Темнота рыскала по углам и стукалась лбом – в комнате было тесно. Часы без стрелок намекали на без чего-то полночь. Свет от камина дрожал на столе. Быличка, сложив руки на коленях, смотрел на то, что он только что сделал. Про себя он назвал это Демоном понедельника. После умиротворения и радости выходных всегда наступает проклятый понедельник с будильником, утренним душем и завтраком на бегу. Быличка наблюдал задумчиво. Хотя, если бы мог, лучше бы он понаблюдал за самим собой. Почему он сделал это?

Зверек на столе разлепил веки и потянулся. Спиральки конечностей, эластичные и гладкие, распрямились и закрутились опять. Былчика проверил, крепко ли сидит ремешок наручных часов у зверька на шее. Демон понедельника зевнул и, укрывшись завитком хвоста, снова задремал.

Он будет метаться и рвать с себя часы, как только кончатся выходные, по утрам не находя себе места, и только к вечеру успокоится. Бубенчики, продетые у него в кончиках ушей, станут тошнотворно буднично тикать и трещать. И придется гладить его и удерживать, иначе он может свести с ума и все перебьет.

Быличка отодвинулся от стола. Кто, во имя всего, что он создал до сих пор,захочет купить такое?

Пришел Пелиппе. На правах сына лучшего друга, к тому же покойного, у Былички он чувствовал себя свободно. Заметив, что старый мастер в грустях, и едва кивнул, здороваясь, Пелиппе молча аккуратно повесил новый темно-синий плащ на спинку стула. И стал расставлять на полках продукты и ту снедь, которая нужна в каждом доме, и которую он принес, и без которой Быличка не смог бы дальше делать те забавные штуковины, что их обоих кормили.

Покончив с неотложным, Пелиппе разогрел чай и осторожно подсел к столу, где Быличка продолжал наблюдать за Демоном понедельника, скрестив свои крупные руки с росчерками бурых волосков.

В комнате было полно вещиц такого рода, и Пелиппе не удивился. Помнится, первое, что сделал Быличка, когда поселился в их городке, и что они втроем тогда успешно продали (отец был еще жив и держал не одну лавку на базарной площади, а несколько) – громадный пес с кашеобразной шерстью, такой густой, что не было видно ни глаз, ни ног. К нему прилагалась карта местечка, куда попадаешь, ежели засунешь этому псу руки поглубже в шерсть. Потом Быличка создал толстяков с огненными угольками за щеками, так что они не могли говорить, зато исправно разжигали камин, выплевывая головешки, будто собственные зубы. Сережки с крохотными, но вполне настоящими, живыми рыбками, плававшими внутри застывшей капли воды. Кольца – золотое и серебряное, что могли незаметно меняться местами, если были надеты на руках одного и того же человека. Потом… Много чего было потом – разве упомнишь. Все взывало восторг и охотно покупалось – хотя, конечно, продавать такое – не то же самое, что продавать расписную посуду, как отец. Товар необычный, штучный. Любителей на него Пелиппе искал, рыская по городу с мешком за плечами. И лишь иногда – по праздникам или выходным открывал лавку, чтобы распродать разную забавную залежавшуюся мелочевку.

Быличка был мастером особого сорта – он когда-то много путешествовал, повидал жизнь, но тем ценнее все, что делалось - будто бы доставалось им из собственного сердца, уж до чего замысловато устроенного. Иногда Пелиппе казалось, что в утробе у Былички тоже спрятано нечто эдакое – не иначе как там внутри закутки, чуланы, полные всякого добра, таинственные бутыли с пробками из ароматных пород деревьев, лабиринты без входа и выхода.

Другие диковинные мастера у них в городе тоже имелись – не без того. Но они делали, скажем, игрушечные фейерверки или кувшины с обманным дном, головоломки из слов, где одно цеплялось за другое, будто крючки бального платья с оборками. Быличка же рыбачил у себя в душе и никогда не рвал леску. Ночами он ждал терпеливо – при свете камина, где вместо огня по бревнам скакали, и кусали, и ловили друг дружку за хвост горячие дрессированные лисички в красных шапочках с кипящими помпонами. Он удил медленно в самом себе и ждал, пока подходящая история не всплывет на поверхность, не высунет голову и не кивнет благосклонно, позволяя забрать ее и превратить в ВЕЩЬ.

Кое-что Быличка оставлял себе. Качели, которые перебрасывали ровно на час вперед, если с них спрыгнешь. Подушку, набитую живыми (живыми? Пелиппе не проверял), копошащимися ящерицами, что успокаивались, только когда сам заснешь – они приносили сны про места жаркие, сухие и бестравные. Дерево, выросшее прямо в полу, с форточками вместо листьев. Радуга в опрокинутом стакане.

Это, говорил мастер, не для посторонних – это личное. Пелиппе и не спрашивал больше.

На ручке чашки, в которую дул Пелиппе, сидел Пенат – белый, бестелесный дух – жук с человеческим лицом – и грыз семечки, плюя кожуру прямо в чашку. Кожура таяла в воздухе, не долетая до чая – Пелиппе давно перестал обращать на жука внимание, хотя маленьким он его немного пугал.

Такими вот вещами промышляли они с Быличкой – необычными даже для их городка.

- Я его поглажу? – попросил Пелиппе, указав взглядом на животное, спящее на столе, и Быличка кивнул. – Что ты умеешь, малыш? Играешь на гитаре? – он почесал зверенышу ухо, и бубенчик покладисто тренькнул. – Свистишь? Стираешь белье? Чистишь орехи?

Быличка вздохнул и отвернулся к стене - к часам без стрелок.

- Сам собой получился. Сам собой.

Пелиппе знал, что так оно всегда и бывало – выходило само собой – проступало изнутри наружу. Иначе это был бы уже не Быличка, а кто-то другой.

- Ну, расскажи, расскажи про него.

И Быличка, поглаживая пальцы, похожие на маленьких удавов, и смущаясь, рассказал про Демона понедельника.

Потом они долго молчали, а Пенат грыз семечки.

- Послушай, - Пелиппе немного поерзал на стуле, прежде чем спросить. – Та девушка, с глазами, как синие полосочки на матроске, у нее еще такой милый садик, она все еще к тебе захаживает?

Быличка покраснел и стал дергать себя за волосы на руках. Этими руками можно было бы ворочать мясорубку или, скажем, месить бетон. Или делать то, что делал Быличка – мастерить диковинные штуковины.

- Витражных бабочек я продал, - не дождавшись ответа, Пелиппе опустил глаза и сменил тему. – И холобудильник тоже.

Зверек на столе заурчал, вытянул конечности, похоже ему это нравилось, и перекатился на бок. Потом захрапел.

- Забавный, - рассмеялся Пелиппе и погладил ему пузо – теплое и приятно полненькое, с жирком.

- Не знаю, с чего бы это, - пробурчал Быличка, не находя места своим большим рукам – на столе хозяйничал Демон.

В конце концов, мастер громыхнул стулом и направился к окну. Там месяц, раздув щеки, изо всех сил дул на тучи, чтобы те убрались с дороги. Прочь. Прочь.

- До сих пор у тебя такое все получалось… хорошее. Загляденье, а не вещички.

«И безо всякой горечи», - добавил про себя Быличка. Вспомнилась, например, ракушка, которую он сделал год назад - совершенно, казалось бы, бесполезная, – набитая рыжей с белым кошачьей шерстью. Если ее прикладывали к уху, она уютно урчала. Людям нравилось.

- И как продавались! Сердечки из розовых лепестков, которые нанизывались как бусины. Красный лак для ногтей - делался зеленым, если у девушки портилось настроение. Веник, который шипел, если в доме делалось грязно. Фотография малого - он читал книгу вместе с тобой, если заложить страницу.

Пелиппе потер ладони. Есть, конечно, кто любит вещи с заковыкой – не для всех. Но в основном людей тянет повеселиться.

Вдруг он испугался. Быличка, кажется, выловил все, что было на поверхности, и что не плавало глубоко. Книжки с картинками, которые можно купать в ванной, выворачивать наизнанку и переделывая финал истории. Ручное солнце – все время норовит удрать и спрятаться в несвежем белье. Деньрожденные колпачки – трубя в них, удобно созывать друзей на вечеринку. Очки в черной деревянной оправе – видно, что делается в глубинах самого далекого из морей. Все это уже было здесь, снаружи, и со дна начало подниматься другое – то, о чем Быличка, похоже, и сам не знал.

- Просто скажи, что еще ты придумал. И я скажу, хорошо это для нас или нет.

- Ночнушка. Надеваешь, как заболеешь, сбивает температуру.

- Замечательно, - Пелиппе повеселел – это уйдет, едва он раскроет на прилавке свой мешок.

- На ней завязки из соплей, а швы прошиты зелеными нитками из ветрянки.

Пелиппе поморщился, с досадой согнал Пената с ручки и отхлебнул большой глоток чая.

- Сова с крыльями из веток сушеной полыни, живет в камне.

- Отлично. И что?

- Ничего. Живет в камне. И никто о ней не знает. Простой камень, а она там внутри. Дуй на него, колоти – ничего. Она не выйдет.

- Люди любят забавляться. У них полно своих проблем. Сделай игрушку. Помнишь трамвайчик, который поднимали в воздух два воздушных шара – одна рожица улыбается, другая печальная? Неплохие деньги за него мы выручили. Говорящую свечку в виде попугайчика! Пингвина с глазами-фонариками. Фиалку, которая раз в год рождает гусениц, и те целыми днями таращатся в зеркало. Вспомни-ка пузырек с настойкой цвета кошачьих глаз. Из чего он был?

«Пыльца подсолнуха, дыхание влюбленной школьницы и полоска кружева, оторванного от сорочки после ночи… После ночи… «

Быличка вздохнул - как неприкаянный медведь.

- Ну, в общем… Что тебе нужно? Больше света? Еще камин?

Мастер молчал.

- Нужно платить за дом, ботинки на зиму. И, между прочим, девушке с глазами, как синяя полосочка на матроске, с каждым разом - все больше леденцов.

Быличка забарабанил пальцами по раме, и животное недовольно заворчало во сне.

Он хмуро смотрел сквозь стекло. Комод, у которого внутри драгоценные одежды, но нет ручек, и ящики не выдвигаются. Струны без толка – заденешь и порежешься, а в ушах целый день до умопомрачения звенит тоскливая мелодия. Разве это можно всучить кому-нибудь?

Он покосился на свой дорожный саквояж в углу. Слишком долго он просидел на одном стуле, в этой комнате, набитой тем, что, как ни крути, было им самим. Вещи, лица, руки, имена – все запуталось, застряло в бороде. Он помотал головой.

- Ну, вроде у тебя есть еда, - пробормотал Пелиппе, поднимаясь.

Зверь безмятежно дрых на столе.

– Спасибо за чай.

Пенат вежливо поклонился. Быличка стоял спиной. Спина была широкой и могла выражать что угодно. Сейчас она как туча закрывала от него добробородого мастера, которого он знал с детства.

Пелиппе подхватил плащ и мешок.

- Может, повторим кулинарных птичек? Помнишь, они еще так смешно встряхивались, и с одной сыпалась соль, с другой перец, с третьей корица?

- Шкаф из костей древней зверюги, кости эти болят. Только ты сунешься, откроешь дверцу -зверюга плюется собственными зубами.

- О-о-о, - простонал Пелиппе и поскорее поспешил на улицу.

«Купить ему выпить?» Но он содрогнулся, представив, что еще способен выдумать нынешний Быличка, отведав бутылку.

А ведь какой был старикан – улыбка поверх бороды, мягкие руки, в уютных мелких дырочках яркая рубашка навыпуск, в глазах теплый июль.

Быличка тем временем у окна легонько поддал ногой сухую апельсиновую кожуру, которая приползла попрошайничать воды. Если ее напоить, она разбухала, делалась совсем как апельсин и начинала кататься по полу и приставать, чтобы с ней поиграли. Надоедливая штуковина.

Ящик, сколоченный из старой мебели, куда можно было бы словить свое прошлое, если хочешь его изменить – вот что лезло в голову. Поставить его в лесу. И ждать. Быличка взъерошил волосы. В окне тучи сожрали-таки месяц. Хотя он сопротивлялся – были видны барахтающиеся ноги в узконосых туфлях. Тонюсенькими ручками-плетками месяц цеплялся за белый туман, пытался встать, боролся.

Почему же вместо карандашей с грифелем из вдохновения, в его голове стали рождаться банки с вареньем из обидных ягод?

Быличка выхватил из угла свой дорожный саквояж и бросился вон. Мимо садика девушки с глазами, как синие полосочки у тельняшки, мимо лавки на базаре, где Пелиппе продавал безделушки, мимо бедняги месяца, которому в эту ночь не повезло, мимо всего-всего. Скорее, скорее. Прочь. Прочь. И чтобы ничто вроде дерева с форточками и камином с дрессированными лисичками в красных шапочках не вздумало увязаться.

А дома, там да, скоро часы без стрелок намекнут на без чего-то рассвет, и существо на столе проснется, разлепит веки, расправит гладкие завитушки конечностей, и примется сдирать с себя ремешок, и надрывно звенеть колокольцами в ушах, и звать на помощь.

И наступит понедельник.

Комментарии читателей:

• Peter

  13.12.2012 16:41:24

  I came, I read this article, I conqrueed.

• Ярослав

  25.12.2010 20:09:13

  Фантазия зачаровывает.
  Только, почему эти вещи детские?

• О. Пепеляев

  13.12.2010 18:49:53

  Фантазийные вещи - как ёлочные игрушки. Также блестят, как в детстве.