«... впереди Артёма ждал рассвет. Рассвет новой, счастливой жизни. КОНЕЦ».

Серёга перечитал последнюю строчку и вздохнул, - права Ритка, - графоман он, и больше никто.

Из детской доносился приглушённый голос жены, читавшей дочке сказку.

Права. Никогда ему не стать писателем. А как всё замечательно начиналось...

Сергей чертыхнулся, отмахиваясь от очередного клуба едкой пыли. Разбирать хлам на чердаке дачного домика была идея жены, исполнение которой, как всегда, досталось ему. С дачей им повезло — старый, но очень хороший дом, с довольно запущенным садом, досталсяочень дёшево. О бывшем хозяине ходили слухи, что он то-ли колдун, то-ли чернокнижник, то-ли писатель-неудачник.По крайней мере, так шептались местные сплетницы. Сергею было, в общем-то, всё-равно, и в детали он не вдавался. Зато цена, запрашиваемая наследницей — дальней родственницей покойного, была замечательной. Пусть дачный посёлок далековато от города, и потому не престижный. Пусть бывший хозяин был чудиком. Зато Рита и Анька будут всё лето на свежем воздухе.

Тут, надо признать, Сергей немного лукавил, — мог он себе позволить и место престижнее, и домик поновее; но, старый дом, стоящий в глубине сада, ему оченьпонравился. В душе он всё ещё оставался мальчишкой, которому новое место со своей историей странного хозяина и внешним видом, живо напоминавшем различные таинственные и волшебные сказки детства, был дверью в мир фантазии. Дверью в детство.

Очередная паутина, налипшая, словно специально, на лицо, прорвала плотину копившегося раздражения, и Сергей зло пнул кучу хлама, заполнившего чердак. Куча начала разваливаться, роняя то колченогий стул, то выцветший до сера абажур, то иное «сокровище». Когда водопад хлама иссяк, а поднятое облако пыли рассеялось, чердак напоминал уже не склад старьёвщика, а поле боя.

- Серёж, что там у тебя происходит? - в проёме люка показались Рита и Анютка, чей любопытный носик не мог оставить без внимания ни одного события, - ой, какой бардак ты устроил...

- Ничего, я скоро закончу. Интересно, сколько лет тут копился хлам?

Понемногу чердак обретал благопристойный вид. Одним из последних Сергею попался чемоданчик-футляр странной формы. Потёртый, местами лопнувший дермантин, металлические накладки, чуть тронутые ржавчиной, — в целом, состояние чемоданчика было не таким плохим, — просто старая вещь. Чемоданчик оказался чехлом, с притаившейся внутри печатной машинкой «Ундервуд» и несколькими листами чистой, чуть пожелтевшей бумаги. Потёртые до масляного блеска клавиши, словно просились под пальцы. Печатная машинка так понравилась ему, что перекочевала с чердака на стол в спальне.

- Зачем тебе это старьё? - поинтересовалась Рита.

- Писать буду! - гордо ответил Сергей и изобразил, приличную случаю, позу великого писателя в раздумьи. Рита рассмеялась, - на том вопрос и закрыли.

Вечером Сергей то и дело поглядывал на стоящую в угу стола машинку. Она притягивала его взгляд, занимала мысли. Наконец, он решился. Заправил чистый лист и зачем-то погоняв туда-сюда каретку, неумело отпечатал:

«Покорение себя. Не выдуманная история Артёма Самарина»

Заглавие ему понравилось. Он чуть призадумался, и начал печатать. Слова лилисьсами собой, словно он вспоминал недавно прочитанную книгу.

С того дня машинка занимала все его вечера. Поначалу Рита посмеивалась, просила прочитать «его великое творение», считая очередным безобидным увлечением. Затем появилось недоумение, раздражение и даже злость, — машинка словно стала её соперницей. Потом злость прошла, — а вдруг её Серёжка и впрямь станет писателем? Понемногу она избавила его от всех домашних хлопот, стала шикать на Анютку, требовавшую внимания отца, - «папа работает». Сергей не замечал ничего. Он писал с упоением неофита.

Наконец, роман был окончен. Толстая папка отпечатанных на машинке листов содержала три экземпляра. Толстая папка, вместившая год работы. Сергей бережно сложил листочки и тщательно завязал тесёмки.

Рано утром он, окрылённый, отправился в издательство.

На этом сказка кончилась. Рукопись печатать не хотели. Он получал отказы вежливые, отказы под благовидным предлогом, отказы с конструктивной критикой, и просто хамские. Поначалу, Рита его поддерживала и подбадривала, — ничего, найдёт и он своего издателя. Но потом в ней что-то сломалось.

- Брось ты своё графоманство! Ну не вышло из тебя писателя, так что? Не всем же дано. С этой писаниной ты о нас совсем забыл! С Анькой когда последний раз играл?

Слова жгли его. Справедливые слова. Он заперся в комнате и перечитал рукопись. Всё правда — и язык простоват, и сюжет не впечатляет. Кому интересна простая жизнь простого парня?

«... и впереди Артёма ждал рассвет. Рассвет новой, счастливой жизни. КОНЕЦ».

Серёга перечитал последнюю строчку и вздохнул, - права Ритка, - графоман он, и больше никто. Права. Никогда ему не стать писателем.

Утром Сергей отнёс папку в пункт приёма макулатуры.

- Два килограмма, - сухо бросил приёмщик, записывая вес в ведомость.

«Два килограмма макулатуры. Два килограмма макулатуры за год» - крутилась в голове грустная мысль, словно заикающаяся пластинка.

Жизнь вновь вошла в привычное русло. Машинка перекочевала на антресоли, исторически служившие местом собрания для вещей, которые выбросить жалко, а применения не находится. Он работал, продвигался по службе, гулял с женой и дочерью. Вроде всё хорошо, но порой на Сергея накатывала тоска. Пальцы просили потёртых эбонитовых клавиш, а перед глазами вставали не напечатанные строки. Тянула его машинка, ещё как тянула, но Сергей не поддавался — не выйдет из него писателя. Не будут люди зачитываться его романами, не войдёт его имя в хрестоматию литературы. Так-что нечего тратить время на пустяки. Точка.

Промозглым ноябрьским вечером звонок в дверь оторвал Сергея от очередных тоскливых раздумий.

- Извините, пожалуйста, здесь живёт Сергей Викторович Коваленко? - в дверном проёме стоял молодой парень в сером костюме.

- Это я. А что, собственно, случилось? - парень был незнаком Сергею

- Да Вы не беспокойтесь, ничего не случилось. Дело в том, что меня зовут Артём Самарин. Я хотел сказать Вам спасибо...

Тёме было муторно. Голова болит, живот крутит, сушняк давит. Хреново в общем, - похмелье. Зря он вчера «полирнул» пивком. Хорошо посидели... Потом ещё студентов гоняли... Но полирнул он зря...

Табачный дым никак не хотел проходить в лёгкие, вызывая, вместо удовольствия, лишь приступы тошноты.

- Кончай перекур, мужики. Последняя машина осталась, - он со злостью выкинул окурок.

- Чё, Артёмыч, хреново? Надо было давно пивком подлечиться.

- На работе не пью. Давайте закончим скорее.

Перевязанные пачки макулатуры порхали, словно бабочки, направляемые привычными руками грузчиков. Привычная работа, точные, скупые движения : раз, - поймал, два, - отправил дальше. Чёткий, почти музыкальный, ритм движения.

Неожиданно в чётком ритме произошёл сбой — руки неловко приняли пачку, и она, как живая, вывернулась из рук и улетела в угол, рассыпавшись на листочки.

- Совсем Тёмке поплохело, - засмеялись мужики, - иди, поднимай! Мы и без тебя закончим.

Артём хотел что-то возразить, но испытав очередной приступ тошноты, махнул рукой и пошёл собирать разлетевшуюся бумагу. Листочки, высыпавшиеся из лопнувшей картонной папки, словно издеваясь, старались убежать от него на лёгком сквозняке. Наконец, Артём подобрал последний, и присел на стоящий в углу ящик. Листочки пожелтевшие, с отпечатанным на машинке текстом.

«Тёме было муторно. Голова болит, живот крутит, сушняк давит. Хреново, в общем, - похмелье. Зря он вчера «полирнул» пивком. Хорошо посидели... Потом ещё студентов гоняли... Но полирнул он зря...» - бросились ему в глаза строчки. «Прямо про меня», подумал Артём и стал читать дальше.

«Жизнь текла тускло и однообразно, - днём работа, вечером пиво или водка, игра в домино и драки со студентами...»

«Жизнь, как жизнь», мысленно возразил он автору.

«Ещё десяток-другой лет, и пополнит Артём группу «душманов» у пивного бара. Станет так-же, правдами и неправдами, «падать на хвост», ради пары кружек разведённого пива.»

«А вот хрен тебе!»- возмутился в душе Артём, - «Я сам бабки зарабатываю».Но фантазия уже рисовала ему себя, - неопрятного, с испитым лицом, похожего на их дворового забулдыгу по кличке «Москва», вечно клянчившего «на поправку».

Между тем, глаза его всё бежали и бежали по строчкам:

- «Шабаш, мужики! Эй, Тёмка, не усни. Пошли в бар, здоровье поправим!

- Я завязал, - неожиданно для самого себя ответил Артём»

При упоминании пива, во рту сразу стало сухо. Сейчас бы и впрямь холодненького... Всё! Пора в бар. Артём решительно сунул листок в папку. «Покорение. Не выдуманная история Артёма Самарина», - прочитал он надпись на старом картоне и застыл ошеломлённый. Артём Самарин! Я — Артём Самарин!

- Эй, Тёмка, не усни. Пошли в бар, здоровье поправим! - раздался над ухом голос бригадира.

Артём вздрогнул и вскочил на ноги.

- Я завязал, - услышал он, словно со стороны, собственные слова.

- Вы знаете, а я ведь поступил! Точно, как написано! И знаю, что всё будет хорошо, потому, что Вы так написали. Спасибо Вам...

Артём давно ушёл, а Сергей всё сидел на кухне. Потом взял табуретку и достал с антресолей машинку. Она, словно улыбнулась ему всеми своими клавишами и радостно звякнула кареткой.

Он заснул улыбаясь. На столе, в новой картонной папке, лежало несколько отпечатанных страничек. «Мы счастливы!» - было выведено в заглавии нового романа.

Комментарии читателей: