Владимир Данилушкин «Записки приватника»



ШАГОВАЯ ДОСТУПНОСТЬ


Любят у нас Магадан столицей называть. Столицей Колымы. Без тени улыбки. Да, было время, город рос, мог бы стать 200-тысячником, для этого возведены были два завода ЖБИ – железобетонных изделий, но все это погибло. Раньше приводили такой индикатор – количество жителей с высшим образованием. У меня нет цифр. И слов. Есть другие соображения.


Живу в центре Магадана 39 лет, а в центре с 1991-го года. Многое изменилось здесь. И не всегда в лучшую сторону. Первым пал овощной магазин, который был напротив книжного – «Знание», да обернулся домом обуви. Несколько лет вместо овощного работала нотариальная контора.

Потом поселился магазин с названием из фельетона – «Мягкое золото». В сотне шагов, через дорогу, через главный проспект находился знаменитый «Центральный» гастроном, в который я и жена ходили несколько лет, а еще дальше, на Горького, где она пересекается с Парковой (как бы наш парк Горького), была приметная точка, где торговали провизией. В «Центральном»продают теперь всякую всячину – от постельных принадлежностей до одежды, от радиоаппаратуры до парфюмерии. Во второй торгуют мебелью и постельными принадлежностями.

Если подняться по Парковой до Маркса, то можно припомнить, что был здесь, как теперь говорят, знаковый, магазин «Дары природы». Потом он «Моржом» обернулся. Через несколько лет перешел на торговлю одеждой. Немного не доходя, открылся магазин «Фермер», но не ищите в нем провизии. Только спиртосодержащие жидкости. Какое они имеют отношение к фермерству? Опосредованное. Ну и на углу появилась кормилица-точка вместо «Силуэта», а затем видеопроката. Единственный пример смены ориентации на гастрономическую. Тут же пивбар «Зеленый крокодил» появился. В ряды общепита вряд ли запишешь. Возвращаемся, идем к проспекту Ленина. «Солнышко» вспоминаем – и магазин и кафетерий. Кафе тоже знаковое, попало в повесть одной почтенной сибирячки. Так там понравилось, что лет тридцать его помнит. Теперь там банк. В этом же здании, если свернуть за угол, был прекрасный ресторан, посещал его в начале моей магаданской жизни. На червонец можно было прекрасно поужинать вдвоем и выпить вина. В последние годы он работал с рыбным уклоном, показывал образец. Палтус запеченный по-русски. Трубач в разных видах, дочка нашей секретарши называла этого моллюска «кудрявое мясо». Теперь банк, даже два банка, да обувной магазин втиснулся.

Кафе «Театральное» неподалеку, на Маркса было, когда-то обедал там с коллегами, было празднично и вкусно, оно превратилось затем в кафе «Сказка», немало радости принесло детям своими праздниками и сюрпризами. Директор была с фантазией, проводила праздники, благотворительностью занималась. В нашем городе, как и везде, немало сирот. На один из новогодних праздников торцевая стена «Сказки» озарилась лазерной иллюминацией.

Последние несколько лет мы покупали там изумительное тесто. Теперь сказка кончилась. После ремонта открылся магазин головных уборов.

Поднимаемся по Школьному переулку выше, до «Портовой». Там было два ресторана через стенку: приметный ресторан «Желтое море» с огромной чеканкой из бронзового листа в виде старинного корабля, впечатляющей детвору величины.Рядом ресторан «Отдых» располагался, где журналистская братия отмечала День печати. Там и магазин был одноименный, вход со двора, продуктами торговал, малоимущие граждане его уважали. Теперь ни первого, ни второго ресторанов нет. Парфюмерный рай стал. Заходи, нюхай.

А провизию на рынке тут же купим, хорошо, хоть его пока не закрыли.

Да, чуть не забыл, один ресторан «Русский двор» располагался прямо в моем доме, он у нас самый большой в городе, на при улицы заходит, сколько под ресторанквартир разорили, уже не помню, летом на улице жарили шашлыки, и дым пускали в водосточную трубу. Теперь и этот пункт общепита превратился в магазин готового платья.

В нашем доме было несколько продуктовых точек. Здесь, в центре, под курантами, осенью закрылась кулинария «Мечта», магазин «А», так и не сказав свое «Б», двери этого магазинчика, отчетливо помню, были с дырами от прикосновений человеческих рук – такая там шла взрывная торговля.

Булочная была – а как же без булочной шаговой доступности? И еще один магазин, уж не упомню его названия, на углу, под курантами, дым стоял столбом, а теперь телефонная компания. Три телефонки вместо продуктовых магазинчиков. И знаменитейший гастроном «Полярный». Журналисты его называют «знаковым». Да, как «Солнышко». В начале года закрылся на ремонт. Будет еще один банк.

Думалось, усечение продуктового сектора касается лишь центра города. Но вот захожу в «Океан» на Парковой, где на торце здания приметное панно с моряками, тоже местная достопримечательность, и ничего не могу понять: нет ни прилавков, ни товара, ни характерного рыбного запаха, похожего на запах смоленых лыж, лишь толпится народ и нервничает. Да это теперь зал Сбербанка, оказывается! Большая одержана победа в деле обслуживания населения. Конечно, нужное учреждение, магаданский народ активно переходит на безналичные расчеты. Но почему же за счет продовольственных магазинов? Какой-то Тришкин кафтан. Или что-то вроде Володи, например Кузьмы. Рыбный магазин в приморском городе был! Теперь его нет. Иди на базарчик. Рыбная кулинария была у «Полярного» – забудь о ней. Кстати, и рабообрабатывающий завод на бухте Гертнера был. Да все уже забыли, какую он продукцию гнал – и копченые балыки, и палтуса и салат из кальмар. Да что там говорить!

Теперь и гастроном «Адмирал» накануне продажи другому владельцу. Сохранится ли его специализация – трудно сказать. Один лишь «Маяк» отстоял себя. Но это уже не шаговая доступность.

Население заволновалось было, обратилось к официальному лицу, получило оперативный ответ. Мол, никто из предпринимателей не должен отчитываться, где он и что покупает. Норматив торговых площадей для населения – 426 квадратных метров на тысячу жителей. Он у нас превышен в два раза. Так что не стоит волноваться. Все хорошо, прекрасная маркиза. Не надо беситься с жиру.

Так что нам волноваться нечего. Новые хозяева жизни все решили без нас.

Понятно, что продать шапку или шубку – гораздо весомее, чем центнер картошки. Лекарствами торговать – тоже круто: и весят немного, и места почти не занимают, а стоят весьма ощутимо. Иной пузырек рублей на шестьсот тянет, а это ведро картошки или моей обожаемой свеклы. Недаром в городе расплодилось аптек бессчетно. Правда, одна из аптек, где я стал постоянным покупателем, поменяла профиль. Владелец продал бизнес и уехал. Теперь в бывшей аптеке мебелью торгуют и коврами.

Когда-то в городе был единственный ювелирный магазин, и мы с женой его посещали, на зарплату двух журналистов что-то прикупали. Теперь ювелирных точек только в центре больше пяти, и покупателей там хватает. Научите тогда, как обходиться без хлеба и вообщепродовольствия.

В том же официальном ответе заявлено: идите на рынок. О нем я уже говорил. И это столица, что ли?

Может, я чего-то не понимаю? Какую-то логику. В «Центральном», бывшем гастрономе, а теперь не разбери пойми, уже сложилась новая аура, манекены стоят тут и там. Несколько лет назад не удержался, сфотографировался с большой такой куклой в зимнем наряде. Что потянуло меня к той условной женщине, не пойму. Пусть бы картонная героиня пела под фанеру, тогда бы это была жесть. В этот же ряд: картон, фанера жесть, я ставлю и камень, вынутый из печени, будто бы выношенный и рожденный человеком!

В отделе, где продают батарейки, заметил еще одну Машу из папье-маше, на сей раз картонную голову, с длинными локонами пленительно-нежного цвета, уж и не знаю, где видел в жизни такие, да и видел ли вообще-то. Ради такой блондинки потерял бы голову. Отчетливо вижу: не волосы это, синтетика, а все равно бушует сердечная буря. Похожу по длинному торговому залу, возвращаюсь полюбоваться. А паричок уже не на картонном болване, а на живой женщине. (А сам-то!) Такая тут во мне буря пронеслась, одной фразой не сформулируешь.

Когда оформлял в Сбербанке банковскую карту, обратил внимание на работающих там молоденьких женщин. Чем-то они неуловимо походят друг на друга – длинноногие и тонконогие стрекозы. Профессия, что ли налагает отпечаток? Очень интересно. Некоторые банковские, такое впечатление, морят себя диетами, и это, судя по статистике, при относительно высокой оплате труда.

А есть в городе девушки другого типа, с характерной избыточностью тела. Вроде и не толстые, но по ногам, по лицу сантиметровые запасы, будто сшитые навырост.

Нет, они не толстые. Доводилось мне видеть и явных толстушек с румянцем во всю щеку. У тех все в пропорции, и всплывают картины детства, будто тетя Дуся из деревни приехала, и они с моей матерью навертят за разговором с полтысячи пельменей, устроят пир горой.

Нет, не толстушка, а молодушка в футляре из нежного жирка взяла паричок с картонной головы и напялила на свою крепкую, будто бы картонную голову. Сама она не была склонна к полноте, но кто-то ее склонил, – подумалось.

Ни слова не говоря, я развернулся и ушагал в другой конец магазина. А там такой прекрасный манекен – с индивидуально приметными чертами. И улыбка! Никогда не видел, чтобы улыбался манекен. Приблизил лицо к лицу, по близорукой своей манере.

– Вам что-нибудь подсказать? – послышался женский голос.

Ноги так и подкосились. Они еще и разговаривают!

Конечно, в следующий миг понял: живая! Но вид у меня был еще тот. Женщина разулыбалась, и мне уже не хотелось уходить с места события. Что же это за отдел такой? Да ведь здесьпостельные принадлежности продают. Одеяла, простыни, подушки. Интим, можно сказать. И все это со мной происходит не во сне. Во времена гастронома тут как раз находился хлебный отдел, рядом – молочный там еще запах канализации пробивался. Покупал тут пять пакетов молока, творог и сметану. Весь город тут пасся. Теперь меня убеждают, что эти продукты вредны для пожилых людей. И вообще коровы – первые враги планеты, разрушают озоновый слой.

И вернулся я к картонной блондинке: надо же разобраться, чем она так привлекает. Подошел поближе, и руки дрогнули, потянулись к кудрям, чтобы их погладить. Прям ловля маньяка на живца.

Не смотрится лавсановый перманент на живой женщине. Но на картонной он неотразим. Это факт. Или артефакт.

Артефакт – это еще не факт, как артрит – не обязательно профессиональная болезнь артиста.

Как сказал один магаданский сочинитель о своем герое: «Он работал медсестрой». Возможно, это была описка по Фрейду.

Как по накатанному, иду в другие торговые предприятия.

Захожу в супермаркет на месте цеха механического завода. Площади – на велосипеде можно кататься, отделы-бутики, в каждом по два продавца. Одному тут быть жутковато. И еще манекены. От них как бы человечий дух исходит. Странно, что столько всякого товара, а нет покупателей. Нет даже зевак – просто обозреть, поласкать глазами, как это делаю я.


Первой ушла из «Полярного» Валентина – она торговала колготками и чулками из пространства между двумя дверьми, несколько лет провела на холоде. Здесь, на портале, стоит моя книжка «Жить-умереть в Магадане» есть рассказ «Женщины на пленере и в интерьере». Можно подробнее почитать. Она ставилазавесу из полотнища, которым накрывают парники, а там у нее работал нагреватель от электросети, да собаки приходили, грели своими лохматыми телами, три поколения сменилось.

На рынке «Урожай», превращенного из закрытого хлебозавода, внезапно увидел знакомое лицо. В стеклянном помещении, немногим больше телефонной будки, теперь такие, похоже, не выпускают. Потом она и прическу соорудила, макияж, Валя, вдова. Муж погубил себя, разочаровавшись в Ельцине.

– Здесь лучше? – спросил.

– Тепло, – она была лаконична. А сегодня на улице 22 градуса мороза.

– А кто это все настроил?

– Да я ж разве знаю, кто это городит? На хозяина работаю, не на себя.

Все понятно. Куда только притулятся ее собаки?

Помнится, несколько лет назад пытался шутить о продаваемом белье и большом искушении для грабителей многочисленных банков, использующих колготки для ограблений. Тогда «Солнышко» закрылось. Будто бандиты у Валентины могут покупать колготки для работы. Теперь торговля подручным маскировочным материалом и банк едва не соприкоснулись.


Закрытие «Полярного» – это и потрясение для грызунов, да и голуби, кормящиеся добровольнымиподаяниями, почувствовали себя брошенными. Живут на птичьих правах. Но есть у них и обязанности.

Помню нашествие мышей в нашу квартиру после закрытия булочной, которая превратилась в телефонку МТС «Под яйцом». Потом с хлебом как-то утряслось, открылся отдел в «Полярном». Да вот и магазин не выплыл.

Впрочем, чем черт не шутит, должно же быть что-то хорошее в этом раскладе. Как-то не верится, что им совсем уж наплевать на население. Ведь когда создавался этот город, градостроители и начальство думали об интересах разных словев горожан. Инфраструктура была. Теперь она порушена, и никто ни за что не отвечает.

Может быть, – утешаю себя, – закрытие питейных заведений и ночной торговли спиртным поубавит пьяных вокалистов и мастеров экстремального разговорного жанра, снизит уровень специфического автомобильного шума?

За годы примелькались физиономии завсегдатаев, я стал их различать, и сами собой сочинились биографии-легенды некоторых.

Тут один колоритный малый побеждал противника обонятельным оружием, валил с ног запахом тела и особенно ног. Однажды нарядился на елку свежим бифштексом. Ну, ему помогли. Принялся осваивать так называемый пьяный стиль борьбы ушу. Пацаном его помню, к сигарете тянулся. Потом как-то раз вытянулся. Мальчик повзрослел. Вот уже может применять бытовые яды. Вот утонул в канализации.


Было больше децибел. От «Сказки» во время спецобслуживания немалые децибелы неслись, оскорбляя память знаменитого лирического певца Козина. Три дома на ушах стояло. Теперь шума меньше. Головные уборы в бывшей «Сказке» вообще бесшумны.

Душа требует объективности, и вот уже сшелушиваешь семь шкур с одного барана. Без особых усилий, между прочим: цифры лежат на столе, да руки не доходят. Отчет нашего жилтоварищества.Сам же и виноват оказываешься, очень легко сделают из тебя козла отпущения, и требовать козла-молока, как в пословице. Оказывается, мы теперь не просто обыватели, а члены жилищного товарищества, и потому платим гораздо больше, чем прежде – на капитальный ремонт. Раньше тоже платили, но куда эти деньги попадали, нам знать неведомо. Куда-то уплыли вместе с ликвидированным ЖЭКом.

Долгов у нас накопилось по дому страшенные суммы, отчего на капремонт капает немного. И еще одно деликатное обстоятельство: четыре магазина, ставшие телефонными компаниями, да и банк по идее наш ТСЖ подпитывать.«Полярный» имеет огромную задолженность, а наших ногах гирями висел. Проще или нас, жильцов пристрелить или магазин этот легендарный уконтропупить.


Не случиться ли так, что в новом банке придется выставлять манекенов – для усиления эффекта присутствия. Брожу по городу, думаю.


Пишущая братья называет Магадан не иначе как столицей. Столица Колымы. Но как-то не могу представить, чтобы в столице закрыли «Елисеевский» гастроном и разместили там банк.

Кстати, в нашем доме уже есть небольшой банк. Второй будет. А в следующем доме тоже банк. А напротив тихоокеанского банка, на месте «Беларуси» только что открылся еще один уютный банк.

Это время монетой звенит

Это время купюрой шуршит.


Насчет трендов и брендов тоже не все однозначно. Самый известный ресторан, расположенный у автовокзала «Магадан» как закрылся в пору расцвета казино, так и не открылся для общепита. Известный был ресторанчик, описан в местной художественной литературе. Там состоялись грандиозные поминки писателя Альберта Мифтахутдинова, всеобщего любимцаАлика.

Старатели гудели под старательский вокально-инструментальный набор. Где теперь так гудят? Рестораны стали невостребованны. Закрылся ресторан у парка, там вся телестудия ошивалась, и, пишет мемуарист, и пел знаменитый исполнитель и автор. Он был магаданец, да американцем стал давно. В парке было небольшое кафе, закрылось.

Будто бульдозер прошел по нашему менталитету. Конечно, люди стали меньше ходить в заведения, созданные для веселья. Меньше получают денег для подобного времяпровождения. Хотя, судя по автомобильным пробкам, обилию банков и ювелирных магазинов, денег стало в разы больше. Их куры не клюют, они карманы жгут.

А мне сердце жжет память. «Полярный» – это бренд. Не думаю, что хоть один магаданец одобряет закрытие. Деньги важны, но есть же память, поэзия, романтика, что делает нас людьми. Помню, как волновались и собирали подписи горожане, когда снесли барак в самлм уентре – так называемый домик Берзина, первого директора Дальстроя. Сейчас-то страсти улеглись, если не сказать грубее: всем на все на…плевать.

Ресторан «Магадан» дорог мне как память о писателе Бирюкове. Несколько лет ходили мы туда коллективно обедать. Из мужчин был третий собеседник – Кирюшин, все тое позиционировали себя как сталкеры. Маленький любительский театрик. С годами убеждаюсь, что ежедневный интеллектуальный тренинг вводил в меня, выросшего интеллектуальным сиротой порцию самоуважения и уверенности в собственных силах. Котлета «Арктическая» из кальмаров, свекольный салат, рыба, запеченная по-русски… ежедневный повседневный банкет, приподнятость. Возможно, благодаря этому общениюсозрело мое решение заняться прозой на полном серьезе.

В «Магадан» приводили кроху-сына, чтобы познакомить с манерами. И там делали великолепное мороженое.


Конечно, рестораны позакрывались не потому, что сработала чья-то злая воля. Они обанкротились город обонкротился, по числу жителей слинял вдвое. Нед достаточного числа едоков с деньгами, чтобы пользоваться услугами ресторанов. Да и продуктов нужно вполне определенное количество. Ну открыли за магаданкой в бывшем автобусном парке супермаркет. Но я туда не имею возможность ходить. Далеко.

Предчувствие подсказывает, что надо не только рестораны и гастрономы позакрывать, но и жителей выгнать. Банки могут стоять в чистом поле и приносить прибыль. Примерно так же, как нефтяные вышки. Население тут не причем, и считаться с ним не нужно.


Процесс идет. Как сказал один наш писатель, на днях вернувшийся из Владивостока на новеньком протезе, теперь она (отрезанная конечность) будет до кости усыхать.



ЕСЛИ ПЕТЛЕЙ ДУШИТЬ


На базар за хлебом пора идти. Я его в киоске «Молоко» покупаю. Особый хлеб, на сыворотке. Уже весь раскупили сегодня. А это что? Черное, резиновое. Да это петля, какие на ботинки надевают в гололед! Новейшее изобретение. Наверное, многих спасло от падений и переломов.

Я про эти петли бабушке Ла рассказывал, а она лишь скептически улыбалась. Ее сестра, бабушка И, тоже разговор о предохранительной резине вела. Но не остановилась на бла-бла, взяла да купила родному сердцу на Новый год безопасность для ног. И принесла обновку сестренке: положить под символическую елочку.

Если ботинки или сапожки петлей душить, душить, да в какой-то миг остановиться, то на последнем издыхании обувь перестает скользить на дороге. Что и требуется. Не скользишь и не падаешь. Вот ведь какая конкретная женщина, бабушка И: взяла быка за рога, козла за бороду. Отдала подарок, и домой поспешила, последние штрихи к праздничному застолью наложить.

Есть еще петля Нестерова для самолетов. Но об этом в другой раз.

Прошло полчаса, час проходит. Как бы ни случилось чего,– думает бабушка Ла. Наконец, бабушка И звонит сестре: мол, два раза упала на льду, пришлось снизить скорость до минимальной. Ползла, как черепаха. И все равно дважды убилась.

Бабушка Ла в недоумении. Как это – упала? Ведь сестра И сама сказала, что скольжение полностью исключается. Ну, с петлями этими.

А нет, оказывается, бабушка И себе-то петли не надела. Вот оно что. Тля – петля. Едет гусеница в Ниццу. Точка – уточка.

Надо было бабушке И самой тормоза надеть, петли эти чудодейственные. Неужели, сестру защитила, а себя нет? Или эту защиту решила на сестренке, будто на подопытном кролике, испытать?

Кстати, здесь, на Севере, в ходу особая обувь, ее не на фабрике делают, а вручную шьют из оленьих лобиков – торбаза. Хорошо бы оленьими жилами, похожими на те, что вытянула из тебя за 45 лет непосильная трудовая канитель. Где берут такие? Уж не в конторе ли по вытягиванию жил – жилконторе?

Торбаза и тормоза. Есть созвучие. Бабушка И вообще-то год за годом зимой всегда в торбазах ходила, а на сей раз не заметила, как надела новые сапоги, которые стоят немалых денег, и лучше их не осквернять прикосновениями резины, а то следы остаются. Это были сапоги скольжения и скользили они, скользили. Лучше всего по паркету. Па-де-де!

К старости мы все походим на китайцев, особенно глазами: узкими они делаются, по утрам открываются со скрипом. Сквозь кожаные мешки до зрительных нервов еле доходит изображение. Дорога из поля зрения начисто пропадает. Да и лица не отчетливы, лучше их по символам навскидку определять. Поэтому я всем нам заглазно дал китайские прозвища. Но бабушка И не знает об этом, как и бабушка Ла.

Надо сказать, обе в молодости любили спорт, особенно фигурное катание и хоккей. Не одну телепередачу, бывало, не пропустят. Надо к экзамену готовиться, а они за Роднину сердце рвут. Теперь и керлинг появился. Наверное, тоже есть фанаты. Иной раз мы сами скользим по льду, как в этом виде спорта. Вот бы еще кто-то щеткой путь прокладывал!

Однажды мельком глянул в телевизор на современное катание. Понравился мне Плющенко – фамилия приметная. Интересно, а есть ли фигурист Колбасенко?

Спортивная жизнь не стоит на месте. В Китае люди весьма преклонного возраста с физкультурой дружат. До 90 лет доживают легко. На площадях коллективно друг перед дружкой принимают позы животных: змеи, обезьяны, скорпиона. Это помогает вычленить человеческую сущность.

Вот бы и нам, в Магадане чем-то таким заняться. Ходьба по льду, ходьба по глубокому снегу – пусть будет двоеборье. Лбом приложиться ко льду, припасть на колени – ветер румянит щеки, глаза слепит, когда из них искры летят. Кто живым дистанцию преодолеет, тот и победил.

Нынче снега на редкость немного выпало, идешь, и полынь видно. Полынь что? Полынь я люблю. А вот полынью обхожу стороной. Если оттепель. В мороз своя тактика: не удалось повидаться со свежим воздухом? Встречаюсь со свежей водой, даю возможность убрать с поверхности тела информационную грязь. Вода уносит намного больше негативной энергии, чем воздух и до ужаса освежает дыхание. Иной раз лежу в ванне легко представляю себя рыбой. Причем, разной породы. Если я судак, то судачу. Щука я: коль надо – прищучу, чтобы карась не дремал – как я сам им был вчерась, нес окуневину, хариусом в харю кому-то тыкал. Пока хариуса харизма не захаракирилась.

Ну, не без того, что леща брошу: хек, хек, кхек. Линя поднесу, чтоб слинял. Чтобы каждый угорь знал свой угол! Чтобы горбуша тащила на своем горбу весь план по икре и балыку.

Люблю и кабачковую икру – спасу нет. И всякий раз прилипает ко мне ощущение, что это я эту икру сам метал.

Кто был на реке, на море, у озера и хотел продлить очарование, вернуться на водоем, вновь насладиться общением с вольной водой – матерью всего живого, бросает монету в набежавшую волну. Вот-вот.

А начальство все буквально понимает, вводит плату за любительскую рыбалку, запрещает продавать гражданам рыболовные сети. Может быть, смещение акцентов произошло: рыболовные капроновые сети путают с радиосетями? Интернет уже всех достал, да как же без него?

Но все возможно в королевстве датском. Лишь бы впередсмотрящий ненадолго закрывал глаза. И чтобы, не будучи тормозом, спускал на тормозах.

Посадил я как-то гранатовое дерево, и на нем выросли лимонки, пистолеты и кинжалы. Неуемная инициатива называется.

– Ты что, – спрашивают меня близкие, – больной на всю голову?

Да у меня этой боли на две головы хватит с избытком. Всеобщая боль сводит с ума. Колено разбил,ступня болит и другая, правая больше. С такой силой, что заглушает боль в коленном суставе. А вместе они головную боль глушат, словно рыбу в реке динамитом. Мысли всплывают кверху брюшком.

Одна голова – хорошо, а две – лучше. Человеко-единица, – говорится, – а есть и человекодвойка. Как телевизор с видаком.

Был у меня приятель на роль другой головы. Звали его Густав, фамилия Жидков. Питался черепаховым супом, улиток ел. Стал медлительным и непробиваемым. Будто в панцире, невозмутимый.

Но по-прежнему по одежке встречают:

Как денди лондонский одет,

на деньги тут же был раздет.

Тоже спортсмен: сам с собой играл Густав в наперсток и проигрался вчистую.

А тут еще вот что случилось. Однажды я вырезал свое имя на скамейке. И он вырезал на скамейке. Обоим влетело. Кому больше, если я, будучи садистом, на садовой оставил автограф ножом, а он – и на скамье подсудимых финачом, пока его привлекали за резьбу по кости? То было выездное заседание суда, и слово для первого тоста предоставлялось подсудимому.

Садо-мазо… Да у нас вся страна была мазо. Любили вмазать. Об том напоминали и грузовые автомашины МАЗ. Потом и КамАЗ появился. Возьми МАЗ, шары залей и получится мавзолей. Маз наоборот прочти – зам. Некоторые замы вызывают у нас мазокомплекс. Некоторые замы – отпетые садисты и курят самосад. И умеют пользоваться словом «Сезам».

Однажды ночью Густав отрывает примерзшую голову от подушки, а на него бомбы густо падают, а пули, как из лейки летят, посвистывают. Проснись и пой! Но лучше не просыпайся, пой во сне. Пусть приснится тебе Бельмондо с бельмом на глазу.

Жилета у него отродясь не бывало, не говоря о бронике. Пришлось надеть на ботинки резинки и вперед, с песней. Хоть с этой стороны себя обезопасить. Надел резиновую шапочку, чтобы не оставлять отпечатков мозга.

Струхнул изрядно, но опомнился, когда все стихло. Не стану, решил, доказывать, что я не верблюд, просто накроюсь верблюжьим одеялом. А у него одно это одеяло и осталось. Но необычное. Талантливое. Легко входит в роль. Будто бы вокруг сладкая пустыня Сахара. Будто бы мечтает наладить производство песочных часов. Не мешало бы и стекло тут варить – для производства пробирок, в каких выращивают гениальных деток. Сахарный тростник развести на поливных землях.

Гляжу на песок и вспоминаю, что люблю я селедочную икру есть. Икринки – как песчинки, тонко хрустят на зубах, в челюстях красиво застревают.

Сколько песку! А ведь одна песчинка в глаз попадет – не оберешься горя. А голову в песок прятать иной раз приходится. Горящую голову в песке тушить. В воде она еще пуще разгорается.

Идет он, как по пустыне верблюд и размышляет: «Ах, как любите вы проехаться на чужом горбу. На чужом горбу!».

Что-то мне подсказывает, что если бы водилась в пустыне рыба, то изготовленные из нее суши были бы в аккурат суперсуши – за уши не оттащишь даже с помощью приемов ушу. Одно плохо – концы в воду не спрячешь.

Или другой персонаж на роль второй головы. Честь имею представить, Кощей Хрящевич Студнев и заводные яйца. Ему нестерпимо хочется, чтобы все вышли с поднятыми руками, или бы их вынесли ногами вперед.

Стволовые клетки у него путаются под ногами половых клеток и ставят палки в колеса и шприцы. Поневоле задумаешься о побочном действии смерти. Как-то проговорился: «От сих до сих он сингх». Он ставил и ставил палки в колеса, пока не сообразил загнать лом в коробку передач. Желаю всем удач!

Однажды заявляет: мол, если есть платья для тех, кто готовится стать мамой, тогда должна быть одежда для тех, кто хочет залететь, и тут уместно вспомнить про петлю Нестерова. Долго, видать, думал. Как ему вошла такая эврика в голову? Можно только догадываться, но и я недавно испытал нечто подобное. В двух словах не скажешь, придется в трех.

Во дворе, неподалеку от Дальпроекта вывеска с портретом: восточная женщина, в газовое покрывало закутана, одни загадочные глаза видны. Чувствуется, пустыня изображена, плюс 50 в тени. Верблюжье одеяло из рассказа Густава только что невозмутимо прошагало.

Помню, когда мой сын был маленький, он говорил: «Тете холодно», показывая пальчиком на огромный рекламный постер: «Летайте самолетами Аэрофлота, накопив в Сбербанке». Тетя в летнем платье на морозе улыбалась, совсем как партизанка. А рекламщики во все времена верны себе. Им лишь бы потребитель вздрогнул и купил, очертя голову. Надев для надеги резиновую петлю до состояния полузадушения.

Означает же новая вывеска салон красоты «Марракеш». Прочел, загляделся, потерял равновесие, упал на свежем снежочке, на колени привстал, колено повредил. Зато запомнил, где салон расположен. Наверное, здесь частное охранное агентство организуется, подумал. Как пить дать, вызреет охранная фирма, в которой будут трудиться особые женщины. Наезжанки. Не слыхали? Наезжают на мужика, как грузовик. У них свое оружие: их боевая истерика сильнее огнестрела.

У каждой наезжанки есть боевые дрессированные животные. Гад подгадывает, кот подкатывает, пес – подписывает. Уточка дает утечку, а курочка курочит. Бывает и так, что с неба падает болид, тогда у кошки и у собачки болит.

Вот тогда, как говорится, «Сниму порчу и парчу».

У меня свое обыкновение – хожу по городу, на жизнь любуюсь и сопереживаю людям, которые занимаются более активным спортом, не прибегая к резиновой петле, чтобы защитить свой мозг и остальное тело от падения на лед. Порой нет слов, чтобы выразить нюансы, и я просто читаю, как стихи, объявления в газете.

«Ищу женщину, умеющую гадать на кофейной гуще».

«Молодой человек примет к себе бесплатно жить одну-две стройных девушек от 16 до 40 лет, которым негде жить».

«Ищу человека по имени Александр, которому нет сорока лет. Пьющих прошу не беспокоить».

Тут же, через строчку: «Я тот, который тебе нужен. Александр, 27 лет». Номер мобильника дает.

Другой, тезка, пространнее излагает: «Познакомлюсь с девушкой от 17 до 38 лет – метиской, эвенкой, буряткой, корячкой или блондинкой. Стройной, не склонной к полноте, со спортивной фигурой, очень влюбчивой, не выше 172 см, которая хочет жить с парнем.

Я брюнет, 170 см, очень ласковый и нежный, живу один, работаю».

Я не только за хлебушком хожу, но и тесто покупаю в тестовом режиме. А жена печет пироги. В тестово-капустном режиме. У тех пирогов не только румяная корка, но и потрясающая подкорка. Мыслью светится. А не уверен в себе и если на ушах лапша, вари кашу из топора.

Гражданином можешь ты не быть, но поэтом быть обязан. Шевели булками, батоне, делай хвост калачиком! Закажи пиццу, чтобы упиться!

Иной раз встречаю своего ровесника, в бороде и лысине, рад ему, ведь нас остается все меньше и меньше. У нас старость уважают: если star, то и звезда.

Мой неторопливый, несуетный друг! Мы с тобой хоть и наступаем дважды на одни и те же грабли, но иногда деньги гребем лопатой и держим их в лопатниках.

Да, сыграем в ящик. Либо нас покажут по ящику. Ну, хотя бы в мешке или кульке.

А порой, бывает, денежки – как вода, тогда их черпаем ведром и переливаем столовой ложкой из пустого в порожнее. Можно и в ложке утонуть, но у нас сушняк и сухостой. Мы непотопляемы. Мы медленно идем над бездной по тонкому льду. И лед все тоньше и тоньше.


В ЖЕЛУДКЕ ВОКРУГ ПЛАНЕТЫ


Покупаю на базаре свинину. Взвесила кусок:

«Двести восемьдесят рублей». А мне послышалась иная сумма. Женщина, которая передо мной в очереди стояла, 280 заплатила. У меня кусок поменьше.

Молча стою, невменяемый. «150», – уточняет продавщица и несколько раз извиняется. «140», – вдруг озаряет ее. Делает хорошую мину при плохой игре. А симпатичная какая!

Я путешествую. День за днем. В этом жизнь состоит. Еду в Австралию, Бразилию, Аргентину – в собственном желудке. В Новую Зеландию, Францию, Соединенные Штаты. Пропускаю материки и страны через себя. Залив Свиней слыхали? Качинос, иначе говоря. Это на Кубе. Такое странноватое чувство, что русский классик уже писал о том: «Мужички на Кубе пашут…». Знаю, знаю, на гу'бе, гауптвахте. Была у нас такая шуточка в шестом классе.

Вот, кстати, окорок медведя. Ой, нет. Это фамилия мясника. У нас в Магаданской области несколько сотен настоящих бурых медведей, и не надо их записывать их в родственники тому Медведеву. Лепить известную фамилию на свиной окорок неосмотрительно. Вон артисты обзаводятся псевдонимами. Тут случай похожий. Если только не принять другую точку зрения. Вроде как подсуетился, вышел на международный уровень общения, доступный очень большим боссам, поучаствовал в межконтинентальной пищевой цепочке «Южная Америка – Северо-Восточная Азия».

Скованные одним цепнем. Песня. Так нас задолбали, что не могу без слез слышать про сальмонеллез, бруцеллез и прочие циллезы. И про свиной грипп рассуждения противны. Есть серьезней проблема: свинка, иначе говоря – паротит. Когда лицо разворотит и сделает стерильным по части потомства.

Деталь мужского портрета свиноеда: щеки со спины видать. А в продаже широко представлены щеки свиные со всех континентов.

Не буду врать, бывал я и в Средней Азии, когда она еще не стала заграницей, видел людей, выросших на баранине, они заметно отличаются от нас, свиноедов. Дело не в толщине талии и образе мыслей. Вы ели бараньи мозги? Закажите их в ресторане восточной кухни, и вам подадут бараньи яйца.

Бараны, как известно, обожают пялиться на новые ворота, а козлы тяготеют к своим тезкам из дерева, покрытым скромным дерматином. Слегка тронутым дерматитом. А ведь никто не догадался сделать спортивный снаряд под названием «кабан». Я бы на таком каждый день сбрасывал вес, хрюкая от счастья. Зато есть мишень «кабан» у стрелков.

Не только спортивная, но и ученая мысль, как и всякая другая, не стоит на месте. Наука, паранаука, похожая на Паратунку. Травоведы, гомеопаталогоанатомы подбрасывают. А мы ловим. Такое у нас правило. Мы тоже подбрасываем, а вы не зевайте.

Сказано: человек умер, а неведомое науке излучение исходит от него. И назавтра, и на послезавтра, и на девятый день, и на сороковой. Исследования института человеческого мозга подтверждают и добавляют много неведомого, темного и остолбенного. Слово «пересадка» я услыхал впервые на пятый год жизни, когда узнал, как люди перемещаются на далекие расстояния, и что такое железная дорога. Она вовсе не похожа на крытую жестью крышу дома. Паровоз выпускал пар с такой милой и орал так громко, что сердце мое выпрыгивало из груди и через пару секунд с опаской возвращалось в клетку.Имею в виду грудную клетку. Я еще не скоро научился произносить нечто подобное без глубокого смущения. Пересадка с поезда на поезд – это нечто особенное.

А пересадка сердца случилась в мире, когда мне было 20 лет. Фамилию Блайберга Филиппа запомнил, ему пересадили сердце негра, а сколько за эти годы пересажено сердец, сколько потребовалось доноров. Одному мужику пересадили сердце, и вот он бродит в тайге, пытается завалить медведя, а медведь, почувствовав человеческое дыхание набрасывается и побеждает в тесной схватке и съедает пересаженное сердце. Заслуженные рубщики широкого профиля: от крупного рогатого, до мелкого безрогого, нехило рубят в этом вопросе. Как и академики ветеринарной академии.

От свернувшего шею на пищевой лестнице поросеночка, – доказывают с бифштексом в руках, – исходит излучение еще то, разве что лучи Лазаря могут с ним сравниться, и человек, поедатель всего живого, наматывает на себя энергию почившего дружка, как нитку на шпульку. Поросенка съели, а излучение идет. Идет! Из человеческого желудка, из кишок. Медведь задрал охотника, а излучение идет.

ДНК хряка и человека один в один. Ну, почти. В год Свиньи мне довелось, кстати, родиться, и тут особый, пусть и не афишируемый, интерес. Через братьев своих меньших самого себя познать во весь рост. У свиньи оргазм длится полчаса! То-то же! А скрестить? Скрестить пальцы под столом?

Сердце свиньи – как человечье, возможно, вот-вот начнется массовая пересадка сердец, а по окорокам нужно еще посмотреть, кому что пересаживать. Поросячьи ресницы маленьких, как у некоторых кинозвезд. Пушистые и белесые, эта белобрысость делает поросенка желанным.

Свиньям, я думаю, еще есть, что брать у людей. Люди бывают тучными, достигают 450 килограммов. Надо таких хряков выращивать. Может быть, организовывать наподобие собачьих боев борьбу свиных сумоистов.

Порою думаешь: расширение сознания, а это расширение телесного присутствия. События случаются, жар набегает, холод.

Клетки мозга – это не мышцы, не хрящи. Ближе к жирам. Может, человечество со временем научится заполнять пустоты в голове подкожной клетчаткой. Не все голову совать, пусть другие части тела умственные задачи решают. Эта ситуация уже закреплена в фольклоре. Нередко родители спрашивают дитятку: мол, какой головой, Васенька, думал – верхней или нижней? А надо разгрузить голову, пусть альтернатива будет.

Милая, ты такая аппетитная – так бы тебя и съел! И это не просто слова. Помню, в детстве картинку маслом: из школы возвращаюсь и не слышу знакомого повизгивания. Опустел сарай, а на ужин полная сковорода жарехи. Вкус необыкновенный, завораживающий. И кусок мне достался особый – со следом проникновения. Рваная такая рана, будто дрогнула рука. Это что же, зарезали, выходит, изверги? Ем с грустью. Вкус неописуемый. Намазываю горьким хреном. Может быть, несчастный случай? А вкусно-то, не оторваться. Может, хрюн сам на нож напоролся: игривый больно был, мяско у него вкусное, светлое наросло. Любил я своего хрюна, называл его олененком Бэмби. Я и японское слово «икебана» от «кабана» производил.

И заметьте, какой бы ни был вонючий свин, как бы ни портил при жизни воздух, мясо его и сало вызывают чувство глубокого гастрономического удовлетворения и легкой грусти.

Лет уж двадцать, как исчезли совхозные свинофермы на выезде из поселка Снежный на 23-километре Колымской трассы, а следы пребывания поросюшек остались. Принюхаешься, и все кажется, витает отчетливый, хоть и стой, хоть падай, дух. Такая приходит глубокая печаль – из самого сердца моего желудка слышится предсмертный вздох порося. А как мы гуляли с ним по росе.

Ну, того, что из Бразилии вроде не так жалко. А то в тот день, когда опустела сарайка, спал беспокойно, вздрагивал, просыпался в холодном поту: не совершил ли я грех самоубийства? Или ляжку собственную отчикал и потребил. Каннибализм и самоедство. Дурацкие фантазии рождаются, нет им числа. Пора перейти в вегетарианство. Правда, на Крайнем Севере, среди чукчей и эвенов, эскимосов и коряков таковых нет. Засыпаю и чую сквозь сон, как крадусь к холодильнику: а там свиное заливное с хреном, перцем и редькой! Ем, ем и боюсь проснуться.

Написал этот опус, послал другу Стасу, знатоку свинской жизни и смерти. Он ответил: «Я иногда задаю себе вопрос: когда я был счастлив?

Среди десятка случаев вспоминаю такой. Пришел с работы. Зима, ночь. Первым делом в сарай. Вычистил у поросят, накормил, посыпал все свежими опилками. Мне бы торопиться в хату, где жена и трое детей, а я сижу на скамейке, смотрю на хрюшек, слушаю их разговоры, и мне так хорошо!

Что-то в этом есть. То ли от моих предков, то ли идущая от свиней добрая энергетика. От людей она хуже.

Помню, на Украине в детстве мы чесали поросенка, и каждый говорил: мол, я съем твое ушко, а я хвостик, а я щечку. И ели, и были счастливы, главное, ничуть этого Хрюна не было жаль. Наверное, Хрюн нас простил и где-то там, на небе вспоминал нас с нежностью».


ОБМАНУАЛЬНАЯ ТЕРАПИЯ


Белый след за самолетом – в Магадане теперь с ними не густо. Но однажды вдруг вижу сразу две параллельные полоски, в опасной близости друг от друга. На фоне темного синего неба – редкий цвет в самый короткий день года. 21 декабря – ровно год до предполагаемого конца света. Стало быть, предупреждение. Быстро летят, мыслью не угнаться. Но и у меня в голове, на внутреннем куполе непрерывная корректировка происходит. И в следующий миг понимаю: это и не самолеты, а провода серебром отцвечивают.

Бывает вот так же, паутина по осени обманывает зрение, да тонкая магнитофонная лента, выброшенная за ненадобностью, блеснет с потаенным внутренним звуком, обманет и повеселит. Природа то и дело подшучивает, а ты не упускай момент, улыбайся!


Порою наивысшим удовольствием жизни является обман – зрения, слуха, обоняния, вкуса. Раз-другой обманешься, а потом до истины дойдешь своим ходом, следствие проводишь. Разве не увлекательно? За сорок без малого магаданских лет все его прелести надоедают хуже горькой редьки, которая, кстати, кажется сладкой, в сравнении с остальными чудесами.

Очи жгучие и прекрасные! Мне и без перца бывает горько – экономия, стало быть!

Обманчива соленая тишина в конце света – дневного. Ветра нет, стало быть, морозец накатит, жди. Недвижно и бесшумно. А коль бесшумно, безветренно похолодает, неминуемо возрастет температура воды в трубах отопления. Если в комнате 18 градусов тепла, возникает ощущение теплового комфорта. Эйфория. На градус ниже, и приходится утепляться, движения тела замедлять, полет мысли – тем более. Она лишается легкости и изящества. Выглядит как белка-летяга в изящной шубке, мороз свистит в ее ушках. Но летит, как корова на льду. Самым популярным животное стало мышь – благодаря компьютерной мыши. А я все жду, когда изобретут компьютерную летучую мышь – прикольно может получиться.

И вот за окном теплеет, коммунальщики сбавляют напор в батареях. Неминуемый при потеплении ветер-бриз выдувает через окна тепло, и вот уже в комнате не 18, не 17, а 16, и все чувства уходят в минус, так и лишиться чувств можно, полное сходство с отрицательными числами, которые проходили в курсе математики, желая ощутить на деле и на теле. Это еще не обман, когда на улице теплеет, в квартире холодает. Жди, подвох впереди.

Спустя день-другой прогноз на мороз, игнорировать его не принято. Давай, кочегар! Тут нам подбрасывают. Бывает так раскочегарят, что все 19 градусов в комнате. И, внимание, – тут ее величество погодка устремляется в плюс, без шума, без ветра, и такое тоже бывает. А команды «сбавить» не было кочегару отдано. Тут и плюс 20 возможно в комнате. Ташкент! Отдираю залипшую форточку, и оттуда струится изумительной чистоты свежесть, аромат моря. Порой такой обман чувств – будто пьешь зеленый напиток тархун. Мечта!

А то прогноз 18 мороза. А на самом деле лишь до 12 понизилось. Просто смех. Обман в сторону улучшения всегда веселит в метеопредсказании. Мне эти жкховцы – как овцы с разведенными плечами видятся. Ой, ты зимушка, бесконечная.

О чем можно мечтать в конце ноября?

О новогодней елке!

А поутру молодой лай по свежему морозцу и молодое повизгивание в ответ: певческий голос – ни дать, ни взять. Сколько лет не слышал таких чистых нот! Нашим певичкам у собачки поучиться не мешало б! Услышал собачий вокал, покачнулся, и вдруг ботинки за лед вцепились мертвой хваткой. Ботинки в зубами – магаданский фасончик. Не будешь па-де-де па-дать-дать.

Новогодняя ночь в центре города. Всеобщая радость, веселье. Хлопушки. Фейерверк. Разговоры в полный голос. Запах пороха и снега, кислинка шампанского. Ряженые на сцене исполняют что-то невнятное, усиленные наряды правоохранителей смотрят, не подложил ли ты под Деда мороза свинью. Шампанское удобно охлаждать, просто поставив его на лед. Можно и лбом приложиться. Вспышки фотокамер. А то и без вспышки работают фотозатворы – и без того светло.

Темной массой стоят неулыбчивые молодые китайцы. На них традиционные хлопчатобумажные костюмчики, такой и у меня был в школьные годы. Лица закрыты небольшими масочками – помогают сберечь нос от обморожения. Обычно гипертрофированно улыбчивые, гастарбайтеры непривычно серьезны, даже не верится, что такое возможно в данный момент. Парадоксальная психология, вероятно. Они вообще не пьют, а если и пригубят, так в китайский, лунный Новый год. За несколько лет заметил, что в Магадане граждане Поднебесной становятся такими же сосредоточенными и неулыбчивыми, как и мы, старожилы. Блестяще осваивают ненормативную лексику.

И что характерно – даже самые невеселые магаданцы, бывает, смиряются с тем, что время не стоит на месте, неумолимо несет сюрпризы и грустные забавы. Зато не бросишься подобно Анне Карениной под поезд. Не ходят в Магадане поезда.

Бывали и теплые, и нетеплые новогодние ночи. Но магаданцы веселились всегда, отжигали и предавались излишествам, от обилия эмоций температура воздуха поднималась градусов на десять, и наутро никому не приходило в голову сожалеть о содеянном.

Ждешь возмездия, и очередная поломка восприятия окружающей действительности заставляет спрашивать судьбу: «Ну, мы квиты?».

«Бисквиты, бисквиты», – отвечает эхо на бис.

Обман обоняния. Есть, что сказать и по этой теме. У сквера имени 60-летия Магадана есть большая вытянутая площадка, отделяющая сквер от рынка. Хорошо и тщательно асфальтированная, мы с внуком смотрели, как там по осени каток прохаживался, впечатлялись, какой валит от горячего гудрона сизый, тоскою пахнущий дым. Зачарованно смотрели, не веря, что не осталось широких луж, столь любимых моим трехлетним внуком. Теперь это все стерлись в памяти. Зато в базарный день на площадке паркуется около сотни машин. Не без последствий. Порой в асфальт впечатываются особо доверчивые сизокрылые голуби – как цыплята табака. Вот их-то и считают по осени. А теперь зима в разгаре отрицательных температур.

Как исключение из правил промелькивают порой и лошади, но они больше по соседству в парке малышей катают, дети так сильно радуются, что излечиваются от аутизма. А в сквер пацаны-коноводы из бывшего пригородного совхоза почти не заходят. Но возле сквера отчетливо пахнет лошадиным навозом и дымом, как если бы печки топили каменным углем. Я такой уголь знаю с шести лет. Наша печка тоже им топилась, а с железной дороги в километре, невидимой из-за высоких тополей, щедро доносились зловонные газы из топок паровозов. Особенно ночью.

Голуби тоже были в том городке. Только не сами по себе, а в голубятнях, гонять голубей – особа привилегия, не каждому выпадало такое счастье. И лошади были, держали их в крытых дворах. Вместе с коровами, овцами. Они мычали и блеяли, но не от голода, просто им хотелось поговорить.

В сквере, в центре Магадана множество голубей, они кучкуются возле впавшего в зимнюю спячку фонтана, куда зимой таджики в оранжевых жилетах сбрасывают счищенный с дорожек, унавоженный снег. Присмиревшие на пересечении аллей сизари терпеливо ждут крупы и хлебных корочек. Они готовы посидеть у тебя на руках, подбодрить своей невозмутимостью.

Правда, есть и другие наблюдения: у «Полярного» они летят на выходящих из магазина теток, группой устремляются прямо в глаза, а если видят пакеты с подходящим товаром: там с орешками, печеньем, крупой, разрывают упаковку и бросаются врассыпную. До четырех часов дня проявляют пищевую активность, а затем, словно одержимые куриной слепотой, дружно сливаются с окружающей местностью, им бы, как медведикам, в зимнюю спячку впадать!

И тут, как ниоткуда, появляется рослый гастарбайтер в черной многоэтажной бороде, медленно толкает перед собой чудо садово-парковой техники – роторную машинку, струя снега с шелестом взлетает метров на пять, и соляровый дым вплетается в свежесть снежной струи. Аж в висках заломит от обмана чувств. А в это время в другом сквере снегоуборочная машина включена, зеленхозовец сидит рядом, на снегу, медленно курит, наслаждается покоем. Он не гастарбайтер, он коренной. Дым сигареты подлетает боком к ротору снегоуборочной машинки и делает четверть оборота, прежде чем исчезнуть с глаз долой.

Американский мужской журнал любитмолодых грудастых женщин всех меридианов и широт под струей воды, чтобы красотка была полураздетая или вовсе обнажена до легкой апельсиновой корки. А чтобы бойким американским мужчинам лучше понять, в чем прелесть фотомодели, нужна вода, она хорошо держит свет и форму, медленно течет, лаская, по телу, рождая острые ассоциации. Но вода – это лишь вода и ничего более. Сегодня не сезон.

А струя снега – слабо? Красотка в восходящей струе снега. Конечно, тогда неминуемы кое-какие перестановки и рокировки, да и модели нужны другие – моржихи, и будет журнал называться «Морж-мэгэзин». Но не стоит углубляться в ноу-хау. Тем более что рядом находится представитель ставшей независимой жаркой страны. Он пахнет урюком и кишмишем. А женщины, его соотечественницы, насквозь пропитавшиеся пряностями Средней Азии, торгуют на теплом рынке, который находится через асфальтовую дорожку. Там было святое место – хлебозавод, теперь базар.

Иду мимо и замечаю замороженную малину из Польши, она умудряется пахнуть, даже погруженная в анабиоз, а если прислушаться, разливается малиновый звон в ушах. На самом деле этот морозный звон исходит от клубники. А от польской малины через костяные молоточки в голове раздается полонез Огинского «Прощание с Родиной».

Издалека слышно, молодой мужчина сказал: «Главное – сохранить зубы», намекая на витамины. А разве на Севере есть люди со здоровыми зубами?

Обманись в чувствах, поверь и снова в реальность вернись. Не понял? Купи козу, продай козу, и поймешь, как прекрасен повседневный мир. Небо в ноябре – как козье молоко, облака – словно козий пух. Невероятный обман – чувств.


МОЙ НОМЕР СЕМЬ


И я не чужд нумерологии. Загадывал на четные номера автомашин, будет ли мне удача. Четных было ниже 50 процентов. Это огорчало, даже разочаровывало.

Но однажды стало везти на обещания судьбы. С моря, поднимаешься по пологому склону Нагаевской бухты, а навстречу новенькие джипы мелькают четными номерами, счастье обещают, море счастья. Будто счастливые номера лотерейных билетов вытаскиваешь.

Зря я так истово ждал, а потом огорчался ни с того, ни с сего. Учился невозмутимости, но был плохим учеником. Потом я перестал предсказывать собственное будущее посредством япономарок. Тем более что некоторые разъезжают вообщебез номеров.

А ведь у меня-то машина, на приколе стоит, – седьмой модели, и номер на семерку кончается! И родился в год с семеркой на конце. И вот в ноябре пришло мне в голову не на чет-нечет загадывать, а на семерку. Тем более что один академик, из новых, заявил о семиричности мира. Лекция с примерами произвела на меня особое впечатление. Стал номера машин на улице просматривать, сразу же увидел семерочку. Иди сюда, родимая! На следующий день пять семерок встретил, одну за другой. Иду, ликую, ликукую.

Мне работодатель на банковский счет перевел деньги 7-го ноября. Несколько раз брал я свой карт-бланш, так пластиковую карточку в шутку назвал, исправно вставлял в банкомат, и он мне печатал отказ: мол, недостаточно средств. Хотя карточку и счет узнавал. Стало быть, хоть в этом я не напутал, и то хорошо.

Первый раз со счета выдал тысячу, и я сдуру накупил для семьи чая и пельменей. А потом облом. Видно, это те деньги, которые я платил, когда заводил летом банковскую карту. Ну, надо же! Конфуз. Такое может только со мной происходить. Настроение – ниже ватерлинии, лишь на самом донышке теплится оптимизм.

Спустя несколько дней пошел я в банк и выяснил, что с седьмого ноября вся предназначенная мне сумма уже в банке лежит, дожидается, следует лишь с расчетного счета перевести деньги на мой бизнес-счет. И вот 14-го я эту важную операцию провел. Расписался, печать свою поставил. И что поразило – никто и не думал меня на смех поднимать. Будто так и надо. Никаких игрулек, все всерьез. Вид пластиковой карточки вызывает серьезное ко мне отношение.

И тут же вернулось желание поиграть в прогнозы. Машины навстречу прут, и не только японские, но и наши «Волги» с семерками на регистрационных номерах. На вид новые, тюнинг современный. Когда-то, я слышал, наверное, во времена моего детства, «Волжанка» считалась лучшей машиной Европы.


И на следующее утро сбылась мечта идиота, деньги стали мне доступны. Стал я их с карты снимать, долги раздавать. Опять подумал о нумерологии. Гадание без денег – нелепость. С деньгами – куда веселее пошло. В этот день видел возле управления полиции машину с удачливым номером 777. Следующая машинка идет, у нее в номере семерка. Потом 007, как у Джеймса Бонда. Долго же я этого ждал. И дождался. 7 – семья. 77 – это число называется у любителей лото «две кочерги». А 777 – это портвейн, давно такой не пробовал, даже вкус забыл.

Да, о главном-то не сказал. Тут день был – 11 ноября. Его так записывают 111111 – прямо праздник нумеролога. С утра до вечера в приподнятом настроении ждал я чего-то примечательного. Но чуяло сердце, не так-то все просто складывалось в день ГИ (ДЕНЬГИ). Потом на сетевом портале узнал. Оказывается, случилось нечто, имеющее косвенное отношение к предмету нашего размышления. «Из-за сбоя программы обеспечения банкомата произошла некорректная выдача денежных купюр», – сообщает Сбербанк и просит клиентов, получивших денежные средства свыше запрошенной суммы, сообщить по указанным телефонам или сдать излишки в ближайшее отделение. Нау! Не банкомат, а банкомот какой-то. Сам по себе переполоху наделал. Верю, верю. Заставляю себя поверить. Вери велл!

Если вместе с купюрой в приемное отверстие затянет руку, не кричите и не бейте автомат: это может его еще больше разозлить. Такое вот объявленьице. И еще «Сбербанк всегда рядом. Перед вами в очереди 320 человек. Прогноз времени ожидания 213 минут».

Кто же тот счастливчик, на кого выпал денежный дождь? Увлекается ли он нумерологией, и на какой цифре подкараулила его удача?

Тишина, нет ответа. Оказывается, бывает, что денег в банкомате не бывает. Не может какой-то техпрогресс нас уж так стопроцентно поменять.

О чем-то похожем предупреждали население Земного шара многочисленные козанострадамусы в конце 1999 года: мол, компьютеры заглючат, остановятся электростанции и самолеты станут падать. Армагеддец полный.

Ладно, пережили и забыли, но не за горами 2012 год и возможная встреча с планетой Набиру. Если кто-то от нее наберет, то почему не мы с вами?


РАБОТА НАД ОШИБКАМИ


Была у нас в школе работа над ошибками. Как у всех. Мы же дети, не саперы, и ошибаться не зазорно, ведь на ошибках обычно учатся: посредством небольших потрясений.

Я и внуку говорю:

– Имеешь право на ошибку. Только не злоупотребляй. Чтобы ошибки не превращались в заблуждения.

– Как у Сусанина?

– Да, моя радость. Если не заблудишься, то как найдешь свой путь? Тут уж или пан, или пропан. Напали панове, покрасовались, да и сгинули. С тех пор появилась в метро приметная надпись: «Нет выхода».

А почему бы хорошее из школьных лет не использовать во взрослой жизни? Тем более что недавно получил я деньги за работу и могу повторять свои действия, добиваясь улучшения результата. Прям здоровая спортивная злость на весь белый свет.

Взял у внука кусок мела и написал на заборе поперек матерных слов и выражений: «Работа над ошибками».

Капуста в тот день и по 50 рублей продавалась, и по 35. Смотря, какой киоск. А я, дебил, вчера по 36 купил. Шиканул, называется. Делаю повтор. По 35 покупаю, сеймчанскую. Прохожу по рядам, вижу: мужчина, на вид не дурак и тщательно выбритый, по 40 покупает. Пробовал ему подсказать, что есть лучше и дешевле, а он принципиальный: уверяет, что эта, ягоднинская лучше, мягче сеймчанской. Странно мне слышать. Уж больно ты альтернативен, брат, как я погляжу.

Конечно, я не мог смолчать, когда при мне лучшую капусту региона ставят на второе место. Незнакомец и сам почувствовал, что перегнул палку и, чтобы не разводить перепалку, сбавляет тон, и мы с ним тут же находим в мясном ряду общий язык, говяжий – это он и свиной – это я. Но дуэтом не одобряем китайскую капусту и рады возникшему единодушию.

Вспомнилось некстати, какая в детстве возле моего дома была овощная лавка. Но не потому, что там продавалась редиска и лук. Там заведующий был Луков. Посадили его за растрату, нового поставили, Капустина. Этот сам как овощ. Со свекольным румянцем, невысокого роста, умница, негодный к строевой службе. Капуста у него была отменная. Смущался: «Сам я ее, что ли, солю?».

Вспомнилось попутно, как весь Магадан в восьмидесятых годах ездил автобусами в совхоз на сбор урожая, картошка стоила 20 копеек, капуста около того. Но лучше о прошлом не думать, а ловить нынешнее счастье, не отходя от киоска.

Покупаю пару кочанов по 35 рублей килограмм, в этом заключается работа над допущенной вчера ошибкой. А надо заметить, что еще до снега я вот так же исправлял контрольной покупкой заготовку на неделю молодого картофеля. То по 50 рублей продавали, и вдруг по 30 увидел, аж вздрогнул. Исправил. Второй раз пришел, исправил. Как сказала бы наша учительница Валентина Петровна, закрепил пройденное.

Продолжил работу над ошибками: яйца приобрел по 50 рублей десяток, а везде они по 55 и дороже, до 75 доходит. Крупные такие, сказочные. Может, там игла, а на кончике – Кощеева смерть?

Но не время о прежнем заботиться и погружаться в стихию фольклора. Надо о насущной капусте думать и сопутствующих засолке компонентах. Помню о фенхеле, его можно в аптеке купить, гораздо мощнее по действию растение, чем укроп. Но моя хозяюшка отвергает изыски 30-летней давности. Что ж, баба с возу – кобыле легче.

Перец – жгучий, зеленый по рублю за стручок покупал, а сегодня он 50 рублей килограмм. Исправляю! В килограмме гораздо больше пяти стручков.

Попутно покупаю томатную пасту. С первого раза, как в яблочко выстрелил, приобрел иранскую, а то есть ведь какая-то гламурная, с крахмалом. С ума посходили, что ли? То крахмал кладут, то сою. То кокосовую стружку в торт, а где кокосовая, там бамбуковая, на проверку выходит, сосновая. Глаз да глаз нужен за этими деятелями. Вчера необдуманно купил томатную пасту с модной наклейкой. Не хотел, а купил, таково психоделическое действие рекламы. Умеют и в грех, и в гипноз ввести. Сегодня исправляю. Пасту жена добавляет в аджику. Помидоры для приготовления аджики продают в полцены, мороженные, но не гнилые. По 50 рублей купил, свежие они больше сотни рублей килограмм. А так называемые помидоры на ветке еще дороже. За какие заслуги – непонятно. Впрочем, и виноград на ветке дороже ценится. Умеют торговые люди покупателя до кишок пронять.

Глянь-ка, отбракованные томаты по 40 рублей. Продолжается моя работа над ошибками: покупкой двух килограммов.

Только принес домой, черт меня дернул спуститься в овощной отдел гастронома. Здесь прекрасные свежемороженые помидоры за 30! Исправлять, исправлять немедленно! Еще два килограмма приобрел. Ладно, пора сделать паузу, а то при работе над ошибками можно новых ошибок наделать.

Вчера фильтр купил для своего «кувшина». Я воду фильтрую этим кувшином лет 10, уж не помню, когда начал. Вроде такой же фильтр, как прежде, приобрел, но чуть похуже, продавщица честно призналась. Надо чтобы восьмерка на конце названия была. А там пятерка. Да что там, не до тонкостей, если прежнему фильтру крандец настал: еле-еле воду пропускает, каплями. Целый год, считай, забирал на себя и хлор, и железо вылавливал.

У нас, оказывается, металла в воде избыточно. Не так, как в реке Козлинке, на Соколе, но тоже многовато, всякие примеси норовят фильтр забить. Нефильтрованная вода из Каменушки хлоркой и ржавчиной отдает, портит вкус чая. Может, из-за ржавых труб, может из-за чего-то другого. Собственный Кривой Рог в Магадане. Есть и микрочастицы золота, говорят. Все это улавливается, чай делается вкуснее.

Купил фильтр, поставил, бежит вода тонюсенькой струйкой – порядок. Два-три дня прошло, захожу в другой магазин и вижу тот самый фильтр, но с восьмеркой в конце названия! Что ж, провожу работу над ошибками – покупаю «правильный» фильтр. Правда, в работу включу его нескоро. Но удовольствие уже сейчас. Будто Валентина Петровна поставила мне «пятерку».

Удача окрыляет, хочется новых побед над бытом и энтропией. Вот и телефон захрюкал. Давай, вались на голову, деньги от сырости завелись семье. Десять лет назад сын привез этот аппарат из Питера, когда ездил стажироваться. Это был последний писк технического прогресса, теперь об этом даже смешно говорить.

Он записал на чип «с вами говорит автоответчик» на двух языках, и в первое время это производило впечатление на звонивших. Девушки часто звонили, хотели слышать его голос. Еще большей популярностью мой наследник пользовался у приехавших с той стороны рухнувшего железного занавеса, которые ни слова не понимали по-русски. Записывали, что хотели, потом сын находил их в городе и общался с ними по полной.

Теперь это все в прошлом. Давно уже закрылся прямой рейс из Анкориджа. А с выученным английским языком что же? Вырвать из мозга? Не получится. Сын недавно взял в библиотеке книгу Гришема на английском языке. Любит он читать юридические триллеры этого американца в подлиннике. Внимательно осмотрел и обнаружил, что ранее эту книгу читал лишь один человек. Вот бы взял и познакомился, поделился мнением. А он не хочет. Меньше стало в городе людей, жаждущих общения на английском.

Теперь-то он за китайский язык принялся, и я с радостным удивлением слежу за его успехами. Говорит на днях: мол, пойду в Пушкину, на китайку. А зачем, думаю. С какой стати китайский рынок и библиотека в связке? Просто я недопонял, оказывается. Нет, говорит, язык буду изучать. Курсы китайского в библиотеке, бесплатные.


У меня сегодня библиотечный день, иду за свежими фильмами. Возвращаюсь из библиотеки, вспоминаю, что час назад купил жене ортофен, мазь. А правильно ли? Ведь мазь я и позавчера купил. Таблетки надо было купить. Как меня достает забывчивость! Звоню домой, и, правда. От меня ждут таблеток. Что ж, захожу в аптеку, исправляю ошибку.

Пока это все писал, заметил в написанном неточности и недосказанности. Исправляю.

Вчера был день покупок. За 36 рублей килограмм взял три хороших, плотных кочана. Сегодня еще 4. Морковки купил крепкой, она пахнет землей, как ни один овощ. Стал шинковать специальной шинковкой, которую сам приобрел, на свою голову. Задел лезвием большой палец руки, выхватил кусочек плоти. Кровь так и брызнула. И не желала сама останавливаться, а мне было лень предпринимать какие-то особые меры. Лилась на пальцы, я подставлял один, второй. Да запеклась, в конце концов. А куда она денется? Потом сшелушилась.

Решил исправить ошибку. Дня через три снова шинковал – свеклу, и снова задел, на сей раз мизинец. Даже не стал заклеивать пластырем. Постепенно все прошло. Шинковал свеклу, и у меня получилась.

А потом я втянулся в процесс, исправил еще одну, давнюю ошибку. Об этом чуть подробнее. Вот как было дело: сидел в сквере, читал эвенские сказки в рукописи, и вдруг у меня потемнело в глазах. Выпала линза из очков и разбилась о камень. Хорошо еще, что сам не грохнулся головой, – утешительно подумал.

Что поделаешь – купил новые очки, походил в них несколько месяцев. Мне сказали, что линзы – не хамелеоны, а они еще какие хамелеоны: так захамелионили, что вечером, казалось бы, должны пропускать свет полностью, а они задерживают, и путаю буквы. И они узкие, то и дело гляжу поверх стекол, с ума схожу. И вот и решил вернуть очки, что у меня были, с большими стеклами, чтобы поле зрения не выискивать как шарик при игре в настольный теннис. Очков таких не было, или они были за большие деньги, которые я не мог себе позволить. Наверное, вышли из моды. Я носил в кармане погибшие очки без одной линзы, чтобы не разводить долгие разговоры с оптиками, просто показывал, что мне требуется.

– У нас нет таких готовых. Но почему бы вам не вставить такое же стекло?

– И вы беретесь это сделать?

– Без вопросов.

Девушка показалась мне доброй феей. Бывают же зубные феи, сам видел американский фильм, а это глазная фея, выходит.

– И они не будут хамелеонами?

– Нет.

На другой же день к обеду снова пришел я в магазин и напялил возвращенные очки. Они будто из ссылки вернулись. Такие родные. Стекла мне закрепили винтами – и новая линза, и прежняя прочно держатся. Я-то их летом проволочкой крепил, рецепт испытанный, но не очень надежный. Болтиком лучше. Странное дело, летом я пытался отдать очки в ремонт, и не взяли. Что-то, наверное, изменилось во мне, на мое дедовское счастье попалась молодая фея и красивыми молодыми пальчиками подала старые очки. Я чувствую прилив сил, хотя до весны еще полгода.

Очки, часы – это мистическое. И я хочу выиграть у судьбы по очкам немного времени для себя.

Жизнь часов невозможна без мистики, батарейки и ремешка. Купил для сына ремешок за 175 рублей. Продавец, энергичная женщина не первой молодости, расспрашивала, какой мне именно мне нужен – ширины, длины, а мне и невдомек, какие тут кроются варианты и подвохи. А глаза у нее красивые. И руки тоже красивые, когда она с улыбкой показывает, как у нее на запястье модные часики пульсируют. И улыбка особая, как говорили поэты позапрошлого века – жемчуг.

Богатый выбор товаров создает в наше рыночное время непреодолимые трудности. Прям, на грани сумасшествия. Часы, ради которых я стараюсь, – отвечаю на вопросы дамы, – происходят из Белоруссии. Скривилась. Демократка, видать, не уважает батьку Лукашенко. Мне они отслужили года три-четыре. Сыну пару лет служат. Ремешок уже ему менял, так он обмахрился и уже не застегивался на руке. На пластмассовый поменял, и тот вот-вот порвется. Такая энергетика у сына, с браслетом что-то непонятное случилось. Будто оплавился, не держится на запястье. Ну, надеюсь, уж кожаный-то послужит!

Пришел домой, предвкушаю перемену, старый ремешок снимаю, новый пытаюсь поставить на место. Но у нового больно уж велика ширина, не входит в цапфы, как мне намекала продавщица. А вот к моим часам, которые из Храма привезены, подходит. Что поделаешь, обстоятельства бывают сильнее нас. Ставлю новый ремешок на свои часы. Кстати и, по цвету подходит идеально. А мой, кожаный, деформированный ноской, переставляю сыну. Наверное, это его покоробило. Меня-то, по крайней мере, – да.

И это не первое обращение к ремеслу часовщика. Дня три назад заменил на своих батарейку, ровно два года прослужила. Как раз смотрел на циферблат, и они остановились. Стало быть, мистика. Я эти часы в Храме Христа-спасителя покупал. Только сели тогда на место, открылось писательский пленум, вышел священник и сказал о кончине патриарха. В этот же день, годом раньше, умер старший друг. Может быть, последний.

Непростые часы, с причудами. То у них календарик на двое суток вперед ушагает, то какой-то еле слышный звон из них раздается. Особенно когда прохожу мимо магаданского кафедрального собора на берегу речки Магаданки. Первая батарейка расходовалась, пошел в мастерскую менять, 160 рублей стребовали, а сами часы 500 стоили. Потом-то наловчился заднюю стенку пинцетом раскручивать, и замена в десятку обходится. И до сих пор не пойму, почему в первый раз не удалось открыть. Мистика, что ли?

Я не жажду чуда. Вы убедили меня, что чудес нет. Есть лишь стечение обстоятельств. Я не против, дайте мне это стечение. Ну, пожалуйста! Я готов плыть по течению и против него – прямо в стечение случайностей.

Купил для храмовых часов батарейку. Девушка, которая всегда меня выручала, поспособствовала и на этот раз. Даже две батарейки купил, в запас. Отвернул заднюю стенку, у меня это легко получилось с помощью пинцета. Батарейка в этих часах закреплена прочно, как говорят моряки, по-штормовому. Отвернул крохотный винтик, он скакнул и исчез из поля зрения. Надо же, день в день заменяю батарейку. Новый поворот моей мелкой, никчемной жизни. Поискал винтик и нашел его на полу. Только стал радоваться, он опять ускакал. Что же так-то не везет мне?

А не буду огорчаться. После некоторого размышления отрезал кусочек двойного скотча и закрепил крохотулю-батарейку. Без винтика обошелся. Так что скотч не только преступным элементам пригождается. Не только рот заклеивать похищенным заложникам. Можно и часы привести в действие.

И я чувствовал себя победителем времени, выигравшим небольшой бой по очкам.

Я лег заполночь, проснулся через часок и вдруг дошел задней мыслью, что в первый раз потому не смог отвернуть крышку часов пинцетом, что она была завернута на заводе, специальным прецизионным инструментом. Два года назад мне ее отвернули в мастерской, там есть такой инструмент, а обратно прикрутили не в полную мощь, и это дало мне возможность обойтись пинцетом.

Это мудро. Как говорится, не загоняйте человека в угол, дайте возможность отступить. Особенно если он не сапер и может раз-другой ошибиться. А с третьего попасть в самое яблочко, по самые помидоры.


ПОДПЕВАЯ ФАНЕРЕ


Если слушать 40-50 лет подряд классическую музыку, она, в конце концов, начинает нравиться. И вызывает теснение в груди. Артисты наши, прости господи, с фанерой неразрывно связаны, их тоже из сердца не вырвешь. Фанера – как человек – теплая и подпевает, резонирует, а ты подпеваешь фанере.

Слушать музыку, надев большие наушники, похожие на слоновьи уши, или будто медведь на ухо наступил, прикольно, не так ли? Все хорошо – из ушей не вываливаются, в отличие от маленьких наушников, похожих на затычки. А ведь иной раз такой музон, что дым из ушей. Плотно прижатые наушники создают ощущение интима с высшими созданиями. Я имею в виду авторов и исполнителей классической музыки, по 300-400 лет согревающих человеческую душу душою звука.

Начало ноября. Слой снега на земле два сантиметра. Гарь катается с горки. Ему нравиться съезжать по наклонной фанере на обледенелой картонке. На одной картонке сидит, съезжая, другой прикрывает лицо от снежного вихря. Немало я насмехался над современными вокалистами, а в эти мгновения: мальчик будто поет под фанеру.

– А-а, фу,– внук отбросил картонку. Снежная пыль бодрит и красит ему щеки пунцовым цветом. Пусть! Нечего телячьи нежности разводить! Девять лет, характер просыпается.

Вчера он кидал ледышками в рябиновые кисти, довольно высоко, на уровне второго этажа, снизу вверх не так-то просто попасть, но сбил три кисточки, угостил голубей, удивился, что те ели гнилые ягоды (на самом деле просто мятые). Потом кидал ледышками, куда ни попадя, в том числе в деда. Музыкальные сладости ел. Ты их ешь, а они играют мелодию. Проглотишь – не останавливаются.

Снег дает нам бодрости.

Я откашлялся 2-3 раза на белый снег. Гарь ловит снежинки ртом. Как великан, который хватает на лету самолетики и хрумтит, поедая. Это его сравнение. Ему нравится взрослеть. Горка из толстенной авиационной фанеры, ярко разукрашена в китайских традициях. Пробовал и летом на ней съехать, но не тот азарт, не тот кураж. И после фанеры начиналась такая нескользкая земля.

Просто фанера и просто снег. Мальчик, третьеклассник, поднимается по ступеням на высоту второго этажа. Весь вздрюченный. Дыхание облачком, еле сдерживаемый нервический смех. Как если бы нырял в прорубь. Вот оно, волшебство! Затаив дыхание, съезжает с высоты к подножию за три секунды. Мягкое место греется от трения.

Неделю назад, помню, тетка в парке торговала семечками, и вдруг крякнула, словно утка, и стала свой складной стол складывать, а он не складывается. И руки не слушаются. Ногой пробует воздействовать на столешницу из прекрасной толстенной авиационной фанеры. Будто мотоцикл заводит: «Дрын, дрын». Заглядывала за горизонт, и глаза ее, словно угли, остужаемые конденсатом.

Вот у нее была фанера – сантиметров 5 толщиной!


Надо железо ковать, пока горячо, а серебро удлинять волочением. И волочиться за тем, у кого есть золото. Забавно же, когда знакомая серебряная блондинка с годами в платиновую блондиночку превращается! Девушки красят волосы под седину, но вот накатывает настоящая, и они вырывают первые седые волосы пинцетом. Пока не образуется первая лысинка. Вот уж тогда они горюют.

В третьем классе стал Гарь командиром отряда. Вытянулся, окреп.

Выпал снег. Не первый, а второй или даже третий. Сырой, липкий. Пошли мы на площадку, где фанерная горка. Стал из снега лепить крепость. В школе на уроке физкультуры коллективно такую лепили. Правда, там ребят много, снежных строителей, девочки тоже участвуют, а одному строить несподручно. Потом пришел мальчик. Познакомились: Данил. Тоже снег катает. Гарь – себе, Данил – себе.

И вдруг собака легко подбежала, лайка. Молодая, игривая. Энергии у нее хоть отбавляй, стала к Данилу ластиться. Обниматься лезет. Тому и боязно, и интересно. Я собаку гоняю, делаю вид, что схвачу. Перчатку о перчатку хлопаю. Не трудно понять, что не собираюсь причинить вреда.

Убегает псина, но не всерьез, тут же возвращается. Гарику тоже достается ее внимание. Он сидит над своим снежным камнем, а пес сзади пристраивается. Я отгоняю всякий раз.

Гарь чувствовал себя командиром, они с Данилом подкатили свои камни ближе друг к другу, стало больше походить на крепость. Кидались снежками, издавали боевые звуки. Подустали немного, а пес неутомим.

Когда уходили домой, Данил некоторое время сопровождал нас, а безымянный пес с восторгом и раскованностью молодого зверя бегал кругами по ходу маршрута.

Резвясь и прыгая, довел до подъезда и явно был непротив получить приглашение в гости. Я его прогнал:нечем мне его угостить, но он не обиделся.

Гарь завел разговор про «Питбуля»: модное как бы музыкальное сочинение. Или музыкальная группа. Один кусочек у него записан на мобильнике. В интернете быстро нашлось этой питбулятины выше крыши. Ребенок был рад: ведь он первый притащит в школу то, над чем они все угорают. Но не надо на этом заостряться: Гарь и без этого интересен и авторитетен, ребятня его принимает и чтит. Есть обаяние и магнетизм.


Мальчику нравится быть самостоятельным, уезжать на маршрутке от нас с бабушкой к маме, на Кольцевую. Провожаю его от «Полярного». Ждем «Газель».

– А вот девочка тоже едет на 25-м номере, – говорю. – Вместе поезжайте.

Ребенок чуть пониже нашего, в пальто из плащевой ткани. На щечках ямочки. Огромный воротник может быть и капюшоном. Правда, пока в этом нет нужды. Лежит на плечах, расправленный. У девочек надо учиться аккуратности. Гарь подходит, покровительственно смотрит сверху вниз:

– Как тебя зовут, девочка?

– Я не девочка. Я мальчик! Почему-то меня все девочкой называют?

– Ну, извини, – и осторожно подталкивает мальчика в спину к подъехавшей маршрутке. – Я позвоню, дед.

– Обязательно, Гарь. Я буду ждать.

Иду домой и вспоминаю, как внук пролетал по фанерному склону горки, выполненной в стиле китайской беседки. Там пять горок в одной, выбрал самую большую. Ему нравилось пролетать сверху вниз, а мне устремляться мыслью за мальчиком.

Полчаса, еще полчаса. Мороз вытеснил нас с улицы, и на пути в пункте неограниченного ресурса (возле мусорных баков) нашелся лист безупречной фанеры размером с развернутую газету. Одна поверхность хорошо обработана, и ее можно сразу использовать для выжигания, а другая сторона покрыта лаком, наверное, это задняя поверхность шифоньера, лучше не подвергать ее нагреванию.

Здравствуй, фанера! Долго я тебя искал, такую. Да тут можно целое панно выжечь. Поясной портрет мальчугана. Или на куски порезать. Так что пляши, Гарь! Не одну песенку под такую фанеру можем исполнить.

И в самом деле, мальчик танцует чуть ли не с пеленок, осталась запись на папином мобильнике, ну а певчие способности обнаружились в школе. Учительница музыки нам очень нравится.

Он и с фанерой работает, выжигает, выжигает, пока не доведет деда до слез. Придумал защищать глаза от дыма очками, которые у него были в наборе факира.

Сам-то я прикоснулся к чуду фанеры, когда был в том же возрасте, что и мальчик, а моя мать работала на комбинате, и оттуда нам для печки, мы жили в доме с печным отоплением, привозили отходы производства – они приводили в восторг – небольшие обрезки толстой фанеры – хорошо проклеенной, отполированной. Звенящей. Что-нибудь бы мастерить из таких кусочков! Так и вышло, но позже. Сначала о моей матери: много хорошего вошло в мою жизнь через нее.

Она швейную машинку выписала по Посылторгу. В Подольске их делают, а оттуда посылками отправляют, куда надо. И нам прислали по заказу, в Суетиху.

Мама так влюбилась в швейное дело, что посвящала ему всякую свободную минутку. Обшивала нас с братом, знала толк в женской моде. Бывало, работала ночью, без света. Такая у тебя была прабабушка, Гарь. А ты говоришь, факиры. Ночь-полночь, а она в темноте шьет или вяжет. Когда состарилась, она свитеры вязала, иной раз за день свитер. Обихаживала соседей, денег не брала. Ну и нас без помощи, когда она требовалась, не оставляли. Было, кому гвоздь забить. Да и у меня самого со временем стало получаться.

Помню название улицы, нет, не той, на которой жили в поселке гидролизного завода, а улицы в Москве, где расположена база Посылторга – Авиамоторная. Только мне по детству казалось, что стоило ждать в посылке чего-то авиационного. Может, связанного с моделированием. Я бы не против.

Сделали заказ, и нам прислали лобзик и набор крохотных пилочек. Оторопело смотрел на них, не решаясь тронуть, и мать украдкой разглядывала посылку, качала головой. В чем-то я скоро сравнялся с ней – одержимостью. День и ночь ширк-чирк, чирк-чирк – помню тот звук маленькой пилки о фанеру, которая иной раз отзывалась, точно скрипка.

Выпиливал рамочки, полочки, шкатулки. В ход шли ящики из-под папирос из магазина, они хранили табачный запах. Ящики из-под печенья пахли лучше.

Самая лучшая фанера – березовая, без задиров и сколов. Морилка из марганцовки, самодельный лак из воска. Научился в этом разбираться. А еще варить столярный клей, полировать фанеру шкуркой.

Потом другая струя пошла – выжигание. Выжигатель сам сделал. Трансформатор нашел на отвале радиозавода. Была нас целая орда, на свалке паслись. Из брака выбирали то, что можно подшаманить и пустить в дело. Ну, а приделать к деревяшке две стальные полоски от «конструктора» и проволочную петельку, чтобы нагревалась докрасна и оставляла при соприкосновении с фанерной поверхностью жженые черно-коричневые штрихи – это просто. Выпиливание с выжиганием – это такое занятие, когда забываешь обо всем. Расплавленным воском покроешь – душа поет. Под фанеру, выходит, поет душа? И, правда, ведь, под фанеру.

У моей тети сохранялась полочка для отрывного календаря, до самой ее смерти. До 86-ти лет дожила. Похоронила сестренку, мою мать, мужа, потом сама скончалась, и домик их, проданный, я в нем тоже некоторое время с мамой жил, был развален по бревнышку, и новые хозяева воздвигли там настоящие хоромы. Сам я этого не видел, рассказывали. Вроде какой-то клад в погребе нашли.

Сын мой тоже занимался выжиганием. Сохранился портрет кота, который заинтересовал внука Гарика заняться мужским рукоделием. Лет тридцать назад я купил сыну прибор двойного назначения – выжигатель по дереву и гравирователь по металлу. Он сохранился в семье и пригодился внуку. Провода пожелтели, корпус закоптился неумолимым ходом времени, но работать можно. Единственно, где надо быть осторожным – рабочую петельку из металла с большим удельным сопротивлением – нихрома – надо не сломать. Теперь не достанешь. Это раньше, когда были распространены электроплитки с открытой спиралью, можно было кусачками от спирали откусить несколько сантиметров. Но и теперь еще можно видеть на рыночке шаговой доступности немолодого энтузиаста мелкой торговли – я у него выключатель покупал и еще какую-то мелочевку.

Зато теперь можно купить в магазине готовый выжигатель, сделанный энергичными китайцами.

Только фанеры у нас теперь маловато. Небось, всю ее китайцы скупили, строят горки для наших детей.


ТРИ МОСТА


Кажется, у меня во рту три моста. Пересчитываю. Все-таки два. Где же еще один мостик, подающий о себе весть слабой болью? Приснилось, наверное. Потерял третий мост, ищу его, подобно очкам, напяленным на нос.

Вот еще какая обнаруживается попутная странность: волосы у меня сострижены под корешок, но не первый раз достаю поочередно изо рта два волоса длиной почти со спичку. Откуда они? Неужто, подобрал их на третьем своем мосту?

Впрочем, у меня борода, вон какая вымахала, с неровной сединой, трясу ею, подобно, персонажу комедии, козлу. Надеюсь настроение поднять.

Третий глаз у людей есть, об этом мне все уши прожужжали. Третье ухо – тоже, вероятно, от неуемной неземной музыки. Так и третий мост существует, обычно его называют туннелем, в конце которого виден особый свет.

Но если есть таинственный тоннель, то люди в состоянии клинической смерти совершают свои путешествия под землей. Вроде как в метро.

Убийственный аргумент приготовили Англия и Франция, вместе взятые. Между ними для преодоления пролива Ламанш много лет мостили мост, а построили туннель. Ну, так это Англия, Франция. У них с мостами порядок. И с туннелями.

А от нас к ним окно прорублено, в Европу. Еще Пушкин заметил. Триста лет назад. Петр Великий такую операцию проделал.

Может, нам это петрово окошко заменяет и мост, и тоннель вместе взятые? Ответа на этот вопрос не ищу, но люблю смотреть в окно с третьего этажа в Магадане – пусть метель, пусть дождь и ветер. Никто меня не держит дома. Вон дверь, вон порог, выходи, гуляй, сколько угодно. Знаю, знаю. Но сижу. День за днем, как под домашним арестом.

Пойти, что ль, продышаться! Или нет? И того хочется, и этого. Два равновеликих, разнонаправленных желания одновременно. Могу пойти, а могу и нет. Круто! И так меня колбасит от возможности выбора, что хочется выбраться на все четыре стороны, незыблемо оставаясь на месте.


ЧТО ДЕЛАТЬ? КТО ВИНОВАТ?


Извечные русские вопросы, – мостики Вселенной.

И третий мостик будоражит: «ЗАЧЕМ?»

Это особый вопрос, в ногу со временем – ЗАЧЕМ?

Только так подумал, по телевизору сообщение: пожар на мосту, который строят в бухте Золотой рог, во Владивостоке. Как же так – я же был в этом красивом городе, бухту видел. Пусть мельком, но не по телевизору, своими глазами. Вот теперь пожар у моста, который намечали построить к совещанию тихоокеанских государств. Мост в Юго-Восточную Азию! Пусть с окном в Европу не задалось, возьмем реванш. Пожар, конечно, потушили. Ничего с мостом не сделалось. Он же какой – железный. Молчу, молчу. Ни слова больше, чтобы ни сглазить.

Мы в Магадане с начала девяностых годов в эйфории по поводу обрушения железного занавеса жили. Он рухнул в одночасье, и магаданцы наперегонки ездили в гости на Аляску, бывшую русскую землю. Потом как-то сам собой иссяк потенциал общения. Мостов мы не жгли, они как-то тихо истлели, вместе с воздушным мостом Магадан-Анкоридж-Сиэтл. Теперь через Атлантику летают, если приспичит.

А как мы удивлялись, узнав, что жители Аляски в конце года получают деньги, и продолжают это делать поныне. По две тысячи долларов на человека набегает.

Хорошая идея. Когда железный занавес упал, магаданские депутаты хотели и у нас плату за недра ввести. Они и свободную экономическую зону объявили в одночасье. Оторвались, от почвы, как говорится, в эйфории демократии.


ТЫКОВКА И АРБУЗ


Американцы ласково называют маленькую девочку тыковка. Хорошее слово.

– А покажи-ка мне, тыковка, свой арбузик, – говорю с улыбкой.

– Вот мой арбузик, – отвечает Наташка. – А в арбузике огуречик – совсем как человечек. Мне бабуля с грядки сорвала.

Только что, 27 октября в скверике у золотого ведомства: в сторону собора иду, чтобы картошки в палатке купить, ее из-за реки Яны в город привозят, там, в устье, паромная переправа. Скверик пересекаю и чую, арбузами крепко пахнет. С ума спятить, – предвкушаю встречу с прекрасным.

Но тотчас убеждаюсь: никаких арбузов нет, просто солнышко и снежок в купе с увядающей листвой дают приятный обман обоняния. И включается память. Был и в моей жизни царь-арбуз! Был! Примерно в эту пору осени, в 89 году, ели с родственником огромной величины и потрясающей спелости полосатика, и было это в городе Тольятти, в автомобильной гостинице, пропахшей кавказцами. Неожиданно для всех я купил машину, прилетел получать ее на заводе. Второй муж младшей сестры моей жены, Саша Десант помогал перегнать «Жигуль» в город Свердловск, чтобы там погрузить на товарный поезд, уходящий до Находки, а от нее рукой подать морем до Магадана. Сам-то я не то, что за руль, пассажиром считанные разы сидел в легковушке.

В Магадане, как и нынче, лежал клоками первый снег, а в городе автозаводцев недвижно стояли высокие раскидистые клены с золотыми листьями. Самые высокие магаданские деревья взять, так раза в два выше. Надо же, какая роскошь бывает в природе!

Я тогда еще верил зодиакальным прогнозам, и на эту неделю моему знаку было везение и удача. Не думал, что станет тот день незабываемым. Оформление документов, получение номерных знаков, первые километры дороги. Тогда еще Кашпировский начал зомбировать всю страну, под его пассы уезжали мы из города.

Долго ли коротко, получил я контейнер в Магадане. С той поры перестал ходить пешком и поплатился – арбуз растет, а хвостик чахнет – поговорка и ко мне привязалась. Кстати, у слона такой же хвостик. Резко набрал я вес, три десятка килограммов. И что характерно, чем больше растет арбуз, тем чаще мне говорят: «худеешь».

Да не я один, многовато стало в городе арбузов и хвостиков, да еще обнаружилось в последние годы какая-то эпидемия. Идет по улице вроде бы знакомый человек, а в упор тебя не видит. Выйдет из джипа, будто солнце взошло и сияет. Физиономия – как лопнувший переспелый арбуз, кроваво красный, цвета мякоти кижуча, и запах первого снега над Нагаевской бухтой.

Не надо поправлять, что это парфюм, кудесники-французы изобрели. Правильно. Есть и с запахом дыни духи. Забавно. Смешно. В свое время было такое выражение «вставить дыню», означавшее крупный нагоняй от начальства. Возможно, эта поговорка где-то еще сохранилась. В каких-то кругах. Может, ее как идею кто-то во Францию увез?

А вставлять стали тыкву. Дыня дня, тыква ква. Внутренности удалят, вырежут глаза и рот. Свечку вставят, и начитается игра в страшилки. Давно, в детстве, бабушка учила: нельзя продуктами играть. Грешно. В Америке этому не учат. Там маленькую девочку называют тыковкой. В тыковке маленькая лягушечка сидит: «Ты! Ква! Ты! Ква!».

В Магаданской области, если честно, есть на самой границе с Хабаровским краем крохотные лягушечки. Мне их не доводилось видеть.


СТАРАЯ РИФМА


Розы-морозы. Старая рифма. Прабабушка всех рифм. Мороз пахнет розой, – не одному мне приходит в голову. Неужто, это так? Сам не верю. Хочется протокола с печатью.

Но экспертизы денег стоят, где их взять? Полторы тысячи рублей за девять роз, – это акция такая у продавцов, будто бы скидка, а на самом деле дороже получается, чем, если покупать без выкрутасов. Но где же их взять свежих роз для лабораторных работ? Морозец уже был в ноябре: ясный день, незначительная влажность, был и аромат, какой встречается на альпийской высоте колымского среднегорья. К километру над уровнем моря высота. Был и свежий экспертный нос, не забитый посторонним запахом. А как свести эти три компонента вместе? Розы не всегда под рукой под носом оказываются.

Знаю, проще всего провести эксперимент в рамках уголовного дела: повестку тебе в зубы и отвечай на вопросы. Но тогда кто-то должен уголовное дело возбудить.

Чтобы возбудить, надо самому возбудиться, как грубо шутит мой приятель, бывший майор из частного ведомства. Может, виагру использовать, но она немалых денег стоит, и глаза от нее могут полопаться.

Для возбуждения дела надо чтобы произошло что-то криминальное. Допустим, роза напала на женщину, нанесла телесные повреждения. На языке шпаны роза – соответствующим образом исполненная рваная рана от ножа. Или еще бывает – горлышко бутылки рваными краями – в руке отвязного криминального элемента. Та «роза» пахнет не морозом, а кровью и смертью. К счастью, не припоминается ничего подобного из последней сводки криминальных новостей.

Есть еще одна роза – роза ветров, поэтический изыск Гидромета. От нее, бывает, першит в горле, и душа просит крепкого чая с лимоном. Немного нос отложило, я его могу держать навстречу ветру, вдыхать аромат розы ветров.


ПЕРЧАТКА


Мужик уронил перчатку на переходе у светофора. Возле магазина «Мелодия», сменившего профиль и название. Теперь это «Адидас». Ждет зеленого сигнала, и я, соответственно тоже. Через дорогу друг на друга глядим.

Я помахал прохожему рукой, поймал его внимание и стал по поводу потери перчатки знаки подавать: пальцами, как вилкой, показал себе на глаза, этой же вилкой под ноги ткнул. Как спецназовцы в кинобоевиках делают. Ну, примерно так. Небось, мы, зрители, всю их сигнализацию изучили. Но этот незнакомец, явно моложе меня, молодец, видимо, не интересуется миром кино. Или он рыбак, или филателист и не смотрит фильмов. Может, во вневедомственной охране служит, а там надо лицом играть, как артист Бинионис в фильме «Мертвый сезон». Ну, а в реальной, штатской жизни, одной на двоих, где бы мы могли спиной к спине встать и отбиваться кулаками и кастетами от общей опасности, такого нет. Возможно, к счастью.

Тогда я просто, без пафоса, сказал: «Перчатку уронил». Он услышал, пошарил глазами, увидел потерю позади себя, поднял, на руку напялил, хотя никакого похолодания пока не произошло. У него руки не мерзнут в ноябре, – догадался я. Как у меня бывало много лет назад.

Но не это удивительно, а то, что невербальные формы общения хуже и ненадежней обычного разговора через дорогу, возле бывшего магазина «Мелодия» и хлебозавода. Я в последнее время мало с кем общаюсь, отвык балакать, да и горло пересыхает. Продавщицы на рынке шаговой доступности без того за двадцать лет мой ассортимент изучили, понимают без слов. 18-го числа, в день пенсии, улыбаются, подают макарончики, овсянку, сахарок, порой по старой цене. Колбасе я объявил бойкот, пусть ее ест кот, тем более, окорочка. Я хочу бойкотировать экспортеров этой условной еды и, быть может, поставить их на колени.

Дальше иду, потаенно улыбаюсь в усы. В магазине «Маяк» есть отдел, от которого веет уютом и стариной. Два раза покупал там ваксу – и коричневую, и черного цвета. Самая настоящая, из прежней жизни. Только баночка не жестяная, а пластмассовая. Раза в два дешевле этих новых, навороченных, и толку больше: мой продвинутый сын каждый день мокасины ваксит. А я однажды перчатки подчернил.

Американские рейнджеры в кино такую ваксу на лицо наносят, для маскировки. Возможно, их ботинкам с высокой шнуровкой тоже достается смазки.

Что-то есть таинственное в зацеплении реальных и киношных событий и обстоятельств. Признаться, мне иной раз тоже хочется наваксить собственную физиономию цветными полосами. Но здравый смысл во мне еще не умер. Помню, в шестом классе ребятня звала меня «Валенок», а хотелось быть «Ботинком» или, на худой конец, «Сапогом». Вот где однозначно понадобилась бы вакса.

Убеждаюсь, что и сегодня сапожная радость на своем прежнем месте, под стеклом уютной, будто музейной, витрины и будто бы мне черняво подмигивает. Приятно в этом убедиться. Чем-то цыганским от неевеет. И других товаров не счесть, время товарного голода осталось в прошлом. А еще мы только что всей страной в ВТО вступили, скоро это сработает. Правда, я привык, что это сокращение театральное общество обозначает, знаю я их милую улыбчивую Лолу. Как театр в театре.

Интересуюсь всем понемногу. Стиральная машина стоит, как старая дева, хоть и устарела морально, но никто на ней еще не стирал. У меня такая в 74-м была, студенту подарил потом, уже в перестройку. А такой китайский электрочайник я зимой для себя купил в этом самом отделе. Продавщицы гарантию не давали, а пашет покуда, без гарантии, год доходит. Есть они пока что в продаже, китайские цельнометаллические чайники, не раскупили. Надо иметь в виду.

Поскольку пришел в магазин, надо хотя бы для приличия что-нибудь купить. Такой у меня рефлекс. На сей раз решился приобрести лампочку-змейку. Правда, экономичные ртутные лампы не совсем оправдали моего доверия: два года назад кухню заливало светом, а теперь как при лучине. Столько было света, что макароны сшелушились с ушей, а теперь осветительные приборы стали как наглядное пособие по инфляции. Но я под эти лампы люстру обновил, жалко с ней расставаться. Одна добрая старушка подарила светильник, у нее в кладовке тридцать лет люстрочка пылилась, а как новая. Но неминуем конец света – или лопается или обнуляется беззвучно. Раньше, полвека назад, было хуже с освещением. Молодежь-то не знает, а застал ту пору, когда лампочки походили на солнечное затмение. Как задергается до полунакала, глаза будто бы вырывает. В ту пору моего сибирского детства, пока от дизельной станции были запитаны жилые дома и наша избушка, и все только ждали, когда подключат к линии электропередач от Новосибирской ГЭС. Но мы были рады и тому, что было, после керосиновых-то ламп. У нас, правда, мощная была, семилинейная. Что это такое, спрашиваете? А винтовочки трехлинейные? Учили, небось, в курсе истории? Смешно, что ли? А нам было смешно, когда электролампочки появились. Двадцать пять ватт, сорок ватт. И мы искали, с ног сбились, где в лапах вата!

Надо ртутной лампочке дать второй шанс засиять. Гарантий, правда, продавцы не обещали, да и с чеками у них проблема, от руки выписывают. А, где наша ни пропадала! Покупаю! Кто не рискует, тот не пьет шампанского. Правда, я и без того не пью. Разве что в новогоднюю ночь. Но до нее еще дожить надо.

Пока чек оформлял, слышу взволнованный женский голос: мол, не вы ли перчатку потеряли? О чем речь? Конечно, я. Все мы что-то теряем, что-то находим. Я эти перчатки, кстати, три раза уже терял, огорчался. К счастью, они находились. Жена проверяла внутренние карманы плаща, куртки, дубленки и обнаруживала в кейсе. Сегодня новая фаза потерь и вмешательство в процесс незнакомой женщины.

Только сообразил за перчаткой пойти, незнакомая милая девушка через торговый зал быстрой красивой походкой идет, нежно улыбается и подает потерю.

Смутился я, будто почетную грамоту выдали. Черная, кожаная, тонкая перчаточка. Теперь таких не выпускают. Впрочем, почему не выпускают, и те бельгийские, и эти.

Подошла, перчатку подает. Ясноглазая тоненькая девчуха, запах ландыша от нее исходит. Тонкая кожа лица без морщин. Носик аккуратный, глаза большие, правдивые.

– Вот спасибо-то, маковка.

Сунул руки в перчатки, а там бумажка. Ладно, потом разберемся.

Как зыбкий сон вспоминаются мои первые кожаные перчатки. Затрудняюсь сказать, где это было, в каком из городов, сколько мне было лет. Может, в Кузбассе, может в городе имени изобретателей русского паровоза Черепановых.

Подростковый возраст – это и 13, и 16 лет, а сколько нюансов поведения! Перчатки были черные, кожаные. Готов в этом поклясться. По размеру еще не взрослой, мальчишеской руки. В те годы руки у меня не мерзли, разве что в самый лютый мороз, но перчатки ведь не только для тепла, они и для вида, и для красоты. Руки от них не заветривают. Глицерин, если смешать с нашатырным спиртом, здорово помогает от цыпок, только жжется этот состав, и лучше не доводить до крайности. Натянул перчатки, вид у них знатный, но в пальцах пустоты. Экая досада! Волна неловкости, будто земля на руках засохла, когда картошку копаешь.

А что если укоротить пальцы перчаток? Надо сказать, портновское ремесло и, тем более, перчаточное, оставалось мне неведомым. Вывернул наизнанку перчатку и поразился: пальцы ее состояли из четырех узких полосок кожи, и тонких, почти хирургических, швов. Смелость мне была дана не по разуму, распустил швы, отрезал по сантиметру и лишь тогда задумался, как сшивать. Холодный пот меня прошиб – при отсутствии холодного расчета.

Как подогнать перчатку по руке? Есть, конечно, профессиональные приемы, но не каждому дано их понять и освоить. Даже тетя Таня, признанная портниха, не смогла исправить неуемную инициативу племянника. Чувствую, рассердилась. Мол, пусть полежат, а сейчас некогда. Мол, почему тебе втемяшилось резать, не отмерив семь раз? Ты уж впредь заруби себе на носу: никто не подрезает перчатки, они сами принимают форму руки хозяина. Поноси немного, кожа сожмется, и будет впору. Кроме того, ты же понимаешь, что у тебя пальцы коротковаты? Индивидуальная особенность. Тебе этого никто не говорил? На пианино играть, может быть, и научился бы, рано или поздно. Но ты же вроде сам не захотел в музыкалку ходить, а хирургом хочешь быть? Нет? В целом ты умный парень, и голова у тебя, вон какая, большая. Больше думай, упражняй голову. Тебе полезно. И шапку не придется ушивать.

Вообще-то в ту зиму нас в школе стали учить шить. Однажды по данной учителем труда выкройке сшил и я рукавицу с одним пальцем. Все порывался сшить и вторую, до комплекта, по той же выкройке, только ее нужно приложить к ткани другой стороной и обвести мелом, а потом поработать ножницами и иглой. Сшить и надевать, когда придется работать лопатой или граблями. Или таскать носилки с мусором. Но как-то все получалось, что не наступало вдохновение. Или я слишком твердо усвоил поговорку о том, что лучше не наступать дважды на одни и те же грабли, и не пытаться дважды войти в одну и ту же воду.

На брезентовые рукавицы в те годы был большой спрос, поскольку стройки и благоустройство на каждом шагу. Работа продолжалась и днем, и ночью, и не раз выплывало в моих фантазиях «Ежовы рукавицы», а перчатки были исключительно лайковые. Подспудно любил я из собак не овчарку, не болонку, а лайку.

Однажды незнакомая собака как-то по-свойски выхватила у меня снятую перчатку и умчалась прочь. Как в воду канула. Подробностей не помню: постарался их забыть, чтобы не терзать душу очередной потерей.

Оставшуюся подарил однорукому инвалиду. Он так расчувствовался, что предлагал стакан вермуту №13 отведать и познакомить с красивой девушкой.

Я никогда не менял женщин, как перчатки. Терял – бывало.

Были у меня и перчатки из меха нерпы, когда переехал в Магадан – чистая экзотика. Потерял одну, а вторую подарил соседскому мальчику, Владик играл с ней. Фантазировал, что это таинственное существо, заглатывающее всякую игровую мелочь. Осталась фотография того мелкого соседа с необычной игрушкой.

Когда не с первого и не со второго захода окончилось мое детство, я понял, что не обязательно, чтобы учили чему-то в школе, можно своим умом дойти, если подстегивает любопытство и страсть. Ни слова, ни говоря, окончил курсы кройки и шитья – под видом того, что якобы посещал дополнительные занятия по математике. И мать не догадалась, поскольку и математика у меня пошла в рост.

Из тонких полосок нежной ткани, похожих на дуновения летнего ветра, научился создавать предметы, о которых в том подростковом возрасте не имел понятия.

С ума можно сойти, стоит задуматься, как из плоского листа картона получается шар глобуса, как из полотнища сатина – рубашка, внутри которой находятся и руки, и шея, и спина. Глаза медленно приоткрылись, они стали другими, им далось третье измерение.

Полюбил стереометрию, нередко сердце наполнялось объемным восторгом, когда не умом, а сердцем понимал конус, пирамиду, цилиндр и шар, и они меня ой как понимали! Нравилось вообразить себя точкой, расположенной внутри сложного инженерного сооружения. Радость тихо вливалась и выливалась из одного бассейна в другой. Не сразу я ощутил органами чувств, усиленными воображением, такую сложную геометрическую фигуру, как «мужчина» и «женщина». Когда стал шить, понял, какую это доставляет вселенскую радость.

Если разрезать глобус на две части и если глобус Луны разрезать на два полушария поменьше, станет понятно, о чем хочу сказать. Я шил то, куда эти объемные фигуры можно вместить. Название с налетом итальянского – грации. Со временем научился преодолевать неловкость и скоро меня признали за своего все модницы городка.

Раньше такое мне не могло бы привидеться даже во сне, а теперь, с годами, воображение столь сильно развилось, что среди бела дня и ощущаю прикосновения шелка к губам и глазам. И лунный свет струится мне в третий глаз.

Выхожу с лампочкой-змейкой, иду дальше, мечтаю, надо в парфюмерный отдел заглянуть, купить жене уцененный крем от морщин. Прохожу мимо травмпункта и вижу: на кустах кожаная мужская перчатка живописно лежит. Кто-то поднял ее, на видное место определил. Не один я, стало быть, теряю и нахожу, – подумалось.

Шагнул раз-другой, обозрел местность подслеповатыми глазами и страшно удивился: лежит на пути новенький глобус Луны! Что только люди не теряют. Скажи кому, и ни за что не поверят.

Вот и вы не поверили, готов поспорить на бутылку тархуна!

Да я и сам себе не очень-то верю.

Достаю записку из перчатки. Номер записан. Набираю его. Несутся характерные звонки, срабатывает автоответчик, включается мелодия: «Кварде ке маро, кварде ке луна…». Мелодия, каких теперь не услышишь по радио. Знаю, Аркадия Северного голос. Душу рвет. Про Луну, про любовь, измену. Это песню знает мое поколение, ее какое-то время пела вся страна. Теперь тоже поют, но мало. Но есть еще, быть может, будущее у музыки лунных полушарий? Не знаю, почему я это все слушаю, да еще по мобильнику? Неужто, опять эта сумасшедшая незнакомка со своим заказом? Бросил я шитье по глобусам: зрение ни к черту. Да не хотят люди понимать.

«Но для меня, такой жестокой, снова ты стала одинокой, снова ты стала…»

Ах, ты как! Наотмашь. Ладно-ладно, надо когда-то надо начинать шить вслепую. Уговорила. Вот для чего стоит беречь руки, сделать их зрячими. Держать в черных перчатках. Как в черном теле.

Будешь ходить с голыми руками – можешь заработать цыпки, – говорила бабушка. Слышу это слово, и чудится мне нечто, передвигающееся на цыпочках, чтобы ненароком не разбудить то, что спит во мне. Или уже умерло.

Бедное мое воображение! Как бескрылая птица. Как страус. Бежит, бежит, самый миг воспарить, а нет, стопорит и голову в песок. Неужели и я так вот не смогу взлететь, придумать что-то стоящее? А если не прятать голову в песок? Я просто взять ее в руки!

Нет, не получается. Я предпочитаю пережить эпизод и затем вмонтировать его в текст. Инкорпорировать, как говорят.

Перчатки я, в конце концов, потерял. Или их увели из кармана? 31 декабря, в предпраздничной толчее всякое возможно.

Пошел искать, увидел на базаре кожаную перчатку, да не моя – с подкладкой. И палец с дыркой. В табачно-газетном киоске издалека заметил и опознал: черная, с матерчатой подкладкой. В том киоске еще кое-что было «Прыдаецца брыцника». Не от хорошей жизни бабушка свою ягоду продает. В соседнем киоске лежит вторая перчатка, пара первой.

А мои не отыскались. Погоревал, а после новогоднего застолья отмяк. Пусть, думаю, греют мои перчатки руки, на какие наденутся. А если это лихой человек, пусть и ему добро будет. А я без перчаток буду ходить. Тем более что до весны голой рукой подать.

Ну, все, не буду больше про перчатки. Есть, что и про носки сказать.

А тема не отпускает. Схлынули новогодние праздники, на крытом рынке народу совсем немного. Прилавок, где елочными игрушками торговали, пустой. Не нашлось пока охотника его арендовать. И лежит на нем несколько одиночных перчаток: и белая, лайковая, с миниатюрной женской ручки, и побольше, красивым мехом отделанная, и совсем уж простая из меха ламы. Ну что тут скажешь?

Да, ничего. Проехали.

Разве что как в сказке о Золушке, поискать женщину, примерить, только не туфельку, а перчатку?

Но уже на другой день шикарные непарные перчатки исчезли, а появились какие-то тонкие, неопределенного цвета, будто застиранные. Грустно как-то перед старым Новым годом.


РАКЕТА


Когда я был такой, как теперь мой внук, к десяти годам возраст подбирается, мы с другом Валеркой увлекались ракетостроением. Пора такая была, что первый в мире спутник Земли наши запустили, народ мечтал о первом космонавте и скоро получил Гагарина. У нас, в том пацанском мире, были свои ракеты, пусть, калибром поменьше, а радость настоящая.

Валерка на меня сильно повлиял в смысле фотографии. У него вся семья снимающая. И отец, и мать, и сестренка. На фоне белоснежной простыни. Всегда находилась у него испорченная фотопленка – для использования на благо ближнего космоса. Помойка у городского кинотеатра – тоже благодатное место. Валерка обнаружил. Пленка рвется, механик ровняет ее ножницами, клеит уксусом, кусочек-другой на выброс идет. Одна секунда – 25 кадриков проскакивает. Индийские фильмы тогда народ с ума сводили. Поют, поют, лезут целоваться. Но никак не поцелуются. Как-то недокоснутся губами и отводят голову. И вовсе это никакая не цензура, просто механик ножничками поработал. Вырезал момент поцелуя, наделал открыток и на продажу! По поездам их цыгане с гармошкой продавали. Такой мухлеж был. Теперь-то бизнес называется.

Если отрезать три кадрика фотопленки, свернуть плотненько, да в фольгу от сигаретной пачки, с одного конца плотно замотать, а с другого сформировать при помощи гвоздя сопло, то и получится ракета. Это описание опубликовал журнал юных техников, вроде как поощряя у молодежи стремление в небо.

Для устойчивости полета приматывали ниткой к боку ракеты соломинку, с ней и запускать легче. Бывало, ракета вертится, совсем как стриптизерша на шесте. Но это сравнение позже пришло, уже на извращенный вкус. Будто бы выпил таблетку, возвращающую память или тебе влили клизму сыворотки правды.

Тут я вынужден сделать стыдное признание: мы ловили с другом крупных жуков с жесткими коричневыми крыльями, вставляли им в задний проход соломинку, и эти создания взлетали с натужным ревом. Наверное, плакали от боли. Слышь, Гарь, никогда не повторяй такого!

Горящую спичку к голове ракеты прикладывали, сквозь фольгу поджигали пленку, едкий дым струей вырывался из сопла, и ракета, фыркая, взлетала. Иногда ровно держалась три секунды и высоко забиралась, выше тополей, иногда крутилась в полете, оставляя дымный след, а то и просто дымила, не взлетая. Тогда называли ее не ракетой, а дымовухой. Дымовая завеса в военном деле широко применялась, мы знали. У многих ребят с нашей улицы не пришел с фронта отец.

Основательно подорвало наше ракетостроение немецкая фотопленка. Фотки на ней получались хорошие, но прозрачная основа не желала гореть. Тлеет слегка, и все. Ракеты не взлетают, только дыма от них – целые облака. Это, в общем-то, и хорошо, а то случались от пленки пожары. В кинобудках запас песка, асбестовые накидки на всякий случай держали.

А кинопленки в железных коробках столько было, что одному человеку фильм не унести зараз. Кстати, свет в проекционном аппарате – от электрической дуги – не смотри на пламя, иначе глаза лопнут! Скажи нам в ту пору, что на флешке величиной с карандашный огрызок будет умещаться десяток фильмов – ни за что бы ни поверили. А внук не удивляется. Хоть бы бровью повел.

Полсотни лет прошло с начала космический эры, годовщину Гагаринского полета в стране отметили. Однажды мелькнула у меня мысль показать мальчику, чем развлекались мы в детстве. Фольга вроде есть. Спички в доме не водятся, но купить можно. Но пленка? Обычная фотопленка, бывало, в день я снимал по две-четыре, особенно летом, в пионерлагере, в 16 лет первый раз заработал на харчи фотоорганизатором.

А нет в доме пленки. Объяснять мальчику приходится, что это такое. На цифру снимаем. Совсем другое дело. Пленка –36 кадров, а у меня на карту памяти цифровика зараз умещается 11 тысяч кадров. Экономия и времени, и денег огромная. Правда, осталась в продаже цветная пленка «Kodak», до ста рублей катушка. Импортная, а нашей-то, отечественной цветной, по сути дела и не было никогда. Не знаю, строят ли из этой штатовской да японской цветной пленки ракеты. А цифру в фольгу не закрутишь.

Потом побеседовал с Сергеем. Он фотограф – человек одной всепоглощающей страсти и не разменивался на другие занятия. Уверяет, что осталось еще в Москве местечко, где он покупал настоящую черно-белую отечественную фотопленку и фотобумагу. Думал, просроченная, а нет, текущего года выпуск! Теперь на черно-белую снимать – круто, как раньше на цвет. Не удержался я, спросил, можно ли из этой пленки нового тысячелетия сделать макет ракеты. Сергей улыбнулся, смолчал, не трудно было догадаться, что он в свое время тоже увлекался ракетостроением.

И кинопленку, говорит, выпускают ограниченно, для особо важных съемок. «Цифра», конечно, большую силу набрала, но есть нюансы, которые она не может передать.

Я все никак не отважусь отсканировать свои фотопленки, а ведь, считай, полвека снимаю.

Так что технический прогресс лишил внука Гарика частички моего детства.


ШИРОТА


Широта местности. Географическая, разумеется. От нее и высота солнечного стояния. И высота деревьев, которой могут в данной местности достичь березы и лиственницы. Ну, тополя, чозении. А ведь геологоразведчики пишут в мемуарах, что есть к югу от Магадана, ближе к Хабаровскому краю, настоящая корабельная роща, стоит, неведомая нам, домоседам.

Как-то побывал я неделю в командировке на Чукотке, на берегу ледяного Берингова моря, где в июле плавали льдины, и ловилась крупная, жирная камбала, величиной с газету «Магаданский комсомолец», только мы ее бросали обратно в море, а старались поймать пришедшую на нерест кету.

Вернулся в Магадан, и что бросилось в глаза, после тундры, где черемуха вытягивается не выше карандаша, цветет и пахнет, насколько выше в Магадане, чем в Беринговском и Анадыре лиственницы и тополя. В Среднеканском районе растет самая высокая на Колыме лиственница – 42 м! Там лягушки водятся и квакают. Сам не видел, но рассказывают. Водится и жаба, но грудная.

На кладбище видел: елочки высажены из семян, собранных в Сибири. А лиственницы в окрестностях Магадана помощнее. Их вырубили, как и людей. Посадили без суда и следствия пожизненно, лет на 200 – 300.

А в 81-м году довелось с любимой женщиной посетить Закарпатье, подивиться на дубы и буки, достигающие 80-ти метров. Солнце там намного выше в полдень стоит, чем на Крайнем Севере, трогает и ласкает лучами раскидистые кроны. Кора дуба, кора дуба, да упала она с ели! Мимо проходил Киркоров, алкалоид Аллы вился.

Подумаешь в южных краях о карликовой березке ростом с веник на сопках Арманской трассы, и ужас охватывает, вместе с альпийским ароматным ветром по спине. Только веников из той березки не стоит вязать, а то ведь так исхлещешься, что кожу в клочья порвешь. У той карликовой березки другое название есть – ерник. Оленей нельзя в ее заросли пускать, хотя так бывает, что именно там лакомые грибы произрастает, с шапку величиной. Олень поранит ноги, загноятся, придется лечить, да еще не факт, что вылечишь, самое радикальное лечение – ампутация с прижиганием.

Какой рост деревьев, такая высота солнцестояния, – хочется мне безответственно и ненаучно заявить. Где-то так оно и есть, если не обращать внимания на частности: мы же, на Севере, все поголовно поэты и склонны преувеличить. К тому же, рыбаки. Однажды сам с лодки трехведерный бак наваги наловил в бухте Гертнера. Написал на материк, не поверили. Хотя и фотку выслал. Я на материке не больше трех-пяти хвостов вытягивал. Ну, чтобы не прослыть хвастуном, так и пишу: три хвоста. А тот городок, где я жил, ни реки не имел, ни озера. В пруду мелюзга водилась. Правда, тополя вырастали здоровенные, если не мешать им обрезкой. У нас, у дома был свой тополь, скворечник на нем. Если забраться на забор, можно дотянуться до нижней ветки, она гнулась, но не ломалась от моего веса.

И яблонька там росла в палисаднике, обращенном на северную сторону. На деревце одна единственная ранетка, как зеленое солнышко. Я и не думал, что положено на этом стволе плодам расти, за тополь держал. Потом даже снилась мне ранетка, ударенная морозом, я с нетерпением снимал ее, стоя на лестнице. И во сне ощущался сладковатый зернистый вкус.

С нижней ветки тополя, если на нее встать, были видны на другой улице тополя, которые окружали дом с голубой крышей, где Надюшенька жила, одноклассница. Девушка с большими голубыми глазами и русой косой до пояса. Один только раз поцеловал ее в губы, и то на прощание, когда на Крайний Север уезжал, до сих пор послевкусие длится.

Не могу умолчать и о том, что вернувшись с Закарпатья в Магадан, мы не могли отделаться от ощущения, что рухнули с дуба. Рухнули в заросли карликовой березки. И крепко ободрали кожу.


КОЛИБРИ


Когда окунулся в юности в журналистику, мечтал заполучить пишущую машинку «Колибри», с красивым мелким шрифтом. Спустя многие годы у меня появился и служит до сих пор портативный комп с широкими возможностями, которые мне и не снились в семидесятых годах. По сравнению с пишущей машинкой, какая бы она ни была невероятная, даже «Колибри», комп – нечто особенное, хотя и привычным стал, до дрожи.

Порой перебираю собственную биографию, почти 40 северных лет, и негромкая, неубийственная боль кровавым туманцем стоит у меня в глазах. Я прожил жизнь, но так и не владел такой чудной пишущей машинкой – миниатюрной, чуть ли не карманного размера. С мягким красивым шрифтом.

Конечно, была у меня портативная «Москва», из столицы привез друг, и такую не просто было купить. А в Магадане один баснописец взял у меня попользоваться, да так и не вернул: умер бобылем, и все его небогатое имущество было развеяно приятелями, которым не доводилось нанизывать на перо собственный тремор. Югославская портативная машинка «Унис» была, с ней бросал курить, и она еще год хранила в своем лаковом покрытии горечь болгарских сигарет с фильтром. Сейчас внук на ней печатает письма для кошки Лалы.

Собственно югославских было две машинки: одну я купил для мамы. Сидит, бывало, день и ночь, по четыре закладки с копиркой пробивает. Перепечатывает молитвы, людям в церкви раздает. Когда ее похоронили, женщины не отдали мне «Унис», продолжили печатное дело.

«Колибри» у меня никогда не было. Я видел такую у девочки-подростка, талантливой Алены, она была вундеркиндом, ходила по городу с отцом – веселым компанейским человеком, дальтоником. Девочка подписывала ему тюбики с краской, где красная, где зеленая. И на картинах размечала, где какой колер положить. Никто так и не узнал, что маэстро не различает цвета, а машин тогда, чтобы за руль садиться, считай, ни у кого и не было. А то бы автоинспекция зафиксировала.

Правда, он любил работать в черно-белой гамме, черной акварелью и водил семью в зимний лес и к замерзшему морю. Много сделал графических миниатюрок для газет и журналов, в молодости был редактором комсомольской газеты. В чем-то он наш брат, журналер, общительный и контактный.

Он людей уважал, был щедр душой. Любил розыгрыши, но не злые, чтобы рассмешить и не обидеть. Подарки людям делал, удивляя. Сюрпризы. Найдет в тайге подходящую корягу, подправит резцом, и пошла по всему городу легенда гулять, каким талантливым скульптором может быть природа. Спилить и домой уволочь стремились. А он радовался, посмеивался, потирал руки.

Стоило мне начать писать короткие рассказы, а он уже поддержал их своими иллюстрациями в альманахе. Альманах почитался в те годы выше любого журнала. Опубликоваться там означало – выйти в свет, подтвердить принадлежность к бомонду.

Таскал девочку по гостям, а гостеприимство было в те годы единственной формой существования на Севере. Ясно помню ту пору: сидела девчуха где-нибудь в уголке, среди шуб и кожанок, сваленных на диван в маленькой комнате, что-то сочиняла, еле слышно что-то отстукивала изящными пальчиками на пишущей машинке, и все были уверены, что со временем девочка превратится в известную поэтессу или эссеистику. К тому же, она и рисовала, а самородок-отец неназойливо ее наставлял. Так что надежды окружающих нужно было, как минимум, умножить на два. Даже на три: Алена изучала историю костюма. В расчете на будущую профессию. Ей хотелось работать в большом, самом большом театре, костюмировать спектакли.

Но в ней, похоже, зрел протест против родительского авторитета. Неважно, что он сугубо положительный, ведь каждому хочется идти по целине. Сын Иван, когда вырос, вообще на первых порах в грузчики подался. Ну, а девочка заделалась машинисткой. Насчет протеста – это мое предположение. Было обстоятельство посильнее.

Коллективным мечтам не дано было сбыться, и отцу этого не было суждено увидеть, рано забрали его ангелы. Он оставил после себя огромный запас художественных работ, которые даже много лет спустя представляют большую художественную и рыночную ценность и поддерживают вдову, которая переехала в столицу и однажды выбросилась из окна на руки пожарных в одном белье. Сосед страдал умственным расстройством и любовью к огню. Не одна квартира сгорела.

Я прожил жизнь и мало о чем сожалею. Но мне немного обидно, что такая удивительная машинка «Колибри» так и осталась для меня недоступна. А та, у которой была изящная вещь, не выявила всех ее удивительных черт.

И еще была у меня недетская фантастическая мечта: хотелось, чтобы у моей пишущей машинки была выключка строк. Полиграфисты меня поймут. Чтобы строка выравнивалась по длине, как в книге.

Однажды мне попали в руки, наверное, в 93-м году, две странички письма, выполненные мелким шрифтом, какой возможен лишь в книге. Я стал весь как пересиженная нога. Вариант: «по телу будто ежики катались».

– Где вы взяли такую машинку? – спросил я с хрипотцой и закашлялся от волнения. Кажется, это был знаменитый земляк, один из деятелей международного клуба «Ротари». Лицо, приближенное через зарубеж к компьютерному миру. Тогда стал понятен ответ:

– Это не машинка, это компьютер.

В тот год можно было по пальцам составить компьютеры в городе. Будто до нашей эры!

Вот когда наступил культурный шок. Захотелось изготовить макет-оригинал, скопировать на ротаторе, изготовить собственную книгу.

Однажды занесло меня в неизвестную экзотическую страну, с раем по соседству. Деревья благоухают ароматом, солнце и свет в поразительной гармонии заливают горизонт. В деревушке дом из камыша, явно стилизован под туземство. Сидит на веранде бунгало молодая особа особой стати, не наша пташка. Будь она рыбкой, явно на форельку смахивала бы, с розовой кожей и такой же просвечивающей плотью. Сидит, ноги под себя поджала. Губы тоже как-то знакомо поджала. Что-то рисует мелками на жесткой, словно жесть, бумаге.

Она или не она, – не узнать. Да я ведь всего несколько раз видел Алену, едва ли больше двух, а память не сразу срабатывает. Но рисует она чисто колымский пейзаж, с сопками и озером, а рядом на столике машинка стоит, слегка облупилась краска. «Колибри», ее-то как не узнать! Красивый шрифт и слова друг к другу подогнанные. Дословно не помню, но ощущение нежности, благозвучия. Будто ванну с лавандовым маслом принял.

Почему девчуха не на компьютере пишет? Да, это знакомо. Зачем спрашивать? Внук такой же любитель машинописи, хотя есть у него свой ноутбук. Девчушка один в один – «Портрет дочери», написанный ее отцом в последний год жизни.

– Здравствуй, Алена, – окликнул тинэйджерку.

– Простите. Я вас знаю? И я не Алена, я – Алиса. Алена – моя бабушка.

Вот это удар.

Как стоял, так и сел, громом пораженный. Стал лихорадочно подсчеты производить, и, к ужасу своему, убедился, все правильно. Сорок лет уже прошло. Мне 26 было, ей 12. точно, получается, и выросла Алена, и замуж вышла, и так далее. У нее дочка, а потом и внучка. И нечего делать из этого трагедию.

– Извини, Алисочка. Можно, я на твоей машинке попечатаю?

Разрешила. И я сочинил этот опус. Алиска читала – глаза на лоб.

Пока писал, птички крохотные летали в лицо. Еле уворачивался. Размером с мотылька. Наверное, это и есть колибри.


ФОНАРИК


Получить фонарик в подарокбыло пределом мечтаний детворы послевоенного детства. Самый лучший – даймонд, к нему подходила плоская батарейка КБСЛ – «колбаса» по-нашему. Трофейный фонарик. Несколько лет спустя я услышал слово «Даймонд». Думал, фонарик, а это демон. Или бриллиант? У того армейского фонарика были цветные фильтры, для сигнализации незаменимо. В жизни пацана просто-таки обалденно – в войнушку играть и так вообще.

Потом-то появились китайские цилиндрические фонарики: одноцветные, у них луч дальше бил. Но нечего было и думать, что можно просто так пойти в магазин и купить такой фонарь. Этот товар приходил к людям долгим извилистым путем. Были, как правило, всяческие полки охотника и полки заготовителя. Сено косить для общественного животноводства – тоже надо как-то стимулировать. Правда, мне по какому-то везению досталась батарейка от китайского фонарика. Идеальный цилиндрик с гладкой разрисованной поверхностью с мастерством и изяществом, как это умеют делать китайцы. С одного бока крышечка, глянцевая, как видится сквозь толщу лет, с крышки выдавалась небольшая пипочка, как я скоро понял, угольный стержень с медным аккуратным колпачком. Через какое-то время дошли до наших краев и отечественные элементы «Марс», они подходили к китайскому фонарику, но сделаны были топорно и не вызывали в моей душе никакого эстетического отзвука. Кроме того, они коварно саморазрушались, из них тек электролит, заполняя кисельного вида жидкостью корпус фонарика, у меня один фонарь погиб безвозвратно.

Китайская батарейка (правильнее сказать элемент) стоила столько же, сколько русская «колбаса». Мне это казалось несправедливым, я пытался еще и еще раз обнять проблему мыслью, а потом просто разобрал элемент при помощи инструментов. Вынул угольный стержень, обрадовался ему, как старому знакомому, обозрел оболочку с кислотой, перевязанную шелковой нитью. Раньше я разбирал «колбасу», там все так же, но меньше размером. И цилиндрика было три, их верх был залит варом, обычным варом, который в ту пору было принято жевать, как нынешнюю жевательную резинку. Значит, для нормальной работы фонаря нужно три таких китайских элемента, – напрашивался вывод, – а в круглый фонарик входят лишь два. Потом-то, много лет спустя, появились и длинные фонарики, с тремя элементами. Таким увесистым фонарем при необходимости можно звездануть противника по башке, как это делают в американских фильмах охранники.

Долгие годы я ждал, когда можно будет купить китайский фонарик в магазине и дождался, уже в Магадане. Сын подрос, ходить научился, лучик фонарика приковывал его внимание. Но я не встретил ожидаемой истовости в отношении к этому прибору. Я ему, а честно сказать, больше себе, любимому, купил цилиндрический фонарь с электронной начинкой. Пластиковый, синего цвета. Он работал в прерывистом режиме, причем моргал и красным, и зеленым светом. Ставил его на окно, и малыш должен был уловить моргание и прийти с прогулки домой. Но со двора фонарь на пятом этаже не был виден, я сам в этом убедился. Нечего было думать использовать фонарик при обслуживании автомобиля, когда он у нас появился. Постепенно обломались контакты, вытекшим электролитом залило контакты, и воскрешение стало невозможно.

Накануне переезда в Магадан я приобрел в Новосибирске крохотный фонарик с миниатюрными аккумуляторами для того, чтобы писать ночью, не зажигая лампы: яркий свет может и распугать приходящие строчки стихов. Но с помощью фонарика я так и не написал ни одного стихотворения. Потом я покупал два-три раза фонарик с похожими источниками тока, там надо была замаскированная вилка 220 вольт, просто втыкай в розетку, и зарядится. Недолговечность этого прибора была просто удручающая. Дело в лампочках, больно много они «жрали».

Мощный фонарь-прожектор на аккумуляторах попал мне из Америки, яркий луч пробивал ночной мрак и туман метров на триста, дом на другой стороне дороги был нашим испытательным полигоном. Фонарь здорово выручал в пору веерного отключения электричества. Если набрать из термоса кипятка, с фонариком можно было поужинать бутербродами с чаем. Мы брали прожектор и на дачу, где до сих пор не решена проблема подключения дачного поселочка к магистральной линии электропередачи.

Потом фонарь перестал светить: все-таки у аккумуляторов не долгий срок работы. Это им, как говорится, на роду написано. А тут посчитали – 16 лет как мгновение.

Новый век принес вместо лампочек светодиоды, с поразительной экономичностью, о которой я мечтал, считай, всю жизнь. Я купил новый прожектор, «Фотон», у него 18 светодиодов а можно включать 8. Заряда хватает на 8 и соответственно 12 часов. Легкий, яркий фонарь. С ним удобно ходить ночью. Только не такому домоседу об этот говорить. Внуку этот фонарь очень нравится, включает его в пасмурный день, сидя за столом. Компонует в игры. Включает выжигатель и рисует на фанерке все, что ему приходит в голову. Или клеит из бумаги самолетики и солдатиков.

Вот и у сына проснулся интерес к фонарикам. Купил себе мобильник свежей модели. Тот как ножичек складешок в пору моего детства: и шило, и штопор, и ножнички, и всякая всячина. Теперь такие продают в большом ассортименте – швейцарские, лучшие в мире. Где ж вы раньше-то были? О складешке я мечтал и во втором, и в третьем классе. Дядя Илья подарил. Пусть не очень шикарный, но и не хуже, чем у Валерки

А в мобильнике и шагомер, и навигатор, не говоря о кинокамере. Но и миниатюрный фонарик, он в почтовом ящике смотрит, не сбросили на дно, в темень письмо. Такой лучик, как в мобильнике, думаю, вполне сгодился бы для ночного сочинения стихов.

Кстати, нынешним летом я нашел шариковую ручку с двумя кнопочками на боку. Судя по сломанному креплению, выпала она из какого-то кармана. Красную нажимаешь, лазерный лучик бьет, белую – обычный свет, но стихов пока не пробовал написать. Когда по телевидению прозвучало, что дети в аэропорту из баловства летчиков лазером ослепляют, я сильно возмущался. Но таким лучиком, как у меня, вряд ли собьешь даже мушку-дрозофилу.

Техника нового века. Сколько бы ни появилось компьютеров, мобильников, планшетников, значение фонарика, даже самого крохотного, для мальчишеской души не уменьшается. А в каждом мужчине, в каждом старике сидит мальчик. Сколько раз было, умер я, нет никакого шевеления и дыхания. А взял доктор, оттянул мне веко, крохотулечным фонариком перед зрачком поводил. О! есть рефлекс. Жив курилка! Или «чаепилка» от слов «чай пить». С первого рефлекса второй включается, тянется живая ниточка. Чувствую: лечу свету в конце туннеля, тычась в стенки туннельного сознания. А тьма-то и развеялась!

Стало быть, еще один шанс мне даден.

В моей клинической смерти прошу поликлинику МУЗ№5 не винить. Да здравствуют музы! Музы здоровья!


Никакой «лампочки темноты», «генератора темноты» не существует в природе. Или я что-то недопонимаю. Возможно, отстал от жизни. Вот бы от смерти отстать!

Есть, правда так называемая «темная», которую устраивают в карательно-воспитательных целях в школе, в казарме, тюремной камере. Набрасывают одеяло на голову, лишая света и бьют, чем ни попадя, куда попало. Одеяло достаточно прочное, и в первую секунду можно подумать, что человек собрался в темноте перезарядить кассету для фотоаппарата.

Вообще-то я люблю сумерки. Не то, чтобы можно лучше разглядеть при ярком свете и в густой темноте, но в полутьме ярче включается внутреннее зрение.

Нет луча темноты, он бы ох как пригодился. Повезло мне жить на центральной улице, при круглогодичной иллюминации. И мне это кажется происками иллюминатов. Дайте мне немного темноте, чтобы глаза выработали капельку меланина для внутреннего употребления.


По магазинам теперь интересно ходить. Особенно когда есть деньги – сверх того, что заплатил за квартиру и пропитание. Попался на глаза крохотный фонарик-брелок «Эра». Три светодиода в нем, 15 часов работы от одной зарядки аккумулятора. А зарядка идет от солнечной батарейки, такие уже больше пятнадцати лет стоят в портативных микрокалькуляторах, как заметила молодая, вежливая брюнеточка Элла. Ну не мог я пройти мимо такого. Заплатил, вынул из упаковки. Почему-то диоды не светятся? Ведь брелок на свету лежит, заряжался?

– Если не будет работать, назад принесете, – уловила мои сомнения продавщица. Ее молодость дала мне силы рискнуть. Выхожу с покупкой на улицу, солнечный свет слабый, скоро вечер. Руку с брелком держу наружу, защищая от снежинок. Пусть светом напитается. Много раз репетирую небольшую речь, которую завтра адресую девушке. А чую, придется возвращать. Принес брелок домой, подвесил его внутри торшера, где свет максимальный. Лампочка в нем экономная, ртутная. Сошлись в одном месте две инновации.

Торшер у нас рано включается, считай, весь день горит. Темные дни – оборотная сторона июньских белых ночей. После шести часов зарядки с новой энергией репетирую речь для Эллы. Нажимаю кнопочку, а светодиоды загораются! Так и сел.

Надо же!

Уже ночь, считай, можно проверить работу брелка в условиях, приближенных к боевым. Надо попробовать при свете брелка писать. Так ведь поголовье поэтов, работающих по ночам, можно нарастить.


Рядом с солнечным источником вспоминается мускульный генератор. Народное название фонарика «жучок» – такой подарил мне отец. Я вспоминаю свое потрясение. Учился в третьем классе, как теперь Гарь. Ничто не предвещало сюрприза, и вдруг такая приятная неожиданность! Поселок в Кузбассе, поезд, словно на резиновом ходу: болотистая почва пружинила. Там было светло ночью от паровозных прожекторов.

Фонарик я тут же разобрал по винтику. Была такая страсть: хлебом не корми, а дай раскурочить. Один винт раскрутишь, и уже невозможно остановиться. Проекционный фильмоскоп, который мне был дарован в тот же день, я тоже разобрал, вполне понимая опасность, которая исходит от приборов, подключаемых к осветительной электросети. Фильмоскоп я тут же собрал, но с фонариком сложнее. Там пластиковые шестерни, пахнущие машинным маслом, там храповой механизм из трех металлических кружочков, похожих на таблеточки. Пружинка выстрелила. Я ее нашел, металлические кругляши тоже, но как их приладить обратно, куда? Как они поставлены, как работают? Впервые в жизни мне пришлось применять метод тыка, не ведая, что это такое.

Не один день ломал голову. Хорошо, что родители ни сном, ни духом не знали о моем поиске. Или делали вид. Я мысленно разговаривал с фонариком, уговаривал его не валять дурака, не кочевряжиться и давал обещание: мол, если все получится, никогда и близко не подойду к технике, не вторгнусь в мир машин и особенно динамо-машин.

Каким потрясением было услыхать о девушках-динамистках! Мне объясняли, я не понимал, где у них шестеренки. Мне объясняли, все равно не понял, просто стал бояться их.

А какие восхитительные были внутри фонарика катушечки с проводами, ювелирно красивые, покрытые красным лаком! Какой там был точеный из магнитной стали ротор: волчок, раскручиваемый движением ладони, и от этого шел электрический ток. В роторе были высверлены небольшие вороночки, наверное, они и создавали пульсацию. После долгого мозгового штурма, первого в моей жизни, все детальки фонарика встали на место. Он жужжал, он давал свет.

Тот первый жучок не сохранился, но я увидел в магазине точно такой же и купил его своему сыну, а потом и внуку.

Оба раза предвкушал море счастья, даруемое одному и второму мальчику. Но я заблуждался: Ни макс, ни Гарь и не думали покуситься на то, чтобы разобрать жучок. Даже мысли не допускали, чтобы копаться в схеме. Другое настало время, должно быть. Другие люди появились на сцене.

Обладание фонариком не давало им оглушительного счастья, хоть и говорил я в рифму «Гарик-фонарик», это была лишь шутка.

И еще заметил. У «жучка» новейшего времени странноватое название «Облик». Пояснение такое: «новый взгляд на вещи». Мол, прибор полезен рассеянным людям, кто постоянно забывает подзарядить или поменять источники питания для своего фонаря, или путешественникам, забравшимся далеко от цивилизации, с ее электричеством. И ни слова о том, что одному третьекласснику в 57-м году он казался генератором, вырабатывающим счастье. Конечно, поэт имел в виду совсем другое, но мне хотелось видеть то, что мне виделось.


ОЗИМЬЮ ВЗОЙДУ


– Какой женщине – блондинке или брюнетке светит получить прозвище «Гнида»? Думай, Никола, думай! Готов ответ?

– Скорее всего – альбиноске Альбине. Ну, вообще-то я на такие подковырки не отвечаю. И никому не задаю некорректных вопросов. Просто у меня портится настроение – от затянувшегося пребывания в очереди, где сплошь женщины, и мое наказание – острый слух, на фоне неважнецкого зрения. А я обожаю любить их глазами.

Вот в конце зала одна очередница другой говорит, что до всего доходит методом тыка. Не соображает, что метод тыка – чисто мужской метод. И вторая не делает ни малейшего трепыхания, чтобы внести поправку. Даже усугубляет издевательство над русским языком: мы, мол, закадычные подруги с тобой. Черти что – закадычность вовсе не означает, что из одной кадочки квасок пить. Закадычные бывают друзья – это про тех, у кого есть кадык. Мужчины. Правда, тоже история темная. Почему-то, я не знаю, кадык называют адамовым яблоком, а ведь райское яблоко из рук змея-искусителя вначале досталось женщине, а уж потом застряло в горле прародителя рода человеческого Адама. Выходит Евино яблоко.

И обязательно такая симпатюшка назовется членом – партии или коллектива. Надеюсь, хоть это понимается без комментария?

Когда только кончится эта словесная муть? Прекратится филологический бред? Впрочем, мне еще девять человек отстоять, заплатить за телефон, и свободен. Как девять жизней прожить. В очереди разные люди, никто их специально по конкурсу не отбирал, не принимал экзамен или тесты. Всякого можно ожидать. Каждый человек со своей тревогой, агрессией. Вихри биоэнергии протуберанцами вырываются из сердец и кублами перекати-поля носятся в воздухе, примагничиваются к моим нервам, сосудам, высасывают и кровь, и пот.

Так Луна, наша спутница по космосу, как с большого бодуна, норовит выпить моря и океаны. Но, к счастью, бодливой корове Господь рогов не дал. Правда, есть и у земного спутника небольшие рожки, когда он в молодой ипостаси месяца.

Светит месяц, светит ясный – забодаю, забодаю!

Мы с Месяцем Месяцовичем бодаемся бесконтактно, только кровь взбаламучена в жилах: стучит в висках, да так натурально, будто незваный гость из тоталитарной секты.

Недавно, как сон наяву, приблазнилось, будто бы мы со своим закадычником, а он несколько лет, как на материк уехал, сидя за скатертью-самобранкой, отдались веселой легкой перебранке:

– Закрой варежку, пока не швырнули в морду перчатку! – говорил один из нас. Видно, не допил.

– Перчатку? О чем это? Это ты у нас меняешь женщин, как перчатки! – ответная реплика.

– А ты напяливаешь на голову колготки, будто хочешь ограбить банк.

– Ну, положим, покуда меня самого банк грабит. А ты завелся. Кстати, как у тебя с ногами дело обстоит? Помню, лечил ты их лазером. Какая толчковая? Правая или левая?

– Про ноги я так скажу. Я просто сижу задницей на толчке. Вот она у меня толчковая, эта часть тела.

– Ты, Коровин, здоров, как бык. Берешь свое здоровье, как баран берет быка за рога. Из Кривого Рога в бухту Золотой Рог тащишь. Будто рог-звезда.

Вот мы как расшумелись!

Хорошо, что находимся мы в большом зале, а не в трамвае, а то бы толчея была. Трамваев нет в моем городе, и я вообще-то хожу по делам пешком. Да и дел-то особых нет. Так, пустяки. Значимость им придают очереди. Но полжизни отнимают. Короля играет свита, а нас, простых смертных, эти очереди: делают еще плюгавее. Но приподнимают в собственных глазах.

Ха-ха! Еще на два человека продвинулся в очереди. Нам бы привесить на спину номера, как лыжникам, все веселее бы тащилось время, которого у стариков, если разобраться, остается совсем мало.

Вообще-то я с собой взял щипчики для ногтей. Пока в очереди стоишь, можно маникюром заняться. Жаль, не обзавелся электробритвой на аккумуляторах, как у сына, а то бы мог бороду волосок к волоску пригнать.

Может, пока плейер включить, взял его с собой, крохотулю. Там у меня поющие французы записаны.

Чу! Будто светлый ангел явился: в свежем, отремонтированном зале появилась женщина – молоденькая, в белой блузочке, отделанной фигурной строчкой, несет, голуба, прижимая к грудкам, шесть аккуратных рулончиков бумаги, отливающих матовой белизной. Грудки у нее аккуратные, как у французских артисток. Белейшая бумага подчеркивает ее прелести и загар на лице.

Первая мысль в первую миллисекунду, была: какая у нее дивная туалетная бумажечка! Наивысшей выделки. Подарочного формата. Красиво жить не запретишь. Но почему такая узкая лента? Неужто, время бережливости вернулось?

В следующую миллисекунду в голову приходит поправка: бумага это не туалетная, она от кассового аппарата. Юная особа в блузочке работает кассиром, принимает платежи за телефон, а я стою к ней в очереди. Вернее, к сослуживице, та тоже молодая, тоже симпатичная, в тонкой белой блузке, и режим моего ожидания скрашивается ее приятностью.

В зале, где я пребываю, помню, в прежнем тысячелетии взорвалось какое-то устройство, навязчиво вспоминаются подробности, увиденные краем глаза: это вырванные оконные рамы, закопченные стены, помнится и рвотный запах взрывчатки. Молодежь ничего этого не знает. А ведь водкой в киосках торговали, и там были поджоги. Конкурентная борьба. Через что пройти пришлось!

Хорошо, что копоть в прошлом осталась, а сегодня глаза радует чистота и блеск. Такое ощущение, что на экскурсию пришел и любуюсь, какую красоту можно навести за хорошие деньги. Я вовсе не забыл, что это офис связи, оплата квартирного телефона, и, наверное, мои денежки поучаствовали во всем благоустройстве. И все эти люди в очереди рвутся, чтобы заплатить за квартирный телефон, хотя у каждого мобильник в кармане и, кроме того, неограниченная возможность общаться и по проводам, а с другими городами по скайпу. Признаться, очередь хоть и небольшая, но утомительная. Кажется, я совсем я отвык стоять. Но откладывать нельзя: отключат аппарат.

У меня сегодня как именины: пенсия. Я уже получил ее и оплачиваю счета. Приурочил одно к другому. Есть нужда и походить, и постоять, будто нормы ГТО выполняешь. Зато потом побалую себя: куплю шницель, сам буду жарить и кофе в зернах заварю. Ну и туалетную бумагу, девушка напомнила. Как финал музыкальной пьесы Дворжака.

А еще жена велела купить масло для каши, которое вовсе не масло, а маргарин, но дружит с печенью лучше, чем настоящее, алтайское. Ну, этот спрей, знаешь, – уточнила. На самом деле спрэд, – поправилась. Да я и так запомнил. Потому что рифмуется со словом бред.

Помнится, в раннем детстве я с удивлением узнал, что масло от коровы называется сливочным. Неужели, его получают из слив? Почему-то это мне пришло в мою стриженную «под Котовского» голову. Ведь сливы у нас, в сибирском городке, не росли, мы их получали от Вали из Ташкента, в сушеном виде, для компота. Когда у меня родился сын и учился говорить, он тоже говорил «слива», когда хотел попрощаться: мол, счастливо. К вежливости смалу приучился.

Масло в печи погасло, – помню, и такая поговорка была востребована, так говорила нам с братом мать, переняв от бабушки и прабабушки. Но это уже в другой, обескоровленной жизни, когда на большой, толстый кусок синей оберточной бумаги продавщица клала кусок вологодского масла полфунта весом. Сколько его, родимого, впитывалось в бумагу, страшно подумать. Много лет хочу попасть в Вологду, отведать того масла, да как-то не с руки.

А еще раньше, я помню, была замечательная корова Томка, ее кончина мистическим образом связана с отъездом на Урал, с появившемся, как бог из машины, отцом. Умерла бабушка, батя пришел из тюрьмы, а уж потом появился маленький братик, я думал, что он тоже из тюрьмы, и не решался спросить. А нет, не из тюрьмы, мне друг Валерка рассказал по секрету. У него младшая сестра появилась, явно не из тюрьмы. Моя ровесница. Но это я вперед забегаю, извиняйте.

Мне было пять лет, когда переехали в поселок Максай, где по трубам бежала изумительного вкуса артезианская вода, но температура у нее ледяная, простудная, и я чудом выжил в схватке с двухсторонней пневмонией.

В больнице я впервые в жизни слушал радио, в наушниках и потом не хотел уходить из легочного отделения. Ты ничего не понимаешь, – сказала мне мама, я тебе пожарю картошку на комбижире.

И я впервые распробовал это чудо, как комбижир, намазывал его на хлеб. Мать думала, как инжир, поскольку знала, что такое Средняя Азия. Там меня родила. Вкус комбижира мне нравился, пока мама не сказала, что он ужасный. Зареклась его покупать, готовила еду исключительно на сливочном масле.

И я тотчас представил, как мы еще недавно сбивали настоящее домашнее масло из сливок. Вот почему оно сливочным называлось. Я помогал бабушке взбивать. В узкой длинной кадочке, наполненной сливками из сепаратора, двигали вверх-вниз тонкой колотушечкой. Сливки превращались в пахту и кусок мягкого душистого коровьего жира. Явно лучше вологодского.

Бабуля умерла едва ли не в один день с коровой. Ее нет на свете уже более полувека и еще десять лет. Да и мама двадцать лет, как ушла, а когда легла в октябрьскую, прихваченную морозом землицу, масло было по талонам, но его хватало, а маргарин еще не стремился в масляную нишу. Потом слово «масло» запретили писать на этикетках, если этот жир из пальмы. Вообще не надо бросаться словами. Исчезли из обихода слова «коньяк» и «шампанское». Но на слово «пальма» нет запрета.

Я пытаюсь представить, как сбивают кокосовые орехи, и как-то не выстраивается картина.

И я никогда не видел, как растет соя, как колышутся ее колосья, или что там у нее.

Соя пришла в жизнь многих со скандалом – как генномодифицированный продукт, страшнее водородной бомбы. Довольно продолжительное время он я был уверен, что в кукурузу вживили ген китайца.

Только что фильм посмотрел – реальный ужастик: мальчик родился: 26 пальцев на руках и ногах. Многовато. Иной раз припаиваешь мелкую деталь к другой мелкой, а третья под ногами путается, так жалеешь, что нет третьей руки, теперь-то наглядно представляешь, какой бы это был ужас. С семью пальцами. Этому мальчику помогли, а другие, небось, тоже ждут хирургического решения вопроса?

Моя суженая к соевому творогу присматривается. Соевое мясо на пару опробовали. Главное достоинство этого продукта – это как бы мясо без костей, как и наш язык. Дело времени, перейдем на сою. На тофу. Тьфу! Надо только научиться палочками пользоваться, обходясь без ложек. А с пальмой мы поладили. Помнится, в детстве была собака Пальма. Почему ее так назвали? Наверное, из-за больших ушей, чуть ли не до земли доставали. Пальма, иди сюда, милая, я тебе ушки расчешу!

Торт с кокосовой стружкой идет за милую душу. Порошок пальмового молока мы уже предпочитаем порошку из натурального молока. Не бывает у него прогорклого вкуса, и растворяется легко, словно людская печаль ясным безветренным днем.

И слово «молоко» тоже запрещено на коробке, если оно не от натуральной коровы. Постепенно дети разучатся писать это слово и будут искать в компьютере, как писать слово «корова». Такая мулька пущена, что коровы сильно загрязняют окружающую среду продуктами жизнедеятельности, работают на парниковый эффект. Ушибленный на голову автор утверждает, что корова и коровье молоко – первейшие враги человечества. Ну, совсем как молоко от бешеной коровки, которое потреблял автор. Есть и другое название: «козаностровое молоко». Молоко цельное, добавляем воды цельной, доводим до кондиции.


Моя-то иначе уже не может иначе, как с искусственным молоком из Кореи пить кофе. Только кофе не хочет заменить цикорием. А я и следующий шаг сделал. В аптеке продают цикорий растворимый, произведенный по французской технологии. Потом и на базаре заметил красивые картонные коробки, попросил продавщицу отпустить продукт, а она никак врубиться не может, причем тут Франция. И это при том, что вкус отменный.

Может быть, куплю сегодня с пенсии французского цикория, да с пальмовыми сливками налью, включу французский диск и буду себе балдеть. Сальвадора Адамо, может быть, слушать?

А торт без натурального сливочного масла? Думаете, невозможно? Да где оно, натуральное? На кокосовую стружечку перейти? Мне нравится кокосовый вкус. Есть уже такие ароматные хрустящие тортики. Но обходятся ли они без сливочного масла?

А где кокосовая, там и другие съедобности. А начальство с нас какую стружку снимает? А если торт на свином сале с колбаской? Кстати, вместо свечей можно лампочку на 65 ватт приспособить. Для меня это уже актуально.

В самый короткий день декабря солнце низко идет, по самой земной поверхности. Будто рубанком сняли сосновую стружку, да так и лежит та сливочного цвета стружечка. И эта солнечная стружка дает по сравнению с ночью плюс шесть градусов тепла. Минус 16 всего-то.


Стоял, стоял, забыл уж, где нахожусь. Да, в очереди, в телефонном зале, – догадался. И тут женщина подходит. Конкретно ко мне. Надо же! Молодая! Хотя, они теперь все мне кажутся молодыми: от моей старой точки зрения зависит. От катаракты. Зовет та женщина к устройству непривычного вида. Портал называется. Набираешь номер квартирного телефона, жмешь виртуальные кнопки, съедает денежки и выдает квитанцию. Дело-то простое, оказывается, когда умеешь. Сразу легко становится. Я обязательно повторю все действия перед сном. Чтобы запомнить. В следующий раз буду с порталом дружить.

Что ж, погулял я сегодня славно. Один день в месяц ощутил себя финансово состоятельным мэном. Пора и честь знать. Пора оглядеться. Два дня в городе и в окрестностях, да по всей Колыме лил проливной дождь, прям на первый снег, я все пережидал в доме. В чем сейчас сам перед собой каюсь. Нельзя из дома не выходить, иначе застой в суставах и дыхательной системе, надо гулять обязательно, вентилировать вопрос. Какой именно – в рабочем порядке ходьбы определится. А если вымокнешь до нитки под ледяными струями, сушить одежду следует на себе, будто лечебная процедура. Два дня не выползал, а сегодня не отвертишься: под горло подкатило. Пенсию получай, песню затевай!

Ах, октябрь! Так похож ты на детскую настольную игру! Бросаешь, бывало, кубик, двигаешь фишку и попадаешь в позицию, когда надо вернуться на десяток ходов, в конец сентября, когда первый снег так спешил, что чуть не стал очередным дождем. Хорошо, когда у осадков кончается проливная энергия.

Голуби клюют возле магазина рассыпанные конфетки мм-демс.

И что, едят? Спрашиваете. Их тоже приучили. Морщатся, но клюют. А куда они денутся – там же зернышки, под сахарной глазурью.

Мой внук, когда три годика ему было, как-то кормил сизарей грибочками – печенье такое корейское. Тоже клевали. А я сегодня взял с собой заплесневелую корку хлеба, держу в руках, так они мне на руки сели – вчетвером, деловитые, отщипывают понемногу. И такие они теплые, даже лапки не подстыли. Крылышки чистые, просвечивают, наверное, в этом году родились, только стали на крыло. Хорошо быть молодым да сизокрылым!

Поразительное безветрие сегодня – удовольствие, равное потеплению. Четыре осенних сессии дождя, день за днем, за полмесяца с лишним, оглушили меня. Телевизор надрывается, курс доллара поддерживает. И, кажется, зеленые деньги стали желтыми, вместе с древесной листвой. Рабочие Зеленхоза, совсем как зайцы, шубку меняют, переходят на белую работу. Включат свой мини-трактор, снежную струю высоко запускают. Зимний фонтан!

Вот и я, словно хлебнувший зелена вина, иду по улице, вспоминая зимнюю походку, за лето она забывается. Надо ногу ставить чуть-чуть иначе, чтобы не скользить. Вряд ли этому можно научить. И нет в этом ничьей вины.

Иду, семеню. Когда впервые в детстве узнал это слово, мне чудились в нем семена, прошло 60 лет, а то же самое слышится. Вот и голуби шастают под ногами, что-то выискивают, клюют, не те ли сказочные семена, которые я насеменил? Вспоминаю приятелей забытые имена. Мне как-то неловко, что поумирали, а я все небо копчу. И никогда не выпьем с ними вина.

Вина-вино. А вина устанавливается только по приговору суда, и не путать рыбацкие морские суда с военными кораблями, таковых в нашем городе теперь уже нет, даже подводный ракетный крейсер «Магадан» базируется на Камчатке. Ходят морские суда, тряско по волнам, как по кочкам, ходят туда-сюда. Суда! Хлебну я зеленого вина от зеленой тоски, и ви'ски вотру в виски'.

Такой хороший день, настроение вырастает, как от встречи с хорошей женщиной. Один день в октябре, я весь день при деньгах. Забытый флер состоятельности.

Первый, ранний снег так и не растаял до конца, лежит причудливыми островками, заледенело все, заскорузло. Но осока выглядывает, как ни в чем, ни бывало, ярко, будто зеленя.

Я тоже озимью взойду, когда умру.


ПОХУЖЕ ПОЛУЧАЕТСЯ САМО


Иной раз представится возможность процитировать народную мудрость, подходящую к бытовому случаю один в один, и это так веселит!

Несколько лет назад довелось слышать разговор двух творческих людей, начинающих путь в литературе. Мы, – сказал один, – будем стараться, но не станем выкладываться по полной. Пусть будет хорошо, даже отлично, но не на пределе возможностей. Когда потребуется, сделаем еще лучше. Покажем высший класс. Пусть только денежки заплатят, вот тогда-то мы из штанов выпрыгнем, всех за пояс заткнем. Даже ниже пояса. Это должны понять наши безмозглые работодатели. Впрочем, не все носят пояс, обходятся подтяжками, и смысл народной мудрости ускользает из их внимания.

При этих словах все во мне запротестовало, в горле застыл безмолвный крик.

Боже мой, да вы старайтесь изо всех сил сделать лучше, из кожи вон лезьте, ногти в кровь сотрите, – возразилось мне, – а похуже оно само получится.

Оно и сбылось – похуже. Еще как! Эффект превзошел ожидания.

Получилось – хуже некуда, и молодых людей посетил энтузиазм разочарования. И в творчестве, и в бизнесе, и далее по всему списку.

И пошли они пончиками на базаре торговать. Пахло горячим, и отбоя от девушек не стало.

Радовались молодые люди, что столько новых знакомств привалило. Хорошее общение иной раз лучше, чем слабое творчество. Им кажется, что собираясь в стаи, можно, как иголку в стоге сена, можно найти нужное слово.

Девушки привалили пухленькие, справненькие и не писали стихов. С ними было легко. А те, что раньше у молодых людей водились – тонкие и звонкие, но проблемные – куда-то поисчезли с экрана радара.

Кто-то даже сказанул: с вами, мол, кашу не сваришь, да у них и так каша во рту сваренная и жирок излишний. Во времена моей комсомольской юности старшеклассницы носили обувь 33-го размера, а теперь 42-го, и не на пустом месте появилась говорящая фамилия Легкоступова – она и штангой занимается, и футболом. И поет.

Одна толстушка возле магазина «Пышка» подсаживает другую на велосипед, и вдруг обе валятся на землю суммарной массой 240 килограммов. Земля вздрагивает. Зрелище не для слабонервных.

А нечего тебе, дед, подглядывать за поколением некст! Весьма некстати такой взгляд исподтишка. Завяжи глаза на веревочку, иначе не будет тайны веков, подобно загадке Атлантиды.

Ну, это присказка. Анекдот вот он, уши развесьте, если не стреляет в ухо. Мой сын нередко делится наблюдениями с прогулок по городу, и это интересно, поскольку мы гуляем в разное время и по разным улицам. У него новый мобильник с разными примочками, в том числе шагомером, так что можно точно понять, сколько прошел за день, 15 или 20 километров.

Как-то рассказал о магаданских великанах. Сам-то рослый мужчина, а когда эти шагали навстречу, на полторы головы были выше.

Прошло немало лет, и он принес с прогулки другую картинку, которая говорила о том, что процесс акселерации не только завершился, но и пошел вспять. Мол, молодежь не желает расти. Возможно, ленится. Или сказывается моральное давление импортной техники. Молодые люди стали миниатюрными настолько, что прекрасно подходят под параметры японских легковых машин.

Зато я собственными глазами видел компанию кривоногих девушек, которым лучше было бы совершить групповую поездку в клинику Илизарова, в славный город Курган, где исправляют любую кривизну и строят из костей обновленные конечности, как из пластилина.

И о толстых девчонках он рассказал, я таких пока не видел, хотя эпидемия ожирения захлестнула весь мир. Где-то они и в нашем городе отсиживаются до поры до времени, и вдруг выйдут из тени. Тогда-то мы все по-настоящему вздрогнем и ахнем.

Обилие впечатлений моего сына, недоступность их для меня порой наводит на мысль: а не имеет ли он дело с каким-то из параллельных миров? Ведь мы с ним хорошо помним его высказывание той поры, когда малец готовился отправиться в первый класс средней школы: «Если хорошо затаиться, можно увидеть в Магадане что угодно, даже ягуара».

Будучи старшеклассником, как раз в дни знаменитого путча, во время археологической экспедиции на один из островов Охотского моря он видел НЛО: одно большое светящееся пятно в окружении семи малых. Вскоре появилась публикация в газете. Объявились активные очевидцы из прибрежного поселка, наблюдавшие происходящее с иной точки, и тем удивительнее было сознавать частичное совпадение картины.

Живет в Магадане один молодой человек, в районе «Магаданского Арбата» в этом году из Италии прислали ему литературную премию за короткий рассказ. Много лет он прикован к постели переломом позвоночника. Получил его на мотоцикле. Играючи превысил скорость и обрел летучесть. Но приземлился неудачно.

А рассказывал о встрече с НЛО. Как он, с переломанным позвоночником, лежа год за годом на жестких ортопедических досках, уперев взгляд в потолок малосемейки или в телевизор, умудрился встретиться с пришельцами, я не могу понять. Или это случилось в момент полета на мотоцикле японского производства? Может, сам контакт длился долю секунды, а теперь разматывается, как в замедленном кино, тянется и тянется вечностью послевкусия? Да и не силюсь понять. Он и сам не все знает о себе. Надо встретиться с ним еще раз, попробовать восстановить ход событий. Может быть, под гипнозом. Вдруг это было то же самое, что видел мой сын?

Некоторые путают его с другим замечательным мужиком, пережившим личную катастрофу, который продает телескоп, чтобы оплатить операцию на позвоночнике. У него сломалась титановая пластинка, крепящая один позвонок к другому. Этот человек – фанат астрономии, первым обзавелся мощным телескопом и агитировал магаданцев поднять глаза в достроенный и освященный Храм Пресвятой Пречистой Троицы, с первого сентября 11-го года он считается введенным в строй, имеет купола, сверкающие и отливающие цветом золота. Я-то знаю, что это титан, вот ведь как, вот какая особенность металла титана, что-то в нем особенное, когда-нибудь узнаю, вам расскажу.


Люди настолько привыкли к встречам с пришельцами, что расценивают их как заурядное событие, недостойное особого внимания. Сын рассказывал, как его жена видела их деток, привставших на кроватках с закрытыми глазами. Они тянули сонные ручки к окну, за которым полыхал ослепительный сиреневый свет, как от медицинской лампы. А мне потом мерещились крохотные ранки на теле внуков, похожие на следы пункций. Внучка Лерочка много лет уверенно рисует неземные портреты с трех лет, явно с натуры. А про Гарика его мама рассказывала, что когда еще грудничком был, приснился ей в лучезарных улыбках: бегает, напевает: мол, ты разве не знаешь мамочка, что я чертенок?

– Выглянул, – рассказывал мне сын о самом первом случае, считай 20 лет назад, – выглянул из палатки, стал звезды считать: одна, две, пять. Заполз, опять выполз, чтобы костерок подживить. Небо, звезды. Раз, два… пять звезд. Даже больше. Пора открыть в Магадане отель пять звезд. Чтобы первый класс. Чтобы все включено. Но из соображения безопасности временно выключено.

В зенит взглядом уперся сын, а тарелка как раз и летит. Неужто, древнее захоронение эвенов понадобилось им, как и магаданским археологам? Может, там что-то эксклюзивное зарыто? И горные бараны с окрестных сопок пристально глядели на раскопки, игнорируя наличие винтовки с оптикой. Снежные люди, хаеки подгребают, любопытные. На всю компанию два ведра картошки пришлось почистить. Инолетяне тоже не прочь ее с соленой рыбкой потребить. А одна местная даже замужем была за хаеком. Сохранилось такое предание.

Сын и на Омолоне бывал. Там, в лесу лося добыл полутонного, нет ничего удивительного. Для интуристов итальянских старался. Он кормил интуристов якобы мамонтиными стейками из мороженой говядины, в этом ничего удивительного нет – обычный, рядовой прикол.

А вот собственную физиономию он привез обновленную, – это удивительно. Расцарапанное было лицо. Рваные следы. Ну как это бывает – не мне объяснять. Не обязательно инопланетянку на охоте встретить. Своя, отечественная, может крепко уделать. Мне было жаль моего взрослого ребенка. Хотя, конечно, шрамы украшают лицо мужчины. Но мне не хотелось таких его шрамов. Думаю, ему одного шрамика хватало – в родильном доме себя расцарапал. Якобы сам.

После Омолона все зажило без малейшего следа, как на кошке. Говорят, там, в воде повышенное содержание растворенного серебра. Такая концентрация, что лечит. Он так напитался растворенным серебром, что на некоторое время обрел целительные способности. Чукчи и эвены его на улице останавливали, лишь бы рядом постоять с белым шаманом. Собаки издали шумно вдыхали воздух и вертели хвостом неистово, как ветряные мельницы. Норовили ладони вылизать, тянулись к лицу.

Грузовой самолет Ан-12 недавно упал при полете на Купол. Это место выхода на поверхность золота в Заполярье. Сын там, на вахте работал, только давно, а если бы и теперь работал, тоже мог бы разбиться. Так рефлектирует. Остро переживает.

Точно такие же чувства его обуревали (речь идет и о бурении горных пород), когда он перестал работать на Кубаке, где 100 тонн золота вынули. Там, на взлете упал вертолет. Сын физически ощутил тогда, что мог оказаться на его борту. Попереживали, забыли. Но телевидение не дает забыть. Благодаря катастрофе грузовой самолетки мы и Купол прославились на всю страну.

А есть и закон парных случаев, при этом второй усиливает действие первого. Грузовой самолет, по некоторым непроверенным данным, имел на борту несколько пассажиров. Правда, пассажирами их можно считать с немалой оговоркой. Это офицеры космического ведомства, уместно было бы их назвать X-людьми.

Все это всплыло в памяти, когда мы только что осмыслили гибель Бен Ладена. Морские котики его завалили. Исполнили секретный приказ. И новый полет морских котиков в том же составе, окончившийся смертельным падением военнослужащих потряс всех. Сразу вспомнился захват кубинского героя Че Гевары: его палачи очень скоро сами умерли мучительной смертью. Самолеты, сбитые посредством лазерной указки (или это был солнечный зайчик?) добавили пищи для размышлений.

Что хочешь, то и думай, не тормози фантазию, в реальность попадешь, в самое яблочко.

В Магадане вообще-то нет морских котиков, они на Курилах живут, эти острова не входят в состав Магаданской области. Я имею в виду морских животных. Это по ведомству биологов. А по ведомству конторы глубокого бурения – как знать. Может, есть.

Мне про котиков рассказала биологиня Лариса. Снимки показывала, видео. Летала она, наблюдала котиков вблизи, да вот что-то пошло наперекосяк, по диагонали. На всякий случай лечат ее. Где онко, там и рвется.

А сын нутром чует ситуацию, и время от времени радуется, что ушел с Купола. Где шестым чувством, куда ни сунься, ощущается непонятное присутствие, музыка – как модулированная тишина внутреннего уха. Там лисы к самым жилым модулям подходили и принимали пищу из рук. Только если куснут, канадские партнеры не будут больничный оплачивать: не входит любовь к лисонькам в перечень страховых случаев.

Лет тридцать назад любимым сюжетом молодых журналистов было написать, как в подземные выработки золотоносных песков забредали бурые медведи, а один прирученный евражка, Кеша держал в норке самородочек весом 992 грамма.

Мне думается порой, и уверенность эта растет, что, будь мой сын на том вертолете на Кубаке, на том грузовике Ан-12, никаких происшествий не случилось бы. От его праны всем бы повезло, бывает такое, по себе знаю. Но пока помолчу, перепроверять буду.

У эвенских аборигенов, такая мысль на их азиатских лицах написана: вот бы нам такого мужичища, как мой сынище, на медвежью охоту заполучить. Сказки эвенского леса!

В здешней тайге топтыгина зимой добыть – не самая неразрешимая проблема. Они же так наглеют и теряют страх, что и в окрестностях города нередко встречаются. Вот только что на Марчеканской сопке, где зимой слаломные спуски, погибла одна собирательница грибов. Не местная, что ли, не знает тактики. Как с медведями жить в согласии – есть негласная конвенция. На случай охоты есть однозначные указания. Один художник из газового пистолета крепко напугал гималайского медведя, у которого на груди светлая полоса по форме на чайку похожа. Прежде чем хозяина тайги завалить, извинись, обряд есть. Так ведь ничего застывшего и неизменного нет, позапрошлым летом в дачный поселок возле Орбиты забрел бурый мишка, пестун и стал снимать свежепостиранное белье с проволоки. Ну, ладно, сжевал ты пару трусиков и бюстгальтеров, – мы люди не жадные. Но зачем было в два ночи ломиться в окно? Хозяйка не открыла, а хозяин – он художник-косторез и работает по мамонтовому бивню, до самой сути дошел и угостил мишку свинцовой примочкой, после которой не дышат. А то приходят, как к себе домой, на помойках продукты добывают, могилы пристрастились вскрывать. Тут уж из дачников запросто партизан взрастить. К сезону хода лосося мишки все на реках ловят рыбин и НЛО усиливают активность. А зима теперь приходит позже, никак не угнездятся в берлогу залечь.

И ведь не принято по здешним охотничьим правилам мишку из берлоги поднимать. Положить спящего в берлоге – это и 88-летняя старушка может. Зверь себе для дыхания прогалинку оставляет – как раз ружье просунуть. Или рогатиной заколоть.

Таежники понимают, что такая смерть унизительна для могучего таежного зверя, порой достигающего полутонны веса. Не станет ли потом в кошмарных снах являться? Страхуются многократной страховкой. Не поминают зверя всуе и про охоту и трофеи говорят иносказательно, двойными эвфемизмами. Думаете, называют ли мальчишек таким привычным русским именем Миша? Правильно, ни в коем случае!

Уважать надо, уважать лесных жителей: шаманской песней, биением бубна слух усластить. Тогда не прервется нить жизни, которая всех нас связывает.

Обидно было и стыдно видеть по телевизору, как наш губернатор Цветков, тучный мужчина, лежал кверху животом в центре Москвы, застреленный, и никому не пришло в голову накрыть его простынкой.

А не летел ли на самолетке (так этот транспорт чукчи называют) Ан-12 малый симфонический оркестр, – предполагаю я, слушая голос алтайского варгана, на котором играет мой сын в час душевного волнения.

Может под фуги Баха стали бы в медведя бабахать? Лет 20 назад прилетали с Аляски фанаты охоты на медведя с арбалетом, и я тогда подумал, что возможно, до того дойдет охотничья мысль, что медвежья коррида может появиться. Хорошо, что медведей все еще много, даже Красная книга им не грозит. И ситуация меняется день ото дня. В бухте Нагаева появилась опасная акула, судя по почерку, та же самая, что печально прославилась у берегов Японского моря у Владивостока. Она тоже откусила руки молодому человеку по локоть. И фамилия пострадавшего была Безруков.

Медведи любят Лунную сонату Бетховена и подпевают волкам, в унисон поселковой радиоточке.

Но этого я, хоть убей, не видел.

Печально, что стремишься проникнуть в суть вещей, да с таким энтузиазмом, что это действие напоминает проникновение со взломом. Постигая, разбиваешь вдребезги. Стараешься изо всех сил, стараешься, как лучше, но само получается похуже.

И тогда приходится воспользоваться крылатой фразой лидера гонки за двумя зайцами с двустволкой, неформатного пророка Билибинского района Аиста Джержемовича Сидорова, которая звучит буквально так: «забудьте все, что я вам сказал».


ВЯЗАНИЕ РТОМ


Вяжет во рту, будто поспела черемуха, и наелся ее всласть. Конечно, все дело в диабете, от него язык будто бы с костями становится, сухость в носоглотке наступает, да и резь глаз, которая требует специальных капель для смазки. Хоть плачь, да нечем. И в ухе стреляет, правда неприцельно, в молоко. Держи ухо востро. Замедляешь шаги, ищешь причину: вдруг, она, как потерянная монета, блеснет на тротуаре?

Нет, до черной спелости черемуховых ягод еще далеко. Три дерева растут в другом конце аллеи, возле политеха. Далековато, да и не время для аромата. Откуда тогда сладковатый запах, озадачивающий в летний магаданский день? Просто на черемухе не сошелся клином белый свет. На аллее парадом алле представлены дикоросы. Зонтичные цветут разнообразные, названий не знаю. Вообще-то в центре города лучше не водиться красивым цветам: вырвут и унесут любимым существам по цветку-другому, и даже для Красной книги не останется.

Чем-то неуловимо далеким, из самого детства веет от магаданских цветочков булавочного размера. Похожее благоухание было у домашней бани на берегу сибирской речушки в детстве. Там еще ключик пробивался, вода наивысшей очистки, хоть заливай ее в аккумулятор, – говорил сосед, дядя Гена, он на полуторке работал. Вот так же карамельно пахло отмытым женским телом. Аромат этот навевает философские мысли типа «мал да удал». Но, скажите, какая удаль может быть у цветочков, пахнущих сильно подорожавшим в последние годы медом? Именно такие зонтики представляются мне, когда слышу выражение: «как рыбе зонтик».

Опавшая листва пахнет банным веником, усиливая первоначальное впечатление праздника бани. Отец говорил мне давно, что в Англии существует орден Бани. Как же я удивился, узнав, что это не совсем шутка.


Мимо тополей иду по этой небольшой, единственной в городе аллее, посаженной энтузиастами в 60-х годах, когда в Магадане стали забываться лагеря. Словно из благодарности о заботе, выросли здесь лиственница и ольха с причудливо выгнутыми стволами, ивы с дубящим ароматом листвы, березы с белыми и с черными стволами: в Магадане несколько видов берез, есть и карликовая, только никому в голову не пришло, хотя бы ради смеха, озеленять город ерником.

Синицы признают аллею своим домом, а что о человеке говорить – притягивает зеленая сила, энергией подпитывает. Стоит пройти из конца в конец аллеи, сил прибавляется. Я ходил по зеленому коридору на работу, зимой солнце стояло низко, прямо в глаза, и на долю секунды воображалось, что аллея похожа на свет в конце туннеля, и звучат мелодии Лея, записанные на флешку-музон.

Тополя посажены старшим поколением. Как посаженные отцы. Возле одного из них лежит на асфальте самый настоящий тополиный пух! Жаль, нет внука, он любит пух, только одуванчиковый. И черемуха осталась ему неведома. Я показывал ветки и листья, но без ягод трудно запомнить. И цветы он не видел. Когда зацвела черемуха, в конце июня, он уже уехал на каникулы. А я прохаживался возле черемуховых деревьев, голова кружилась от горьковатого аромата. Много песен написано про черемуху, и они разом звучали в голове, сердце надрывали. Одно спасение – не противиться, в детство нырнуть.

Вспомнил себя пятилетним. Зимний студеный вечер, луна. В шубке из тарбагана иду с бабушкой по снежной тропинке, в конец огорода, к черемуховому дереву. Каждый шажок отдается в теле, измученном хворью. В детском животике кишочка с кишочкой разговаривают и пихаются. И неудобство. Дорога через огород при свете луны кажется дальней, и вот, наконец, дотопали ослабевшими от болезни ногами до черного черемухового ствола. Толстый, намного толще, чем вырастает черемуха в Магадане.

Бабушка отделила кухонным ножом несколько щепочек от черной черемуховой коры. Дала мне: неси, мол. Кора издавала горький, цепляющий аромат. Будем заваривать в фарфоровом чайнике, ждать, а коринки будут томиться на загнетке, набирая нужную крепость. Потом я буду пить горький отвар по чайной ложке, и червяк в животике успокоится, не будет то и дело звать на горшок.


Думал, понарошку детства коснусь. Думал, весело будет. Думал, попридуриваюсь. На самом деле, всерьез пошло. Резануло серпом. Если всерьез разобраться, ума, какого бы хотелось, нет. Зрения нет, слух шалит, тупаки на глюки наползают. Придурь в дурь превращается, процедуривается. Солнце во рту солонит. Небо низко. Я многое забыл напрочь. Считай, все забыл. Взять бы повспоминать под гипнозом. Электроды к вискам приложить. Посидеть, поразмышлять на отвлеченные темы. Вот если надавить на крылья носа, то можно захлопать ушами и взлететь. Или просто захлопать ушами, не взлетая.

60 лет спустя я дохожу до конца аллеи на улице Маркса, где павильон «Цветы». Зимой, в гололед мы у этого павильона два раза с внуком падали. Дорожку ледяную переходишь, тут она под уклон и глубокая колея набита – от универсама джипы один за другим выезжают. Мы с второклассником, выждав момент, путь им пересекаем. Один неверный шаг, и валимся, словно кегли.

Если не было ветра, останавливались посбивать сосульки с крыши павильона, звуки ударов по пластиковой обшивке не вызывали восторга у цветочниц. Выходила молодая с красивым суровым лицом, несколько высокомерным, ровесница мамы мальчика. Нет, ничего не говорила, но и без слов становилось понятно, что берегут цветочницы дорогое имущество, а нам следует брать с них пример. Цветы приносят в нашем городе 600 процентов прибыли, совсем как наркотики. От этого потаенный подкожный испуг – и у тех, кто продает товар и у некоторых покупателей. Мы уж зарекались сбивать сосульки, но всякий раз какая-то сила заставляет это делать, радоваться попаданию в загадочное «дерево, которое растет головой вниз».

– Какое дерево, дед? – недоумевал Гарь.

– Сосулька. Знаешь загадку?

Зимние холода цветочники пережили, а летом бизнес пострадал от огня. Когда я увидел следы пожара, в первое мгновение показалось, что, как в далекие уже 90-е, конкуренты пустили красного петуха. Нет, тут иное. Пластмассовая облицовка содрана, лишь в одном месте видна закопченная дверь. Как-то ненавязчиво открылось, что павильон сооружался на скорую руку, поскольку магазин «Цветы», торгующий в соседнем доме, переключился на ювелирные изделия: «Русское золото» называется. Без импортной пластиковой облицовки павильон – совсем как тот голый король из сказки.

В давние советские времена, когда восьмиэтажка была совсем новой, а я на тридцать лет моложе, однажды отстоял там, в очереди, несколько часов и притащил на 8 марта жене ветку мимозы, первый раз в нашей с ней совместной жизни. Она и рада была, и не рада: то ли засмеется через миг, то ли заплачет, непонятно. Очки носила с простыми стеклами, потом перестала: отпала нужда казаться старше.

Одного павильона предпринимателям оказалось мало, рядом еще один воздвигли. Цветов там видимо-невидимо, нежный аромат делает посетителя невесомым. Рядом, в жилом доме весь этаж цветами занят и еще есть цветочные магазины в городе. Сколько из «Цветов» рублей утекло в денежное море за долгие непростые годы! И сколько цветков нам осталось до прощального веночка?

Но сначала букет на первое сентября внучонку достанется – любимой учительнице. Теперь нет очередей за цветами, и это бесспорное, едва ли не единственное достижение рыночной экономики в северном городе.

Павильон собран из неструганных досок и обшит пластиком. Отчего там возник огонь? Что за аленький цветочек полыхнул? Погадать на кофейной гуще? На самом деле гуща цикорная, поскольку вынужден отказаться от кофе.

В павильоне «Цветы», напитанном нежным тепличным дыханием, купил я года три назад белые розы для жены – на юбилей. Цветы были прекрасные. Именинница держала розы в воде с аспирином, и один стебель вдруг выпустил корешки. Осторожно в горшок его посадила, и на следующий год выросло на том стебле несколько зеленых листьев, шипы и один белый цветок.

Дней десять на него любовались и обоняли тонкий аромат. В сушеном виде бутон до сих пор где-то лежит, в комоде. На следующий год роза в цветочном горшке опять расцвела и через месяц подарила второй цветок. Благодаря шипам той розы я объяснил мальчику, что такое острая необходимость. Думал, закончился сезон цветения, а нет, расцвел еще один цветок – черный. Эмблема печали, что ли? Или то было предсказание?

Пожар – пугающая загадка, медленно иду прочь, пытаюсь разгадать с помощью зрения и обоняния. Как майор Пронин, если бы он служил у Шойгу. Запах дыма опять уводит в детство. Хорошо, что я это осознаю. Запах дыма, как от топленой по-черному бани. Не сразу, но дошло, чем сладок и приятен отечества дым, как сказал поэт. Дым и трава, цветы этой аллеи, с их ароматом отмытого тела.

Роза славится не только лепестками, но и шипами, одно неотделимо от другого, как в садомазохизме боль и наслаждение. Уколешься о шип, и аромат розовых лепестков густо окутывает снаружи и изнутри. Шутка, не соответствующая моменту. Наведенные воспоминания, на самом деле. Не припомню, когда впервые в жизни увидел царицу цветов. У маминой подруги, а в нашей избушке бабушка держала алой (алоэ), да герань, невероятной полезности и огромной лечебной силы растения. Роз не было, роза – это баловство. Но с самого малого возраста знаю крапиву. Сколько раз обжигал ею кожу! А эти педагогические угрозы выдрать крапивой по голой заднице!

Между тем никто и никогда не грозился высечь меня розами. А есть ли на свете человек, получивший такое наказание? Бывает, букетом хлещут по лицу. Почему? Чем-то надо крупно насолить и разгневать женщину? Мужчина не станет хлестать. Боль и обида от ударов, и волна цветочного аромата. И влага расплющенных цветков на коже, как от слюнявых поцелуев.

А каков же аромат у крапивы? Никогда не думал об этом, пока не стал на старости лет мыть остриженную налысо машинкой голову крапивным шампунем. Приятный, успокаивающий запах, вряд ли так пахнет настоящая крапива, но можно ведь и не противиться, счесть, что ароматизаторы и усилители запаха ничуть не лукавят, голова твоя пахнет точь-в-точь как в той деревенской баньке: свежесорванные крапивные стебли, заваренные в банном тазике, качают и дурят. А на дне тазика зола, из которой вымывается щелок, и никакого не нужно мыла! В доме, где печка топится дровами, зола не пропадает зря. Мне так и видятся две кучки золы, и мама с бабушкой выбирают из двух зол меньшее.

Мокрая, отмытая голова моей мамы, с длинными, густыми, до пояса, каштановыми волосами. Может быть, я испугался, увидев в бане крапиву. Но если ее обдать кипятком, она перестает жечься. Ее даже можно без опасения употреблять внутрь.

Много лет спустя, найдя на берегу бухты Гертнера молодую крапиву, я обрадовался ей, как старой знакомой. С большими предосторожностями нарвал крапивный букет, чтобы сварить из него суп. Это было в первую магаданскую весну, которая началась для меня необычайно поздно, и тогда я впервые обнаружил, что у крапивы есть запах. Благодаря этому слабому, но искреннему аромату можно вспоминать не только детство, но и юность.

Прошло несколько дней, павильон преображался. Пахло березовым веником, в который вплетены веточки смородины, крапивы и хмеля.

Гастарбайтеры энергично шевелили ластами. Новый пластик на прихваченный дымом каркас уложили, красивее прежнего стало, утеплителя не пожалели, и утеплитель негорючий, стекловата. Теперь и цветочкам, и цветочницам станет теплее. Во всяком случае, меньше станут калориферы гонять летом. На них грешу, думая о возгорании. И еще магазин переходит на круглосуточный режим. Тогда как спиртным перестали торговать ночью. Купи лучше букет для любимой, чем бутылку вина, опьянеешь от ее глаз.

Август, в городе аж до 20 градусов тепла доходит: рекорд для нашего города. Но эта благодать ненадолго, приходится считать ее по секундам, а уж школьный базар открылся неподалеку, у театра. И продавцы сидят там в теплых куртках. Правда, не весь день. Зато там звонко поют синицы. К вечеру сидельцы сгребают нераспроданный товар, сворачивают палатки, загружают все в свои джипы и оставляют там же, поблизости от парфюмерного супермаркета. Вроде как склады на колесах.

Бабушка закупает Гарику свежие фломастеры и обложки для учебников. Растягивает удовольствие на несколько дней.

Приедет с юга внук, пойдет в школу, а там и черемуховые ягоды поспеют. Соберет в ладошку и в рот. И завяжет говорить. Я все больше люблю в людях молчание и подумываю вступить в общество глухонемых.

Три года, как отказался от спиртного, и количество собеседников уменьшилось до нуля.

Вот говорят, связная речь. А ты связное молчание полюби!

Научился читать между строк? Улавливай паузу между двумя молчаниями.

У меня рот и гортань забита цветочным наждаком. И немного дымом. Выветрился, но из памяти не исчезает.

Приехал внук. Впритык, чтобы к магаданскому часовому поясу адаптироваться. Нарадоваться не может прохладе. Дождались ясного денька, поехали на дачу. Вот же оно, черемуховое дерево. Совсем забыл о нем. Давай, Гарь, пробуй ягоды.

– Неужели это можно есть, – удивился. Осторожничает: не шутит ли по своему обыкновению дед.

– Тут, на Снежной долине ягоды слаще, чем в городе. А на другом конце аллеи, в городе, извини, их уже склевали птицы. Или сорвали люди, неважно.

– О! Такую поешь и укол не надо делать, – Гарь сморщился так, что стало понятно, что он имеет в виду – стоматолога. Ему зубная канитель и оскома сызмальства, как и деду, знакома.

Деньки летят, как деньги, что ни день, то ги – день-ги. Деньги. Нахохлились астрочки на главной клумбе города, померзли настурции.

– Гарь, обрати внимания на рифму, поскольку вернулся из Турции.

Одни календулы держались браво и оранжево, хотя им ветром личико надуло.

Первый снег на Колыме выпал в приметный день, когда перекрывали Колыму для строительства гидростанции. Давно ли дотаял снег, в июне, но первые снежинки новой зимы волнуют, как те, что напечатаны в начале лирического стихотворения.

Потом снег повалил, как из КамАЗа, и это проза. Скоро придут и метели. Ну, не обязательно. Могут и без них так отметелить, что мало не покажется.

Чтобы закрыть тему, пошли мы в аптеку, купили сушеной черемухи в коробочке, натолкли в ступке: на, бабуля, свяжи нам пирожки с черемухой. Пусть она, кудрявая, в животике колышется!


ПОКА НЕ СКЛЕЕШЬ ЛАСТЫ


Летнее ревю

Объявление на двери подъезда: мол, завтра Водоканал на полдня отключает холодную воду. Вот бы и дождь заодно отключили.

На сезонной распродаже

Я купил сезон дождей.

Хорошо, когда туман, а мы дома, – помню, сказал мой внук Гарь. А сам уехал в Ростовскую область, к другому деду, в пекло, и туман у него теперь в мечтах, при тамошней жаре. У меня же опять от магаданской влажности воздуха слух заложило. Будто бы я уши заложил в ломбард, и мне вернут с процентами. Магаданский туман ощущаешь и глазами, и ушами, и зябко спине. И нос, не остается без работы. Обоняет неброский запах клевера, полыни и пижмы. С наступлением теплых дней аромат усиливается, и это приятно сознавать. Осока, дай мне сока! Рабочие Зеленхоза в оранжевых жилетах косят траву, и она на срезе пахнет спелым арбузом. Кстати, на базаре уже торгуют китайскими, выдавая их за астраханские. Вот в семидесятых торговали вьетнамскими, те были вкуснее. И бананы были замечательные, при их удивительной дешевизне.

Кто тонул в магаданском тумане – тот кое-что понял в том, что художники называют перспективой. А тот, кто исчезал из поля зрения в мороси сорок лет подряд, чувствует себя в душе матросом и даже подводником, в зависимости от темперамента.

Нанодождь. С этим дождем ветровки превращаются в ведровки. А зачем нам это нано?

Внук родился в Магадане, на море бывал неоднократно, чтобы жечь костерок и румянить на палочке колбаски, но только теперь обратил внимание на морскую мощь, когда увидел волнение в один балл, не с того берега, где смотровая площадка, а с места, где начинается торговый порт, и они с мамой ездят набирать в канистры родниковой воды, которая гораздо вкуснее колы. Я люблю газировку без газа – помогает от порчи и сглаза.


Мальчик жался к прибою, пританцовывал в такт волне, не мог глаз оторвать от четырех рыбаков, которые пришли с моря на катере и пытались вчетвером совладать с волной, поставить суденышко носом поперек волне. Она их вместе с катером так подняла, что они вчетвером не удержали. Но в напоре стихии не было злого умысла.

– Хорошо, дед, что я надел сапоги!

– Ты умница, Гарь!

Так ступает по соленой воде, что море ему по щиколотку. Уворачивается. Меня покачивает. Морская болезнь на суше и сушняк на море – как однояйцовые близнецы.


Напротив того места, где начинаются корпуса морского порта, а через дорогу остались убогие домишки, сбитые из ящиков и разного подножного материала. Своей живописностью они вдохновили художника Славу Фентяжева на серию офортов, вызвавших большой резонанс в городе. Вряд ли кто-то живет теперь в этих похожих на театральные декорации лачугах, когда народ откочевал из города и полно жилплощади, разве что летом, как на даче, обретается. Да тут кромка прибоя в ста метрах, и можно калибровать слух и чистить дыхание морской аэрозолью.

Безотчетный восторг накатил на мальчика, он приплясывал у воды, на камнях, с которых на пару секунд ушла вода. Мальчик очень пластичный, врожденный танцор, прежде я видел его в этой ипостаси трехлетним, снятым на мобильник, а так он стесняется показывать себя на людях. Да учительница велела мальчику полюбить сценическое действие. Ну и от меня получил толчок: постоянно приходится позировать, когда снимаю его на камеру. Научился делать непринужденным лицо и не пялиться в объектив.

Уворачивался от волн, пока не устал. Сел на камни, травинку зажал в зубах – удачный кадр для моей фотокамеры. Луна вышла полная, тоже позировала, вместе с джипом и его владельцем: если выставить объектив на 20-кратное увеличение, она украшает кадр, выявив перспективу.

– Дед, а это на сколько? – лицо мальчика светится счастьем.

– Что насколько? – переспросил его, и тут же озарило: он спрашивает о волнении на море, только не знает слов, и надо ему объяснить. – Вообще-то, Гарь, это прибой, он навсегда. И это прилив. Прилив-отлив. Луна, вон, видишь, от нее зависит.

Может ли море надоесть? Не знаю. А вот приморский дождь? Не уверен. Дождь у нас разнообразен, в том числе слепой. И зимой он идет, как пишет, а пишет по системе Брайля для слепых. Я поводырь дождя. Хотя сам не очень-то зрячий. Напоследок меня качает волна, бесконтактно, как в рукопашной борьбе по системе Бронникова, и требуется усилие, чтобы удержаться на ногах. Какая-то морская болезнь на суше.

Возможно, внук испытывает сейчас нечто подобное. Укачало мальчика…


В вестибюле Союза художников на продажу морское полотно висело. Волны, валы в четыре балла переливались всеми оттенками синего и фиолетового. А одна волна поперек других прет. Как бы соло, по-музыкальному выражаясь. Кисти Усольцева, – говорят. Энергия, экспрессия! Такая тяжесть на зрителя морально обрушается. А где он сам?

– В больнице, – говорят. – Опять сердце прихватило.

Стало быть, сердце надорвал, сопереживая собственным пейзажам. В морской воде золото есть, да сколько тонн ее надо перелить, чтобы миллиграмм золотой добыть?

Талантливая работа, уже присматривался один, купить, да ушел несолоно хлебавши. Купить море – не просто, можно морскую болезнь схлопотать

Вечером радио включил: умер Усольцев. Семьдесят ему было. Как говорится, все еще только начинается.


Обычное лето, 3-е июля 11-го года. Температура 13 градусов тепла, влажность 100 процентов, излишки влаги выпадают дисперсной пылью. Не дождь, не туман, лучше тумана, поскольку не закрыт обзор. Это взвесь. Город мокрый, в этом он весь.

Несмотря на явно нелетную погоду, голуби поднимаются, правда, невысоко, словно ласточки перед дождем. Притом, что ласточек в Магадане сроду не бывало, а комары нынче запаздывают с рождением.

Только вспомнил о перелетных птичках, вестницах весны, в газете орнитолог выступает: оказывается, есть уже, население обнаружило – и городские, и деревенские ласточки. И в городе, и, соответственно, на Оле: в древнем поселке, стремящемся обрести статус города. Больно хороша там вода, наладились ее бутылированую продавать. Рыбалка лицензионная, к тому же.

Пой, ласточка, пой! Есть и более крупные птицы – стрижи, хвостик вилочкой, легко спутать первых со вторыми. Только профессионал их может различить. Что ж, будем знать теперь.

А вот и другой спец по птицам поделится радостью открытия: на Горняке, в устье Дукчи, заснял телевиком цаплю! Аномалия редчайшая для наших мест. Хорошо, что магаданские ученые просвещают нас. А то один поэт тридцать лет назад написал, что, поскольку Север, не растет в Магадане клевер. На самом деле пять видов клевера! Даже в скверике под моим окном. Шмели летают.


– Девюшка, а дэвушка! Хотите лэбедем стать? Выходи замуж за Гусейнова! Кто такой, да? Шутишь? Это же я. Не поняла? Будешь кассир в масле кататься. Я и говорю, как сыр. В масле. Нет, вес не наберешь, не боись. Меня будешь лубить, а я с тебя пушинки сдувай. Любой вес сдуется. Когда «сыр» говорю, улыбаться надо, вылетит птичка.

Стало быть, пернатая особа, – так подумалось автоматом. Вот Юля Цаплина, фантастические рассказы сочиняет – девушка июля. Есть и Августа, Сентябрина. А был еще когда-то веселый чукча Май Павлович, переводил сочинения Ленина на чукотский язык. Мой сын был двухлетним, когда мы познакомились, называл старика Мой Палыч. А сын его, Александр Маевич, стал врачом, и так случалось, что участвовал в лечении костных переломов моей состарившейся жены. Много лет был уверен, что назвали Мая в честь весеннего праздника, да недавно заглянул в купленный много лет назад словарь, и узнал, что «май» – это по-чукотски «склад».


Попутно в голове держу: собачка потерялась, похожая на болонку. Такое объявления с фотками расклеено по городу. Вознаграждение 20 тысяч. Я недавно взял за моду звонить авторам объявлений, когда убитые горем потери горожане дают в объявлении номер, а то и два, и три телефона. Задаю уточняющие вопросы. Был ли на потерявшейся собачке ошейник с серебряным медальоном, не прихрамывала ли. А то вон что стало обычным: хозяин хромает по улице и на поводке у него хромая собака. А ведь это заразительно. При виде ковыляющей на измученных артритом лапах бульдожки я тоже начинаю хромать от боли.

Птица пропала – домашняя. Объявление такое. На улетевшем попугае висел бубенчик (джингл белтс, как на католическое Рождество), а ведь у меня что-то промелькнуло перед глазами, когда обычным маршрутом прогуливался по парку. Мол, если увижу вторично, обязательно сообщу.

Однажды помог таким образом установить потерявшуюся жену незнакомца и даже получить вознаграждение. Какое? А вам все расскажи. В другой раз, ладно? Она сама – вознаграждение – дар солнца. Светлана.

Нетрудно и самому потеряться


На языке вертится «быдло» – в этом слове «было», «битлз» и «пипл» слышатся одновременно. Понаехало народу из медвежьих углов, из поселков на трассе, таких простых сердцем! Они не имеют представления даже о том, что по тротуару следует идти по правой стороне. Толкаются, а если не толкаются, то пихаются и густо дышат в лицо чесноком.

В Магадане есть, на что посмотреть: и вдали, и вблизи. Суровость климата с избытком компенсируется обилием прекрасных женщин. Кто-то из них любит напустить туману, кто-то – конденсат опускает на любимый сад.

В первые годы, как исчез железный занавес, толпы американцев устремились в Магадан полными лайнерами. Сиэтл-Анкоридж-Магадан – такая действовала линия. Потом их женщины, вумен, вувмые, как вуточки, забойкотировали короткий путь, теперь на Аляску попадают исключительно через Атлантику. Была мода жениться на филиппинках, – мне рассказывал один мэн, – на магаданок спрос появился. Потом американцы стали просто усыновлять магаданских ребят.


Стоило мне задуматься о женском вопросе, как что-то стрельнуло в среднем ухе, где расположен у человека орган равновесия, качнулся я, и, чтобы не упасть, схватился мыслью за воздух.

В художественную мастерскую Валерии ноги сами свернули. Мало того, что она красавица и выступала на юбилее творческой организации в платье с обнаженной спиной, она еще – признанный художник. Какие-то из ее картин можно видеть на выставке и купить в салоне. А саму ее под вечер в мастерской встречай. Закажи, и изобразит тебя карандашом за умеренную плату. Или твою дочку изобразит – прослезишься от счастья.

Заказчики? Бывают. Разве не кайф – красивая женщина в тебе неповторимые черты выискивает, на бумаге лаком закрепляет. Бывает, в лесной чащобе станешь разглядывать веточки деревьев – веточка за веточку, и вдруг волка разглядишь, лису. А то и русалку. Так она в мужике увидит скрытое благородство.

Но не то удивило, что в мастерскую народ валом валит, а то, что пар клубами из батареи. Здесь раньше был паспортный стол, сам по молодости два раза паспортину получал, в обмороке от обилия народа и духоты, похожей на сыворотку правды, и с той поры осталось мощное отопление. Отопительный сезон больше недели назад закончился, но не здесь. Парит, как в бане. Новый владелец здания хочет повысить плату за коммунальные услуги, – сетует Валерия, а если так будет топить, как ее художественная фантазия станет работать – исключительно на египетские мотивы.

Правда, тепловой сюжет нашел у художницы развитие: она договорилась заплатить за теплоснабжение мастерской своими работами, и это у нее блестяще получилось. Висят ее работы в офисе теплосистемы.

Дочка Регина, она учится на художника, приехала к маме на каникулы, выполнила заказ – сделала роспись магазина для школьников, и так ей понравилось, что стала клянчить: мам, давай я возьму академический отпуск: больно уж хочется поездить по миру в поисках сюжетов. Она славная. Заявила в детстве: «Мама, ты хорошо удобряешь». Мать мыла пол на лестничной клетке. Художники чистоту любят. И красоту. Однажды она использовала опыт мытья полов в живописи. Точку зрения от плинтуса. Будто гномик рисует. Детям это очень понравилось. А там и взрослым, кто руку держит на пульсе кошелька.


Был в городе один богатырь – цыплячья грудь. Коровкин. Вперед ее то и дело выставлял задиристо. Говорил басом. И вспоминалось, что на обед он много лет заказывал в ресторане, что напротив автовокзала, куриные грудки. Может, его заводило само слово «грудки», какой-то дополнительный выкатывал смысл с двойным дном. Он был художником, нетрудно догадаться. Он еще в перестройку задумал огромное панно «В бане» – русские красавицы с просветленными лицами и отпаренными грудками – невозможно глаз отвести. Помнится, отопление в городе жарило так, что даже я форточку на кухне держал приоткрытой. Нередко снились курортные романы. Художник открыл мне нечто подобное третьему глазу, многое понимал в женщинах, да и многое с них требовал. А они – существа слабые, не отвечали его запросам. Может быть, ему следовало поехать в южное пекло, где быстро сохнут краски, он же на Севере искал тепла. Как отмороженный сирота по жизни, искал себе такую, чтобы и жена и мать в одном лице, и сестра. Подушка и живая жилетка для исповеди. Где-то нашел модель, или приснилась, изобразил со всей правдой заблудившегося чувства. У нее лицо – одни глаза. Из банного пара проступали стройные женские фигуры, невозможно их описать, это нужно видеть. Магаданский туман ему позировал. И это надо было видеть в те годы, когда за обнаженку на видео можно было схлопотать тюремный срок. Он долго откладывал момент показать мне работу, причину я так и не узнал, но только от живописной группы осталась лишь одна человеко-единица.

Теперь, в новом веке, до которого художник не дожил, иное дело, и никто не удивится, даже если женщина станет писать обнаженку.

Может, для того и пар-туман в мастерской? Может, Валерия с женской натурой стала работать? Знал в юности одну скульпторшу: мол, патологически не выносит вида голого мужика, и для ангелов нанимает молоденьких натурщиц. Девушку у меня отбила, да грубо так. Не по-доброму. Подумал и оробел. Вдруг ситуация повторится, или натурщицы набегут! Тазиками меня, старика закидают!

Вообще-то на стенах Лериной мастерской картины другие – колымские студеные пейзажи, да таежная женщина в меховой, расшитой бисером одежде на волшебном олене. Или вот мишка-медведь промышляет красную рыбу в хрустальной реке. Лосось прыжками преодолевает речные пороги в стремлении к истокам. Когда кета, горбуша, кижуч, нерка идет на нерест, бывает, люди ловят стремительных рыбин руками, нечто вроде спорта, а у мишек – когти, не выскользнет. Лето красное – красной рыбке раздолье, бурым мишкам пир горой. Запасаются подкожным жиром, как верблюды, побратимы горбуши.

Не могу удержаться от немого вопроса: столько в помещении пару, как бы картины не сварились. Спросил было, и прикусил язык. Может, на то и расчет? Полотна обретут неповторимый вид? Искусственное старение. Будто из прошлого или позапрошлого века раритеты на суд ценителей выставят на аукцион Сотсби.

Коровкин, было дело, оставил в типографии оригиналы своих рисунков, иллюстрации, пока цинкограф отпуск гулял, так с них тараканы гуашь объели, любят они эту краску кушать, хлебом не корми. Остались обалденные кружева. Профессионалы ломали голову, как Юрик такого виртуозного мастерства достиг, а он молчит, как партизан, одному мне открылся по секрету – я ему редактор, надо доверять.

Нет в живых того кудесника лет уж 20 с лишним, а книга, которую он в соавторстве с шестиногими оформил, живет и здравствует. Может, кто-то захочет повторить, используя Юрин метод, да не тут-то было: не знаю, как у вас, но у нас тараканы много лет как не водятся. Как бы сказали искусствоведы, секрет мастерства утерян. Обычно такое о древних иконописцах говорится. Но нет в Магадане искусствоведов. Да и гуашь, почему-то мне кажется, уже не та. Подорвана культура ее употребления. А было – что ни неделя – стенгазета тебе, или плакат. Сам, бывало, малевал.

Порой чувствуешь себя старым часовым механизмом, разобранным на винтики и шестеренки, очищенным с помощью керосина от окислов и пропитанным тонким веретенным маслом. Пройдет некоторое время, я буду собран тонкими нежными пальцами мастера и тронусь в путь, неслышно поскрипывая и отсчитывая волосяные шажки в никуда и в никогда.


Валерия тоже нашла оригинальный ход с медведем-рыболовом. Тот, что в мастерской – авторская копия, а подлинник – это большое панно с использованием медвежьего меха, клыков, а понизу настоящие камни эпоксидной приклеены, водопадик извергается в бассейн. Что не сделаешь, чтобы задвинуть конкурентов, а творение художницы заказано отелем, куда любят поселяться нечастые теперь иностранцы. Директор заведения тоже на искусство подсел, по ночам у него стриптиз, а сам с фотоаппаратом здорово управляется, всю Колыму излазил, его снимки в интернете вызывают восхищение северян.

Признаться, я и сам художник в душе. Мысленно рисую зебру на заборе и на железобетонном столбе – жирафу. А на бордюре – змею, как символ змеиного стиля спортивной борьбы у-шу. Любит у-шу дремать у меня в шапке ушанке. Я когда шапку надеваю, становлюсь похожим на Ушинского, это мне все говорят. Особенно женщины, они любят ушами. Когда танцуют шимми.

Тут один новосибирский профессор, специалист по трезвому образу жизни, решил магаданцам зрение восстановить, от очков избавить. К нему народ потянулся, вот и очковая змея, как пить дать об асфальт, на прием приползала.

А у меня, как назло, одни очки сломались, вторые разбились, третьи – от них лишь слезы остались. Приходится обонянье включать на полную мощь. От картины веет речной свежестью, не надышишься.


Художники – они такие: говорят «готово», а еще конь не валялся. Интересуюсь:

– У вас тут конь не валялся?

Хозяйка коня Клава (уж не название ли клавиатуры?) решает спросить у самого коняги.

– Клава, я валяюсь, – слышен ответ. И ржет насмешливо и живописно на склоне Нагаевской бухты. Во дворе одного из сохранившихся домов Нахаловки.

А почему это от коника разит коньяком? И то сказать: коньяк – напиток бинарный. Стало быть, где-то нашел себе в компанию яка. А какие в Магадане яки? Только самолеты. Значит, в аэропорт сгонял за пузырем.

Коней на переправе не меняют. Переправа у нас одна – на Яне-реке. Поэтому нет у нас своей конской колбаски. Из Якутии по-соседски их привозят. Да и речную рыбу – сиг и омуль. Зато там нет моря, слабо по части морских коньков.

Недавно прицепилась ко мне нелепая песенка: «Ходят кони… Берлускони…» нравится мне этот итальянский политик. Очень энергичный и уверенный в себе. Обаятельный. Но это, конечно, не самая важная причина. У него молодая пассия – с ума спятить. А недавно узнал – из России та красавица. Русская. Прям как у Пикассо, у Сальвадора Дали – русские жены. А некоторые наши своего счастья не знают: в России живут, а женятся на иностранках.

– А ведь в Италии землетрясение. Как бы Танюшка со своей семьей не пострадала, – с полгода назад вслух подумала Лидия Николаевна – моя давняя знакомая. Ничего плохого с внучкой не произошло, а к осени она родила второго ребенка – дочку Наденьку. Наполовину итальянка, она и стала четвертой правнучкой моей давней знакомой.

Зачем я вам это все рассказываю? Обычное дело – провалы памяти. И я падаю в те провалы. И выбираюсь каким-то чудесным образом.


Иду на море, хмурое оно, зимний бриз холодит колени и выдавливает из глаз влагу, из спины радикулит выпирает с хрустом.

Во времена моего детства была такая шутка: «декольте до пупа». Сейчас такого хоть отбавляй. Женщина идет по улице, у нее и декольте-то никакого нет, а солнечное сплетение на виду у солнечного луча. Словно лазерный лучик от компьютерной мыши трогает и ведет картинку на световой веревочке, как воздушного змея. Но это женские приблуды, у меня спина защищена.

Две декольтированные поясным образом молодки пускают на аллее парка мыльные пузыри из китайского пузырепускателя, заставляя напрягаться философскую часть мозга. А радуются-то как, на двадцать лет помолодели. Навстречу мыльным пузырям декоративная лохматая собачка, нет ничего красивее на фоне ветра ее вставшего дыбом чуба.

Некоторые женщины имеют неосознанное понятие, что если будут курить, то о спутнике жизни не надо заморачиваться, дитя появится само по себе. Нет, умом они понимают, что мужик нужен, но они такие противные, пахнут потом и выделениями и, в конце концов, приносят невыносимые страдания. Вместе с тем чистоплюи, тщательно следящие за своей внешностью, соблюдающие гигиену, не оставляющие отпечатков и образцов биологических жидкостей содержащих ДНК, не могут не вызывать подозрение как потенциальные нелегалы.

Молодые магаданки заменяют мужчину сигаретой, зная, что не удастся себя обмануть, но это еще как сказать. Китаю даем на чай, а другим странам – на табак. 8 миллиардов долларов уходит из страны в год табачным монополиям. Сигареты, табак, бычки. Бычки в томате. Телки в шоколаде.

Обнаженный женский пупок, в нем колечко. Неистребимое искушение дернуть – как запал гранаты. Да она и есть граната. Секс-бомбочка. Пирсинг засасывает молодежь. И страсть обнажиться. Откроется так, что не только анатомия, но и физиология наружу.

Тут один в краеведческом музее присматривался к оружию древних воинов. Больше всего заинтересовала кольчуга. В музее трогать экспонаты нельзя, а он потрогал. Задумал кольчугу повторить, только в пирсинге.


Деревянные скульптуры к празднику города пополнили поляну сказок парка. Конкурс проводился среди профессиональных художников не первый год. Предыдущий вызвал бурю зрительских чувств, вплоть до актов вандализма, а именно они, вандалы, придают особый шарм предметам искусства. Впрочем, и аукционы нельзя недооценивать. Есть и в нашем городе те, что воруют памятные доски, срезают детали барельефов. На монументе «Маска скорби» оставляют непотребные надписи. А ты наладь изготовление популярных вещей, да пусти в продажу. И волки целы, и овцы сыты. И бараны с воротами.


На сей раз меня радуют оригинальные долбленые скульптуры в окружении полиции в штатском. Мишки медведи маленькие поддерживают скамейку, волки, один воет на луну, а второй спит рядом. Женщина с оленьими рогами в руках, поднятыми над головой. Крашеная фигурка, и полное ощущение, что она в настоящей шубе. Таежная жительница. Загадочно улыбается, не угадаешь, кому хочет рога те наставить. Прямо тебе в глаза смотрит. Загадочная азиатская улыбка.

И еще перевернутое дерево, будто бы вверх ногами растет, в корнях, ставших ветками, две крупных совы сказочного вида. Вообще-то оно все вверх ногами, искусство. Поскольку искус. Как в библиотеку иду, прохожу мимо кафе «Мудрая сова». Может, выкупят произведение искусства?

Пеликен есть – все привыкли к миниатюрному виду чукотского божка, а на самом деле их в ритуальных целях изготовляли в прошлые века из дерева. Это тебе любой археолог расскажет: крупнее они были. Потом уж на сувенирный бизнес крен вышел. В Уэленской мастерской их изготовляли эталонно, из моржового бивня, а уж потом Магаданская косторезка удовлетворяла массовый спрос из кости попроще. Теперь помещения косторезной мастерской, а там и из меха нерпы затейные вещицы изготовляли, выкупили торговцы, и художества остались только в памяти старожилов. Я там плейер-флешку купил, Моцарта слушаю.

Самому не верится, как раз в эти дни из Смоленской области приехал 83-летний пишущий охотник, литератор Илларион, скоро он станет прадедом. В библиотеке меня нашел. Для того и прилетел, чтобы морально помочь внучке. Больше всего деда Лари поразили деревья на проспекте: заметно выросли лиственницы да березы вдали от его глаз, раздались в ширину. Вот бы глянуть на них хоть одним глазком лет через двадцать!

Молодые мамы с колясками идут мимо бок о бок, такое ощущение, что у них сейчас начнутся гонки. В синей коляске мальчик, в розовой девочка, а в зеленой гринпис, – догоняет. Шутки ради заявляю молодым мамам: кто придет первым, получит еще одного ребенка. Смеются. Да так заразительно, что и я с ними.

Трава пахнет. И срезанная, и нетронутая благоухает. Наводит на воспоминания. Лари подарили мешок семян, он, где только возможно, посеял на участке. Всходы дружные. Порадовался, мол, накормлю корову вдоволь. А трава сантиметров на 15 вытянулась и дальше – никак. Пришлось учиться в гольф играть. Эта трава для гольфового поля.

А еще на аллеях парка собачки декоративные, хотя за собаку в парке полагается штраф 500 рублей.

Увидев деревянного пеликена, охотник достает из-за пазухи на цепочке белоснежного костяного пеликенчика прекрасной работы, может быть, самого Туккая: амулет, мол, в трудных случаях не раз выручал в тайге. Большому пеликену маленький вроде как подмигивает глазами без пяти минут прадеда.

Есть у Лари в кармане соль, смешанная с сахаром – боевая смесь на случай нападения шпаны и трость, купленная в аптеке, с которой он чувствует себя вооруженным до зубов: посверкивает золотыми коронками, теперь так никто не носит. А трость актуальна и по прямому назначению: пожилые люди, кто раньше, кто позже, обретают третью ногу, с удовольствием рифмуют: «треножник-художник».

До этого, – рассказывает, – побывал в Питере, Вологде, Архангельске, бросил монетку в фонтан Петергофа. Только сомнение закралось: сам-то нашел копейку на дороге, сработает ли в этом случае примета, удастся ли вернуться? Вообще-то Лари всегда занят, не признает праздности, мастер на все руки, хотя в работе, бывает, не хватает рук.

Уехав с Севера, на материке он купил дом, не первый, кстати, построил теплицу и покрыл ее распрямленными и порезанными бутылками. За такое изобретение общество трезвости наградило деда телевизором новой модели, на жидких кристаллах. Глянул мне в глазные мешки, нашел там одобрение и принялся рассказывать, как, спасаясь от вала инфляции, купил 134 мешка перловки и откормил поросят на продажу, как довелось ему спасать соседского пацана, который поймал глазом занозу.

– Во! Общественность у вас работает, – воскликнул, проходя мимо общественного городского туалета.

Про сочинительство спросил у него. Рукописи не горят, я их в ванне с водой храню, – ответил. А как иначе? Пожары там, в центральной полосе не прекратились. Кто-то деньги отмывает, а кто-то, видать, отжигает. Не надо было болота разорять, там и кикиморы, и царевны лягушки встречаются. Водятся и жабы, но только грудные.

Прав Лари, за сорок лет жизни в Магадане я полюбил болота и уверен: осушать их не надо. Из болотной грязи легко выйти в князи, да и лечебная она, грязь.

Недавно Лари похоронил четвертую жену, все загорала на солнышке, дозагоралась. Горюет и по ней, и по остальным трем, а также по ушедшим родным и друзьям, вспоминает курортный поселок Талую, где у него было немало хорошего: и курортные романы, и охота, и рыбалка, и первая книжка, изданная за собственный счет.

Там, в тайге среднегорья удалось ему сфотографировать лося в короне рогов, в движении уловить момент «Зенитом-Е», а цифровые камеры он все еще не уважает. Немало снежных фигур отснял на пленку: на Талой какой-то ветерок особый, как одаренный скульптур, выветривает такие геометрические фигуры. Благодаря его подсказке я своими глазами видел я в окрестностях санатория прилепленного к стволу лиственницы зайца, бабу Ягу, на пнях лежали огромные яйца, того и гляди, вылупятся огромные снежные птицы – пургозавры.

Хаять не буду, но из хайтека у Лари лишь один лишь шприц для инсулина – много дней можно ни о растворе, ни об иголке не заботиться. Вводи себе каплю препарата в положенный час, заедай сладеньким.

Один такой шприц чуть не отобрали наркоманы. Из Дании импорт. И у меня возникло обманчивое ощущение, что и принц датский Гамлет, как мы с Лари, страдал диабетом.

Деревья в городе выросли. Надо же, заметил. Видимо, были посадки, не читал нигде об этом. Надо достаточно долго не видеть деревья, чтобы заметить, как они выросли из саженцев.


МНИМЫЙ МУТАНТ


Комар носу не подточит. И точно: лето наступило, а комаров нет и нет. Вторая декада июля, а меня еще никто не жиганул. Уж не случилось ли чего – какая-нибудь катастрофа, может быть, подрыв экологического баланса? Не хотелось бы.

20 мая, когда обнаружил у себя на руке прыщик с дырочкой, подумал, что первый комар продырявил. Неужто, они уже приготовились рождаться тысячами, а этот был первый, скороспелка? Вроде как разведчик. Подумал, да зря. Стало быть, ложная тревога.

Я ночью сижу с фонариком, записи в дневник делаю. И вдруг что-то в лицо тюк! Большое, крупней пчелы. Или это затычка из уха выскочила, наушник плейера с музыкой Моцарта? Нет, не похоже.

И тут в поле бокового зрения появился он. Комар. Отвык я от вида насекомых, а этот – Гулливер в стане лилипутов. Может, мутант? Пролетел по комнате, над головой скользнул. Механический стрекот крыл.

У внука вертолетик есть: крохотный, действующая моделюшка, управляется с ним при помощи радиопультика. Это надо видеть, какая у мальчика скорость реакции! Леталка не намного крупнее такого комара величиной. Подарок бабушек: родная и двоюродная скинулись, до сих пор опомниться не могут. Подарили модель в складчину на день рождения внучека. Потом три раза ходили в магазин менять вертолетик, пока не получили безупречный.

Комар-гигант проникает в форточку, на это хватает ума, минует тюлевую штору, крылышками вибрирует. Обратный путь из комнаты на улицу проложить не может. Жаль, что у него нет радиоуправления, Гарь вывел бы его на чистое пространство. Только зачем комару стремиться в темноту?

Форточка была на форте, я перевел ее на пиано. Повел плечами пьяно, будучи трезвым. Ночной хлад подсказал дрожжи продавать.

В центре города, в подвальчике расположен зоомагазин. Там тоже есть гиганты мира насекомых, но не комары, а тараканы. Кажется, их кукарача называют. Бабушка водила внука, он там черепашку себе присмотрел и обезьянку. А на кукарачу ноль снимания. Я был очень рад. Да и бабушка тоже. Живо представила себе, как эти твари расплодятся в магаданской квартире, и ей стало плохо. По пище поползут! Столько усилий затратила, чтобы обычных рыжих тараканов вывести, и начинать подобную эпопею с кукарачами ей как-то не климатило.

Собственно говоря, внука пока нет в Магадане. Из отпуска прилетит с мамой в августе, ближе к школе, станет запускать свой вертолетик на крохотных аккумуляторах. Забот у парня полон рот, поскольку всюду сует нос. И палец в рот ему не клади.

Рот – если по-немецки, красный, – буду попутно с юморком учить мальчугана иностранным словам. Может быть, Тим Рот? Рассказать ему об этом артисте в «Теории лжи», отличный сериал, вдруг впечатлится мальчик, скажет: «Стану психологом»? Гарь уже был пластическим хирургом, пока мама смотрела сериал «Части тела».

Похоже, этого гулливерского комара не интересует результат, важен сам процесс полета. Знакомая концепция. Подлетает к фонарику, любопытствует. Крохотные глазки посверкивают. Впечатляюще длинные лапы, туловище тонкое, на конце шаровидное утолщение, как у гантели.

Может, у него нет желудка, или талия подверглась природной липосакции? А бывают такие насекомые, что ничем не питаются: яйца отложат на травку и гибнут, такая заложена в генах программа. У этого вместо животика – вмятина. Не курящий, не пьющий. Не нападает, не стремятся укусить, и уж одним этим симпатичен.

Прошлым летом один такой комар высох в мумию, судорожно зацепившись за тюль всеми лапами. Я его снял на цифровик. И нынешнего тоже сфотал – как две капли воды похожи.

Летит, гудит: «Я по тебе сохну!». Навстречу другая песенка, на полтона ниже: «А я по тебе мокну! Слезы лью».

Показывал тогда высохшее тельце внуку. У него не нашлось комментариев. Зато потом Гарь увидел живого паука с длинными лапами – косиножку, оживился.

– Наверное, такой паучок понравится кошке Лале, – сказал. Мы стали интересоваться пауками и залезли в интернет. Оказалось, косиножек всяких на земле немыслимые тысячи, и как-то сразу охладели к теме.

К концу первой декады июля жара достигла аж 24-х градусов. Это лета макушка. Это наша Кушка. Этого географического названия уже нет на карте, переименовали местные. Они не только понаехали, но и круто остались. Кукушка тактично молчит, а хочется жить бесконечно.

Комаришки при температуре 24 летают легко, изящно, артистично. Беззаботно. Энергию из теплоты воздуха прямиком черпают. Мне об лысину бьются, звук совсем как от счетчика Гейгера. Я и сам рад теплу, будто чашку мокко выпил.

Как я понимаю кудесницу Джуну, пожаловавшую себе звание генерал-полковника медицинской службы! Ее слова «сердце согреть» сегодня в самую десятку. Сердце можно согреть только летом, и кровь пойдет по жилам мощно, лучше всех вместе взятых лекарств поставит на ноги, а то и на уши. Сердце согреть, голову согреть, душу тоже. Мысль становится легкой, устремляется ввысь, с другими душами и комарами толкается, как молодежь на дискотеке, в луче света.

Тут меня два года подряд оса посещала на дому. Хоть не в губы, не в глаз целовала, а в ногу. Но, поцелованный осой, я стал косой. Снятся девичьи косы и засосы. Как говорят ветспециалисты, выросла косая длина туловища. Но это про оленей, редактировал когда-то книжку зоотехника. Помню. Такое не забудешь.

Летают комары, задевая мне голову, так коллективно трещат, будто это машинка для стрижки волос.

Комар. Вот он, красавец. Другой. Летает, летает. Еще один! Может быть, в него электронный жучок встроен, и за мной со спутника следят?

Ну, налетело гудельцев! Три, четыре. Хочется назвать их камарилья. Или эскадрилья. Кружат под пластиковом абажуром, вокруг лампы холодного свечения. Могут не опасаться за свои крылышки. Я свет выключаю, и они затихают, рассосались.

Утром иду в ванную, а там один на мыльнице устроился. Она на присоске над раковиной. Другой комар вообще на дне ванны копошится. Купается, что ли в крохотном слое воды? Пьет, что ли?

– Да, – сказал Ли (шутка).

Что за существо? Чем питается? В интернетовском словаре нашел название: комар-долгоножка. Вовсе не малярийный, как иногда пугают детей. Склонные к панике дамочки уверены, что гигант разносит СПИД. Нет, не лает и не кусает этот зверь. Прозрачный, насквозь виден. Хочется рассмотреть. Может, питается соком растения, а может и ничем, вся активная жизнь прошла ранее, в фазе личинки. Может, долгоножка так влюблен в окружающий мир, что нафиг лишается аппетита. Самки-комары откладывают яйца, а поверх свои яйца кладут самцы!

Не о таких ли созданиях сказано: «Смерть прилетит на легких крыльях?». Может, на свете так устроено, чтобы мы боялись собственной кончины не больше, чем долговязого комара и не вооружались пред ликом безглазой, встречали ее приход легким движением губ, похожим на улыбку.

Смерть на острие иглы – в традиции сказки. Теперь в ходу другая идиома «сесть на иглу». Впрочем, актуальным остается и выражение: «одетый с иголочки». Но комару это как-то пофиг. Игла его – декоративный элемент. Он ползал по земле червячком, ковырялся, искал еду, а перед смертью взлетел и горделиво, совсем орел, оглядел местность, насколько было возможно. Продолжил род, чтобы не умереть как вид.

Проходит день-другой, неделя, выясняется: нынче мух в городе почти нет, – специалист пишет в газете. Нет нужды занавешивать окна сеткой. После применения зимой реагента, в этом причина. Белых мух, снежинок, стало быть, уничтожил химикат, заодно и мушки-цокотушки, навозные зеленушки, дрозофилы и прочие шестиножки не родились. Стало быть, и рыбы не жди.

Обычно в эту пору жучки друг друга жучат, у каждого жучка своя микроскопическая Жучка, паучки паучат, комарики выкамаривают Камаринского, мушки берут на мушку. Мужички да жучки потирают ручки. Жаль, нет на них Чуковского, он умел это отображать.

А летом не так шумно, как в прошлом году. Только иномарки под окном снуют. Обычно они неслышны на ходу, да наши умельцы живо этот недостаток устраняют. Убирают глушитель. Чтобы показать крутизну.

Ложусь спать, форточка нараспашку: нет насекомых, нечего беспокоиться.

И вдруг просыпаюсь посреди ночи. Будто от мелодии Римского-Корсакова. У него «Полет шмеля есть» и что-то про комара тоже сочинял. Неужто я заснул с наушниками?

Вроде нет. А звук прям в ухо давит. Пальцем осторожно – раз. Трогаю. И точно. Комар. Чувствую, осязаю. Нежно, еще нежнее. Мелкий комарик, кровопийца. Насосался кровушки из уха. И, словно заправский буддист, я отпускаю насекомое: лети, Зуделкин.

Отлетает, а руки привычно бамс, захлопывают летуна. Надо же, капля крови. Хочу ее видеть. Включаю свет, и что же? Если это кровь, то почему не красная? Не маркий комар.

Что-то у меня с кровью. Какая-то проблема. Неужто, белокровие? С утра пойду к врачу.

Если, конечно, мне все это не приснилось. Да тут не заснешь от такого ужаса.

– Все не так, – на другой день возражает мой адвокат сын. – Это тебя избегают мухи. Тебя не кусают комары. От тебя и компьютер глючит.

Молчу. Он прав. Зато его любят и шестиногие стрекозы, и восьмилапые пауки, и сороконожки. И тарельные НЛОшки. Он ни одного комара в жизни не прихлопнул. Знают и ценят. То черная мушица ему вокруг головы кружит, подлетает на именной зов, садится на стол, то зеленая по руке ползет с энтузиазмом.

– А вчера, – говорит сын, – видел бабочку красивую – махаона.

Много лет назад я купил ему красочный альбом про бабочек, венгерское издание, в магазине «Дружба народов», и мой юный пионер только то и делал целое лето, что любовался хрупкими созданиями и запоминал, как выглядят крапивница, капустница, свекольница, сельдерейница и прочие прелестницы. Поэтому и нынче махаона узнал сразу. Летит тот, змейку в воздухе выписывает, будто дорогу показывает. И звучит в ушах песенка из фильма про Марию Мирабеллу. И ведь не в парке, а на улице Транспортной, где из-за густой пыли не видно редких деревьев. Да и людей поменьше.

А в ночную прогулку, тогда еще ночи белые не угасли, увязался за сыном светлый бархатный мотылек, долго не отпускал. Уж не символ ли смерти, – подумал сын и осекся.

Вот ведь как. Мы с тобой, мой мальчик, будто два якута по тайге ехали. Один: что вижу, то пою, второй: что слышу, то рисую. А вывод изначально один, как в задачнике по арифметике.

И еще мне приходит мысль, которую никак не удается облечь в слова.

Что бы ни делал я в молодости – занимался умственным трудом, силовым спортом, любил женщину умеренной полноты, бездельничал или отдыхал после безделья, – все получается лучше и веселей, чем теперь, в старости. Ну, ладно, нет в преклонном возрасте сил для интенсивного труда, однако безделье не доставляет никакой радости, оно просто невыносимо.

Бывает, я девушек снимаю на новую японскую камеру. Сын снимает на телефон. У сына они гораздо привлекательнее получаются. И улыбка с такими нюансами, каких я никак не могу поймать. Они улыбаются и мне, и ему. Разница не в мою пользу. Я снимаю на цифру. И он на цифру. Или нет? Может, он на знаки препинания снимает? И неважно, что я уже 50 лет фотаю, ему девушки улыбаются лучше. Несмотря на мой большой опыт. Думаю, тут нет загадки. Есть занятия, которыми лучше предаваться в молодом возрасте.

Первый настоящий комар ужалил меня 7-го августа, да больно так, хоть плачь. Возмутился я, но и вздохнул с облегчением. Он же и последний. Но это хорошо, а то, говорят, покойников не кусают.

Вот и осень с ножом к горлу подступила. В середине августа мухи лицом к лицу привалили: прилипчивые. Летят на сладкий охлажденный чай с лимоном. Среднего роста создания, коренастые. Садятся на монитор компа. Посиделки у них. Мягко напоминают своим существованием о грядущих белых мухах. За окном закружат белые, а в доме эти, надоедные, осенние. Теперь на всю зиму поселились. У нас времена года в Магадане давно уже наперекосяк. Морозы на март приходятся. Тогда-то и вымрут мухи этого помета. А комары – где они? Их уже нет.

Середина сентября, и нет мух. О тех, что надоедали, я позабыл. Их нет, шестилапых надоедных жужжалок. А свойственное им осеннее оцепенения передалось мне. Благостно замираю, жду, когда дадут обещанное отопление.

Теперь медицина шагнула вперед, личинки мух заменяют антибиотики: новый взгляд на старые проблемы. Разбившегося мотоциклиста лечат, таким образом. Опарыши выедают некротизированную ткань.


Вот уж и летнее тепло пора вспоминать с тоской. По случаю приезда внука выбрались на исходе календарного лета на дачу, на «Орбиту», по грибы-ягоды, так там такой ветер благодатный струился с вершины, что у насекомых была нелетная погода.

А на обратном пути с горы съехали, внук уговорил маму-водителя к речке Хабля свернуть. Съехали к воде. Только дверцу открывать – звук раздался неожиданный. И в машине стало темно. Уж-жас! Мошкара облепила сплошняком иномарку и жаждет общения. А тут как раз в интернете утечку дали: будем, мол, скоро насекомых на обед есть, и это уже давно делают китайцы. Сначала в измельченном виде, в соусах, а уж потом мух, комаров и муравьев станем потреблять в сыром виде. Как морковь или клюкву.

Мысль, конечно, интересная, справедливая постановка вопроса. Не раз бывало, на сопке вдохнешь и несколько комариков проглотишь: мясо. Да так глубоко занырнут, прямо на бронхи. Но радости мало. Думаю, пока мы их соберемся кушать, они нас дважды и трижды слопают.

– Мама, давай мы уже домой поедем, – негромко, но твердо пожелал третьеклассник.

А ведь так хотелось мальчику в горной реке умыться.

– О чем разговор, Гарь!

Поехали домой, и, пока ехали, вспомнился нам комар, похожий на мутанта, вовсе не монстр, а безобидное существо. Такие и среди людей бывают, но редко.

Кто знает, может, и комару-долгоножке ведомо в последний миг увидеть полыхающий светом туннель, как и нам, людям, которым вообще-то изначально не дано летать наяву, а лишь во сне и в бреду?

Стремительно летит и летит комариная душонка, толкаясь в корпускулах света. Комарика подхватывают под руки и принимают в новом качестве неведомые сущности, провожают на подобающее место в вечности…

Пока дед в небесной механике упражнялся, внучек затих, затаил дыхание, как бывает в порыве творчества.

Тут уж не трать драгоценные минуты, займись, дед, чтением, либо письмом на компьютере. И вдруг тишину нарушает слабое жужжание на высокой ноте, вызывающее внутреннее замешательство. Комар или вертолетик? Моделька! Но и комарик долгоножка – в посмертном режиме.

Есть у меня один приятель, раздвоенная личность: круглосуточно играет в шахматы сам с собой. Ассоциирует себя с королем, вдруг меняет пол и скачет королевой из конца в конец доски, свой в доску.

Говорят, наряду с раздвоением личности бывает и сдвоение: два человека дышат ноздря в ноздрю, мыслят в унисон, смотрят один и тот же сон. Иногда у нас с малышом получается такое. Я подумал, а он поднял вертолетик в полет, вертит пультик, и пальчики у него закостенели. В игрушечный салон запихнул высохшего до состояния мумии долгоножку и еще двоих персонажей, вырезанных из бумаги. Две плоские фигуры, как обычно делает в своих играх. Будто из двумерного мира они, но узнаваемы. Судя по бороде, один из двоих – дед, другой – командир корабля Гарь. И мы летим с комариком-долгоножкой на механическом комарике над просторами комнаты – рискованно, отчаянно, и у нас захватывает дух – один на двух.


ПИРКЕ, СКУБИДУ?


Утки – эвфемизм женщин легкого нрава. Попались, уточки? Но мы вас не задерживаем. Летите себе, на все четыре стороны. Нам нужна рыбка покрупнее.

Пирке – почему? Это итальянское слово я узнал как имеющее отношение к медицине, туберкулезу, призрак которого витал надо мной долгие годы. Есть реакция пирке, как-то мне не задалось ее пройти.

Спагетти – все это знают. Но не все догадываются, что если вылить вареные макароны в сапоги, это сапогетти.

Паркуа па? Улица Парковая. Улица Парковая – дорога к храму Святого Духа. Долгая дорога, и все вверх и вверх, подъем и подъем. А там спуск к морю.

Престо – быстро. Итальянское слово. Преступник слышится на втором плане. Чтоб ему престо было! Может быть, пресно?

Что такое скубиду? Похоже по звучанию на скобяные товары. Когда услышал лет 60 назад о скобяной лавке, смеялся от восторга. Вспомнил, как мой дядя Илья, заменявший мне отца и деда, впервые ввел в мир железа. Он своими руками мастерил из листа сложный рукомойник на ножках, который после прочтения сказки Чуковского получил имя «Мойдодыр». Дядя Илья резал металл по живому: у меня сердце сжималось от тревоги.

Специальными ножницами, которые нельзя трогать маленьким мальчикам, резал. И стружки летели вокруг, больно острые, их тоже не разрешалось брать. От металла шел тяжелый для дыхания дух, а потом, когда он шкурил медный рукомойник, желтая металлическая пыль отставляла сладость на языке.

Тогда же я узнал, что такое скубить – ощипывать кур.

Первый раз в жизни самостоятельно посетил с другом Валеркой парикмахерскую, и дядя остался недоволен и мной, и парикмахером:

– Эко как тебя обскубали! Небось, бесплатно ученица стригла, а десять копеек на мороженое зажилил?

Ничего-то от них не скроешь!

Услышанное через бездну лет «скубиду» отбросило меня в детство и вызвало странное чувство, которое, возможно, свойственно лишь детям, а с возрастом утрачивается вместе со способностью усваивать парное молоко.

Я вспомнил вдруг первый год своей работы в редакции: старшие коллеги старались напоить меня допьяна, до отключки. И оставить наедине с секретаршей Люсей. Совсем как подростки, из которых так и прет шкода, все-то им хочется поломать и порушить: от избытка сил: разнести забор или газетный киоск, напоить пивом петуха, накапать кошке в пасть рыбьего жира. А что будет делать пьяная собака? Покусает, небось, или рухнет дрыхнуть в бархатную пыль посередь дороги?

Была у меня собака Пятая Нога, она всегда искала и находила пятый угол, чтобы пометить и привести Гришу Безуглого.

А как поведет себя в состоянии подпития младший коллега? Станет хвастать стишками, которые взяла да напечатала комсомольская газета или еще чем-то пацанским? Наверное, это будет смешно. Животики надорвешь.

Это я о чем? Переехал в другой город и еще не успел обзавестись знакомством с прекрасным полом. Женщины меня любили и не давали в обиду. И это делало меня объектом коллективной мужской ревности. И объясняло мой талант наживать врагов.

Случилось вот что: будто бы в туалете на первом этаже потерялись женские часики, а туалет был и женский, и мужской одновременно: такая вертикальная планировка, по три-четыре кабинета на этаже. Часы пропали, нашлись добровольцы их искать, и чует мое сердце: вот-вот на меня падет подозрение, такова участь новичка. Чудом избежал, действовал инстинктивно. По хребту снег струился. Мне бы силой защищаться, а я слабостью норовлю. Ну да, ударить по лицу обидчика, говорите? Нет, и не просите.

Один отмороженный магаданец ввиду отсутствия собственного ума решил жить умом жены. Но вот незадача – женка бросила его на произвол судьбы-индейки. Стал замену искать. Как назло красивые сплошь попадаются. Умопомрачительно красивые. Умной – ни одной. Это не про меня. Моя и умница, и красавица, но в другом городе. Приедет, но надо плацдарм подготовить.

Мир не плоский, но, то и дело плющит. Мне встречались совершенно плоские женщины. С внутренними потаенными грудями. И тогда меня колбасило. Не стоит вдаваться в подробности, это моя врачебная тайна.

Жена приехала с материка, и все встало на свои места. Когда она рядом, меня просто не замечали. Сливался с окружающей честностью. Первое время. Но потом всеобщая ревность усилилась. Меня ревновали к моей жене, и этого оказалось не победить.

Новый век, новые реалии. Порою мне кажется, я был на верном пути. Но не проявил достаточного упорства. Меня продолжают поражать наши спортсмены. Нет, не те, розовые щечки, нафаршированные долларами, а параолимпийцы, инвалиды. Одерживают поразительные победы, преодолевая собственные недуги. Вот уже видится их блестящее будущее в политике. Депутаты-колясочники, например, а? вот у кого надо учиться упорству и любви к жизни. Им бы еще на коляски станковые пулеметы поставить. А я чем от них отличаюсь? Руки-ноги вроде на месте, но не из того места растут.

Вспоминается обычно неприятное и мерзкое. А хорошего так мало в жизни, лучше не трогать, чтобы не сглазить. Лучше забыть и не рвать душу. Старость вам не по нраву? В молодости, говорите, было лучше? Ну, вам виднее.


РУЧНАЯ РАБОТА


Сапожник из Китая Ми-Ша в середине 11-го года вывесил объявление о съеме квартиры. Дела у него идут успешно. Может, скоро купит себе хрущевку, есть уже случай, что приезжие приобрели в Магадане жилье. Даже сталинку бизнесмен купил в центре, на Портовой. В том подъезде живет моя знакомая старушка, рассказала. Она и сама непротив продать, но это когда уедет на пенсию в теплые края, а теперь вроде как пионерка, в 79 лет.

Помнится, как в конце перестройки появился в продаже русско-китайский разговорник, напечатанный в Магадане массовым тиражом. В типографии работала корректорша – типичная русская красавица, замужем за китайцем. Наши всегда интересовались Китаем, разными аспектами жизни. В частности, китайской философией, несущей свет мудрости из тьмы веков. Очень любила наша Маша своего китайца: заботливый и деликатный он и не пьет спиртного.

Что ни год, открываешь новое для себя у этого самого многочисленного на земле народа. Сын мне пересказал примечательную байку, услышанную на лекции, а он взялся их язык изучить. Оказывается, китайцы не любят выставляться, сочетают скрытность с потрясающей скромностью – одна из серьезных черт, по которой можно узнать жителя Поднебесной. Они не пришивают на лицевую сторону брюк лейбл «Левис» или «Лайки страйк», как это делают наши модники уже много лет. Древние ремесленники, которые, например, вытачивали изящные навесные замочки на свои пахнущие вишней лаковые чемоданы, внутри замочков, в потаенной глубине помещали миниатюру, либо какое-то из изречений, помогающих в повседневной жизни, а этих наставлений в китайской культуре немало.

Ми-Ша – здорово парень придумал себе псевдоним! Он нам утер нос: обклеил объявлениями все автобусные остановки и столбы. Его теперь каждая собака знает. Кто-то ведь ему написал, с ума сойти, тысячу объявлений. Сам-то пока не пользуется буквами, научился по-русски выговаривать лишь сумму оплаты услуг. И тут же дублирует на бумаге.

Отнес я ему модельные туфли без шнурков. Мокасины. Верх у них, считай, целый, а подошва слоится, каблуки, мало того, что закруглились, они показали свое пластмассовое нутро.

Ми-Ша взял предоплату, дорого, почти как за новые. С моей-то пенсией. И тут пришло в голову, что в Китае пенсии не платят. Ни юаня. Вот ведь что придумали, трудоголики!

И никаких квитанций, велел завтра приходить, в любое время. Приплелся я на следующий день, в обед. Сидит он за шлифовальным кругом, в респираторе, обтачивает подошву. Кожаная пыль столбом. А на полке мои обновленные туфли матово отсвечивают. Как дорогие художественный выделки, шкатулки, мои обувочки. Смеются, как говорила моя мать. Китайский лак, одним словом, ручная работа. Как в детство окунулся.

Сразу принялся я испытывать обновку, по солнышку гулял, до самой Нагаевской бухты. К воде по лестнице спустился, держась за перила. Как Алексей Маресьев в давнем кино. Конечно, жали и терли туфли, но терпел, сохранял хорошую мину и улыбался, совсем по-китайски. Как говорится, из тысяч лиц узнаю по походке.

Пали по шинам, Ми-Ша! Горят ноги Антоновым огнем. Китайская мудрость во мне прорастает. Как бы ни был незначителен твой шаг на земле, он обязательно сопровождается катастрофами личного значения. Починил туфли у китайца и стер ноги, да как-то извращенно – не на пятках, а пальцы пострадали, сверху. Вот каково бывает стерху, – это я для рифмы.

Внук Гарик вот так же захромал перед отъездом в отпуск. Сядь, – говорю ему, – глянем, что там у тебя. Да какой там, сядь? Получил в подарок велосипед и стремится насладиться свободой. Но и на велосипеде больно – на педаль нажимать. Снимает туфлю, вытрясает, нет там ничего. Но колется.

– Сядь на скамейку, Гарь.

Послушался, сел. Снял туфлю.

– А ты и носок сними.

Вот она, разгадка! Какая-то растительная колючка в носке. Мы ее вынимаем и рассматриваем с видом победителей. Мальчик обувается и продолжает катание.

– Сапсим хорошим, – так мы говорили с другом детства, 55 лет назад.

Хорошо, что все еще лето, уж вторую неделю длится теплая, сухая пора. Надеваю другие туфли, с дырочками: не шокируя окружающих, можно ходить. Это в дождь неприлично в сандалиях, – воспитывает жена.

Раньше-то врачеватель из Поднебесной в городе работал, он бы живо вылечил мне ноги, да уехал к себе в страну. Что-то не срослось у него, а ведь я в прошлом году неосмотрительно пообещал одному мужику из морского порта поискать лекаря к его радикулиту, китайского иглоукалывателя рекомендовать. Стал спрашивать по друзьям-приятелям, никто не знает, куда подевался кудесник.

А сапожник Ми-Ша все газетные киоски занял. Он и газетами торгует, и бытовой химией. Чинит обувь. И конкуренции трудоголикуот наших умельцев – никакой.

Но что же мне давит на пальцы в туфлях? Решил расследовать по полной. Пошел к одной милой даме, она по жизни стоматолог и попутно владеет шестью языками, чтобы зубы заговаривать, когда пациент сидит перед ней с разинутой пастью. Попросил у нее специальное зубное зеркальце и с его помощью осмотрел внутренность обуви. В левой туфле обнаружилось микроскопическое изображение бамбукового медведя панды, а в правом – надпись на русском и иероглифы. На русском прочел: «Лес рук, море ног». На китайском, как сказала полиглотская врачиха – то же самое.

А уж пошла по городу мода на псевдонимы: Ко-Ля, Во-Ван, Го-Ша. Что-то загадочное во всем этом. Непостижимое.

Натертые места поджили, и на коже остались шрамики, как на крупе клейменых лошадей. Меня интересовало, что же там, непосредственно шрамописью начертано, прочесть было не просто: зрение не ахти какое.

И тут мне пришло в голову использовать японскую фотокамеру с 20-кратным приближением. Получилось. Читаю на левой ноге: «ОНИ УСТАЛИ». Читаю на правой: «НЕ ЗАБУДУ МАТЬ РОДНУЮ». Как понимаю, где-то сбой программы произошел.

А ничего не понятно. Какой сбой?

А давай, думаю, поближе подберусь к разгадке. Не стоит полагаться на то, что тебе расскажут. Своим умом дойду. На работу устроюсь. На китайского сапожника явно не потяну. Это вам не штаны в конторе просиживать. А вот кровельно-половые работы, да еще на свежем воздухе – возможно, осилю.

Объявление на заборе нашел: «ООО БУГРОВ-ТРЕЙДИНГ. Требуются гастарбайтеры».

У бугров свой взгляд и на вещи, и на людей. У них бугорный бизнес. Почти забугорный. Так тряхну сейчас стариной, что перхоть посыплется.

Парик у жены взял, нацепил на лысину. Гримируюсь. Моя говорит: пей, мол, квас. Попил кваску домашнего, глаза сделались, щелочки. Вполне за мигранта сойду. У нас не потерян секрет производства кваса. Вот наводка на квасную редкость не всегда получается. Но только не у моей жены.

Прихожу. Салям алейкум. Ну, это легко. Алейкум ассалям. Но на следующей фразе застрял. И практическое испытание – плитку в тротуар ровно уложить не свезло. Это мне никогда не удавалось. Хотя в детстве авиамоделизмом занимался, выпиливал лобзиком шкатулки. Лаком восковым густо крыл. Но светлым, не черным.

Не взяли, вежливо намекнули: руки, мол, дырявые. И не оттуда растут. Но я же могу песок просеивать… Ну, за бутылкой бегать. Анекдот вспомнил, народ плохому не научит.

– Нет, непьющие мы.

– Так я тоже непьющий.

Лес рук, море ног.

Если подумаете, что это финал, то вы ошибаетесь. Жизнь продолжается. И вот объявление. «Если вы хотите шагать в ногу со временем, то приходите на начальный курс китайского языка. Изучение иероглифов, грамматики, минимальная бытовая лексика. Небольшой экскурс в прошлое и настоящее Китая. Занятия проводятся в помещении клуба «Пламя». Учащимся и студентам скидка».

День смотрю, два смотрю на это объявление. Мимо иду. Ничего не вижу: примелькалось. И на четвертый день иду. И вдруг как серпом по рисовому стеблю, надпись маркером: «МИ-ША».


ПЕВЦЫ

Сорок лет лабают одно и то же, порой смотришь на них по телевизору, и с экрана исходят, волна за волной, давние ароматы. Тогда был модным «Тройной одеколон» – и наружно и внутренне, «Красная Москва», «Лесной», «Саша». Я запахи чувствую с телевизора, такой я вундеркит.

Из-за чего, интересно, «Тройной» получил такое название? Тройной подбородок? Тройной живот? Вечный троечник в школе! Почему не быть тройному одеколону? А ведь могло и так статься, что первоначально имелась в виду любовь втроем, если изобрели этот продукт во Франции, а целомудренным русским такое времяпровождение в голову не могло прийти.

Одна певица, чье имя десятилетиями не сходит с засаленных уст масс, широко прославилась и за границей. В Стране восходящего солнца ее песню подхватили люди трясущейся земли. Была ваша, стала наша – песня о странноватом художнике, скупившем все цветы в округе, стала народной – того, трудолюбивого и поющего народа. Я уже говорил, что в Магадане цветочная торговля дает прибыль как от наркотиков?

Поехала примадонна в другую страну, там спела ярко, и другая песня стала народной, хотя правильней было бы сказать, инородной. В Африку поехала, и там ее талант не зарыли, объявили афропевицей, а песню почетным каннибальским рэпом.

С голубыми подружилась, пела с ними, – и все! Как Пелагея, пела гея. Очарование с первого взгляда. Как коллективно вернули себе первоначальный пол.

И вдруг закралось одно соображение. Навел Киркоров. Своей песней про маму: а я, мама, ща как дам! Папа у него вокалист, а кто мама? Трудно отделаться от ощущения, что ее зовут Алла. Проходит время, про эту же маму турецкий вокалист с длинной шеей – Таркан самозабвенно поет. Почем копиум для народа?

А там Насыров вылез с хитом про мальчика, который хочет в Тамбов. Песенка тоже маде ин не наше. Вопрос теперь в том, если эти песни зарубежно народные, то были ли они таковыми до исполнения нашими передовиками фанерной промышленности?

Сказки с тысячелетней бородой перешли тот рубеж, на котором могли бы почить в бозе. Они бессмертны. Войди в их матрицу, как это делают крупные мастера, и никто не спросит, какой ты крови, сказительница, какая ты шаманка. Тебе послано: заткнись и пой, бубен возьми, стучи. Или молчи, есть искусство молчанья под фанеру. Вон шкаф возьми, залезь при подозрительном шуме. Кстати, если быть точным, матрице двоюродная сестра – наша матрешка.

Хорохорился тут один, хором пел.

Солировал, словно английская соль. Дуэтом дул, будто резался в шахматы сам с собой. Мат-перемат. Шах-перешах. Шах на шахе – об этом молчу. Ушел, не солоно хлебавши.

Но когда замолчал, потрясенью не стало границ, человеку с тысячью лиц коллективно пришло на ум извиниться. Чтобы не потерять лица. Могли ведь и начистить.

Сорок лет – попсу. Псу под хвост. Не удивительно, что Моцарта 300 лет исполняют.

Господа музыканты! Почему бы вам не сочинить музыку для рождения человека? Ведь для смерти она есть, и немало ее, похоронной.

Пусть бы в родильном отделении звучала такая мелодия, что бы зачаровывала и звала бы ребеночка на свет Божий. Медики что-то стали понимать в смерти мозга. Он умирает, точно лебедь, из этого иной раз получается замечательная песня без слов, как «Умирающий лебедь» Сен-Санса.

А как пробуждается мозг ребенка – внука? Правнука?

Сноха и так, и эдак до рождения внука огромным животом к бомбоксу прижималась, Бетховена ему крутила.

Почему Людвиг Иваныч? Он же глухой. Ты еще стихи слепого Гомера почитай.

Нет, ребенок родился с хорошим слухом. Поет в хоре. Учился играть на аккордеоне. Пока не уволился учитель музыки. Но о том отдельный разговор.

И еще у нас есть история. Купил ему компьютерную игру про маленького Моцарта. Внук начал играть, еще трех лет не было, и понемногу разгадал все головоломки той игры. Где-то к школе прошел все уровни, интерес пропал. Теперь наш третьеклассник оттягивается в так называемых стратегиях, и превзошел не только деда, но и отца.

Скачал ему популярную классику на флешку, чтобы на переменах слушал. Стал объяснять, что к чему. Моцарт, Бетховен, Монти.

– Да знаю я дед, этот канкан, – отмахнулся.


ФЛАКОН СЛЕЗ


Умер один знакомец. Магадан – город небольшой, хотя и великий. Все на виду, каждого жалко. Как-то привял я, грустно стало. Хотел всплакнуть. А слез ни в одном глазу. Конечно, я мог бы назвать одного-двух, кто бы мог стать донором слез. Но всегда есть альтернатива. Пошел я в аптеку. Там, на полке глазных лекарств ранее приметил в продаже человеческие слезы во флакончике. Изготовлены они в Бельгии. Спасают человека от сухости и жжения роговицы. Возможно, и в моем случае они не бесполезны.

Купил и пролил там же на пол. То ли рука дрогнула, то ли внутренний толчок произошел. Да и землетрясения небольшие у нас не редкость. Ну и кстати. А то подойдет Петров или Сидоров, скажет об утрате, поразившей нашу компанию, так можно поддакнуть: мол, и я уж и пролил немало слез. О мертвых – ничего или ничего. И мимикой добавлю комментарии. В поговорке ни слова не говорится о мимике, а я с годами просто-таки одержим манием понимания без слов и в чем-то завидую глухонемым: может быть, у каждого звучит свой внутренний Бетховен.

Кстати сказать, дождь зарядил такой, что детям в школе занятия отменили. Как тропический, но ледяной. Как чай со льдом. Понятие «актированный день» мы с внуком освоили в новом, осеннем ракурсе. Зимой-то актированные дни – не редкость. О зимнем дожде поговорили, о летнем тоже, на эту тему у каждого магаданца есть, что сказать – с большим запасом.

Сказано: дождь смывает все следы. Однако не только следы, нас самих будто смыло. Морально. Потеряли коллегу ни за понюх табака. Разошлись по домам, растаяли, как тени под летним солнышком. Я под большим зонтом шел. Брызги из-под подошв летели, как ни старался их пригасить.

И такая от сырости или по другой причине вдруг разыгралась беспричинная горечь, так хлюпало и жгло в носу – жутко. Обида росла и вырастала – за умершего и за других: все мы смертны. В конце концов, человеку одна лишь жизнь дается, и тот, что ушел, расходовал ее целиком. Ну, не совсем. Конечно, остались недоиспользованные ресурсы на донышке. Безвременно ушел – уж эта фраза – как фигура вежливости, реверанс перед тем светом. Мог бы еще любить жену и детей, внуков, водить машину и доставать корюшку из-подо льда. И у меня тоже одна жизнь – попутно вспомнилось и осозналось. А второго дна не будет.

Горько жаль стало и покойника, и себя самого тоже. Как говорится, сам себя не пожалеешь – останешься незамеченным в глазах потомков и невозданным, даже проигнорированным. И такая из-за этого бесконечного осеннего дождя на душе и на связках садится сырость, и кажется, что плакал в три ручья, как сорок плакальщиц. Будто воздавал ушедшему к верхним людям сентиментальные почести, словно Шопен с его траурным вальсом, ошибочно называемом маршем, и так горевал, что залил слезами и рубашку, и пиджак. Ну, ладно бы, на груди обмочил, так и на спине хоть выжми. И сапоги полны слез. Стоило начать, конца не видно.

Не все на материке любят нас, которые с Колымы. Многие недолюбливают. Мол, да что магаданцы? Устойчивые к холоду? Ну и что? Отправь их в Африку – станут как вареные. Такие скептики и кавказцев не поважают: мол, что нам джигиты? Выпусти башибузуков в степь, посмотрим, как запоют. А в тайге? Одуреют вместе с лесорубами. Рубы их, рубли, то есть, станут копами – как лежачие полицейские, а пока заметно лишь влияние лежачих на городской пейзаж. Иногда они вызывают у широких и глубоких духом земляков умиление и сочувствие: хочется прилечь рядом, растянуться на солнышке. Пусть едут по нам, только притормаживают, чтобы не потерять выхлопную трубу.

Ну ладно, недооценил я тебя, Ваня. Мир твоему праху! На такую сентиментальщину ты меня подвиг! Все равно встретимся, рано или поздно. Не в этой жизни. Ты мне, будь ласка, место забей. Сроков никаких не будем назначать, я тебя найду. Прости, если что не так. Пусть земля тебе будет пухом. Или Винни Пухом.

Хитрец ты! Я тебя оплакал, а ведь меня оплакать некому.

Впрочем, я об этом не узнаю.


МОЕ СОБАЧЬЕ ДЕЛО


1. ПЕРВЫЙ ЗВОНОК


В 11-м году первый школьный звонок провели на улице, на спортивной площадке.

Дети выстроились, нарядные, с букетами. Подросли, вытянулись. Наташа постройнела на 6 килограммов. Гарь сбросил 5, лицо обрело резкость. При съемке на цифровик лучше наводится на резкость. Девочка подарила пацану командирские часы. Великолепно, Гарь, теперь начинай командирский голос отрабатывать.

Хоть и начало сентября, а как-то захолодало! Осеннее понижение температуры воздуха сродни пробуждению. Память буйствует, выдает нестерпимые картинки, от которых чуть ли не лопаются глаза. И она подсказывает развернутое сравнение. Вот так в самом конце 80-х я учился я управлять свежекупленным автомобилем. С перегрузками эмоциональной сферы, похожими на лишение жизни с помощью избытка кислорода. Как? Вы это плохо представляете? Не спрашивайте, я тоже. Легчайшее нажатие на педаль газа вырывало почву из-под ног и срывало мне крышу. Земля набегала стремительно, воздух загустевал, и я упирался лицом в воздушную массу, наподобие творога. Она обдирала лицо. Казалось, лоб и щеки заливала кровь. Хотелось закрыть глаза, чтобы ослабить болезненные ощущения, но ужас новизны становился еще отчетливее, еще безжалостнее. Да если бы только глаза, а то ведь и сердце, и печень, всю анатомию и физиологию обтекал колючий горький песок, перехватывало дыхание. Он был колючий, как колючая проволока концлагеря.

Так и первый звонок в моей жизни. Настоящих-то переживаний уже не помню, вот и ударился в реконструкцию.

Кульминационный момент торжественной линейки – крохотную первоклассницу несет на руках ученик выпускного класса, и она звонит в медный колокольчик, должно быть, снятый с коровы. Эта картинка врезалась мне в память ровно 57 лет назад. Это было со мной, как и со всеми. Потом, как по эстафете, сына провожал в первый класс, внучку, и вот внука. Внучка в завершающий класс идет, внук в третий.

На сей раз маленькая особенность: девочка, принцесса первого звонка, пусть и первоклашка, вся в белом, и банты на ее голове внушительного размера. Столь рослая, что на руках выпускника напоминает невесту. Смотрю, и душу заливает ликование.

На середине пути вслед за ребятами устремляется долговязый щенок, явный переросток, дибильноватый малый, если это можно сказать о собаке. Ковыляет, прихрамывает на длинных лапах. Серым хвостом по асфальту молотит. Учителя, родители и школьники смотрят, улыбаются, затем смеются в голос.

Колокольчик глухо звучит, слабовато для ребячьего слуха.

По субботам в городе круглый год играют свадьбы. Иной раз проходишь мимо загса, почему-то на крыльце толпятся собаки, явно жаждут не хлеба, но зрелищ. Что-то они находят в центре небольшой толпы. Краем глаза видишь молодого парня – вчерашнего выпускника школы: невесту в белой фате он несет, совсем как первоклассницу, и сердце ее трепещет.

У нашей учительницы нынче двойной праздник. Два третьих класса у нее на попечении. В одном из них наш Гарь. И выпускной класс – ее, Гарина сестренка – ее питомица. Заканчивает школу. Десять лет назад довелось ей прокатиться на руках выпускника с первым звонком, такая миниатюрная, будто из позапрошлого века. Она уже выбрала себе профессию: как мама, будет врачом. Кому-то повезет нести ее на руках, повинуясь свадебной церемонии. Но об этом пока вслух говорить рано.

Хорошо бы увидеть, хоть одним глазком, как вырастет внук, пронесет на руках первоклашку с колокольчиком, пожалуй, этой девочке самое время появиться на белый свет.

Пока мальчик хочет одного – побыстрей подрасти, стать десятилетним, а там глядишь, и 12 лет стукнет. На большее пока не претендует.

Но и девять – важный для мужчины рубеж. Так считают аборигены морского побережья – эвены. Даже в сказках своих рассказывают о взрослении таежника и возрастном рубеже в девять. Они ездовым оленям любят колокольчики да бубенчики подвязывать. Чтобы медведей и злых духов отгонять. С одной сказочницей Гарь с трех лет знаком, в юрте был, в огороде у нее стояла, иностранцы захаживали, то из Венгрии, то из Франции понаедут. Он даже бубен шаманский трогал. Но ничего не помнит.

Люди плохо помнят свое детство, и этим, бывает, обижают родителей. Стараешься, делаешь, костюм покупаешь, букет, а все как псу под хвост. Да и смешного пса на школьной линейке, скорее всего, забудут напрочь.


2. УШАСТИК


Полмесяца спустя за школьным стадионом, где проходила линейка, видели мы с внуком Гарей симпатичного песика с большими ушами, делающими его похожим на Чебурашку.

Хозяйка представила любимца семьи как умелого охотника на водоплавающую дичь, а глухарей и рябчиков он только распугивает.

Она бросает камень, пес самозабвенно бежит, обгоняя свои уши, они полощутся, точно черный мохнатые флажки. Может быть, он находит брошенные камушки, однако не приносит хозяйке, радостно прибегает без ничего, предвосхищая новый бросок, подпрыгивает, играет всеми мускулами, ветерок колышет кудрявую шерсть, на мордашке сияние.

– Камни небольшие, округлые, чтобы не поранился, – это она Гарику, говорит. Мальчик скромно, с недолетом бросает камушек. С собаками у него не получается дружить, и это семейное. Какая-то заполошная в свое время так укусила его маму, что сняла с головы лоскут кожи, и сестренка тоже пострадала, словно по наследству, перешло непонимание. Но этот ушастик, похоже, не такой – само добродушие, у меня в квартире когда-то жил похожий, на радость сыну, Гариному папе. Сын вырос, и с собаками полное взаимопонимание. Завидев моего Макса, они издалека бегут, размахивая хвостами, прыгают, норовят вылизать лицо. Или хотя бы руки. Будто живого Элвиса увидели, – такое ему самому приходит сравнение. Что унаследует Гарь, мне пока неведомо. Мамину настороженность или папину любовь к собакам?

– Вот бы палку подходящую, – даю подсказку.

– Нет, палки не любит. Только камни, – возражает хозяйка.

Камней на площадке предостаточно, только нагнись. У нас же горный край.

На охоту, – рассказывает женщина, – они с мужем и псом ездят за Карамкен, сотня километров от города, еще недавно в том районе добывали рудное золото и серебро. Озер там нет, зато остались горные выработки, затопленные талыми и дождевыми водами. Непритязательные перелетные утки облюбовали эти места для гнездовий, – хочется мне объяснять внуку. Я-то был в тех краях, а ему не доводилось. Там красивые горы, чуть ли не с километр высотой, с отвесными стенками. Похожи на огромный королевский замок. Дети любят рисовать их, а курортники, проезжая на Талую, снимают на пленку.

– Карамкен – там красиво, – сказал я. – Черноватый цвет, по-эвенски. Каракум вспоминается.

– Только охота в последнее время как-то не задалась: хозяину все недосуг.

– Снег растаял на сопках, – сказал я после молчания, для поддержания разговора. – Тот, что на Арманском перевале. Считай, опять почти круглый год держался.

– А я и не заметила.

Арманский перевал – а другой стороне, двадцать с небольшим километров, от того места, где мы ловим скупое сентябрьское солнышко. Из окон школы он очень хорошо виден, как и трубы электростанции с похожим на флюгер шлейфом дыма. Со дня на день там ляжет снег, на пару недель раньше, чем в городе. Самое время восхититься собакой, она мне и правду нравится, – веселое, энергичное, доброжелательное создание.

– Он рвет вклочья поролоновые игрушки, – продолжает рассказывать хозяйка с нескрываемым восхищением и прямо-таки нечеловечьей преданностью. – Раз, два – оттаскивай. Но есть надувная свинья из толстой резины, к ней отношение иное. Хрюшу берет зубами ювелирно, чтобы не пробить клыками. Чтобы звук из пищалки слабенький. И есть подозрение, переходящее в убеждение, что Хрюша для утятника – живое существо. Ну, почти.

Конечно, собака мало что понимает в жизни души и в обмене веществ в желудочно-кишечном тракте и информобмене, но, думается мне, у нее какие-то свои понятия о жизни людей, их шутках и забавах. Когда утки устремляются стаями на юг, не могу отделаться от ощущения, что и лопоухие собаки должны устремиться им вдогон, размахивая ушами, как крыльями. Собака достойна уважения. Не только собачьего, но и человеческого.

Завтра мы опять придем в школу пораньше, чтобы поиграть со спаниелем.

А завтрасюрприз – первый снег лег. Рановато в этом году – 27-го сентября. Но десять лет назад 15-го ложился. Бруснику на даче из-под снега с сыном собирали. Мы бы и малышонка взяли, да не было еще мальчика – не родился.

25-го сентября 2011-го года гидростроители перекрывали Колыму второй раз, чтобы через год получить первые киловатты Среднеканской ГЭС, уже тогда снег в телевизоре был виден, днем позже докатилось предзимье до города. Природа влила клизму – катаклизму. Зимняя гроза разыгралась. Один молодой человек инстинктивно забрался под стол, только дотронулся до блока питания компа, тут и молния жахнула и гром одновременно. Подумал, что сгорела аппаратура. Включает утром – порядок. Шок от радости схлопотал. На самом деле электричество в городе на пару часов отключилось, не у всех, правда. То ли ветер провода порвал, то ли снег налип. Недаром, стало быть, меня морозило вечером, корежило и колбасило. И какая-то собака уж больно знакомо выла во дворе. До самых печенок доставала.


3. КРАПЛЕНЫЙ ПЕС


Покупаю хлеб в киоске на рынке «Ириян». Хлебозавод печет его на молочной сыворотке, а это и вкусно, и здорово. За мной небольшая очередь из гурманов выстроилась. Подошла женщина с собакой. Крапленая такая. Сама белая, я пятнышки черные. Известная порода, ее и в мультфильмах и игровых фильмах на весь земной шар пропиарили.

Собака общительная, пытается установить со мной телепатический контакт, и одно я понимаю даже без слов: доброе это существо, но грустное. И в попытке подбодрить говорю:

– Ты кто такая? Нерпа? Что улыбаешься?

– Далматинцы мы, разве не видите? – хозяйка собаки, она называет себя мамой, принялась говорить уменьшительным голосом, как артистка театра кукол и уже нормальным своим женским прокурено добавила: – Кто-то выбросил, а я подобрала. Не подрассчитала. Не думала, что в наше время любая собачка становится золотой.

– А вы объявление дайте: нашлась, мол, собака, далматинец, верну за вознаграждение.

Все, кто стоял в очереди, переглянулись, будто тоже владели собачками, да в одночасье их лишились.

– Давала я объявление. Как раз такое, как вы сказали. Раз восемь давала, но хозяин не объявился. А вознаграждения мне не нужно.

– Я бы взял, – сказал малорослый мужчина, не лишенный приятности, похожий, между прочим, на лабрадора. – Я бы взял вашего далматинца, да у меня пес недавно умер, до сих пор опомниться не могу. Лабрадор у меня был.

Сказал и тяжело вздохнул, и я подумал, зачем они только сердце себе рвут? Слыхал краем уха, когда-то давно одна женщина из-за собаки с собой покончила. Не поверил, конечно, время такое, что никому верить нельзя. Не верил, не верил, а потом поверил.

Очередь за хлебом проявляла сдержанность. Приобретали хлеб, на молочной сыворотке испеченный: ответственное дело, надо сказать. Самое вкусное, что можно придумать по теперешним временам, в предчувствии второй волны всемирного финансового потопа.

– А давайте-ка, я возьму далматинца, – сказал мужчина, лицом похожий на лабрадора.

И тут я ушел с места действия с двумя булками свежего белого хлеба, который можно есть просто так, без ничего, а если чуть зачерствеет, оживить в электрическом тостере. Так людей оживляют посредством электрического разряда большого напряжения.

А вдруг у далматинца появился старший, двуногий брат! Хорошо бы!

Я так и видел, реально, как этот мужчина-доброволец постепенно становится похожим на далматинца: у него на лице проступают крупные веснушки.

Я быстро ушел, чтобы не разубеждаться.


СЛАДКАЯ КОШКА ЛАЛА


Гарь снял лазерный прицел со своего автомата. Пластмассовая игрушка имеет непрезентабельный вид, к тому же, как-то сразу автомат сломался, обнажив под пластмассой деревяшки, вставленные, должно быть, для правдоподобия веса. А прицел – он как настоящий, красный тонкий луч – совсем как в фильме о звездных войнах.

Гарь снял прицел, водит лучиком по стене. Кошка Лала оживляется, часто дышит и движется, как на пружинках. Когда она видит у своих лапок, на ковровом покрытии красного лазерного зайчика, незамедлительно ловит его: стремительным коротким движением зацепляет когтями и тащит в рот. Но зайчика в когтях уже нет.

Кошка обескуражено медлит. Ах, вот он, вот, в пределах досягаемости, уходит. Лала преследует красное пятнышко, бежит к стене, карабкается по обоям на когтях. Совсем как спайдермен из фильма. Надо было заснять этот трюк на видео. Пока достаем камеру, пока настраиваем, кураж у кошки проходит. Она запрыгивает на стол и лижет лапку, умывает мордашку. Тут уж трудно остановиться, вылизывает себя всю, с ног до головы. И животик, и даже спинку, оттягивает кожу, добирается язычком. Хвост перебирает, пропускает через ротик. В конце концов, вся становится мокрой. Похоже, потратила всю слюну и, наверное, захочет пить. Гарь подливает в миску воду из кувшина. Но кошка предпочитает пить из аквариума.

Это было несколько месяцев назад, а сегодня она запрыгнула на обеденный стол, обнюхала налитую снохой уху из кижуча и овощной плов, чай и отдельно варенье из рябины в розеточке – двойным особым нюхом.

Как бы извиняясь, Марина сказала, что Лала давно уже отучена от таких прыжков в обеденную зону. Но она любопытна, молодая кошка, и мне это нравится. Ей уже год, ореховой Лале – любимице внука.

Кошка обожает чай с медом, больше, чем я. Охлажденный, конечно, вы понимаете. Пьет, вылизывает мордочку, жмурится от удовольствия. Внук с внучкой приучили Лалу к меду, да она и без того, сама по себе сладкая. Зимой мальчик задумчиво спросил: мол, не затем ли держат кошек в доме, чтобы ласкать. Ясный перец, затем и для того! Услышав мой ответ, мальчик повеселел. А то что-то не сходилось у него, в непостижимом детском мирке.

Спрыгнула Лала со стола, ушла в комнату, села у гибкого обогревателя, подставила бочок. Вчера я починил этот нагревательный прибор. Там были нечаянно вырваны контакты.

Неужто, кошка знает о моем влиянии на микроклимат этой квартиры? Может, она, запрыгнув на стол, хотела сказать мне «спасибо»? Ведь вчера сидела рядом, щурила зеленые глазки и видела мои манипуляции с паяльником, а потом потерлась о ногу. Ей несколько дней надо перекантоваться, а там начнется отопительный сезон, отоспится на потеплевшей батарее.

Потом проказница Лала стала играть с моими пальцами ног: нравился ей, должно быть, запах свежестиранных носков.

Гарь сказал, что начнет копить деньги на паяльник и на олово, правда, он еще не представляет, как это – копить. Ну, и паять тоже. У него рука не обрела необходимую твердость, а паяльник сильно нагревается, надо осторожность проявлять.

Я удивился и обрадовался, какой это, оказывается, привлекательный для ребенка инструмент. Вспомнил по аналогии папу мальчика, когда ему было три года. Максик лежал тогда в больнице, а я пришел его проведать. И он на прощание сказал:

– Папа, скажи Матроскину, чтобы он без спроса не брал мой паяльник.

Конечно, я передал просьбу нашему полосатому, будто из мультика, котенку. Он приблудился к нам с помойки и полюбил мыться в шампуне, нюхать себя и вылизывать.

Матроскину и вправду нравился паяльник. Смотрит пучеглазо, неотрывно. И пишущая машинка очень нравилась. Как подпрыгивают в ней рычажки и бьют по бумаге. Однажды он даже попытался поймать литеру, и я опасался задеть ему лапку.

Паяльник полюбил не сам по себе, горячущий, а когда от жала поднимается аромат канифольного дымка. Вот и у Лалы, естественно, губа не дура. Запах канифоли отдаленно напоминает сандаловый, а от него один шажок до аромата хмеля и совсем немного до таинственного медового духа, до чая с медом, который обожает наша ореховая кошка.

– Сандаловое дерево? – знаю. – Из него сандалии вытачивают, – пошутил Гарь.

Матроскин любил и огурцы: сын приучил его стоять на воротах, отражая огуречный «мяч», а к чаю и меду проявлял абсолютное равнодушие. Но если, запрыгивая на стол, находил чашку кофе, то брезгливо морщил мордашку и «зарывал» лапой. Так энергично, что, того и гляди, прольет.

Гарь забрал у меня портативную пишущую машинку, а бумага у него есть дома. Копирку постеснялся взять, а ее любит больше всего. А еще он выпросил чернильную авторучку с золотым пером, времен Московской Олимпиады. Как раз тогда я написал этой ручкой первые свои рассказы.

Недавно Гарь признался, что обожает «Волгу» и другие отечественные машины. УАЗ обожает. Эта машина 4 ВД – нет для нее преграды в виде воды.

И в кого такой любитель ретро? Ну, кошатник-то, положим – в деда. И мама у него кошатница.

Кстати, зимой прочитал в интернете, что Бред Питт ездит у себя в Америке на трехколесном мотоцикле «Урал» производства Ирбитского завода. С детства слыхал я название этого города. И снимок приведен – артист с приемным сыном. Поменьше Гарика будет. Там один журнал поклонников мотоциклов признал «Урал» лучшей машиной североамериканского континента. Вот бы и нам с Гарей погонять на уральском мотоцикле!


КЛЮЧИКИ-ЗАМОЧКИ


Обрыв берега бухты Нагаева, куда хожу подышать соленым свежим воздухом, можно разглядывать многократно, как наглядное пособие для урока природоведения: есть такой участок с полкилометра от смотровой лестницы к морскому рыбному порту – вылитый учебник: слой песка, слой глины, как по линейке проведены, различима граница между ними. Вода снеговая, вода дождевая просачивается до водоупорного слоя, разливается в толще горных пород, ищет и находит выход. И вот бьют из стены горизонтально роднички. Один, два … пять. Или шесть. Раз на раз не приходится. Ключики. Всякий раз вспоминаю второе их название и лезу в карман, проверяю, на месте ли ключи от квартиры.

Стою в центре города, возле небольшого фонтана. Его журчание заставляет полезть в карман. А где ключи? Волна телесно-психической слабости ухнула во мне, напоминая картину рукопашного боя без правил. Ощутил себя таким ничтожеством, что и пальцем бы не пошевелил для спасенья, если бы упал в море с корабля.

Мы с женой только что разорились на стальную дверь. Хозяйка, наша зайка, выбирала, старалась, отыскала: и красивая, и замки такие секретные и мощные, с трех сторон ригеля, в том числе вниз штыри легко входят. В далеком детстве был у нас с мамой сундук с похожим мощным замком, он еще и музыкальный: пару тактов из марша сибирского полка отбивал. Дела давние, более полувека пролетело.

Собственно и до этого у нас в «сталинке» стояла прочная дверь, не чета тем, что в скороспелых домах устанавливали. Раньше, на Кольцевой, была такая смех-дверь: из отпуска приезжаем, лезем за ключами, а в том нужды нет, без ключа открывается. Кто-то ее отжал, что ли? Накой, спрашивается? Ничего и не пропало из квартиры, кстати. Только гуппи не выдержали разлуки. Соседка приходила их кормить, но что-то не срослось. Шарик аквариума на месте, трава в нем растет, а рыбки кверху брюшком плавают.

Подросток-сын очень огорчился, он как раз был в том возрасте, в каком теперь внук. Я несколько лет потом подступался к проблеме – как восстановить дверь? Надо, говорят, из цельных плах ее изготовлять, а не из брусочков. Кто только придумал такую нелепость? Два листа картона и между ними брусочки на клею. Тогда-то и прозвучало слово филенка.

В нынешней квартире, именно такая, прочная. Ногой не выбьешь. Когда в конце лета установили стальную дверь, мы эту, филеночную, еле уперли до мусорки – такая она тяжелая и мощная оказалась, килограммов 80, наверное, весила. Стальная, думается, не легче. Но стальная, с замками, каких отдельно не купишь, в продаже лишь замки никудышные, ногтем открываются. А у этих замков, установленных на заводе, и ключи диковинные, не на пилочку похожие, а крохотные выемки имеются, как на азбуке Брайля для слепых. На двери синяя лампочка вмонтирована для удобства ночного открывания. И вот этих ключей не оказывается в кармане. Искать надо, вспоминать, где только что гулял с внуком.

Впрочем, у нас один маршрут. Только что на игровой площадке были. Горки там, домики – все из толстой прочной фанеры, расписанной яркими красками. Ну, ребятня, конечно, свои штрихи в оформление внесла: по лакированной поверхности легко писать маркерами. Всякие энергичные слова, номера мобильников. При желании авторов росписей легко можно вычислить, да кто этим будет заниматься? Кому это надо – у нас не Бельгия, улицы с мылом не моют. Простые нравы.

На месте игровой площадки мэр в прошлом году грозился начать строительство школы. Была здесь школа №1, самое первое каменное здание в городе, помню ее, красивая, уютная, светлая. Еще при Ельцине закрыли на капитальный ремонт: трещины обнаружились. Но зимой была найдена в заброшенной школе мертвая обледенелая женщина. Голая. Кто же убил тебя, кто надругался? – спрашивал я, глядя на портрет убитой, напечатанный в газете.

Такая поднялась травля, такой накат на мэра, что слег, в отставку скоро подал. Смерть женщины использовали в политических целях. Мэр уехал в Москву с подорванным здоровьем. Недолго после этого пожил. Большую активность проявлял редактор газеты, у того хобби – политические доносы.

В 93-м, когда танки стреляли по Верховному Совету, он напечатал, кого, по его мнению, надо было расстрелять в первую очередь, если начнется расправа с несогласными. Была там и моя фамилия. Борис Николаевич не стал сводить счеты. Да и нет его уже на белом свете, редактора тоже. Их трое, редакторов, подкосило, как-то странно ушли, будто не по своей воле. И газета та закрылась.

Зачем все это? Зачем эта заноза в моей памяти? Попутно всплывает наша филеночная дверь. Ее не ломали, нет. Я сам ее ломал. Дверь двойная, с тамбуром, во внутренней я поставил новый замок, из отпуска привез, когда мать хоронил, так вот он вышел из строя, когда сын вернулся из поездки на Аляску. Наверное, думали, что он что-то привез особенное, полюбопытствовали.

Внуку все это неведомо, ему и не надо знать такие подробности. У него собственной жизни накопилось девять лет. Зимой в районе игровой площадки устраивают большую ледяную горку, с которой съезжал он с замиранием сердца, а летом, осенью – велосипед появился, никак не привыкнет, не натешится. Сам-то никогда в жизни не имел своего велосипеда, так что хорошо понимаю внука. Почему-то предпочитает голый грунт, хотя на асфальте колеса крутятся легче. Может потому, что тут, на площадке, собирается подходящая компания. Мальчишки носятся вверх-вниз по деревянному «замку», девочки тоже, повизгивают, а рядом высоченная горка из авиационной толстенной фанеры с крышей в китайском стиле, с поднятыми углами.

Летом на площадке было очень весело и многолюдно, когда разворачивался цирк шапито. Три или даже больше странствующих цирков, один за другим, разворачивали гастроли.

К игровой площадке примыкает двор дома, где провели с бабушкой моего внука несладкий медовый месяц. Друзья пустили нас пожить, когда уехали в отпуск. Очень доставал молодую жену тот факт, что отец хозяйки квартиры покончил с собой в ванне, когда доброжелатели из НКВД намекнули, что за ним придут.

Женщины из этого дома, торцом стоящего к полицейской управе, выгуливают собачек: толстенькие такие, тупоморденькие. Лают? Да что вы! Того и гляди, захрюкают.

Героиней местной легенды стала одна милая магаданка, которая будто бы сделала тату коту.

Я и сам хотел сделать тату свинье и получил раздраженное: «Свинья!».

Но я и есть свинья по китайским понятиям, и в юаневой зоне имел бы несомненный желтый авторитет.

И еще в том старом доме, в угловом подъезде базировался библиотечный коллектор и жил будущий знаменитый писатель, а теперь расплодилось несметно крохотных магазинов одежды.

– А когда стройка начнется, куда все это денется, – спрашивал в прошлом году мой мальчик, с пониманием зыбкости и неустойчивости окружающего мира в чистых глазах. Что ему ответить? Ясно, что никогда уже не вернется былая безмятежность и доверие людей друг другу. Я знаю теперь, за что мне любить запоздалой любовью прежнюю жизнь. Разве было, что детей опасались одних оставлять во дворе? А мы уж сколько лет своего сопровождаем. Только что были здесь: Гарь катался, а я сидел на качалке. Скамейка, подвешенная на железных прутьях. Когда сидишь и слегка покачиваешься в такт цыганской мелодии из плейера, ключи могут выпасть из кармана.

С волнением охотника осматриваю качалку, ее уже облюбовала юная парочка. На соседней скамейке сижу, продолжаю шарить взглядом по серой и зеленой почве пустыря-новодела.

Нет моих ключей. Медленно бреду на подъем, к школьному базару, в скверик, где прежде стоял дом первого директора Дальстроя. Теперь пятиэтажка. Квартиры в двух уровнях. Там теперь фонтан. Дорожки выложены плитами, сквозь них уже пробивается осока. Рябина растет, скоро мы ее захотим попробовать.

Мы только что были в парке. Там тоже надо пошарить.

Прикольная картинка – женщины у входа в парк. Семечки продают, леденцы. Одна на табуреточке разложила товар и вторая, по обе стороны ворот. Красивые эти ворота, художественное литье из города Касли. А женщины колоритны. Энергичные говоруньи. Весь день на воздухе проводят, и это их молодит. Может, и не пенсионерки вовсе, безработных тоже хватает.

Стакан семечек купить, чтобы соблюдать в парке чистоту? Я не покупаю стаканами, беру сразу килограмм, прокаливаю в микроволновке, два раза по две минуты. Нано, что и говорить.

– Ни грибов, ни ягод, – говорит одна женщина другой.

Такая хорошая фраза, хочется на нее ответить. Губы дрожат, а слов нет. Картошка свежая пошла по сотне, – вертится на языке. Да ладно, никогда не было денег и уже не будет. Горбуша 60 рублей хвост, а помню, по десятке покупал – с икрой. Я ее готовлю, отделяя от ястыков ножом, устраивая на запястье. Когда-то это занятие вызывало пристальный интерес кота.

Внук меня отрезвляет всегда, вот теперь привел в адекватность.

– Можно, я пойду с ним, – показал на мальчика, переминающегося с ноги на ногу. – Возьмем его велосипед и будем кататься вместе в парке. Ты пока подожди нас возле игровых автоматов.

Вот он, какой растет у нас, лидер. Командир будущий.

– Хорошо, иди. А велосипед оставь. Я буду здесь ждать.

Оставил велосипед, и они ушли. Я даже не спросил имени мальчика. Не поинтересовался, в каком доме живет.

Жду. Минут 15 прошло. Нет мальчишек. 20 минут.

Безотносительно к ситуации размышляю на вольные темы.

Вся власть от бога, а властители от сатаны. Бог из машины, – ну, это театральное выражение. А кто ту машину создал, какой сатана? А кто в машину засунул? Чиновники, как сатана, не способны ничего родить нового, но они легко зарубают придуманное другими. Причем зарубаютна носу, а то и на лету.

Если чиновное начальство ежедневно елозит по телеэкрану, его рассматривать как артистов, то это легче переносить. Кстати, артистов по традиции даже не хоронили на кладбище, а за их пределами, как и самоубийц.

Когда держит речь начальник, вспоминаются вокзалы, объявления о прибытии поездов.

Интеллигенции не осталось, одни аппаратчики, функционеры, заряженные на борьбу до победного конца.


Может, похитили мальца? Черная тоска вползает в сердце. Столько теперь ужасов и страхов, да и американский сериал смотрел – криминальный, 60 серий, или 70. Там то красивых женщин убивают, то детей. У нас в стране сильный эффект подражания. Глядишь, тоже начнут похищать деток. Не дай Бог! Запихнут в машину, и поминай, как звали.

И мобильник не взял мой ребен. Охладел он к мобильнику, как и к другой технике. Хорошо, что избавил его от необходимости вести велосипед через дорогу. Хоть это сделал правильно, а то бы таскался с тяжестью.

Надо звонить, бабулю вызывать. Вдвоем-то сподручнее что-то придумать.

Еще пять минут жду. Мне уже голову напекло осенним солнцем. Тяжесть и пустота в желудке.

Вдруг через дорогу раздался хоровой вопль. У меня аж мурашки по спине замурашили. О мальчике подумалось. И тут дошло: здесь же кафе «7 вечеров» в подвале, наконец-то, открылось. Компания во главе невесты в белом одеянии стала спускаться по ступенькам. А раньше там что-то другое было с вывеской «Этуаль».


С моей суженой мы познакомились студентами. Прогуляли до рассвета. А утром экзамен.

– Ничего страшного, – сказала она. – Сдашь. Я тебя ругать буду. Знаешь примету? Так стану костерить, что будет икаться до самых кишок.

– Ругайся, – сказал я и засел за конспект. Скоро напала на меня икота, да такая, что дыхание перехватило. Минуту, другую, третью жду, никак с собой не совладаю. Вот ведь какую заинтересованность во мне девушка проявляет. Какая мощно меня ругает. Ничего похожего в прежней жизни не было.

Читаю конспект, и не читается. Земля ходуном ходит. Как же мне сдавать? Экзамен уже начинается. Будь что будет! К преподу я первый попал, взял билет и без подготовки шпарю. Как Шпаро. Пытаюсь говорить, а икота свое твердит. Фразу начинаю и на полуслове сбиваюсь. Время идет своеобразно: секунда как сутки. С полчасамы промучились, остановил он меня: мол, в другой раз приходите, когда будете в форме.

Что дальше было? А надо ли рассказывать?

Экзамен, рано или поздно, сдал. А куда я денусь?

С тех пор неоднократно прибегали к испытанному способу. Хотя ничего похожего на экзамен не происходит.

Тут по-хорошему надо быть мазохистом, но мазохиста из меня не вышло.


Зачем отпустил его? До этого час уже гуляли. Направлялись домой, и тут этот мальчик. Сбил с толку. Я стал набирать телефон жены. И увидел внука. Давно бы так! Нажал кнопку сброса. Пусть бабуля ничего не знает. А где же новоявленный друг?

– Он сейчас придет.

– А что так долго, Гарь?

– Мы пошли с ним. Доходим до подъезда, а он код забыл. Пошли в другой дом, к его маме.

– А как же велосипед, – не могу скрыть недоумения.

– Вообще-то у него три велосипеда. Один он взял. Да вот он, видишь?

– Вижу.

Мальчик, его, как водится, звали Саша, самое распространенное имя среди наших знакомых, переходил дорогу с велосипедом на зеленый свет. Слава Богу!

Пошли втроем в парк. Женщины взглядом предложили нам свои вкусняшки с табуреток. Ребятишки прошли мимо, на площадку, размеченную под учебную дорогу со светофорами и лежачими полицейскими. Стали они кататься. Минут через пять Гарь засобирался домой.

Я был рад, что закончился этот ужас. Но домой мы не пошли, спустились на площадку, где потом испарились наши ключи.

Ну-ка, у фонтана посижу. Покараулю, может, трясогузка прилетит, которая нравится нам с мальчиком. Я только что, часа не прошло, тут сидел, уворачиваясь от облаков табачного дыма, который пускали на меня женщины. Мальчик катался по дорожкам, падал. К счастью, не сильно расшибался. Он научился падать. Я думал, слишком круто заворачивает, оттого заваливается набок. Присмотрелся. Похоже, что так оно и есть. Но и вторая причина – надо быстрее двигаться, чтобы не терять устойчивости. И еще он с места резко трогается, буквально бьет ногой в педаль, цепь слетает, тоже проблема. Надо его учить, где плавно, а где резко. Заодно и себе втолковать, как не терять ключи. Противное состояние: терять. С возрастом потерь стало больше, и пора бы к этому привыкнуть. Но к потерям привыкнуть невозможно.

Перед маем была утрачена связка ключей от старой нашей деревянной двери. Сын получил удар по голове кастетом, лишился ноутбука, мобильника, пропали и ключи. Ночь провел в больнице и ничего не помнит.

Сделать копии ключей – не проблема, в мастерской при тебе обточат. Но те, что исчезли, куда они подевались? Хорошо, если лежат на дне речки Магаданки. А если они ждут своего часа в чужой руке? Все лето, считай, прожили с прозрачной дверью, из дома по очереди выходили, чтобы не оставлять квартиру без призора. Месяц покрасовались с новой дверью, и опять ключи утрачены. Наверное, кто-то их уже нашел? Хорошо бы, лежали где-то не найденные. Надо немедленно отмобилизоваться и найти самому, чтобы не достались чужому.

Деньги немалые вбуханы в дверь. Год назад это удовольствие стоило раза полтора дешевле. С другой стороны, техпрогресс – с ним надо считаться. Раньше таких навороченных замков еще не было. А этот – как у сейфа. Теперь эти замки менять? Это же новая головная боль.

Вспомнилось! Хоть одно воспоминание, не такое мрачное, как прежние. Много лет назад, когда еще был СЭВ и Варшавский договор, завхоз учреждения, где я работал, называла СЭВ «Страны сейфа». И мы раз за разом провоцировали повторять эту фразочку. А она и не подозревала, что служит посмешищем. Вот и доигрался, пришла мне расплата. Перед внуком стыдно. Мама его тоже поменяла дверь, мальчик ходит с такими же ключами: коричневый от верхнего замка, синий – от нижнего. А у деда будто табуретку из-под ног выбили. Как теперь покровительственно говорить с мальчиком о ключах? И на другие темы, связанными со взрослением, тоже.

Надо вот что – избавиться от свойственного пожилому возрасту автоматизма. И дверь закрываешь, и выключаешь плиту – не помнишь. Закрыл ли краны? А куда положил флешку? Где очки и читательский билет? Забыл из кармана рубашки вынуть, простирал в машине, билет нормально простирнулся, но все записи стерлись, пришлось восстанавливать. В наше время, в моем возрасте нельзя быть уверенным ни в чем. Не раз заставал себя за попыткой повязать второй галстук.

Пора пойти в парк, обшарить глазами осеннюю траву. Встаю, поправляю куртку и ощущаю что-то неожиданное. Неужели? Вновь обшариваю карманы, залезаю по локоть. Пальцы – не глаза. Но с их помощью кое-что все-таки можно понять. В левом нагрудном кармане куртки дырка. Разошелся от старости шов. Я же зашивал. Новая, что ли, образовалась?

Хорошо, что подкладка куртки понизу прошита. Она как мешок. Охлопываю куртку. А вот она, связка. Теперь самое время сесть на скамейку и медленными движениями, как если резинку в трусы вдеваешь с помощью английской булавки, поднять ключи в закрытом матерчатом пространстве. Методично, как пойманную в сеть рыбу, чтобы не вырвалась.

Нет-нет, я не ликую. Нельзя. Да с какой стати – разве ж это находка? Просто не потерял. Мне противопоказаны эмоциональные качели. Нельзя допустить, чтобы подбросила радость, иначе через миг рухнешь в тоску. Тоска – слабо сказано.

Вот они, мои ключики – новые от дверей и старые от почтового ящика, от подъезда, от кейса. И еще, не помню уж, от чего. Они лежат в ладони, греются, будто токами высокой частоты. Того и гляди, схлопочешь ожог.

Фонтанчик в этом сквере небольшой. Стоит наклонно. Конечно, никто специально не нагибал. Так уже получилось. Пизанский фонтан, прям! Надо внуку об этом сказать. Есть еще пизанский домик на берегу Нагаевской бухты. Угол наклона 45 градусов. Здание морской инспекции. Как держится – непонятно. Все внутренности оттуда вынули, а снести – денег нет.

У нас есть фонтаны, похожие на биде.


Хватит, наверное, тут прохлаждаться. Домой надо. Как хорошо держать в руке ключи, убеждаясь в их наличии. Им можно было бы перекличку провести, как в армии и чтобы на первый-второй рас-считайсь!

И вдруг! Словно из обрыва Нагаевской бухты, из каждого ключа начинают бить прозрачные струйки, с небывалой силой, точно лучи лазера. В интернете предупреждали, что 2012 год будет годом активного солнца, длительные периоды, когда светило пошлет нам проблемы. У людей с неустойчивой психикой, художественно одаренных натур, людей творческого труда возможен усиленный приток художественных идей и даже галлюцинации. Но до 12-го года надо еще дожить. Стало быть, мы тут, в Магадане, впереди планеты всей шагаем! Лишь бы голова не лопнула.

И у нас маленькие роднички. Ключики. Наряду с другими чудесами природы.

Семь ключей, семь родничков. Там, на берегу бухты сильный запах смородины. Откуда берется? А смородину не вижу, далековато для моих глаз. Метров двести, наверное. И вверх. Как растет ольха, вижу, а смородиновые кусты – нет. Наверное, выше по склону прячется, а запах стекает вниз, если нет ветра.

Прислушаться – мелодию услышишь. Поющие струи. Музыкальные фонтанчики. В воде информация зашифрована, вот ее и читай, пользуйся ключом для дешифровки. Держу в руке связку ключей, грею теплом ладони.

Вы больше так не делайте, – прошу их.


МИНИМИГИ


За мгновение до гибели перед глазами человека пробегает вся его жизнь. А у меня все не как у людей. И жизнь такая невзрачная.

Припоминаю. Припоминаю. Ничего вспомнить не могу. Ну, да, вчера посидели в компании. Поспорили. Моча в голову ударила, может быть. На самом деле пиво. Одно от другого теперь трудновато бывает отличить. И Малахов больно много намудрил с жидкостьями.

Дальше провал, и вот я падаю с небоскреба. Было 100 этажей, теперь 60-й пролетел. Что ж, такая у меня, видно, судьба. Надо ее уважать.

10-й этаж, 5-й. Хлоп-с! Ого, какой удар! Но я не умер. Вот как!

Надо же!

Но ничего. Еще не вечер. Все еще впереди – и жизнь, и смерть. И последняя секунда.

В жизни человек умирает, как павило, однажды. Но разве не может быть исключений?


МУЗОН


Оказывается, диктатора Нарьегу выкуривали из укрытия сочинениями Ганзен Розес. Как вдарят громопушечной какофонией, он и увядает. Несколько дней продержался. Крепкий оказался, политик. Может, уши воском залеплял, как Одиссей. 10 дней выдюжил, если уж быть точным.

Вышел, как с иголочки. Ну, в смысле подсел на иглу.

Шило в мешке не утаишь. Ишь, какой.

Это не эскимосская ледяная избушка иглу, но пахнет стелькой, и он будто в стельку нажрался.

Иной раз рассеянная хозяйка сварит плов, а у него и вкус, и запах кота в сапогах.


УЖАС


Грушенька, Аграфена. Хороша необыкновенно. И муж служит в ГРУ, – великий любитель груш. Висит груша, нельзя скушать. Опять ужастик про суицид. Коллективный акт ухода в бессрочный отпуск. Муж себя три раза ножом в сердце пырнул, да и в петлю голову сунул, наподобие контрольного выстрела.

А красавица часа три себя мучила, иголки под маникюр загоняла, сигаретами жгла.

Висит груша, нельзя скушать. Лампочка. На самом деле героиню триллера так и звали лампочкой – Евлампией. Но у литературного негра Суворофф произошел сбой компьютерной программы. Фирма «Sony-golden hand» отзывает тираж для внесения исправлений.


АННОТАЦИЯ


Особенность нашего рецепта в том, что он служит концептом. Препарат не является пищевой добавкой. Да и лекарством не является и потому не имеет побочного действия.

Эффективность препарата превышает зарубежные аналоги. С другой стороны, медикамент оригинален и не имеет аналогов в Северном и Южном полушарии планеты. Не имеет ограничений по спектру применения и срока давности.

Подделка препарата вызывает у фальсификатора эффект «ты не прав», и горькие сожаления о содеянном. Отобранные образцы слез отправляются на анализ в Москву для сравнения с эталоном.

Лечебные клизмы при водяном гомеопатическом разведении позволяют начать лечение с чистого листа.


ЧТОБЫ СЛУЖБА НЕ КАЗАЛАСЬ МЕДОСМОТРОМ


Сахар бросается в пятки, и они лопаются. А для размягчения кожи требуется мочевина. Ее добавляют в гель. Можете не ограничиваться полумерами, а сразу обратиться к Малахову?

Походя, люди оклеветали вечный двигатель и лекарство от всех болезней. А есть уже и двигатель, и лекарство. Снимают видеосюжеты. Не веришь – сочти за сказку. Ясно одно: не все изучено в мире. Темная материя не познана. А хворь идет от робости и мандража перед Вселенной. Надо держать хвост пистолетом. Но вовсе не обязательно целиться себе в висок.


КАК ОТЖИГАЛАСЬ СТАЛЬ


Девушка мечтала отжигать в грязных танцах. Для того и поступила в общежитие уборщицей. Хотела отжигать и зажигать. Добавить новую трактовку понятия «топ-модель». У нее кровь закипала как жидкая углекислота. Устроилась стриптизершей по полставки – показывала половину своих прелестей. Когда начальство оборудовало камин, ей вменили обязанности истопницы, с 30-процентной доплатой за стриптиз. Джига! Асса!

Шлифовщица шеста, в отличие от специалистки первой древнейшей, менее рисковая и не чужда музыки. Возможно совместительство первой со второй и наоборот.

Кто ж не любит скачки у камина, милая моя, Фимина? Кто не любит полировать железный шест до зеркального блеска?

«Как закалялась сталь» – вроде что-то знакомое? Книга, на которой выросли старшие поколения. Отжигание стали – противоположный закалке процесс. Отжигают сталь, чтобы стала мягкой, пластичной, не хрупкой. Люди закаляли свой характер, а их правнуки отжигают – другое пришло время.

Кто-то, может быть, напишет роман «Как отжигалась сталь».


ПРИЗРАК ЧАЯ


Зима. Темнеет рано. Все раньше и раньше на нашем ранчо тьма. Словно реванш за белые ночи, дни серые, как в лунном свете. Светает в 11 часов. Бывает, достаю из холодильника блюдо с холодцом, ем, запиваю чаем, греюсь душевно.

Малюсенький электрочайник с синим смотровым окошечком на темной кухне. Шумит громко, греется. Так сильно шумит, что начинает казаться, что это маленький телевизор и передача с футбольного матча. Правда, я со своим слепошарием ничего не могу разобрать, что там показывают на крохотном экране. Кто ведет в счете. И откуда у нас этот крошка-телевизор? Небось, жена купила. Шумный, как паровозик.

Может, это ретропоказ первого в мире фильма «Прибытие поезда», который сняли знаменитые французские братья Люмьеры? А звук потом вставили. Какая все-таки нынче пошла техника – не заскучаешь – телевизор со встроенным чайником!

Пригляделся, понял: нет никакого телевизора. Просто чайник швейцарской марки, изготовленный по лицензии китайцами. Так-то оно ближе в действительности. Почему-то меня смешит это открытие, и я поддаюсь маленькой нечаянной радости. И мне хочется дать чайнику рублевку на чай – за усердие. Серебряный рубль, каких теперь нет.

… Эвенское название маленького чайника «Кубака», данное речке, перешло на месторождение золота. 100 тонн его было. Отработали, забыли. Ордена кое-кто получил. И как-то так усердно работали, что денежки в основном канадских партнеров озолотили.


ЧТОБ ЕМУ ПУСТО-ПУСТО БЫЛО


Есть в центре города магазин «Домино», и все мне кажется, что там забивают козла, и самый сообразительный добивается победы, сделав рыбу.

Уж не помню, покупал ли в нем рыбу. На самом деле приобретал какие-то продукты, выгадывая гроши на разнице цен, в чем заключается суть игры в домино большинства современных покупателей.

Козла связывают в поговорках с капустой и с молоком. Не нагибайте козла, его волк любит – санитар леса. Как с козла молока, или молочка от бешеной коровки? Было дело, покупали с коллегой такого молочка бутылочку, под праздник, и вспомнилось, как один малознакомый магаданец, поговаривали, сменил себе фамилию Козлов на Баранов. Чем руководствовался этот человек, трудно понять. А среди пишущих магаданцев известно как минимум два Козловых и два Волковых. Мир их праху.


ПОПЕРЕЧНЫЕ


С удивлением узнал из прекрасного словаря топонимов Леонтьева-Новиковой, что есть в Магаданской области несколько рек, названных Поперечными. Так их называли казаки-первопроходцы, в основном томские ребята, далекие предки, если эти реки текли поперек проложенному людьми пути. А ведь у меня сложилось ощущение, что люди плыли на суденышках по течению. Ногами тоже шли, на лошадях по тайге и тундре. До самого Ламского моря и дальше.

Моя мать называла поперечными людей строптивых, в том числе нас, сыновей. Я неоднократно удостаивался такой чести. Мой сын тоже поперечный, да и внук, бывает, ершится, причем, делает это из чистого искусства. И я про себя именую его продольно-поперечным, а то и диагональным.

Есть поэт Анатолий Поперечный, благодаря текстам сочиненных песен он обрел широкую известность. Имеет ли он какое-то касательство к тем рекам и первопроходцам, сказать трудно.

Знаю одного современника, заслуженного путешественника, который с Урала, где окончил институт, пришел в Магадан пешком из молодого удальства. Затем он прошел Колыму и Чукотку вдоль и поперек и по диагонали, совершал восхождения на вершины, а Колыма – край непуганых альпинистов,и давал покоренным вершинам имена первопроходцев. Правительство подтверждало эти географические действия законодательными актами.

Симпатизировал я туристу, читал его книги и много лет не знал, что все это время он живет с кардиостимулятором. А лет путешественнику уже за 70.


ТАТЬЯНА


Она вышла за Юрия, быть может, ради того, чтобы воспитывать его. В целом достойного человека, не лишенного блеска.

Делала так: подкараулит, когда он садится за стол заморить червячка. И начинает стращать. Мол, станешь толстым, а вдруг инфаркт. Ладно, если летальный исход, а если парализует? Я же тебя не подниму, бугая.

Лет уж 15, как умерла от рака. Теперь-то точно, без меня наберешь вес, – говорила до самого последнего своего часа. Инфаркт хлопнет, живо вес наберешь, а кто тебя поднимет, такого борова?

Юра не набрал вес, все такой же стройный, лет ему 75, а стариком назвать трудно. Ни лысины, ни брюшка. Каждый год к друзьям ездит за кордон, с ними он провел не один десяток лет, все передавал и передавал свой опыт. Вроде все передал, а жизнь не стоит на месте, уж новое поколение идет, ищет ума у камрада. У него идеи рождаются, одна за другой. Есть у русского друга профессорская жилка, строгость, да ум-разум. И легок он на подъем. Живчик.

А когда уезжает домой, к себе, на Урал, передают приветы семье, жене его, Татьяне, помнят ее, изящную, с потрясающим вкусом. И обижаются, что редко сопровождает она своего мужа в зарубежных поездках.

– Передавайте ей привет.

– Передам, конечно, – говорит Юрий, и ухом не ведет.


ГАЛЛЮЦИНАЦИИ


Часа в два ночи мой сын слышит стук, будто кто-то просится, чтобы впустили. Но не в дверь, стучат, а в пол снаружи. Костяшками пальцев: тук-тук. Будто кто-то лежит под полом, похороненный, и просится в мир живых поразмяться.

Такое не раз бывало. В этой квартире мы уже двадцать лет живем, мне тоже доводилось наблюдать необычное. Кот не раз приходил в невероятное возбуждение, шипел ни с того ни с сего, дыбил шерсть.

А осенью я шел на крытый рынок и перед тем, как переходить дорогу, вдруг ощутил сильнейших запах кислоты, будто из автомобильного аккумулятора. Годом раньше как раз на этом месте на меня опорожнилась чайка – будто облачком зубной пасты. Непростой, видать, пятачок пространства.

Сходил на базар, возвращался домой, и опять горло перехватило от облачка кислоты. Неужто десять минут не растеклось? Припомнилось, как за год до нового тысячелетия я заряжал дома новый аккумулятор, он так и пыхал кислотой. А я после зарядки машинально заткнул газоотводные пробочки. Не следовало это делать.

Далее без меня все шло. Аккумулятор взорвался в гараже СТО. Хорошо хоть, никого не убило. Глпвное дело, профи все делал, мог бы обратить внимания.

Я не слышу стука в пол, но иногда бывает, кто-то окликает голосом сына: «Папа!». Да и мать звала по имени, пока была жива. Она в Сибири, я на Колыме, а будто за спиной стояла.


ГУСИ


Запах пожарища равен запаху бани, протопленной по-черному. Маешься, дышишь гарью, не делая из этого трагедии. От банного духа к махорке нитка тянется. В бане первые самокрутки запаливали.

Рядом с баней ярко зеленел лужок, заросший подорожником и куриной слепотой. А также сабельником, шпажником, секирбашкирником. Зелень берега вровень с зеркалом пруда. Будто кусочек неба лежит в траве. Гуси в разнообразии поз, голосов и стихий. Плывут, причесывают воду клювами, роняют белый и серый пух в воду и на траву. И везде без разбора гадят, избавляются от продуктов жизнедеятельности и переговариваются басом. Ценнейшее удобрение испускают: берите, не жалко. Уважают себя за это.

Гуси – это вам не петухи. Гуси Рим спасли. И еще раз спасут, только дайте им этот Рим.

В Магадане с недавнего времени появились гусы. Видимо, пример пернатых оказался заразительным в хорошем смысле этого слова. Строго говоря, ГУЗ – это государственное учреждение здравоохранения, например, психоневрологическийдиспансер, возле магазина «Sony», где есть психоделическая музыка и разнообразная аппаратура, поражающая воображение профессионалов и любителей.

На Колыме тоже держат гусей: больно заманчиво бывает получить птичье мясо, считай задарма.

В зиму их не пускают, к весне надо запасаться птенцами. Когда дикие гуси отлетают на юг, один-другой остаются с домашними: больно уж теплая компания. Остаются, чтобы уж никогда не взлететь.


ТАБАК ДЕЛО


Как я сам отношусь к проблеме Курил? Там же экстремисты российский флаг сожгли. Небось, жалеют о своем поступке, когда их трясет, как липку.

Было время, по две пачки в день высаживал. Но в 84-м курить бросил. Я и пить бросил, островок трезвости у меня. И кофе уже не пью.

А папиросная бумага? Ценная сама по себе. Ее можно для шифровок использовать.

Чем травку курить, надыбали бы головой об стенку биться. Эффект повреждения мозга такой же. Стенка обита пробкой. Пробка какая? Не резиновая, не пластиковая, не корковая. Пробка дорожная.

Хорошее вино ехало к нам в шикарной машине. Но застряло в пробке.

500 лет, как Колумб привез в Европу табак. С тех пор весь наш мир – сплошной христофоровый колумбарий. Курят все, для многих это способ убить время. Часы и минуты поражает раковая опухоль. Рак пятится назад. Миллиарды раковых палочек дымятся в миллиардах губ. А еще есть пассивные курильщики. Фимиам сатаны.

А как же быть с политкорректностью?


СИМВОЛ


Милая старушка с царственно высохшим лицом, знаком с ней почти сорок лет, и она помнит меня, здоровается, всех помнит, кто попадался на глаза, помнит их верхнюю одежду. Теперь в раздевалке самообслуживание, ребята с автоматами стоят, да наметанный женский глаз не помешает.

Когда в первый раз я появился в обкоме, так называлось многозначительно, хотя в одном здании находился и облисполком, она уже была и ободрила меня. Вон уже сколько лет нет и того, и другого, она и в администрации области надзирает за одеждой, а теперь тут усиленный пост с рамкой, камерами наблюдения, да она сама все обозревает и радуется мне, соскочившему, да не совсем, а она-то никуда не уходила, и я помню, как ей что-то вручали, я пару лет поработал в аппарате представительной власти. И она, в костюме и с медалью, что-то произносила, ей, наверное, написали. Или у нее осталась с прежних лет шпаргалка: «спасибо партии и правительству и лично дорогому товарищу Ельцину Борису Николаевичу, ведь эта награда не только мне, а всему коллективу».

Эта женщина, старушка, двухсторонний символ прежней и нынешней жизни.


МАТЫ И ТАТАМИ


У нас маты ватные. Порой уматные. У японцев соломенные маты – татами. Знать бы, где упадешь, соломки бы постелил. Сено-солома, кости на грани слома. Там борец сумо свалил соперника с умом. Тот поначалу ощутил себя ватным ковриком прикроватным и усатым, как матрас. У него ноги гудят от мата. В голове мякина шуршит. Хорошо, что не умер на соломке, оставил бы соломенную вдову.

Наш мат похож на болото, оно под ногой дрожало, будто лягушку рожало. Боремся на сырой земле, ощущение – что на луне. Подлетаем. На бреющем боремся. На стригущем, похожем на стригущий лишай. Если ты скромный, то тюфяк, как теперь говорят, фак.

А женщина? Да, была. Ее звали Сумма, а ласково – Джил, от нее тряслись поджилки. И надкрылки.

На то и женщина, чтобы любить пуфики. Пуфф, – говорить.

А мне как-то по пиф-пафу. За ноги, да об пол. И все тебе вопросы пола. У стен есть уши, и стены делают стойку на ушах. Стенают. Но это шах. А далее последует мат – иначе говоря, умат.

Зато у потолка (пото-телка) есть толк. А у пола – только полы, как у пальто. Половые вопросы пола. Это вам не Пол Маккарти, который не гонял телят совместно с Макаревичем.

Я хожу по стеночке, сплю на потолке. У стены истины, у потолка – толк, как санитар леса – волк. И как доктор леса – дятел.

У двери есть вера. Окна. У них есть, что ставить на кон. На четыре кости. Но не домино оно.


ДО СНЕГА


Еще до первого снега было. На улице впервые в сезоне 9 градусов мороза. Молодежь ближе к ночи, в каком-то озверении едет на мокиках и квадрациклах. Рев стоит, будто диксиленд играет. А я иду пешком. И не в такт.

Играют парнишки в триктрак на тракторе. И на губной гармошке – похоже на сигнал неотложки.

И пентаграммы вместо колес.

Все возвращается на ромбы своя. Ой! На квадраты. Нет, на треугольники. На пентаграммы. На овалы своя. И, в конце концов, на круги. И все-таки квадраты. Поскольку основной вопрос, по мнению моего лучшего друга – квадратура круга. Если есть своя жилплощадь, хотя бы 15 квадратов. Все возвращается на эти квадраты, и мы этому рады.

Я полвека назад был пацаном. Жил у дока, где Обь протекает. Как любил я гонять на трамвае, повисая на колбасе! В городе юности так делали все. Не было моды на слово «колбасит», слышу и вспоминаю, как опаздывал в школу из-за задержки трамвая, как висел на поручнях, мысленно подгонял неуклюжее многотонное громыхающее создание, будто гоняя на танке. Пахло желтыми листьями и длинными красными искрами.

Три остановки до школы, можно пешком за полчаса. Если сразу, не мешкая, скорым шагом.

Я был влюблен в учительницу физики с оглушительным запахом сандалового дерева. Неуклюжую умницу, сам еще более неуклюжий. Найти бы ее теперь! Пусть она старушка, да и я сам не мальчик, а с годами сглаживается разница в возрасте. Миниатюрная, в кружевах и воланах. Я помню закон Ома, поэтому не сижу дома.

Нет, это она была влюблена в меня. Из-за моего ума, – так призналась сама.

Она спросила меня закон Кирхгофа, картавыми обветреннымигубами. И я отвечал неплохо, поскольку ходил в радиоклуб и вообще-то был не глуп.

Я бы стал физиком, если бы не палочки Коха. Заболел, поглупел, в результате стал лириком. И фотографом.

Я помню лица людей, на которых выпускал птичку: «Внимание, снимаю!»

Учительницу с запахом сандала я не помню в лицо. Но зачем, если и так закрываешь глаза. Я тогда еще не решался снимать влюбленных в меня женщин. Или она считала, что это непедагогично. Но сандаловый аромат оказался сильнее, впечатался на полвека.






Комментарии читателей:

Добавление комментария

Ваше имя:


Текст комментария:





Внимание!
Текст комментария будет добавлен
только после проверки модератором.