом,
А я — так неожиданно — отцом.
Страна же оказалась ни при чём.
Мол, сам во всём... и помахала ручкой,
Живи, мол, от получки до получки...
А я уже, как вол, захомучён.
Конечно пью, непьющий мне не сват,
И дел по горло, и по горло в хламе...
А дети вырастают хам на хаме,
Но в этом я уже не виноват.
И заскрипит, открывшись, дверь...
Так ноябрило в феврале,
Что год, казалось мне, кончался.
А во дворе фонарь качался,
Гоняя тени по земле.
Его когда-нибудь добьют,
Сорвав рекламу и афиши,
Ведь тянет к подвигам мальчишек
Введённый внутрь абсолют.
Мне в одиночестве тепло,
Но тяготит декор убогий.
Несётся скрежет от дороги -
Там снова снега намело.
И всё не то, не так, и тьмой
Душа топорщится и застит
Потерю сбывшегося счастья
С одной единственной, с одной...
Но кажется, что лишь поверь -
Сонливые встряхнутся клёны,
И замурлычет кот учёный,
И заскрипит, открывшись, дверь...
И всё изменится вокруг,
Ты будешь трепетной и строгой,
А я — любить тебя и трогать
Покорность губ твоих и рук.
Мечты, или Бегущая по волнам
Навстречу ветру мчится парусник
Из зачарованного сна.
Девчонке хочется на пару с ним
Бежать с косынкой по волнам.
Девчонке хочется на палубу,
Чтоб солнце, буря, соль и там
Бы у штурвала с нею рядом был
Двадцатилетний капитан.
Девчонке хочется, но куцые
Её мечты сойдут на нет.
Ей предстоит сейчас проснуться и
Зарядка, завтрак, туалет...
После румбы
После румбы вдвоём и вальса,
После пьяного — «Пожалей».
Она скажет мне — «Одевайся,
И, пожалуйста, без соплей».
Этот выбор совсем не сложен -
Одевайся и не блажи.
Вот бы выпустить вон из кожи
Босоногую душу в жизнь.
Пусть попрыгает обалдело,
Аки посуху, по росе,
Может быть, без неё и телу
Заживётся на радость всем.
И тогда, хоть молись, хоть бойся,
Ленью трачен и толстобрюх,
Буду жить, как простой пропойца,
И менять каждый вечер шлюх.
Месть, или майне Либе, лебе воль
А я сегодня сам не свой,
Как солнце в небе над Невой,
Как сгинувший во льдах конвой -
Прощай, оружие.
Но утопив вину в вине,
Я растворился ритмом в ней,
А карта мира на стене,
Как символ дружбы.
...
Я подошёл: - Ты будешь скотч?
Она в ответ: - Ихь шпрехе дойчь*.
Но по глазам, видать, не прочь -
Шустра, игриста.
И я подумал: «Ё-моё,
Она же немочка — улёт».
И, заказав жратву-питьё,
Пошёл на приступ.
«Ах, майне либе, геен нах...**
Я видел Вас в чудесных снах»,
Мы перешли на имена,
На данке-битте***.
Но тут виденье у меня:
Горит под Питером броня,
И батальоны ждут огня,
И дед убитый.
Я принял сходу двести грамм,
Мы поднялись с ней в номера,
Витало в воздухе — Ура!
Лилось, дрожало.
Назад ни шагу — и не ной.
Не постоял я за ценой,
Москва стояла за спиной.
Она лежала.
И я вступил в открытый бой,
Всех мстящих вёл я за собой...
В её глазах играл гобой,
Светилась нежность.
Сменилась пара мизансцен
И я — потрёпан, но ведь цел,
А Дойчлянд**** был в её лице
Опять повержен.
…
Она ушла: «Фройнд, лебе воль»*****.
С утра в "Вестях" гундосил Коль.
А у меня на сердце боль
Цвела натужно.
Но утопив вину в вине,
О деде думал, о войне...
А карта мира на стене,
Как символ дружбы.
* я говорю по-немецки (говорит по-немецки)
** моя любовь, идёмте (думает, что говорит по-немецки)
*** спасибо-пожалуйста (нем.)
**** Германия (нем.)
***** друг, будь здоров (говорит по-немецки)
В белом венчике, или Читая Блока
В белом венчике, в добром здравии
ходит-бродит дед по Муравии,
ковыли шумят, да поют ветра,
ищет-мается от добра добра.
У него глаза — будто скомкали,
всюду нехристи с незнакомками
в кабаках бузят — скифы, скифы мы...
В головах у них рецидивы тьмы.
...
что твоё говорит имя
кобылица ковыль вымя
чёрной гривой лежат волосы
подступили к реке половцы
у реки отряд
за рядом ряд
шеломы блестят
мечи начищены
тыщи их
говорит Кончак речь
кто пришёл — голова с плеч
светло-окая светло-русая
не сватья говорит русы нам
стрелы летят
копья стучат
молчит Кончак
жаль степняку Игоря
свата себе выберет
...
Прочти мои книги, в них сказано
простыми понятными фразами
про волю, спасение, хмарь.
Гордиться страна будет скифами,
балетом, ракетами, Склифом и
легендой про ночь и фонарь,
но будут дороги и олухи,
и бой бесконечный, и всполохи
сквозь пыль пробиваться, как встарь.
...
трамтарарам
на холме шатёр
у шатра баран
будет ему кирдык
Тохтамыш Урусу сказал иди
смерть по пятам — дык
не стой на пути
вот Мамай и бежит
земля дрожит
Мамай хитрый
сплёл венок из лжи
на пути Дмитрий
привёл на Непрядву рать
Мамаю плевать
не знает Мамай
трясётся камыш
в камыше караван-сарай
конницу прислал Тохтамыш
молись иуда своим божкам
будет Мамаю секир-башка
Дмитрий глядит соколом
Сергий стоит около
...
В ресторане играют роли
Алкоголиков, нуворишей...
Вы позволите к Вам за столик?
Голос нежен её, чуть слышен,
Вечер ей укрывает плечи,
Словно в чопорной мелодраме...
Он вином заливает вечность
И не рад незнакомой даме.
8 день
Перебить не вышло бы обух плетью,
Только тень упала бы на плетень -
Пронеслись проворно тысячелетия,
Как один единственный судный день.
Если что не так, виноваты сами,
Хоть убейся, кланяясь алтарю...
Я смотрю на мир не душой, глазами,
Просто так на ваш этот мир смотрю
Несуразный, подленький и дебильный,
Приносящий скуку, тоску и боль...
Из себя выводит меня будильник,
Усмиряет психику алкоголь.
Я готов творить, искуплять и верить,
Утешать заблудших несчастных вас,
Ощущать себя диким злобным зверем
Посреди распущенных серых масс.
Каждый день ищу по себе работу,
Надоело мучиться и спасать -
То пугну Европу большим потопом,
То пожгу в России, к чертям, леса.
Устаю и падаю, как в трясину,
В облака к исходу восьмого дня...
Я отдал бы вам и второго сына,
Только он единственный у меня...
Как все злодеи
Команда корвета совсем позабыла мам,
И пьёт красный ром с утра и в обед, и в ужин.
И боцман - суров снаружи, но жутко пьян.
Ему наплевать, что он никому не нужен.
А матери в Йокосуке не спят, не пьют,
Их доки сухи, а верфи стоят без дела,
Но каждая бы хотела, увидеть ют,
Где их сыновья скрываются от расстрела.
А в море, где много-много прекрасных рыб,
Команде корвета не надо менять обличий,
Они не хотят на кичу, они щедры,
И за борт бросают десятую часть добычи.
А матери их расстались давно с мечтой
Увидеться хоть не нАдолго и проститься,
Не верят они полиции, даже в то,
Что их сыновья не ангелы, а убийцы.
У боцмана сплин на сердце шипит ужом,
Удавкой повисла скорбь у него на шее -
Ему не висеть на рее, не пить боржом,
Он просто однажды сдохнет, как все злодеи.
Маньяк Герасим, или Собачья смерть
Сидим с друзьями и культурно квасим,
Текилу запивая коньяком...
Вдруг новости по ящику - Герасим
Серийным оказался маньяком.
Его, как всех, сперва на баб тянуло,
Но не везло с кухарками ему.
И тут в разгар запойного загула
Случайно утопил в пруду Му-Му.
Намерения он имел благие
(И придержи читатель свой сарказм -
У человека, может быть, впервые
Случился охренительный оргазм),
Но жизнь всё перепутала, смешала...
Ну, кто же знал, что он такой слабак?
А с той поры искал на всех вокзалах
И в подворотнях брошенных собак.
Каштанка, Моська, Белый Бим и Филя,
Котёнок Гав, пропавшая Люси,
Их всех отправил Гера-простофиля
На рыбий корм. - Жирейте, караси!
А Белку-Стрелку утопил он парой.
Не стал тянуть, обеих в пруд... гуртом...
А погорел наш дурень на Мухтаре.
Ну, кто крадёт собаку у ментов?
Всё это рассказали нам в эфире,
И мы с друзьями вдули коньяка
За то, чтоб и собачки дальше жили,
И чтоб не попадались маньякам.
И я побил по пьянству все рекорды,
Напился так, что после во дворе
Ловил собак и целовал их в морды,
А утром пробудился в конуре.
И чёрт с нами
"... Маргарита разглядела маленькую женскую фигурку, лежащую на земле, а
возле нее в луже крови разметавшего руки маленького ребенка.
- Вот и все, -- улыбаясь, сказал Воланд, -- он не успел нагрешить.
Работа Абадонны безукоризненна".
©Михаил Булгаков роман "Мастер и Маргарита"
Над рядами колонн
парИт знамя,
Как призывный набат
звучит имя,
Мы шагаем в строю,
и он с нами,
Не шагающим – смерть,
и чёрт с ними.
Первомай отгорел,
людей стадо
Потянулось в дома –
любить, ранить…
С Патриарших прудов
ушла радость,
Маргарита дотла
сожгла память.
Холодно, зябко, пожар догорает, пепел
В самое сердце проник, до нутра стонов…
Дети погибли в огне. Ты пойми – дети!..
Кто виноват? Ясно же – Абадонна.
Вечер был слишком томен и встреч полон.
Морфий, - сказал мастер, - и мы квиты.
Кто-то воскликнул: Господи, это Воланд!
Ах, как прелестны костюмы у Вашей свиты.
Прочь предрассудки, давайте сорвём одежды.
Дайте, товарищи, дайте же место даме…
Мастер, какой Вы, право же, душка нежный.
Кажется, мы горим. Посмотрите – пламя…
Пламя над всей страной
несёт ветер.
Ветер борьбы
людей
сшибёт лбами,
В этой борьбе
ревут,
горят дети.
Дети горят,
горят,
и чёрт с нами.
Аптека
Кабак, подруга, пьяный визави,
Фонарь под глазом, улица, аптека…
Нелепость всё, о чём ни говори…
Любовь не сотворила человека,
Но человек погибнет от любви.
В его душе покоя больше нет.
И, проклиная ветреную суку,
Он рыщет волком, ищет по стране
Свою судьбу, чтоб в ней избыть разлуку...
А визави наказан и отпет.
Но сколько ни скитайся, ни мытарь,
А всё, как встарь — от века длиться веку...
Кабак, соперник, дама, санитар...
И он опять в ночи бежит в аптеку.
И вновь под глазом светится фонарь.
Умереть на Непрядве
Не хочу ни болеть, ни стариться,
Да и жить так, чтоб тишь да гладь...
Мне с рогатиной бы да с палицей
На Непрядве в строю стоять.
И пускай этот миг запомнится,
Как сошлись между двух ложбин
Рати русских с татарской конницей...
Как Ослябя наотмашь бил...
Как, покрывший себя крамолою,
Хан Мамай бросил войско в сечь...
Как летели шальные головы
С басурманских и русских плеч...
Как сражённый за честь боярскую
Пал я, выплатив смерти дань...
Как побили орду татарскую,
Не обидев ничем Казань...
А теперь и живём, и пакостим,
И глотаем отчизны дым...
Всё одно умирать от старости,
А хотелось бы молодым...
Исповедь холостяка
Что мне ненависть людская,
Что мне – в пламени Бейрут –
У меня беда другая –
Девки мужем не берут.
Познакомятся и в койку
Тянут сразу напрямки.
Секс им нужен да и только.
Мне обидно, мужики.
Их волнует только тело,
Их не трогает душа…
А ведь как бы мне хотелось
Потрепаться не спеша,
Спеть под звуки балалайки
О свиданье под луной…
Мне давно пора хозяйку
Привести к себе домой.
Только времени на вздохи
Не хватает. У дверей
Скинет всё с себя дурёха
И целуй её скорей.
А потом, женитьбы вместо,
Говорит она с тоской:
"Ну, зачем тебе невеста
Без квартиры на Тверской?
Да и мне, с моей сноровкой
И небесной красотой,
Нужен кто-нибудь с Рублёвки
Неженатый-холостой".
Так, под правильные речи
О житье-бытье своём,
Коротаю каждый вечер,
Оставаясь бобылём.
Комментарии читателей:
Комментарии читателей:
« Предыдущее произведениеСледующее произведение »