(по стихам Булата Окуджавы)

Возможно, вам покажется, что я начинаю несколько издалека, или даже совсем с другой стороны. И вообще, при чем здесь Булат Окуджава и его стихи? Но все же несколько вводных соображений необходимы.

Многие из известных культурологов, напримерМирча Элиаде, видят главное отличие между "древним" и "современным" человеком в разном отношении к основной категории Бытия - Времени. Определение «древний» в этом контексте не совсем точное, поскольку имеется в виду не столько историческое время проживания, сколько степень включенности в современные социальные структуры, состояние сознания. Правильнее было бы говорить об архаичном человеке.М. Элиаде 1 отмечает, что для архаичногочеловекаМиф был реальностью, в которой он существовали полагал себя его составной частью.Само понятие Времени для него было сакрально, Время существовало «сегодня и сейчас». Тогда как современный человек живет в профанном, или обыденномвремени. Для него времяпишется с маленькой буквы, оно есть всего лишь последовательность исторических событий, а вся его ценность именно в необратимости этой цепи.

Хотя, конечно, независимо от того, о каком сознании идет речь, современном или архаичном, в нем все равно присутствуют два типа Времени: сакральное и профанное (обыденное).И наш современник, испытывая смутную неудовлетворенность своей собственной личной историей (а кто доволен своей жизнью?), с помощью "отвлечения" часто пытается снова очутиться в том Великом Времени. Одна из типичных функций Мифа как раз и есть возможность обеспечить "вход" в изначальное неподвижное Время. Поэтому мы, часто не осознавая этого, возвращаемсяв реальность Мифа.

Существует два принципиальных способа "бегства", или “отвлечения”: чтение и зрелища. Стоит ли упоминать о том, насколько лирическая поэзия повторяет и продолжает Миф? По словам Р.Грейвза 2: «язык поэтического мифа … ведет свою историю с каменного века, оставаясь языком истинной поэзии». Таким образом, погружение в поэтическое произведение - это способ "бегства" человека в миф, или в некий другой возможный мир. То, что не существует в реальности, можно найти в тексте, как утверждает один из тезисов семантики возможных мировС. Крипке 3. Природа настоящей поэзии, ее воздействие на подсознание читателянастолько таинственны, что вряд ли можно придуматькакое-либо мерило, оценивающее их свойства. Насколько индивидуальна психика каждого человека, настолько же индивидуально и воздействие поэзии на нее. Однако можно проследить некоторые общие моменты, которые основаны на обращении поэтического творения к нашему подсознанию.Мне следует предупредить читателя, что этот текст ни в коей мере не претендует на литературоведческий или филологический разбор стихов Булата Окуджавы. Также как и, безусловно, не охватывает большинствааспектов его творчества. Задача ставилась достаточно узкая – это попытки выявить мифологическую составляющую и понять семантическое поле некоторых его стихотворений. Это семантическое поле, будучи связанным с мифом, всегда оказывает тайное, обычно не осознаваемое ни автором, ни читателем, воздействие на подсознание. Уловить черты этого воздействия я и попыталась.

Прежде чем переходить к конкретнымтекстам, хотелось бы привести цитату из рукописи неопубликованной книги «Реальность мифа» А.С.Бурштейна, В.И.Левита. «Каждый человек, знакомый с поэзией, наверняка встречался со стихами, содержание которых было или совершенно нейтрально, или с трудом поддавалось логическому анализу, но которые тем не менее вызывали необъяснимо сильный эмоциональный отклик. Примеры таких стихов можно найти в творчестве почти каждого большого поэта, независимо от направления, к которому он принадлежал, и от эпохи, в которой он жил. Тайна воздействия подобных стихов близка к тайне воздействия заклинаний…».

Как раз таким поэтом,творчество которогоочень часто вызывает необъяснимый рационально эффект, можно назвать Булата Окуджаву. В своей песенке датированной 1961 годом, он сам это верно подметил:

«На мне костюмчик серый-серый, /совсем как серая шинель. /И выхожу я на эстраду /и тихим голосом пою. /А люди в зале плачут-плачут…» 4. (Здесь и далее основные ссылки даны на издание: Булат Окуджава. Чаепитие на Арбате, «Корона-принт», Москва, 1998). Окуджава был не единственным поэтом, чьи стихи и песни, будучи официально не существующими, имели громадную популярность и распространялись в те годы буквально как огонь. Видимо, одна из причин этому-историческое время. Вспомните,какая «погода» в общественной жизни была в тотмоментна одной шестой части земной суши, именуемой Советский Союз.Это была оттепель, когда заледеневшая глыба коммунистического мифа, эсхатологического имилленаристского (под милленаризмом здесь понимаетсяучение о конце старого мира и возрождении в новом мире только для избранных), стала подтаивать, разрушатьсяи в ней уже явственно появились трещины.Однако Миф никогда не умирает, он просто меняет свои лики. Мифологическое мышление не может исчезнуть окончательно, потому что оно образует важную составную часть психики человеческого существа. Люди,не осознавая этого, стремятся к новому Мифу, который помогает им по-новому осмыслить мир. Потому, видимо, они и плачут, что чувствуют за текстом этот Миф и переживают состояние, похожее на катарсис.

Настоящаяпоэзия, как уже говорилось,может бытьмедиатором, помогающим совершить«выход за пределы Времени». Она помогает вернуться к первоначальному смыслу слов: когда все слова были просты, черное называлось черным, белое – белым, все слова имели смысл, и поэтому слово произнесенное имело силу.Если внимательно взглянуть на стихи Булата Окуджавы, то в них легко отыскать множество мотивов присущих Мифу. Такие мифические темы как: поиск островков Рая,героическое и мистическое посвящения,вечное возрождение и повторение -составляют основу многих его стихов.

Обратимся, например, к мистическому посвящению, или инициации. Существует представление, что инициация составляет ядро человеческого существования. Вся наша жизнь состоит из кризисов, падений, провалов и последующих самовозрождений - символической смерти и инициации при возрождениив новом состоянии. Обычно, в моменты возрождения мы мечтаем не о самом прошлом, а о возвращении чувств, которые мы испытывали в прошлом.

Среди литературоведов бытует мнение, с которым трудно не согласиться, что «инициацией, которой подверглось поколение Окуджавы, стала война»5.Лес очень часто явно илинеявно присутствует в стихах Окуджавы. А, если следовать идеям Проппа, лес обладает мифологической, или, точнее, ритуально-мифологической природой и играет одну из главных ролей в обряде инициации. В.Я. Пропп показал тесную связь этого обряда с лесом, ярко проявляющую себя в волшебных сказках. Непременные элементы обряда посвящения при переходе в новое состояние: отлучка, чаще всего вынужденная (изгнание); борьба с чудовищами, иногда вымышленными; победа и воцарение героя - все это важнейшие элементы волшебной сказки по В.Я. Проппу, и они уже упоминались как главные составные части Мифа.Лес в стихах разный, но очень часто связан с войной, а война для молодого человека, как уже говорилось выше, и есть испытание – инициация - иногдаравносильное смерти. Можно привести множество цитат из разных стихов, но лучше остановимся подробнее на нескольких примерах.

Первый - очень известный: «По смоленской дороге». Стихотворение-песня было написано в 1960 году и посвящено Ж.Б. (Жанне Болотовой). Но почему-то в сознании многих оно неразрывно связано с давно окончившейсявойной. В нем настолько глубоки эти связи, что, «по свидетельству С. Рассадина, маршал Жуков утверждал, что слышал эту песнюв 1943 году»6. Я тоже всегда считала, что это про войну, но недавно, еще раз внимательно перечитав текст, не смогла найти в нем ничего, что обычно приписываетсявоенной теме. Так в чем же дело?

«По смоленской дороге…»:

По Смоленской дороге – леса, леса, леса.

По Смоленской дороге – столбы, столбы, столбы.

Над Смоленской дорогою как твои глаза, -

две вечерних звезды – голубых моей судьбы.

По Смоленской дороге – метель в лицо, в лицо,

Все нас из дому гонят дела, дела, дела.

Может, будь понадежнее рук твоих кольцо –

покороче б, наверно, дорога мне легла.

По Смоленской дороге – леса, леса, леса.

По Смоленской дороге – столбы гудят, гудят.

На дорогу Смоленскую, как твои глаза,

две холодных звездыголубых глядят, глядят.

(«По Смоленской дороге», [1], стр.93)

Начнем немного издалека, с того, что в нашем сознании значит дорога. Ведь это слово наиболее часто (семь раз!)встречается в стихотворении. В восприятии слова «дорога» всегда существуют два полярных момента. С одной стороны, дорога – это радостное ожидание перемен, предвкушение нового, изменения в судьбе. В немзадействованы такие мощнейшие свойства человеческой психики, как любопытство и страсть к исследованиям. Но, с другой стороны, любая дорога - это хлопоты, неудобства, опасность, исходящая от этого самого нового, в конце концов. И сразу начинает работать не менее мощный инстинкт самосохранения. Дорога – это борьба, активное действие с непредсказуемым результатом. А что означает для русского человека словосочетание «смоленская дорога»?Да оно у нас уже на подсознательном уровне сидит! По смоленской дороге с победными знаменамипришел на русскую землю Наполеон. И по смоленской дорогебежали обратно жалкиеостатки его армии. Через сто с небольшим лет этот урок был повторен, он отпечатался в памяти еще крепче. Так вот же оно, первое и окончательное погружение в войну! Так уж сложилась наша история, что большая часть времени была занята сражениями. Смоленская дорога – это одно из многих словосочетаний,записанных в нашей глубинной памяти под знаком «война».

Кроме того,возникшая с первых же строк дорога неотделима от леса. Я напомню, что означает лес в мифологическом плане. Во-первых,это место где всегда проводились мистерии посвящения. Во-вторых, лес обычно окружает пространство, отличающееся от обыденного, и дорога в иной мир ведет через лес.Оба этих его свойства тесно связаны друг с другом. И связь эта состоит в том, что любое посвящение символически означало смерть.

Своеобразно построен весь текст,в нем словно происходит движение по спирали вверх, и вверх, и вверх…. Такое впечатление создает, например, повтор слов в конце почти каждой строки. Восходящее движение взгляда от дороги по столбам вверх - и до звезд. Кружение метели, разорванное кольцо рук. А подобное восхождение вверх по спирали тоже должно вести в иной мир. Глаза-звезды, которые глядят сверху, вечерние, а не утренние. Вечер является окончанием дня, очень смутным и неверным временем суток, как раз тем временем, когда наиболее вероятен переход в другой мир.Видимо, здесь будет уместно пояснить, что скрывается за словами «иной мир» - в древности этот мир называли миром мертвых, теперь на обыденном языке мы обычно называем его миром иным.

И вот, если принять это предположение о дороге в мир иной, то очень многие образы в стихотворении сразу встают на свои места, складываясь в мозаику. Действительно, весь текст пропитан печалью. Печаль прощания звучит и в строках о ненадежном кольце рук, и в неизбежности длинной дороги. Звезды недостижимы, и в этом спрятана невозможность возвращения. Глаза как звезды, глядящие на человека, издревле тоже были связаны с дорогой в мир мертвых, считалось, что они способны охранять, передавать знания, помогать на этом трудном пути. Голубые, холодные, отстраненные звезды – чьими глазами они могут быть? Действительно, не глазами земной женщины, а глазами неумолимой судьбы. Но все это и есть судьба человека, уходящего из дома на фронт. Это и есть то неумолимое мужское дело, которое способно выгнать мужчину из дома в дорогу с безумнойнадеждой вернуться. Однако дорога, на которую он вышел,часто становится дорогой без возврата. А если мужчина–воин и возвращается обратно, то это ужесовсем другой человек: война наносит нестираемые шрамы не только на теле.

А вот второй пример. Лес, очень непохожий на предыдущий, хотя по-прежнему тесно связанный с войной:«Низкорослый лесок по пути в Бузулук,/ весь похожий на пыльную армию леших…»(«Из окна вагона») постепенно перерастающий в настоящую армиюи тут же оказывающийся вечным, бесконечно повторяющимся сюжетом. Но это же и есть Миф о вечном возвращении! Напомню, что мифическиетемы инициации и вечного возвращения по самому своему смыслу неизбежно переходят друг в друга. «Их седой командир, весь в коросте и рвани,/ пишет письма домой на глухом барабане,/ позабыв все слова, он марает листы. /Истрепались знамена, карманы пусты, /ординарец безумен, денщик безобразен…». И любая попытка увидеть в этом лесу что-то другое, приводит только к восклицанию: «Как сюжет нашей памяти однообразен!» Чтобы «вернуться к истокам» и возродиться заново, необходимо пройти через хаос и забыть все. Эта мысль о хаосе и полном забвении, самая главная в мифе о возвращении, повторяется несколько раз в таком небольшом стихотворении. Кстати, как обряд инициации состоит в забвении себя и возрождении в новом качестве, так и кровавый обряд войны тоже состоит в разрушении и последующем возрождении.

Еще один пример, казалось бы, другого леса и совсем другого сюжета. Посмотрим внимательней на стихотворение «Март великодушный». На первый взгляд, тема войны в нем никак не возникает. Однако разрешите вам напомнить, что Миф потомуи есть Миф, что он многолик. Один мифический сюжет незаметно превращаетсяв другой, и между ними трудно провести грань.Чтобы иметь возможность возродиться, надо вначале умереть. Любое рождение нового предполагает хотя бы частичное разрушение старого в тот момент, когда оно производит на свет это новое. Поэтому Миф о конце света (войне) плавно перетекаетв Миф о бесконечном повторении (новом рождении) в этом стихе. А Миф о бесконечном повторении, кстати,естественным образом тесно связан с мифической темой инициации.

Март великодушный

У отворенных у ворот лесных,  

откуда пахнет сыростью, где звуки 

стекают по стволам, стоит лесник, 

и у него -- мои глаза и руки. 

 

А лесу платья старые тесны. 

Лесник качается на качкой кочке 

и все старается не прозевать весны  

и первенца принять у первой почки. 

Он наклоняется -- помочь готов,  

он вслушивается, лесник тревожный, 

как надрывается среди стволов 

какой-то стебелек неосторожный. 

Давайте же не будем обижать

сосновых бабок и еловых внучек, 

пока они друг друга учат, 

как под открытым небом март рожать!

Все снова выстроить - нелегкий срок,

как зиму выстоять, хоть и знакома... 

И почве выстрелить свой стебелек,

как рамы выставить хозяйке дома... 

...Лес не кончается. И под его рукой

лесник качается, как лист послушный... 

Зачем отчаиваться, мой дорогой? 

Март намечается великодушный! 

Сначала тривиальное замечание - отворить ворота можно только в том случае, если они были до этого закрыты. Одно из значений слова отворить: позволить тому, что находится внутри выйти наружу.В конце стихотворения станет ясно, что их отворили специально для марта, который появится из леса, а пока я только зафиксирую эту догадку.Слово «лесник» в народной мифологии эквивалентно слову леший. Лесник стоит возле ворот со стороны леса, он принадлежит лесу. Из человеческих атрибутов у него есть только глаза и руки.Отметим, что эти глаза и руки человеческие, а не лесные, они чужие для леса. То есть, лесник как бы проводник между мирами:человеческим вне леса и особым лесным внутри. Во внутреннем мире леса сыро и темно. Влага и темнота всегда связывались с материнским лоном и плодородием. Вот оно и первое упоминание Мифа о вечном повторении. Сырость пахнет, звуки как влага, стекают вниз – еще один кивок в сторону того же Мифа плодородия или вечного возрождения.

Лесу стали тесны платья, как беременной женщине (чуть позже идет разговор о первенце) – все в ту же копилку Мифа плодородия.Почему качается лесник? Он, слабый и тонкий, балансирует на кочке (кстати, по народным поверьям дороги лешего пролегают именно по болотам). Лесник из мира леса, но не целиком. Глаза и руки у него из мира человеческого, они и создают эту неполноту, а любая неполнота порождает слабость. Мы уже знаем, что в лесу звуки эквивалентны влаге и стекают по стволам, поэтому он наклоняется, чтобы вслушаться в звуки находящиеся внизу.Кроме того, еще одна странность этого леса – в нем, собственно говоря, нет того, что мы называем растительностью. Есть стволы, есть стебельки, и то и другое имеет одинаковое строение, но разные размеры. А у стволов не только сходное строение, но даже одинаковое название с оружейными и пушечными стволами. Вот и послышался голос войны. Война - это опасность для живого.Она естьв тревоге лесника: тревога – опасность. И «неосторожному стебельку»: надо быть осторожным, потому что существует опасность. Опасность разрушения исходит и из его надрыва: надрываются все звуки войны, и пушечные выстрелы, и вой фугаса или сирены. Однако и младенец в люльке тоже надрывается. Как все же в этом стихотворении переплетены две стороны Мифа: разрушение и возрождение!

Кстати,тривиальное замечание, фаллические символы стволов и стебельков тоже имеют отношение к Мифу плодородия. Звуки водой стекают вниз, упругиестебельки стремятся вверх, происходит непрерывное встречное движение.Хм…, можете обвинять меня в фетишизации представлений Фрейда, но этопервое, что приходит на ум.Сосновыебабки и еловые внучки рожают март.

Лес Окуджавы удивительно напоминает лес, возникший в стихотворении Бориса Пастернака «За поворотом»8.Ключевые строки там:«За поворотом, в глубине/ лесного лога,/ Готово будущее/ мне Верней залога» Да это же Лес, который воспроизводит Время! И действительно, когда строят что-то материальное, то о работе говорят «нелегкая работа». Когда речь идет о времени – говорят «нелегкий срок». Чтобы выпустить созданное творение, надо отвориться, отторгнуть от себя.И последнее, здесь будет уместно напомнить, что во всех европейских языческих культурах существовал обряд весеннего умерщвления духа дерева, или Царя леса. С тем, чтобы он возродился в новом молодом и более крепком теле. Вот и лес в стихе не кончается! Именно потому и будет великодушен март. Смерть всегдарассматривается как необходимая прелюдия к возрождению и неоставляет места отчаянию.Миф никогда не умирает.

И самое главное, что проходит, как золотая нить, почти через всестихи Окуджавы - это структурирование обыденного времени. Присмотритесь, оно в его стихах ведет очень странную, непривычную нам жизнь.Движется не время - движемся мы, причем произвольно и в любом направлении.Нет прошлого и настоящего, нет жизни и смерти, а есть все сразу. «Не верьте, не верьте, когда по садам закричат соловьи: у жизни и смерти еще не окончены счеты свои»9 (Песенка о пехоте). Но ведь это и есть реальность Мифа, для которого Время представляет категорию обратимую.

Вот, к примеру, попробуем прочитать внимательно стихотворение, которое дало имя целому сборнику.

«Чаепитие на Арбате»10

Пейте чай, мой друг старинный, 

забывая бег минут. 

Желтой свечкой стеаринной 

я украшу ваш уют.

Не грустите о поленьях,

о камине и огне...

Плед шотландский на коленях,

занавеска на окне.

Самовар, как бас из хора, 

напевает в вашу честь, 

даже чашка из фарфора 

у меня, представьте, есть.

В жизни выбора не много:

кому — день, а кому — ночь. 

Две дороги от порога:

одна — в дом, другая — прочь.

Нынче мы — в дому прогретом, 

а не в поле фронтовом, 

не в шинелях, и об этом 

лучше как-нибудь потом.

Мы не будем наши раны 

пересчитывать опять. 

Просто будем, как ни странно,

улыбаться и молчать.

Я для вас, мой друг, смешаю 

в самый редкостный букет 

пять различных видов чая 

по рецептам прежних лет.

Кипятком крутым, бурлящим 

эту смесь залью для вас, 

чтоб былое с настоящим 

не сливалось хоть сейчас.

Настояться дам немножко, 

осторожно процежу 

и серебряную ложку 

рядом с чашкой положу.

Это тоже вдохновенье... 

Но, склонившись над столом, 

на какое-то мгновенье 

все же вспомним о былом:

над безумною рекою 

пулеметный ливень сек, 

и холодною щекою 

смерть касалась наших щек.

В битве выбор прост до боли:

или пан, или пропал... 

А потом, живые, в поле 

мы устроили привал.

Нет, не то чтоб пировали, 

а, очухавшись слегка, 

просто душу согревали 

кипятком из котелка.

Разве есть напиток краше?

Благодарствуй, котелок! 

Но встревал в блаженство наше 

чей-то горький шепоток:

«Как бы ни были вы святы, 

как ни праведно житье, 

вы с ума сошли, солдаты:

это — дрянь, а не питье!

Вас забывчивость погубит, 

равнодушье вас убьет:

тот, кто крепкий чай разлюбит, 

сам предаст и не поймет...»

Вы представьте, друг любезный, 

как казались нам смешны 

парадоксы те из бездны 

фронтового сатаны.

В самом деле, что — крученый 

чайный лист — трава и сор 

пред планетой, обречённой 

на страданье и разор?

Что — напиток именитый?.. 

Но, средь крови и разлук, 

целый мир полузабытый 

перед нами ожил вдруг.

Был он теплый и прекрасный... 

Как обида нас ни жгла, 

та сентенция напрасной, 

очевидно, не была.

Я клянусь вам, друг мой давний, 

не случайны с давних лет 

эти чашки, эти ставни, 

полумрак и старый плед,

и счастливый час покоя, 

и заварки колдовство, 

и завидное такое 

мирной ночи торжество:

разговор, текущий скупо, 

и как будто даже скука, 

но... не скука — естество.

Хотя в тексте нет никакого упоминания о времени дня,можно понять, что это вечер, или даже поздний вечер (я уже говорила об особом значении этого времени суток). Встреча двух старых людей. Действительно, для того, чтобы стать старинным другом, надо хотя бы прожитьдостаточно долго. Уют свечи могут создать своим светом,значит это время дня, когда обычно зажигают свет.Чай предлагают для того, чтобы помочьпрервать бег минут, выйти из обыденного времени. Свеча в данном контексте напоминает нам о краткости существования – сгорела, и нет ее. Эта инверсияеще больше подчеркивает, что время застыло в неподвижности.К тому же эта свеча из стеарина. Из него, действительно, делают свечки. Вернее, делали раньше, давным-давно, сейчас свечи не стеариновые, а парафиновые. В чистом виде стеарин белого цвета, но эта свеча уже давно пожелтела от бега минут, как желтеет бумага от времени. А самовар будет петь басом, только если он настоящий, не электрический, электрический всего лишьповизгивает тенорком. Таким образом, с самого начала, в первыхстроках происходит очень изящный разворот от настоящего и погружениев прошлое.И, обратите внимание, «закрытие» от настоящего: тело закрыто пледом, окна закрыты занавесками. И не верьте, не верьте следующимдвум катренам о том, что еще можно выбрать день или ночь, дом или фронтовое поле. Мы уже выбрали, мы уже там, на военном поле.

Самое времязаметить, что, в сущности, небольшое колдовство уже стало явным, чтобы то былое, в которое мы погрузились, не сливалось с настоящим. Завариваются старинные чаи (указано даже их точное количество), помешиваются серебряной ложечкой (надо ли напоминать о таинственной и колдовской сущности серебра?) И, наконец, в тексте прямое упоминание о том, что мы оказались в прошлом «…все же вспомним о былом…».

Итак, время изменено, и мы снова находимся над безумною рекою. Видимо, уместно заметить, что вода, или преграда из воды, всегда служила границей между различными мирами. Мы ее уже практически преодолели, так как находимся «над» рекой. И здесь, у нас, темно и холодно (ливень, холодная щека смерти), и все задано заранее (выбор прост до боли), потому что это мир без времени. В таком случае нет смысла говорить о живых телах, тела бренны и живут во времени. Здесь они не присутствуют,этомир нематериальный.

Есть живые души и согревать надо именно их.Кипяток в этом мире символизирует всю пищу сразу, в том числе соответствует чаю в материальном мире. Война, с точки зрения здравого смысла, все же полный абсурд – потусторонний мир, вне времени и вне материальности. И как бы ни было праведно убийство врага, в физическом мире это все равно убийство. Однако солдатские души святы и их житье праведно – а именно так говорится в следующих строках - еще одно напоминание о нематериальности

состояния. И разговор, как таковой, они ведут тоже не обычный, молча. Помните, говорилось «просто будем, как ни странно, улыбаться и молчать».

Кто шепчет? Так ведь об этом есть прямое упоминание: шепчет им фронтовой сатана, напоминая о чае. И, внимание, напоминая о физическом мире! Действительно, это может сделать только сверхъестественная сила; среди бестелесных душ, живущих вне времени должно царить полное равнодушие и забывчивость, потому что память - это одно из воплощений времени.Вот и следующее упоминание о чае, как волшебном напитке, способном переносить нас междувременами,и возвращать нам память. И, правда, кому нужны души без памяти, они будут ничейными в мире, подчиняющемся течению времени.

Снова совершается очередное путешествие в настоящее, в полузабытый нами грешный, суровый, страдающий мир. Обратите внимание, что в концезавеса даже более плотная, ставни, а не занавески, прямо сказано, что плед старый.Не случайны все эти атрибуты ворожбы, наоборот, они крайне необходимы, чтобы перемещаться между разными состояниями.

Еще несколько примеров отдельных примечательных строк из разных стихотворений. Время можно подарить как в стихотворении «Ударил колокол по свету./Поэт прочел веселый стих./А ты почувствовал, что нету/еще десятка лет твоих…» (Колокол, С. Наровчатову11).

Время может внезапно обрести подобие реальной плоти, став довоенной жизнью, прошлым (стихотворение «Я ухожу от пули,  делаю отчаянный рывок…»12), и разглядывать автора: «…Васильками над бруствером, уцелевшими от огня,/склонившимися над выжившим отделеньем,/жизнь моя довоенная разглядывает меня /с удивленьем…». Здесь сама по себе замечательная инверсия смыслов. Обычный образный ряд: человек разглядывает свою прошедшую жизнь как на экране в кино. Однако здесь время-жизнь разглядывает человека, да еще с удивлением.И по закону симметрии семантических рядов такая инверсия вызывает более сильную эмоцию у читателя. Буквально после нескольких строк это влияние еще усиливается, потому что прошлое в них сливается с будущим «…пусть синими их глазами глядит и глядит на нас/идущее за нами поколенье». 

По времени можно свободно перемещаться, как в хорошо известном стихотворении «Дежурный по апрелю»13, тоже посвященном Ж. Болотовой.«Из конца в конец апреля путь держу я. / Стали звезды и круглее и добрее. /"Мама, мама, это я дежурю,/ я дежурный по апрелю!" Или, как в стихотворении «Ангелы»14: «…Слова, слова... О чем они? / И не припомнишь всех. / И яблочко моченое /упало прямо в снег./ На белом снегу/лежит оно./Я к вам забегу /давным-давно,…» Еще один дополнительный «временной» знак в этих строках – яблоко, символ бессмертия.

«Песенка о белых дворниках» «…...Мы тоже стараемся. Метлами пестрыми взмахиваем. / Нам тоже, как дворникам, очень не сладко стареть. / Мы метлами пестрыми взмахиваем, годы стряхиваем,  / да только всего, что накоплено, нам не стереть».  Космогонический Миф утверждает: чтобы исцелиться от Времени, необходимо «вернуться назад», стереть груз прожитых лет. И строки стиха дают прямое словесное воспроизведение этой идеи. К тому же, в этом стихеочень интересны и сами «белые дворники», однако «нельзя объять необъятное» в одном небольшом тексте и подробно разобрать все стихи.

Три подробно разобранных примера и несколько цитат это только малая часть той мифологической составляющей, котораяотражена в стихах Булата Окуджавы. Момент игры Времени, всевозможных его изменений и необычного структурирования нетрудно обнаружить в очень многих стихотворениях. Но для того, чтобы структурировать что-либо, необходимо это что-либо познать. Познав его, вы получаете над ним власть, пусть даже мысленную. Уже вы можете давать то или иное имя, и тем самым давать жизнь. Видимо это и есть самый завораживающий момент в его текстах. Они позволяют мысленно освободиться от Времени, вернуться в Мифическое Время, к истокам и началу всех начал. А это, как уже отмечалось,и есть одна из неудовлетворенных внутренних потребностейчеловека, живущего в современном обществе.

1 Мирча Элиаде, Аспекты мифа. М., Академический проект, 2001.

2 Р.Грейвз. Белая богиня, Екатеринбург, УФактория, 2005, стр.7.

3 С.Крипке. Семантическое рассмотрение модальной логики //Семантика модальных и интенсиональных логик. М.,1981.

4 Булат Окуджава. Чаепитие на Арбате, стр.61.

5 Л.Дубшан. Вступительное слово к книге: Б.Окуджава. Стихотворения. «Новая библиотека поэта», С-Пб, 2001, стр.15.

6 Л.Дубшан. Вступительное слово к книге: Б.Окуджава. Стихотворения. «Новая библиотека поэта», С-Пб, 2001, стр.626.

7 Булат Окуджава. Чаепитие на Арбате, стр. 157.

8 Б.Л. Пастернак. Стихотворения и поэмы, С-Пб., Кристалл, 1998б стр.494,

9 Булат Окуджава. Чаепитие на Арбате, стр. 104.

10Булат Окуджава. Чаепитие на Арбате,стр.286.

11Булат Окуджава. Стихотворения. Санкт-Петербург, "Академический проект", 2001, стр. 159.

12 Булат Окуджава. Чаепитие на Арбате, стр. 47.

13 Булат Окуджава. Чаепитие на Арбате, стр. 94.

14 Булат Окуджава. Чаепитие на Арбате, стр. 29.

Комментарии читателей: