Николай Игнатенко «Новые стихи»

 

БЕЛЬЧИКОВ

 

 Любимая! Останься на века…

 Владимир Бельчиков

 

Удивлен, жизнерадостно честен,

не сказать, что в себя углублен,

он был в Томске настолько уместен,

что, немного и Томском был он.

 

Кто, как он, у любимой попросит,

чтоб осталась она на века?

Кто вошел по-мальчишески в осень,

и бравируя этим слегка?

 

С близорукой улыбкой нанайской

кто ж теперь по Тверской пробежит,

чтобы в церковь поспеть на Алтайской,

чтоб успели за нас отслужить –

 

за поэтов-друзей и за близких…

Торопясь, беспокоясь, он жил.

Я поклон тебе шлю самый низкий,

не костей не жалея, ни жил!

 

О тебе буду помнить, Володя.

Ты ушел. Станет в жизни темней.

Что ж поспешно так в нашем народе

гаснут лики любимых людей?

 

 

ГИТАРА И СЛОВО

 

Страсть гитары. Вино «Мадера».

Струнный всплеск как испуг, как зов.

У тебя такая манера

петь, едва лишь касаясь слов.

 

И хоть звук гитары роскошен,

а твой голос, как шелест листов,

все равно мне, милая, тошно

быть навечно галерником слов.

 

Ни компьютера, ни бумаги

не хочу под рукой иметь.

И в груди зреет ком отваги,

заставляя скандалить и сметь.

 

Я бы мог записать словами

непочатую нежность души

ту, которая между нами,

та, что требует: не дыши!

 

Но ведь это – опять потеря,

якорь слов тормозит восторг.

Я в любовь обреченно верил,

но не верил в ее итог.

 

Потому что в подлунном мире,

где твой голос и нежен и нов,

даже рядом, в твоей квартире

я навечно галерник слов.

 

Друг для друга кто интересен

так, что бросить творить готов?

Как быть страстным помимо песен

и влюбленным помимо слов?

 

 

ЧУЖЕСТРАНЕЦ

 

Благоговею перед красотой

природы ль, женщины ли, вычитанной мысли.

Замрешь как будто перед высотой –

как низменность перед началом выси

надменной, недоступной и крутой.

 

Пронзай меня больнее, красота!

Нет для души целительнее раны! –

Любая достигается мечта,

и все границы открывают страны,

когда снисходит в души красота.

 

Но мир спасет ли красота, не знаю.

Сегодня алчность – основной инстинкт.

И грубо отодвинутая к краю,

взлетит ли снова красота в зенит

или низвергнется, я до сих пор гадаю.

 

А может быть, все проще и ее

на полпути к зениту прикупили,

нарочно затупили острие

и радостно галдя: «Чтоб мы так жили!»,

и защищая яростно: «Мое!»

 

…что мне до них. Я из страны иной.

Благоговею перед красотой.

 

 

ПЕРЕДЕЛКИНО – КОМАРОВО

 

ОЖИДАНИЕ В ПЕРЕДЕЛКИНО

 

Настроенье мое – пасхальное,

хоть и пост наступает великий,

и улыбки мне шлют печальные

в переделкинском кладбище лики.

 

Пробегаю до станции мимо я

тех усопших моих кумиров,

что при жизни любить любимых

завещали, прощаясь с миром.

 

Жду тебя не дождусь в Переделкино,

хоть и ждать здесь покойно и просто,

если бы не досады мелкие –

ну, простуда! – гулял бы под соснами.

 

Ждал тебя не страдательно. Звонко,

как важнейшего в жизни события,

ну, как свадьбы, рожденья ребенка,

как последней проблемы зарытия.

 

И живется мне, хоть и сопливо,

над собою вполне насмешливо,

долгожданно красиво – счастливо,

словно завтра свидание с женщиной,

 

от которой судьба переменится.

В замороженном Переделкино

жизнь вдруг сложится как поленница,

пусть не полностью, с недоделками.

 

Хорошо бы мечтам исполниться

на исходе моей сопливости.

В патриаршем подворье звонница

тоже требует справедливости.

 

 

ОКНО

 

Мое окно без переплетов –

простая рамка для картины.

Шарфом из снега парк замотан

и не страшны ему смотрины.

 

Под снегом сломанные ветки,

под снегом прочие изъяны.

И смотрит парк вполне приветливо

на человечество и страны.

 

С картиной этой поселился

и через месяц с ней уеду.

С деревьями в окне так сжился,

что часто с ними вел беседу.

 

И этот кадр в мозгу засевший

из переделкинских сидений

во мне уехавшем, нездешнем

началом будет сновидений.

 

О там, как рамку для картины

я мастерил в квартире томской,

и все еловые лесины

надменно превращались в сосны.

 

 

ПРИХОДИ КО МНЕ В ПЕРЕДЕЛКИНО

 

Как войдешь в Переделкинский парк, 

 Прямо двигайся по дороге – 

 Потеряться нельзя никак, 

 Разве только откажут ноги 

 От наивных нахлынувших чувств: 

 Сколько молено здесь перемолено! 

 Я помалкиваю, Златоуст, - 

 Сердце грустью густой переполнено. 

 Шестьдесят и еще целых пять 

 Мне, смешному мальчонке, при этом. 

 Тщусь зачем-то, стараюсь писать, 

 Все экзамен держать на поэта. 

 Но настолько уже опоздал! 

 (Здесь не пишут стихов, их не слышно). 

 Поэтический ихтиозавр, 

 Не престижный, ненужный и лишний. 

 Но! Забудь навсегда о стихах! 

 Здесь красиво как в ангельских душах, 

 Здесь куда-то девается страх, 

 Здесь не врут, не воруют, не душат. 

 На условности плюнь, захоти! – 

 Ну чего не случается в мире! 

– Поднимись на этаж, заходи 

 В дверь за номером двадцать четыре.


 

ЗИМНИЕ ПРОГУЛКИ ПО КОМАРОВО

 

Каждый день обхожу я снова

весь поселок пока есть силы.

Деревянное Комарово -

будки, дачи, дворцы и виллы.

 

Так безлюдно и так заснежено!

Здесь - не шумное Подмосковье.

Просыпаются чувства нежные,

что заканчиваются любовью.

 

Пусть с антеновыми тарелками,

и заборы стоят трехметрово.

Деревянное Переделкино,

деревянное Комарово.

 

Тот и этот в лесу изваянные

и по-своему бестолковы.

Переделкино деревянное,

деревянное Комарово.

 

Но отталкиваясь от простого –

отличаются друг от друга

Переделкино от Комарова,

как столица от Петербурга.

 

И поэтому снова и снова

нахожу его мягким и милым.

Деревянное Комарово,

будки, дачи, дворцы и виллы.

 

 

ВЫБОРГСКАЯ ЭЛЕКТРИЧКА

 

И с какого такого испуга

каждый вечер встречаю снова

электричку из Петербурга

я на станции Комарово?

 

Бес в ребро, говорили мудро,

если бороды с сединою.

Электричка из Петербурга,

ты кого мне везешь с собою?

 

Сердце сладкая вяжет судорога,

расправляются крылья к полету.

Электричка из Петербурга,

радость мчишь мне или заботу?

 

И как сказочная каурка,

словно лист станешь перед травою.

Электричка из Петербурга,

что же делаешь ты со мною?

 

С пассажиркой не быть друг без друга,

хоть и поздно я сделал выбор.

Электричка из Петербурга,

что ж так медленно едешь в Выборг?

 

 

КАТАНИЕ НА ФИНСКИХ САНКАХ

 

Вдвоем на санках финских да со свистом,

спускаться прямо к Финскому заливу

по комаровской улице Ковалерийской

опасно, круто, но, поверь, красиво!

 

А тот, что на полозьях сзади, он расчетливый.

А та, что на сиденье, та красавица.

Они всем видом зрителям подчеркивают:

кататься нравится.

Они друг другу нравятся.

 

И потому спускаясь вниз по улице,

ну, упадут два раза, не без этого,

не повредят красавице и умнице

ни косточки из тонкого скелета.

 

И снова вверх поднимутся, заснежены

февральским счастьем, рыхлою дорогой.

Как люди ласковыми могут быть и нежными,

когда в друг друга влюблены и долго!

 

И кем-то мудрым так уж все устроено,

что без любви нас счастье не находит.

А девушка на санках очень стройная,

а парень на полозьях тоже, вроде.

 

 

КОМАРОВО

 

Первый раз проживаю достойно.

Белый снег. Комарово. Февраль.

Мне возвышенно здесь и покойно.

Не грущу. Не жалею. Не жаль.

 

Лишь Иван Николаевич Овинцев

хмыкнул, полный мне дав пансион.

Мол, писателем каждый становится

здесь, хоть не был писателем он.

 

Да тем более номер двенадцатый:

люкс, просторно и первый этаж.

Только боязно все же вселяться,

ну, как в Лувр, как в Дорсэ, в Эрмитаж.

 

Но вселился – докладывать смею вам.

И зима за окном расцвела.

Ах, спасибо Вам, Анна Андреевна,

что писала, любила, была.

 

От души вы могли бы смеяться

на мою запоздалую роль:

снова в номере Вашем двенадцатом

проживал сероглазый король.

 

Из далекого города Томска

неизвестный, но гордый поэт

счастлив был, что разглядывал сосны,

те, что с Вами встречали рассвет.

 

Счастлив был, что не надо тревожиться

о конечности жизни любой,

что судьба неминуемо сложится

так, что он не захочет другой.

 

 

КЕДР

 

Комаровский писательский желтенький дом.

Вид на кедрик из нижнего номера.

Сколько душ проживало писателей в нем!

Сколько кануло, Господи, померло.

 

Лишь Ахматовой Анны святая душа

возле кедра, не росшего с нею,

все витает, витает, его тормоша,

и ее он считает своею.

 

Обступившие кедрик деревья стоят

будто дела им нет до мохнатого.

Да тем более лет ему не пятьдесят,

и его не сажала Ахматова.

 

Не жалей. Цвет хвои твоей радует глаз,

в росте скоро обгонишь все воинство.

Жить на свете еще после многих из нас

для тебя основное достоинство.

 

Сеет с кедра февральский колючий снежок,

обнажаются лапы мохнатые.

Я дотронусь рукой: оставайся, дружок,

на земле, где ходила Ахматова.

 

 

ПРЕВРАЩЕННЫЙ В ЛИНЗЫ

 

Мне судьба улыбнулась снова:   

бог удачи с учета сбился.

В сверхзаснеженном Комарово

я в холодный февраль влюбился.

 

Тишина заложила уши

белоснежным заливом Финским.

Мир до синей полоски сужен

глаз моих, превращенных в линзы.

 

Лес нетронутый Берендеев

или проще: сосново-еловый.

К счастью-радости без злодеев

и как будто принять готовый.

 

Только снегу, куда не ткнись,

ну, по грудь, считай, навалило.

До чего же прекрасна жизнь,

если это с тобою было!

 

 

ТАИНСТВЕННЫЙ ОСТРОВ КОТЛИН

 

Начало марта. Зимний панцирь жесткий

скрывает лучшую из виденных земель.

Залива Финского весь берег комаровский

взметнула пылью снежною метель.

 

И все смешалось. Ничего не видно.

Где берег? Где страна? А где Кронштадт?

Стираю снег с лица и самому завидно,

что я сейчас себя зачислил в штат

 

плеяды славной, жившей в Комарово.

С Финляндского вокзала в пятьдесят минут

на электричке в тихий край еловый

проложен мной нечаянный маршрут.

 

Сюда приеду я в начале лета снова.

Не будет холода, метелей и снегов.

И край загадочный еловый и сосновый

морскую линию откроет берегов.

 

И я пойду по дюнам прямо к морю.

Бездумно поплыву, стараясь на закат.

И к радости своей, а, может, к горю

увижу, наконец, таинственный Кронштадт.

 

 

ЭЛЕКТРИЧКА ПЕРЕДЕЛКИНО-КОМАРОВО

 

С авантюрной своей привычкой

отправляюсь в поездку снова

фантастической электричкой

Переделкино – Комарово.

 

Это лишь с непривычки кажется,

что такого маршрута нету.

Погаси-ка улыбку ханжескую

и – айда! – со мною по свету!

 

Даже если не очень мудрые,

знать, мой друг, мы с тобой обязаны

под Москвой и под Петербургом

чем поселки друг с другом связаны.

 

Не медальным, не денежным знаками,

не домами своими богатыми.

Первый – одушевлен Пастернаком,

а второй – освящен Ахматовой.

 

Потому в пути так привычна

и сладка словесная путаница.

Фантастической электричкой

мчит поэзия – вечная спутница.

 

А из окон страна богатая –

все дома, все леса, все пашни.

А Борис Пастернак с Ахматовой

нам с перрона прощально машут.

 

 

ПРОЩАНИЕ

 

Год одиннадцатый. Третье марта.

В дате нет ничего такого,

чтобы стала событием дата,

если б только не Комарово.

 

Потому что в поселке этом

каждый час отбивается звонко.

Я приехал сюда поэтом,

а уеду отсюда ребенком.

 

И с душой добела отмытой

чистым воздухом, снежной тишью.

Сосны с елями в небо взмыты,

соревнуясь, какая выше.

 

А которая самая- самая,

с прошлым, будто на ней распятым,

помнит царского вида Анну,

видит репинские Пенаты.

 

И желает тебе успеха,

пряча ветки под снег нагие.

Хорошо отсюда уехать

путешествовать по России.

 

И осесть бы для жизни новой

за Смоленском на речке Каспле.

До свидания Комарово!

С крыш уже посыпались капли.

 

 

 


Комментарии читателей:



Комментарии читателей:

  • Александр Таразанов

    25.08.2018 15:50:47

    Коля! Ты достиг похвалы, за всё что написал за свою зрелую жизнь. В общем я тебя поздравляю за удачную эту подборку.Удачных творческих работ.

Добавление комментария

Ваше имя:


Текст комментария:





Внимание!
Текст комментария будет добавлен
только после проверки модератором.