Александр Гнесь «Страна, в которой все работает»

Альпийская страна с дунайским прошлым


Австрия… Что представляется, когда произносишь название этой страны, во многом похожей на Германию, но всегда сильно отличавшейся, особенно от Пруссии, в плане религии, архитектуры, кулинарии и общего настроения людей? Аристократический шарм Вены, разнообразие южных диалектов немецкого языка, Альпы с их тирольскими переливами? У многих Австрия ассоциируется с вальсами Штрауса, с музыкой Брамса, Гайдна, Листа и, конечно же, Моцарта – одним словом, с богатейшей музыкальной культурой. Кому-то приходит на ум старинный вокзал, наполненный запахом душистого, ароматного кофе и только что испечённого штруделя (яблочного рулета). Олимпийские игры в Инсбруке? Пожалуй, всё перечисленное и много другое.

Когда я много лет назад первый раз приехал в Австрию, сразу почувствовал не только то, что это страна богатой истории и мировой культуры, но и то, что она очень многообразна. Я встречал радушных, говорливых, круглоголовых штирийцев и сдержанных, основательных, длиннолицых потомков алеманов из самой западной федеральной земли Форарльберг, общался с утончёнными венцами и свободолюбивыми тирольцами. Само название «Австрия» встречается в исторических документах начиная с 996 года. Это нейтральное государство, получившее полную независимость с подписанием Австрийского государственного договора лишь в 1955 году, а ровно через сорок лет, в 1995 году, ставшее членом ЕС. Австрия являлась и является частью Западной Европы, при этом исторически всегда была тесно связана со славянскими землями, не говоря уже о Венгрии.

Проснулся, когда поезд подъезжал к Зальцбургу. Почему-то увидев из окна этот подёрнутый утренней дымкой торжественный город Моцарта, непроизвольно про себя напел мелодию вальса «Голубой Дунай» Штрауса. Дунайская история этой страны продолжала вторгаться в моё воображение. Поезд остановился, и в него вошёл седовласый и розоволицый мужчина в сером пиджаке с зелёной оторочкой и пуговицами из оленьей кости. Во всей его фигуре, в движениях, улыбке и традиционном южно-немецком приветствии «grüß Gott» ощущался размеренный, сытый образ жизни и стопроцентная уверенность в завтрашнем дне. Он достал из портфеля утреннюю газету и принялся не торопясь её перелистывать. Я же включил сотовый телефон и решил сделать пару звонков в Россию.

Почтенный господин, услышав русскую речь, посмотрел на меня с некоторым дружелюбным удивлением и продолжил чтение газеты.

В окне мелькали ухоженные городки, окружённые полями и виноградниками, станции со стоящими на перронах кондукторами в фуражках с красным верхом и в синих жилетах. Проезжая по Верхней Австрии, недалеко от местечка Зальцкаммергут, я вспомнил о том, что где-то в этих местах была обнаружена знаменитая гальштадтская культура иллирийцев, древнейших обитателей этих мест. На стенах привокзальных домов «проявлялась» уже современная популярная «культура» в виде надписей, прославляющих таланты рэпа и панк-рока.

И вот, наконец, залитый солнцем, Западный вокзал Вены (Westbahnhof). Он как всегда полон людей, но здесь у меня никогда не появлялось ощущения скученности, толчеи и неопределённости. Вообще, на австрийском вокзале чувствуется какой-то непроизвольный порядок.

Уважение к стоящим в очереди людям свято для коренных жителей Австрии и Германии. Вас быстро охладят взгляды разновозрастных граждан, если вы решитесь спросить без очереди даже название вокзала, на котором находитесь. Однажды на Южном вокзале Вены (Südbahnhof) молодой африканец без очереди попытался узнать о времени отправления поезда у служащего в бюро информации, что вызвало тихий и настойчивый, истинно австрийский, гнев чинно стоявшей публики, враз позабывшей о политкорректности. От стоявшего за мной человека довольно интеллигентного вида, я в очередной раз услышал общераспространённое среди австрийцев солидного возраста мнение об иммиграционной политике Австрии, которое было явно не в пользу нетерпеливого темнокожего парня.

Выйдя из здания вокзала, я сел на трамвай, идущий до площади Южного Тироля (Зюдтиролерплатц). В названии этой площади выражается ностальгия по отторгнутой от Австрии после Первой мировой войны южной части Тироля. Австрийцы до сих пор считают Южный Тироль своим, и большинство жителей этого региона итальянцы только по паспортам, но по языку и своей сути они больше австрийские немцы. Я прибыл на Зюдтиролерплатц как раз за пять минут до отхода автобуса в город Айзенштадт, столицу Бургенланда – самой восточной земли Австрии, граничащей с Венгрией.



В почти мадьярском Бургенланде


Когда едешь из Вены в Айзенштадт, сильно удивляешься бесконечным полям подсолнечника, кукурузы и зерновых, а также бескрайним виноградникам, теряющимся за горизонтом. Можно подумать, что население этой земли ничтожно мало. Чистые новые машины и автобусы, идеальные, как будто нарисованные, поля и дороги, и попадающиеся то тут, то там миниатюрные придорожные часовни создают ощущение полной идиллии.

А вот и Айзенштадт. Этот город уникален тем, что, несмотря на свой статус столицы федеральной земли, он сохраняет шарм провинциального городка. Второй такой уютный город трудно найти, по-моему, даже в самой Австрии. Вдали показался и тут же скрылся за холмом дворец Эстерхази. Он является символом Айзенштадта и напоминанием о былом присутствии здесь венгерских феодалов. Одноэтажные светлые мадьярского типа домики вдоль дороги с аистами на черепичных крышах, добротные дубовые ворота винных погребков, эмоционально приветствующие друг друга у мясной лавки жизнерадостные, загорелые фрау, слегка упитанные бюргеры, рассказывающие друг другу анекдоты, – всё это означало, что я в старом добром Бургенланде.

На автовокзале меня встречали мои хорошие знакомые – австрийское семейство: Штефан, Габриэла и её сын Фабиан. Я часто останавливаюсь у них, когда приезжаю в Вену. Габриэла работает на центральной австрийской радиостанции ОРФ, расположенной в десяти минутах езды от её дома. Она интересуется всем: и историей, и литературой, и музыкой, и спортом, и, конечно же, современной политикой. Штефан, инженер-электрик по профессии, невысокий, лысоватый, подтянутый, скромный и добродушный мужчина, говорит, что Габриэла переговорит и переубедит любого, но что без них, инженеров, работники радио сгодились бы только лишь для вечерних светских бесед.

Как-то раз, когда мы пробовали молодое вино во дворе их трёхэтажного дома, в котором живут в основном молодые семьи, я спросил Габриэлу, как ей удалось одной поднять двух детей и сделать блестящую карьеру.

– В любой другой стране, может быть, за исключением Швеции или Дании, это было бы невозможно, – призналась Габриэла, – нигде нет тех социальных гарантий, какие есть у нас. Нам, помимо шести недель оплачиваемого отпуска, дают свободные дни для того, чтобы мы больше времени проводили с детьми. Да, мы платим большие налоги, но каждому носителю паспорта Австрийской Республики гарантирована пенсия, даже если он или она никогда не работали. Если пенсия небольшая, то людям, не имеющим своего собственного жилья, государство предоставляет субсидированные квартиры в пожизненное пользование. Малоимущим пенсионерам положено хотя бы раз в год ездить «на юг», и государство это оплачивает. Мы не платим ни цента за посещение стоматолога, ортопеда или другого медицинского специалиста. Даже за массаж не надо платить, если вы скажете врачу, что у вас болит спина, рука или нога. И, само собой разумеется, хирургическая операция любой сложности оплачивается государством.

Сидящий рядом их сосед, почтовый служащий, Флориан, скептически заметил, что всё в Австрии скоро поменяется в сторону американского стиля жизни. Он долго жаловался на то, что почтовые служащие мало получают, работая при этом почти сорок часов в неделю. Он был убеждён, что, работая «так много», практически невозможно заниматься семьёй.

– Вот она, благодарность австрийских граждан, – с иронией сказала Габриэла, – какой бы комфортной ни была бы жизнь, они всё равно будут сетовать. Они даже не представляют себе, что такое жизнь в Америке, где «всё в твоих руках».

Габриэла описывает жизнь в Америке, как работу в «Гербалайфе». Тот, кто успел – снимает сливки, кто опоздал – сосёт палец.

– Да понятно, что у нас хорошо, но может быть ещё лучше, – скромно подвёл итог Флориан.

Итак, немного о социально-общественном аспекте жизни Австрии. Из стран Европы только в Бельгии больше государственных и церковных праздников, чем в Альпийской республике. Вообще это – типичный пример социалистического государства, в котором просто разрешено частное предпринимательство. Абсолютно бесплатное медицинское обслуживание и образование, и среднее, и высшее, воспринимаются австрийцами как должное. Работник в этой стране должен «сильно постараться», чтобы его уволили. Даже работодатели здесь считают, что увольнение работника – очень серьёзное и крайнее решение, особенно если у него есть семья и он ежемесячно должен платить за квартиру, машину и прочее. И уж тем более «увольнение за безынициативность» для австрийцев немыслимо. Вообще инициативность не считается в этой стране особенно важным качеством. Старательность и прилежание – вот основные австрийские добродетели. Работодатель обязан всё тщательнейшим образом разжевать и положить в рот работнику, а тот должен всё качественно проглотить...

Присутствие улыбки на лице австрийской продавщицы зависит от её сиюминутного настроения. Но если она улыбается, то искренне. Более того, иногда в булочной, мясной лавке или на овощном рынке вы можете разговориться с продавцом до такой степени, что он пригласит вас в гости и у вас завяжется многолетнее знакомство.

Тем не менее – Ordnung ist Ordnung. Однажды я зашёл в книжный магазин в штирийском городке Вайц и совсем забыл о том, что все магазины в небольших австрийских городах закрываются на обед с 12.00 до 14.00. Без пяти минут двенадцать штирийка средних лет начала «подгонять» книголюбов к выходу. Ей было всё равно, что, возможно, за оставшиеся пять минут они купят книг на 200–300 евро. Она подошла и вежливо, но настойчиво попросила меня прийти после обеда. Слово Mahlzeit свято для австрийцев. Оно означает «Приятного аппетита!» или знаменует просто время приёма пищи. Выйдя тогда из книжного магазина, я обратил внимание на австрийский государственный флаг с гербом в виде орла. Мне бросилось в глаза, что в одном из когтей орла был серп, а в другом молот…

Я заканчивал работу в пять часов вечера, и у меня оставался лишь час, чтобы дойти до центра и пройтись по местным лавкам и магазинам. Все магазины закрываются не позже шести часов.

Приверженность австрийцев регламентированному и строго соблюдаемому распорядку дня естественно сочетается с их предельной пунктуальностью. Просто одно удовольствие наблюдать, как надраенный «Фольксваген» моей начальницы Ингрид въезжал в ворота гимназии каждую среду ровно без пяти минут четыре. Я как-то спросил её, почему она подъезжает именно без пяти минут. Ответ был банальным: «От двери машины до входа в аудиторию я дохожу за пять минут». Без пятнадцати девять, каждый будний день, одна за другой, как в игрушечном конструкторе, выстраивались сверкающие «Ситроены», «Фольксвагены» и «БМВ» родителей, привозящих детей в гимназию. Но, как ни странно, вас поймут, если вы опоздали по уважительной причине.

Территория Бургенланда стала частью Австрийской республики в 1921 году. До этого, как в период существования Австро-Венгерской монархии, так и три года после её распада, Бургенланд формально входил в состав Венгрии. А столицей Бургенланда был ныне находящийся в Венгрии город Шопрон. В городах и посёлках Бургенланда элементы венгерской и славянской культуры явно преобладают над всем германо-австрийским.

Однажды, когда я работал в небольшом городке Зигендорф, недалеко от Айзенштадта, мне довелось присутствовать на концерте местной танцевальной группы, исполнявшей хорватский танец тамборица. Вокруг лишь изредка можно было слышать немецкую речь, хотя практически все окружавшие меня люди были гражданами Австрии. После концерта зашёл в маленький ресторанчик поужинать, и первое, что увидел в меню, был венгерский гуляш; более того, меню было на немецком и венгерском языках.

На стройках и вообще на различных предприятиях Бургенланда работает много мадьяр, и не только в качестве рабочих. Появляется всё больше и больше инженеров и других специалистов из Венгрии. Они славятся своей квалификацией и трудолюбием.

С бургенландским венгром я познакомился у моих знакомых, Генриэтты и Гюнтера Фишер. Генриэтта и Гюнтер, молодые супруги, почти яппи. Нет, им не тридцать, а сорок. По австрийским понятиям, сорок лет – это начало жизни, поскольку к этому возрасту среднестатистический австриец хотя и продолжает снимать жильё, но наконец-таки закончил учёбу, завёл детей, а главное, поездил вдоволь по свету! Австрийские яппи мало чем отличаются от этой категории людей других европейских стран: они со вкусом одеты, пьют не пиво, а красное вино, а после ужина – кофе, приготовленный на лучших итальянских кофейных машинах, ездят на последних марках «БМВ» и, разумеется, посещают театр и оперу. Вечера и фуршеты служат для обсуждения тем от оперы «Турандот» до последних показателей на NASDAC или DAX. У Фишеров «штаны в семье» явно носит Генриэтта, которая изредка шипит на Гюнтера. Он же, рослый, полноватый добряк, реагирует на регулярные претензии и шипение однотипными, но остроумными шутками. Две девочки, Надя и Киара, уже в 8 и 10 лет говорящие на английском и итальянском языках, знают своё место. На место их то и дело ставит истинно тирольский темперамент Генриэтты. Зная мой интерес к венгерскому языку, Фишеры однажды пригласили в гости меня и своего самого близкого друга австрийского венгра Золтана, инженера-строителя. Его отец говорил с ним только на венгерском, что помогло ему впоследствии подобрать хорошую команду для своей компании.

– Я нанимаю только венгров, поскольку австрийцы просто не хотят работать, – со знанием дела сказал Золтан. По его мнению, австрийское общество не хочет признать того, что назрела необходимость изменений в социальной системе и в трудовом законодательстве. Золтан очень рад расширению ЕС на восток, но убеждён, что этот процесс должен закончиться на границе с Украиной.

– Вы думаете, украинцы будут хуже работать, чем венгры? – спросил я Золтана с притворным недоумением.

– Им будет мешать проблема с мафией очень долго, пожалуй, ещё несколько десятилетий. Они не знают, как честно работать и вести дела без их манеры цап-царап. – Золтан покачал головой. – Их мафия контролирует проституцию и торговлю наркотиками в Будапеште.

– Неужели среди венгров нет сутенёров и торговцев наркотиками?

– Есть, но они все связаны с выходцами с Востока.

Этот вполне симпатичный венгр явно не испытывал любви к «Востоку», но это его право. Может быть, ему было мало известно об освобождении Венгрии советскими солдатами и спасении Будапешта от разрушения во время Второй мировой войны. Видимо, такова природа человека – мы лучше помним всё плохое, чем хорошее. Хотя, следует заметить, что и австрийцы, и венгры в большинстве своём добро помнят.

Перед моим приездом Габриэла несколько раз писала по электронной почте о предстоящем посещении нами выставки в краеведческом музее Бургенланда, посвящённой периоду присутствия советских войск в Восточной Австрии. В день моего приезда мы и отправились в музей.

Смотрительницу музея звали Роза-Мари. На ней был классического вида серый костюм. Её причёска-полька очень хорошо сочеталась с аккуратным, как из камня выточенным, загорелым лицом. Было видно, что её тонкие, но добрые губы привыкли улыбаться. Больше шестидесяти лет ей никак нельзя было дать.

Узнав, что я из России и привёз копию газеты, вышедшей 9 мая 1945 года с портретами советских генералов и Сталина, она с торжественным видом чрезвычайной важности сказала, что не возьмёт ни с одного из нас денег за осмотр музея. Более того, она дала мне купоны на посещение различных музеев и исторических выставок Вены и Бургенланда. При этом намекнула, что ей очень хотелось бы сделать копию этой газеты:

– Мало кто сегодня может себе представить то, как мы были рады концу гитлеровской тирании, которая нам ничего, кроме разрухи, голода и увеличения площади кладбищ, не принесла. Наши парни гибли и калечились тысячами под Сталинградом, в Африке и в Норвегии, а за что? Да, тот день 9 мая забыть никак нельзя. Позвольте мне снять копию с этой газеты.

– Я очень рад, что вам эта газета может пригодиться, и поэтому с удовольствием отдаю её вам, – ответил я.

Радости её не было конца. Она пригласила меня на ужин к себе домой и сказала, что её муж, насильно в своё время зачисленный в «Гитлерюгенд», с удовольствием со мной пообщается. Габриэла, подмигнув мне, сказала:

– Александр, с такими темпами ты станешь почётным гражданином Бургенланда.

Мы шли по залам, в которых можно было увидеть и реконструкцию советского блокпоста, и американский джип «Хаммер», а также газеты тех лет. На стендах было множество фотографий жителей Бургенланда, воевавших, трудившихся и пытавшихся выжить в то тяжёлое время.

Закончив осмотр музея и договорившись с Розой-Мари о встрече у них дома, мы отправились гулять по центру Айзенштадта. Подошли к дворцу Эстерхази, который является одним из немногих дворцов в Австрии, принадлежащих дворянским семьям и сейчас. Девяносто процентов австрийских поместий и дворцов являются собственностью государства. Тёпло-жёлтые тона дворца делают центр Айзенштадта вечно уютным, даже в дождь и слякоть. Войдя во внутренний дворик, вы можете сесть и послушать различные произведения Гайдна, творившего и жившего большую часть времени в Айзенштадте, а затем насладиться видом с прудами и плавающими в них белыми лебедями в парке, достопримечательностью которого является беседка Леопольдинен.

История древнего мадьярского рода Эстерхази, большая часть представителей которого проживает ныне за океаном, неразрывно связана с Бургенландом.

На центральной, довольно широкой, пешеходной улице Айзенштадта не бывает скучно ни туристам, ни местным жителям. Удивляет обилие маленьких кафе и кондитерских, а также бутиков и обувных магазинов в таком небольшом городе. Мы зашли в магазин одежды H&M, где работает Верена, подруга Габриэлы. Она была очень недовольна поздними покупателями:

– Их просто невозможно выгнать из магазина. Им всё мало, – с глубоким вздохом пожаловалась Верена.

– Но они же оставляют деньги в вашем магазине, и вам это должно быть выгодно, – сказал я.

– Всех денег не заработаешь (как это по-русски! – Авт.), а вечером у меня много дел. В половине седьмого я хочу со своим сыном побыть на озере Нойзидль и не думать о работе, мы и так работаем как пчёлы!

О чистоте в Альпийской республике можно прочитать в любом путеводителе по этой стране. Уют австрийских городов, на мой взгляд, может сравниться только с таковым в Швейцарии и Баварии. В центре столицы Бургенланда то тут, то там остроносые, интеллигентного вида владельцы магазинов, в модных очках, с мылом моют и без того чистые витрины, в то время как их работники расслабленно обсуждают с посетителями последние расценки на гостиницы в Анталии. Никто никого не подгоняет, все счастливы и довольны.

Когда проходишь мимо частных домов, нередко встречаешь домохозяйку, подметающую как будто только что вымощенную дорожку, ведущую к входу в дом.

Если бы меня спросили, как в одном предложении описать Австрию, я бы сказал: «Страна, где всё работает». В Германии еще можно встретить неработающий автомат или сломанный телефон, в Австрии же возникает впечатление, будто всё только что установлено и протёрто от заводской пыли.


И вот я в Маттерсбурге, в гостях у Розы-Мари. Этот город знаменит своим замком Форхтенштейн. Величественный, неприступный, он был одним из бастионов защиты от турецкого нашествия. Пленные турки после окончания боёв вырыли глубочайший в мире колодец.

Роза-Мари и её муж Ханнес, как они выражаются, «живут почти в замке». Их дом самый первый за воротами замка. Раньше их земля принадлежала местному князю. Описывать уют и чистоту их дома настолько же излишне, как и описывать «вылизанность» практически каждого австрийского дома и квартиры. Мы прошли в гостиную и сели в старинные кресла, обшитые скрипящей кожей.

– Не откажитесь от молодого вина из моего местного виноградника, господин учитель, – подмигивая, сказал сухощавый загорелый Ханнес.

– И вечно, Ханнес, ты со своим вином, я уже поставила кофе, – поспешила объявить Роза-Мари, надевая накрахмаленный белоснежный фартук c цветастой оторочкой в мадьярском стиле.

На стенах висели цветные и чёрно-белые фотографии огромного семейства Трудль. С фотографий улыбались симпатичные молодые люди в костюмах, военной форме периодов Первой и Второй мировых войн, а также в национальной одежде. Было сразу заметно, что фотографий 1914–1918 годов больше всего.

Запах сада смешивался с ароматом почти готового кофе, и я знал, что это посещение будет долгим. Один мой знакомый как-то пошутил: «В Бургенланде кофе подают перед едой, чтобы взбодрить вас и чтобы вы подольше посидели». Ханнес, как и большинство австрийских мужчин, – любитель длинной, обстоятельной беседы. Улыбка как будто не сходит с его доброго лица.

– Рози рассказала мне о вашем щедром подарке – это здорово, что люди смогут увидеть газету наших освободителей. Я ненавидел «Гитлерюгенд», но альтернатива была одна: попасть в концентрационный лагерь.– Ханнес начал раскуривать трубку.

Ханнес рассказывал об унижении, которому подвергались австрийцы практически во всех структурах Рейха. Гитлер ненавидел Вену, он никогда не любил и Австро-Венгрию в целом, страну, в которой родился. В Первую мировую войну он волонтером завербовался именно в германскую армию.

– В силу нашего сибаритства и расслабленности нам, австрийцам, не удалось вовремя выиграть у Пруссии гегемонию в немецкоязычном мире.

В этих словах Ханнеса я услышал ностальгические нотки о временах дунайской монархии Габсбургов.

Династия Габсбургов началась с Рудольфа I Габсбурга, жившего с 1218 до 1291 года, коронованного в Ахене, посвятившего себя продолжению традиций Карла Великого. Посредством своей легендарной политики заключения браков, Габсбургам удалось овладеть территориями от верхнего Рейна до Галиции и от Праги до Венеции.

Ханнес считает, что родство судеб Германии и Австрии было предопределено в середине VIII века, когда южные и восточные земли нынешней Австрии (в то время славянской Карантании) попали в зависимость от баварских правителей. Этот много повидавший на своём веку человек долго работал в Государственном архиве, и создавалось впечатление, что мозг его стал компьютером, переполненным различными историческими фактами.

– А когда, по вашему мнению, официально образовалось Австрийское государство?

– Наверное, всё-таки это произошло в 1156 году, когда маркграфство Австрия отделилось от Баварии. Все австрийские земли были объединены при Максимилиане I в конце XV века, а последние бои за Австрию как за единое, пусть маленькое, но благополучное государство закончились весной 1945 года. Советские войска выгнали нацистов с нашей земли. Англо-американские варвары лишь бомбили. Город Винер-Нойштадт был практически полностью стёрт с лица земли. До сих пор неразорвавшиеся авиабомбы, которые находят там, напоминают о той страшной войне. Летом 2003-го недалеко от Зальцбурга взорвалась одна из них. В результате один человек погиб, а один был ранен. И знаете, Александр, я убеждён, что, если бы не «обстрелянные» советские солдаты, западные союзники ринулись бы на Восток. Конечно, до Москвы бы они не дошли, да и вообще далеко не продвинулись, но началась бы новая бойня. Сталин сумел отстоять нашу целостность на Ялтинской конференции, а также «остудить пыл» югославских боевиков, стремившихся отторгнуть у нас Каринтию, губернатором которой является небезызвестный вам Йорг Хайдер (ныне покойный. – А. Г.). Черчилль же выступал в конце войны с безумной идеей объединения Австрии, Венгрии и Баварии. Русские этого сделать не позволили.

– На заседании исторического клуба объявляется перерыв! Ужин подан! – объявила Роза-Мари.

Этот старый добрый австрийский стол! В насыщенном зеленью и специями говяжьем бульоне плавают клёцки. Пшеничный хлеб или ржаной – неважно, от любого из них вы получите удовольствие. Роза-Мари сама печёт ржаной хлеб с тмином. Запах его, только что испечённого, щекочет в носу, ну а вкус этого хлеба просто не нуждается в комментариях. На второе были свиные отбивные с хреном и молодой картошкой, посыпанной укропом. Ханнес принёс из погреба бутылку вина сорта «Цвайгельт».

После ужина мы выпили по чашечке кофе и продолжили беседу уже с племянником Розы-Мари, Рихардом, сыном австрийского дипломата, работающего в одной из восточноевропейских стран. Этот молодой человек, слишком хорошо знающий себе цену, явно был не по душе Ханнесу, особенно когда тот принялся рассуждать об экономических реформах в различных странах Европы.

– Надо брать пример с России – молодцы, ввели же тринадцатипроцентный налог для всех, независимо от доходов, – с энтузиазмом разглагольствовал Рики.

– Видал, как всё просто, – с сарказмом заметил Ханнес, – им только дай власть – они разрушат всё то, что создавал Бруно Крайский, наш самый популярный канцлер.

– Дядя Ханнес, вы всё время идёте на конфронтацию, стоит мне только высказать своё мнение.

– Твое мнение я отлично знаю, поэтому хотя бы не позорься перед нашим российским другом.

Рики ушёл через час, поев своих любимых вареников с вишней и выпив с нами уже третью чашку кофе.

– Он молод, в своё время я тоже был максималистом, – успокоил я Ханнеса и посмотрел на стену, где над всеми фотографиями висели портреты Ленина, Альенде, Че Гевары… и канадского премьера Пьера Трюдо.

– Дело не в радикализме или максимализме, всё дело в том, что он так молод, а уже говорит устами «больших денег». Рози тоже из состоятельной семьи, но она понимает, что Австрия, Германия, Франция, Голландия, Бельгия и Скандинавия – это островки человеческого отношения к людям в этом мире бесконтрольного «дикого» капитализма.

За окном стрекотали цикады, мы тепло попрощались с Ханнесом, и Рози отвезла меня обратно в Айзенштадт. Габриэла и Штефан не спали и с истинно бургенландским гостеприимством уже накрыли стол для вечернего чая. После трёх чашечек кофе чаю не хотелось, и я выпил стакан яблочного сока. Утром надо было ехать в Вену.



Чисто венский шарм


Для статуса столицы Вена – небольшой город, в нём живет только лишь 1,7 миллиона человек. Существует много мнений: одни говорят, что Вена провинциальна для столицы, другие – что она слишком богемна, третьи, наоборот, настаивают на консервативности этого города. Вена стала столицей Австрии в 1172 году. Этот город видел и осады турок-османов, и шведские войска во времена Тридцатилетней войны; недалеко от Вены происходили важнейшие сражения войны русско-австрийской коалиции с Наполеоном в начале XIX века. В 1938 году в Вену гусиным шагом вошли войска Гитлера, и, наконец, бомбардировки Второй мировой войны принесли городу разрушения, после которых, казалось, он не восстановится, но Вена выжила, она сохранила свой особый шарм. Венцы шутят о том, чем они отличаются от берлинцев, а именно своим отношением к трудностям: «В трудной ситуации венец считает, что всё безнадёжно, однако не стоит относиться к происходящему серьёзно. Берлинец скажет, что ситуация очень серьёзна, но надежда есть...». Вена – это место, где германский мир соседствует со славянским миром. Об этом свидетельствуют телефонные справочники, переполненные чешскими фамилиями, в архитектуре города можно заметить даже южнославянское влияние, а убитый в Сараево эрцгерцог Франц Фердинанд вообще считал, что Балканы начинаются в Вене.

Когда гуляешь летом, например, по дворцу Шёнбрунн в западной части Вены, может показаться, что в городе с такими райскими уголками не может быть трагических ситуаций, но они бывают. В списке статистики случаев самоубийства в столицах стран Евросоюза Вена, наряду со Стокгольмом и Хельсинки, занимает одно из самых первых мест. Так и напрашивается: «Кто бы мог подумать?» И я, наверное, совсем удивлю читателя, если скажу, что большая часть самоубийств, в соответствии с тем же статистическим исследованием, приходится на период Рождества. Но, впрочем, не будем о грустном.

Вы замечали, что города в зависимости от погоды выглядят абсолютно по-разному? Ванкувер, например, в солнечную погоду выглядит как самый красивый город в мире, но в дождь он может нагонять жуткую тоску. А Санкт-Петербург, наоборот, смотрится ещё аристократичнее, когда серые облака плывут по бледно-голубому небу. Кёльн с его знаменитым собором – истинно готический город, когда небо затянуто тучами, но в ясную погоду лично мне он показался городом, вечно готовящимся к знаменитому карнавалу, хотя и был тогда только декабрь. Сибирские равнины осенью с их золотыми рощами при вечернем ясном, но холодном небе заставляют вспомнить А. С. Пушкина с его строками об осенней поре.

У меня создалось впечатление, что чаще всего венское небо в летний полдень нежно-голубое. И если находишься в этот момент недалеко от стоянки фиакров (так в Вене называют не только экипажи, но и потомственных извозчиков), около собора Святого Стефана, то появляется чувство полного умиротворения. Вы не ощутите Вены в полной мере, если не увидите этого собора, центра и символа австрийской столицы. Венцы любя называют собор Святого Стефана Штеффль. На крыше северной башни красуется почти российский двуглавый орёл. В 1686 году, после победы над турками, с собора сняли символ, изображающий единство папской и императорской власти – солнце и луну: мусульманский полумесяц мерещился венцам даже в луне. Полумесяц они предпочли съедать – так и появилась булочка под названием «рогалик».

В наше время вокруг собора можно встретить рослых симпатичных молодых людей, одетых в парики и камзолы времён Моцарта. Они рассказывают туристам о предстоящих спектаклях и концертах в столичных театрах. Чаще всего они распространяют билеты в знаменитый на весь мир Венский оперный театр. Фиакры же в котелках, горделиво обходящие свои экипажи, курят, зевают и обсуждают приближающиеся выходные. Как-то раз один из «Моцартов» привлёк моё внимание своим каким-то родным, живым блеском в добрых серых глазах. Я спросил его о предстоящих концертах. Он начал бормотать на немецком языке с сильным восточным акцентом про «Волшебную флейту», и тут я вежливо поинтересовался, откуда он родом?

– Аус дер Украине, – отчеканил он с видом «мы без портков, но в шляпе». Я сказал ему, что сам из России.

Василь, так звали парня, был рад встретить почти земляка и поделиться своим мнением о Вене:

– Я тут під Моцарта роблю. Знайомий попросив підмінити. А так ми зі Львiва. Я тобі скажу, Відень (Вена по-украински) – то як пригород Львiва. Будинки, все як в нас. Люди тільки дивні. Але собор цей мені подобаэться, такого навіть у Львiві немае.

В апреле 1945 года Штеффль горел почти неделю. Этот собор был свидетелем многого, в смутные времена он уцелел, а сейчас на одной из его башен развешаны плакаты, приветствующие вступление десяти новых государств в ЕС. На одном из них написано: In jeder Beziehung zählen die Menschen (В любых отношениях учитываются люди). Интересно: если заменить букву в слове zählen (считать, учитывать) на «а», то получается слово zahlen (платить) и получается не что иное, как «В любых отношениях платят люди». Я поделился со своими австрийскими друзьями этим наблюдением, что послужило поводом для саркастичных оваций и высказывания ими недовольства по поводу вступления в ЕС новых членов. Курт, коренной венец и водитель туристического автобуса, заметил:

– То ли ещё будет. Эта эйфория и у них (у новичков), и у нас, разжиревших и избалованных социальными благами, пройдёт быстро. Лично мне эта затея совсем не нравится.

– Но если подумать, новички в Евросоюзе, граничащие с современной Австрией, входили в состав Дунайской монархии. Не приятно ли вам не иметь границы с теми странами, территории которых ранее были австро-венгерскими, – попытался я вызвать чуть-чуть монархической ностальгии у прагматика.

– Мало ли кто был кем и где, – угрюмо промычал Курт, – турки были нашими союзниками в Первой мировой, так что же, нам ратовать за их вступление в ЕС?

Сейчас Австрия решительно блокирует какие-либо попытки присоединения Турции к ЕС. Кого хотят австрийцы видеть в Австрии? Ответ очень простой: состоятельных, желательно белых иностранных туристов с надёжной медицинской страховкой, которые оставят деньги и уедут, а дома расскажут о том, в какой чудной стране они побывали. Неприятие австрийцами иностранцев из бедных, а также «экзотических» в культурном плане стран обусловливается, на мой взгляд, четырьмя основными факторами: небольшими размерами страны, высоким уровнем жизни, безупречной социальной системой для самих австрийцев и, наконец, историей многочисленных нападений на эту землю.

С турками у австрийцев свои счёты... Османы пытались взять Вену дважды: в 1529 и в 1683 годах. В 1683 году осада длилась несколько месяцев. Спасением Вена во многом обязана польскому королю и полководцу Яну Собесскому, который 12 сентября 1683 года разгромил османов. Собесский способствовал открытию в Вене кофеен, поскольку турки после себя оставили огромные запасы кофе. Поэтому не было бы турков и поляка Собесского, не прославилась бы, вероятно, Вена своим кофе и… рогаликами. Но, тем не менее, венцы желают видеть у себя шведов, которые в период Тридцатилетней войны не оставили после себя никаких гастрономических изысков.

Итак, кофе! Без него Вена не Вена! В столице Австрии много кофеен, но, на мой взгляд, каждый любитель кофе и выпечки должен посетить кофейню «Хавелка», расположенную на Доротеагассе, совсем недалеко от Штеффля. Зайдите туда утром в субботу, часов в восемь. Попытайтесь выбрать солнечное и прохладное осеннее утро, и вы испытаете истинное наслаждение, зайдя внутрь «Хавелки» и вдохнув тёплую смесь марципана, кофейных бобов и корицы. Затем, заняв место у окна и заказав, например, кусочек шоколадного торта Захер и чашечку Меланжа, посмотрите, каким тёмно-медным блеском отдаёт многовековая мостовая. В «Хавелке» встречались, думали и даже творили Зигмунд Фрейд, Франц Кафка и Густав Климт.

Однажды я зашёл в «Хавелку» ранним, очень холодным декабрьским утром, и официант с улыбкой спросил меня с особым венским акцентом:

– Желаете ли вы к кофе стаканчик воды?

– А как же без воды!? – ответил я.

– Да, это истинно по-венски. Как бы ни было холодно, но к венскому кофе обязательно полагается стаканчик почти холодной воды.

Венская вода просто вкусная. Она доставляется с гор по трубе. В Вене не встретишь квартиры или дома с фильтром для очистки воды – это неплохо для столицы.

Любому посетителю австрийской столицы я бы посоветовал пройти пешком от самого центра, то есть из первого бецирка (Bezirk – административное подразделение Вены) до Южного Вокзала (Südbahnhof). Вена разбита на 24 бецирка, причём лучшими для жизни и самыми дорогими считаются 13-й, 19-й и 1-й.

На Шварценбергплатц стоит величественный памятник советским воинам, освободившим Вену от фашистов. Это памятник тем, благодаря кому сейчас можно пить кофе в «Хавелке» с уверенностью в завтрашнем дне. От Шварценбергплатц недалеко и до дворца Бельведер.

Дворец Бельведер, летняя резиденция военачальника принца Евгения Савойского (1663–1736), по-моему, неслучайно расположен в южной части Вены. Это поистине южный дворец. Купола Верхнего Бельведера выполнены в восточном округлом стиле, а парк с пальмами и яркими цветами создаёт ощущение, что вы гуляете где-нибудь на французской Ривьере. Тевтонский, нордический дух в Вене растворяется – здесь набирают силу южные ветра... В настоящее время в Верхнем Бельведере располагается Австрийская галерея. В Нижнем Бельведере находится Музей барокко, а также Музей средневекового искусства.

В Вене много памятников полководцам, правителям, но если бы меня попросили назвать важнейший из них для самих австрийцев, то я бы указал на памятник самой любимой и почитаемой правительнице Австрии Марии Терезии. Она правила во второй половине XVIII века. У неё было 16 детей, поэтому её часто называют матерью всей Австрии. Памятник Марии Терезии расположен между музеями Естественной истории и Истории искусства. Место для памятника выбрано неслучайно, ведь она была известна своей просветительской деятельностью.

В нескольких остановках от Южного вокзала, если ехать в сторону Вильхельм-Кресс-Платц на автобусе 69А, находится музей военной истории под названием Арсенал. Безусловно, в нём масса экспозиций, посвящённых войнам с турками, европейской Тридцатилетней войне, войнам с Наполеоном и с Пруссией, но всё же именно период 1914–1918 годов в Арсенале представлен наиболее выразительно. Если австрийцы стыдятся участия в гитлеровской военной кампании, то к Первой мировой войне они, по большей части, относятся со смесью патриотизма и сентиментальности. Когда смотришь на тексты присяги австро-венгерской армии, отпечатанные на немецком, венгерском, итальянском и нескольких славянских языках (включая украинский), осознаёшь, насколько многоликой была Австро-Венгрия.

Идя от Марияхильфштрассе в сторону Хофбурга, я заметил русского парня, который рисовал портрет генерала Брусилова. Рядом стоял австриец, наблюдавший за рисованием. Он захотел узнать, кого рисует художник.

– Скажите ему, что это тот, кто их разбил, – ответил с иронией русский художник.

Я посмотрел на портрет Брусилова, и вдруг мне пришло в голову, что этот генерал был очень похож на начальника Генерального штаба австро-венгенской армии периода Первой мировой войны Конрада фон Гётцендорфа.

«И зачем было воевать, когда мы так похожи?» – подумал я. Я согласен, мой наивный вопрос не выдерживает критики, но всё-таки... Но если бы не было войны, а затем и революции в России, жили бы австрийцы так комфортно сейчас?

Экспозиция Арсенала, посвящённая Второй мировой войне, начинается с известного аншлюса (присоединения). 12 марта 1938 германские войска вступили на территорию Австрии. Этому предшествовало многое. При всей моей любви к Австрии, её людям и традициям следует указать на тот факт, что подавляющее большинство австрийцев были не против присоединения к нацистской Германии. О том, что австрийские мужчины будут погибать на российских просторах через три года после воссоединения двух германских государств, мало кто догадывался. Безработица и экономический кризис в Австрии были ещё более тяжёлыми, чем в Веймарской Республике. Зная о феноменальных успехах германской экономики при Гитлере, австрийцы ждали автобанов, рабочих мест, сытости и надёжности. О цене всего этого никто не задумывался. Мой хороший знакомый Роберт, профессор истории из Вены, сказал, что правительства Австрийской Республики с 1918-го до 1938-го всё сделали для вторжения германских войск:

– Они вели антинародную, авторитарную политику, а когда народ начинал бунтовать, привлекали полицию и армию для расправы над голодными и обездоленными. Но надо помнить и вот ещё что: сразу после распада Австро-Венгрии в 1918 году в немецкой Австрии было проведено голосование. Большая часть граждан была за воссоединение с родственным более мощным соседом. Но Версальский договор, подписанный в 1919 году, запрещал воссоединение двух германских государств.

Тут я бы провёл аналогию с распадом СССР после поражения в холодной войне. Многим ли на Западе пришлось бы по душе воссоединение трёх славянских государств? Принцип «разделяй и властвуй», пожалуй, самый старый в мировой политике.

Хофбург – резиденция Габсбургов вплоть до 1918 года – совершенно справедливо может считаться примером имперской архитектуры. Когда проходишь по Хофбургу, создаётся впечатление, что здесь в данный момент все люди, кроме гордых фиакров в котелках, – просто гости из будущего. Самым величественным зданием Хофбурга я бы назвал имперскую библиотеку, стоящую полукругом. Попасть в читальный зал или зарегистрироваться в ней – процесс в лучших традициях Австрии, очень бюрократический и долгий. Напротив библиотеки расположены уже упомянутые музеи Естественной истории и Истории искусства, недалеко находится парламент Альпийской республики. Этому светлому зданию в классическом греческом стиле шарм придаёт красно-бело-красный флаг с орлом, особенно если небо синее. Ратуша и Вотивкирхе, построенные так же, как и Штеффль, в готическом стиле, расположенные между Фолькстеатром (Народным театром) и парламентом, придают ощущение некоторой «строгой заострённости» городу, всё равно находящемуся под большим влиянием округло-витиеватого барокко.

Шёнбрунн, в прошлом летняя резиденция кайзера Франца Йозефа, – это комплекс, состоящий из дворца, окрашенного в тёплые тёмно-жёлтые тона, аналогично дворцу Эстерхази, а также садов, парков и фонтанов. Аллеи каштанов, особенно утром, могут напомнить о доме киевлянину и одесситу. В этом дворце рождались решения, влиявшие на жизнь в Инсбруке и Лемберге (Львове), в Праге и Сараево и многих других местах великой Дунайской монархии. И в летней резиденции вы снова можете встретить фиакров – они треплют своих лошадей за загривки, подкручивают усы, курят и тихо с венским акцентом посмеиваются над туристами. Просто наслаждение читать или писать в садах Шёнбрунна. Вас здесь никто не потревожит, даже огромное количество туристов, посещающих этот парк, растворяется в нём, как кубики сахара, брошенные в кипяток.

Популярностью в Вене пользуются сауны. И молодые, и пожилые австрийцы любят эти заведения. В парилке венцы жалуются на жизнь, открыто сетуют на большой приток беженцев и иностранцев и обсуждают игроков «Рапида» (австрийская футбольная команда). На каждого заходящего в парилку смотрят несколько вопросительно: ну и долго ли он (она) выдержит? Люди обоих полов заходят сюда в стиле а la Адам и Ева. Правда, приходят с ответственностью... Воспитанным на пуританских ценностях американцам и англичанам это претит, а русским даже нравится. На эту тему есть масса весёлых историй. Преступлений на сексуальной почве в Центральной Европе несравнимо меньше, чем в Америке и Великобритании.

В Австрии, в отличие от Северной Америки, где на улице даже за баночку пива могут просто арестовать, хоть бутылку шнапса на улице открывай, но делающий это будет явно не австриец. Единственные пьяные в Вене, которых я увидел одним жарким июльским вечером, были молодые американские ребята, которые наконец-то не должны были прятать пиво в бумажные пакеты.

Выйдя из бани, набравшись здоровья, осознаёшь, что с Веной никогда не хочется расставаться, вне зависимости от того, как далеко от неё собрался ехать. Это город, который я для профилактики душевного и физического состояния советую посетить каждому туристу, приезжающему в Европу. И уж абсолютно точно, тот, кто не побывал в Вене, Австрии не увидел.



Пасторальная идиллия


Из Вены солнечным июльским вечером я выехал на недельный семинар в Нижнюю Австрию, в маленький городок Айхграбен. Там посчастливилось остановиться в просторном деревянном доме с видом на монастырь, окружённый вековыми дубами. Если встать на самый высокий холм в окрестностях Айхграбена, можно часами наслаждаться местной идиллией. То тут, то там видны фруктовые сады и виноградники, мирно колышется трава на лугу, неторопливо по дороге ползёт трактор, который вскоре останавливается, и из него выходит местный крестьянин. Умеренно жестикулируя, он начинает о чём-то говорить с проходящей мимо знакомой супружеской четой. Куда им торопиться: прекрасная пенсия, щедрые государственные субсидии для фермеров. В местных дубравах водятся полосатые кабаны, которые стаями бегают в поисках желудей и абсолютно не боятся человека. Они наслаждались жизнью и показались мне даже какими-то вежливыми – никогда не перебегут дорогу, не остановившись перед тропинкой. Рощи, самые небольшие, здесь наполнены жизнью. Когда я захожу в леса Австрии, мне почему-то кажется, что все животные и птицы так и хотят меня поприветствовать.

Я так долго любовался местными красотами, что забыл о весьма ограниченных часах работы австрийских магазинов и побежал за продуктами. Была суббота, без пятнадцати двенадцать дня, и продавщицы уже собирались уходить до понедельника.

– Быстрее, быстрее, – добродушно, но с некоторым укором говорила одна из них.

– Они всё время ждут закрытия, и под конец приходят, – вторила ей другая.

– Закрытия не ждал, просто забыл о том, как рано вы закрываетесь, – с иронией сказал я.

– Я думаю, вы забыли о том, что мы тоже имеем право на выходные, – сказала загорелая и поджарая продавщица с накрашенными красным лаком ногтями ног и рук, в тапочках с пробковой подошвой Birkenstock за сто евро.

– Святое! – согласился я.

Никогда не забуду, как женщина-оптик в магазине Хартлауэр заметила, что все австрийцы, которые хотели зарабатывать деньги, давно уехали за океан. А что бы делали австрийские продавцы, живи они в «демократической рыночной» России, где с утра и часов до девяти вечера, а то и в ночь они за копейки и без всякой уверенности в пенсионных вкладах и завтрашнем дне должны были бы сидеть за кассой?

Читая воспоминания Ф. Н. Глинки, известного славянофила и офицера времён войны с Наполеоном, поражаешься тому, что темп жизни небольших австрийских городков остался тем же, что и 200 лет назад. Глинка писал, что в городке Мельк, известном своим величественным монастырём, люди умеют радоваться жизни и часами сидеть за бокалом вина (Глинка, 1990, с. 25 ).

Мельк находится рядом со столицей Нижней Австрии, Санкт-Пёльтеном, тоже очень умиротворённым городом, в котором, как мне показалось, все хотят пригласить вас распробовать белого вина урожаев разных лет. Но они побаиваются людей с Востока, тоже любящих вино, а ещё больше – напитки покрепче, стремящихся взять от жизни всё, что она предлагает. И, наверное, не зря «беспечные» австрийцы серьёзно задумываются над тем, стоит ли так широко открывать двери на Восток. Ведь им хочется сохранить такие идиллические места, как Айхграбен, не столько для богатых туристов, сколько для себя. Я не случайно поставил слово «беспечные» в кавычки. Австрийцы очень чутко реагируют на вопросы о своей собственности, а также по поводу приезжающих в их регион иммигрантов или беженцев. Я никогда не забуду разговор между моим знакомым англичанином и нашими общими друзьями из Айхграбена, пригласившими нас в гости.

– Какое всё же чудное место Нижняя Австрия, я вообще подумываю в будущем сюда переехать, – сказал Дэвид.

– Но в Англии тоже масса красивых мест, – с улыбкой, мягко, но с намёком заметил Петер, наш знакомый, нарезая сыр.

Австрийцы с иностранцами готовы идиллией делиться только временно, даже с англичанами...



Наблюдения, размышления и встречи в Штирии


Земля Штирия, ставшая самостоятельным герцогством в 1180 году, считается краем грибов (в основном лисичек) и тыквенного масла. Я бы ещё добавил – это самая большая и самая австрийская из всех земель страны. В Штирии можно встретить все ландшафты, встречающиеся в Австрии. Здесь и высокогорный и всегда немного прохладный Шладминг, и лесной Мюрццушлаг на реке Мур, где Брамс написал свою Четвёртую симфонию. Наконец, на самом юге Штирии, можно насладиться почти средиземноморским климатом Ляйбница и Бад Радкесбурга. В какой бы из этих городов вы ни приехали, вам везде предложат блюда из лисичек, а в салат капнут тыквенного масла. Вообще же, вкусовые качества местных блюд усиливаются из-за гостеприимства штирийцев.

Так получилось, что в Штирии я проработал в общей сложности три месяца, за время которых мне удалось по-настоящему насладиться этим уютным уголком Европы. В Шладминге я работал два года назад, и сейчас, приехав в этот городок на недельный семинар, как и раньше, вновь поразился непосредственности местных жителей. Идя по улицам Шладминга, то и дело невольно отвечаешь на приветствия прохожих, в любое время года одетых в дорогие свитера и грубошерстные пиджаки с костяными или кожаными пуговицами под названием Lodenjake. Если вы пойдёте в сторону центра городка мимо ратуши, прячущейся в тени мощных деревьев, вам откроется мир дорогих бутиков. Цены здесь ниже швейцарских или московских, и это при зарплатах, во много раз более высоких, чем в нашей стране.

За время работы учителем в нескольких школах Тироля, а затем и в гимназии Шладминга, я убедился в том, что дети в альпийских городках Австрии, как правило, несколько более расслабленные и даже шкодливые, нежели на востоке и юго-востоке страны. Я задал вопрос о причине этого директору местной гимназии.

Господин Вайгль сказал, что моё наблюдение очень точно:

– Всё дело в том, что практически у всех владельцев домов в том же Шладминге круглый год живут постояльцы. Родители заняты работой, бизнесом и уходом за туристами. Дети же часто предоставлены сами себе, а то и в прямом смысле воспитываются постояльцами.

Местные дети, по словам господина Вайгля, в основном мечтают о карьере лыжных инструкторов или проводников в горах. Редко когда в этих местах встретишь академически ориентированных подростков.

Несмотря на требования депутатов австрийского парламента отнять у Арни (прозвище Арнольда Шварценеггера) его австрийское гражданство, в самом дорогом магазине горного снаряжения в Шладминге по всем стенам расклеены фото, на которых изображён «вечный Терминатор» с продавцами магазина. Походно-лыжное население горной части Австрии очень мало интересуется политикой. Пока к ним приезжают состоятельные туристы, оставляют деньги в их магазинах, гостиницах, пансионах и ресторанах, а их городки ещё не заполонили беженцы из бедных стран, им всё равно, кто, где и как высказался по поводу прав человека, абортов или войны в Ираке. Ну а уж если сам Арни решил у них купить горные ботинки на все сезоны, так пусть он хоть сто смертных приговоров подпишет, они будут ему рады.

Совсем недалеко от Шладминга, в Айген-ин-Эннстале, крохотном городишке с изумрудными лугами, у меня возникло ощущение, что эта сказочная природа расслабляет, местный свежий воздух опьяняет, особенно утром и вечером, но в то же время в таком окружении чувствуется прилив сил и мыслей. Горная природа вдохновляла многих писателей и художников. Природная красота запада Штирии подчёркнута безукоризненной чистотой.

Здесь, среди альпийских красот, вдруг вспомнил слова одного известного российского режиссёра, когда он давал интервью в одном из швейцарских курортных городков:

– Вот смотрю я вокруг на эти луга, на эту чистоту и порядок. Но ведь нам этого не надо, это ведь для нас очень мелочно. Мы мыслим и живём шире…

А может быть, именно массовое появление в России таких уютных, пригодных для нормальной, здоровой жизни городков и помогло бы поднять российскую глубинку и преобразовать лик России? Может, не повредит России чуть-чуть бюргерства?

Жители Центральной Европы с молодых лет не только борются за чистоту и комфорт, но и пекутся о состоянии своих кошельков. Я никогда не забуду, как запротестовали немецкие студенты из-за введения в земле Баден-Вюртемберг платы в размере 593 евро за семестр. Американский студент, приехавший в Гейдельбергский университет на семестр, не понимал, что к чему, когда вечером площадь заполонили студенты и начали акцию протеста:

– Лучше бы учились в это время, а они бьют в барабаны. Они должны платить копейки, по сравнению с нами! Ну не съездят они на каникулах в Грецию или в Хорватию, ничего с ними не случится, зато будут образование больше ценить. Мы по сравнению с европейцами никуда не ездим, работаем на двух-трёх работах. Нам приходится платить десятки тысяч долларов за учёбу, мы погрязаем в долгах, но не стонем.

Действительно, степень жизненного комфорта и количество бесплатных высококачественных услуг в Германии и Австрии до сих пор поражают не только россиян, но и англичан и американцев.

Послужить положенные законом полгода в австрийской армии не сказать, чтобы было престижно, просто этот отрезок жизненного пути рассматривается молодыми людьми как военно-спортивный отдых от школы. Немецкие и австрийские офицеры похожи на научных сотрудников, серьёзно занимающихся спортом. Вечерами солдаты спокойно попивают любимый «Гёссер», если они, конечно, не провинились в течение дня. Каждые выходные австрийский солдат-срочник проводит дома. Здесь ни от кого не требуют «быть или становиться мужчиной». Те, кому это надо, прекрасно справятся с этой задачей, причём без напоминаний, драк и унижений. С австрийским спецназом и горными спасателями даже сегодня мало кто сравнится не только в Европе, но и в мире. Традиции «горных стрелков» живы и поныне. Это настоящие профессионалы. Попасть на учёбу по специализации «спасатель» хотят практически все австрийские ребята из альпийских районов. Но попадают туда единицы. К сказанному об австрийской армии следует добавить, что жизнь австрийского солдата стоит дорого.

В бывших владениях Австро-Венргии – Чехии и Венгрии – больше нет призывной системы. А почему? Ответ прост: Америке и НАТО для очередных авантюр от этих стран нужны лишь наёмники.

А австрийцы после двух мировых войн мобилизовали все дипломатические и финансовые усилия, чтобы больше не воевать за чужие интересы и держать нейтралитет. В Австрии гражданин (бюргер) поставлен во главу угла.

Один умный американец в далёком 1992 году сказал мне: «Russians should start respecting and loving other Russians». Я думаю, данная фраза в переводе не нуждается. Высказывание моего американского друга постоянно вспоминалось мне в чистой, зелёной и сытой Штирии.Так и хотелось сказать на всю Россию: «Россияне, учитесь у австрийцев уважению к собственным согражданам».

Вспоминается мне, как перед приездом важной персоны в новосибирский Академгородок стражи порядка разгоняли торговцев на Морском проспекте.

– Я кому сказал, резвее двигайтесь! – проревел дюжий милиционер старикам, торговавшим свёклой и картошкой.

Люди, боясь последствий, спешно начали собираться. Такова вся суть отношений россиян с властью. Высшие чиновники, люди с устойчиво высоким положением, иностранцы из благополучных государств «золотого миллиарда» охраняются от безобидных простых людей.

В России очень выгодно быть иностранцем с Запада – для них здесь созданы все условия, а главное, имеет место подобострастное преклонение. Пусть не перед американцами, мода на которых прошла, но западного европейца побоятся и пальцем тронуть.

На ум приходит нашумевшая не так давно «дипломатическая потасовка». В апреле 2007 года работник немецкого посольства в Новосибирске без причины побил русского парня, находясь с ним в одной компании. Парень не был уверен, что российский закон будет на его стороне, если он, в свою очередь, побьёт немца, поэтому активно не оборонялся. Но ещё страшнее то, что многие российские граждане в этом конфликте заняли сторону немецкого клерка. Я сам был сильно этим удивлён, прочитав комментарии в Интернете. В результате дело на этого «немецкого обидчика» было приостановлено, ну как же – дипломатическая неприкосновенность!

С пренебрежительным отношением к своей личности россиянин в царское, советское и постсоветское времена сталкивался и сталкивается повсеместно. Как только русскому крестьянину удавалось расправить плечи – тут же его начинали унижать, раскулачивать, уничтожать его сбережения и добро всевозможными реформами.

Немецкий рабочий уже в кайзеровской Германии мог рассчитывать на пенсию, на медобслуживание, его детям до 16 лет полагалось посещать школу. У российского же рабочего действительно, кроме цепей, ничего не было до революции, но нет и сейчас. ПТУ уничтожили, вымирают мастера своего дела. Российскому работяге трудно достойно заработать своими навыками. К профессиям учителя и врача только что не насмешливое отношение: мол, кто за копейки работать будет. И что усвоит российский ученик от учителя, раздражённого своим нищенским заработком, что он напишет в своей общей тетради с обложкой, прославляющей US Army and Navy?

Совсем недавно я разговаривал с одной знакомой, историком по образованию, о том, почему бы России не взять на вооружение опыт западноевропейских стран или Канады (так называемых «социальных государств») при проведении реформ в армии, жилищно-коммунальной сфере, при восстановлении инфраструктуры и здравоохранения. Она сильно удивила меня своим ответом:

– Попытка сделать Австрию или Бельгию из России, может быть, и принесёт какую-то степень комфорта россиянам, но и окончательно убьёт русскую душу!..

– Но ведь государство не может считаться цивилизованным, если в нём могут выжить только сильные граждане. Самый слабый в цивилизованном государстве является самым его важным гражданином – это сказал не я, это говорил Улоф Пальме.

– Всё это для западноевропейского потребления. В России пока не созданы условия для достойной жизни слабых граждан. Нам надо пройти ещё очень большой путь, чтобы у нас уважали и ценили всех членов общества…

Другими словами, предлагается снова «потерпеть»…


Горный воздух уносил мои мысли всё дальше и дальше в Россию в историю нашей великой и многострадальной страны. Вдруг зазвонил сотовый телефон, и мои приятели предложили мне на субботу поехать в столицу Штирии – Грац. Как тут не согласиться? Ведь интересно посмотреть город, который в 2003 году получил статус культурной столицы Европы.

Благоухающий весной и знойный летом, почти балканский город Грац поражает своим гостеприимством и теплотой. Вместе с Айзенштадтом и Веной я бы включил столицу Штирии в тройку австрийских городов, куда при малейшей возможности следует приезжать, чтобы получать отнюдь не повсеместное ощущение радости за нашу планету.

Когда поднимаешься к самому высокому месту в Граце, на гору Шлоссберг (высота 470 метров), к известной Часовой башне и смотришь на мощнейшие стены и укрепления, которые строились для защиты от турок-осман, возникает ощущение, что пышная растительность, старина, чистота, комфорт, счастливые люди вокруг и знакомые запахи кофе и марципана – всё это напоминает о вашем присутствии на празднике жизни.

Загорелые от солнца, а не от солярия, круглолицые, но остроносые штирийки в лёгких тапочках и гораздо более изысканной одежде, чем немки, идут либо с колясками, из которых высовываются альпийские крепыши, либо с корзинками со свежими продуктами, из которых они могут приготовить и суп с клёцками, и говядину по-венски, ну и, конечно же, штирийские лисички с картошкой. От одного вида этих продуктов ваш мозг начинает работать в гастрономическом направлении, если вы хоть раз пробовали блюда южноавстрийской кухни.

Детвора беззаботно идёт по улицам, жуя булочки с салями или просто копчёные колбаски кабаносси. Дети в Австрии потребляют гораздо меньше кока-колы, чем в Германии, они пьют обыкновенную воду. В обед австрийские школьники должны обязательно съесть горячее, и притом обязательно за столом. В случае если родители узнают о нарушении этого правила, их возмущение будет не меньше, чем если бы стало известно о неудовлетворительном преподавании в гимназии. Дети галдят, но ласкающий ухо диалект с переливами гасит децибелы создаваемого ими шума.

Грацу уже почти 900 лет. Несмотря на войны и осады, столица Штирии прекрасно сохранилась, а следы от пушечных ядер на крепостных стенах сегодня даже придают ей некоторый шарм. Если пройти по улицам Граца, то тут, то там можно найти уютные внутренние дворики с чинно бродящими по ним откормленными котами, с домами, окна которых заставлены красиво цветущей геранью.

Гуляя по романтической улице Хофгассе, вы можете зайти побаловать себя штирийской выпечкой в знаменитой пекарне Эдеггер-Такс, которая в своё время обслуживала Габсбургов. Можно долго любоваться её резным порталом, в котором, как кажется, запечатлены все добродетели Австрии.

Бурная Мура, по берегам которой встречаешь памятники полководцам и разным знаменитостям, жившим или родившимся в Граце, очень мудро поделила столицу Штирии на две части. Эти памятники мне показались почему-то теплее и домашнее, чем памятники знаменитостям в суровой Германии.

В 2002 году в августе я был в Штирии, как раз когда Мура вышла из берегов. Дожди лили не переставая. Многие районы в Австрии, Чехии, Саксонии и в Баварии стали жертвами наводнений. С каким отчаяньем голосили местные жители! Когда я смотрел репортажи о наводнении в Центральной Европе, мне вспомнился один из репортажей телеканала «Россия» во время наводнений на Лене. Сибирский мужик спокойно курил самокрутку, сидя на ветхой крыше на пару с кошкой. Он спокойно сказал корреспонденту:

– Да выкрутимся как-нибудь.

В Европе про наводнение на Лене можно было узнать только из Интернета. Вы спросите, почему Европу должно волновать наводнение на Лене? Да, вы, возможно, правы. Но по свидетельствам моих знакомых, наводнения в Европе, тогда, в 2002 году, показывались по российским каналам с гораздо большей озабоченностью и трагизмом, чем наводнение на Лене.


Вернувшись из Граца в Айген-ин-Эннсталь, я сразу же поехал в город Книттельфельд в центральной Штирии, где должен был провести серию занятий по техническому переводу с немецкого на английский язык. Книттельфельд во время войны был практически полностью разрушен. Это становится ясно по относительной новизне большинства его зданий. Нас, троих участников рабочего семинара, с любезными улыбками приняла чета пенсионного возраста, содержащая пансион.

Дом площадью не менее 350 квадратных метров поражал своей безупречностью. При его осмотре у меня возникло впечатление, что строили его с полной уверенностью в том, что бомбардировок Книттельфельда больше никогда не будет. По утрам пузатый розовощёкий бюргер Петер с хитрющими глазами спускался в столовую и пытался нас развлекать пустыми беседами и рассказами о своей благотворительности, пока мы завтракали. Кроме всего прочего, он пытался выведать о нас как можно больше информации: где родились, кто родители, были ли мы до этого в Австрии или нет. В первое же утро Петер принёс листки прибытия, которые должны заполняться и сдаваться в полицию. На этой процедуре следует остановиться особо.

Система регистрации в Германии и Австрии – это целая эпопея. Я даже не буду касаться граждан некоторых стран, например бывшего СССР (кроме Прибалтики), которым необходимо пройти серию унижений, прежде чем они получат визу любого из государств западного мира (Германия и Австрия здесь не исключение). Если вам нужна виза в Германию, но вы не гражданин этой страны и приехали в неё учиться или работать, то вам следует прийти в полицию или Meldeamt (ОВИР) по месту жительства. Причём медлить с этим не стоит, поскольку в один прекрасный день на пороге вашего пристанища могут появиться двое мужчин-полицейских (это в лучшем случае) или блюстители порядка женского пола, которые значительно суровее и бесцеремоннее, чем мужчины. Не стоит уповать на либеральность полицейских только потому, что у них маленькие серёжки в ушах, а иногда и в носу блестящие крохотные кнопочки. Их либеральность и кажущийся расслабленный инфантилизм предназначены только для общения с коренными жителями своих стран.

Новичка в подъезде или во дворе всегда заметят пенсионеры, которым, по причине ещё работающего вовсю производства и щедрой уплаты налогов, нечем заняться. Никому из них и в голову не взбредёт пойти работать вахтёром. Поэтому, если вы ещё не отметились, хотя бы не врубайте музыку по ночам и не дебоширьте. Накапало с вашей машины масло на асфальт – благообразная старушка запишет номер машины и сообщит куда следует, в 1930-е и 1940-е её сумели натренировать, чтобы она оставалась бдительной до конца своих дней. На вас обратят внимание, в горе вы или в радости. И дай Бог, чтобы это внимание не превратило последнее в первое...

Анкеты для получения регистрации полны вопросов, за которые в идеале в соответствии с пресловутыми «правами человека» чиновников или составителей анкет могли бы просто привлечь к ответственности именно за нарушение этих прав: спрашивается всё вплоть до религиозной принадлежности, детально выясняется, где, когда ты жил, где твоя жена, где твои родители. Если вы приехали на короткий срок, представитель принимающей вас стороны сдаёт в полицию или в Meldeamt листки прибытия, если же вы приехали надолго, то регистрируетесь «по полной» и вам в паспорт вклеивают вид на жительство. Надо сказать, вклейка эта очень красивая.

Раздав нам листки прибытия, Петер сказал:

– Это делается для вашей же безопасности.

Ну, прямо можно было прослезиться от его заботы! Его ухоженная, правильная, более воспитанная, чем он, жена каждое утро подметала уже вылизанный двор. На второй день нашего пребывания, после работы нас пригласили на ужин. Беседы снова носили выпытывающий характер со стороны хозяина. Выпытывание, любопытство – ещё одна из характерных черт жителей германских стран. Бюргер в Книттельфельде пытался выяснить мою подноготную и то, где же я так овладел южными диалектами. Штирийское пиво Zipfer в этом случае было кстати – оно чуть добавляет чувства усталости, но и снимает раздражение…

В первый же день нашего пребывания в Книттельфельде Петер предложил нам воспользоваться его компьютером для выхода в Интернет. Я обрадовался этой возможности, поскольку на работе не было ни одной свободной минуты, а до ближайшего интернет-кафе ноги под конец дня уже не несли. Причём Петер добавил, что сидеть за его компьютером можно хоть полчаса. Я просидел в сети минут двадцать, но физиономия «мецената» за это время успела изрядно вытянуться и стать обозленной.

– Большое вам спасибо за Интернет, – ничего не подозревая, сказал я.

– Я щедр, но не люблю, когда этой щедростью злоупотребляют! – резко ответил он. Потом он ещё раз «пропел» о щедрости жителей своего городка и о том, что русские в 1945 году считали за счастье быть размещёнными в голодном и разрушенном Книттельфельде, поскольку их здесь очень радушно принимали. «А кто кого кормил тогда в 1945?» – подумал я. После меня Интернетом в этом «гостеприимном» пансионе пользоваться никто не рискнул.

Провожали нас с большой радостью и даже подарили каждому по бутылке вина, которое, по их словам, было самым удачным за последние пять лет. Через неделю я увидел вино этой же марки в продуктовом магазине. Оно стоило... 1 евро…

Мои коллеги назвали Петера «злым бюргером». На самом деле, Петер – тот самый «средний европеец», о котором нас предупреждает философ К. Леонтьев (Леонтьев, 2007). Хотя, может быть, именно о таких «образцовых гражданах» с надеждой говорил недавно один крупный российский олигарх: «Я не думаю, что когда средний класс у нас вырастет, он будет восприимчив к терминам американская угроза или ядерный удар». Сильно у них с Леонтьевым взгляды расходятся…

Австрийцы часто говорят, что в Германии другой менталитет, у немцев, мол, другой дух: дух действия, стремления, эффективности. Через некоторое время у меня возник вопрос: «А есть ли тогда вообще что-либо общее в поведенческой культуре у жителей германских стран»? Спустя некоторое время я сам ответил на него: культура бюргерства, учёта и избегания риска.

Что касается развития, то можно сказать так: в германских странах тип развития был испокон веков не экстенсивный, а интенсивный. То есть прежде чем захватить новый кусок земли, из того, что имелось, надо было сделать конфетку. У немцев и австрийцев, даже при всей их внешней либеральности, на каждом шагу проявляется исступлённое стремление к уверенности в завтрашнем дне и старание не пустить к себе Ausländer1.

При этом в германских странах не существует англосаксонского понятия о privacy2. В столовой и кафе при нехватке свободных столиков к вам могут подсесть, и ожидается, что вы не будете против. Вы приходите за информацией по книгам, терминологии или списку литературы к незнакомому профессору, он не просто спросит ваше имя, он его зафиксирует в своей аккуратной записной книжечке.

У западных немцев до 1990 года была национальная идея объединения Германии. У Австрии после войны импульс и сама стратегия существования государства основывались на австрийском нейтралитете и неучастии в различных блоках и в сборе денег с различных международных организаций, базирующихся в Вене. В Германии импульс окончательно выдохся после объединения, а у Австрии сильно ослаб после вступления в ЕС.

Следующие две недели мне удалось провести в лесном краю, недалеко от городка Мюрццушлага, в котором я выполнял работу по одному переводческому проекту. По приезде я шёл по улице и увидел дом-музей Брамса. Зашёл в вестибюль, и смотрительница музея сразу же принялась уговаривать меня присоединиться к группе:

– Ну, зайдите, ведь очень интересно, – просила она без тени тевтонской гордости. Вообще, должен сказать, что австрийцы – в массе своей замечательные люди. Это тёплая нация. У них нет присущего северным немцам чувства превосходства. Они не любят эмигрантов, но скорее из-за стремления сохранить свой уют и порядок, а не по причине каких-то расово-биологических предрассудков. Австрийцы музыкальны, у них прекрасный вкус, они любят детей, тогда как для большинства современных немцев дети – это шум и проблемы.

Небольшая усадьба, в которой мне посчастливилось жить в городе Брамса, была похожа на избушку из сказок братьев Гримм. Это был уютный тёмный сруб с альпийской покатой крышей. Причём на фоне тёмного дерева особо ярко смотрелась герань на окнах. Хозяйку звали фрау Хютль. Эта замечательная старушка, в прошлом учительница музыки, сказала, что была неравнодушна к одному из советских офицеров, который до войны преподавал в консерватории:

– Их рота вдруг исчезла. А на смену им пришли другие, тоже приятные люди, но среди них уже не было музыкантов. Зато новый офицер блестяще говорил на трёх языках и рисовал. А мой отец потерял ногу выше колена под Вязьмой. Но он знал, что это всё из-за рождённого в Верхней Австрии маразматика Шикльгрубера, которого следовало вовремя принять в художественное училище.

Её дядя был активистом из коммунистов и прямо с фронта попал в концлагерь. Оттуда возврата не было. Фрау Хютль часто говорила, что её внук, которого назвали Сева, в честь советского офицера, очень хочет изучать русский.

Австрийские старушки… до чего же это в целом добропорядочные создания! Вот подходит, бывает, вся ухоженная фрау лет семидесяти, одетая в нарядный Dirndl (баварское и австрийское национальное летнее платье), и вдруг видит фантик на скамейке. Мимика её лица последовательно проходит все стадии от искреннего недоумения до недовольства и, наконец, понимания, что фантик не первый и не последний.

Однажды на остановке в Граце я сел рядом с пожилым голландцем, сетующим на то, что кругом турецкая еда и фаст-фуд, что негде поесть немецких или австрийских блюд. На это молодой парень заметил, что австрийской еды он и у своей бабушки поесть может, а пиццу и chicken McNuggets ничто не заменит! Я уверен, что бабушку этого парня возмущает господство пиццы не меньше, чем голландца.

А вот русских фаст-фудом, и тем более в Европе, не удивишь. Сегодня некоторые из них даже в дорогих европейских ресторанах оставляют самые щедрые чаевые, особенно в Мюнхене. Они покупают самые дорогие сувениры. Но если глубоко вдуматься – это же антинародная микроэкономика. Никогда не забуду, как под Рождество в центре Граца одна полная русская дама, вся усыпанная золотом, набрала сувениров на 1500 евро. Потом она добавила своим попутчикам:

– Паразиты, давно бы могли уже русский язык выучить.

Она только тыкала пальцами, а готовые заработать австрийцы носились вокруг как ошалелые. Таких визитёров они любят, и знания языка от них не требуют, у таких посетителей полицейские и паспорт на вокзале не проверят. Они потратят деньги и уедут.

Возникает вопрос: а выгодно ли это России в долгосрочном плане? Пока Россия и страны бывшего СССР фактически дотируют и субсидируют австрийские, немецкие и даже словенские компании, занимающиеся производством бытовой техники, продуктов питания и лекарств, не следует ожидать кардинальных перемен в отношении российской власти к местному производителю. В немецких магазинах я видел пока из российских товаров только водку «Русский Стандарт». Нет даже сладостей – а уж «Коркунов» ничем не хуже европейского шоколада. Зато в разных городах Германии и Австрии встречаешь магазины со старинными иконами...

Героическими усилиями жителей Северной Евразии завоёвывается безбедное и безопасное существование среднего класса и рабочих в Западной Европе, да и вообще в странах Запада. Пока на Россию и Северную Евразию в целом западные европейцы смотрят исключительно как на рынок сбыта и просто на территорию. Им важно, чтобы там жили люди, которые будут готовы покупать всё – от кофемолки Miele до самых дорогих «Мерседесов», потеряв голову от большой зарплаты в добывающей отрасли. И если всё тщательно просчитать в реальных цифрах, то ещё не понятно, кто в действительности покупает газ по заниженным ценам: Украина и Белоруссия или же страны ЕС. Я вот что имею в виду. Китайское барахло традиционно считается низкосортным ширпотребом, как бы кто ни пытался доказать, что «сейчас китайцы уже научились производить качественную продукцию». А европейская одежда, оборудование и машины – это престиж. На европейские товары россияне с высокими и средними доходами тратят уйму денег. И хотя платят европейцы за газ по мировым ценам, деньги их рабочим всё равно вернутся: не от олигарха, так от пожилого или больного человека из России или Украины, зависящего от продукции «Берлин Хеми».

Вплоть до 1991 года СССР закупал в Штирии (в небольшом городе Киндберг) стальные трубы для нефтепроводов. И, как сказал один житель Киндберга, «платили русские щедро и всегда вперёд». И сейчас платят, правда с новой спецификой, не так организованно-ритмично, но платят и платить будут, пока на российских просторах не начнут производить аналогичные трубы, а главное, пока Россия полностью зависит от самой «трубы».

В Бруке-на-Муре в центральной Штирии я стал свидетелем того, как местный работодатель издевался над одним югославским рабочим, который то тачку не так катил, то цемент не так замешивал и так далее. Увидев меня, сидящего на лавочке, он извинился за шум и начал мерзко улыбаться. Я демонстративно даже не кивнул ему. А по воспоминаниям одного моего друга из Львова, ещё в конце 1980-х годов работавшего в австрийской строительной компании, рабочих, как солдат, каждое утро выстраивали в шеренгу, и обращение с ними не укладывалось в пресловутые понятия о правах человека.

Вы скажете, что я противоречу сам себе – то расхваливал австрийцев, а сейчас ругаю. Да Господь с вами! Австрийцы – прекрасные люди, но и с ними нужно себя уметь поставить. Поставишь себя как представитель полуколониальной территории – и будут с тобой соответственно обращаться.

Поставь себя Россия в начале ХХ века правильно в отношениях с Германией и Австро-Венгрией, то есть на принципах взаимоуважения и сбалансированной взаимозависимости, она могла бы добиться многого, а главное, тех самых «двадцати лет без войн и потрясений».



Из города Моцарта – в край озёр


Кто чтит и знает Моцарта больше, чем жители Северной Евразии? Этот вопрос пришёл мне как-то в голову, когда один очень приятный американский профессор совершенно серьёзно, с грустью в глазах сказал в разговоре о системах образования в Европе и Северной Америке:

– Для большинства молодых американцев, особенно из центральных и южных штатов, что Моцарт, что доктор Живаго. Дай бог, если они вообще знают, что оба имени относятся к культуре европейского континента. Не судите о тех счастливчиках из США, которых вы встречаете в европейских университетах. Англосаксонский атлантический мир рассматривает классическую европейскую культуру как нечто, что должно быть доступно исключительно избранным. Доходит до того, что при любом удобном случае нам напоминают о том, что Лора Буш, жена Джорджа-младшего, читала Достоевского.

Но даже сильные мира сего, мягко говоря, разочаровывают иногда жителей континентальной Европы. Как мне рассказал один англичанин, который преподаёт в университете Гейдельберга, когда английская королева приехала в Германию и её спросили, что бы она хотела в первую очередь посмотреть, она с ходу заявила, что ей не терпится посмотреть Марбах. Дело в том, что в Марбахе располагается государственный музей Шиллера, и немцы, только услышав слово «Марбах», уже были в восторге от культуры королевы. Однако королева имелав виду конный завод, который находится в пригороде Марбаха, она хотела посмотреть лошадей.

Очень не хочется думать о закате «серебряного века», когда идёшь по прекрасному Зальцбургу и понимаешь, что здесь творил великий Моцарт. То и дело физиономия Гарри Поттера на ранце и носочках у мимо идущего школьника или «герои рэпа» с растопыренными пальцами, мутными глазами смотрящие на прохожих с городских афиш, напоминают о вытеснении духа «Волшебной флейты». Надежду на сохранение классической культуры Европы вселяют имена музыкантов и оперных певцов, среди которых, кстати, то и дело видишь имена исполнителей из России: Анны Нетребко, Дмитрия Хворостовского и многих других. И это приятно, это вселяет надежду, это говорит о том, что свой импульс Россия ещё не потеряла.

Я очень люблю Вену и вообще все города Австрии, в которых мне посчастливилось пожить или которые я смог посетить. Но считаю, что с точки зрения эстетики, Зальцбург – самый свежий город, может быть, поэтому и самый дорогой в Австрии. Замок на горе кажется миниатюрным, а стоя на мосту через реку Зальцах, поражаешься какой-то собранности города, создаётся впечатление, что его мыли и освежали в течение месяца до вашего приезда. Особенно это ощущение свежести усиливается, если раскрыть окна утром после грозы. В ещё мокрой и полируемой лучами солнца мостовой, почти как в озере, отражаются силуэты элегантных домов. Улица наполняется запахом ароматных булочек, а разносчик газет успевает о чём-то переговорить на ходу с двумя рабочими, которые неторопливо и размеренно начинают свой день.


Из Зальцбурга путь мой лежал в направлении Клагенфурта, столицы южноавстрийской озёрной земли Каринтия. Я вместе с двумя американцами должен был провести семинар по переводу с немецкого на английский для старшеклассников в так называемой Waldorfschule3. Что бы мне ни говорили о детях, посещающих эту школу, скажу, что это замечательные подростки. Да, трудные молодые люди в школе этого типа не редкость, но в Waldorfschulе не губится индивидуальность и самовыражение детей. Преподаватели общаются с ними как с друзьями, и никто меня не убедит в том, что это плохо. У многих людей подобная система вызывает отторжение: как же так, учитель и ученик – друзья?! Американцы были тоже не совсем довольны тем, что к ним автоматически не проявлялось уважения. Вообще, я заметил, что именно американцы, находясь за пределами своей страны, в которой за один неверный взгляд на лицо противоположного пола и за дружеское похлопывание ребёнка по плечу можно сесть в тюрьму на несколько лет, просто «расслабляются» в континентальной Европе. Здесь они и на детей могут прикрикнуть, и громко свистнуть на центральной улице, увидев симпатичную женщину, ну а уж об алкогольно-наркотических пристрастиях молодых американцев можно писать и писать. Слава богу, мой очерк не об этом!

Я, как и при общении с другими детьми, был настроен заработать уважение своей группы. И мне это удалось. В конце каждого дня я с австрийским учителем Мартином и учениками шёл играть в пляжный волейбол на озере Вёртер. Как-то раз температура во второй половине дня добралась до +37 °С, и мы все укрылись в тени. Двое ребят отпросились отойти на полчаса. Что ж, нет проблем, мы их отпустили. И не зря! Два альпийских молодца со светящимися серыми глазами притащили ящик пива «Хиртер». Это светлое пиво – визитная карточка Каринтии. Оно, как вода самого большого в этой земле озера Вёртер, ласкает и даже человека в плохом настроении способно вернуть на праздник жизни.

Вообще, Каринтия – это земля озёр. Озёра здесь скрываются между скал или открыто красуются в окаймлении лесов. А сколько таинственно-романтических замков органически дополняют озёрные пейзажи! Общей особенностью для всех озёр этой австрийской земли является их уникальная тёмно-лазурная вода.

Вечером перед отъездом мы устроили «сосисочный вечер» на заднем дворе школы. Американцы мне признались в том, что самым их большим впечатлением от пребывания в Австрии стало распитие спиртного на заднем дворе школы. Зная Америку с её пуританской ограниченностью, граничащей с сумасшествием, я понимаю и даже в некотором смысле сочувствую молодым, симпатичным ребятам, большинство из которых, побывав в континентальной Европе, не хотят возвращаться домой.


Утром я выезжал в Тироль. Включив радио в машине, услышал грустные, но торжественные ноты одного из многочисленных хоровых коллективов Каринтии. Славянская часть австрийской души снова давала о себе знать. Торжественность и грусть – какая взаимодополняющая германо-славянская смесь! Эти составляющие именно в музыке проявляются наиболее чётко. Особенно если послушать сначала «Славянские танцы» Дворжака, а затем «Немецкие танцы» Шуберта. Этот германо-славянский тандем сам по себе является культурным импульсом.



Австрия для туристов


Тироль – это исключительно горная земля Австрии, причём где круче склоны, там люди упрямее. Во время работы в Тироле жили мы в почти курортном городишке Кирхберг. Этот городок, окружённый живописными горами, всем своим видом говорит: приезжайте, вы долго работали, сейчас время потратить честно и нечестно заработанные деньги.

То и дело у бутиков видишь богатых американцев в шляпах и кожаных шортах, just to show – been there, done that (показать знакомым – был там, всё попробовал). Им всё равно, что на первый взгляд кажущиеся тирольскими шляпы сделаны в Китае.

В самой горной из всех столиц австрийских земель, Инсбруке, я любовался известным на всю Европу позолоченным карнизом одного из старинных зданий (Goldnes Dachl) и мне вспомнился почему-то тирольский борец за независимость, бородатый Андреас Хофер, поднявший восстание против наполеоновских захватчиков. О нём помнят далеко за пределами Тироля. Однажды я шёл в Хандшусхайме (район Гейдельберга) и увидел улицу, названную его именем. «Вот она тевтонская солидарность», – подумал я тогда. Она выражается и в национальной одежде: эдельвейсы, пуговицы из оленьей кости, грубое сукно, валяная шерсть – всё серо-зелёное. То тут, то там на юге, даже в центре Германии, как и в Австрии, можно встретить людей с элементами этой народной одежды. Этот тевтонский дух проявляется и в певческих праздниках, когда, как по зову Нибелунгов, съезжаются коллективы из Баварии и с самого севера Германии, из Саксонии и Южного Тироля, из Эльзаса и Рейнланда. Часто эти фестивали открывает Хайно, альбинос в тёмных очках, поющий патриотические песни.

В составе современной Австрии сохранился лишь Северный Тироль. Большая и самая благодатная часть этой земли после Первой мировой войны отошла к Италии. Муссолини, несмотря на дружбу с фюрером, не отдал Южный Тироль Рейху. И правильно сделал – хоть в одной части Италии чистота и порядок. Меран (Мерано) и Боцен (Больцано) – эти города Бог создавал на свежую голову и будучи в хорошем настроении. Большая часть населения Южного Тироля двуязычна: немецкий и итальянский языки знает одинаково хорошо, особенно молодёжь.

Крестьян как таковых ни в Северном (австрийском), ни в Южном (ныне итальянском) Тироле и вообще в альпийских районах Австрии практически не осталось. Всё это фермеры, главным занятием которых является гостиничный бизнес. Хозяйства в основном предназначены для хобби и производства экологически чистой еды для посетителей. Я побывал на ужине на «хобби-ферме» у знакомых моего коллеги – всё вкусно, но не разбежишься, все друг другу улыбаются, а поговорить-то не о чем. Западные австрийцы для уточнения понятий и значений за ужином любят обратиться к словарю, даже когда за столом все свои. Как только возникает тема для разговора, всё должно быть разложено по полочкам...

Тироль был занят после войны французами. Может быть, поэтому здесь то и дело ощущаешь, что местные улыбки увеличиваются пропорционально количеству нулей содержимого кошельков туристов.



На земле алеманов


Из Тироля я вернулся на неделю в Вену, но даже не пробыл в столице и трёх дней, получилось всё, как в песне про комсомольцев: «Дан приказ: ему – на запад». Мне предстояло выполнять следующий проект в Форарльберге (Vorarlberg (нем.) – перед Арльбергом), самой западной земле Австрии. Я сел в ночной поезд на Западном вокзале Вены в десять часов вечера. Проснулся уже на рассвете, когда поезд мчался по совсем недавно покинутому мною Тиролю. За окном мелькали альпийские дома с мощными балконами и белыми стенами, на которых готическим шрифтом написаны строчки из Евангелия, и как будто только что постриженные луга, на которых паслись счастливые альпийские бурёнки.

А вот и гора Арльберг. «Там за горой всё по-другому», – говорили мне австрийцы из восточных земель о Форарльберге. Поезд въехал в туннель, и через несколько минут на склонах были видны уже дома другого типа, нежели в Тироле. Они проще тирольских, но и ещё больше по размерам. Эти дома обшиты мелкой древесной щепой. На вокзале в Дорнбирне (по-форарльбергски Доррабира) одиноко сидел местный житель в характерных для этой земли деревянных башмаках, покрытых мохнатой шерстью.

Здесь ощущается бурное развитие экономики. Все машины как будто только что от дилера. Рабочие походят на детей, собирающих дома из игрушечного конструктора. Многие местные жители работают в Швейцарии, может быть, отчасти поэтому в Форарльберге самые большие доходы в Австрии. Вообще, жители этой земли в первой половине прошлого века проголосовали за объединение со Швейцарией, но швейцарцы были не в восторге от идеи расширения своего затерявшегося в альпийских скалах финансового рая.

В Форарльберге живут преимущественно алеманы4. Здесь менталитет не такой, как в остальной части Австрии. Это Запад, с небольшим средиземноморским влиянием, но уже с ослабленным ощущением континентальных настроений. Здесь начинает свой путь Рейн – исконно германская река. В этих краях не зазывают в гости распробовать молодого вина, как на Дунае. Местные жители носят репутацию самых прямолинейных, честных и доскональных людей в Австрии. Если вам не идёт костюм или причёска, вам об этом здесь непременно сообщат. А может, это и правильно? Не знаю. Знаю одно: после недели в Форарльберге, стало тянуть назад в Вену...



В княжеских владениях


Из Форарльберга я решил на один день съездить в находящееся совсем рядом княжество Лихтенштейн. Рано утром на поезде доехал из Дронбирна до городка Фельдкирх. Там пересел уже на светло-жёлтый футуристического вида лихтенштейнский автобус, который регулярно ходит между Фельдкирхом и столицей княжества Вадуцем.

За окном автобуса радовали глаз альпийские пейзажи, а уже через двадцать минут автобус остановился на границе с княжеством, и в него вошли изрядно вооружённые швейцарские пограничники5. Мой паспорт они даже не посмотрели и ничего не спросили. Всё время стражей «налогового рая» ушло на проверку документов человека ближневосточного типа.

Вадуц – чистенький, прямо-таки вылизанный альпийский город, в котором много банков, а русская речь слышится значительно чаще, чем в соседнем Форарльберге. Парламент княжества находится в самом центре Вадуца и скорее похож на классическую виллу, чем на государственное здание. В Вадуце известный на весь мир музей марок, здесь есть на что посмотреть и коллекционерам монет. При этом у меня сложилось впечатление, что на большинстве местных марок и монет изображены члены княжеской семьи. В одном из магазинчиков, специализирующихся на марках, я разговорился с владельцем – лихтенштейнцем филиппинского происхождения. Интересный парень, прекрасно говорящий на правильном немецком, рассказал мне, что получение гражданства княжества зависит исключительно от решения самого князя. Если ты сумеешь князя убедить в том, что ты здесь нужен, тебе дадут гражданство. После Второй мировой войны многим казакам, воевавшим в составе вермахта, удалось получить постоянное прибежище в Лихтенштейне.

Турецкая закуска в Дорнбирне стоит 3 евро, а в Вадуце – уже 6 евро. Сравнение цен в Австрии и Лихтенштейне во многом напоминает анекдот про двух новых русских, где один хвастается галстуком за тысячу долларов, а другой говорит о возможности приобретения такого же галстука за две тысячи за углом.

По пути к замку князя я решил попробовать знаменитого лихтенштейнского вина. Виноградники можно встретить почти в самом центре Вадуца. Я разговорился с одним виноделом, который почему-то поначалу принял меня за саксонца из бывшей ГДР и решил похвалить:

– Саксонцы лучше всех работают во время сбора винограда и не просят столько за свой труд, сколько требуют австрийцы и местные.

На лесных извилистых тропах, ведущих к замку, то и дело попадаются различного рода указатели, рассказывающие об истории Лихтенштейна. С вершины горы можно было обозревать значительную часть княжества. Внутрь замка зайти было нельзя, но зато удалось понаблюдать за местными садовниками. Здесь их работала целая гвардия. Инфантильно-счастливые молодые парни шутили между собой и напомнили мне советских школьников, проходящих летнюю трёхнедельную производственную практику на школьном дворе.

В семь часов вечера футуристический автобус вновь стоял на границе с Австрией. Забелели почти родные подобия эдельвейсов на погонах австрийских пограничников. Услышав по радио гортанное пение и увидев на флаге за окном гордого орла, с родными серпом и молотом в когтях, я почувствовал радость на душе. Никакие перипетии минувшего века не заставили сердце альпийской республики перестать биться.

При этом грустно сознавать, что вторая по площади империя в Европе, славившаяся своей музыкой, духом галантности и миролюбия, не успела в полной мере одарить прошлое столетие своими добродетелями. Может быть, ХХ век был бы совсем другим, сохранись Австро-Венгрия.

Молодой последний император Австро-Венгрии Карл I, отрекшийся от престола в 1918 году, как будто извиняется за неспособность спасти Дунайскую монархию, глядя на нас с фотографии гордыми, но печальными глазами.


Август 2007 года, Новосибирск



1 Ausländer (нем.) – это не просто безобидный перевод слова иностранец. Ausländer – это в первую очередь негерманский и не англосаксонский бедный иностранец.


2 Privacy (англ.) – важное понятие с точки зрения культуры и жизненной философии в англо-саксонском обществе. Переводится на русский язык как уединение или уединённость, но этот перевод не передаёт глубины значения этого слова. Англосаксы любят иметь «личное пространство», вторжение в которое может довести и до суда. Заглянуть через плечо человека, который пишет письмо, допоздна засидеться у знакомых, позвонить не близкому знакомому и застать его за ужином в День Благодарения, быть слишком любопытным к происхождению человека или к его финансовому положению – это далеко не полный табу-список для тех, кто бы хотел достичь чего-либо в странах англо-саксонского мира.


3 Waldorfschulе (нем.) – Вальдорфская школа. Этот тип общеобразовательного учреждения распространён по всему миру, но особенно развит на юге Германии и в Австрии. Цель этой школьной системы – развить способности ребенка и уверенность в себе. В начальных классах Вальдорфской школы закладываются основы знаний, при этом развиваются прежде всего творческие способности ребёнка.


4Алеманы – германская этническая группа, преимущественно населяющая верховья Рейна (австрийская федеральная земля Форарльберг, немецкоязычная Швейцария, княжество Лихтенштейн, части германской федеральной земли Баден-Вюртемберг, ныне французская провинция Эльзас). Верующие, преимущественно католики, говорят на алеманских наречиях немецкого языка. Считаются одними из самых трудолюбивых и экономных германцев.


5 Границу Лихтенштейна с Австрией охраняют швейцарские пограничники, хотя Лихтенштейн формально и является независимым государством, в экономическом и военном плане оно контролируется Швейцарией. Денежная единица Лихтенштейна – швейцарский франк.





Комментарии читателей:

Добавление комментария

Ваше имя:


Текст комментария:





Внимание!
Текст комментария будет добавлен
только после проверки модератором.