Май

Распускаются вязы на свете, петля к петле,

во дворе раздвоенье ветров и рожденье радуг.

поливают асфальт. выгружают горячий хлеб.

ничего необычного. чудо идёт как надо.

 

Нагревается небо, по-моему, испеклось.

продаются нарциссы окраса луны и мёда

и глядятся до темноты на себя в стекло.

их никто не купил. продавщица сливает воду.

 

Будто месяц тебя покусал, и живешь не сам,

бесконечной с собою драки не разнимая,

остановишься - чудится: бабочки в волосах,

а прогонишь - потом не простишь ни себе, ни маю.

 

Судьба поэта

меня желало слопать облако, катало меловой кадык,

талант был тускл и окончательно зарыт.

стакан с потеками кефирными, виски с потеками воды,

чего и ждать. стояли летние жары.

 

блажен сражающийся с цельсием, питомец тугоплавких муз,

блажен, чей борющийся дух неиспарим.

всё гениальное - съедобное. идемте добывать арбуз.

а он пусть пишет, жаропрочный исполин.

 

Дневник наблюдений

С вечера на асфальте сырые полосы,

С тучи лучи струистые, как шифон,

Где-то в потоке жертвенных гладиолусов

Детство мое плетется на эшафот.

 

Это такой чердак, где мы все раскиданы:

Палые яблоки трескаются с боков,

Ловятся на тепло пребольшие рыбины

И не моргая смотрят на рыбаков.

 

Может, и нынче снова останусь с теми я,

Кто ни угла не нашел, ни гнезда не свил,

Я приношу глубокие извинения,

Кланяюсь, а потом зарываюсь в ил.

 

2 октября

вот счастье. лопай и молчи: шурши желтеющей травой,

раздай синицам семена, ногами листья уминай.

когда немеешь, все равно, какой семье языковой

принадлежат твои стихи, народы их и племена.

 

будь старой лодкой и линем, на глубину не заплывай,

но чую - тщетно. ночь черна, и ты полезешь на рожон,

потом подкараулишь стих и грубо схватишь за слова,

а он еще/уже не жив. он вырожден, но не рожден.

 

в березах глохнут голоса. кому ты это написал?

придумай листьям имена, туман ладонями разгладь,

поймай закатные лучи у черной кошки на усах -

ноябрь нацелен на тебя, бездонен, томен и стоглаз.

 

таких как ты не легион - вагон и малая арба,

не из-за вас ли мы не спим, карабкаемся по коре?

и может, из-за вас зима ушла не солоно хлебав,

скребутся мухи в янтаре, колышет вечер очерет...

 

Белый двор

белый двор шевелит голубыми клёнами,

в горло тычется солнце косматым комом.

я бездарность крупная, закаленная,

я пишу в надежде на "leave your comment".

 

прокричится радостно: "It's a miracle!",

и душа провернётся в опасном сальто.

я нарочно в друзья добавляю лириков,

чтобы как-то светиться на этих сайтах.

 

даже мастер ни узла бы не стал менять,

в кружевах этих мартовских ор и граций.

а ты, столько, господи, раз спасал меня,

что уже и совестно обращаться.

 

всё как есть, так есть, неужели мало вам,

и мы выживем, если сугробы выжмем.

я останусь до пыли себя размалывать,

если не до звёздной, то хоть до книжной.

 

И

И рождается май - из огня каштан

Просит сменить масштаб.

И подпалины шкуру его пестрят -

Красил его остряк.

И личинок излечат его лучи -

С коконом разлучив.

И его ночей не перемолчать,

Мутные, как бочаг.

И горячие щупальца солнце-спрут

Путает поутру.

И всё это - ровно, из мая в май,

Боже, не отнимай

 

Абстрактное рассуждение о природе чувств

Поверишь ли, мне тяжело рассказать про то,

Что летом туманы по таволге проплывают,

Что невысоко над стоячей водой проток

Плывут одуванчики рваной белесой стаей.

Мне кажется, я люблю в тебе это все -

Сгущенное счастье и запах его, и привкус,

И долгие дали, засеянные овсом,

И спелые облака тяжело и низко,

И гнаться за стрекозой, оттолкнувшись от

земли, а потом над поляной пастушьих сумок,

Расправить себя и продолжить ее полет.

Ты - самое лучшее, что я могу придумать.

 

Рыжие

Самозамкнулась кошка перед метелью,

Ты - канитель моя, вечное опасенье,

Нашей душе, болящей и нераздельной,

Вечно дрожать на январских снегах в осеннем.

 

Неотдалима и неодолима одурь:

Плыть до тебя, от верфи и до крушенья,

Нет для тебя ни имени и ни броду,-

И подступает удушье косынкой шейной.

 

Нет меня перепуганней и смелее,

Я - твой официальный нашейный камень.

Звери к зиме меняются и белеют,

Мы же останемся рыжими дураками.

 

Варежка

Где-то последний сверчок допевает соло,

Дома кровати бессонны, а сны узки.

Шумно сражаясь с молью на антресолях,

Ищут друг друга варежки и носки.

 

Полночь - незрелая слива, тугая завязь

Ночи. В прихожей шепот шарфов и шуб

Слышен, и чертыхается в темном зале

Злой полтергейст, запнувшийся о фэн-шуй.

 

В елочку или малинового цвета,

Связанные из кошек, и коз, и лам -

Если резинки белой меж ними нету,

Варежки расползаются по углам.

 

Страх одиночества ночью ужасно вреден,

Злой полтергейст задумался и завис,

Все мы немного спим и немного бредим.

Скоро светает. Варежка, отзовись!

 

Пока мы тут

Пока мы тут, забросим сеть, заманим свет, засядем ждать

И распаковывать весну, как будто принятую в дар.

Над набережной - облака, скребутся о ее наждак,

День закругляется, и лучшего не будет никогда.

 

Пока река бежит к ногам, потом обратно - так она

Играет с нами в океан, пока вода, пока песок,

Мы балансируем над всем, шагая с лодки на канат,

Туман во мне, туман вовне, туман приляжет на осот.

 

Я не в единственном числе, ты не в единственном числе,

Пока мы тут, пока сомы в сетях и время стерегут...

Вода устала наблюдать, волна затапливает след,

Следы воды впитал песок, нас не было на берегу.

 

И только

и нет на земле ничего белей, и нет ничего алее,

чем стаи невиданных снегирей на выснеженной аллее.

нет сказочней вечера января: спускается небо с веток,

по тихому снегу бежит звезда и гаснет у края света.

спят люди на всех этажах земли, как книги на дальних полках,

и нет ничего ничего уже. зима да зима. и только.

 

Зарисовка

Подготовительная группа, омлеты-параллелепипеды,

Зарядка (вот оно, мучение!), с волос соскальзывает бант. 

А дома спать, и снится стих, и вязко, тяжело дочитывать.

Лежу, стучу руками по полу, чтоб хрусталем звенел сервант.

 

Не так и страшен первый класс, куда страшнее первоклассники,

Заполиваю насмерть фикусы и тряпку сполосну в ведре,    

Звонок - и вот они летят, как неразумный рой на пасеку -

Мои враги. Дерись, беги от них.

Вот детство - мертвое на треть.

 

***

В плечах усталость, как нуга, зажмуришься - в глазах летят и  

мурчат чеширские коты, когтят подушки, вьются перья,       

и мягко сердцу и рукам, как будто на руках - котята

чеширские пригрелись и уснув тихонько засопели.

 

Как полусон: по полу сонм пушистых катится животных,    

а ты жалеешь, что не кот, клубком свернуть себя не в силах.

Оно за шкафом, у стены, оно за окнами и в окнах,

оно сгущенное, оно такое, как мы и просили.

 

Тут только "п", и только "к", тут все согласные - глухие,      

а гласные не голосят, лишь кротко коротко звучат,             

вплывают рыбы тишины, котята просят дать ухи им,

добавь придуманный огонь в наш нарисованный очаг.

 

Тяни строку, тяни, звени и извини, что так неровно,        

ну мы же счастливы, мы так продуманно сегодня рады,   

на нашем звездосклоне не бодаются тельцы и овны,

а паутины нам плетут не пауки, а шелкопряды.

 

И распадется циферблат на мандариновые дольки.

все могут вить себе гнездо, сплетаясь пальцами. все могут

урчать как мы. старо как мир такое счастье: надо только

собрать тебя, меня и нас. и не будить до полвосьмого.

 

Про дачу и сталкеров

Как ожерелье чердака, на нитке вялятся лещи,

Все вещи старятся, слипаются навеки,

Завален стол, не новый пол не первой трещиной пищит,

Вбегает мышь, мышиный бег рисует вектор.

 

Кому повем? Во что реветь? Паук - висячий нивелир,

Символизирует готичность и чердачность.

Ах, эта пыль, ах, этот хлам - их ювелирь не ювилирь,

Замажь, замыль, зафотошопь - всё будет дача.

 

Пусти пройтись по ДСП, пусти в пустоты гулко спеть,

Мы всё измазали углями и мелками,

Когда всё было не во вред, когда был ярче на ковре

Олень нелепый, и тяжел был каждый камень.

 

Привет, смородиновый куст, я в устье старых детских чувств,

Хочу их в сепии костра коптить и вялить.

Ржавеют гайки на шнурах, такая тишь, такая чушь,

Мы были сталкеры. А стали...

 

А не стали.

 

Тележки

Старик ведет тележку на веревке,

тележка не идет, дрожит-брюзжит.

а мы еще свою не нагрузили,

и нам пока не жалко старика.

пожухлые листы ажурной ковки -

в миниатюре жизнь, любая жизнь.

тележка всех утягивает в зиму,

у всех своя висячая строка.

 

неведомое белым пеликаном

в полете собирает урожай

тележек, стариков. оно белее

зимы. и вечно голодно чуть-чуть.

тележка увлекает старика, но

старик увлекся сам, его не жаль.

а мы идем пустые, как телеги,

и некому и некого тянуть.

 

Даже

Даже клавиши без нажатия отучаются приседать

не читаясь подолгу, классики расползаются по томам

на дороге горячей, бархатной и хрустит, и блестит слюда

но идешь не в восторге даже и не торопишься поднимать.

 

все не то чтобы и не слишком-то, хотя в целом вполне себе

кто остался, тому и выскажешь. что подарят, тому и рад

ноши, тяжкие и привычные, нечувствительно гнут хребет

но идешь не уставший даже и не торопишься умирать.

 

все не то чтобы и не слишком-то, хоть и не о чем пожалеть

на дороге горячей, бархатной не поблескивает слюда

ноша легкая, и забыл уже, что бывают потяжелей

но идешь не счастливый даже и не торопишься никуда.

 

Свадебный фотограф

От сборов до регистрации фотографа полусонного

томило желанье жгучее: сбежать и отдать аванс.

он щелкал колечки яростно, в футляре или без оного,

придумывая мучительно, куда их еще девать.

 

Невеста в торшере тюлевом, надушенная удушливо,

с добротной москитной сеткою на пластиковых кудрях,

была интересно бледною: она ничего не кушала

неделю, а нынче плакала от счастья и до утра.

 

Фотограф бывал на выкупах и втайне питал к ним ненависть,

а также аккумуляторы. и снова ему лететь

по лестнице. и распихивать гостей, прижимая к стенам их.

все те же, все те же конкурсы. и крики, и канитель.

 

Торжественной регистрации - торжественных регистраторов,

с прическами-вавилонами, с манерами герцогинь.

и ждет на крылечке загсовом шампанское непочатое

да голуби в клетках, ранее предложенные другим.

 

Прогулка с молодоженами. фотограф из них вытряхивал

эмоции. и, за городом нещадно гоняя их,

он выложился и выжался, а все же на фотографиях

целует шаблонно девушку шаблонный ее жених.

 

Кафе, каравай, салатики, ужасное освещение,

никто не нальет шампанского, никто не предложит стул.

из массы банкетной музыки фотографу наименее

 

противен был звон бокаловый да вилочный перестук.

 

Фотограф снимает общую. вдруг пьяные морды ящиком,

такие, что мелом хочется в кружок себя обвести,

застыли. на миг почуялось, что вот оно, настоящее,

что птичка готова вылететь, уселась на объектив.

 

Фотограф слегка растрогался, и, слушая тост затасканный,

подумал: да будьте счастливы, отныне и навсегда.

со всеми своими кольцами, букетами и подвязками.

хорошего вам сценария, чтоб выдержал тамада.

 

Сезонные тараканы

Скрипит капуста, лопаются яблоки,

свеклУ собрали, на подходе свёкла,

краснеет помидор на подоконнике,

слегка соприкоснувшись с помидором.

не мир - сельскохозяйственная ярмарка,

пойду приобрету себе дамокла,

моркови не забыть. и мед из донника.

морковь для супа, мед - чтоб не казалось,

для зависти - дамокла, над которым

подвешивать не стану ничего я.

в углу под морозилкой злеет сало,

фракталами обросшее, живое,

созлеет - нападет на маргарин.

…стихи текли свободно до зари.

 

***

За летом чайки носятся, скрипят

как белые двустворчатые двери

всё собрано и прибрано к рукам

на небо за кочующим трувером

уходят листья

И начинает медленно клевать

у снулых рыбаков и рыбок снулых

и тихие варумные слова

меж рамами оконными уснули

купи перчатки

Пропитан кофе облачный бисквит

вода и небо бьются друг об друга

и отзвуки хрустальных этих битв

невыносимо громки, словно ругань

глухих софистов

Я сяду прясть словами. Напряду

что прошлогодний ужас снова в силе

что я замерзну, письма не придут

что на меня сентябрь поделили

и ноль в остатке.

 

Силентиум

За тенью тени. Кошка смотрит искоса

На вещи, приходящие в движение:

Корицы свитки, бабочки гибискуса,

Горшочки каш с дымящимися жерлами.

 

Спираль Бернулли свертывать-развертывать

Устала кошка. Тени вьются лентами.

Они лишь притворяются, что мертвые,

А я - что жив. Все счастливы. Силентиум.

---

Комментарии читателей:

Комментарии читателей: