Дневник девочки, забывающей русский язык

 

Данное произведение является художественным вымыслом, следственно, любые возможные совпадения с реальными лицами  могут носить только случайный характер. Упоминаемые в тексте города до некоторой степени  условны.

 

 

Глава 1

2 марта 2005 г.

 

«Наша встреча - Виктория Регия: редко, редко в цвету...»

Я подбоченилась для уверенности, пошире открыла рот, судорожно глотнув воздух.

«До и после нее жизнь – элегия и надежда в мечту...»

Дальше я засыпалась, если по-честному. Не могу вспомнить, хоть умри, только губами шевелю будто умная. Мы с Валькой уговорили нашу училку русского Лиль Ванну это стихотворение для конкурса поделить. Первую половину читаю я как более смелая, вторую – Валька. «Стыдоба вам, девочки, - укоряла Лиль Ванна. - Тут строчек-то с гулькин нос, легко запомнить. Меньше надо телевизор смотреть, он на память влияет».

Но мы с Валькой этот вопрос продинамили, от телика не отрывались, а когда незаметно подошло время концерта, вызвались в порядке величайшего благодеяния века все-таки прочесть этот стих перед публикой. Я-то лично от растроганных чувств за него взялась. Нам Лиль Ванна рассказывала, что это поэт Игорь Северянин типа написал. У него была любимая жена, как ее звали, я забыла, она ему типа всю карьеру построила, а он такой-сякой неблагодарный, как все они (это уже я от себя, а не от Лиль Ванны), ее бросил ради другой дамочки (хорошо, думаю, что еще ради дамочки), а потом пожалел об этом, как водится, и всю оставшуюся жизнь о ней думал. Но этот стих он не ей посвятил, а другой даме сердца, у поэтов их много.

Меня прямо за живое эта история взяла, я даже заплакала слезами внутрь, то есть в нос, а не в глаза. То есть сразу в нос слезы идут прямиком. Это потому что я не сентиментальная, у меня глаза не на мокром месте. Лиль Ванна по первой специальности технический переводчик  английского языка, по второй - педагог дошкольного возраста (очень малышню всегда любила!), но иногда нам любит такие истории рассказывать.  Жаль, я их быстро забываю, хотя занятные они. Но каждый раз плачу внутренними слезами. Матушка на меня ворчит: платков на тебя не напасешься, 10 пачек за неделю ушло на тебя, из-за таких, как ты, леса Бразилии уничтожают на корню. Чтобы таким расточителям бумаги носы вытирать. А потом озоновые дыры в атмосфере образуются и т.д. и т.п. Матушка у меня состояла в экологической организации, благодаря этому мы во Францию загремели. Хотя в данном контексте это неважно. Лучше я про Лиль Ванну.  Короче, два высших образования у нее, как почти у всех мамкиных подружек здесь (у мамки, правда, полтора: она за компанию с папкой пошла на юриста, чтобы он учился, но он быстро бросил и она за ним тоже). Никогда, говорит Лиль Ванна, не думала, что буду русский язык детям во французской ассоциации преподавать. А о чем же ты думала, милая моя, когда из своей Белоруссии  поехала во Францию, обрадовалась такому счастью под названием французский муж. Думала, что тебя прям сейчас  переводчиком с английского с окладом 5 тыс. евро...

Впрочем, зря я так наезжаю на Лиль Ванну. Она очень милая, премиленькая прямо.  Когда она читала из Гоголя про даму, приятную во всех отношениях (я забыла, откуда именно), я сразу подумала: это про нее,  про нее!  Бывало, спрашивает нас на уроке (а нас всего 5 челов ходит): «Вы с хорошим настроением на урок идете, ребятки?» И я, мол, тоже, детки мои, с очень хорошим настроением. У вас всегда должно быть радостное настроение и вера в себя, в свои силы. Хоть  бы она моей мамашке почаще так говорила.

«Ты придешь — изнываю от неги я, трепещу на лету. Наша встреча — Виктория Регия: редко, редко в цвету...»

Мы с Валькой позорно и неуверенно завершили чтение означенного стиха. Спасибо, что Лиль Ванна стояла у нас за спиной и суфлировала. Но поскольку нам неожиданно резко поднесли микрофон, стало очень слышно, как она декламирует, а у нас с Валькой голоса вообще сели, мы перешли на шепот. Французы засмеялись и все равно бурно зааплодировали. Они очень вежливые в массе своей, французики-то. От всего русского в восторге. Уж коли на концерт русской-то поэзии пришли, тем более на бесплатный.

После нас выступала одна мамашкина знакомая, тетя Лиза из  Перми. Она окончила лучшее в России (по ее словам, конечно) хореографическое училище, преподавала в Перми в 2 институтах и 3 домах культуры, потом вдруг выскочила замуж за француза и переехала сюда, где никакой работы близко нет, после чего поправилась на 20 кило, как она выражается, 4 кило с каждого потерянного места работы. Во Францию приехав, сначала все поправляются, а потом уж как жизнь сложится. Я скептически глянула,  как она танцует в балетном стиле под песню «Березы» группы «Любэ» и подумала, что французы - скептики по натуре - тоже на нее скептически будут смотреть. Не тут-то было.  Они сначала просто тихо визжали от восторга, а потом стали громко. Особенно когда она руки так округло делала и ножкой так мягко, галантерейно, по-балетному, с оттянутым носком, стучала. А потом порхала по сцене, как бабочка, лицо такое искренне радостное, как у Лиль Ванны, которая концерт вела в красивом платье и с прической а ля Юлия Тимошенко, только у нее коса настоящая, мы уже так и эдак пробовали, дергали всяко-разно, но убедились: у Лиль Ванны коса настоящая, и даже свой цвет золотой.

 

4 марта 2005 г.

 

Продолжаю, короче: зал просто элементарно ревел от восторга! Одновременно щелкали вспышками 20 фотоаппаратов и тихо верещали 24 кинокамеры, мы с Валькой считали как независимые эксперты. Потом тетю Лизу еще на бис вызывали, она где-то в соседней комнате, где стояли напитки и закуски, ну, это всегда здесь так положено: послушали-покушали, мигом переоделась в брючный костюм из ткани типа маскхалат, зазвучала песня «Батяня-комбат», к ней навстречу вышел с гармошкой  местный русский шансонье дядя Гера из Одессы, но он слегка только подпевал типа караоке вместе с толпой, а она вся раскраснелась и так симпатично разволновалась, французы это называют le traс. Глядя на нее,  французы не только завизжали от восторга, но и стали подпевать со своим ужасным французским акцентом типа «за намьи Путьин и Стальинград», а некоторые стали, как сомнамбулы, раскачиваться в такт, а двое французов - старый и молодой - точно отец и сын, потому что очень похожие, но сын негр, а отец белый, явно ветеран то ли первой, то ли второй мировой. Я забыла, когда эти войны были, у нас  Валька прекрасно в истории разбирается, а я ни в зуб ногой, только помню,  что мне папа объяснял, будто  какой-то мудрец предрек вторую мировую через 20 лет после первой, типа должно вырасти новое поколение рекрутов. А здесь во Франции ветеранов первой мировой войны много, потому что столетние старцы вообще не исключение. И вот этот ветеран войны раскачивается, скандирует, и в ладоши бьет, а его сынуля тоже раскачивается и бормочет: «quel orgasme!». Я сегодня это слово в компьютере хотела найти, но он у меня по обыкновению завис. А про Сталинград я в целом знаю, несмотря на свою плохую память: у французов в каждом крупном городе есть или площадь или бульвар или мост «Сталинград».

После теть Лизы и долгих восторгов на сцену выкатился теперь уже один вот этот дядя Гера из Одессы, который, между прочим, окончил Киевскую консерваторию (самую лучшую в мире, как водится) по классу вокала,  и вместо  того, чтобы распевать  в своей Одессе  арию Хосе из оперы Бизе (слышала в отрывках, когда все ходили на пикник на озере), почему-то решил изучать французский язык в университете и уже третий год по учебной визе во Франции проживает. На его номерах французы вообще зашлись от восторга и попадали с кресел, особенно когда он запел на украинском «Я пришел тоби нема , пидманула, пидвела». Это мой папа в Курске всегда поет, когда надо машину припарковать, а мест нет.

Потом стали всем участникам концерта призы вручать под бурные, несмолкаемые аплодисменты, как на последнем съезде какой-то коммунистической партии. Но мы с Валькой этого момента не дождались, мы обе заболевали, у нас уже спазмы начались кое-где, не буду в подробностях. Гастроэнтерит, короче. Он тут всюду гуляет по закоулочкам и очень заразный: температура под 39, аппетита нет, мама сказала, хоть на питании сэкономим. Хотя нам с Валентиной в конце вечера заочно по шоколадке «Милка» вручили вкупе с букетом цветов – голубых. А съедобные цветы имеют красно-желтый цвет. Но мы в этот момент стремительно бежали домой, нам не до еды было.

 

7 марта 2005 г.

 

Мама тоже слегла. Но в понедельник вышла на работу в свою гостиницу, оставив меня дома с отчимом, с Жульеном. Как он мне, однако, надоел, и как это мама не боится меня с ним оставлять! Хорошо, он меня тоже боится. А то я бы ему показала, где раки зимуют. Лежит целыми днями кверху пузом, наглотавшись антидепрессантов, Иногда прямо на ковер ляжет. Это если он не у телика и не у компьютера лежит.  Меня к компу, к телику и к плей-стешн не подпускает тогда, ну что за подлость! Говорит, не расшатывай, мол, себе нервную систему, видишь, до чего я себе расшатал. У него официальный диагноз - депрессия, на больничном уже более полугода проветривается. Его бы в Россию, в наш Курск, в гувернеры  к богатенькому русскому. Он же меня на эту тему и просветил: типа, мол, русские в 19-м веке удостаивали французов таких должностей, а теперь все поменялось на обратный знак, мол, вы русские едете во Францию гувернантками да домработницами, а мужчины типа садовниками и официантами. Ладно, едьте-едьте, все лучше, чем арабы.

А чем арабы тебе не угодили, я интересуюсь знать. То есть я, конечно, молчу, про себя интересуюсь. Не трогай лихо, будет тихо, как говорит мама. Да за такие высказывания его бы в трибунал. Хотя ладно, пусть на ковре лежит, так-то он тихий, угнетенный и невинный. И не жадный совсем. Говорил неоднократно, нас бы с мамой  золотом осыпал, приодел бы и откормил, да не на что, денег нет, одна пенсия по инвалидности и пособие по больничному, все бывшим женам и детям (и жен двое и детей двое) до копейки отдает. Мама говорит, устала я его везти, бугая этакого. То твоего папашу везла, бугая тоже этакого, то теперь Жульена. Хоть бы кто меня под крылышко взял и повез в даль светлую! Можно подумать, что мой папка тоже бугай, но главное, будто ее никто под крылышко не берет! На поверку оказывается, что женихов вагон и маленькая тележка, и все хотят от нее ребеночка. Это мне, значит, братика или сестренку.

 

8 марта 2005 г.

 

Раньше, лет этак до 9, я бы от такового подарочка не отказалась, Даже наоборот, приставала с такой просьбой к родителям. Как издалека вижу бебешку, бегу к ней и начинаю ее тискать-жулькать, пока малыш не захнычет или вовсе не заорет блажным матом. Папа мне тогда говорил: вырастешь, сама родишь. Хоть 10. Да за это время вся русская нация вымрет, начинаю я издалека апеллировать к его совести. Мама меня всегда поддерживала, говорит, у нас в роду однодетных-то мало было. Только сам папа единственный ребенок в семье, что видно за версту - штучный экземпляр, штучка с ручкой, как мама нелестно отзывается. Мамина бабушка - близнец, мама имеет сестру в Канаде, по дедовой линии тоже близнецы. Мне надо, мама говорит, мол, тоже близнецов родить, тогда у нас сразу  трехдетная семья будет.

 

15 марта 2005 г.

 

А какая же, однако, трехдетная семья, если мамина же мама бабушка Маня (ну та, которая близнец) говорит фразу, от которой меня тошнит: «Не плодите нищету».  Что это такое? Страшная какая-то фраза. И, правда, тошнотворная. Как роман французского писателя Жан-Поль Сартра «Тошнота». Я, правда, его еще не читала,  и не собираюсь. Я вообще почти ничего не читаю. Мне нравится больше по каналам телика гонять или приковаться к мсн-программе. Мы с Валькой болтаем там часами, и мне жутко нравится, что  Валентина видна на экране и в профиль и анфас. Серьезная такая, мое письмо читает. Вот ее медальный профиль и ресницы густые, как опахала у бабочки. Хлоп-хлоп опахалами. И я ей тоже видна, когда ее письмо читаю или чье-нибудь еще. Нас в среднем сразу человек 15 в сеансе участвует. Бывает и больше. Мама это называет групповщиной и сгоняет меня чуть ли не метлой с кресла! Не дождется. Не сойду, буду стоять, то есть сидеть насмерть. У меня на такой случай заготовлена фразочка (без шаблонов в наше время не обойтись): оставь меня в покое, ты хочешь, чтобы я из дома ушла и в какую-нибудь подворотню к этим бомжам с ихними собаками неизвестно чем заниматься?

 

1 апреля 2005 г.

 

во Франции это «день рыбы», день приколов!

Нет, бывают, конечно, и многодетные семьи. Про французов я вообще  не говорю.  Наш городок маленький, типично буржуазный. Как сказал на родительском собрании президент родительского комитета, когда я маму под дверью ждала: «Marignane est la ville bourgeoise, point!» Мариньян - город буржуазный, точка. Так и сказал. Точка. Никаких  гвоздей. Вот лозунг мой и солнца. Забыла я, из какого русского стиха про солнце.

А французская буржуазия, между прочим, свое дело знает, размножается. У нас в классе у всех семей по 3-4 ребенка, если, конечно, папаша в наличии. А если папаши нет, куда-то смылся или характер мамашин проверяет, то двое детей обязательно. А то бывает: куча детей и папенька с маменькой сходятся-расходятся. То найдут нового партнера, каждый своего, то вдруг того партнера бросят и опять сойдутся. Детишек своих то в один дом тащат, то в другой, то к маме старой, то к новому папе, и все в основном по расписанию, все на бумаге расписано. Нам на уроке говорили, что это называется семья перекомпонованная (recompos). Только я забыла, в каком случае она recompos: в первом, когда папа-мама разбежались, или во втором, когда обратно сошлись. После этого можно опять разойтись, тогда уж точно la famille recompos получится.

 

5 апреля 2005 г.

 

А про арабов я вообще не говорю. Они этой кошмарной фразы  не знают в принципе. Нищету не плодят, а плодят детей, поняли? Вот арабы поняли. У нас есть семья знакомая арабская, там четверо детей так получились. Сначала Рашида, их мамаша, замуж не хотела, жила себе припеваючи в своем Алжире. На родине всегда можно жить припеваючи, это обнаруживаешь, особенно когда во Францию переедешь...

Что-то я отвлеклась.

Так вот, Рашида, чтобы от исламских своих фундаменталистов спастись, училась, училась и училась, как Ленин завещал, он тогда в Алжире еще в моде был, потому что много советских там жило и работало. Не до замужества было и детей, главное от фундаменталистов спастись, а это возможно только через образование, иначе достанут. Поимев образование, в 32 года  замуж вышла. За такого же образованного. То есть они уже оба от фундаменталистов спаслись. Те пристают только к необразованным. Родили сначала дочку, потом еще дочку. Оба препами в Алжире работают.

Фундаменталисты к препам не пристают ввиду их высокого образования, препы сами к кому хочешь пристанут со своими лекциями. А вот террористы пристают ко всем без разбора. Так-то жить можно, и даже припеваючи, и даже они дом себе выстроили, но боятся по утрам из дому-то своего нового выйти: а вдруг на крыше террорист какой притаился, кого выслеживает? Может и по хозяевам пальнуть случайно, было и такое.  Родили они еще двойню, снова девочки. Оптимисты! Не боятся нищету плодить и даже слов таких не знают. У них другие ключевые слова: фундаменталисты, террористы. Или типа двойня-тройня. Поэтому мама с ними и дружит: они ей как родные, она у которых близнецы, считает их вообще за родню.

А как они во Франции оказались? Стоп, надо вспомнить. Рашида девочкой во Франции жила, ее папа строителем работал во Франции после распада колониальной империи. А потом вернулся на родину со своими детьми, которых тоже много было. И через долгие года Рашида решила во Францию от террористов свинтить окончательно. 9 месяцев ждали с мужем туристической визы во Францию. Вообще с этим строго: ни Алжир не выпускает, ни Франция не впускает. Типа знаем мы этих туристов, уже всю Францию оккупировали. Ладно, таки дождались, ринулись во Францию. Вшестером, конечно. Подали на ПМЖ. Их хотят обратно уже отсылать чуть ли не в наручниках, несмотря на то, что  дочки уже в школу пошли, такой во Франции закон: все дети, даже нелегалы, должны в школу ходить.  Рашида тем временем в мэрию Марселя секретарше мэра письмо на стол швыряет, адресованное мэру: я, мол, с вашей дочкой в одной школе в девятьсот забытом году училась и мы даже на одной парте сидели. «Правда?» - спрашивает, строго насупив брови, дочку мэр, уже придя со службы домой. – «Чистая правда, - говорит дочка мэра, вспомнив Рашиду и улыбаясь, свою юность всегда приятно вспомнить.  Вот что значит быть оптимистом. А вы говорите нищета...

 

6  апреля 2005 г.

 

А про оргазм я все-таки решила выяснить. Спросила сначала маму, она говорит, как всегда: мне некогда, я устала, надо опять на работу бежать, а все кругом так надоело, включая и эти оргазмы и особенно разговоры про них, а тебе еще рано, успеешь, нахлебаешься еще. Вальку решила не спрашивать, она и так сильно много заносится. Спросила Лиль Ванну после урока, улучила момент. А она слегка остолбенела,  потом взяла себя в руки (что значит педагог по малышне) и говорит: «Стоп, Юленька! Ты в каком контексте это слово слышала? Ах, на концерте? Точно не по телику? По телику еще не то услышишь, вас там все время программируют на то, чему время еще не пришло.  Еще Пушкин говорил, а тогда теликов еще и в помине не было: по жизни так горячность молодая и жить торопится, и чувствовать спешит». Сейчас, думаю, заведет ту же песню: не торопись дитя мое, еще нахлебаешься. И точно, почти так и сказала, но из уст Лиль Ванны мне все поучения как-то приятнее слушать, тем более она всегда искренне улыбается. Не мамашка, чай, вечно усталая и недовольная. Не торопись, говорит, еще успеется, всему свое время, все житейские понятия мы типа понимаем постепенно, послойно, на это может уйти вся жизнь, но это лучше, чем нахрапом брать. Хотя кое-что надо знать заранее. Сейчас, полагаю, скажет: но не все сразу. Но не все сразу, говорит тут же она, главное – это уметь владеть своими мыслями и своим душевным и духовным состоянием. В контексте концерта это слово означало высшее удовольствие. Конечно, в этом есть что-то из области секса (мне только не нравится, что Лиль Ванна при этом произносит  «секс», а не «сэкс»), но в современном языке, особенно на Западе, «секси» значит вообще привлекательное, например, «секси» может быть даже математическая теория.

У Лиль Ванны первый муж был русский математик, они с ним вместе жили в Белоруссии, преподавали в педагогическом институте. И она моей маме жаловалась, что и дома и на людях он ее постоянно множил на нуль. И это, видимо, было совсем не «сэкси». Но Лиль Ванна овладела своими мыслями, своим духовным и душевным состоянием, помножила себя на большое число – она того заслуживает! И разошлась со своим математиком, пусть он теперь сам себя на нуль множит. Нашла себе в Интернете французского мужа, молодого, специалиста по детской психологии тоже, он хотя бы ее на нуль не множит, тем более если она тоже специалист по малышам, а ведь даже малышей нельзя множить на нуль.

Правда (это я тоже краем уха от них слышала, когда они с мамой шептались во время пикника на озере), детей ей теперь Бог не пошлет: математик их не хотел, на поиск нового мужа ушло 7 лет, она много раз выезжала за границу и присматривалась к кандидатам, в основном на предмет того, не будут ли они ее множить на нуль. А поскольку подходящий и вежливый француз образовался только через 7 лет, и сам он еще потом тоже долго думал на тему Лиль Ванны, как все вежливые женихи, которые нахрапом не бросаются,  думал еще дополнительные лет 5, вот она и подошла к 45-летнему рубежу; теперь французские врачи ей говорят: вам даже усыновить никого не дадут.

 

7 апреля 2005г.

 

Зато есть многодетные русские семьи, хотя еще надо разобраться, русские они или нет. Я лично еще не разобралась. Тут вообще с нациями сложно. Которые граждане Франции, те все французы.  Сейчас расскажу.

Матушка меня в церковь православную заставила ходить. Но не это главное, все равно я ходить в нее не буду, похожу еще немножко, а потом не буду. После 14 лет нормальные белые люди в церковь не ходят. Короче, церковь французская православная, посещают ее в основном французы, служба на французском, хотя иногда несколько слов на русском вдруг случайно затянут в хоре. А верующие – сами знаете – тоже любят размножаться. Даже русские. Правильно делают. В этом приходе есть одна семейка, они в стародавние времена жили в Санкт-Петербурге (в Ленинграде по-старинному), у них 4 детей, все уже взрослые. Трое живут в нашем городе, а их матушка баба Нина любит в нашей церкви руководить процессом. Пусть руководит, иногда что-то дельное узнаешь от нее, не хуже чем от Лиль Ванны. А четвертое дитя этой бабы Нины (взрослый сын) живет почему-то в Израиле, и у него 12 детей. А у тех, которые здесь, трое, четверо и еще трое детей. То есть в сумме от этих своих четырех детей матушка получила (точнее, ей Бог дал) 3 + 4 + 3 + 12 = 22 внука. Класс? Класс! То есть буквально целый класс. Они когда у них на веранде соберутся все на престольный праздник, получается целый класс. Правда, те, из Израиля, не приезжают. Далеко и дорого, ну и вера другая. Называется иудаизм. А иудаизм предписывает вообще размножаться! Каждый иудей должен иметь не менее одного сына. Чем больше, тем лучше. Это я случайно в воскресенье включила не ту телепрограмму и услышала.

Короче, те 12 не приезжают, зато эти 12 местного розлива всегда к бабе Нине приходят, собираются на террасе и начинают философствовать за своим столом, даже те, которые совсем малявки.  Когда кто-то один начинает философствовать, то это занятно  и подчас интересно, но когда одновременно все начинают философствовать и даже умничать, то стоит такой шум, будто прилетела огромная стая грачей. Тут даже Валентину никто не слушает, хотя она тоже заучка-ботаник и любит умничать, затесавшись на правах гостя в их стаю. А что такое грачи, они не понимают, они никогда в России не были и не знают грачей.

Конечно, это их проблемы, что они не знают грачей. Почаще надо на историческую родину заглядывать, ребятки, хотя бы на картинки типа «Грачи прилетели». Я забыла, кто ее написал, нам Лиль Ванна показывала. Но когда я недавно у них в гостях была, то решила все на фотоаппарат записать, на дискетку, чтобы потом кое-кому показать, как они умничают. Я еще звук записала. В результате образовался мини-фильм: огромная стая грачей за столом и ничего не понятно, что говорят. Про что-то Божественное и человеческое, что есть в каждом человеке. Но когда Лиль Ванна говорит про это на уроке, то мне сразу понятно, а когда эти умники, то вовсе нет. Однако записалось, как кто-то громко декламировал  из Закона Божьего: «Впрочем, пусть будет не как Я хочу, но как Ты, Отче».

 

 

Глава 2

 

8 апреля 2005 г.

 

Вот как раз сегодня отец Димитрий (это сын бабы Нины из числа имеющихся здесь в наличии ее детей) у меня принимал исповедь, я не знала, что сказать, хотя думала и не спала всю ночь, но все равно плохо подготовилась, и даже вообще не подготовилась особо, призналась ему, что сидела на коленях у одного мальчика. У нас в колледже на перемене придумали такую глупую игру: попеременно сидеть на коленях девочкам у мальчиков, хорошо, одна моя подружка Даниэль (подружка не подружка, это все-таки не Валентина, русские по-настоящему дружат, а французы так не умеют дружить, как мы) пресекла эту глупость, выкрикнув на весь школьный двор: «Я феминистка!» Типа терпеть этого не могу и никому не позволю. Демонстративно убежала, а мы как вкопанные продолжаем сидеть, каждая на каком-то парне, но уже вроде не в удовольствие себе сидим.

Еще я отцу Димитрию созналась, что книжку по фэн-шую листала. Он говорит, что вообще не знает, что это такое. Я ему говорю, давайте я вам принесу книжку, посмотрите.  А он мне: нет, не приноси, все одно  читать не буду и тебе не советую. Ты пока еще на двух крепких православных ногах не стоишь, можешь запутаться вконец.  Интересно, а он-то ведь на 2 православных ногах стоит, так приспичило ли ему  бояться соблазна? А детишки его за столом у бабы Нины говорили про искушение, но я не поняла, ботаники они и в Африке ботаники, хоть и про грачей не знают. Ладно, я согласилась, не принесу вам, батюшка, эту книжку. Хорошо, что я вообще книжки не читаю, только листаю.

Когда же после литургии и целования креста началось собрание, ну типа отчетно-перевыборное, маменька меня не пустила домой одну, цыкнула на меня грозно: не уходи от меня, сама знаешь, сколько здесь педофилов на улице, тебе что ли разъяснить, чем они занимаются с детьми? Маменька всегда противоречит себе: то сама знаешь, то сразу же - разъяснить что ли тебе? Мне как раз разъяснять  не надо. Один раз я случайно зашла на педофильский сайт, думаю, из-за какого-то вируса в компьютере. Кстати, на русский порносайт. Зрелище хуже чем в романе «Тошнота», меня от одной секунды просмотра тошнило 3 дня. На французский сайт так просто не зайдешь,  против педофильских сайтов стоит какая-то хитрая защита, и если ты ее сломал и внаглую зашел, то полиция возьмет тебя на карандаш. И правильно делает! Ты уже в базе данных, тобой уже занялись! Хорошо, что Жульен даже и не пытается! Он и взрослые порносайты не смотрит.  Говорит, в любви  нужны чисто конкретные отношения, люблю – от французского слова блю – синий цвет. Синий цвет – цвет любви, а красный цвет, как на пасхальных яйцах – это цвет жизни. Хотя, говорит, я в вашего Христа не верю. Но я все равно Жульена уважаю, за то, что в порносайты не заходит, как иные папаши (наслушалась я от подружек), пусть он даже и неудачник. Господь милостив, всех любит, но особенно, конечно, тех, кто в него верит.

Это во-первых. А во вторых, меня уже и так однажды педофил под микитки взял. Это было в конце первого моего учебного года во Франции. Была весна. Матушка меня каждый день встречала и провожала в школу на трамвае и пешком до места, а тут вдруг один раз почему-то не смогла. И вот, центрее некуда, в самом центре Марселя и прямо в самом трамвае уже вблизи от школьной остановки меня какой-то странный чел берет прямо буквально под микитки и нагленько так говорит: ща выйдешь и пойдешь со мной, куда скажу (по-французски, конечно, говорит, но я удивилась, что француз может быть таким наглым). У меня сердце в пятки и волосы дыбом. 4 года с тех пор прошло, я до сих пор помню. А в школе уже нас учили и я уже тогда это твердо усвоила, но не смогла быстро претворить в жизнь: надо к водителю конкретно пройти и пожаловаться на такого наглого чела. Однако такое можно по жизни сделать только в автобусе, а в трамвае вас с водителем разделяет перегородка. Пусть и прозрачная. И водитель трамвая вперед же смотрит, на дорогу, а точнее, на монитор, который ему в цвете и все так галантерейно показывает. Сиди и на кнопочки нажимай и получай свой СМИГ. А назад не смотри. А то превратишься в соляной столб, как в Ветхом завете, только я забыла, кто там назад оборачивался. На окружающий народ тоже никакой надежды: все стрекочут, болтают между собой или, напротив, в ноги себе взглядом уткнулись, думу тяжкую думают, во Франции же много социальных проблем и контрастов. Этим и без моего педофила тошно, как в романе «Тошнота».

Я вопреки всем инструкциям резко так от этого странного чела  выдернулась, из его железных клещей,  растолкала народ, выскочила на ближайшей остановке и со страшной силой помчалась. Скорость меня и спасла. Этот тип за мной бы всяко не угнался. От него чем-то пахло, то ли токсикоман он, то ли наркоман, то ли просто не моется.  Обычно такие люди быстро не бегают. А вот если бы он был здоровый и побежал? Тогда туши свет.  Ведь на улицах все эти 2 пролета ни одной живой души, хоть и час пик, 8 утра. Люди ездят на машинах, никто не ходит пешком, даже две остановки...

 

9 апреля 2005 г.

 

Да, я про церковь хочу закончить, а то забуду. Ну вот, началось это собрание. Стали обсуждать пункты устава. Это культурная ассоциация под видом церкви, или, наоборот, церковь под видом культурной ассоциации. Ассоциация по закону от 1901 года и, что характерно, церковь отделена от государства по закону от 1905 г. Французы эти законы любят цитировать, хлебом не корми. Такое ощущение, что разбуди француза среди ночи  и он тебе первое что скажет, так про эти 2 закона. Хотя как такое может присниться, я не понимаю.

Первым вопросом на собрании фигурировал  ремонт церкви. На самом деле это не церковь с золотым куполом, переливающимся на солнце, как у нас в России, а маленькая квартирка на первом этаже. Ремонт-то они уже летом сделали, парились всем приходом, даже моя матушка ходила туда мебель перетаскивать и стены шлифовать, вместо того, чтобы меня к школе готовить.

А после ремонта все перессорились. Матушка мне сказала, что нечистая сила все равно ходит и если разом собрать на маленьком пространстве много православных, то начнется скандал. Она мне тогда вдруг рассказала, как мои дед и баба (только я не поняла, по папиной линии или по ее), еще молодые и при Советской власти, поехали в отдаленный монастырь в какую-то Тьмутаракань типа Псковской области к какому-то духовнику-монаху отцу Гермогену, ясновидцу. Выстояли огромную очередь, а отец Гермоген, сказали вдруг, не принимает. В толпе шум, недоумение. Оказалось, этого Гермогена его же братья или сестры, те же монахи-монахини, побили. По голове. Заспорили о чем-то. Прошло полчасика, он свои  раны зеленкой помазал и снова к толпе вышел. Смиренно  говорит: вот и такое у нас бывает.

Фотографии деда с бабой в нашей курской  квартире, которая теперь папина и тети Маринина (или все-таки наша? или все-таки не наша? или отчасти наша? да что тут можно выяснить, если наша семья проходит по разряду la famille recompos и даже еще покруче) стоят на комоде рядом с индийскими слониками, которые в ряд. Из-за слоников я не рассматривала эти фотки, тем более они уже пожелтели и в возраст давно вошли, им типа 30-40 лет. Тогда обе мои бабушки очень молодые были; они же мне нужны живые, пусть и старенькие, а не на фотках.  А деда я и так никогда не видела, он на этих фотках похож на восточного принца. Может быть живет он где-нибудь на востоке в Камбодже, где еще принцы сохранились, хотя их оттуда красные кхмеры выгоняли, но совсем не могли же выгнать! Дед по некоторым признакам жив остался. Сужу по тому, что сызмальства слышала разговоры, как  благородный дед с 1991 г. стал присылать деньги из-за границы. А это как раз год замирения красных кхмеров с камбоджийскими принцами. И так еще удачно совпало, что очень легко стало деньги получать в России из-за бугра. Обе бабушки на него молились, на этого деда, тем более что мои родители тогда как раз поженились, и еще одно совпадение последовало. Баба Люда мне говорила (папина мама): пришел дикий капитализм и без денежек стало уже совсем никуда. А кто из 2 бабушек за этим восточным принцем из Камбоджи (ну все-таки я это от себя, не совсем я уверена, что он в Камбодже живет) была замужем, я так и не поняла. Мамина мама баба Маня точно была замужем один раз, иначе близнецов не вырастить, как она мне сама же и говорила. Но близнецы – моя мама и тетя Галя, только чуть подросли, как дед исчез (тот или не тот?).  А баба Маня умерла 3 года назад, уже когда мама с папой разошлись и мама решила навсегда во Франции остаться. Не выдержало бабушкино сердце. А не надо было близко к сердцу принимать, сама же она меня учила!

А баба Люда близнецов не выращивала, наш папа у нее один,  а если ее спрашивали, почему она не замужем, она начинала нервно так смеяться и вспоминать анекдот времен гражданской войны (я не знаю, когда эта война была и где и на какой почве): почему, говорит, не вышла, дорогие вы мои? Да потому, что белые меня не брали, а за красных я не хотела.

Хотеть не обязательно замуж, нам отец Леонид  в воскресной школе в Курске говорил, когда я совсем малявкой туда ходила, в браке не обязательно всем состоять, но целомудренными надо быть обязательно всем, иначе ты не христианин. Когда я ходила в эту церковную школу, то понимала, что такое целомудрие, а сейчас утратила понимание, как говорит мама. А сама-то? Обе бабушки еще почему-то говорили, что по советским понятиям замуж надо было позарез.

Мама и тетя Галя замуж захотели и вышли, только тетя Галя вскоре укатила со своим мужем в Канаду. И еще баба Маня говорила, что без дедовых денег лихоманку конца 90-х годов мы бы не одолели. Что такое лихоманка, надо в Интернете посмотреть, да боюсь, комп опять зависнет.

 

10 апреля 2005 г.

 

Так, хорошо. Мне все-таки надо про церковь закончить. После причастия и целования креста все стали друг с дружкой целоваться, как это у французов принято. И стали раздавать и вкушать булочки в форме птичек с глазками из изюма. Баба Нина, которая испекла их (ее называют  главный хлебопек церкви), с сияющими глазами стала рассказывать (у верующих вообще как-то по-особому глаза сияют), как в 313 г. император св. Константин Великий издал указ, уравнивающий христиан с язычниками. Но его  соправитель Ликий был язычником и строил козни против христиан. И в одном армянском городе Севастии (теперь это озеро Севан, это бывший СССР, вдруг неуверенно добавила баба Нина, покосившись на французов) языческий военачальник Агриколай, дружок этого Ликия, захотел повести дружину из 40 храбрых воинов против христиан, и чтобы они перед этим принесли клятву языческим божкам. А те сорок уже были христианами и не захотели идти против своих же братьев во Христе. Воинов мучили, держали на льду озера, били, и над их головами уже 39 венцов были видны.

- Почему не сорок? - важно-бархатно спросил некто Михаил  Николаевич, русский, из ученого мира, он изредка с супругой  в церковь забегает.

- А потому сначала тридцать девять, что один из них захотел сбежать погреться в баньке и сразу упал замертво, уже одним венцом меньше, а их охранник уверовал во Христа и занял место того, и над его головой зажегся сороковой венец, - не менее важно возразила ему баба Нина. Знай, мол, наших.

- Я слышал, что их терзали много дней, - слегка стушевался Михаил Николаевич, - а в одну ночь они услышали глас Божий: «Претерпевший до конца, тот спасен будет».  Характерно, что эти слова  мой духовный наставник отец Александр в Москве мне сказал, два года тому назад, когда я  к нему зашел попрощаться перед отъездом сюда...

- И что это значит ? - вдруг резко повернулась к Михаилу Николаевичу его супруга, быстро дожевывая булочку с изюмом. Она была тоже из ученого мира, русская, они поженились недавно , а до этого она жила в Германии, но срок контракта у нее там давно кончился, а здесь она была безработной при ученом муже. Ее  недолюбливали за резкий звук голоса, хотя баба Нина говорила, что надо всех любить. И у кого резкий, и у кого мягкий тон, неважно.

- А то значит, - невозмутимо продолжил Михаил Николаевич, - что те, кто остались в России, из ученых, ну наши же коллеги, вот они терпят и претерпят до конца. И будут спасены. А мы с тобой еще неизвестно...

И он попытался робкой улыбкой погасить внезапно возникший пламень страстей своей супруги.  Мне стало почему-то неприятно на нее смотреть, хотя действительно надо всех любить и ни к кому не испытывать неприязни, и я постаралась, как велит Лиль Ванна, овладеть своими мыслями, стала вспоминать, как мы с мамой и бабушкой в Курске лепили тоже таких птичек из теста, и в это время в окно светил желтый, еще морозный, но уже поздний мартовский закат, мне жалко было их, этих птичек, с такими красивыми глазками и хвостиками, жевать и глотать. Как представлю этих сорок молодых воинов на берегу заледеневшего озера Севан! Хочется плакать, а надо их жевать.

Баба Люда (которая была мне и крестной матерью) говорила, что если знаешь про страдания великомучеников, то грех впадать в депрессию из-за каких-то там мелочей жизни. А Жульен страдает и валяется на своем ковре поперек гостиной. Я тоже хороша, впадаю иной раз в тоску и злобу из-за пустяков. Из-за земного. А все земное быстро проходит, говорила баба Люда.

 

12 апреля 2005 г.

 

Когда птичек за милую душу съели, подняли вопрос о президенте и казначее. И все взрослые так перессорились между собой, что забыли о нас, мелюзге, мы тогда как раз под дверью тузились от мала до велика и шикали друг на друга, кто-то даже стреляющий автомат применил (понарошку, слава Богу). Тоже мне христиане. Заруба у взрослых   продолжалась, еще не всю повестку дня рассмотрели,  а мы еще не доиграли. Вдруг отец Пафнутий (французский батюшка) резко встал, обратился к образам, все тоже повскакивали со стульев и запели молитву. Я никак не могу привыкнуть, что православную молитву поют и читают по-французски. Хорошо, мне баба Нина книжку свою обветшавшую подсовывает, где написано по-церковнославянски. Вот однажды   было написано: «ускори на молитву и потщися на умоление, предстательствующих присно, Богородице, чтущих тя». Я даже запомнила.

Я не поняла, что собрание так завершилось, мы с матушкой потрусили скорей до  дома Жульена кормить, и сами проголодались.  Ветер стоял необычно холодный для этого времени, хотя кругом цвел миндаль плюс также вишни и яблони  на фоне светло-желтых или серых индивидуальных вилл. Наша резиденция (так называемая по умеренным ценам, то есть для бедных, и попасть в нее – это достижение), тоже вся из себя неплохая.  Квартир много, больше 100, утопает в кустах и разнотравье.

Маменька была, однако, чем-то расстроена. Отец Димитрий до этого строго с ней поговорил  и к причастию ее не допустил.

 

12 апреля 2005 г.

 

Теперь пора рассказать, почему мы оказались-таки в этой Франции.  Жили мы, не тужили в России, точнее, мои родители тужили, как это всегда у взрослых происходит, они сроду делают из мухи слона, а потом этим слоном бьют друг друга по макушке, рикошетом и в ребенка попадает. То есть они тужили, я нет.

В 2000 г. весной  мне исполнилось  9 лет. Куча подружек, в школе интересно, хоть и много уроков и кругом охрана, на которую с каждого родителя брали помесячно энную сумму. У меня были две любимые бабушки, пускай иногда они и обидные слова говорили - типа не плодите нищету, но я их очень любила и почти с ними не ссорилась. Еще воскресная школа была и дворняга – любимец всего двора, настоящий пес-дворянин Вася, которого я от смерти спасла и у себя приютила.

Папа по коммерции промышлял, то есть программистом работал, матобеспечение продавал или какие-то базы данных. Он на эту тему не распространялся и вообще ни на какую, чаще говорил нам с мамой  «помолчали бы лучше», а сам  дома  постоянно сидел, уткнувшись в компьютер, иной раз так даже в пустой экран. А тут маме вдруг попритчилось во Францию по турпутевке поехать и обязательно вместе со мной. Моя мама была учитель по хору в нашей школе с музыкальным уклоном, но не у меня. Мы так заранее договорились, нехорошо, мол, что ребенок к своей маме ходит. Может быть, и зря. Я любила наблюдать, как маму свою работу проводит, и она свою работу любила. И ее очень ценила директриса нашей школы Раиса Николаевна, потому что у той был пунктик насчет первого места на городском конкурсе, и благодаря маме первое место нашей школе было обеспечено каждый год.

Итак, решили мы вместе с ней ехать по гостевой визе. И в этот момент, когда нам наконец-то уже пришло приглашение потом скажу от кого, подошло время выступления маминого хора, состоящего  из учителей нашей школы, это называлось весенний смотр.

Вот я и говорю, что директриса школы Раиса Николаевна была фанатом хора, хоть сама и не пела. Но вверенная ей школа имела музыкальный уклон, короче, вопрос престижа. Нам уже билеты на самолет Москва-Марсель пора  заказывать, а тут маму и еще кое-кого из учителей Раиса Николаевна на ковер вызывает и секретно так сообщает, чуть не шепотом: «Просочилась информация, какая-то интересная информация, впервые такое слышу, что якобы 119-я школа теперь способна создать конкуренцию нашей». И когда она волновалась, Раиса-то Николаевна, она  вперемежку говорила то на родном украинском, то на русском, то еще на каком-то суржике. Вообще-то она с Украины, беженка из Чернобыля, приехала к нам сразу после того взрыва и вскоре стала завучем, а потом и директором, приложив бездну энергии на создание школы с музуклоном.

Дальше я ее слова привожу по памяти, просто интересно и смешно, как она говорила (я тогда маму под дверью ждала и все слышала, слух у меня музыкальный, хотя Раиса Николаевна говорила шепотом): «Дивчата, як хочите, але першое местце повинно буды в нас». Это значит: типа первое место будет у нас, хоть в лепешку разобьемся. Я сразу поняла, что билеты в Марсель мы не будем заказывать, да мне это даже лучше, ура!

Раиса Николаевна очень любила украинские хоровые песни, считая их более красивыми и выигрышными для конкурсов. Конечно, мама готовила и «Ты прекрасна, о Родина наша!» Верди, но Раиса Николаевна тайком пригласила солиста филармонии, который уже согласился дополнительно исполнить арию Андрия из «Запорожцы за Дунаем». Хор Раиса Николаевна считала главным делом для поющих учителей, какой бы предмет они ни вели. И перед началом хоровых занятий зорко следила, чтобы приходили все! По списку проверяла своими глазами: «Так. Федорова тут? Нема ее? Уроки у нее? Я ж ей сказала, шукай замену». И угрожающе тихо стучала линейкой по столу. Все облегченно вздыхали, что они не Федорова, кто-то тихо роптал, что через 15 лет можно бы начать наконец говорить только по-русски, но Раиса Николаевна не слышала. Когда она волновалась, она вообще никого и ничего не слушала.

Вот и сейчас: «Я пиду на всэ, - чуть не впадая в нервный тик, горячо шептала Раиса Николаевна. - Навить оформим його на работу. Пиршо мисто у нас в кармане».

Все догадались, что молодой смазливый солист филармонии Петя Р. уже месяц получает полставки школьного кладовщика.

И когда на городском конкурсе после «Ты прекрасна, о Родина наша!» прозвучал «Блаженный день, блаженный час», и все глаза жюри были устремлены на звонкоголосого красавца Петю и на не менее красивую, очень молодую (для учительского хора) брюнетку-дирижера (это мать моя), то сразу прослушали-постановили: первое место у нашей школы в кармане.

Но запланированный самолет на Марсель, понятное дело, улетел от нас со свистом! Срок маминой визы кончился! И подошло лето. Мама стала уговаривать папу лететь вместе с нами. Обратиться в турфирму, и полететь. Но, оказывается, билеты уже стоили втрое дороже, ну и так далее. Мама работала в школе все лето, и мне было полное раздолье. Никто меня не доставал. Гуляй хоть до ночи или смотри телик, если дождь.

И вдруг почти через полгода, уже осенью, мама получает еще одно приглашение во Францию и снова оформляет визу. А ведь начался уже новый учебный год, для меня третий по счету. Зато в этот раз Раиса Николаевна ее отпустила: до следующего смотра-конкурса оставалось 6 месяцев с гаком. Представляете, как она произносила это словцо «с гаком», с каким южным прононсом! Но когда она уже подписала  мамино заявление на отпуск, наверное, дошло до нее, что «гак » это не так уж много времени и на самом деле  конкурс достаточно быстро грянет, как тот барабан в школьном оркестре, и вдруг схватила маму за руку и не отпускает ее из кабинета, властно так глазами ест, с ног до головы ее, маму-то мою.

- Постой, - говорит,  - так ведь ты не вернешься!

 

18 апреля 2005 г.

 

А ведь как в воду глядела-то Раиса Николаевна! Во Франции я довольно быстро догадалась, что матушке действительно не хочется возвращаться. За этими родителями только глаз да глаз. Так и жди подвоха. Против меня еще ладно, такая работа у них, у родителей. Но против Родины! И еще потом тебя же подставят-попрекнут, мол, ради твоего блага я здесь жую черствый эмигрантский хлеб. Так тетя Лидочка своей Альке говорит, но об этой семейке я немного позже.

Сейчас только вспомнила, что первое письмо  из Курска мы получили осенью 2000 г. по  французскому адресу этой самой тети Лидочки. Письмо было настоящее, в конверте, писанное аккуратным и читабельным почерком тети Леры, маминой коллеги. Она в маминой школе теперь оказалась за младшую, потому что раньше самой младшей была мама. Маме было всего 33 года, возраст Христа, но это понятие применимо только по отношению к мужчинам, как о. Леонид говорил на воскресной школе. Так вот, тете Лере было 49 лет, и ей очень понравилось, что она теперь самая младшая. И от радости она решила матушку потчевать настоящими письмами с  новостями из Курска. Тогда, в 2000 г., еще отдельные чудики посылали настоящие письма с марками. А учителям и сам Бог велел писать разборчиво, чтобы на доске было понятно читать. Тогда еще было все понятно, а потом стало всем все непонятно: и школьникам, и учителям, и родителям. И в России, и во Франции, и в Африке, и вообще повсюду.

Письмо привожу по памяти. 

«Добрый день, веселый вечер! Как вы там, в мире чистогана и насилия? Скучаете, небось. Ждете, не дождетесь встречи с Родиной!»

Мы как раз тогда парились в ужасном лагере для беженцев и плакали под мелодию для хора «Как прекрасна ты, Родина наша!» Верди. Мелодию слушали в наушниках.

«У нас все в принципе по-старому, гордые, но честные. Зарплату второй месяц не платят, даже кое-кому отпускные не выплатили. Видела вашего папку, он совсем исхудал,  от прежнего бугая ничего не осталось, прогуливает вашего пса каждый день рядом с моим подъездом, со мной, правда, не здоровается, ладно, это его проблемы».

Папа в принципе ни с кем не здоровается, не француз, чай, но я очень обрадовалась, что папа Васю, пса моего, не забыл и даже каждый день его на поводке водит! Наверное, от этого и исхудал, Вася очень активный пес. Заездит, кого хочешь.

«Вчера вызывает Раиса Ивановна профсоюзный актив школы к себе в кабинет, даже чаю всем налила в тот сервиз гжельский, ну ты его помнишь. Но сама явно не в духе.  Глазами всех обвела и говорит сурово: просочилась тут до меня информация, очень занятная, я впервые такую услышала. У нее все впервые!»

Тут мы с мамой опасливо переглянулись, испугались, что сейчас учителя начнут за чаем мамкино имя трепать.

«Я мол недавно была на облсовете (ты же знаешь, она у нас депутатша), и вот такая интересная информация. Вынимает из папки простыню с цифирями. Очень много, говорит, выпускников нашей школы уезжает за границу. По контракту или просто за песнями. За песнями вообще-то в Москву уезжают, решила тут я ее срезать. Ты же знаешь, я в целом к ней нормально отношусь, но начальство надо подрезать, а то быстро на шею садятся. И к тому же, говорю, мы в основном песням их и учим.

- Ну, ты Валерия, еще и английскому их учишь! - это она мне. - А на английском очень хорошо по Интернету лазить и жениха себе шукать.  Вот и эти девочки, в той статистике, по области, за последние три года, тоже в Интернете кое-что искали. В Заводском районе сорок девчат и двое парней за последние пять лет  уехали за границу по временному контракту и с концом (простыней своей потрясает перед моим носом, как будто я в этом виновата со своим английским).  Вернулись только трое, в очень тяжелом состоянии, без документов, контракт оказался для подпольных борделей, не буду в подробностях, эти молодые люди лечатся у психиатров, неизвестно еще, удастся ли их восстановить. А в селе еще хуже. В Лисьем Носу за последние три года двадцать девчонок свинтили за границу, из них пятнадцать пропали без вести. Следствие показало, что многие поехали по вызову женихов, которых подцепили либо по Интернету, либо в фирмочках-своднях. Представляете безутешных родителей!

Тут Елена не выдержала, Раисе резко возражает: безутешных, говорите! Да там алкаш на алкаше, бросили давно своих детей, а потом безутешные стали, с бутылочкой утешаются! Вы давно в деревне не были, оторвались от жизни.  Там сплошной маразм, наркота, безработица.

- Это я-то не была! - кричит Раиса. - Да мы неделю назад с комиссией»

- С комиссией это одно, а лучше бы вы, депутаты, работу молодежи дали и достойную оплату, не так, как нам, по полгода  зарплату задерживать, - это уже Роман Филиппович, ну тот, который фортепьяно  ведет, и голос у него такой зычный, не чета Раисе. - Дайте работу русским людям. Всюду: на стройке, даже на дороге, на всех ремонтах либо турки, либо таджики-киргизы, армяне,  не говоря уже о вашем брате хохле! Тот уже все троллейбусы и автобусы позанимал, скоро русских водителей не останется.

- А что вы предлагаете? - обратилась я к Раисе, пора уже смягчать ситуацию и писать протокол «слушали-постановили». Этот Роман известный расист, хорошо, про айзеров не стал матом ругаться. А она уже на щеку давит, нервный тик сдерживает.

- Во-первых, предлагаю всем прекратить восхищаться Западом! Будто там нет турецкой рабочей силы, нет наркоты, нет алкашей, нет безработицы. Вы что, с печки свалились? Эти трое вернувшихся так наркотиками напичканы, уже на грани цирроза. Читайте газеты, готовьте молодежь к тому, что Запад им не указ. Информации уже предостаточно на эту тему. Лучше пусть в Москву уезжают на худой конец, пусть идут в частные фирмы на худой конец, если там будут платить, конечно, потому что просачивается тоже информация.

И у Раисы начался-таки нервный тик. На правой щеке, ну ты помнишь. А у Романа на левом боку, снизу, тоже помнишь, и он  на рубашку давит

- А, во-вторых, - продолжает она, - не надо самим за рубеж подсобирываться. Хоть даже и в гости. Это плохой пример ученикам.  Сначала гости, а потом неровен час...»

Тут мы с мамой с раскладушки упали разом, с той, которую нам «Секур католик» дала. И раскладушка затрещала и сломалась. Нам пришлось потом 2 недели на полу спать.

«Наши тетки тут сделали обиженные лица, оскорбленную невинность разыгрывают.

- Мы, - говорят, - уже никому не нужны, старые больные училки.  А по контракту в бордель или там во французский канкан  нас тоже не возьмут.

- Ну, не скромничайте, девчата, -  постреляла глазками Раиса. - Помните Зинаиду Федоровну из тринадцатой школы, она еще немецкий вела? В 60 лет поехала по турпутевке в Германию и в первую же неделю зашукала  себе немца-жениха.

- Да он у нее наполовину турок, а не немец! - вспомнила я. - Там вообще кругом турки, в Германии. Даже в метро надписи на турецком.

Но это было некстати.  Раиса опять нам носы утерла.

- И я про то же. Она хотела на Западе по человечеству пожить, Зина-то, а оказалась в Турции, да еще неизвестно, может у ее мужа целый гарем. Эмиграция – это как в том анекдоте про преисподнюю, где туриста, выбравшего ПМЖ, на костре жарят и воспитывают: не путайте туризм с эмиграцией!

На тему, куда ты делась, никто и не заикнулся, да и Раиса тебя в обиду не даст, она тебя любит, как дочь свою, даже иногда по тебе плачет: где моя ласточка Шурьзя,  не видать нам теперь первого места! Кстати, Петя - солист филармонии, тоже свинтил за границу, в Германию, уже, говорят, не в восторге от Германии, поет по разным кабачкам,  контракта нормального нет, но обратно не собирается. Назад, говорит, пути нет, только вперед, коли уж вырвался, но куда вперед, не знаю. Напиши хоть, когда к нам приедешь и  какие вообще планы по жизни. Целую. Твоя Лера». Мы с мамой попытались опять на раскладушку взгромоздиться, но снова упали.

 

 

Глава 3

 

1 мая 2005 г.

 

А перед решающей турпоездкой у папы с мамой колоссальная ссора имела место быть. Или надо писать «возникла»? Какое-то смешное сказуемое «имела место быть», но меня оно притягивает. Оказывается, они во Францию давно собирались,  только при мне хитро помалкивали. Хотя я обычно хорошо соображаю, куда они клонят,  но в данном случае  моя бдительность притупилась.  Да и кто бы мог догадаться!  Лев Толстой тоже не знал за полчаса до написания того эпизода, что Анна Каренина покончит с собой! А Пушкин не знал, что Татьяна Ларина выйдет замуж, сам удивлялся: какую штуку Татьяна со мной удрала: замуж вышла! Так и писал: удрала. Это нам все Лиль Ванна рассказывала, хотя мы сами не читали и не собираемся. Но здесь во Франции среди взрослого населения эти имена иногда произносятся, поэтому надо быть в курсе, какой герой что с писателем удрал, какую неожиданность  сотворил. Чтобы перед французами не опозориться.

Вот и родители тоже штуку удрали! Целый год дебатировали, что надо нам всем из Курска уезжать. Папка говорил: «В Москву!» А мама ему: «Это что, как в “Трех сестрах”? В Москву, в Москву, в Москву!». А папка ей: «Да, еще есть “Что делать” и “Кто виноват”, “Тварь я дрожащая или право имею?” - вечные русские вопросы.

- Я к Москве не привыкну, очень суетный город, - мамка говорит. - Куда ни ступишь, или охранник, или военный, или замаскированный бандит. А в метро такие полчища, а на асфальте снег пополам с солью! И вообще у нас, куда ни кинешь взгляд, всюду мафия.

- Сама ты мафия! - почему-то грубо отпарировал папенька-с. Мне нравится так по-старинному писать: «папенька-с», «маменька-с», хотя ругались они тогда по-черному.  Что такое мафия, я до сих пор не могу разобраться, а в Сицилию нам денег не хватит съездить, хотя мама постоянно твердит: «Вот она, мафия, далеко ходить не надо». – «Ну, зато к Франции привыкнешь, щас!» - вдруг папка сказал, а я не придала этому значения.  И напрасно. У предков нет ничего случайного, я ж говорю, за ними только глаз да глаз!

Во Франции мамина подруга поселилась, тетя Лидочка. Замуж за француза выходит, мы вроде бы на свадьбу к ней собрались, да из-за этого смотра-конкурса опоздали. Приехали все-таки через полгода, а они уже успели пожениться и собираются разводиться.

Короче, приехали, живем у тети Лидочки в ее огромном доме под Марселем (Лиль Ванна говорит, надо склонять Марсель в женском роде, как писатель Куприн склонял в какой-то своей повести). То есть живем мы у тети Лидочки в ее огромном доме под Марселью. А этот дом все-таки ее или не ее? Ведь они с Жан-Пьером расходятся. Короче, ее – не ее, нам без разницы, мы и без того незваные  гости, хуже татарина, хоть и русские. И мама вдруг подает на политического беженца! Здрасьте вам! Обнаруживается по ходу, что они с папкой вместе захотели на беженца подать, но в последний момент у них вышла непонятная осечка, папа с нами не выехал, и мама теперь со всеми документами, подготовленными на двоих: что вот де их преследовали по политико-экологическим мотивам, пошла «сдаваться», то есть это термин такой специальный.

На самом деле папку преследовали какие-то качки из бизнеса, и он даже в ногу ранен вражьей пулей, и за это пулевое ранение и за то, что он такой отважный, я его особенно люблю. Стреляли они в него из-за денег, но наверняка по ошибке, потому что никаких денег у них с мамой никогда не водилось, только и разговоров и криков: где деньги, где деньги? Так что качки ошиблись, надо было в кого-то другого стрелять.

Мама, прежде чем окончательно сдаться, подготовила уже другую легенду. Мол, только она была членом (это правда: действительно она туда ходила без папы, тому в те поры точно некогда было, он от качков спасался, а в перерывах пил), то есть повторяю, как это и в бумагах было, надо все по сто раз писать, такая во Франции бюрократия!  То есть она  была членом экологической организации, за что ее преследовали. Положим, членом-то она была, но политический деятель из нее никакой, я это доподлинно знаю. Она даже на выборы никогда не ходит, говорит, а вдруг я неправильно свой голос использую? Хотя выборы всегда в нашей школе проводились и просто так сходить интересно, пирожков в той же столовой отведать, сладкими пирожками с повидлом пахло даже около  избирательной комиссии, ну, и там, где урны.

Документы мама подготовила и отнесла по шустрому куда надо, ждем-с ответа. А мне жалко, что я школу пропускаю. Меня подружки уже письмами забросали на адрес этого большого тетьлидиного дома, хотя половина писем теряется и идут они по полтора месяца. Но все-таки хорошо, что тогда, в 2000 г., еще живьем письма писали в конвертах,  они даже пахли, девочки в них свои волосики вкладывали, и волосики пахли подружками. Одна даже шерсть моего любимого пса Васи положила в конверт, специально в наш двор с тыла подошла, подкараулила, когда папа Васю будет прогуливать, незаметно из Васи шерстинку выдернула, когда его гладила. Он, правда, сразу после этого заднюю лапу поднял и пописал, но очень вежливо, не на нее, а неподалеку, под куст. Он уже взрослый тогда стал, возмужал, поумнел.

Итак, ответа ждем-пождем. Вернее, мама ждет, я же целыми днями французский телик у тети Лиды гоняю, уже французский язык весь выучила, а мама еще ни бе, ни ме, ни кукареку, хотя в России готовилась, на уроки в свою же школу ходила, к своим же подружкам. К той же тете Лере, которая французский знает. Что вы хотите, года уже не те.  Поздно уже язычок-то зубрить, да еще такой заковыристый, как французский! В нем почти все слова короткие, французы ими стреляют, как те качки в моего папу, но произносят одной единой фразой, и звуковая гамма у них не такая большая, как в русском языке. То есть в тот момент у мамы с языком были большие затруднения, тем более, что с тетей Лидочкой они день и ночь болтали только на русском, вместо тренировок в произношении.

 

5  мая 2005 г.

 

А оставаться у тети Лидочки было уже несподручно: Жан-Пьер, который сначала на ней женился, а теперь с ней разводился (а, может, просто характер проверял, не будем поверхностно судить, как меня мама учит), уже начал косо-криво на нас смотреть. И мы почли за благо в общежитие для беженцев перебраться, которое нам Секур католик предоставил.  Я его уже упоминала, не будем углубляться, наплевать и забыть.  Нам потом хорошую гостиницу в центре города дали, правда, здание 18-го века и требует капитального ремонта, что очевидно. Но ведь и самому Марселю 26 веков, так что мы еще хорошо были устроены. На том спасибо, чай не графья, как баба Люда говорит. Но бабушки мои еще вообще ничегошеньки не знали.

Из лагеря для беженцев нам нельзя было уходить, а из гостиницы всегда пожалуйста, мы с мамой  сразу стали наслаждаться свободой. А тетя Лидочка нам опять велела  в гости приходить, пусть, мол, Юля телик приходит смотреть, а ты, Шура, на фоно играй, тяжело, тебе, наверное, без инструмента. Мы иногда к ним приходили, хотя мама даже на фоно не могла играть, на всех срывалась, как истеричка, даже на тетю Лидочку и немножко на ее мужа, для которых это был очередной трудный момент в жизни, они опять то ли разводились, то ли характеры проверяли.  Мама потом, правда, извинялась,  и мы все вчетвером шли бродить по улицам. Тетя Лида и мама впереди нас с Алькой  шли, нам велели на полшага отставать,  но мы все равно ушки держали на макушке и слышали, как они галльских петухов ругали. Только через несколько месяцев я поняла, что речь шла не о птицах, а о французских мужьях.

С дочкой тети Лидочки Алькой мы тогда подружились не на шутку, мы просто вцепились друг в дружку. Обе ровесницы, только из разных городов России, и она во Францию раньше меня на 9 месяцев приехала. Алевтина, правда, в отличие от меня, была девочкой очень трудной, у нее в Белгороде даже приводы в милицию были и вообще что-то кошмарное, о чем она никогда не рассказывала даже при всей своей болтливости.

 

6 мая 2005 г.

 

Мама не только с тетей Лидочкой галльских петухов обсуждала, но и русских мужей. Тетю Лидочку ее русский муж еще до рождения Альки так в бараний рог скрутил, что ей мало не показалось, и она, как в песне, ушла от него по морозу босиком. Мама про папу говорила что-то плохо слышимое, я только поняла, что он пьет, ненадежный и вообще ее постоянно критикует, обозвала его «критическим критиком».  Мне даже плохо стало при этих ее словах, я перестала воспринимать бесконечную Алькину болтовню (кстати, как показало время, довольно неинтересную). Иду я рядом с Алькой ни жива, ни мертва, думаю, как я по папику соскучилась, я ведь папика люблю, хоть он меня тоже непрерывно критикует и правда какой-то странный, но только когда выпьет, и еще на другой день тоже.

Я тогда уже по нему начала остро тосковать. Я и сейчас до сих пор хочу, чтобы они с мамой обратно сошлись и чтобы мы в Россию вернулись. Хотя мне Франция и французы нравятся, меня восхищает, что они вежливые и сдержанно веселые, даже если они бомжи, во всем меру знают, а не орут из-за пустяка, как некоторые русские. И то, что у них носы крючком и немного иногда даже на сторону и что ресницы очень густые, тоже нравится. Правда, мне нынешний мамкин бойфренд чем-то неуловимо тоже нравится, может быть  своей некоторой похожестью на моего папку, хотя вроде черты лица абсолютно разные, но о нем и о его чертах позже.

Короче, маме отказали в статусе беженца. Для нее это было подобно грому небесному. Она так заголосила, что даже стыдно было смотреть. Хотя в гостинице все беженцы утешать ее бросились, из всех стран  мира и всех народов. Мы там, в гостинице, вообще очень дружно жили. Не считая некоторых из некоторых стран, не хочу говорить, из каких именно, все равно они уже теперь в Европейский Союз вступили и могут так приезжать, поиграть на гармошке русские песни в трамвае, копеечки в шапку сгрести и обратно в свою Румынию с этой шапкой.

Однако если я румын сейчас ругать буду, это уже полный абзац, это чистой воды расизм, это недопустимо среди белых людей. Короче, маманьку и меня все жалели, даже эти цыганско-румынские семьи со своей многочисленной порослью, среди которой, кстати, было очень много больных детей. Маманька моя, как крупнейший эколог, говорила, что это от их нездорового образа жизни.

А по нашему делу мы могли еще организовать пересмотр, для этого следовало подать апелляцию. Так все делают и кое-кто выигрывает, а некоторые много пересмотров (рекуров) делают и остаются во Франции на подольше, если уж совсем внаглую не навсегда (но тогда нелегально). Ан нет, мамка эту идею отвергла. Она вообще уже была в полном ауте и засобиралась домой, в Россию, к вящей моей радости! Как представлю: папа, Вася, 2 бабушки, все девочки русские, весь двор  и все на русском говорят, даже Вася по-русски лает. Сердце заходится!

Не тут-то было! Идем мы один раз к тете Лидочке с Алькой, уже типа прощаться.  Идем по центру Марселя, то есть Марсели, по площади главной, рядом со старым портом. А там такой фонтан красивый старинный есть, издалека видно, 3 грации называется,  трое  грациозных красивых старинных девушек кувшин держат и так изящно из него льют воду. Не на головы прохожих, конечно, обычно французы такие детали тщательно продумывают, а на мшистую премиленькую горку. И вода уже стекает с горки незаметно, по капельке. Кто в Марселе потерялся или вообще новичок, тот должен знать: встречи назначаются у 3 граций, бегите туда трусцой, мол ждем-с вас у трех граций!

И когда мы проходили мимо 3 граций, вдруг мамка не своим, достаточно высоким, голосом, а низким, негромким и грудным голосом Раисы Николаевны говорит себе под нос: «Я пиду на всэ! Пиршо мисто буде у нас в кармане!»

Она никогда на украинском не говорила, разве что в хоре пела, особенно когда им  руководила. Но они же в основном русские песни пели, а украинские редко! Точно, думаю, матушка ума решилась. Захочет Господь наказать, отнимет прежде всего разум,  сама же меня и учила, но это когда разумной была. И почему-то так удачно совпало в тот один момент,  что и папик тоже не в себе. Едем в трамвае, а он мамке в мобильник орет, так что все пассажиры вздрагивают: «Возвращайтесь срочно. Поесть что-нибудь приготовите. А то я уже на 10 кило исхудал. Не приедете, найду себе женщину, которая меня будет кормить  вместо вас».

И самое ужасно, что все-таки нашел.

Мама с тетей Лидочкой это уже давно знали, через мою бабушку Маню.

 

11 мая  2005 г.

 

Сказать по правде, и у меня тоже с головой дружба разладилась. Поэтому мама, высказывая мысли о том, что пиршо мисто буде у нас в кармане, то есть, что мы останемся во Франции и баста! - захотела меня повести к психотерапевту, ибо я уже заговариваться и заикаться стала. Хотя не так, как мама, и не билась в истерике, это не мой стиль, но всякий с ума по-своему сходит, недаром французы говорят: каждому своя заморочка!  Типа дайте каждому сойти с ума, а потом посмотрим. В те поры  я французов стала понимать, они мне уже по-своему дороги стали.

Короче, адрес психотерапевта мамочке дали в нашей гостинице. Нас еще оттуда никто не выгонял, нам еще месяц был дан на сборы (правда, он уже подходил к концу), все постояльцы-беженцы нам советы давали, в основном, где можно бесплатного врача найти. Мама сердито фыркала: «Страна советов», но адрес швырнула в сумочку, и короче, пошли мы по этому адресу какими-то бесконечными закоулочками с маленькими живописными дворами. И эти розовенькие цветочки, высаженные рядом с бамбуками, эти горшочки с экзотическими растениями, эти кипарисы и елочки и иногда даже березки  меня немножко успокоили.

Пришли. А адрес неточный. То есть в этой квартире не врач жил, а супружеская пара. Она милая и суперская, вежливая и тихая. А он типичный галльский петух с виду, хотя вроде тоже владеет политесом. Выслушали они нас, и даже, кажется, с интересом, мамашка не зря своими дирижерскими руками размахивала, силясь им что-то врезонить по-французски, типа что да как. И сей галльский петух ее эдак смущенно, потупив глаза, спрашивает: а вы типа случайно в информатике не соображаете? А мама ему тут же: конечно, bien sur. Знаю информатику,  как свои 5 пальцев. Дирижер он и есть дирижер, может людям врезонить, что хочешь, и даже на чужом ему языке. И пальчики свои изящные так галантерейно растопыривает. Неправду говорит, конечно, она даже не знала тогда, как компьютер включать, с какого боку к нему подходить. А Интернет и подавно.

- А знаете, - говорит он так четко и понятно, что я сразу просекла структуру момента. То есть, я уже легко французский стала понимать, и даже то, что он не на местном марсельском наречии говорит. И точно! - Я, - говорит, - в Париже вообще-то работаю, но дистанционно. И мне надо бы свой сайт создать по музыкальному воспитанию больных детей. Музыкотерапия для детей – это моя специальность.

- И моя тоже! Надо же, какое совпадение, - мамка опять заплакала, и француженка стала маму утешать, да и меня заодно тоже, хотя я уже не плакала, а громко смеялась. Тоже некстати.

- Я, знаете ли, уже в таком возрасте, - продолжает галльский петух, - будем так говорить, за пятьдесят лет - (и точно, совсем старик, отметила я в тот момент. Вот старик, а туда же, на мою матушку глаз положил), - что мне к компьютеру уже поздно прилаживаться, прилубониваться, тем более у меня голова уже другим пожизненно занята. - И опять на книжки кивает. - Тексты мне моя супруга любезная набирает - (ее по руке погладил, маскируется), - а вот сайт нам совсем не с руки создавать, хотелось бы, чтобы кто-нибудь квалифицированно этим занялся. Вот видите, вас сам Бог к нам послал.

Он еще раз рассмотрел бумажку, где наши из гостиницы написали адрес психотерапевта. «Да, все сходится, но я не психотерапевт, а музыкотерапевт-писатель.  Видите, сколько книг написал, правда, некоторые в соавторстве».  И выложил их на красивый журнальный столик. Мы с мамой стали листать: глянцевая бумага, четкая печать разными цветами, суперские фотографии, рисунки, правда, ученические, но в целом... Умеют же люди!

Мама после этого тоже стала считать, что его сам Господь послал. Хотя я в этом не уверена. Она сама меня учила: Бог повсюду, кроме греха. А не грешно ей было бедного французского дяденьку обманывать?

 

16             мая 2005 г.

 

Психотерапевт мне не понадобился. Во всяком случае, мы в тот момент уже не стали его искать. Мадам и месье Лемерсьеры мне вполне его заменили. И все последующие события вплоть до лета 2001 г. стали вершиться как бы по указке хорошего психотерапевта. Не дирижера- мамы, а именно психотерапевта.

В первый же момент мы были потрясены контрастом, который представлял их дом по сравнению с тем, что мы по жизни видели раньше. И особенно по сравнению с нашей гостиницей времен Людовика XVI. Чистота, элегантность, игра светильников разных полутонов и оттенков, большие светлые пространства на стене с редкими симпатичными модерновыми картинками. На одной, например, наклеена плоская кукла с дирижерской палочкой в руках (они мне потом эту картину со стены сняли и подарили). Один светильник музыкальный, с тихим стереофоническим журчанием звуков, рядом с ним лежала породистая мелкая собака, как игрушечная, но, однако, живая, и тоже тихо урчала, слегка поводя ушами, мелкими, как те розочки у них в саду.

Я сразу вспомнила своего крупного пушистого энергичного Васю и снова заплакала некстати. Мадам Лемерсьер снова бросилась меня утешать, пахнув на меня изысканными духами. Матушка потом сказала, что это вовсе не духи, а запах напомаженной старости, как в «Войне и мире» у старого князя, но я Толстого вообще не читала и с ней в принципе не согласна, ей просто не нравится, когда мне другие женщины нравятся, если же мужчины нравятся, особенно ее дружки, то она не против.

Интересно, что домашнее платье мадам Лемерсьер было расшито натуральным, а не дешевым золотом. Это была исторически первая француженка, которую я видела вблизи в домашней обстановке, а потом я уже их, французов, много раз видела именно в домашней обстановке, но такой элегантной, как мадам Лемерсьер, я не видела уже никогда. Перед уходом Лемерсьеры напоили нас чаем, выкатив тележку с множеством чаев и конфеток, правда, поесть было особенно нечего, а уже хотелось. Но это вам не Россия, ребятки. За чаем Лемерсьеры сказали: типа мы вас стопроцентно поняли, мы вам поможем по полной программе, подписав с вами трудовой контракт на 1 год, а вы потом сами себе работу найдете, на второй год, лиха беда начало. Этот контракт поможет вам получить разрешение на проживание во Франции еще на 1 год. На прощание они, взяв на поводок свою собаку-муху, любезно проводили нас до трамвайной остановки кратчайшим путем. И уже перед трамваем сказали: Франция искони принимала беженцев из всех несчастных стран, а их ведь очень много. Русских мы особенно понимаем: Гулаг, Чечня, разруха в стиле крушения империи, сами французы тоже такие жестокие уроки проходили, когда Алжир и Индокитай от нас отпадали. Но у вас все масштабней, а значит, горестней. А русских французы спокон веку принимали, всяких белых русских и баронов, правда, они иногда в наших президентов стреляли. На этом месте я не поняла, причем здесь белые бароны и стрельба по президентам, но во Франции бюрократия довольно тяжелая. Да я к тому времени уже научилась лишних вопросов  не задавать.

 

17             мая 2005 г.

 

Мне кажется, что французы по натуре вообще жалостливые. Мама говорит, что это русские всемирно отзывчивые (так Достоевский сказал, потом я у Лиль Ванны дополнительно осведомлялась) и что нам никто в подметки не годится. Нет, французы уж точно годятся! Сколько мы потом их встречали, таких отзывчивых. А русские здесь мало друг другу помогают. Наверное, всемирно отзывчивые остались в России. А Запад не резиновый, поэтому русские здесь скукоживаются в трубочку, и каждый в своей отдельной трубочке.

Мы потом у Лемерсьеров стали часто бывать, мама убирала им бесплатно их элегантную квартиру, учила (тоже бесплатно) на фоно их сына, а они нам сделали самое главное, в чем мама нуждалась (мама, а не я! Я спала и видела Россию): уже в конце декабря 2000 г. мы имели на руках временное предписание на 3 месяца жизни во Франции, которое затем перешло в разрешение жить во Франции целый год. А как еще давно говорила моя баба Люда, нет ничего более постоянного, чем временное. Только я забыла, что именно временное она имела в виду: может быть, работу. А с работой, то есть с зарплатой, они маму накололи, да это и не было столь важно,  и мама даже запретила об этом говорить. У Бога добавки не просят, говорила она.

И вот едем мы счастливые по центру нашего Марселя на трамвае в позднюю предновогоднюю ночь перед новым тысячелетием. А до того в «Макдональдсе» посидели вместе с Алькой и тетей Лидочкой, заправились едой по полной программе, хотя нас в гостинице тоже неплохо кормили, но чего-то не хватало, ну типа вот этого утиного ресторана. Тетя Лидочка сказала: не стоит сюда ходить, «Макдональдс» строит на свои прибыли храм Антихриста и окружающую среду разрушает по всем пунктам, включая животных, лучше айдате к нам, я вам картошечки нажарю, а Алька тут как сипло закричит (у нее всегда голос сиплый был, она в России курила и голос свой прокурила вконец): надоело мне дома сидеть, смотреть на Жан-Пьерову унылую физиономию. И картошку он жарить не дает, калории считает!

На самом деле она еще грубее сказала, чуть не матом, я просто запретила себе грубые слова в дневник помещать. Ну, мы и остались в «Макдональдсе». Сидим, радуемся жизни, а ведь это главное. Любовались этой нашей  «ресиписе», то есть разрешением жить во Франции  еще 3 месяца, которое  потом точно станет постоянным,  как все временное.  У нас это ресиписе было одно на двоих, и оно было вклеено в мамин паспорт.  Мама нам его в руки не давала, боялась, что испачкаем соусом.

Потом ждали трамвая на остановке, любовались звездным холодным небом (тогда во всем мире была холодная зима, а у нас в Марселе она длилась всего 3 этих дня; а в Курске было -40 градусов и целый месяц), любовались вечно бегущими из кувшина 3 граций каплями, смотрели на укутанные во что-то белое матерчатое  и сетчатое  высокие пальмы, а когда сели в трамвай, то было уже поздно и он был весь наполнен молодыми неграми и арабами, а мне было уже все равно, пусть негры, может быть это даже и лучше, я уже смотрела на них как на родных, а  они кричали друг другу через весь вагон гортанными блажными голосами, пили из банок пиво и наверняка что еще похуже, хотя баба Маня говорит, что хуже пива ничего на свете нет, кто-то даже курил нечто терпкое. Два высоченных негра громко обсуждали между собой фильм «Сталинград», мне все было понятно, один из них специально стрелял какими-то слогами типа как из пулемета, а второй изображал повешенного мальчика. Тут я вздрогнула, вспомнила, что папку качки тоже обещали повесить. И мама  это в той бумаге описала, но уже как бы про себя.

А «Сталинград» - это фильм такой голливудский, у них во Франции очень много голливудских фильмов идет. Иногда попадаются и французские, но тогда нам еще не до кинематографа было. Хотя меня удивило, что у них в кинотеатры народ ломится и потом мнениями делится, а у нас в Курске кинозалы пустые.

Короче, едем мы в трамвае и опять по парочкам разбились, хотя мы все-таки поближе к мамашкам жмемся, страшновато без них,  да и ухо востро надо держать.  Слышу, тетя Лидочка маме говорит: «А у нас уже годовая карта есть, мне бы теперь 10-летнюю карту получить, а то боюсь, в Россию возвращаться придется, все жалеть будут и злорадствовать. Хотя мне там лучше. Я при деле, учеников своих просто обожаю, да и вообще все вокруг люблю... Свое д... не воняет - (так буквально и сказала, но я делаю купюру). - Это ж твоя родина, сынок». Причем здесь сынок? У взрослых всегда все некстати. И дальше: «Альку тогда ее подружки как из-под земли достанут, опять травкой одурманят и что-нибудь еще сделать заставят». Но что именно сделать, я не поняла, сильно арабы шумели. Может быть, тоже травки нанюхались, у них с этим делом просто (потом зеленый чай пьют с сахаром и вроде в чувство приходят, по крайней мере не пахнет, хотя глаза с бесиками).

На фоне ярких холодных звезд возник готический шпиль церкви Святой Катрин, и мы выкатились с толпой из трамвая. Что характерно, я одному парню арабского вида сказала перед высадкой из трамвая по-русски: «Ты француз? И я француженка». Он заулыбался, хотя ничего не понял. Я ему тоже улыбаюсь, и даже игриво. Меня баба Маня учила: улыбайся побольше, и тебя тогда все поймут. Русские люди очень редко улыбаются, мол. Хотя у этого араба тоже поди разрешение всего на 3 месяца или вообще нелегал. Понаехали тут, Франция не резиновая.

 

18             мая 2005 г.

 

Лемерсьеры сделали свое дело: мы со своим «ресиписе» уже чувствовали себя запросто во Франции и ликовали по этому поводу весь конец декабря 2000 г. и начало января  2001 г. Потом каникулы кончились, и я поступила, наконец, во французскую школу, совсем уже было разболтавшись за время нашего пребывания в подвешенном состоянии. Это являлось прямым следствием (французы бы сказали  «плодом» или «фруктом») мамочкиного нервного состояния: на самом деле французский закон такой, что любого ребенка, оказавшегося на территории Франции пусть даже и нелегально, просто обязаны принять во французскую школу, а он обязан в нее ходить. Поэтому многие беженцы во Францию с детишками едут, надеются, что сначала детишек в школу примут, а потом и их самих оставят вроде как при детях родных.

Ну, а на каникулах веселились мы от души, мама говорила: как встретишь новое тысячелетие, так его и проведешь.

Лемерсьеры дали маме отпуск на время каникул. А к концу рождественских каникул обуяли мамку отчаяние и страх: как же сайт этот злополучный создавать, если она в этом деле ни в зуб ногой. А когда я в школу пошла, началась отдельная эпопея (школу за неимением места и времени здесь не рассматриваю, мама вообще велит бумагу экономить). Эпопея под названием «Земляк земляка видит издалека». Можно даже ставить сериал, но у меня на сериалы нет усидчивости. Я лучше «Стар Академии» посмотрю.

Нас очень выручило то, что мы еще имели право остаться в той гостинице 18-го века, потому что женщину с ребенком в 2000 г. никто на улицу бы не вышвырнул. Это сейчас с этим делом туго стало, но не будем о грустном. Тем более что понаехало народу во Францию пруд пруди. Правительство тоже по-своему право, даже если у них левое правительство.

Долго ли коротко, но у нас кое-какие денежки завелись, пришли опять «Вестерн-Юнионом», то ли от деда – того восточного принца, то ли от тети Гали из Канады. Мне мама в принципе таких нюансов не сообщала, отговариваясь высказываниями типа «много будешь знать, скоро состаришься», или того хуже: «Скажи вот я тебе - (а сама говорит громко и нудно) - откуда деньги, ты все промотаешь, как последняя мотыга, и меня по миру пустишь».

С 15 января начались долгожданные распродажи. После уроков в среду (это единственный свободный день в школе, а в воскресенье магазины не работают) мы с мамой вломились со всей нетерпеливой французской толпой в «Галери Лафайет». Для всего французского народа такой праздник каждые полгода, а для нас первый раз в жизни. Правда, французы к нему по полгода и готовятся, копеечка к копеечке откладывают в банк. Когда, наконец, до примерки шмуток дошло, мы устроили с мамой перепалку на русском, но не сильно громко и не так вроде бы нагло, но мама тем не менее меня локтем больно толкнула, молчи, мол, не позорься, здесь русские могут быть. И точно, за руссофоном далеко ходить не надо, ведь могли попасться и украинцы, и белорусы, и эстонцы, и даже болгары понимают по-русски, есть и много изучающих русский язык французов, они могли в любой момент нас заметить и покрутить пальцем у виска, слыша такие грубые речи... И вот я вижу, как из толпы к маме какой-то чел обращается, не сводя  с нее восторженных глаз...

 

 

Глава 4

 

19             мая 2005 г.

 

Ах да, я забыла отметить самое главное: мать у меня высокая, почти 180 см ростом, статная, ладная, чуть полноватая женщина с огромными миндалевидными карими глазами и темно-каштановыми волосами (крашеными, конечно, свои-то у нее все седые). Ноги у нее прямые, растут от ушей, да еще она на каблуках всегда. Ресницы длинные  и загнутые, тоже крашеные, конечно, ресничка к ресничке. И, несмотря на все пройденные ею испытания и на свой уже пожилой возраст, марку мама держит. Коли я всегда буду ходить рядом с мамой, то замуж никогда не выйду. Но это если я рискну жениха искать. Надо еще проанализировать, стоит ли овчинка выделки, стоит ли мужа заводить. Боюсь, ругаться будем с утра до ночи, нападать и защищаться, власть делить, а в нападении и защите время проходит незаметно, как писал французский писатель Александр Дюма в «Трех мушкетерах». Правда, я эту книгу тоже не читала, я по телику передачу смотрела, а там были отрывки из фильмов. И вот так незаметно может пройти вся жизнь. И будет мучительно стыдно за бесцельно прожитые годы, но эта цитата  уж не помню откуда...

Приступаю к описанию себя. Я маленькая, круглая как колобок, ноги короткие и не сильно прямые. Ресницы у меня густые, но очень светлые, волосы вообще цвета прошлогодней  соломы. Глаза, правда, ярко-голубые, что красиво, но недостаточно. Все мужчины и даже женщины обращают внимание всегда на маму, а меня просто игнорируют. И вот этот, французский денди, который с мамы глаз не сводит, тоже ничего: высокий, стройный, черные как смоль длинные волосы в пучке, как у отца Леонида. За руку крепко держит девочку-малявку лет 5.

- Здрасьте, слышу великий и могучий язык Тургенева и Толстого! - говорит так радостно этот денди на чистейшем русском. - Никак из Курска тоже?

Мама опешила. Мы еще в те поры любому встречному русскому радовались, даже если он бомж, вообще без документов или просто так оперные арии распевает на улице с коробкой для монет. Мама одному такому бросила на улице 10 франков в кепку, а он давай с ней на улице обниматься-целоваться и запел басом профундо «Да моя ты красота». Оказалось, певец из Питера, на обратную дорогу собирает. А этот, в магазине,  вполне приличный тип. Оказалось, звать его Родион (по паспорту Роберт), он по Интернету познакомился с француженкой, мамой этой девочки, недавно поженились. В Курске в компьютерной фирме работал. Может быть, он моего папу знает? Я до сих пор этого понять не могу. Наверное, у него принцип аналогичный с моим папой: «Помалкивайте, ребята». Потому что впоследствии он как-то туманно сказал, что они с моим папой по одному делу проходили, но папа отсидел в кутузке 1 день, а дядя Роберт парился в тюрьме 3 месяца.

Впрочем, я отвлекаюсь. Нагрузились мы покупками-шмутками и чуть их не забыли на радостях. Хотя чего за эти шмутки дрожать, никакой разницы с Россией: и там Китай и здесь Китай, иногда еще Марокко, но дизайн, конечно, европейский, если не подделка.   Главное, мы русских встретили! Мама с этим денди разговаривает, а мы с малявкой тоже в контакт вступили, хотя мой русский акцент ее явно смущал. По-настоящему мы потом с ней подружились, правда, ненадолго. Пока мама с дядей Робертом не рассорились.

Сели мы в китайский ресторанчик напротив, только заказывать ничего особо не стали, дороговато все-таки, взяли только большой чайник зеленого чая с жасмином и маленьким печеньем и 2 чашки риса. Этот Роберт оказался специалистом по компьютерам, но здесь, конечно, работу найти не может, ведь тут и так много гавриков, которые хотят на компьютере работать, тем более арабов, у них спокон веку с арифметикой в порядке, недаром они арабскую цифирь изобрели. Хотя вроде ее индусы изобрели, мне когда-то Валька говорила. Ну, тогда тем более, индусов здесь тоже очень много, все тоже на компьютере работу себе ищут и качают права, что якобы они арабскую цифирь  изобрели, а не арабы. Конкуренция, короче.

Французская жена дяди Роберта ему сразу после медового месяца сказала, как в повести Горького (мне ее баба Маня перед сном в России читала): ты у меня не медаль, на шее не виси. Иди типа работать. А здесь и можно только типа работать, а не на полную катушку. Он, как положено, ринулся в ANPE, ну, где всех безработных подбирают и куда-то направляют. А он привык, что на нем в Курске женщины гроздьями виснут, на таком красавце-то. (Однако непонятно, почему он на русской в Курске не женился, если у него такой огромный выбор был, из-за него даже кто-то покончить с собой хотел, но мы это позже узнали). Консультантша в ANPE  в него влюбилась с ходу. И буквально ради его прекрасных глаз послала его на такие курсы, куда попасть очень трудно и куда берут только приоритетную публику. И самое главное: ему на этих курсах платят стипендию. Приличную. Настолько приличную, что его французская жена  уже медалью не обзывает и позволяет уже просто так на шее висеть. Это когда она дома. Но она в основном отсутствует, она врач в клинике и еще лекции читает. Девочка у нее от первого брака с итальянцем. И Роберт теперь постоянно должен ее воспитывать, если мамы дома нет. Но девочка в основном в школе, во Франции с 3 лет детишки в школе. Принадлежат смальства государству, а государство — это святое.

А на курсах этих готовят продавцов рыбного отдела супермаркета, где Роберт должен в будущем, когда их окончит, стоять по колено в морской воде, как Нептун, и в резиновых перчатках и в резиновых сапогах бесконечно взвешивать, резать и чистить рыбу. Притом, что он вегетарианец и вообще по компьютерам горюет.

- А ты в ситах соображаешь, как их сделать? - моя мама сразу на ты переходит, если ей что-то надо. И уже на французский манер стала обзывать сайт не сайтом, а ситом. То есть уже углубила свои познания во французском, дальше некуда.

- Никаких проблем, - говорит Роберт. - Вуз еще советский кончал, Курский политех, а это вам не хала-бала. Потом еще каждый год квалификацию повышал, фото-шоп и сайты. Это два моих хобби, у! - И пальцы свои, шутя, целует. Пальцы по виду у него  совсем не артистические, но если это такая же петрушка, как мамины пять пальцев, то я начала сомневаться в нем. Но я не стала давать волю своей фантазии, воображая, как мсье Лемерсьер снимает с мамы штанишки и лупит ее по заднице, за то, что сайт еще не создан. Как говорила баба Маня, не у шубы рукав. А баба Люда говорит: еще конь не валялся. И они меня тоже по попке слегка шлепали, но не больно, а символически. Вот если ударить по лицу, даже легонько, вот это будет уже не символически, а на всю жизнь!  А еще неизвестно, по какому месту маму г-н Л. начнет  ударять...

Но я отключила тогда свою фантазию, опять вспомнила своих бабушек, которые говорили: «Отдадимся на волю Божью», а при Советской власти этого нельзя было. При Советской власти за все отвечай, даже за своих родителей. Правда, баба Люда добавляла: «По православию мы тоже за своих родителей можем отвечать – косвенно. Вот не складывается личная жизнь. И все! Значит, предки делов натворили, а тебя за них Господь наказывает». - « Не может Господь наказывать, он всемилостив», - возражала баба Маня.  А потом они иногда ссорились до слез. Но в данном случае оказалось, что благодаря  новому знакомому дело пошло довольно быстро.

Роберт  подучил маму, что работать она будет не на компьютере мсье Лемерсьера, а на своем (то есть, на робертовом). «Персональный компьютер как персональный супруг», - иной раз рассуждал Роберт, смеясь громким, нервным и глупым смехом. Вообще-то он мне нравился как человек и мужчина, но вот этот громкий смех несколько портил его имидж. Денег он с мамы не брал, подговорил только убирать в их доме, когда нет жены-француженки, потому что Сесилия (жена его), требовала, чтобы уборка дома была на нем, а он отродясь веник в руки не брал, хотя при подписании брачного контракта это утаил, ну так в момент свадьбы все мужья хорошие. Также мама часто сидела с Робертовой падчерицей, а иногда и я, потому что Сесилия требовала от Роберта быть не только домработницей, но и гувернанткой. А Роберт ей не мог объяснить, что курсы ему нельзя пропускать, а то стипендии лишат. У него еще словарного запаса не хватало, хотя в Курске учился во французской школе. «Девочки! - шутя покрикивал он на нас. -  Не сочетайтесь браком с иностранцем, потому что общего языка не будет!»

Мама почти каждый день убирала у Лемерсьеров, потом бежала в Робертов дом (он ей ключи дал), предварительно по интерфону проверив, нет ли случайно дома Сесилии. Но та была работоголиком и приходила домой часов в 8 вечера. Французские врачи очень перегружены и мало получают, хотя в среднем богато живут. Но недаром они постоянно бастуют. Самое обидное, что за детьми своими они не следят, а надо бы.

Долго ли коротко, но вдруг Роберт, выполнив половину технического задания, маме говорит: «Знаешь, Шурьзя, опасно становится вот так продолжать. Я чувствую дамоклов меч над головой». Что такое Дамоклов меч, мне баба Люда объясняла, но я уже не помню.  «А встречаться просто так где-то в другом месте мы вряд ли сможем, - продолжает Роберт. - Сесилия очень ревнива. Да у нее и есть для этого все основания. - Представляю, как, произнося это, Роберт засмеялся своим глупым и громким смехом. – Рисковать, так уж рисковать. Давай с тобой по-настоящему встречаться. В тех комнатах, которые ты убираешь так хорошо. Перед этим я Сесилии позвоню, типа как ты моя пташечка, не устала ли на работе, много ли еще осталось работы?  Береженого Бог бережет.  Я тебя уже представляю, твое роскошное белое славянское тело на наших темных простынях. Я тебя давно безумно хочу, с первого взгляда, как тебя увидел тогда в Галери Лафайет. И ты представь такие контрасты: твое белое красивое тело на наших темных французских простынях!  После того, как ты их погладишь, конечно».

Ради таких контрастов стоило ему во Францию припахать, но это я так, в скобках. Я забыла еще добавить, что Сесилия вроде бы была с Мартиники, не европейский тип, а типа негр - кофе с молоком. Ну, матушка моя опешила, хотя такое ей не впервые слышать. О том, что ее безумно хотят, она слышит в среднем 1 раз в неделю и от самых разных людей самых разных национальностей, хоть этнографический музей открывай. А что с того? Не отдаваться же вот так с разбегу каждому встречному-поперечному. Ее принцип: и не обижать мужчин грубым словом и целенькой оставаться, чтобы даже ни-ни, не прикасался. Все-таки православная я, говорит она, зачем мне Содом и Гоморру устраивать? Ладно, говорит она Роберту вежливо (хотя представляю, каким ледяным тоном). «Только, Робик дорогой, если ты сит не доведешь до ума, мне хоть под трамвай бросаться, не толкай меня на грех. Ты не представляешь, как мне стыдно будет перед Лемерсьерами, что я обещала им и не завершила работу. А что касается постели, то я принципиально с женатыми людьми не связываюсь.  Во-первых, это нарушение седьмой  заповеди. Я ведь сама еще замужем.  И знаешь за кем. За твоим бывшим сокамерником. А Господь прелюбодеям не помогает».

Между прочим, Робертик тот в нашу церковь захаживать стал только сейчас,  свечку поставит, иконки поцелует  и дальше бежит, то ли к своим рыбам, то ли к контрастным простыням. А тогда он, может быть, еще ничего про 10 заповедей не знал, человек же все познает постепенно.  А про Содом и Гоморру уж точно не знал.

И он мамашке в ответ: «Слушай меня внимательно, Саша. Как говорил мой любимый Александр Дюма, на большие благодеяния можно ответить только черной неблагодарностью. Их, французов, вообще ничем не удивишь. Виды видали. И вообще все они циники, поклоняются только деньгам и высшему  разуму. И обратно они у тебя визу не отберут, даже при всем их желании. У них такая тяжелая бюрократия, что выдано, то выдано, не отберешь обратно. Ну ладно, извиняй, конечно, мы друг друга не  поняли. Сесилия - классная женщина, но я тоже сам с усам, красивый, молодой. Привык несколько женщин иметь, хотя понимаю, что это грех. Но я еще и не такие грехи совершал. Не знаю, как отмолю-то их. Молись и ты за меня. И вообще, я на самом деле всего боюсь, СПИДа,  например».

«А на тебе хоть крест-то есть?» - парирует мамаша, уже пятясь к порогу.

А он себе на грудь показывает: «Вот видишь, есть. Кстати, положи свою головку-то  мне на грудь, послушай, как бьется. Или хотя бы руку».

И руку ее хватает и целует. Мама так завибрировала-заволновалась, что волосы дыбом у нее встали и она от ужаса закричала и побежала, спугнув Робертову падчерицу, которая играла на крылечке с куклами (это была среда, свободный от школы день) и хорошо, русские речи  не понимала, тем более на такие темы. Короче, мамашка развернула передо мной  именно такую версию событий. Рассказала, как подружке, мы тогда еще дружили с ней.

И вот спустя день, когда мы  в парке с Алькой и тетей Лидочкой гуляли, мы парой и они парой, я какую-то странную фразу из мамкиных уст услышала, когда они шептались. Типа «еле устояла, он такой сексапил, а Пашка не сексапил». Это мой папа не сексапил?! Мой, встречи с которым я жду уже 5 месяцев!? Я потом матушку впервые в своей жизни побила, но как бы не за эти слова, а за другие. Как бы так, из-за пустяка, за то, что новую Барби не дала купить. Мама потом два дня пролежала пластом, не вставая, от слабости и от моих побоев.  И от ужаса перед предстоящим объяснением с Лемерсьерами.

На размышления у нее была неделя, нужно было, чтобы синяки на лице зажили, да и вообще отдохнуть под предлогом обычного здесь гастроэнтерита. Она и отдыхала. Не надо было в Робертов дом бегать, а вот к Лемерсьерам надо. Чему быть, того не миновать.

Ровно через неделю матушка явилась пред ясные очи к Лемерсьеру и, убрав для начала всю их квартиру в диком темпе вальса (шутка ли, анфилада из 6 комнат!), бухнулась ему в ноги  и искренне расплакалась. Слезные железы у нее вообще близко, и плачет она не в нос, как я, а в глаза. Заикаясь, выдала ему подготовленную речь (устно, конечно, на бумажке она ее дома писала!), что вот компьютеры здесь во Франции оказались не того поколения, и она пока не в силах закончить быстро работу, хотя надеется где-нибудь подучиться, свет не без добрых людей, и потом завершить создание сита. Незапланированными оказались только слишком сильные ее рыдания. Наверное, вспомнила, как я ее вероломно, на ровном месте отлупила. В такой трудный момент. Из-за такой мелочи.

Прибежала на мамины крики и рыдания мадам Лемерсьер, видать, рада была, что не в постели с моей мамой своего мужа застала. Потом они маму усадили, напоили нас чаем  с тем же дежурным печеньем, что и в первый раз, при знакомстве. Но Лемерсьеры ей еще какие-то таблетки для успокоения предлагали, а господин Лемерсьер сказал: «Да ладно, эка беда! Мы вам помогли в вашем таком большом горе. Франция не резиновая, всех желающих из несчастных стран за просто так не возьмут. А мы про ваши российские  беды знаем: коррупция, проституция, бандитизм, телевизор смотрим, журнальчики почитываем». Хорошо, про убийство французского президента не напомнил. А когда до трамвая ее, совсем ослабевшую, решили они на прощание довести, прихватив на поводке свою собаку-муху, то г-н Лемерсьер ей перед самой подножкой трамвая возьми да и выдай: «Дорогая Саша,  сроки у меня для создания сайта были сжатые, я боялся, что не успею, ну так для подстраховки нанял одного тут специалиста, но уже за деньги, он в данном случае уже половину работы сделал, уже есть свет в конце туннеля. Специалист, что характерно, тоже русский, Робертом зовут».

«Красивый такой, молодой, - почему-то игриво добавила мадам Лемерсьер, всегда сдержанная, и даже изобразила на голове хвост сзади. - Не знаете такого?»

Трамвай уже подходил к остановке, мать побледнела с лица и резко головой замотала. Нет, мол, знать не знаю таких.

- Он обещал все сделать в лучшие сроки, так что не волнуйтесь, вы нас совсем не подвели, - почти закричал г-н Лемерсьер, когда мы  в трамвай уже заходили. - Он тут женат на француженке, это так благотворно! Здесь русскому плохо жить одному. Вам тоже стоит мужа найти. Давайте мы вам найдем, тогда после годовой карты 10-летнюю получите, а потом и гражданство!

Но трамвай уже захлопнул двери, и мать помахала рукой Лемерсьерам, которых она  видела, может быть, в последний раз. Марсель – город большой. Так же, как и Курск. Если тебе чем-то неудобно перед человеком, как меня учила баба Маня, то он в Курске тебе уже никогда не попадется. Таков, мол, закон большого города. Но у меня почему-то предчувствие, что я еще Лемерсьеров увижу. Не может быть, чтобы такая элегантная добрая француженка в платье с натуральной золотой вышивкой на груди так запросто исчезла из нашей жизни!

 

20             мая 2005 г.

 

Мама мне сказала, что 90% всех бесплатных работ в мире делают женщины. А остальные 10% - мужчины. Поэтому логично, что ей не заплатили, а Роберту – да, заплатили. Слава Богу, что вообще без мирового скандала обошлось. Дай Бог всем здоровья. Тем более, что, невзирая на все помехи, таинственные денежки по Вестерн Юнион приходят. Небольшие денежки, но как-то держимся. Я, правда, теперь эту фразочку «как-то держимся», возненавидела всей душой и всем сердцем. А тогда, в 2001 г., еще терпела.

Соберутся бывало у мамы новые подружки и старые наши друзья Алька и тетя Лидочка; мы с Алькой за одним столиком на балконе, а взрослые в комнате. Тетя Лидочка громко так поучает (она любит это дело): «Здесь вам не тут!» По рюмашке пропустят, а кто и больше, и начинают французов ругать, особенно мужчин. Галльские петухи – это еще самое приличное словцо. По второй пропустят и начинают дружно говорить на тему, что русские мужики лучше французов. Ха, стоило за 4 тыс. верст ехать, чтобы это осознать! Правда, когда по третьей выпьют, начинают уже русских мужчин ругать. Я делаю вид, что с Алькой разговариваю, а сама ухо востро держу: не возводит ли хулу мама на папу. Тогда я ей еще сильнее врежу.

Нет, не возводит. Она меня уже сама боится. Нет, про какого-то Игоря все заговорили. Может быть, они папу под таким именем закодировали? Надо усилить бдительность. И опять про тетьлидиного мужа, как он у нее характер жестоко проверяет.   А одна новая подружка мамина тетя Асинат (она с Кавказа) молчала-молчала, разговоры не поддерживала, а потом как крикнет на всю квартиру:

- Нет, девочки, я без мужа не могу! Мне надо мужа! Что ни говорите.

А они ничего и не говорят уже.

Она, кстати, потом года через два  мужа нашла – на 15 лет моложе ее, и родила от него ребеночка, кстати, в 42 года. Мама тогда, узнав это, сказала: «У Бога все есть, только просить надо хорошо, а добавки не надо». А эта ее подруга  добавки и не просила. Только мужа.

В какой-то момент все встали, уже расходятся, а тетя Лидочка опять всем народом руководит: «Нехорошо, девочки, унывать. Выше нос. Продержимся как-нибудь».

Но ведь как-нибудь можно и на родине продержаться!

С тех пор я эту фразу ни по-русски, ни по-французски слышать не могу.

Особенно по-русски.  Баба Люда тоже любит говорить: нам бы день продержаться да ночь простоять. Будто война и она воин на посту. Хотя вроде после войны родилась.

Мы, правда, по такому принципу с мамой и держались. Хоть как-то!

Короче, из гостиницы нас попросили, но на улицу не выбросили, французы народ воспитанный, и мы жили в маленькой, рядом с вокзалом, квартирке, которую нам те же социальные службы  и предоставили. Правда, вокзал шумел всю ночь и не давал уснуть, но нам еще не до сна было.

А тут работа мамане привалила. По наводке своих новых подружек пришла она в православную церковь, ну, которая в квартире. Эту квартиру какой-то набожный грек завещал всему греко-православному приходу. Но ряды греков и русских православных почему-то сильно поредели, вроде перессорились, не могут люди без скандалов,  наверное, потому что у Бога каждый себе добавку просит, а всем не хватает. И ходили в эту церковь в основном французы, не считая той русской семьи, которая здесь давно живет и на русских мало похожа. И сами мамины  подружки не ходят в эту церковь, только адрес ей дали. Зато французы в этой церкви самые ярые активисты, что немножко странно. У них же культ Высшего разума.

И вот один такой французский активист, красивый и молодой, как студент, - Ришаром его зовут, - с огромным крестом на груди (он его потом стал припрятывать ближе к телу, когда закон о запрете внешних атрибутов веры вышел), к маме подошел. Мама ничего не понимает, хотя он громко и четко говорит с ней, как будто с глухой.  Мне пришлось переводить, заодно я проконтролировала, чтобы он не приставал к маме, как тот Роберт, а то замутят роман, даром, что он молодой.

- Я, - говорит Ришар (молодые мужчины всегда со слова я начинают знакомство, а пожилые  с «как вас звать?», чтобы тут же имя забыть) и пальцы так красиво загибает, они у него похожи на пальцы музыканта, - йогу прошел, даосизм прошел, католичество прошел и даже протестантство прошел. И здесь тоже все церкви православные прошел, и в соседних городах тоже, в Ницце, Монпелье и так далее.

Пальцы перестал загибать. Все понятно, думаю. Теперь маме скажет: «Пожалуйста, со мной в коечку, на контрастные простыни», только  я переводить это не собираюсь.

- А кем вы работаете? - маманька ему. У кого что болит, тот о том и говорит.

- Да я, - говорит, - как частное лицо работаю, со своим личным счетом. За старушками и старичками ухаживаю у них на дому.

- Неужели горшки за ними выносите? - мать глаза округлила, но я это тоже не стала переводить. Вопрос риторический. А кто ж за ними будет горшки выносить, если работа такая.

- Я не от фирмы, - говорит. – У меня машины нет. А чтобы в фирме работать, надо машину иметь.

Я эти подробности маме не перевожу, у нас и так машины нет.

- А какая у вас специальность? - мамаша говорит.

Он отвечает, опять загибая пальцы:

- Я сначала закончил философский, потом теологический факультет в Сорбонне. А потом еще институт восточных языков.

Ну, думаю, высокого полета птица! Я сразу успокоилась, этот не станет приставать к маме и тащить ее сразу у коечку-с. Только он по специальности ни дня не работал, говорит, любовь к ближнему, которую он из всех религий вынес, он реализует  в форме неустанного ухода за бабушками и дедушками. Стариков, говорит, всех ну просто обожаю. И они мне платят тем же плюс еще и деньгами. И мне на скромную жизнь хватает. Главное, чтобы было время подумать о вечном. Вообще работа в жизни не главное.

-         А что же тогда главное? - мать говорит мне,  - переведи ему скорее!

- А главное, - четко и по слогам говорит он ей, как учитель детям, - это поиск смысла жизни, поиск утраченного времени. А если, наоборот, работа главное, то тогда ты раб земного, а не небесного. Помните? Птицы небесные не сеют, не жнут, не собирают в житницы, и Отец ваш небесный питает их... Евангелие от Матфея, глава шесть.

Матушка все на удивление быстро поняла, только про себя пробормотала свое ироническое: «ну прям щас!».

-         А вы женаты? - хотела было я его спросить, но ладно уж, молчу. Интуитивно и так чувствую, что отнюдь нет. Вот бы мне такого жениха лет через 30!

Мы тут все трое вроде как на землю спустились. Есть, говорит он маме, такая старушка, что я бы вам ее с радостью уступил. Она больная, у нее типа Альцгеймера или что похуже. Она то в сумасшедшем доме, тогда не надо ее посещать, или у себя дома, в семье, тогда я обязан ее посещать. Семья – это какая-то богатая родственница, тоже совсем старушка, со своим братом. Они очень дружно все живут и прекрасно ладят, и со мной тоже, но уж очень далеко к ней ездить. Она вроде бы русская. Раньше она знала французский, а теперь все забыла, и почти все русские слова тоже, повторяет одно и то же по-русски: «Гулаг... Вертухай...». А нам он еще сказал, что каждый день Бога благодарит за то, что есть на свете старики, и число их растет. Если старики богатые, они сами платят, а если бедные, то платит за них  государство. И правильно. Не надо было в 1968 г. революцию устраивать, все одно философы, теологи, филологи как были безработные, так и остались. Зато старички на подмогу им размножились, как грибы, ухаживай теперь за ними и думай о вечном.

- Век живи, век учись, - пробормотала напоследок мамаша и взяла у Ришара адрес.

И стала она к этой русской старушке ездить, убирать у нее и присматривать за ней. Делать это было легко, характер у старушки был замечательный, да и не надо было на французском разговаривать, только очень далеко  было ездить. В деревушку Латт - сначала на трамвае, потом на 2 автобусах. Но мама впервые стала получать за свой труд французские деньги. Нормальные, так сказала она.

 

 

Глава 5

 

21             мая  2005 г.

 

И вот с этой старушкой (ее Катрин звали) еще жила дальняя родственница ее бывшего мужа, все так, как рассказывал Ришар. И эта родственница (Нанси) уже совсем старенькая была, и мать за ними обеими ухаживала, за второй - бесплатно, все одно, говорит, 90% бесплатной работы в мире лежит на женщине. А первая-то старушка вовсе не сильно старая была, на вид лет 60, самое большее 61. Ведь тут и до 100 доживают многие.

Несколько раз я даже в гостях у них была. Например, они нас на русскую пасху пригласили. И мы поехали почти на перекладных (автобусы в воскресенье очень редко ходят) к ним в резиденцию почти на берегу моря. Интересно, что в этот год (2001) совпали католическая и православная пасха. Ярко-голубое небо светилось легким, почти лазурным свечением, как и море. И море и небо будто приветствовали нас. Средиземное море, размышляла я, это же колыбель мировой цивилизации! Вспомнила папеньку-с, он на эти темы любил рассуждать, когда трезвый был и когда еще ни о какой Франции речи не велось! Не менее приятно было и то, что эти 2 старушки нас уже у калитки чуть ли не с раннего утра поджидали.

Это приглашение и по уровню хлебосольства было нам очень кстати, потому что в гостях у французов не больно-то наешься. Нам с мамой последние 3 дня вообще нечего было поесть, в холодильнике хоть шаром покати, все деньги ушли на квартплату и телефон, но мама  утешала меня и, скорее всего, себя: ничего, мол, это страстная неделя, так положено, разговеться успеем еще 10 раз.

Нанси нас бросилась угощать куличами по русскому рецепту, приговаривая, что итальянские куличи тоже почти как русские (она сама-то из Италии родом), но итальянцы вообще более религиозны, чем французы, у которых со времен Великой французской революции религия постоянно вытесняется куда-то в бок и где-то сбоку и присутствует. Мне хотелось, чтобы мне все это по ходу и разъяснили, но все восторгались цветными яичками, которые и правда были чудо как хороши. Нанси нам скромненько хвасталась, что она третьего дня вышла в садик с красками, села за маленький дворовый столик, на солнышке пригрелась и довольнехонькая сидела-разрисовывала яйца для нас, гостей дорогих. Правда, она такое и для Ришара делала, он ей как сын родной. А ее собственные дети давно ее почему-то отвергли, уж не знаю почему. Хотя Нанси вовсе не христианка, во Францию приехав, стала атеисткой, только я не поняла, она до Великой французской революции родилась или после. Или в самую революцию. Рецепты все Катрин, говорит, принадлежат, она раньше мастерица была по ним готовить, они вдвоем и готовили, в четыре руки, и Катрин еще многие слова тогда помнила, но это очень давно было.

 

2 июня 2005 г.

 

А как раз в эту пасху у Катрин улучшилось состояние. Она была приветливая и смешливая, меня забавно так жулькала, только ничего особо не говорила, так, несколько слов быстро пробормочет типа «Гулаг» или «столыпинский вагон». Нанси сказала, что  она всего несколько слов помнит из русского языка, употребляет их не к месту и что наверняка нас вообще в лицо забудет, когда мы уйдем.

Но этого не произошло даже в период после сильного обострения, когда Катрин после больницы привезли всю в синяках: она там о кровать билась и ее пришлось в больнице санитарам связывать, чтобы она себя не повредила. Мы тогда с мамой еще раз ее навестили, но я уже в последний раз. А мама ездила к ним еще. И мы сошлись с ней во мнении, что Катрин чрезвычайно милая, добрая старушенция. Жаль, такая напасть ее не пощадила! Она нам сразу навстречу бросилась: «Саша! Юля!» Ударение на последнем слоге, как во французском всегда. Надо же, узнала нас, хотя потом снова замолчала и заплакала. Лицо кругленькое, бело-розовое, испещренное морщинами, однако талия тонкая, как у девушки, и походка легкая. Она нам танец станцевала с березовыми веточками. У них в саду три березки растут, как в России. Только к ним надо все время воду из шланга тонкой струйкой подавать, иначе они пожелтеют.

Итак, значит, мама потом еще много раз у них бывала, помогала Нанси по хозяйству и за Катрин ухаживать. Она даже им деньги из дистрибьютора снимала и покупки делала. И вот Нанси как-то моей маме говорит: «Знаете ли, Саша, ко мне один санитар все клеится, ну тот, который за Катрин ухаживает в больнице, смирительную рубашку на нее надевает. Типа вроде больная-то ваша русская все по-русски говорит про Гулаг и еще про какой-то Казлаг и Дальлаг. Но меня, говорит, история интересует только с точки зрения психоанализа. Я по специальности психоаналитик, много раз свои собственные кабинеты открывал и разорялся. Не получилось. И менталитет психоаналитика совсем растерял. Видите,  психов к кровати прикручиваю, и все! Но я вам не про то. Может, у вас родственники в России есть, мне русскую жену очень хочется. А по Интернету я боюсь».

И Нанси маме говорит, давайте я вас с ним познакомлю, вы тоже одинокая женщина, а он просто великолепен внешне и обаяния бездна и вообще как брат вам родной: такой же высокий и красивый! Мало ли, что личная жизнь не удалась и кабинеты все поразорились. У всех не удалась, у всех кабинеты разорились.

А я к тому времени уже основополагающий вывод сделала: если мужчина высокий и красивый и плюс одинокий, то это неспроста и лучше от него держаться подальше, делать ставку на урода и коротышку,  метр с кепкой, хотя коротышка тоже может что-то удрать. Об этом я и маму предупреждала и даже грозила ей пальцем, но она меня не слушала, потому что как раз в тот момент папина новая женщина тетя Марина переехала в нашу курскую квартиру. (Или не нашу? Это вообще так сложно!) Но все это я только летом узнала, когда завезла чемодан свой на колесиках в нашу-не нашу квартиру, а там так уютно, все в тюле, шелке, и приличная мебель с коврами и цветами, и папа килограмм на 10 потолстевший и абсолютно трезвый, только все равно горем убитый. Короче, мама уже теоретически все знала про папу, и меня совсем не слушала, а слушала только Нанси, которая сама почти слепая и видит красоту там, где ее вовсе нет. Как она при такой слепоте пасхальные яйца красила, ума не приложу. Может быть, Святой дух помогал. И вот этот Жульен явился - не запылился, к нам прямиком на квартиру. И вправду красивый и высокий, черты лица и конечности крупные, специально для таких слепых старушенций типа Нанси. Иначе они его просто не заметят, по слепоте-то своей. Короче, бугай! Мой папа по сравнению с ним просто птенчик, притом, повторяю, для тех, кто не понял: птенчик очень красивый! И в этот момент я поняла, что Жульен  угадал мое недовольство его толщиной и сказал, что на такую, как его, работу берут только откровенных бугаев, потому что психи в припадке становятся очень сильными, даже если  совсем  слабенькие на вид.

Все это я маме дословненько так шустро перевожу. Она сидит ни жива, ни мертва от растерянности, все слова забыла (по-моему, и русские тоже), а я ведь самая сильная  в нашем классе по французскому была, это поражало всех наших препов, которые дружно говорили: в Марселе, конечно, очень много русских детей и они в среднем более одаренные, чем все другие нации, но не до такой же степени! Думаю, так проявлялся их скрытый расизм по отношению к арабам, но все равно мне это очень лестно, очень! Кстати, по другим языкам у меня скорость чтения тоже самая высокая в классе, хотя никто ничего не понимает, если я не читаю, а говорю. Нам преподают еще 2 языка в колледже: испанский и английский, и у меня по ним тоже самый высокий балл в классе – 19. А по французской грамматике в первый же год у меня был максимум – двадцатка!

Больше мне похвалиться нечем, но я маме говорю, что это и так много. Тем не менее мама меня пилит, что устный переводчик из меня не выйдет по причине моей неудобоваримой дикции, а письменные переводчики никому не нужны. Ну и что? Да никому не нужны все профессии, даже строители! Я могу до бесконечности продолжать список тех, кто никому не нужен! Да те же психоаналитики. И это при том, что каждому жителю земли, в первую очередь моим  родителям, нужен психоаналитик! От рождения до могилы. Однако купить талончик в кабинет психоаналитика может только богатенький родитель! Поэтому Жульен и разорился.

 

6 июня 2005 г.

 

Вижу, вы уже начинаете думать, что Жульен мне очень понравился с первого взгляда. Нет, нет и нет!  Это я просто прихвастнула здесь, тем более мама меня всегда недооценивает.

Итак, перевожу я Жульеновы речи маме дальше. А он своими глазами чуть бесноватыми (вот те крест!) на маму любуется и всю ей свою биографию вкратце рассказывает, как тот Ришар из церкви. Мама же мне недавно говорила, что такие откровенности при первой встрече - явный признак незрелости личности.  Но тогда я еще этого не знала.

Итак, Жульен уже пальцы по одному загибает.

Первый палец – армию прошел. Второй палец – психфак университета окончил, притом Сорбонны. Не хала-бала, но это словечко Роберт произносил, а Жульен таких не знает. Неоднократно открывал кабинеты массажа, эриксонианского сна, психоананализа, все они разорялись (пальцев не хватило, пошел по второму кругу). С первой женой не расписан был, но жили вместе, родили сына. Со второй тоже расписан не был, но вместе и не жили, родили тоже сына. И та, и другая его бросили как безработного и вечно безденежного, хотя он алименты честно платит, и даже ради этого пошел на такую тяжелую работу. В его возрасте уже трудно что-либо найти, но он маме сейчас точно не скажет, какой у него возраст, пусть думает, что молодой. Эту фразу я вообще не перевела, несколько опешив от такого вдруг проклюнувшегося признака зрелости личности. А выглядит он и правда молодо, но я потом от всезнающей Валентины узнала, что многие психбольные выглядят либо сильно младше, либо сильно старше своих лет. Его случай явно из первой категории.

Романов по жизни у него вообще было очень много, он тут решил пальцы не загибать, но нам  и не обязательно это знать. Напрасно он  столь откровенно! А недавно у него был роман с русской девушкой, правда, она почему-то сбежала от него в Австралию, но с тех пор он запал на русских. Вот у писателя Ремарка, например, был роман с русской Наталией Палей. Кстати, царских кровей, но он на русских не запал, потому что эта Наталия Палей сильно терзала его нервы, из-за чего он потом не очень лестно изображал русских в своих произведениях. А потом он запал на немку Марлен Дитрих, с которой тоже потом расплевался, потому что она полюбила нашего Жана Габена, но он (Ремарк) тоже очень многих любил, такая интересная работа у писателей (может,  и мне писателем стать? тем более, тут надо ручкой работать, а не языком!). А потом уже Ремарк окончательно сошелся с бывшей первой женой Чарли Чаплина в качестве своей последней жены, и хотя она была спокойная, как слон, в отличие от всех предыдущих дамочек, все равно у Ремарка было очень неспокойно на душе, и он нашел себе постоянного психоаналитика Карен Хорни – впоследствии основоположника (одного из многих) феминизма, и эта Карен Хорни тоже в него влюбилась, но вроде бы без взаимности. Хотя он на нее подсел.  Не как на женщину, а как на психотерапевта.

Если Ремарк (правда, я его  не читала!) так остро нуждался в психоаналитике, да еще любящем его, то что говорить о простых смертных, к которым элементарно  нужно насильно приставить любящего их психотерапевта! Например, к папику моему. А раскошелиться на зарплату психоаналитиков должны мировые олигархи, которые до такого состояния довели народ!

Жульен  на самом интересном месте резко перешел все-таки к себе любимому и стал снова загибать пальцы. В 19 лет он стал инвалидом вооруженных сил. Тогда во Франции была обязательная военная служба. А потом ее отменили. А инвалидностью наказал Жульена Господь. Жульен из многодетной семьи дворянского роду-племени, но почему-то родители за ними не следили, и они росли как трава. Сами нянчили друг друга, да еще как придется. Все мальчики, а у 7 нянек дитя без глазу. Как-то всей гурьбой играли на балконе в родовом имении, и Жульен нечаянно уронил с балкона самого младшего братишку – трехлетнего Базиля. Сам Жульен в этот момент был чуть подшафе. Тут я даже вздрогнула и заплакала. А Жульена это очень растрогало, и слезы полились из него тоже ручьем. Базиль умер через сутки, не приходя в сознание.

Мы долго молчали и плакали, а мама окаменела.

Жульен продолжил. С того момента он заболел депрессией. А в армии его танк переехал, нанеся ему кучу травм. От смерти спасло только могучее телосложение. Но это ему за то. Танк  переехал не только Жульеново тело, но и всю его жизнь.

И тут мама, после того, как вышла из состояния окаменелости, стала понимать речь Жульена, и я как переводчик им уже не потребовалась. Более того, я им даже стала мешать. А он будто вину передо мной почувствовал, что крадет у меня маму, и то шоколадку мне купит, то цветок (голубой обязательно), то видеокассету, и говорит: я вас обеих теперь люблю. Голубой цвет – блю – цвет любви. Поэтому по-русски говорят «люблю». И извинялся, что крадет у меня маму. Но самое обидное не то, что маму, а то, что он украл у меня папу! Меня такая тоска по папке взяла, тем более я теперь поняла, что папке нужно – психотерапевта! И этим психотерапевтом могла быть я! Ведь говорила же баба Люда про какую-то внукотерапию. Приеду в Курск и устрою ему деткотерапию. И стала я Бога просить, чтобы Жульен маму бросил.

И он один раз буквально ее на землю бросил! Гуляем мы однажды по парку, ну, по тому, где с тетей Лидочкой и Алькой гуляли раньше, а ведь в Марселе так много замечательных парков, розариев, кипарисов, чинар, иначе марсельцы задохнулись бы от заводских труб (тех, которые еще в Китай не переведены). И они с мамой о чем-то поспорили. Мама с Жульеном. У мамы уже такой уровень владения французским появился, что она научилась ему перечить. Ну и правильно. А то они, мужчины (сама же меня и предупреждала), быстро на шею садятся, если им не возражать. Короче, поспорили они и даже поскандалили, у Жульена  привычные бесики в глазах  загорелись, и он, эдакий бугай, маму толкнул рукой. Хорошо, что она на газонную траву упала и трава была мягкая, она только по ней проехалась всем телом и на какого-то ребенка с самокатом наехала, потом его родители стали с Жульеном скандалить.  Но уже по делу. И я своего добилась: он маму бросил не только на землю, но и фигурально. Как в частушке, которую мама любила петь: «Высоко орел летает, небо крылом достает, меня милый не бросает, мой характер узнает».

Ой, я перепутала. Это у тети Лидочки ее Жан-Пьер характер узнает и не совсем бросает, хотя они уже в разных квартирах живут. А тут главное – он маму бросил. И буквально, и фигурально выражаясь!

 

7 июня  2005 г.

 

Вроде бы нам уже нечего во Франции стало ловить. И приехали мы наконец домой, в Курск тем летом. Но лето оказалось жутким, совсем не таким, как я его представляла и каким оно мне мечталось! Во-первых, развод родителей. И еще одно печальное событие, которое затмило развод родителей. Именно затмило. Благодаря этой трагедии я и развод родителей почти не заметила.

Перед тем, как нам в дом войти, мама мне кое-что на вокзале сказала.

Итак, выходим из поезда на вокзале, и никто нас не встречает, как провинившихся.

Поделом. Мама моя шутить изволила, анекдот рассказывает. Типа певец Вертинский приехал из-за границы, чемоданы из рук выпустил и воскликнул: «О, Русь моя...» Чемоданы усвистнулись. Он заканчивает: «Узнаю тебя». Не смешно. У нас ничего не украли. Все террористов теперь боятся, чемоданы не крадут. А я встречи с Васей жду, на втором месте с папой, на третьем месте с бабушками, на четвертом месте с подружками. А вот и они нарисовались, родимые! Захотели быть на первом месте. Только две из восьми дворовых стоят как-то странно, по-новому. И ту и другую мальчишки обняли сзади и держат  вроде как за пузики, а на самом деле руки у мальчишек под грудью у девчонок. Не понравилось мне.  Ну ладно, все эти товаришши меня старше, может у них болезнь роста.

А где же Вася? Ведь он у меня на первом месте. И мама моя вдруг мрачным голосом говорит: «Юляша, я должна тебя предуведомить, что Васи больше нет. Он от папы еще весной сбежал. Я от бабы Мани зашифрованное письмо получила, но сразу догадалась. А потом по телефону узнала подробности. Баба Маня видела Васю в своем дворе, он там кого-то искал, но папе не сказала. Она тогда на всю жизнь рассорилась с папой, правда, через два дня помирилась, но Васю уже не вернуть. Она во все инстанции обращалась, и объявления клеила, и во все собачьи приюты...»

Я до мурашек вся похолодела, на подружек не смотрю, тем более если некоторые так неприлично себя ведут. Через два часа, после объятий и расспросов родни, которая провинилась перед нами еще больше, чем мы перед ней, все и выяснилось. Папа и две бабушки ждали нас с кучей пирогов в нашей квартире, которая вроде теперь уже и не наша... Короче, это произошло в тот момент, когда папа свою тетю Марину (кстати, не свою, она тогда была еще замужем!) привел в наш дом. Она заодно свой комод и шкаф поставила. Васе это все принципиально не понравилось, и он стал нас с мамой искать и вырвался с поводка. Он и так неслухом был, частенько вырывался, особенно когда папа под градусом его вел гулять. А тут тем более. Он нас с мамой, наверное, стал в очередной раз искать  в бабушкином дворе. Хотел нам и еще бабе Мане передать, что папа новую жену нашел...

Несмотря на появление в квартире каких-то незнакомых и даже в чем-то шикарных вещей, она без Васи совсем опустела. Не слышно радостного лая, никто не лижет мою ногу в обмен на угощение косточкой и кашей, никто не смотрит на меня любящими умоляющими глазками, некого погладить и почесать на ушками. Никто не принимает меня полностью, какая я есть, telle quelle, как говорят французы, и хотя Вася французский не понимал, я бы его научила. Итак, как назло, в доме полно новых вещей, появился порядок и папа поправился аж на 10 кг. «От тоски и от обиды», - кратко прокомментировал он, обнимая и целуя нас с мамой. Представьте, трезвый. Я опять его полюбила, хотя Васю не прошу вовек.

Я тогда  сразу наметила: когда те девочки разведут наконец руки этих мальчиков, мы сразу все пойдем Васю искать. Пойду на все (пиду на усэ), но Вася будет у меня в кармане!

 

10 июня 2005 г.

 

Однако другие события помешали тотчас же претворить мой этот план в жизнь, мы пошли за Васей только под вечер, но безрезультатно.

Ладно, целуемся-обнимаемся, воркуем как голуби, рассказываем про Францию, слушаем местные новости. Все такие счастливые, кроме меня, конечно. Мне Васю надо.  И папик тоже какой-то клятый-мятый, соболиные  брови супит. Я его в эти брови целую, простила ему Васю (на время, конечно). Часа три прошло, папик все-таки свою дневную норму принял, бокал отставил в сторону и торжественно вдруг так говорит:

- Девочки мои дорогие! Я очень был травмирован вашим предательством в отношении меня. Я ждал вас, звал, а вы однако не ехали и променяли меня на эту... Францию... - (Какие эпитеты он к Франции применял, не скажу, это не политкорректно). - Свет не без добрых людей, я теперь не один, а с Мариной Викторовной.

Он ее по мобильнику вызвонил,  чтобы пришла с нами познакомиться. Но мы уже и так поняли, откуда новая мебель у папки и 10 кг привесу.

Пошли мы к бабе Мане жить, в полуобмороке от горя: я от двойного горя (Вася+папа), мама от одинарного (потеря папы). Хотя она наверняка тоже двойное горе горевала, догадайтесь с трех раз, какое, однако, здесь в России его тщательно скрывала. Но поскольку я именно с осени 2000 г., то есть с девятилетнего моего возраста, четко поняла, что жизнь  катится как по колее поперек черно-белых полос, и мама тоже это благодаря моим поучениям тогда же поняла, то мы у бабы Мани просто отлежались-отоспались, отъелись пирогов с капустой, каких во Франции никто не печет, и стали ждать очередной белой полосы или хотя бы полосочки.

Я маме говорю: давай в церковь сбегаем, меня там отец Леонид ждет, у которого я в воскресной школе училась. А она мне: да ну, мне никого сейчас не надо, я сама себе противна сейчас, и не хочу, чтобы кто-то меня видел, даже сам Господь, а тем более отец Леонид, он такой интересный мужчинка, кандидат физмат наук.

У нас в церкви (ее все звали деревянной, потому что она правда из дерева сделана, хоть и недавно) все 5 батюшек кандидаты наук, притом самых разных наук. Я все равно просочилась к отцу Леониду, он меня сразу узнал, хотя стоял так величественно посреди толпы прихожан, но все-таки дал руку поцеловать. Обо всем порасспросил. Я, если честно, не знала, где мы будем жить: то ли в папиной квартире, то ли в бабманиной или в баблюдиной, то ли вовсе в нашей французской квартире, где у нас вещи остались, и все равно надо ехать их забирать. Про Васю сказал, что нельзя за животное молиться и нежелательно давать собаке человеческое имя, назвала бы лучше его Шариком, тем более он такой пушистый, как Шарик, о. Леонид его прекрасно помнил. Напоследок он меня благословил, и мне много раз за лето пришлось к нему бегать, хоть и окружен  он был всегда целой толпой верующих. Но летом верующих меньше бывает, все в основном на огородах спину гнут, некогда в церковь  ходить. И все-таки ходят.

Нам с мамой не до огородов было тем летом, хотя бабушки настойчиво звали. Мы туда приходили малину есть. А от запаха ягодных кустов, укропа и огурцов, да еще настоянном на солнце, у меня  кружилась голова и сладко замирало сердце.  Во Франции овощи, ягоды и цветы  вообще не пахнут. И после дождя от деревьев не струится запах мокрой листвы, здесь вам не тут!

С тетей Мариной папа нас познакомил, дамочка оказалась очень воспитанной, актриса нашего нового частного драмтеатра, я ее даже в «Красных дьяволятах» видела.  То есть видела не я (я тогда уже чемоданы во Францию паковала и тайком кукол всех в чемодан укладывала, мама же велела только мелкие взять), а весь наш класс, который в культпоход ходил. Девочки забежали потом ко мне домой и мне фотки показывали, как на этой тете Марине они всей гурьбой повисли. Сейчас на ней только папа повис, если не считать поклонников ее таланта, уж не знаю, много их или мало, а муж у нее был местный мафиози, но он тоже за границу уехал, как и мы, в одно время с нами. Тоже, наверное, на беженца подал, но это моя гипотеза. Может быть, просто в США на Майами-бич позагорать, годочков этак на 5, не чета нам.

И вот, висит наш папа на тете Марине, а у этой последней наблюдается полное владение своими чувствами, мыслями, душой и телом. Как прописано было  о ней в одной рецензии, мне баба Маня цитировала. А баба Люда добавила: «Нас тоже владению своим телом и актерскому мастерству учили в моей школе, но она не театральная была». Она никогда не говорила, в какой школе училась. А вот моей мамочке не мешало бы актерский самоконтроль освоить, глядишь, папу обратно бы завоевала. А она, напротив, вся опустилась, тоже на 10 кг поправилась, хотя ее не тетя Марина откармливала, а баба Маня и баба Люда (имеются в виду русские пироги с капустой). И еще стала мама сыпать словечками, от которых меня тошнит. Краситься стала неаккуратно, не ресничка к ресничке, а сразу ком сажи на глаза. К отцу Леониду ни ногой, хотя он про нее постоянно осведомлялся и мне велел за родителей молиться.

 

15 июня 2005 г.

 

Молюсь я усердно, заодно по маминым эсэмэскам шарю. Она как-то дома свой мобило оставила, уйдя к подружкам галльских петухов ругать. И вдруг от папы эсэмэска, я так и вздрогнула всем телом, тем более мы с папой только 2 часа тому назад виделись, тетя Марина меня тоже капустными пирогами кормила, но постными, уже Успенский пост начался. «Санек, я тебя люблю. Я без тебя и Юльки не могу. Я все отменю, если ты вернешься».

Господь услышал мои молитвы! Я даже громко заплакала настоящими слезами, папе все мгновенно простив: и его пьянки, и  Васю, и что с мамой дрался давно. А тут является мамочка, и кричит не своим голосом: «Ты что в моем мобиле роешься, блин!»

А я ей в ответ: «Я тебе покажу блин, тоже мне, почти гражданка Франции, а выражаешься нецензурно.  Смотри, что наш папа пишет», - и показываю ей.

Она прочитала, вся побледнела с лица, заметно стало, что помаду она стала плохую накладывать, дешевенькую. Цвета морковки. И мне вдруг парирует: «А ты все эсэмэски прочитала, шпионка ты моя? Нет!? Ну так глянь, глянь, ты же французский хорошо понимаешь». И сует мне  буквально в  лицо эсэмэску от какого-то очень длинного заковыристого номера. А там написано: «Je t'aim je reve d toi et Jul J'atten 15 sent 16=00 3 graces Ton chat Juli pour toujo Lyublyu».

То есть это письмишко-то означает сами понимаете что, хотя и написано сокращенно. Французы всегда сокращенно эсэмэски пишут, чтобы деньги экономить.  Типа люблю тебя и Юльку, мечтаю об вас, свиданьице 15 сентября в 16=00 аккурат у трех граций ( а где же еще?), твой котишка навек Жульен. И дата стоит сегодняшняя. А мать ведет себя так, что, мол, уже пора подсобирываться, летим на крыльях к этому Жульену, который меж тем ни одного русского слова не знает, кроме «люблю». Хотя это, может быть,  самое важное слово в русском языке, особенно если он  с букетом голубых цветов нарисуется у фонтана 3 граций.

Мы действительно встрепенулись и ощетинились, стали собираться во Францию, успели быстро развестись. Баба Люда сказала, что для ускорения развода пришлось слазить к кому-то кое-куда, и я сразу представила, как вся моя родня карабкается по приставной лестнице  на  чердак к какому-то привидению, которое подмахнет подпись и ускорит процесс.

На суде плакали только мы с папой, а к маме вернулось самообладание, и на нее было больно смотреть от ее сияющей славянской красоты. И она так обворожительно улыбалась. А тете Марине папин развод резко не нужен стал: ее муж-мафиози вдруг  вернулся из-за бугра, бросив солнечные ванны на Майами-бич, и обещал со всеми разобраться без дураков. Под всеми подразумевалась, наверное, половина всех качков города Курска, но это если из них всех дураков вычесть.

 

4 декабря 2005 г.

 

Все вышеописанное было так давно, что я и не все помню!

Даже после развода я папу еще сильнее полюбила и еще пуще по нему затосковала, тем более он теперь совсем бобылем остался.

Тетя Марина со своим мафиози уехали в Москву, баба Маня умерла, не вынеся развода мамы, суровая баба Люда совсем от него отвернулась, упрекнув его, что прошлым летом он прошляпил меня с мамой. Главное, что он прошляпил Васю! А маму он уже давно прошляпил, мне кажется, еще до моего рождения. От этого я люблю его еще сильнее, и буду любить всю жизнь, даже если он пьет и нарушает свои зароки, даже если обманывает или становится совсем странным и теряет моих собак. А когда он будет совсем стареньким, как бабушка Катрин и вообще все инвалиды-старики, ну те, с которыми работают бугаи типа Жульена, я не подброшу его в дом престарелых, а буду жить в этой нашей квартире, выносить за ним горшочки, пулевые раны смазывать йодом и зеленкой, чтобы быстрее зажили. Он будет совсем немощный, а я буду купать его в ванне и буду стирать его записанные штанишки. Ведь он мои стирал, когда я была маленькая, хотя мама почему-то говорит, что никогда в жизни.

 

 

Глава 6

 

7 декабря 2005 г.

 

Долго ли коротко, однако постепенно наша жизнь во Франции стала налаживаться.  Но на время, конечно. Белая полоса тоже не может продолжаться долго. Мы с мамой месяц рыдали, узнав о смерти бабы Мани, но выехать ее хоронить не смогли. Во-первых, наши французские документы были на оформлении в префектуре  после того, как мама расписалась с Жульеном. Нас бы не впустили во Францию. Потом, у нас совсем не было денег. В-третьих, у мамы уже была постоянная работа, она стала официально работать уборщицей в гостинице, а эту работу терять было нельзя. На похороны приехала из Канады тетя Галя, отпросилась с работы, хотя тоже работала в гостинице, но она там подвизалась давно, и ее спокойно отпустили.

Короче, месяц мы рыдали в два голоса, но дело свое делали, я даже в школу ходила.  Правда, оценки были в районе 6-8. Только вот Жульен свою работу потерял. После свадьбы-женитьбе на маменьке он резко захотел открыть кабинет, уехал в другой город, недалеко, к брату (тот профинансировал его кабинет), но кабинет разорился через 3 месяца. А, вернувшись в Марсель, Жульен свою работу уже потерял. На его место приняли другого бугая – негра, еще выше его, хотя куда уж выше. После этого Жульен всех негров возненавидел и впал в депрессию. А поскольку у него такой диагноз давно стоял, то его стали лечить по привычной для всех схеме, с кучей лекарств. И он еще по-своему усовершенствовал эту схему: лекарство + вино + телик + компьютер. Потом лежание на ковре поперек комнаты.

Мы уже переехали в отдаленный от моря, но очень красивый район Марселя Плеяды, где были высокие шикарные (на первый взгляд) дома и  еще длинное озерцо, вполне вписывающееся в этот пейзаж. Эти элегантные только на первый непросвещенный взгляд дома были переполнены нелегалами и, как считали французские внутренние органы, являлись рассадниками преступности и подлежали со временем сносу. И в таком подлежащем со временем сносу доме на 15-м этаже мы и жили не тужили. То есть я не тужила, а мама очень тужила, потому что... я начинаю загибать пальцы... большой уже отогнут на бабу Маню, пусть земля ей будет пухом...

Первое: работа уборщицей в гостинице маму стала доставать. Норма в час восемь с половиной номеров (как в фильме Феллини «8 с половиной», правда, я его не смотрела), простыни (и белые, и контрастные) надо было складывать таким быстрым рывком, что она повредила себе что-то в спинке и забоялась, что руки не смогут играть на фоно.

Второе: Жульен денег в дом не приносил, не считая своей скромнехонькой инвалидской пенсии, которая у него уходила на подарки детям и бывшим женам, сосущим из него всю кровь, как говорила мама. Но крови еще много оставалось, он от лекарств и лежания все поправлялся и еще от тоски, вспоминая погибшего братика Базиля (надо же, имя как у моего Васи! Но я надеюсь, что мой Вася жив!). Огромная фотография малыша Базиля всегда лежала у него на ковре.  Жульена надо было еще кормить, хотя он ел мало, как птичка, даром что бугай, вся еда доставалась мне, а мама питалась только круасанами и крошечными коробочками с маслом и повидлом, которые оставляли постояльцы в гостиничных номерах.

И третье: мы с Алькой поссорились. И навсегда.

А на какой почве? А на почве ревновать надо меньше.

Во-первых, у меня, естественно, стали появляться французские подружки, хотя тетя Лидочка и Алька меня предупреждали неоднократно, здесь вам типа не тут, французские девочки дружить не умеют. Ха-ха, а русские умеют? Особенно некоторые, конечно. Certaines, как говорят французы. Сама же Алька мне рассказывала, как те ее русские подружки, ну из-за которых ее из России мама увезла, выставляли ее на снег голенькой, если та им не подчинялась. А уж что они с ней проделывали, я молчу! Но догадываюсь.  Тем более подружки те еще телки были,  лет на 7 старше Альки.

Целовались мы как-то с Алькой понарошку, взобравшись на детскую горку на центральной детской площадке в старом порту. Именно понарошку, как в сериале  «Верные заклятые подруги», в 340-й серии. До этой серии они не целовались, мне Алька кратко рассказывала, я-то не смотрю такую ерундистику. А Алька ни одной серии не пропускает, поэтому так плохо учится. Средний балл у нее 7, это просто стыд и срам. У меня и то 8.

Так вот, целовались невинно, на виду у всех, до нас, правда, никому дела не было, все смотрели за бебешками, которые у нас под ногами путались на этой горке. Во Франции ведь все всегда целуются, а в России только в церкви на пасху. И вдруг Алька в лице переменилась, напустила на это лицо какое-то знойное выражение и своим хриплым голосом мне говорит: «Пойдем быстро вон в то кафе, ты чаю закажешь, только деньги сразу им не давай, а мы с тобой в туалет вместе пойдем».  Я ей ответила: ну уж нетушки.  И денег у меня не было, и в туалет еще не хватало с Алькой ходить.

С тех пор мы друг к дружке резко охладели, и поделом. Мне казалось, что Алька на меня злится и завидует, хотя по деньгам они намного лучше нас жили: Жан-Пьер  постоянно давал Альке деньги на мелкие расходы, и тете Лидочке тоже, требуя только, чтобы они отчитывались в расходах и не мешали дальше тетьлидочкин характер проверять.

А подружилась я с одноклассницей Аньес, которая была на 2 года  меня старше,  потому что несколько раз уже на второй год оставалась. Она из трудной проблемной семьи многодетной. Мама с папой такие милые, они нас постоянно на машине подбрасывали, если нам куда позарез надо. Уж не знаю, почему эта семья трудная.  Кроме Аньески, у них еще трое детей было. Одна уже совсем взрослая, в модельном агентстве работала и как раз завоевала звание «Мисс Мариньян  2002». И впрямь красавица! Двое младшеньких в силу возраста пока уродцы недоделанные, а Аньеска писаная красавица - вся в старшую сестру. И это на фоне парадокса: родители-то неказистые из себя, как выражается баба Люда, ни уха ни рыла, особенно мама Жизель.

Короче, Аньеска-то красотка красоткой, но одно плохо: глупенькая. Но мне это даже нравится: не важничает и не строит из себя в отличие от умной (якобы!) Альки. И  не портит никому нервы, даже мне, которая девочка очень ранимая и тем самым провокатор всяких обид (так мне Лиль Ванна объясняла).

Еще недавно в течение довольно длительного времени Аньеска жила в так называемой  la famille adoptive (приемной семье), потому что по решению органов опеки ее родители были признаны (на определенное время) неспособными воспитывать Аньес, уж не знаю, почему. Вроде милые нормальные люди, когда надо, на машине подбросят, даже до супермаркета туда и обратно. Правда, мы в том супермаркете за их корзину с продуктами платили. Они нам обещали долг вернуть, но мама им говорит: ладно, вот еще, не позорьтесь, экая мелочь. Я маму понимаю: такие люди не должны никакие долги  отдавать, это им все должны, ведь они рожают детей за себя и за того парня.

Кстати, насчет демографии. У того парня, то есть у Жульена-то нашего, оказывается, уже больше не может быть детей. Он по просьбе моей мамы сдал анализ чего-то с чем-то, и там вышло, что детей уже никогда не может быть. Мама потом это шепотом тете Лидочке сообщила в парке, но я, как всегда, это четко слышала,  тем более рядом мрачная,  как туча, Алька сидела и молчала, а не верещала, как обычно. Матушка сокрушалась, уж очень хотела еще свою долгожданную двойню родить, но у меня в голове идеология поменялась и я ее к месту и не  к месту  теперь старалась утешить, говоря: главное в жизни - у тебя уже один ребенок есть, вот на нем и сосредоточься. Иногда даже говорила: «Не надо плодить нищету», хотя с этим была категорически не согласна, просто я покойную бабу Маню вспоминала с внутренними слезами.

 

11 декабря 2005 г.

 

А утешать матушку было с чего: Жульен вдруг избавился от депрессии и сильно развеселился. Ведь все равно у этих депрессивных все по циклу: депрессия - мания.  Мания, как нетрудно догадаться, у него возникла по отношению к женщинам. Будем надеяться, временно. Постоянных маний у него и так предостаточно: к телику, компу, игровым приставкам, розовым винам. Куда уж больше. Следить за ним можно было только испытанным способом: проверять все эсэмэски.

 

12 декабря 2005 г.

 

Ну и ладно, пусть глупенькая эта Аньеска, зато какая трогательная. Она у нас тогда  на весенние каникулы, на масляную неделю, просто поселилась. Мы с ней вдвоем дома оставались, а мама в гостиницу на работу уходит, кряхтя от болей в спине.

Бедная мамина спиночка! Я ее вечерами массировала особым способом, меня баба Маня научила: пальчиками сначала будто горох сыплют, потом шпалы-шпалы, потом рельсы-рельсы. И мама напечет нам, бывало, блинов гору, а Аньеска в конце этой эпопеи, когда у мамы последняя капля в половнике остается, скромно так потупив глазенки свои огромные, как полтинники, тихо говорит: «У вас последний блинчик скоро будет сверху, такой крошечный, вот его, пожалуйста, мне». Главное, обо всем заранее договориться.

Один раз мы с Аньеской решили сами блинов нажарить, уже мамину горку уплетя  за обе щеки. Разогрели сковородку, плеснули туда оливкового масла, как мама делала, а  масло загорелось аж до потолка. Недаром же скоро машины на рапсовом масле будут ездить! Короче, пламя уже на потолок перешло. Хорошо, что нас Жульен тогда спас, хотя и сильно на нас наорал. Он тогда уже поперек комнаты не лежал, а постоянно расхаживал  вдоль холла, как волк в клетке нашего курского зоопарка, и с кем-то говорил по телефону, вроде насчет работы. Он работу начал искать, его по вечерам  и даже по ночам  теперь не было. Хотя французы вечерами не работают, а ночью и подавно. Здесь вам не тут, это вам не Курск, где ночью можно купить и все продукты, и одежду, и даже папу с мамой, если деньги есть. И все магазины, и аптеки, и рестораны, и кафешки всегда в России работают, не дают жильцам спать, хотя им и так не спится от дум.

И вот я маманьке так хитро говорю: обрати-ка внимание  на его эсэмэски, ну, когда он ночью спит. А она говорит: «У него бессонница, не обманешь его, мобильник не выкрадешь, да он мне и так во всем признался. Его стиль: не скрывать, а всю правду-матку зараз. Нашел Латифу какую-то. Я даже ее фото видела в мобильнике. Уродка и вдвое старше меня. И странно, что арабка. Ведь он арабов вроде бы  постоянно ругает и грозится вообще от них уехать хоть на край света, а лучше в Аквитанию или на Корсику, где их вовсе нет. Да ладно, пусть лучше здесь сидит и гуляет, мне не жалко, тем более она уже совсем старушка против меня, последний шанс ловит. А нам с тобой лишь бы 10-летнюю карту получить, я даже готова его вместе с этой Латифой содержать, впрочем,  так оно уже и есть. Они уже все наши семейные заначки опустошили».

Тут я подумала: расист все-таки Жульен или не расист? Я-то арабов очень люблю и уважаю, особенно за их гортанный язык. Но романы крутить – это слишком. А во вторую очередь мне более горькая мысль пришла в голову: жаль, что у них с мамой так быстро любовь кончилась. Все земное быстро проходит, как сказал мне отец Димитрий, у которого я была в прошлое воскресенье и все ему рассказала. Он мне велел за матушку и за Жульена молиться и не осуждать их. Так-так, проходит, значит. А любовь к своему ребенку? Это тоже земное и тоже быстро проходит? Мне кажется, матушка меня стала меньше любить, уже не ласкает и не целует каждую минуту, как было раньше.  Может быть, она меня вообще разлюбила, одна надежда на папу. Но про папеньку баба Люда пишет, что он закодировался. А вдруг его так закодировали, что он меня совсем разлюбит?

 

10 января 2006 г.

 

С Алькой мы совсем рассорились и даже, как говаривали в старину, расплевались.  Плевались мы друг в друга буквально и со страшной силой. А дело обстояло так. Лиль Ванна срежиссировала с нами пьеску «Квартет» по басне Крылова. Были там козел, осел и полосатый мишка. Мишку играл мальчик Витя, который очень серьезный и никогда не улыбается. Он хочет кинорежиссером стать и даже практику на каникулах проходил у какого-то светилы в Париже. Но светило на это время укатило в Альпы на лыжах  кататься, и со всеми школьниками-практикантами занимался какой-то студентик, так что пусть Витя не хвастается. Ну, мы ему этого и не позволяли даже близко! Наверное, вследствие того он никогда и не улыбался.

Короче, шло отчетно-перевыборное собрание нашей ассоциации «Дружба», читали мы по ролям эту пьеску, и ее пришла послушать вся Аньескина семья. Аньескина мама тетя Жизель в куртке и в каких-то резиновых сапогах болотных, как на моей бабушке Люде, когда она в огород едет. Плюс папа, вполне приличный на вид мужчина и очень добрый и даже красивый (он тетю Жизель лет на 10 младше). Мне Аньеска говорит, что он профессором в университете работает, хотя я-то знаю, что ночным сторожем в общежитии университетском, да мне-то какая разница, мы сами не графья! Тем более что моя мама тоже всем лапшу вешает, что она профессор музыки. Короче, кругом профессора. Но профессор нас никогда на машине не подвезет, а этот Анри-сторож  всегда подвозит! Короче, их семья заняла половину зала. А что вы хотите? Сразу 6 человек плюс седьмой – новый зять (от их старшей дочки), он у них каждый семестр новый. И аплодировали так, что стены сотрясались и чуть старинная люстра времен Людовика 14-го не упала, хотя по-русски не понимают совсем, только тетя Жизель все время бормотала: научите меня русскому, но чур бесплатно. Действительно, чем же ей платить, если она за себя и за того парня рожает? Она и так сетует, что в голове одна мысль: где деньги взять?

Альке резко не понравилось, что у меня теперь столько новых друзей и особенно новая подружка Аньеска, да еще такая красотка! Мы еще с новенькой  Валькой тогда подружились, она только что к Лиль Ванне пришла и сразу стала осла репетировать, самостоятельно сделав ему огромные уши из картона, но я сразу сообразила, что Валентина - девочка очень самостоятельная и умная, далеко пойдет, кстати,  не чета Аньеске.

Долго ли коротко, после нашего концерта все скорей бегом к столам с закусками и напитками, мы чипсов быстро похватали и давай отношения выяснять. Лучше их сразу выяснить, не откладывая на потом, когда тебе очередную подлянку могут сотворить.  Отношения пошли выяснять во двор этого «Дома для всех». У взрослых в это время опять отчетно-перевыборное собрание, они снова  про законы от 1901 и от 1905 г.  И как всегда: президент, казначей, секретарь и тоже свои разборки и т.д.

Со стороны Альки было трое. Она двух девчушек русских на наш концерт привела за ручку, якобы чтобы поаплодировать, но они по-русски вообще ничего не понимали, хотя русские по происхождению. Им лень на занятия к Лиль Ванне ходить, они ни читать,  ни писать по-русски не умеют и даже не знают, что такое снег. Они давно из России уехали, вторая вообще из Самарканда и сразу после рождения прыг во Францию.

С моей стороны тоже трое: Аньеска, Валька и я сама.

«Они сошлись. Волна и камень, стихи и проза, лед и пламень...»

Так мне мама из «Евгения Онегина» один раз читала, но я очень быстро уснула и не помню, что дальше. Короче, нас трое и их трое. Заруба началась такая, что Альку стало вообще не узнать, в ней словно зверь пробудился, она материлась и царапала меня когтями. Я отлетела в кусты вся поцарапанная (и кустами тоже!), набрала в рот побольше слюней, предварительно ее в кустах накопив, и со всей силы плюнула в Альку. Она еще раз выругалась ну совсем нецензурно, даже не матом, а еще хуже, я по соображениям цензуры даже сокращенно это не привожу. Тут вдруг какие-то  дяденьки во двор зашли и стали у нас про собрание спрашивать. Это нас и спасло: Алька, видно,  подумала, что нагрянула полиция по вызову, и исчезла незаметно. Не забыла еще родину и родную милицию! К тому же непорядочно кинула  на поле боя  своих двух бойцов – малявок. Мы с Аньеской их обратно в зал  проводили, ну туда, где еще закуски остались, сказали:  поешьте хоть немножко-то после такой утомительной битвы народов. Они с устатку сразу на пирожные набросились. Все это произошло годика 2 назад. С Алькой мы так вот буквально и расплевались, больше я ее никогда не видела, даже случайно на улице, хотя тетю Лидочку видела, она говорит, что все у них в порядке, уже 10-летняя карта есть, после которой можно от Жан-Пьера уходить. Вроде бы по слухам они это и сделали недавно. Но характеры продолжают проверять, только теперь на разных квартирах.

У меня все-таки история с Алькой не выходит из головы. Я посоветовалась недавно на эту тему с Лиль Ванной. Она привела слова какого-то философа, я сразу забыла, какого, но смысл в том, что сначала ты терпишь, потом жалеешь, а потом впитываешь. Речь вроде бы шла о вовлечении в преступные сообщества. И Лиль Ванна сказала, что Алька, видимо, еще в детстве попала под чье-то дурное влияние. А надо уметь вовремя  и твердо сказать «нет». Я обрадовалась, что не впитала Алькины матерные слова. А Лиль Ванна мне: смотри за собой, а не за другими, тогда не впитаешь. А чтобы Альку забыть, прости ей все, хотя бы мысленно отпусти. И пообещала нам когда-нибудь Достоевского почитать, «Неточку Незванову», там  тоже девочки целуются. Я сразу их представила в таких розовых платьицах старинных, ведь Достоевский давно жил.

Вот и отец Димитрий говорит, что надо молиться «об избавлении от многих и лютых воспоминаний». Я его спросила, должна ли я была дальше терпеть Алькины выходки, ведь в христианстве главное – терпение. А он мне: это только у Господа чаша терпения безгранична, а у нас нет. Главное, в чем надо хранить терпение, - это в несении своего креста. У каждого свой крест. Я тут же подумала про мамочку, что Жульен теперь ее крест. А Алевтина – вряд ли мой крест. Ведь говорит апостол Павел: от хама уйди. И я уже от себя подумала: да, уйди, иначе чашу терпения будешь расходовать на хама, а не на крест, который должен быть крупным, а не таким мелким, как Алька. Я должна была от нее уйти, так говорит отец Димитрий, но без драки, а со смиренной  улыбкой. И должна теперь молиться, чтобы ее Господь образумил.

 

 

Глава 7

 

3 января 2007 г.

 

Ой, как давно я не писала! Прямо по Гоголю: «Как давно я не брал в руки шашек!» За прошедшее время появились блоги, я, конечно, вместе со всем французским народом, тоже не чужда им. Завела блог и быстро подверглась критике каких-то непонятных типов, которые весьма двусмысленно отзываются о моей внешности.  Заткнитесь, типчики. За 2 отчетных года я выросла на 17 см. А на фотке это не видно. У меня даже  болезнь роста врачи констатируют. Мама, правда, ее аттестует как воспаление хитрости, но она меня вообще никогда не понимает. Полное отсутствие коммуникации. Она-то постарела на 2 года, уже под 40, а я за это время превратилась в классную стильную девицу, ноги не совсем от ушей, но очень длинные, еще у меня в активе большие зеленые глаза женщины-вамп. Если мне немножко укоротить нос-рубильник, подкрасить волосы в модный огненный цвет несмываемой краской с желтыми полосами, еще удлинить ноги и подкоротить руки, подкорректировать овал лица, брови сделать в одну изогнутую черную линию и типа соболиных как у папы, губы утолстить тоже как у папы, а щеки натурально подрумянить, талию сделать тонкую, как у той бабушки Катрин, дай Бог ей здоровья и хорошего жениха, то хоть завтра на подиум.

Но хотя нос пока такой же длинный и так далее, я все-таки себе положительно нравлюсь и ловлю на себе восхищенные взгляды прохожих, когда вместе с Валентиной иду в субботу вечером по старому центру Марсели, облизывая глазами витрины. Их только глазами и облизывать, увы мне! Денег у нас по-прежнему нет. В остальном серьезные изменения.

Мы с мамой получили 10-летнюю карту, для меня лично это карта свободного перемещения по европам вплоть до 2016  г. Мама говорит, можно бы еще и французское гражданство, как у Вальки с ее мамой тетей тоже Лидой и даже как у Алькиной тети Лидочки, те допроверялись до того, что получили гражданство. Но мама говорит, сил терпеть уже нет жульеновы штучки-дрючки, нехай-пущай с этим гражданством, проживем как-нибудь.

«Как-нибудь» - это по-прежнему любимое ключевое слово русских граждан здесь, но я уже не бегу сломя от радости голову, услышав русскую речь. Перетопчутся. Предпочитаю теперь общаться с французами и даже с Валентиной говорю по-французски. По-русски говорю только на уроке у Лиль Ванны (она недовольна, что с акцентом) и с мамой. Что свидетельствует о моих недюжинных способностях к языкам. Не будь их, я бы вообще не говорила по-русски. Это здесь самый распространенный случай. А я еще и читаю и пишу по-русски, что проходит по разряду особых доблестей. «Проходить по разряду»... мне нравится это словосочетание.

«А я, между прочим, академик, прохожу по разряду российской словесности», - говаривал писатель Бунин шоферу в парижском такси. Это нам Лиль Ванна такой анекдот рассказала на уроке, но это, кстати, быль. Едет Бунин в такси и ругается громко и грубо на какую-то тетеньку писательницу, кажется, ее фамилия Гиппиус, а шофер вдруг оборачивается и по-русски его спрашивает: «А вы случайно не по морскому делу специалист?» Бунин обиделся и говорит водителю: «Нет, ни по какому ни по морскому. Я академик». А водитель ему: «По морскому делу академик?» А он водителю: «Нет. По классу изящной словесности». А водитель ему: «Оно и видно, что по изящной словесности». И едут дальше. Только Бунин уже не ругается.

Лиль Ванна нам задает очень много читать русских классиков. Но никто их не читает, и группа наша стала совсем маленькой – всего 4 человека.  По-русски мы вообще почти не читаем, разве что Гарри Потера и Дарью Донцову. Увы, звезда Дарьи Донцовой закатывается, но я бы этого не хотела. Как она собак любит! Они у нее настоящие персонажи посильнее людей!

Народ еще переключился на Пауло Коэльо, он, говорят, в Париже живет, а по городам Франции ездит делать дарственные надписи. Мы с Валентиной как-то отстояли почти 2 часа  перед книжным магазином «Саурампс», чтобы заполучить подпись Коэльо на книжках, которые у нас и так уже были, притом довольно потрепанные. Валька их читала, я нет. Коэльо в холле магазина сидит, окруженный толпой и весь в мыле. Симпатичный такой старикан с козлиной бородкой. И мне было лениво еще 2 часа стоять перед стеклом и ждать, очередь впереди была невообразимая, дай-ка, думаю, проделаю эксперимент. Но Вальку не взяла, я еще пока иногда думаю о ней,  как в старину наши предки на войне думали: «Пойду ли я с этим челом в разведку»? Пошла одна, народ расталкиваю, нагло прямиком к Коэльо и шварк ему на столик книжку, приговаривая: «Моего папу тоже Павлом зовут, распишитесь вот здесь, а меня Юлей зовут». Коэльо весь засиял - заулыбался, сразу видно - писатель, любящий своих читателей, ради них и живет и пишет, хоть и не все его читают. Нам Лиль Ванна так и говорит: сейчас  никто не читает, все пишут. И вот мне Коэльо говорит приветливо: значит, ты почти что дочка мне, и витиевато-мудрено пишет посвящение мне в эту задрипанную книжицу. А я мимо Вальки потом гордо прохожу и говорю: «Вот еще один папик выискался  - Паоло Коэльо». А она мне: «Папик? Ну-ка я у него спрошу, есть ли у него дети».

Да что спрашивать про детей, если кругом familles, у писателей тем более. Мама ушла от Жульена и пустилась во все тяжкие. Вернее сказать, не ушла от него, а ушла его, как моя баба Люда говорит, когда рассказывает о своей жизни. Типа меня отсюдова ушли, меня оттудова ушли. То есть она работала в каких-то органах и ее периодически уходили. Видимо, такие органы особые.

Итак, Жульен и мама. Во-первых, нам надоело терпеть его иждивенчество и его Латифу, с которой мама, кстати, познакомилась и с удивлением обнаружила, что та не такая уж уродка и не такая старая, всего на 10 лет старше мамы. Только вот она наполовину негритянка, а у негров морщин не бывает, у них кожа очень толстая. Они всегда молодые на вид. Мама ей честно сказала: «У нас больше нет денег, и ребенка надо кормить».

А Латифа ей: «У меня их пятеро, и все от разных мужчин, понемножку их все пятеро пап и кормят».

«Вам крупно повезло», - вставила ремарку моя ядовитая маменька.

А Латифа парирует: «Жульена я вам обратно возвращаю. Непостоянный он. Уже с моей сводной сестрой из Марокко познакомился по интернету и в гости к ней собирается. Но я против. Вы ему денег на дорогу в Марокко не давайте».

И улыбается хитро. Арабы вообще люди в основном веселые. Но мама, напротив, духом пала совсем: к Латифе она уже по-своему привыкла и теперь придется к ее сводной сестре привыкать. И выставила мама жульеновы манатки за порог. Во Франции это безопасно делать, никто не украдет. Он рыдал, валялся у нее в ногах, просил его оставить в этой квартире, тем более она точно его. Мы даже с ним вдвоем один раз плакали, когда мама ушла на свою новую работу и дала ему 12 часов на размышления. У нее работа посменная, по 12 часов смена - ночным сторожем. Мама, конечно,  всем говорит, что она учитель музыки, и я вслед за ней тоже. Это только Жульен знает, он ей эту работу нашел по великому французскому блату, еще мама обижалась: «Что же ты сам на эту работу не идешь, там в основном мужчины работают».

Короче, остались мы с ним вдвоем и каждый о своем плакал. Каждый вспоминал своего Базиля. Потом уселись молча за наш компьютер, голливудский видик посмотрели.  Говорить нам с ним было не о чем. Жаль, что так сложилось, ведь вообще-то с ним можно очень интересно беседовать: о психологии (его специальность), об инопланетянах и о масонских ложах. Последние две просто его любимейшие темы. Масоны его к себе неоднократно звали, инопланетяне, правда, не звали. Но он боится, что скоро позовут.

Компьютер Жюльен мне благородно оставил, уходя. Мне кажется, зря мама с ним так резко расплевалась, ведь он ее снова, по его словам, полюбил. «Но теперь уже без взаимности», - резко отрубила мать. Язык у нее что бритва, как баба Люда  неоднократно подчеркивала. Баба Люда вообще любит слова подчеркивать.

 

4 января 2007 г.

 

Потом мы переехали в город-спутник Марселя Мариньян, который и есть типично буржуазный город, точка! Там маме хозяйка гостиницы, в которой мама работает, жилье сдает. Недорого. В обмен на это хозяйка платит ей на работе по-черному, а не по-белому.  Мама по 12 часов дежурит в гостинице, спать ей ни минутки категорически нельзя, надо за всеми постояльцами и за приборами следить. Приборы ломаются, постояльцы дебоширят. Приборы хорошо если через неделю починят, а постояльцев уж не исправишь. Это ведь социальная гостиница - для беженцев. Все они из несчастных стран, понаехали тут, хоть Франция и не резиновая. Не всем же так везет, как нам с Лемерсьерами, дай Бог им здоровья.

 

11 января 2007 г.

 

Точно не знаю, но мне кажется, что маменька уже по рукам мужчин пошла. Вся в поиске. Да и как такую красивую роковую женщину с рук на руки не передать, тем более если она в поиске. Тех галльских петухов, которые у нее после Жульена были, я опускаю, это особые истории, которые я уже забыла, потому что не записывала их. Да и с Жульеном они еще не развелись, во Франции это дело долгое, не то, что в России. Кстати, бедный мой папик еще раз закодировался, притом характерно, что не у врача, а у какой-то бабки, чтобы деньги сэкономить. Его тетя Марина на этот раз выручила. У нее муж-олигарх из Москвы вдруг резко покатил опять на Майами позагорать годков на пять; тетя Марина перестала своего олигарха бояться и снова к папе хочет переехать, субсидировав предварительно его поход на второе кодирование. Хороша тетя Марина, не послушала отца Леонида, правда, она в церкви только на пасху бывает.

А папенька-то мой из экономии денег пошел прямиком к бабке-шептунье , и она его так закодировала, что он теперь всех и вся боится , никого на порог к себе не пускает, даже тетю Марину и бабу Люду. Папик и на телефонные звонки не отвечает, хотя я ему все время на автоответчик посылаю сообщения, что я его по-прежнему люблю. И даже больше прежнего. Интересно мне, что тетя Марина его тоже сильнее прежнего любит, над чем потешается злорадно (якобы!) весь Курск. А она из-за него даже работу потеряла, потому что олигарх ее театр уже не содержит, и ей там нет  платной ставки, а за бесплатно играй, пожалуйста, хоть всех «Красных дьяволят» подряд. Однако  бесплатно только во Франции артисты играют, классно играют, сама видела, хотя и непрерывно при этом бастуют, требуя повышения зарплаты. Но с нуля ведь легче повысить!

Тетя Марина подрабатывает иногда на свадьбах. Говорят, она тамада бесподобный, но свадьбы ведь не каждый день. То есть, конечно, каждый день на самом деле, ведь жизнь продолжается, люди хотят любить, венчаться (не век же по рукам ходить), рожать детей, забыть эту кощунственную фразу – про нищету. Но тетю Марину приглашают не каждый день, потому что еще много других артистов и известных всему миру участников КВН имеется для таких ролей.

 

1 февраля  2007 г.

 

Отец Димитрий один раз на исповеди сказал, что я должна за отца молиться всегда, даже если вижу его неправоту. Он мне также сказал, что по-христиански пьянство супруга  не является основанием для развода, а только измена. «Ну так они же оба друг другу изменяли!» - возразила я. А он тогда ответил, что, мол, сейчас идет пост, за чужими грехами не следим, свои замаливаем. Тем более за родительскими не следим, только молимся. Кстати, кодировать нашу бессмертную, Богом данную душу нельзя, так он сказал.

 

1 марта 2007 г.

 

Но этот разговор был давно, уж не помню когда. А потом мы с отцом Димитрием совсем расплевались! И я перестала ходить в церковь. Процесс расплевывания был еще круче, чем с Алькой. К тому же, я одна осталась, брошенная мамой. Пришел такой момент в наших отношениях, что говорить маме о том, что у нее есть ребенок  и на нем надо бы сосредоточиться, стало ну абсолютно бесполезно. У нее теперь есть дядя Виктор, из-за которого она меня частенько бросает, уезжая к нему в Париж или на его дайвинги-серфинги.

Вот и посмотрим, что за человек этот Виктор. Во-первых, имя. Есть такая наука про имена, я забыла ее название, надо у Вальки спросить. И по христианству тоже у имен есть смысл. Нам Лиль Ванна рассказывала, что русский священник Павел Флоренский очень интересно про имена писал. Он потом в Гулаге погиб, наверное, в том самом, о котором эта бабушка Катрин все время говорит. А Виктор означает «победитель». Виктор, он и в Африке победитель. Может быть, он видит свое предназначение побеждать во всем, но так не бывает, следовательно (следственно, как говорится  в «Герое нашего времени»,  нам Лиль  Ванна читала, и мне это слово понравилось), следственно, это гордыня. Горделивые люди часто имеют особый шарм, если, разумеется, их гордыня умеренная. У Виктора шарм точно есть, не меньше, чем у моего папы, они даже в чем-то похожи, но мой папик имеет более правильные черты лица. Интересно, что они все трое, включая маму,  почти полные ровесники. Валька говорит, что надо в гороскоп посмотреть, но я против, нам еще в воскресной школе в Курске говорили, что нельзя. Гороскоп — это язычество! Наверное...

Еще бросается в глаза, что Виктор полная противоположность Жульену, не бугай и поперек комнаты не лежит, а, наоборот, постоянно двигается в темпе вальса и иногда фокстрота. Очень часто маму берет за талию, как в танго, тогда она сразу принимает горизонтальную позицию. Не подумайте, тут  нет ничего плохого, она так с ним всюду: и на людях, и в нашей квартире, и в ресторанах, куда он нас постоянно водит, коли уж приехал в Марсель из Парижу своего. Эта сладкая парочка смотрится прекрасно. В нашей ассоциации даже шепчутся, что они самая красивая парочка Марселя.

Меня Виктор любит слегка (впрочем, высокомерно) поучать:  тебе, дескать, тоже надо танго танцевать, но главное в твои годы капитальных глупостей не наделать, с мальчиками лишнего не замутить, все равно ничего хорошего в твои годы еще не будет, с наркоманами и алкоголиками не связываться, в секты не вступать. Голос у него четкий, командный, бодрый, хорошо слышно даже по мобильнику, если в трамвае едешь и связь плохая.

А как он с мамой  познакомился? Вот слушайте. Не помню уж, когда это было. Короче, мама все работу по специальности ищет. И познакомилась она с некоей тетей Клэр из мэрии. Она наполовину русская, из второго поколения эмигрантов, но русский совсем не знает. И эта Клэр ей говорит: работу я вам искать не буду, я русских принципиально не протежирую, у меня два русских мужа было, оба люди очень тяжелые и стопроцентно безответственные, вообще с русскими только свяжись, ну с теми, которые из России понаехали тут, пожалеешь на сто рядов. Но могу вам как педагогу одного больного мальчика порекомендовать. Он из очень богатой семьи, его родители всех  музыкотерапевтов перепробовали, может быть, у вас получится его вылечить музыкой или хотя бы немножко сдвинуть с мертвой точки. Платить они будут хорошо, я думаю, сказала она напоследок. «А я за деньгами не гоняюсь, вы ж меня знаете», - мамашенька ей.

 

5 марта 2007 г.

 

Приходит мамаша к ним в дом, по наводке этой Клэр из мэрии, а там, оказывается, мама-одиночка с сыном 12 лет, кстати, полным аутистом, то есть он вроде бы умный, не дебил, но ни с кем в контакт не вступает. Его и так и эдак пробовали разговорить. Он,  как собака, как Вася мой незабвенный, все понимает, но ничего не говорит. Это все следствие того, что его маменька Натали имела склонность к суициду, еще когда мальчика носила в утробе. И имеет даже сейчас, когда вся в золоте и шоколаде купается.  Ее часто в токсикологический центр отвозят, то одно зелье примет, то другое. Или вены себе надрежет. Когда моя матушка в первый день знакомства все свои перипетии рассказала (опять же признак инфантильной личности, замечу в скобках), та так душевно ее выслушала, глаза огромные еще больше увеличились, и слабым сдавленным голосом она спросила: «И вы, Саша,  ни разу на себя руки не наложили, ну вот хоть чуть-чуть?»

 

16 марта  2007 г.

 

Ну вот, значит, долго ли коротко, стала маманя с больным мальчиком  заниматься, сама прямо как на крыльях летает, все-таки работа по специальности. Или не по специальности? У нее уже пальцы не так гнутся, отвыкла за 5 лет, тушэ она уже почти утратила, да и музыкотерапию она конкретно не изучала, иначе не являлась бы миру такая нервная. Итак, занимается она с Полем (так мальчика зовут, папин тезка и тезка Коэльо), Натали ей исправно денежки платит, а мальчик  все равно молчит как партизан. Никакого толку!

А тут еще мамаша Натали загремела с очередной попыткой суицида в токсикологический центр. Придя на очередной урок, моя маменька обнаружила, что Натали бледна как смерть и глотает какие-то цветные таблетки из коробки с красной полосой. Потом падает как подкошенная на ковер, и от озноба бьет ее всю. Мать в этот же ковер ее заворачивает, чтобы не холодно было,  и в токсикологический центр звонит (Натальины родители бумажку с телефоном в холле квартиры специально повесили). Санитары, правда, приехали не очень быстро. Якобы из-за пробок в центре города.  Натали маленькая, легкая, как птичка колибри, санитары ее махом на носилки погрузили, а мамашка моя рядом с носилками бежит, кричит им: смотрите, ножка у нее свисает, не повредите, мол, ножку, видите, какая пациентка вся хрупкая и маленькая. Санитары ничего не поняли, вообще ее не слушали, им лишь бы успеть, да и носилки у них во Франции очень удобные для таких случаев, с бортами. Меня там не было, но я так и вижу свою беспокойную мамашку и слышу ее крики: ой, только ножку не повредите!

 Сбежались тут все Натальины родственники, это как раз полнолуние было, а в полнолуние с ней это чаще происходит. Ввечеру приехал, как всегда в таких случаях, из Парижа отец Поля, он ей не муж был, именно просто отец этого ребенка. И что вы думаете, как звали отца этого ребенка? Угадали. Виктор. Матушка почему-то не сразу из Натальиной квартиры ушла, как будто бы дожидалась кого. Хотя уже давно надо было дома быть и меня кормить ужином. А мать моя стоит у них в квартире как вкопанная рядом с роялем и на рояль этот смотрит. Виктор подошел к ней и к роялю этому, познакомился с ней, протянув ей руку, потом встал в танцевальную позу, как бы приглашая ее к танцу (он, наверное,  так очередной стресс снимал), то ли к танго, то ли к фокстроту, и стали они танцевать. Не подумайте чего плохого, это было на глазах у всей толпы родственников, ждавших сообщения от врачей. Вернее, уже дождавшихся: они уже знали, что Натали спасли и что ей положен, как всегда, длительный курс дезинтоксикации в больничке-то этой. Потом родственнички все свинтили из квартиры, бросив укоризненный взгляд на Виктора и маму.

Мама почему-то для вида продолжила и закончила урок для Поля (говорит, чтобы мальчик чувствовал себя как ни в чем ни бывало). Виктор в это время вызвал двух гувернанток Поля – старую и молодую. И когда они пришли, мама с Виктором продолжили свой танец уже на улице, прямо под их окнами, на эспланаде Шарля де Голля, недалеко от тех трех граций,  где нам  с мамой Жульен еще в 2001 г. свидание назначил, только я забыла уже, на какое время, все равно проехали уже давно! На этой эспланаде вечное лето стоит, и самые крутые танцуют танго здесь круглосуточно и круглогодично. Но Жульен танцевать не умел,  а Виктор просто жил танцем, равно как горными лыжами, серфингом, дайвингом и еще чем-то трудно выговариваемым спортивным. Ему надо постоянно двигаться, у него какая-то болезнь сердца очень серьезная, он может умереть в любую минуту. И Виктор  на десятый день их бурного романа (заметьте! на десятый! это существенный признак зрелости личности) маме сказал, что ему дана эта болезнь за то.  Ну, прямо как Жульен, которому инвалидность тоже дана за то.

 

17 марта 2007 г.

 

Короче, Виктор на этой Натали не хотел жениться, и Поля они случайно и необдуманно зачали. Он вообще не хотел ни на ком жениться. Он ей просто предлагал так пожить, от отцовства не отказывался. Мол, буду вас кормить-поить, денег у меня немерено. Во Франции вообще сейчас более половины детей вне официального брака рождаются, эка беда. Нам на обществоведении говорили. Говорил мсье Гартман, наш обществовед, который очень обидно называет меня поверхностной девочкой. Это мы еще посмотрим. Мне-то кажется, я вообще очень хорошо в обществоведении разбираюсь, за первые 15 лет жизни уже в 2 обществах пожила, еще не такие виды видала.

И вроде бы родственники Натали с этим соглашались, ну те, которые теперь  в ее дом сбежались узнавать известия от врачей из токсикологического центра. И Натали тоже спокойно соглашалась. Но ей постоянно во время беременности что-то мерещилось, ну типа что на Викторе другие девушки виснут и вообще что он не будет содержать ее ребеночка. Сама-то она из скромной семьи. Хотя... ей бы тогда пособие платили. Как матери-одиночке. Франция – страна пособий. Поэтому у них и дети рождаются.  А Виктор ей все равно в 10 раз больше, чем пособие, ежемесячно платит.

Короче, за время беременности несколько попыток суицида у Натали было, но без ядов, просто руки себе резала бритвой в ванне. И сам Виктор ее несколько раз спасал, тем более ее легко тащить из ванны на руках, она легонькая как пушинка. Даже вместе с малышиком внутри, с Полем. А жениться все равно не захотел. Такие люди видят на сто шагов вперед. Он сообразил, что его предприятие, а также виноградники и дома его родителей здоровому потомку не перейдут в наследство. Этот потомок будет больным.  А ему нужен здоровый. И нужно искать другую женщину для зачатия. Конечно, на него вся родня Натали за это осуждающе воззрилась, хотя он содержит ее по полной программе и даже приставил к Натали сиделку. Что касается его образования, то в этом пункте анкеты он даже пальцы не загибает, как другие маменькины женихи, образования у него особого нет, он даже лицей не закончил. Про Сорбонну вообще помолчим. Но он смолоду сколотил какую-то собственную контору типа «Рога и копыта», точнее что-то вроде «Окна-двери», изготавливаем- ремонтируем. А про образование сказал, что  сильно умные и образованные вот так поперек комнаты на ковре лежат, как Жульен, а работа валяется под ногами, только успевай подбирать. Правда, маме он ничего в Париже так и не подобрал. И что интересно, хоть он и погрузился с горя полностью в работу, девушки на нем постоянно висли и тоже все через одну хотели иной раз покончить с собой. Французские женщины вообще волевых мужчин любят, а потом, пострадав от этой чужой мужской воли, сводят счеты с жизнью. Глупые! Я так никогда не сделаю. Пусть хоть 10 Викторов мне обещали жениться и не женятся. Сильная воля у меня, а не у них. «Обещать не жениться», как говорит баба Люда. Вроде на ней тоже кто-то обещал жениться, но русские девчата  от этого не падают из окна.

Маме Виктор на 15-й день знакомства (обратите внимание на зрелость  его личности) сказал, что такой сильной любви в его жизни  никогда не было. И хотя мама это уже слышала неоднократно от мужчин разных национальностей, она над его словами призадумалась и сказала себе (как я догадываюсь): в этом есть какой-то особый смысл.

 

 

Глава 8

 

18 марта 2007.

 

И особый смысл в этом правда был. Этот Виктор жалел и кусал локти, что родил только одного ребенка. А нужно было еще. Он даже жалел сначала, что не родил от Натали второго ребенка, ведь она доказала свою способность рожать сыновей. Виктор был по происхождению иудей, но от иудаизма ушел (точно не знаю, куда, знаю только, что не в православие и не в ислам), но согласно религиозному воспитанию своему считал, что главное иметь сыновей. А недавно врачи ему сказали, что вероятность зачатия у него  не особо-то большая. Посмотрели какой-то его анализ чего-то с чем-то. И он сделал вывод, что рожать нового ребенка надо от той женщины, которая и так уже имеет  ребенка. И он еще хотел ребенка белой расы, чтобы был похож на него, а не на китайца и не на негра. То есть матушка моя его по всем параметрам устраивала, особенно, согласно  моим догадкам, ее белая, светящаяся матовым светом кожа. Не от Латифы же рожать. Хотя он не расист. А какой еврей может быть расистом? Правда, один арабский пацан у нас на весь двор громко кричал, что сионизм — это расизм под голубой звездой.  Приехала полиция, только он свои полтора часа уже прокричал.

Но, все-таки говорил Виктор, мне надо, чтобы ребенок был похож на меня, а не на китайца. Кстати, Виктор на еврея совсем не похож, он похож чем-то на моего папу, кажется, я здесь об этом уже писала, но могу и повторить, коли я об этом часто думаю.  Короче, мой папа все-таки лучше. Но главное, что от их связи (мама + Виктор = любовь, как на стене пишут) может родиться ребенок, похожий на меня. Я то соглашаюсь с этим, то возражаю мысленно.

Короче, замутили они с матушкой любовь по полной программе, матушка мне впервые говорит, что таких чувств она вовсе за жизнь еще не испытывала. Охотно верю. Она даже прекратила с подружками общаться на тему галльских петухов и русских ванек.   Она вообще прекратила с ними тесно общаться, но не сразу.

Тут я призадумалась не на шутку. И матушке не мешало бы призадуматься. Иначе она рискует превратиться в ходячее доказательство максимы: «Если захочет Бог наказать, то отнимет прежде всего разум».

Ну, например, такой факт. Этот Виктор отчаянный, не знает, что такое страх, да еще и матушку подначивает. Со мной такие штучки не прошли, и он махнул на меня рукой, хотя отдых мой оплачивает полностью. Скажем, побывали мы недавно в Альпах, в Савойе. Такой красотищи я никогда не видела и такого счастья не испытывала. Хотя снегу этой зимой выпало мало, Виктор все равно заранее заказал тренера, который  нас с матушкой учил технике горных лыж. А потом они оба требовали, чтобы мы прыгали чуть не вниз головой с конкретной горы. Я дала Виктору строгий отпор в его происках, а матушка, напротив, так расстаралась, что виртуозно и почти буквально съехала вниз головой по извилистой дороге («писте»), при этом издалека была похожа на чемпионку зимних Олимпийских игр  Катрин Сове.

Чего не сделаешь ради любимого мужчины! Особенно если на горные лыжи встанешь первый раз в 38 лет. Мать-то и на обыкновенных не ходила в Курске! «Мне открылся другой мир», - мечтательно говорила матушка и была счастлива и весела, хотя похудела на 7 кило.

- Тебе идет, - замечал Виктор. - Так больше вероятность забеременеть. Женшины-нормостеники беременеют чаще, чем худые и толстые.

Вообще про будущую беременность матушки они говорили постоянно, за исключением тех случаев, когда занимались дайвингом и серфингом и боулингом и горными лыжами. Но я с ними на эти мероприятия не ездила, пусть без меня себе шеи ломают. И поэтому часто оставалась одна. И мне это нравилось.  Я и вправду повзрослела. Во-первых, можно хоть что врубить по телику. Никто тебе не стоит над душой и не запрещает. Но лучше врубить по MSN и там сидеть часами, а то и днями. Я могу и с двадцатью переписываться одновременно, поэтому встречи на дому с подружками отменяются, ведь перед MSN не обязательно  убирать квартиру и носиться с сумками, выбирая угощения для гостей. Гости вот они,  на экране.  И они даже красивее, чем по жизни.  Во-вторых...

Ой, я забыла рассказать, почему я ушла из церкви.

 

19 марта 2008 г.

 

Итак, в 2006 г. мы с моей новой подружкой Валентиной завели блог. Каждая свой, естественно. А какой характер у Валентины, знаете ли вы? Валентина тихоня и незлобивая, похожая в этом на Аньеску, с которой мы к тому времени уже раздружились (она опять осталась на второй год), однако Валентина выгодно отличается от Аньески по критерию интеллекта. Она тогда уже почитывала философов, хотя возрастом младше меня на год. А я их и сейчас не читаю, не могу сосредоточиться. Что-то мне мешает: то про нашу странную жизнь думу думаю, то про маму с ее проблемами и неумением думать, что само по себе есть наказание Господне. Выходит, что я думаю и за себя и за того парня. Некоторые рожают детей за того парня, а я за того парня думаю. Иногда тот парень принимает обличье моего папы, хотя направление его мыслей мне совсем неведомо. Мы совсем не общаемся уже несколько лет. Ужас! И ни мама, ни папа никогда философами не были, хотя не мешало бы.

Короче, Валентина выкатила на свой блог цитату из Ницше. Сначала она написала что-то вроде того, что Ницше положил начало философии жизни (это она в журнале вычитала), а потом его фотопортрет подвесила с цитаткой «Бог мертв!» Она мне тогда только про него и говорила, говорила что-то непонятное,  я усвоила  только слова: «есть высшая каста и серость, я хочу войти в первую категорию, у меня есть для этого все данные, и вообще я Ницше элементарно обожаю, он бесподобен!». Она тогда еще по-русски со мной говорила, и я спокойно себе подумала: обожай-обожай, раз ты такая умная, а где уж нам чай пить с умными. Мы с ней только кока-колу пили, хотя мне мама ее запрещает пить. А Валькина мать тетя Лида ей вообще ничего не запрещает, молодец.

На наши блоги постоянно заходили эти ребятишки из той большой семьи православной, хотя им вроде родители запрещают висеть в Интернете, но они хитрые, тайком висят, повиснут и висят, как мыши в чулане, притом по очереди. И эти классные ребятишки по-шустрому сообщили своей бабе Нине, что Валька занимается сатанизмом.  Валька в своем блоге кофточку еще на себя нацепила с изображением черепа, кофтенка у нас одна на двоих, мы за ней специально слазили в некий специфический бутик на дальней окраине Марселя и купили одну на двоих маечку по 35 евро. Бутик торгует логотипами всяких рок-певцов. Если нам нужно было какого-нибудь парня склеить, то мы одевали эту маечку с черепом по очереди, конечно, но мы еще реально никого не склеили, мы элементарно просто не могли на это решиться, опасались, короче, тем более мне постоянно Виктор эту песню пел: с мальчиками не связывайся! И мамашка ему подпевала.  Кстати, в этом они правы. Я просто нутром чувствую, какие сложные эти отношения в сексе, ну просто война полов, а мы с Валькой девчонки вообще-то мирные, настоящие люди доброй воли.

Ну и вот, пошли мы вчетвером в церковь, но нам с Валентиной уже не хотелось, наверное, предчувствовали беду. Впрочем, нам уже давно не хотелось. И мамашки-то для близира туда забегали, вроде того дяди Роберта, поставят свечку и дальше бежать по жизни. Причащаться им нельзя было. Раз они обе без штампика в паспорте с мужчинами близки. И в этот раз Валькина мать тетя Лида вообще на середине литургии на улицу вышла покурить. Она еще пачку не достала, как баба Нина за ней устремилась и давай на всю улицу кричать: «Вы уже уходите, Лидочка вы моя? Я вам хочу кое-что сказать напоследок». Тут на скандальные такие крики ее (честно сказать, для нее необычные, она бабулька воспитанная, сама педагог) выбежали мы все.  Мать мне дала знак отстать, мы отстали, но я все слышала (Валька нет, она вообще не слухач). И что же эта баба Нина вещает?

- Вы, деточки мои Сашенька и Лидочка, послушайте меня и на меня не обижайтесь.  Ваша Валя в тенетах сатанинских, на нее напали бесы. Если вы думаете, что это так просто пройдет, то вы ошибаетесь! Эти секты сатанинские буквально повсюду, почитайте газеты. И в России, и в США, и здесь тоже. Вдумайтесь: ваша дочечка ходит в церковь, а в другом месте будет читать «Отче наш» наоборот.

На эти происки ей тетя Лида с таким большим достоинством отвечает: «Да успокойтесь вы, Нина». Без отчества ее кличет, здесь уже давно отчества отмерли, даже в русской среде, и правильно! Хотя эта баба Нина уже совсем старушенция древняя, где-то в районе 60.  Давно пора по отчеству величать-звать.

- Все-то вам чудится, Нина, и Валю мою не обижайте, в этом возрасте они такие ранимые, - тетя Лида ей. Что характерно, она Вальку никогда в обиду не даст.

- Вот именно, ранимые! Я вам это как  многодетная  мать говорю, и как педагог тоже!

Кстати, педагог она советского розливу, чем безмерно кичится. А во Франции такие дипломы не ценятся, вот она весь век в домохозяйках и просидела. Но что-то я растекаюсь  мыслию по древу, как эта самая баба Нина. А та бежит за нами на своих коротеньких ножках, у нее и так рост метр с кепкой, тем более она всегда косынку носит, а не кепку. Мама с тетей Лидой демонстративно от нее отвернулись, а она им вслед кричит на всю улицу: «Да в сатанизме все перевернуто вверх дном: христианский дьявол - это  бог сатанистов, христианские добродетели трактуются как пороки, а пороки, наоборот, как добродетели, и сатана сильнее всех, и каждый сам себе бог!» Как в советской школе у доски урок читает. Ну, читай, читай, Нина как там тебя по батюшке.

Тетя Лида и маманька ускорились  и вообще наутек от нее. А она - не тут-то было - за ними, она сама нам говорила, что в СССР у нее был третий разряд по лыжам. От церкви к старому ботаническому саду ведет красивая узкая старинная улочка рю Вольтер; кстати, Вольтер тоже против Бога был. И в конце этой улочки, в непосредственной близости  от ботанического сада, ресторан «Павлик» недавно открылся, мы еще с мамой туда собирались, мама говорила, покажем твой документ, что папа у нас тоже Павлик, и нас тогда со скидкой обслужат. Короче, сообразили мы в этот ресторан ворваться под видом что кушать хотим, несмотря на то, что денег у нас в тот момент ну совсем не было. А баба Нина дверь в ресторан так резко распахнула и кричит:

- А вы знаете, что в 1910 г. еще при царе, в Петербурге была открыта сатанинская ложа «Люцифер», и в нее входили поэты и писатели, связанные с декадансом?

Официанты на матушку воззрились, хотя по-русски, конечно же, ни в зуб ногой. Мы в ужасе поняли, что ресторан не русский и нам никакой скидки не будет, что меньше 50 евро не истратим. А баба Нина продолжает, уже перед официантами жестикулируя, прямо хоть сейчас указку ей в руку:

- И туда входили знаменитые поэты Брюсов, Блок, Андрей Белый. Они были гении, но посмотрите, как они мало прожили!  А сейчас, сейчас! Сколько самоубийств среди молодежи из-за этих сатанинских культов! Но самое страшное, это медленное самоубийство. Это  постепенное, шаг за шагом, умерщвление Божественного в нас.

Баба Нина вроде как извинительно официанту молоденькому криво-нервно улыбнулась, типа извинялась за свои душеспасительные беседы, и сказала по-французски: «Suicide». Но официанты-то люди привычные, они еще не такие виды видали и не такие речи слыхивали. Они уже меню нам спокойно подсовывают, дескать, выбирайте скорее.

 

20 марта 2007 г.

 

Я начинаю издевательски над бабой Ниной смеяться, чтобы она прекратила воображаемой указкой перед нашими носами размахивать. Здесь вам не тут, не советская школа. Тетя Лида меня поддержала и какое-то ей вполне уместное замечание сделала типа «уймитесь, мамаша». А баба Нина совсем в раж вошла, на меня глаза гневные перевела и как закричит на всю ивановскую:

- А ты, деточка Юленька, на своем блоге сатанинской маечкой хвасталась!

У меня сердце в пятки ушло и страшно, как птица, забилось. У меня на этом блоге еще не то есть! Выходит, эти стервозы ее внуки и на мой блог заходили и бабушке донесли. Не будет же старушенция сама по блогам лазить. Шпионы, блин, чекисты. Интересно, что я тогда этим дурацким словом «блин» и подумала! Ну, подумала, погодите у меня, блин. Но тут баба Нина на тетю Лиду глаза перевела, а та невозмутимо меню читает, будто вообще отсутствует.

- Вы, Лидочка  дорогая, хотите, чтобы дочечка  ваша в церковь ходила? А сами-то в брюках ходите в церковь, годится ли это? Господь должен видеть вас женшиной, а не мужчиной.

- У меня цистит, - невозмутимо так говорит тетя Лида, уткнувшись в меню. - А ваше здание очень холодное.

- Ну, так оденьте поверх брюк юбку, как Мария-Луиза всегда делает.

Мария-Луиза - это прихожанка нашей церкви, истовая такая. Всегда в юбке (даже если в брюках) и молится непрерывно. Французы если в православие ударяются, то уж по-настоящему, не то, что этот дядя Роберт: свечку поставит на бегу и дальше  к контрастным простыням.

- А я и не собираюсь больше в вашу церковь ходить, - спокойно так тетя Лида ее на место ставит, заказ официантам делает и отпускает их.

Молодец тетя Лида! И еще маме успела шепнуть, что в этот раз за всех заплатит. Баба Нина идет к двери, потом оборачивается в зал и всем громко говорит, даже тем, которые уже давно заказ сделали и жуют и пьют и в ус не дуют: «Извините меня». Потом «Excuse-moi» еще раз четко выговорила и «Au revoir» с русским прононсом, засим в дверях исчезла.

Нам уже горячее блюдо принесли, две штуки на четверых. Матушка бледная, испуганная сидит и приговаривает:

- Неудобно как-то с ней получилось, с Ниной-то Яковлевной. Может, ее надо было за стол посадить и тоже угостить. Ведь сколько раз она в гости нас звала и до отвалу   кормила. И как она вкусно готовит, она ведь монастырскую кухню назубок знает.

А тетя Лида в кошельке роется и насмешливо моей мамашке возражает:

- Да ладно тебе, Шурьзя, забей на нее, на дурочку полоумную. На всякий чих не наздравствуешься! Думай лучше, как французское гражданство получить. А то будто у тебя других забот нет.

И я про себя тоже думаю: готовит баба Нина и правда отменно. Но причем здесь это? И захотелось мне нанести решительный удар.

- Мать, - говорю, - как тебе не стыдно! Ты никогда меня, блин, не защитишь! - (Вот привяжется же это дурное слово к языку). - Меня поносят публично, а ты и ухом не ведешь.

А мать строго: «Погоди, мы еще с тобой отдельно разберемся!»

 

22             марта 2007 г.

 

Тогда мы вчетвером по-шустрому два блюда горячих разделили по-братски, потребили их и совсем понурые из ресторана вышли. Уложились, правда, в 48 евро, сославшись на то, что у меня папа Павлик. Скидку они нам сделали вроде. Но ничего   не проверяли, да все равно у меня свидетельства о рождении с собой не было. Однако потом нам сказали, что это не русский ресторан, это типа американского джаз-ресторана, здесь вечером музыка играет. А русских ресторанов здесь в Марселе не держат, невыгодно.  Выгоднее всего вообще даже не французская кухня и тем более не американская, а марокканская или китайская.

Но на этом эпопея  не закончилась. Она только разворачиваться начала! Я себе сразу сказала: пойду на все, но этим шпионам несдобровать. Первым делом в своем блоге всю эту ребятню бабы Нины таким утонченным французским матом покрыла (пришлось даже в классе проконсультироваться, мне по моему заказу слова на бумажке писали всю большую  перемену), правда, ругательски ругалась я без адреса,  без имен, употребила я при этом слово «certains». Типа, эти certains гнусным шпионством занимаются, КГБ и Гулаг, ну так Гулаг по ним плачет. И далее французский мат-перемат. Пусть они прочтут и подавятся своим шпионством. Кстати, точно подавились, быстренько с моего блога убрались, как будто и след простыл.

А мама последние дни совсем тихая и грустная стала, даже в чем-то депрессивная, и вдруг мне говорит: «Слушай, Юлия, покажи мне эту маечку». Покажи да покажи! «Перебьешься», - говорю. Майка как раз, к несчастью, у меня дома в шкафу была припрятана, хотя мы по переменке  ее с Валькой носили.

- Ах, ты еще грубить! Подружку нашла! - И даже дала мне легкого шлепка пониже спины, чуть не впервые со времен моего раннего детства.

- А ты силовые приемы применяешь! - Тут я дала ей такую затрещину по тому же месту, что она вскрикнула и оттолкнула меня. И стала   в шкафу  рыться в моих вещах. У меня, правда, там ничего опасного нет. Я не Алька. У нее тетя Лидочка год назад пачку  противозачаточных таблеток  обнаружила, это мне девочка одна рассказывала, которая с ней теперь дружит. Алька ей, как всегда, с ходу наврала, что это подружка здесь их хранит, чтобы у той мама не узнала. Тетя Лидочка ее тут же раскусила (да кто Альку не раскусит) и дала такую волю своим рукам, что она пару дней пластом лежала и в лицей  не могла ходить, хотя тетя Лидочка над ней нависала и приговаривала: беги быстро пулей к своей Дженифер и передай ей, что эти таблетки в вашем возрасте не помогают, все равно в подоле принесешь.

Вот тут, конечно, взрослые в чем-то неправы, даже перед Алькой. Сначала тумаков наподдают, а потом приказывают: беги, передай то, передай это. Хорошо хоть, что тетя Лида не сказала, чтобы Алька не плодила нищету. Они же теперь хорошо живут, в случае чего ребенка сами вырастят, без дяди Жан-Пьера.

Так вот, матушка моя все яростно повышвыривала из шкафа на пол и эту злополучную  маечку обнаружила наконец. А я уже про нее от стресса совсем забыла. А матушка безумными глазами разглядывает: вот череп, вот скрещенные кости. Стала ножницы искать, а у нас в доме никогда ничего не найдешь, бардак еще тот, или, как говорят французы, бордель (но у них это вполне приличное слово, подразумевается просто беспорядок), схватила пилку для ногтей и стала маечку  протыкать.  Пилка тупая, плохо протыкает. Я оторопела, но маманьку  трогать на этот раз не стала. Тем более в чем-то она права: кофтенка не особо эстетичная. Да и эта группа мне уже разонравилась. Вот только Вальке ее долю в 18 евро надо возвращать, ну ладно, сочтемся, не впервой.

 

1 мая 2007 г.

 

И мать перестала ходить в церковь.

Но вот один раз вдруг среди ночи мне говорит... у нее тогда бессонница как раз была и почему-то депрессия, хотя вроде с Виктором все на мази и они стараются ребенка зачать. Короче, знаешь, говорит, Юля, баба Нина не только насчет брюк права. Она ведь меня постоянно воспитывала. Мне это не нравилось и раздражало, а теперь во как ее не хватает. Она мне говорила: «Вы, деточка моя Сашенька, скажите вашему французу, чтобы он с вами расписался. А мы уж вас обвенчаем в церкви. За отцом Димитрием не заржавеет. А так просто нельзя жить, похоть — это смертный грех, недавно в очередной раз это Ватиканом признано».

«Мало ли что Ватиканом! Для православного ссылаться на Ватикан бесполезно. Так у нас не похоть, Нина Яковлевна, - говорю я ей, - а любовь. Мы же оба одинокие, без супругов, мы никому не изменяем, и у нас любовь обалденная. Он меня на руках носит и говорит, что без меня умрет».

«А какой вы пример вашей деточке Юленьке показываете? Вы же к причастию давно не подходите, нельзя же из двух чаш одновременно пить, то есть из святой чаши и чаши греха. Извините, деточка моя, но французу вашему скоро надоест вас на руках носить. Мужчина быстро привыкает жить без венца».

- Ну и что, - говорю я, внимательно заслушав мать свою. - И с венцом они тоже быстро перестают ценить.

«Допустим, мне баба Нина говорит, но зато в браке Господь за вами приглядывает. Он супругов вразумляет. Особенно если они молятся и не грешат, например, не злословят.  Злой язык — тоже смертный грех. А дети  более здоровенькие в браке рождаются».

«Да неверующий он, Нина Яковлевна! - мамашка-то моя опять говорит. - У него куча претензий к религии! Он говорит, что в средние века церковь погубила много миллионов  жизней. По причине мракобесия и фанатизма».

«Ну да, да. Вольтер, Руссо,  Дидро. Но если он в них вчитается, то обнаружит, что Вольтер был против фанатизма церкви и деспотизма монархии, но он не допускал и мысли об обществе, состоящем из одних атеистов! Он преклонялся перед Ньютоном, а тот известно какой фанатик веры был! Мышление и вообще душевные явления Вольтер считал проявлением Божественной силы. Вы поняли, деточка? Руссо тоже признавал существование Бога и признавал бессмертие души. А Дидро? Сначала он был верующим христианином, потом скептиком, но от веры в Господа совсем не отошел. Для него Господь был все-таки творцом мироздания! Разве его пригласила бы к себе наша Екатерина Вторая, если бы он не веровал?»

- Мать! - кричу я. - Да она опять тебе из учебника лапшу на уши!

«Да, Нина Яковлевна, - продолжает матушка свои диалоги. – Дидро - не Дидро, Руссо - не Руссо, но мой Виктор все равно в Бога не верит. Из иудаизма ушел...»

«А никуда не пришел, - баба Нина парирует. - Он теперь деньгам, то есть маммоне, молится. У человека орган веры есть, человек обязательно чему-то должен молиться. Или кому-то».

«Не могу его за это упрекать, Нина Яковлевна. Да мы на эти деньги и живем».

«Да как вы на них живете? - баба Нина ее на слове поймала. - Он вам только на совместный отдых дает, а ведь вы по-прежнему в гостинице ночным сторожем работаете, ночами не спите, здоровье свое портите. Во-первых, как же вы зачнете-то, как же будете вынашивать, вот уже у вас и высокое давление от бессонниц! К тому же деточку свою Юлю бросаете».

Ну мать,  опять дает! Рассказала этой святоше Нине всю свою подноготную. Я сразу же вернулась на землю после такого сеанса спиритизма. То есть у меня было такое ощущение, что баба Нина к нам в квартиру вошла и давай советы раздавать и командовать. А сейчас я поняла, что все это давно было, и мамашка моя непутевая просто вспоминает. И я решила вместо бабы Нины ее элементарно поучить. Я уже заметила: если твою мать кто-то поучает и опускает в твоем присутствии, то ты сам, то есть ее ребенок типа, тоже начинаешь ее опускать и поучать.

- Мать, - говорю я, - нельзя на мужчину моральное давление оказывать. Тогда он уж точно на тебе не женится, а если женится, то покажет потом тебе, где раки зимуют.  Вот за это, что ты его на себе женила.

Короче, все это вольное цитирование книжек. Я книжки из серии «Стерва»  Евгении Шацкой из России понавезла и почитываю на ночь. Особенно люблю «Стерва в постели», там про это тоже есть. И про многое другое. Мы с Валькой обмениваемся, только ей не нравится, все там примитивно, говорит она. Это все для толпы, а я-де в элиту хочу войти. Типично Валькины проблемы. У нас с мамой не такие.

И мать мне говорит так грустно:

- Я это давно уже поняла. Хотя мне очень хочется замуж, в одной квартире с Виктором жить, а не в гостинице-шале на горном курорте. То есть, чтобы он меня в своей  квартире на руках носил. И чтобы всегда рядом был и тихо дышал. Знаешь, как он тихо двигается, тихо дышит и даже спит тихо, никогда не храпит? Как маленький ребенок, и иногда мне кажется, что это мой сынуля. Впрочем, если родится сын, он и будет похож на него. Конечно, прямо нельзя говорить, что я так вот прямо замуж хочу. Я его по-другому  обратаю.

И вдруг моя матушка опять, как в двухтысяча незабвенном году, голосом Раисы Николаевны  прошептала среди ночи: «Пиршо място повинно будэ в нас!»

 

 

Глава 9

 

2 мая 2007 г.

 

Странно, что громогласный, авторитарный и очень зрелый по натуре (может быть, даже в чем-то перезрелый) Виктор чисто конкретно кажется маманьке тихоней, беспомощным малышом, который привязан к ней накрепко, тихо сопит рядом  и ходит в подгузниках. Ну, такого пацана ничего не стоит обратать даже без всякого морального давления с нашей стороны. Моральное давление – это манипуляция, а мы с Валькой давно решили, что быть манипуляторами – удел толпы. Валька недавно подсовывала мне американскую книженцию про то, что 99% населения США – это манипуляторы, а остальные немногие – актуализаторы, то есть относящиеся уважительно к чужому внутреннему миру. И ведущие себя искренно. И не использующие другого для своих целей прямо внаглую. Интересно, а сколько в других странах? А среди наших близких? У меня большие сомнения насчет Валентины в первую очередь. В тихом омуте черти водятся, свят-свят-свят. Вот уж кто крутит человеком, хоть и тихоня! Под человеком понимаюсь, естественно, я сама. Больше у нее друзей нет. И я почему-то ей все прощаю и спускаю. Наверное, потому что она делает это довольно умно. В уме ей не откажешь, это уж точно. Глупая Алька тоже мной крутила, но недолго!

Короче, я опять думаю за себя и за того парня, то есть за матушку мою. Итак, Виктор - классный мужик и маманьку взаправду любит, меня не обманешь. Я вообще никогда не ошибаюсь. И все-таки я на ее месте призадумалась бы. Во-первых, они мало мероприятий по зачатию ребенка проводят. Стали принимать оба какие-то мудреные таблетки, но этого явно недостаточно. Во-вторых, нечего по горнолыжным курортам порхать, ребенка надо зачинать только на дому. Заодно и за мной бы присмотрели. А то сломают себе шею и уже не до ребенка будет. И тем более не до меня, а  я ведь тоже еще ребенок.

 

3 мая 2007 г.

 

Так оно и вышло! Я как в воду глядела. Матушка вернулась с курорта, только не со сломанной шеей, а со сломанной ногой. Припахали они после каникул к нам домой раньше времени. Виктор матушку на машине с мигалками привез, как у нас в Курске, я даже с испугу забыла, где я нахожусь. Только машина это не простая с мигалками, как в Курске, на ее боку и сзади написано слово «ambulance» в зеркальном отражении. Оказалось, что матушка уже 5 дней на курорте в гипсе отлежала, а Виктор около нее на лыжах кружил или в одиночку танго плясал.

Правая нога в гипсе, матушка на костылях бледно-желтая, как сама смерть.

«Допрыгалась», - говорю. А матушка на меня глазами выразительно полыхнула, чтобы Виктор такого не слышал.  Но он же по-русски не понимает, ему некогда другие языки учить, он деньги сызмалу зарабатывает, тыща к тыще кладет, после того как все налоги заплатит и поспит спокойно. Уложил Виктор матушку на постель, подсуетился и сиделку нанять, это бывшая няня его Поля, у него вообще много здесь знакомой прислуги, он всегда говорил, нельзя, мол, просто с улицы незнакомого человека принимать на работу. После чего укатил в Париж, сославшись, что дела стоят. И не случайно стоят. Не надо было на этот курорт ездить, чуяло мое сердце. Маманька глаза в потолок, плачет, приговаривает: «У меня еще и смещение тазовых позвонков подозревают, как же я теперь зачинать буду?»

 

4 мая 2007 г.

 

За время их отсутствия произошло событие, суть которого кратко заключалась в том, что некоторые, то есть кое-кто, короче, certains, собственной персоной едва их не выручили в плане зачатия долгожданного младенца. Но все-таки не выручили! Потому что у меня менструации все равно на неделю раньше  пришли и сейчас льют как из ведра. Больно мне об этом писать, но надо. На то и дневник, не Вальке же рассказывать. А в блог я вообще несколько дней не писала, была между небом и землей. И там цели противоположные, в блоге-то: чтобы никто ни о чем не догадывался.

 

5 мая 2007 г.

 

Короче, есть у нас в классе  один парень, таким успехом у девочек пользуется, во! Хоть внешность весьма  банальная, не в моем вкусе. На папу и на Виктора не похож  отнюдь. А те похожи друг на друга, я об этом уже писала, это ведь моя любимая тема. Папа, правда, по сравнению с Виктором амбал, но это потому, что Виктор тонкий как стебель. Но в концепции Богом данной внешности у них есть что-то общее. И вот за это общее я их обоих люблю. Папу, правда, больше, но ведь у Виктора есть счастливый шанс заменить мне папу, тогда я буду любить его больше. Нет! Отец у человека один, как мне в напутствие сказала баба Люда.

Перехожу теперь к Эжену. За что девушки этого Эжена так любят, ума не приложу. Ни кожи ни рожи, весь в прыщах, даже спина. Впрочем, если бы характер был у него хороший, то прыщи бы и незаметны были. Но у него, напротив, очень трудный характер: недавно на ровном буквально месте стал меня вдруг русской свиньей обзывать. Так что прыщи особо выпирают. Его все наши девочки дружно приструнили. Кроме меня, в классе русских больше нет, француженки молодцы, расизма и близко не допускают, даже те девочки, которые меня недолюбливают. И что удивительно, даже те, которые у него вообще на шее висли поочередно. А иногда и разом, что меня вообще не прельщало. Уж не знаю, что они в нем нашли. Короче, он не унялся, давай в мой блог подныривать и анонимно высказываться в том же духе. Узнаю милого по походочке, как та же баба Люда говорит, вспоминая юность.

Короче, для французов расизм исключен! Хотя арабов ругают на все корки, если их никто не слышит. Но не русских же! Я девулькам нашим говорю: всю свою агрессию этот чел перенес в мой блог. Обратите внимание, не притупляйте бдительность. Девчонки опять за меня гурьбой: или, мол, в vie scolaire сей же час пойдем или в SOS racisme  позвоним. Но Юльку не тронь! Он язычок-то совсем прикусил, с блога моего тоже умотал, я тогда вспомнила этих классных детишек, хорошо, что французский мат не потребовался, по-русски я не хотела его материть, у меня с детства к русскому мату отвращение. Ибо в основе его лежит ненависть к зарождающейся жизни. Нам так Лиль Ванна сказала. И именно это слово употребила: ибо! И добавила: кто матерится, тот загрязняет эргрегор. Надо в Интернете посмотреть, что это за эргрегор слово такое, но опять может комп зависнуть. Еще сказала, что за матом кроется  сексуальная неудовлетворенность, иногда и гомосексуальные наклонности, а человек не должен это демонстрировать. Человек на 90% состоит из своего языка. Как он скажет, так и будет. Во время ругани от нас отлетает святой дух. Улетит и не вернется, и некому нас спасать.

Вроде бы эта история закончилась, а я все равно домой прихожу и плачу, мамы нет, она с Виктором тогда на этот злополучный курорт уехала. Некому меня защитить. А тут вдруг через день этот Эжен зовет меня и весь класс к себе на вечеринку домой, тема вечеринки Mousse au chocolat. Это означает: его мама то ли сама варит, то ли в магазине закупает немереное количество шоколадного мусса, на всю ораву, а потом они с папой (его родители оба врачи) уходят куда-то на всю ночь (кажется, на ночное дежурство), а дети у них дома всем классом веселятся.

Я раньше на такие вечеринки иногда ходила, но у Эжена не была, не довелось, а тут дай, думаю, еще и Вальку прихвачу, мы же с ней не разлей водой, а Эжен пусть увидит, какие умные русские девчонки бывают. И вроде ему надоело уже русских опускать, кажется, он на негров теперь переключился, но не знаю точно. Все-таки здорово мы его телефоном SOS racisme запугали.

Я, кажется, уже отмечала, что  врачи во Франции люди очень занятые, работают день и ночь (если не бастуют), поэтому им некогда за детьми своими следить. Я это уже давно поняла, а тем более когда у Эжена нарисовалась. Короче, приходим мы с Валькой, как всегда, с опозданием, мы еще по центру города кружили, как орлы, витрины облизывали и историческими памятниками любовались, Триумфальной  аркой, например. Валентина историю обожает, говорит, историком буду. Флаг ей в руки. Я ей на это меланхолично возражаю, что историки тоже никому не нужны, ходят-бродят по миру безработными толпами, иногда раскопки делают, но строго за свой счет. Говорю так, чтобы она нос не задирала.

Нарисовались мы наконец у Эжена, а в домичке-то у него совсем разлюли-малина. Я тут опускаю подробности про огромный бассейн, накрытый тентом (все-таки зима) и так далее, все как у всех богатеньких, дай им Бог здоровья и еще больше денег. Они же день и ночь работают, не жалко. А пока они ночью работают, их сынуля винцом-то всех опоил (шоколадный мусс уже давно как корова языком слизнула) и по комнатам рассадил (комнат не меньше 8, но считать как-то неудобно) да еще кое-кто в кустах прилубонился   или около фонтанчика, из которого так элегантно водичка на мох льется.

 

5 мая 2007 г.

 

«Говорила мама мне про любовь обманную». Точнее, не мама говорила, а Виктор, который меня на этот раз тоже строго предупредил. У него уже в традицию вошло. «Смотри, с мальчиками глупостей не наделай, они в вашем возрасте сами еще очень глупые, в них гормоны играют и им только одного надо».

Валька после обхода Эженовых владений мне и предлагает: «Давай хлопнем по бокальчику, все равно у них тут ни сока, ни минералки нет, а французы с пеленок виноградное вино пьют, можно сказать, выросли на нем, а нам теперь давно пора, мы с тобой как две глубокие сибирские тундры, даже не разбираемся в марках, где красное, где белое». Короче, приняли по бокальчику, мне понравилось. Вальке нет, она на сторону лицо  сморщила так многозначительно. Она вообще девочка очень неглупая, недаром я ее привела Эжену нос утереть.

Но в данном случае она меня уже подбила пить, а сама, хитренькая, не пьет, углубилась тихонько в Эженову семейную библиотеку. А там больше все про внутренние органы человека. В основном про женские. Девчонки же француженки повисли на Эжене и даже полегли на нем во всю ширину их углового огромного дивана. Нет на них Виктора, некому про гормоны рассказать! А я, в этом вопросе такая уже подкованная и независимая, второй-третий бокальчик так элегантно запрокидываю, мне нравится, все бутылки перепробовала. Какой-то левый парень не из нашего класса еще бутылки принес, в погреб просочившись, у богатых французов такие погреба в каждом доме, они в них ерунду не хранят, только марочные вина. Тем более врачи, те разбираются. Вижу: у них даже вино «био» есть, это значит технология изготовления без химии. Хотя я по телику видела, будто  спецкомиссия обнаружила, что врут.

И вот после дегустации этого биовина (может, правда, подделка марки) вижу, что какая-то незнакомая девчонка внаглую на этого Эжена садится, за шею его берет и тоже группово начинает с ним целоваться. Я такое безобразие вижу впервые в жизни. Не хватало ей еще раздеться при нем. Ведь остальные одеты, только некоторые в декольте. Certaines. Эта наглая девчонка с Эжена пружинисто вскакивает, как кошка, снова к бутылке биовина прыг, в бокал наливает, только непонятно, в свой или чужой.

И вдруг как короткая вспышка молнии! Я обнаруживаю, что сия  наглая девица -  это я есть, и звать ее Юлия Павловна Липатова.

 

5 мая 2007 г.

 

Мадемуазель Липатова, короче. Я тогда еще была мадемуазель. Последние минуты в жизни. Интересно, что потом, когда меня таксист доставил домой, ко мне, как всегда,  мальчик подбежал соседский, он немножко странный. Он мою маму всегда спрашивает издалека: «Madame, vous avez quelle age?» (Мадам, сколько вам лет?). Мамашка ему всегда шутливо отвечает: «Секрет!» Мол, ты задаешь самый тяжелый для женщины вопрос. А меня он спрашивает вообще каждый день, даже с балкона кричит, или прямо в резиденции вдогонку бежит, больной, наверное:

- Mademoiselle, vous avez quelle age?

Я ему никогда не отвечаю. И в этот раз он мне тоже с балкона кричит эту глупую фразу. Я думаю про себя: а пошел же ты, и вдруг громко ему кричу: я не мадемуазель, я мадам уже. И плачу в голос. Он не понял, слава Богу.

Короче, в доме Эжена. Как в пьесе: те же и мадмуазель Липатова. Тут почему-то все девочки махом рассыпались, как горох, наверное, у них головки закружились. Меньше пить надо, ребятки. А подо мной пол вообще весь конкретно поехал, и Эжен начинает взаправду с меня штанишки снимать. У меня так голова кругом пошла, что я не сопротивлялась, хотя слова Виктора прекрасно помнила, он мне стал как бы в ухо их шептать типа «Для тех, кто не понял, повторяю». Но ведь мне много за жизнь в ухо нашептывали всего. И не только люди, а общая окружающая обстановка. Самое главное,  что мне обстановка нашептала-то, что мужчина, даже если он совсем пацан, - хозяин жизни и женщин и что желание мужчины и даже пацана – это закон.

И вот этот хозяин жизни на меня навалился и стал какие-то утомительные движения надо мной проделывать, очень нудные, мы даже целоваться перестали. Впрочем, голова у меня кружилась с дикой скоростью, буквально 100 оборотов в минуту. А потом, помнится, он говорит: «А тебе разве не приятно?» Я ему: «С чего вдруг должно быть приятно?» А он мне: «Странно. Всем всегда приятно, а тебе неприятно. Вы там в России типа Чернобыля все хлебнули, поэтому такие холодные. И климат у вас холодный».

Дальше больше. Я от боли закричала на весь дом.  Но ему уже все равно было, что услышат. Он другим каким-то процессом был занят. И снова спрашивает: «Неужто больно?» И говорит: «Странно. Никому никогда не больно, а тебе больно. Но на Чернобыль и климат тут уже не спишешь, наверное, у русских вообще другие органы».

Вот это уже настоящий расизм! Я скорей с дивана  вскочила, хмель, казалось бы, стал из меня улетучиваться. Но вскакивать тоже больно было, и весь огромный угловой диван был почему-то запачкан кровью. Ребятки все разбежались, некому было меня спасать, раненную вражьей пулей. Только кое-кто в саду дремал, сидя на пластмассовых стульчиках и уронив голову на пластмассовые столики. Certains! Валентина тоже спала во всю носовую завертку, отложив атлас по античной истории. Очень актуально! Поза у нее была неудобная. Мы  недавно еще в детсадике в России вот так спали на стульчиках, когда кто-то приходил в садик, не выспавшись. Воспитатели сажали нас на пластмассовые стульчики, рядом столик, роняй себе головку, а воспитатель занятие с остальными проводит, буковки  типа показывает или картинки...

Я проверила, есть ли на мне трусики. И вспомнила почему-то частушку: «На столе стоит стакан, а в стакане таракан. Я его за усики, он меня за трусики».  Трусиков не было,  но брюки почему-то были надеты и даже застегнуты. В принципе застегивались они с  трудом, потому что пуговица была в форме черепа, мама мне тоже ее хотела ножницами отрезать, но она не отрезалась. А тетя Лида ей тогда опять: «Да уймись ты,  Шурьзя! Ты вообще не о том думаешь. Главное для тебя французское гражданство получить, а ты на пуговицах зациклилась!» Неужели Эжен смог ее застегнуть? Или кто-то еще рядом был?  На этом вопросе я внутренне протрезвела. А чисто внешне мне еще хуже стало. Меня жутко затошнило. Щас вырвет. Эжен вдруг тихо за моей спиной оказался и за плечи так умело взял крепко, чтобы я не упала. Подставил  розовый тазик. Некоторые мельчайшие подробности я опускаю... Но не все... Вышло из меня мощными конвульсиями литров 5 жидкости. Легче нисколечко не стало. Еще тяжелее. Начались судороги в ногах и дикая мигрень. Слышу, Эжен начальственным тоном говорит (конечно, он теперь хозяин моей жизни): «Кто же так пьет? Вы, русские, ни в чем меры не знаете, пить не умеете».

Потом он тех ребят, которые за столиками во дворе спали, разбудил. Хорошо, Валька ничего не видела, она всегда крепко спит, зенки на любой шум никогда не раскроет - проверено опытным путем! С закрытыми глазами, как сомнамбула, прошла к гамаку и на него улеглась, подложив книжки под голову. Гамак качнулся, Валентина еще крепче уснула. Меньше знаешь, крепко спишь.

А тем ребятам, которые проснулись, Эжен велел меня в такси погрузить. Такси он уже вызвал. И даже сразу водителю заплатил, банковской  карточкой, ну думаю, каков прогресс! Я и не знала, что в такси можно по карточке...

 

6 мая 2007 г.

 

У дома меня этот малыш встречает своим дежурным вопросом про мадемуазель и возраст. Захожу в квартиру и начинаю на весь дом буквально выть волком. Даже соседи сбежались, хотя я им не открыла. Долго ждала, когда они обратно восвояси уйдут с площадки, и потом снова зарыдала, но уже старалась сдерживаться. В это время мама моя, согласно моим приблизительным подсчетам, уже ногу свою бедную сломала. А я вою волком и свою горькую думу думаю. Главное: это то самое было, от чего дети получаются, или все-таки не то? Несомненный специалист по зачатиям во всей округе только Виктор, не говорить же на эту тему с мамой или девочками, те махом по секрету всему свету растрезвонят. Погоревав-порыдав весь следующий день и еще и ночь, а потом еще световой день, я замолкла и пришла к выводу: ТО! Тем более что голова стала работать намного лучше, и мигрень стала полегче. Меня еще раз стошнило, и очень сильно. Это мне явилось как лишнее доказательство того, что я уже беременная.  И я тогда представила себе маленькую бебешку, это будет обязательно мальчик, похожий на папу.  Тем более я малышей обожаю. А в воскресной школе в России нам говорили, что жизнь зародыша принадлежит Господу, а не его матери, не врачам и не деду-бабе, которые со ссылкой на нищету могут решить, что ему лучше не появляться на свет. Но я и не собиралась его убивать. Наоборот, я хочу рожать. Мне сразу полегчало, я наконец уснула, а поскольку утро вечера мудренее, то утром мне пришла в голову просто гениальная мысль.

Вот она: приезжает мама с горнолыжного курорта, я ей говорю, что приготовила бебешку для нее в своем животике как биологическая мать. Ей это даже очень выгодно: они с Виктором уже сто лет хороводятся, а бебешки все нет. Теперь ясен перец и не будет.  Она Виктору сообщит по секрету, что она беременна, но ей нужен полный покой, а не курорт и горные лыжи, чтобы выносить малыша-то. Приезжай, скажет она ему, только через 9 месяцев. А еще лучше через год. Он там в Париже свои дела в фирме все устроит, а то он их запустил, попусту хороводясь, кружа по горнолыжным курортам и танцуя танго с мамашей. То есть, он приедет к нам через год, с кучей денег (дела-то он наладит). Бебешка за это время родится, подрастет и округлится, ведь сначала младенчики такие уродцы и неуклюжие, а к 3 месяцам округляются, и мама встречает своего Виктора с розовеньким и пригожим младенчиком, на нашего папу похожего, а, значит, и на Виктора.  Вот радости-то будет всем четверым, тем более, что я им всяко помогать буду его нянчить...

 

7 мая 2007 г.

 

Недаром пишут: все гениальное просто. Наступает такой момент, что одна такая гениальная мысль разрастается внутри тебя, и ты уже не можешь ни о чем думать, только об этом гениальном. И, кстати, как нам говорила Лиль Ванна, на гениальную мысль способны очень средненькие люди, важно им на этой мысли сосредоточиться. Хорошо, что тут как раз каникулы начались. Меня ничто не отвлекало, а то я бы стала на учебу размениваться...

Изучив телефонные справочники, я принялась названивать гинекологам - как мне в мои 15 лет ребеночка выносить. А у врачей по телефону отвечают только секретари, называется le secretaire medical. Главные вопросы: что с вами произошло, когда вам надо к врачу нанести визит и на какую дату назначаем рандеву. У всех очередь дней на 20-30.  Я говорю, мне срочно, у меня беременность. Ну ладно, дали мне одного гинеколога, жаль, мужчину, а не женщину. Как на крыльях, несусь я к нему на пятый этаж огромного здания в центре Марсели, именуемое Полигоном. А русские почему-то прозвали его коленчатым валом или коленвалом. Это потому что русский язык более образный. Щас, думаю, мы с этим врачом заговор составим. Прихожу. Высокий, вежливый, стройный, недурной собой мужчина, язык тоже неплохо подвешен, я уже заранее его обожаю, мы ведь вместе ребеночка будем вынашивать! За руку со мной в прихожей здоровается, в кабинет проводит. А когда я табличку увидела на его дверях, то обомлела: фамилия этого эскулапа Мартэн. По телефону неразборчиво сказали, я запомнила только место и время  рандеву.   Мартэн это же фамилия Эжена, у него папа впрямь гинеколог, и вроде бы очень знаменитый на всю нашу Марсель, к нему даже Виктор с мамой ходили, советоваться типа.

Впрочем, у французов через одного фамилия Мартэн, даже у изобретателя  мартеновской печи. Однако этот... весьма на Эжена похож, только гораздо лучше, в нем есть то, что начисто отсутствует у Эжена. Подразумевается обаяние. Впрочем, так всегда бывает: природа на детях отдыхает. И это все потому, что детишки привыкли на всем готовеньком, не хотят сами выстраивать себе путь к успеху, кичатся успехами родителей.  Впрочем, Валька говорит, что я банально мыслю.

Но не давать же мне обратно деру. Виктор меня учил:  умеешь быстро принимать решения, сумеешь по жизни все. Ладно, решаю, назад ходу нет. Про Эжена я ему ни слова, все равно он тут, можно сказать, не при чем. Его дело вообще сторона. Папа того пацана, который уже внутри меня сидит в виде крошечной точки, - это Виктор. Его мама – это моя матушка. Дедушка – это мой папа, пусть пока сидит-молчит в Курске закодированный. Когда малыш заговорит, то папа, то есть дедушка, наконец заговорит тоже. Ведь бывают же чудесные исцеления! Внукотерапия. Второй дедушка – это мсье Мартэн, вот он. Какой счастливый этот малыш, не успел родиться, а у него уже двое дедушек на все готовых, одна бабушка, она же мама, двое папиков, один вообще как будто не при чем, мы дадим ему выучиться, получить высшее образование во Франции, потом может и в Америку свинтить, вроде он говорил, что хочет...

- Что вас привело ко мне, мадемуазель Липатова? - мсье Мартэн с милой улыбкой  меня вопрошает, но когда перчатки одел, сразу улыбка сошла. Медики, видать,  не любят эти перчатки, они с трудом надеваются и раздражают руки, но надо, иначе СПИД пойдет по всей планете махом. И вообще,  зачем улыбаться,  он здесь  таких серьезных 15-летних девочек еще не видел.

- Я беременна, - отвечаю шепотом: голос вдруг сразу сел.

- Ща посмотрим, - говорит, - ложись на кресло. Помочь? Это только первый раз неприятно, а потом все женщины и даже девочки привыкают. Еще понравится залазить сюда, ложись-ложись.

Движения ловкие, не чета сынуле. Смотрел всего секунду, я думала, вправду страшнее будет. Ничего подобного! Зачинать было гораздо дольше и нуднее.

- Когда последний раз сексуальный  контакт был? - вдруг зловеще так улыбнувшись, спрашивает. Неужели Патрик не успел пятна крови с дивана вывести?

- Четыре дня назад, - говорю скрепя сердце всю правду. Вспомнила почему-то, что Лиль Ванна нам велела на каникулы читать роман «Год обмана», забыла автора, говорит, он там прикольно так показал, что вранье приводит к опасности и даже к потере человеческих жизней.  Но мне сейчас не до чтения, да мне и так все понятно, без книжек.  Нужно сразу правильно ставить срок беременности.

- А предыдущие сексуальные контакты? - не менее зловеще спрашивает он. Наверное, уже срок начал вычислять.

- Какие предыдущие? - удивленная  я такая  спрашиваю у него

- Предшествующие этому сексуальные контакты. Поясняю для тех, кто не понял, - тут он почему-то снова стал улыбаться. И сходство с Эженом исчезло, ведь Эжен никогда не улыбается.

- Никогда. Четыре дня назад был первый в жизни сексуальный контакт, вот и все!

- Так, девочка! Сейчас хотя бы несколько дней воздержись от сексуальных контактов. А лучше несколько месяцев, а то и лет. Ведь тебе учиться надо, работу потом искать, после всего этого  ребенка заведешь. Надеюсь, твой партнер не сорокалетний детина, не педофил? А то ведь можем дело завести. У тебя очень сильно повреждены внешние половые органы. С одной стороны, это естественно. Порвана девственная плева. С другой, что меня волнует, такие травмы бывают, когда партнеры, оба или один, находились в состоянии алкогольного или наркотического опьянения. Или когда девочку принуждали. Не было принуждения? Твоя мама тоже русская? Вышла замуж за француза, а он тебя и принудил? Да тут такие истории вскрываются, правда, лет через десять, когда девочка уже выросла и не вылазит от психиатров, пьет антидепрессанты. Они влияют на печень, мозг, почки. Бедная девочка потом уже не должна вообще беременеть. Ее  организм отравлен.

Голос у него стал усталый и монотонный, как у полисмена в полицейском сериале,   если кто-то за кадром нудно бубнит перевод с английского. Я их не смотрю, но, как к Вальке придешь, она их непрерывно крутит.

- Так, мадемуазель Липатова. Вот эти таблеточки попринимаете три дня противовоспалительные. А потом можете снова возобновлять сексуальные контакты. Но только в трезвом состоянии. Это еще и энергетически очень плохо, в пьяном-то состоянии. Поверьте мне, старому врачу!

Да какой он старый! Молоденький,  как студент, только усталый.

- А ребенок? - говорю. -  Мне ребенка надо выносить. Мне теперь уже сексуальный контакт не нужен, мне он не понравился, это вообще не главное в жизни. Мне надо выносить этого ребенка.

- Какого ребенка? - опять не понимает меня этот мсье Мартэн, условно говоря, дед. - Согласно французскому законодательству, - опять голосом закадрового полицейского скучно бубнит, - по достижении пятнадцатилетнего возраста тело человека принадлежит ему самому. То есть он уже полностью распоряжается своим телом, не спрашивая ни на что у родителей разрешения и не уведомляя их о своих действиях... в отношении этого тела.

- Как так? - парирую я. - Даже если я этого ребенка хочу родить?

- Если вдруг ребенок зачнется, сделаем аборт, но только медицинский! Не вздумай левые таблетки доставать и глотать. - Ну вот, думаю, опять началось «для тех, кто не понял». Сам ты ничего не понял! Недаром говорится, что Франция страна таблеток. Третье место в мире и первое в Европе. На душу населения. А потом ворчат, что бедные депрессивные девочки беременеть не должны! Да вы их сами до такого состояния довели, по полтонны таблеток за год! - То есть, своим телом ты уже можешь сейчас распоряжаться. А как у вас в России, я не знаю, хотя у меня родители коммунисты были и СССР обожали. Я тоже немножко русский язык знал, а теперь подзабыл. Помню только одно слово: дурак! Нет, еще: «Послушайте, еще меня любите за то, что я умру», - вдруг с жутким акцентом, но подражая Алле Пугачевой и не особо перевирая мелодию, пропел он. Наверное, музыкальный слух у него неплохой. Если бы при этом он еще что-то понимал, то такому деду цены бы не было. - Мои родители настолько любили все русское, что даже заставили назвать детей Евгений и Татьяна. В честь «Евгения Онегина». Я  родил их рано, дочку вообще в студенческие годы, а сына через семь лет. Когда родилась дочка, я от них полностью зависел и послушался их. А когда родился Эжен, то я уже втянулся в эту игру и так и назвал его. Пришлось прочитать всего «Евгения Онегина», на французском, конечно, переводов существует несколько, один принадлежит Жаку Шираку, но его не достать было, он не опубликован. На этот перевод,  вполне, кстати, профессиональный, смотрели как на причуду высокопоставленного чиновника. Тогда  Ширак на белом коне въехал в Елисейский дворец. Точнее, не на коне, а на бульдозере, у Ширака партийная кличка была бульдозер, это сейчас он сильно сдал, скоро на пенсию, ну вот, въехал на бульдозере, и тут к нему стали приставать: опубликуем  типа теперь этот перевод, президент-переводчик – это экзотика и прикол! Намекали на коммерческий успех. Не тут-то было. Ширак встал в позу и не дал рукопись. Правильно, ребятки. Всякому овощу свое время.

(Если с этим дедом немножко поработать, то классный дедуля малышу получится!)

- Вот вы это говорите уже как врач. Рожать-то тоже лучше в свое время. А то тут некоторые... - Я вспомнила свою матушку, но вовремя осеклась. - Мне ребенок нужен. Я уже беременная, только в самом начале.

- Я не понял тебя, детка. - На то и деды, чтобы не понимать. Конфликт поколений! - У тебя травма внешних органов. Смотри, как бы зашивать не пришлось. Иди пока и лечись. Потом снова ко мне придешь. Если вдруг дружок твой опять где-нибудь тебя прижмет, либо удирай наутек со  всех ног, либо принимай сразу капсулу, я тебе их даю, называется «сразу после встречи».

И сует мне еще одну упаковку.

- Как так? - говорю я возмущенно. - Я ведь вам французским языком сказала: сексуальный контакт мне не нравится. У меня другие цели в жизни. Мне надо благополучно ребенка родить через девять месяцев.

- У тебя нет никакого ребенка и быть пока не может. В настоящий  момент. - (Вечно французы это слово к месту и не к месту употребляют: momentalement). - У тебя не сегодня-завтра менструации начнутся, я это вижу как врач. Послушай меня и не выдумывай. - Он снова улыбнулся, но уже как-то не столь интеллектуально, без обаяния. Как Эжен. - Менструации у тебя, как у всех девочек современных, конечно, очень болезненные, ведь так?

- Да, - говорю, хотя никогда об этом не задумывалась. У меня уже слезы потекли внутренние, в нос.

- Вот тебе еще биогран, будешь пить после тех противовоспалительных, или точнее, когда менструации начнутся. Чтобы боли не было, - и протягивает  мне третью упаковку  таблеток. У меня уже в руках не умещается, я их роняю.

- Главная боль - это зубная боль сердца, как Горький говорил, - напоминаю я ему, раз уж он груздем назвался, будто русский знает. Но он меня уже не слушает. Ручку пожимает и к двери ведет. У двери в холле и правда куча гавриков, есть даже беременные с большим животом, вот кому повезло! И рядом мужья.

А таблетки я тут же по выходе из Полигона-коленвала выбросила в мусорный ящик. Провалитесь вы со своей химией! Если болит внизу живота, то надо сказать: слава Богу, и все пройдет. И теперь уже настоящие слезы из меня полились. Теперь уже не только ниже пояса, а вся душа болит так, что нет мочи терпеть. Сразу стала опять про Эжена думать. Под определенным углом зрения. После менструаций замучу с ним роман и обязательно на трезвую голову. Пока мамашка с больной ногой лежит дома. Тогда уж обязательно ребенка зачну ей в подарок. Она сразу выздоровеет от радости...

Но тут произошли события, которые перечеркнули весь мой гениальный план.

Или, быть может, надоумили меня взять отсрочку.

 

 

Глава 10

 

«Чудесное зрелище являет собой непоколебимая вера христианина, у которого на руках четыре туза».

(Марк Твен)

 

«Не будучи в состоянии обмениваться мыслями, люди перебрасываются картами».

 (Артур Шопенгауэр)

 

 

8 мая 2007 г.

 

Решила эпиграфы вставлять, взяв у Валентины толстую одну книженцию.

Итак, каникулы закончились, я впервые пошла в школу с удовольствием, если не считать, конечно, курского моего первого класса. А здесь во Франции дети не любят школу. Во время большой перемены мы опять затеяли  эту глупую игру, кто у кого на коленях, хотя пора бы уже уняться, не малыши чай. Я была уверена, что сяду на коленки к Эжену, тут просто двух мнений быть не может. Ведь нам же скоро ребенка зачинать. Без дураков. А он вдруг возьми и ухвати одну девочку из параллельного класса, да еще одну из терминала, то есть та была вообще на 2 года нас старше. Кобылка еще та, на 2 головы выше Эжена, хотя он тоже очень высокий, в деда-гинеколога. Стало быть, у него на коленках уже 2 кобылки сидят и он их так крепко держит, типа под грудью, и на меня так злорадно-насмешливо смотрит. Вот полный разврат, рассудила я. По счастью, я  вспомнила это ключевое слово, которое та девочка произносила давеча в аналогичной ситуации, и громко сказала: «Я феминистка и в этих глупостях не участвую». Будто умная. Я даже не знаю, что это слово означает. Валентина знает, но объясняет очень непонятно. И,  гордо подняв голову, пошла с площадки в класс. Зубная боль сердца опять поднялась ледяной волной, зато хорошо, что у меня хватило ума и достоинства оставить обидчика наедине с его совестью. Мама говорит, что это самое важное. Хотя папу оставлять не следовало, отсюда все наши беды.

Однако troubles never come alone, как говаривал Шекспир, которого мы только начали проходить в отрывках на английском языке. Короче, в столовой после обеда, когда уже все расходились по классам, пронесся слушок, что по всей Франции сейчас проводится плановая проверка на наркотики – во всех лицеях страны одновременно. А у нас по кустам и так что-то курят пахучее, давно пора проверить, думаю. И еще просочился чисто конкретный слух, что ажаны полиции уже с собаками шарят по первому этажу, внезапность, короче. Полицейские вроде сами знают, у кого шарить по карманам, у них свои методы обнаружения. У нас еще урок не начался, звонок только звенит скрипуче-электронно, все рассаживаются, и вдруг Эжен и еще 10 мальчишек из нашего класса резко так встают со своих парт, рывком встают, выстраиваются как солдатики в фильмах про вторую мировую войну. Эжен во главе типа сержанта. Учитель физики ничего не понял, стоит, как соляной столб, и будто в рот воды набрал, а мальчики дружно из класса  выходят, только один последний догадался пальцем ткнуть на место в области пупка, типа у нас у всех  понос, одним энтеровирусом заразились, не будем в подробностях.

Пошли строем, как солдатики из полка «Нормандия-Неман», только не воевать с немцами, а прямиком в туалет, и застряли там надолго. Учитель мсье Пайо в себя постепенно пришел, плечами пожал и потом еще  несколько раз пожал. Даже дергать стал плечом. Французские учителя все как один нервные: некоторые просто плечами дергают, а иные так в самых разных местах, у некоторых даже в районе спины сильный тик, я сама видела, когда они к доске отворачиваются и начинают на ней писать. Здесь урок так и проходит: проф уткнется в доску, к нам спиной повернувшись, и на доске тихо пишет, мелом скрипит или там специальным фломастером.

Больше всего мне на уроке литературы нравится. Отдельного урока по французской литературе не бывает, обычно все вместе в одном флаконе: и язык, и литература, и вот моя любимая профша мадам Дельпи пишет, скрепя фломастером. Короче, я ее когда первый раз в начале сентября увидела, то даже вообще не заметила: стоит какая-то худенькая малявка у доски к нам спиной и что-то тихо бормочет себе под нос. Мне мама говорила, что худеньких и маленьких учителей дети не слушают, поэтому она не хотела худеть, когда в Курске учительствовала, а здесь из-за этих горных лыж пришлось, да все равно она уже в гостинице ночным сторожем. Короче, я не сразу поняла, что урок на тему «что такое литература». Эта фраза была сверху на доске написана. А мадам Дельпи бормочет и бормочет неслышно. Кто-то крикнул: не слышно! А она к нам обернулась вполоборота и опять тихо: я вам типа 10 раз уже повторила, что литература – это безумие.  После этого я в нее сразу влюбилась, за то, что она правду говорит, что литература – это безумие. Поэтому я ничего и не читаю, чтобы не сойти с ума. Если та же мадам Дельпи что-то задает читать и на носу контрольная, то я просто вхожу в Интернет и скачиваю оттуда резюме. А вот если комп перед контрольной зависнет, тогда туго! Поэтому я загодя  с резюме знакомлюсь. Здоровье дороже.

Вернемся теперь к нашим баранам, то есть к ажанам.

Итак, заходят в класс ажаны с собаками, один пес был на Васю похож, но не чисто конкретно мордально, а общей концепцией внешности, я даже заплакала внутрь. Кстати, было с чего! Не только из-за Васи моего незабвенного. Ажаны весь класс прочесали и разочарованные ушли, и мне показалось, что французский Вася им говорил, что здесь пахнет наркотой. Но они не услышали. Наши парни-то надолго в туалете заперлись всем полком. Почему ажаны не заметили, что в классе почти одни девчонки? Правильно Виктор говорит: «Бедные женщины и девушки, как мне вас жалко!» Повсюду во всем мире: русских, французских, арабских, еврейских, - от кого же вам детей рожать, кругом одни наркоманы и алкоголики, а от кого попало не будешь...

Пришла я домой и снова плачу, опять Виктор прав, как назло, от кого же мне ребенка завести, тебя же, Витюша, и выручить.

 

9 мая 2007 г.

 

Кстати, думаю, а где же наш Виктор? Куда запропастился? Необычно долго не появляется. Уже поди давно свои дела в Париже с окнами-дверями уладил. Матушка моя отлежалась, гипс с нее сняли, стала самостоятельно по квартире шкандыбать, но по-прежнему бледная и грустная, хотя поправилась на 10 кило, это значит, обижена на весь белый свет. И она даже на работу опять вышла  в ночь. Кстати, больничный ей не оплатили, раз она по-черному. Я хоть в церковь не хожу, но молитвы решила почитать, все-таки очень нужен нам Виктор.

 

10 мая 2007.

 

Господь услышал мои молитвы. Так всегда происходит, когда я всем все прощаю и ни на кого не сержусь. Отец Леонид в Курске говорил: если ты на этого конкретного человека прекратишь злиться или тем более презирать, а будешь за него молиться, то Господь услышит твои молитвы и этого человека вразумит. Я перестала на глупую мою матушку злиться и заодно на Виктора, и через неделю Виктор явился аки красно солнышко. Мать радехонька была, скорей дверцей холодильника хлопать и метать на стол тарелки. То одно угощение на стол, то второе, будто он из голодного краю. Притом что фигуру он блюдет. И вообще французы всегда едят умеренно, хотя и говорят, что еда у них национальный спорт. Но это те говорят, которые с русскими незнакомы. А когда француз с русским познакомится, то сразу меланхолически замечает, что за столом русского человека очень легко переспорить: тот, кто голоднее, всегда проигрывает. А по вам хорошо видно, что ваши предки голодали, и вы хотите за них добрать. Но последнюю фразу они при себе держат, не выбалтывают. Русский бы сказал: доедай кума девятую шанежку. Все-таки вежливые они, французы.

Я шустро свои любимые макароны поела и почла за благо скорее свинтить к Валентине на просмотр сериала ДВД «Секс в большом городе», вот и повод выискался просочиться из дома. Хотя уроки не были еще сделаны, маманька меня ни о чем не спросила.

Через 3 серии прихожу домой как ни в чем не бывало, а маманька с Виктором под песню Мишеля Полнарефа «Я думаю о тебе» танцуют какой-то прикольный, но все-таки классный танец, у мамашки слезы радости на глазах. «К нам приехал, к нам приехал, Виктор Батькович дорогой...» Танцуют в холле, он же у нас прихожая.  И говорит она ему, меня не замечая: я буду помогать тебе ребеночка ростить. Стоп, думаю! Может быть, уже новая технология выращивания детей появилась – в утробе у отцов. Надо в Интернете порыться. Он мне сам говорил, что половина французских женщин, которые хотят родить, родить на самом деле не могут. Тогда говорил, когда всех женщин мне жалел. Поэтому, заключаю, надежда теперь только на отцов. Вот он сейчас уйдет, а я сразу прыг в Интернет, лишь бы комп не завис. Вот он сей же час уходит, а мамашка  на ковер падает и в голос  ревет. А потом просто молча долго лежит на ковре поперек холла. Вроде Жульена, хотя для русского человека это что-то принципиально новое, мы же не склонны к такой депрессухе. Она же мне сама это говорила, когда Жульена ругала!

Я скорей к компьютеру на Google. Он только начал раскрывать мой запрос, и, конечно, завис на самом интересном месте. Матушка еще помолчала, будучи врастяжку на ковре, вроде как восточную гимнастику делает, потом  вдруг как закричит, даже люстра поколебалась: «Ты почему на меня как на пустое место смотришь? Я, мол, 2 недели в гипсе пролежала, а ты меня даже чаем не напоила, все у компьютера да у телика, вот и рожай после этого детей, не пойму еще, почему же так говорят, что надо рожать детей, чтобы в старости было кому воды поднести. Да не поднесет никто!»

А я ей: «Так теперь ты  и не родишь больше!»

- То есть как это? - мать удивилась и даже перестала плакать.

- А вот так. Ты ведь сама меня не замечаешь. Я вошла с улицы, ты меня не видишь, и вы с Виктором обсуждаете, как он ребеночка будет рожать, а ты ему будешь помогать.

- Ну и глупая ты, Юляша, элементарно недоразвитая.

Я враз закипела горячим красным ключом.

- А ты моим развитием занимаешься? - кричу в ответ. - Закатишься со своим Виктором на курорт и поминай как звали!

- А то, что я четыре ночи в неделю по двенадцать часов дежурю по-черному, ты забыла, сверхразвитая девочка?

Все, думаю... Помолюсь-ка я щас... Книжка-молитвослов далеко, и ни одной молитвы не упомню. Глупо повторяю только «аки-паки», как Михаил Пуговкин в фильме «Иван Васильевич меняет профессию»... Но на всякий случай матушку перекрестила, и она, слава Богу, успокоилась (на время, конечно) и все мне рассказала.

 

11 мая 2007 г.

 

Ой, не могу я пока к этому страшному рассказу приступить. Напишу лучше про Мишеля Полнарефа, под которого матушка-то давеча с Виктором танцевала. Наверное, с ним последний раз в жизни. А с другими за ней не заржавеет. Мы с Валентиной,  кстати, аналогичный танец освоили, и у нас хорошо получается. У нас уже заснято вебкамерой и выставлено в моем блоге. Мы с ней танцуем в одних купальниках. И обматываемся длинными полотенцами. Под эту песню Валентина сначала разматывает меня и прижимает к себе, а потом наоборот, то же самое проделываю с ней я. Съемки прошли хорошо, если не считать, что мы непрерывно ржали, как лошади, особенно я. А поскольку мы обе вспотели, то набрали ванну с розовыми ароматными шариками и полезли вместе в ванну. У Валентины ванна большая. Но заснять мы этого не могли, нужен кто-то третий.

Короче! Мишель Полнареф. Шансонье из числа русских эмигрантов второго поколения. Маленький и лысый. А голос классный!  Почти классический. Но у него был комплекс, что он некрасивый, так же как у почти русского певца Сержа Гейнсборо. Полнареф носит белый парик типа блондина, и темные очки, и все его поклонники имеют такой же прикид независимо от пола и возраста. И тот и другой стали всемирно знамениты. Только Гейнсборо пил, курил и принимал наркотики и рано умер, получив при жизни от французов кличку «Гейнсбар», а Полнареф ни в чем таком замечен не был, но один раз не заплатил налоги. Он своему агенту выписал чек (думаю, на огромную сумму) и сказал: заплати, а мне некогда. А того попутал бес, агент чек присвоил и уехал куда-то тайно, до сих пор в розыске. Все это произошло много лет назад. Мишелю Полнарефу пришлось уехать в США, но Францию он забыть не мог и постоянно о ней думал. Думал-думал и придумал такую замечательную песню, от которой тащится весь мир. Но если человек плохо понимает по-французски, то ему кажется, что это песня о любимой женщине, о которой Мишель постоянно думает. Мелодия сладкая и волнующая (не путать со слащавой, она совсем не слащавая!). Подходит для всех моментов, когда люди друг друга любят независимо от пола. Кстати, теперь Полнареф вернулся в свою любимую Францию, дает концерты, купается в море поклонников... все как на подбор в темных очках и белых париках...

Ну вот, про Полнарефа написала, и полегче стало. Мрачную мысль нужно вытеснять чем-то интересным или хотя бы нейтральным. Раньше я вытесняла молитвой, а теперь все реже и реже молюсь. Хотя о. Леонида вспоминаю, он советовал заменять мрачную мысль хотя бы будничной заботой, ну, там полить цветы...

А теперь вернемся к этому низкому, что произошло. Короче, только я к Вальке-то свинтила на просмотр сериала, Виктор взял, как всегда, быка за рога. Не растекаясь мыслию по древу. Это его стиль: мало говорить. Но много двигаться и танцевать. Вот и дотанцевался. Он и мамашке запрещал много говорить, и по телефону и в принципе  запрещал. Он даже иногда ее вообще не слушал, как и я, кстати. Вот она теперь с телефона не слазит, наверстывает упущенное, с подружками часами разговаривает. Ну и пусть они ее слушают, уже соскучились по ней, ведь она последнее время полностью была захвачена в плен Виктором. Теперь вырвалась, но не осознает еще своего счастья.  Любовь – это плен, это психическая зависимость.

Так вот, Виктор положенную ему порцию угощений мамкиных съел, выставил свои, как всегда, 10 сортов сыра, у французов с этим делом большое разнообразие. У них даже де Голль говорил, что страной с 400 сортами сыра управлять невозможно. Кстати, старик покойник прав. Без него они развели демократию, 1968 г. И пошло-поехало. Так вот,  приступает Виктор прямо к делу: ты, говорит, Шура, знаешь, что я люблю тебя больше жизни. Но своей жизни, а не чужой. Ты же знаешь, как я второго ребенка хочу. То есть у них беседа пошла уже в форме катехизиса: вопрос-ответ. Только от мамки Виктор ответа не дождался: она в миг все поняла и похолодела. Хотя сам же он ее и учил: мужчины все подлецы, ждать от них можно только худшего, а после худшего еще более худшего.  Логично! Если так рассуждаешь, то и себе позволяешь только самое худшее! Короче, согласно его доктрине, все мужики или бездельники, или обманщики, или бабники. А уж если они однолюбы, то любят только самих себя.

Но я тебя, мол, говорит, все равно больше жизни своей люблю. Это правда. Это я слышала своими ушами, хотя он лишнего никогда не говорит. А иногда и крайне необходимое не сообщает вовремя. Но ты же знаешь, продолжает он, для меня главное в жизни цель, а не любовь. Первой цели я уже достиг и буду продолжать ей следовать. Ага, думаю, это твои окна-двери, рога и копыта, которые приносят тебе доход! А вторая цель – это ребенок. Я и с тобой его пытался зачать, и с другими. Ты умная русская женщина, то есть не эгоистка, ты должна это понять. Русская нация ведь тоже вымирает. Вас скоро будет пятьдесят миллионов всего. В самой большой стране мира, занимающей одну шестую часть суши. (Интересно, в Сорбонне не учился, а такая осведомленност!)

Но я-то помалкиваю. И мамашка молчит, замерла, ждет, какими словами в нее Виктор выстрелит. «Моя мать в синагоге одну девушку нашла». Интересно, еще одну! «Она, как и я, наполовину еврейка. Зовут Руфь. У меня отец иудей, а у нее мать. С ней у меня тоже было». Тоже! Я как чувствовала, что матушке интуиция отказала давно. «Между партнерами разных наций зачатие менее вероятно, чем между партнерами одной нации. А у нас с Руфью вроде как одна нация. Хотя с евреями все немного сложнее. Нам вообще лучше так, полукровка с полукровкой. Мы так вливаем свежую кровь.  Хотя мы все французы. И ты скоро станешь француженкой. Хочешь, я помогу? Главное с работой уладить, с трудовым контрактом. Руфь понесла. Она ждет ребенка. Срок четыре месяца. Я уже расписался. И венчались мы в синагоге». И фотки маменьке протягивает, вроде как вещественное доказательство. Но я вам и так верю, мсье Жорж Сименон. На одной фотке какой-то балдахин, под ним Виктор с  молодой бледной девахой, и жутко страхолюдной, ее даже белое платье не украшает. «А вот бокалы с шампанским разбиваем. Это в честь горестного события – разрушения храма в Иерусалиме. То есть событие-то радостное – венчание, благословение, но о страдании предков помни». – «А у русских тоже почему-то такое есть. Мы с Пашей тоже бокалы били, только не в церкви и не в загсе, в церкви мы вообще не венчались, это уже на свадьбе было...» - шепчет матушка побелевшими губами.

- Но я все равно тебя люблю и буду любить. К Руфь я равнодушен, - подслащивает свою пилюлю Виктор. - Я тебя полюбил сразу, как увидел около фортепьяно. Ты стоишь такая красивая, и смотришь на фортепьяно так, будто тебе его сейчас подарят. Помнишь, что мы тогда танцевали? «Я думаю о тебе» Мишеля Полнарефа. Включи-ка ее, станцуем на прощанье. Встречаться мы больше не будем. Никогда. Сосредоточусь на Руфь и на сыне.

- Правда будет сын? - вышла мать из своего оцепенения.

- Я так загадал, и так произошло. А тебе я оставлю в большом количестве акции Сосьете женераль. Ты можешь теперь не работать, береги свое здоровье. Может быть, тебе лучше вообще одной, все-таки жестокие мы, мужчины. Хоть русские, хоть французы. N'importe quelle nation... - Типа не зависит от нацпринадлежности. - Давай на прощание станцуем Полнарефа.

И в холл ее выводит за руку, и мать, как сомнамбула, за ним идет. Она мне всегда  говорила, что ее теплой волной к нему ведет. И что это и есть любовь. «Так я же буду вашего сынулю нянчить!» Вот на этом самом месте я аккурат с сериала от Валентины вернулась.

 

1 июня 2007 г.

 

На мать теперь до слез жалко смотреть: сплошная ходячая рана, да еще и хромает ассиметрично на обе ноги, у нее и впрямь что-то в тазовом отделе позвоночника сместилось. И цвет лица необычный – лимонно-желтый, и 20 кило теперь лишних. Не случайно Виктор хочет, чтобы она одна жила. Но это не мешало ей цеплять новеньких мужчин. Она в таких случаях говорит: «На ловца и зверь бежит» или из своей любимой Франсуазы Саган: «Оскорбленную женщину легче соблазнить».

Скажу больше: у мамочки вдруг возобновилась эпопея «Земляк земляка видит издалека». Года 3 назад какая-то лихоманка принесла к нам в Марсель огромную бригаду строителей из Латвии, все мамкиного возраста или постарше, молодых совсем мало.  Вроде мы теперь тоже члены ЕС, здрасьте вам, я ваша тетя! Сильно выпившие приходят на вечера в ассоциацию «Дружба», поют и танцуют, один даже голосом Димы Билана пел, и, кстати, очень классно. Прикиньте, внезапно человек 50 мужиков чуть ли не в спецовке являются на глаза приличной французской публике, которая едва не во фраки одета, в этой публике тоже большинство пожилых мужчин, они тоже здесь русских женщин ищут.  Да тот же Виктор, который тогда с мамой на вечера ходил, где они с мамкой лихо отплясывали танго и тянули друг друга за руку в «Ручейке». Этим «Ручейком» все французы восхищались и тащились, а про Виктора и мамашу все говорили: «Самая красивая пара Марселя». А Виктор, увидев строителей из Латвии, маме сказал: «Если у вас в СССР все мужчины такие, я на твоем месте сразу бы после школы удрал в другую страну, удрал бы прямо в возрасте Юльки». И руку мне положил железную на плечо. А мамка ему: «Тебе не понять, у нас детство в одной стране прошло, мы в одни игры играли, одни стихи учили, в одинаковых домах жили (правда, в Риге они вроде лучше были, дома-то), в одну  речку писали». Мама это по-русски сказала, потому что Виктор ее все равно не слушал, его в это время какой-то латыш  задирал, типа помолчи, земеля, у нас с Шурой адрес ни город, ни улица, наш адрес Советский Союз». И почему-то в конце запел. Ладно, пусть поет, лишь бы не дрался с Виктором.

А потом, уже в машине, Виктор продолжил эту тему. «Ну и что, мол. Мои родители тоже в Марокко родились, но они с пье-нуарами теперь не знаются». А мамаша ему возражает с таким достоинством: «Так это когда было! А у нас еще недавно одна страна на всех была».

Но разговор этот имел место еще в той жизни, счастливой, при Викторе, когда мы все строили грандиозные планы на будущее. А сейчас матушка стала как мой Вася, когда с цепи срывался. Правильно в старину говорили: «Сорвался с цепи».

 

4 июня 2007 г.

 

Короче, приходим мы с ней на очередной вечер по случаю окончания года в  ассоциацию «Дружба» (заключительные вечера у нас в июне) и там уже целый полк латышей и все под таким шофе, а некоторые даже с женами. То есть, выясняется, что некоторые жен привезли, а некоторые, наоборот, уехали насовсем в свою Латвию, не понравилось им здесь. Теперь, говорят, это легко, хочешь, здесь живи, хочешь, туда возвращайся. И сами себе противоречат, мол, это тяжело: на 2 страны жить и свои же семьи  бросать. Там у себя в Латвии они работают в день по 12 часов и им платят по-черному, а здесь строго 35 часов в неделю и им платят по-белому, но тоже мало. Им всегда мало. Так сидели бы дома! Франция не резиновая. Хотя Латвия  - это теперь ЕС. И вот приходим мы на вечер, и латыши все как один пристают к маманьке со своей шарманкой: «Мой адрес ни город, ни улица, мой адрес Советский Союз».  И мамка опять из рук в руки переходит в темпе вальса. Однако я заметила, что танцевать она хуже стала. Все-таки что-то у нее в тазобедредренной области серьезное случилось, ну да ладно, главное – не танцевать, и вообще, еще не вечер.

Еще не вечер, а вечер-то кончается, и к маманьке, конечно, этот латыш (но он вроде бы вообще русский), дядя Миша, который под Диму Билана косит, только в отцы ему годится, этот Миша совсем пьяненький, спонсором предлагается быть моей мамаше. До этого он спонсором предлагался всем французским старушкам, которые от старости уже вообще с палочками ходят. Эти старушки – мамы тех старичков, которые на вечере русских жен себе ищут. Ладно, говорит мама, пусть меня проводит, а то страшно в такую темень возвращаться в наш Мариньян, который, как я уже писала , есть «буржуазный город, точка!» Возвращаться домой лучше по трамвайным путям, только очень долго. А если едешь на трамвае, то видишь,  как ты по мосту пересек красивую узенькую речку Лез, которая днем и ночью, будь то при бледно-желтом лунном свете или на ослепительном солнце, неустанно работает Ниагарским водопадом. А если не по трамвайным путям возвращаться, а огородами, то есть элегантными тихими улочками прошлых веков, то это опасно: иной раз проститутки встречаются, даже мужского пола или трансвеститы, может быть, они даже неплохие ребята, только попались на удочку, коготок увяз, всей птичке пропасть, и вокруг них клубится откровенная нечисть.

Короче, идем мы по трамвайным шпалам, дядя Миша уже протрезвел, идет по прямой линии, и на всю улицу голосом «Татушек» поет: «Я сошла с ума, мне нужна она, мне нужна она», а мы переходим мостик через маленький вечный двигатель под названием речка Лез, кончается эта огромная,  больше миллиона легального населения Марсель, этот арабско-цыганско-греческо-эмигрантский  город, шебутной и шумный и преступный, и начинается маленький спокойный буржуазный Мариньян, я воочию вижу эту демаркационную линию. Гляжу на мамку с дядей Мишей, который теперь уже голосом Димы Билана запел «И невозможное возможно», и почему-то думаю, что вот они идут, дядя Миша и мама Шура, и перешли границу от своего несчастного голодрански-пролетарского дефицитно-гулаговского многонационального бедного Советского Союза и вошли в буржуазную, благополучную страну типа Франция. Но они никогда не станут буржуями! А кем станем мы, поколение наше с Валентиной, неизвестно вообще. Чем станет Франция – тоже неизвестно. Может быть, она вообще не  будет буржуазной  и даже не будет французской. И поедут-побегут из нее сами французы. И может, поедут-побегут в нашу новую Россию. Но она уже будет не наша. Российский поезд уйдет, не будет нас ждать на полустанке...

 

5 июня 2007 г.

 

По зрелом размышлении, когда мы с мамой на другой день круто поссорились и через 2 дня помирились, я подумала, что не зря Францию называют страной победившего социализма. Таких мало на Земле осталось: Северная Корея, Куба, ну еще вот Франция. Во Франции тебе очень много гарантировано или почти гарантировано. Иначе мама не получала бы пособие по безработице. А когда получаешь пособие, то присоединяется еще много льгот. Правда, мама говорит, что это уже не социализм и не дикий капитализм, а настоящий капитализм, очень серьезный. Но я вспомнила, что мне Жульен говорил: такое не может продлиться долго, скоро французский народ выйдет на баррикады и все сметет. Только выйдут не такие, как Жульен (это уже моя трактовка).

Но что это я все про деньги да про деньги, тем более во Франции можно хорошо и без денег прожить, даже в нашем буржуазном точка городе Мариньяне.

Итак, мы пришли тогда все трое в нашу квартиреху, мне уже спать хотелось, а мама с дядей Мишей в холле расположились на диване, тем более маманя  на вечере говорила, что еще не вечер! По ходу выяснилось (я через стенку слушала), что у дяди Миши ни жены, ни детей. Врет поди. Пробую я уснуть, а тут такой нудный шум через стенку и их тихое перешептывание, знаете, как мешают уснуть, при том, что все эти танцы-шманцы с теми, у которых «мой адрес ни город, ни улица, мой адрес Советский Союз», меня как-то взволновали. Там, кроме латышей, были еще белорусы и украинцы в большом количестве.  Но те пришли без детей, а латыши некоторые пришли с детьми. Их было мало, трое или четверо. Но они, как ни странно, говорили на русском. Правда, на очень плохом русском.  Даже те, которые из Латвии, но русские. Но я ведь тоже теперь на плохом русском говорю. Мы могли бы говорить на французском, но они недавно прибыли и еще не выучили. И они мне показались по своим приколам и повадкам чем-то мне сродни!  Как было 2 года назад, когда приехали мои кузены – сыновья тети Гали из Канады. Я их увидела впервые в жизни и сразу поняла, что они мне родня. Также и эта малышня из Латвии. Я стала вспоминать этих малявок (им всем по 10-13 лет) и сопоставлять с французской ребятней, как вдруг мама засмеялась таким интимным смехом на какую-то явно пошлую шуточку дяди  Миши.

Я разгневалась, вскочила, рывком открыла дверь в холл, где они на диване расположились, ну думаю, заяц погоди! А они, оказывается, в одежде и даже на расстоянии друг от друга. На стеклянной столешнице бутылка пива стоит пустая, и карты разложены. И что самое ужасное, мне показалось, что это карты таро. Не просто карты, что тоже безобразие, ведь нельзя с крестом манипулировать, мне еще маленькой о. Леонид рассказывал, а карты таро! По крайней мере на картонке было написано это слово: Таро. И оба так поглощены ерундистикой, что даже позабыли про основной инстинкт и что еще не вечер и можно еще ребенка зачать – тем, кто хочет  детей. Хотя в нашей теперешней ситуации это уже лишнее. Пора мамашке снова напомнить, что у нее есть я.

- Так, - говорю я голосом училки советского розливу, - немедля, немедля! Уберите эту нечисть. Ты, маменька, с моей маечкой сатанинской боролась и доборолась так,  что мне теперь на вечер одеть нечего. А сама таким позором занимаешься, постыдилась бы своих седин. - У нее как раз столько новой седины появилось, она ее с горя уже вообще не закрашивала.

- Так ведь в старости только этим и следует подзаняться, больше нечем, хочется ведь знать, что нас ждет в наш остаток дней, - не растерялся дядя Миша. Смотри-ка, какой сообразительный, хоть и простой работяга, почти от сохи.

- А вы, - говорю, - Михаил, слишком поздно здесь задержались. В приличных буржуазных домах так поздно не задерживаются.

- Это у вас-то приличный буржуазный? - У нас в это время как раз жуткий беспорядок был. - Тогда давайте я вам хотя бы полку прибью, чтобы у вас было на приличный буржуазный дом похоже, - несколько оробел дядя Миша под моим нешуточным натиском.

- Ну, прибей, пожалуйста, - мать говорит, а  сама тихим волком на меня смотрит.

Стали они инструменты искать, оказывается, то ли их вообще нет, то ли потерялись. Дядя Миша нам: «Ну и пыль тут у вас, чем вы дышите, мне интересно знать. Таро не таро, а фэн-шуй вам изучить не помешало бы». А сам руками полку прибивает, и ручищи у него такие огромные и ловкие, недаром строитель. Его на вечере еще эти французские старушки спрашивают: а как вы здесь работу-то нашли, ведь во Франции в строительстве свободных рабочих мест нету. А он: не я нашел, а меня нашли. Хотя уже сильно выпимши был и всем им спонсором предлагал быть. И сейчас полку так ловко одной рукой прибил и все книжки разобранные туда сложил. Я вообще-то их никогда не читала и даже в руки не брала, а теперь вижу: они почти все посвящены таро и астрологии (ею, кстати, тетя Лида до умопомрачения увлекается). Ну, волк погоди!

Только дядя Миша ушел, кстати, совсем не выспавшийся из-за карт таро и из-за того, что помогал нам наладить без всякого инструмента наш скромный буржуазный быт (впрочем, он душевно, то есть по-русски, пообщаться приходил, а вовсе не спать), только за ним дверь захлопнулась и он пошел к первому по времени трамваю, на 6 утра, только он вроде бы в него сел, матушка мне такого раза по спине дала.  Правда, не столько больно, сколько символично...

 

7 июня 2007 г.

 

- Ах ты! - еще и обозвала меня. Делаю тут  большую купюру. Вместо привычного слова блин сказала это ужасное непечатное слово, которое я абсолютно не перевариваю.  Я от таких слов могу просто заболеть. И я, кстати, уже начинаю заболевать. Именно от него. А она меня и дальше убивает. Недаром пишут, что слово убивает, что оно особенно убойно действует на организм. А она меня убивала буквально. Как закричит не своим голосом! Ладно, лягу в постель. Я точно заболела.

 

 

Глава 11

 

«Какие основания были у него покончить с собой? А ведь для того, чтобы жить, нужны более веские основания, чем для того, чтобы умереть».

(Антуан де Ривароль)

 

«Имейте мужество жить. Умереть-то любой может».

(Роберт Коди)

 

 

8 июня 2007 г

 

Передавать другому чужую злость  нельзя. Я это прекрасно знаю. И даже знаю,  что и слова злые, все высказывания на тему, как этот чисто конкретный типчик подл, развратен, жесток и т.д., тоже нельзя никак передавать. Ни под каким видом. Но иногда все-таки срываюсь. Тогда это буквально передача злых мыслей на расстояние. И, понятное дело, злоречивые царства Божия не наследуют.

Да ладно, мне это теперь не надо. Мне совершенно не до царства  Божия. Как бы на земле просуществовать. Нам бы день простоять да ночь продержаться, как любит цитировать   баба Люда. Тем более это же дневник. В нем можно маманьку ругнуть или хотя бы описать ее во всей ее красе. Иначе зачем дневник? Его ведь вообще никто не читает, маманька мой почерк не разберет, даже я сама его не читаю и скоро его вообще, наверное, потеряю, в нашем-то бардаке.

Короче, опишу, как это происходило. Может, легче будет.

- Вот ты... (купюра)...  Юлька, никогда меня в горе не поддержишь... Для меня  первое отвлечение от горя – это карты. Гадание... Я не выдерживаю испытание неизвестностью! Не в постель же ложиться с первым встречным, и вообще меня Виктор запрограммировал быть одинокой. Правильно запрограммировал. Ад – это другие.

Гляди-ка, думаю, слова какие умные знает матушка! А про «ад это другие» я где-то встречала или мне кто-то умный говорил, но точно не Валентина. А мать опять свою шарманку крутит:

- Никогда меня не поддержишь... (купюра)... ни в горе, ни в радости, ни в болезни... даже стакан воды не поднесешь... в телик свой уткнешься и поминай, как звали... Будто имя тебе не Юлька... (купюра)... а Большой Брат, экран то есть...

- А ты в свои карты!  Имя тебе - карта Таро! - парирую я, хотя справедливости ради надо отметить, что карты Таро я первый раз давеча увидела и уже успела их ножницами проткнуть. Так что их как бы нет!

А она опять за свое:

- Ты как отец твой, жестокая и черствая... (купюра)... Умирай хоть я, тони в море, ты даже... (купюра)... руку не протянешь... Ты никогда подругой мне не была, даже когда совсем маленькая была, все равно жестокая и черствая, как папаша твой...

- Отца не тронь! - наступаю я на нее. - Нашла подружку! Иди к своей Лиде, она тебя поддержит! А я, между прочим, тебе дочь. Забыла? Второго ребенка с кем попало вздумала зачинать, про первого ребенка забыла. А я у тебя одна, заруби себе на носу!

Мать совсем с лица спала, даже позеленела, и перед лицом моим своими длинными пианистическими пальчиками машет:

- Правильно Герцен говорил: дети – это наша казнь.

- Начитанная какая! - опять парирую. - Что же тебя эти книжки ничему умному не научили? Как была глупая, так и осталась!

- Именно! Глупая! Да не надо было мне вообще никого зачинать и рожать, а с тобой вообще надо было аборт сделать.

Теперь пришел мой черед позеленеть и даже посинеть. И у меня даже волосы дыбом встали. И слов не нашлось. И вдруг какой-то тихий вкрадчивый голос стал за меня молиться. Типа голоса отца Леонида, когда я еще кроха была и ни в какую школу не ходила. И о. Леонид был еще совсем молоденький, как студент. И с кадилом ходит в нашей деревянной курской церкви Всех святых, в настоящей церкви с золотым куполом, хоть и маленькой! Не в этой марсельской заброшенной квартирехе с синими стенами, которую какой-то прихожанин грек оставил и иконы навесил под вид настоящей церкви! Святая Иулия, Сергий Радонежский, Казанская Богоматерь, а дальше я забыла. Но вижу, и мать моя тоже плачет, в пол-оборота от меня отвернулась. Глядя на ее спину, уже заплывшую свежим жирком, вспомнила я, как массаж ей делала на этой спине 3 года назад, когда она в гостинице уборщицей работала и не такая толстенькая была. Хотела ей снова массажик сделать, но вспомнила все ее огульные обвинения, дернулась от нее и наутек в свою комнату.

 

9 июня 2007 г.

 

А сегодня мне еще хуже стало! Да как же можно было меня убивать, когда я не родилась еще? Ладно, сейчас пусть убивает, на то они и родители, чтобы по мягкому месту шлепать или чисто конкретным словом убивать. Насчет этого мы давно уже в своих русско-французских кругах слушали и постановили. Но как можно не родившегося на свет ребенка убивать, когда он слов-то вообще не знает? Значит, сначала они к его мягкому месту подбираются, а он это мягкое место, такое крошечное, от них прячет. Правда, Вася, когда был щенком, мягкое место не прятал. Бывало, сам весь спрячется, когда  я его с ремешком воспитывала, а попочку с хвостиком выставит, мол, бейте меня, раз вы такие жестокие! Ну, так ведь Вася уже к тому времени появился на свет, был уже таким реальным комочком на 4 лапах!

И впала я в депрессию, кажется, впервые за все время жизни во Франции. А в России у меня никогда депрессии в принципе не было. Это все потому, что, как говорили все взрослые кругом, «это твоя родина, сынок».  Хотя почему французы на своей родине всегда в депрессии? Не все, конечно, но уж добрая половина наверняка. Как говорил тот олигарх тетемаринин: «без дураков». А остальная половина тонко шутит, острит, порой, правда, ниже пояса, а что вы хотите, французы известные шутники. Правда, улыбаются при этом так загадочно-сдержанно, не то, что русские, которые просто лопаются от смеха без всякой на то причины. Может быть, французам вообще не до смеха.

 

10 июня 2007 г.

 

Лежу пластом и ничего не хочу делать, даже школу пропустила, благо последние дни. Мамашке-то все равно, она прекратила со мной разговаривать. Сбегала на вызов в АНПЕ, пришла опять не солоно-хлебавши, да и что они ей могут предложить, если они никому ничего хорошего, даже французам. Маманька тоже лежит на диване пластом, почти трупом. Точнее, она пластом, а я трупом,  раз уж она меня убить хотела 16 лет назад. И вдруг этому почти трупу снится сон, впервые за многие бессонные ночи.  Приходит такая молоденькая, как студентка, девушка на прием к врачу-гинекологу. Это маманька моя со мной микроскопической в животике, я еще как рыбка у нее внутри или, как там, лягушка, мы по биологии проходили - лягушка-лягушкой, но кое-что уже  соображаю. И папик мой, тоже молодой, как студент, под дверью у врача в холле ждет. А врач маманьку за ручку приветствует, говорит, ложитесь, гражданка Липатова, в креслице, пожалуйста. Это первый раз тяжело, а потом уже легко будет в креслице-то привычно  располагаться.

Уложил ее в креслице, руками в перчатках поорудовав. Только этот врач в белом халате, а не в бирюзовом, не как папа Эжена; мне тогда бирюзовые халаты не снились, сон был абсолютно российский. Здесь во Франции всем русским чисто российские сны снятся, даже если сто лет в России не были. И врач этот в белом халате ей говорит: «Маленькая беременность у вас, гражданка Липатова, семь дней, девочка у вас будет, только косичек на голове еще не видно, ну дак рано еще».

Мать в слезы, прямо поперек ковра, как тот Жульен, легла и лежит. «Поймите меня, не хочу я нищету плодить». Врач серьезное лицо сделал, перчатки резиновые снял, руки свои ловкие под краном моет. «Да как можно! - молодец такой, говорит ей, главное вовремя человека на место поставить, надежду в него вселить. - Ведь такая замечательная девочка у вас, хоть и без косичек на голове, да ведь это теперь не обязательно, косички нынче не в моде, будете ей хвостик делать, такой красивый хвостик, такая красивая девочка будет, вот как вы, настоящая русская красавица, пусть и без косы. Ничего страшного!» И отгибает вверх большой палец правой руки: «Вот, какая красивая девочка будет! Юлией назовете!»

В коридор рыдающую маму выводит, ведет ее мимо гавриков, которые тоже в очереди  ждут, но в все в основном без животов, не хотят нищету плодить, и папа в конце коридора тоже плачет, он еще совсем молоденький, как студент, кроме стипендии, ничего за душой нет, если не считать развалившейся державы под названием Советский Союз, но у него еще нет ни дома ни улицы. А я рыбонькой-то так хитро в пузике у мамы свернулась, хвостиком помахиваю, который вместо косички сгодится, тем более косички уже не в моде. И врач папке тоже руку жмет, говорит, вот такая замечательная у вас девочка-дочка, как золотая рыбка, которая все вам на хвостике принесет! Вот, мол, такой замечательный малыш, пока мы говорим, он уже подрос на миллиметр. И папка вдруг так счастливо заулыбался, во весь своей молодой, четкий, точеный рот, все 32 зуба еще целы и белоснежны. Их еще никакое качки не выбили. А я там в пузике у мамы золотой рыбкой свернулась, хвостиком помахиваю...

 

11 июня 2007 г.

 

А малыш у моих родителей и правда замечательный получился, несмотря на отдельные недостатки. Но мама мне больше про мои недостатки не говорит, она вообще почти перестала со мной разговаривать, хотя мы вроде бы помирились. Говорит только убийственные формулы: «Доброе утро... Спокойной ночи, малыши... Я пошла... В холодильнике там пошарь... Мне никто не звонил?..»

Звонил-звонил! Рекламировали всякие устройства в доме (проект-«девиз» бесплатно, а его реализация опустошит вообще весь дом), бесплатное членство в клубе «Авон», если на 3 тыс евро накупишь у них косметики. Еще каких-то женихов французов в клубе знакомств, но за вход тоже тыщонку евро пожалуйте. Жизнь стала пресной, прозаической и лишенной какой бы то ни было возвышенной, небесной энергетики.

Мать часто ходила в АНПЕ, из-за травмы ее вообще уволили с работы, но поскольку белых часов у нее было мало, все в основном черные, то пособие она стала получать совсем маленькое. АНПЕ ее на курсы послало, и она все лето будет на них ходить, поэтому в Россию мы не едем. Но за посещение курсов, если не пропускаешь, будут платить больше.

 

3 июля 2007 г.

 

Просыпаюсь я сегодня, мать уже ушла на курсы. Первый день каникул. Дует ветер, сияет средиземноморское небо, еще свежо, но обещается дневная жара. Задумчиво, деловито стрекочут в кустах под окном какие-то невидимые и неведомые птички. На душе неважнецки, не депрессия еще а ля Франс, но около того. Летом почему-то вообще много мрачных мыслей и забот наваливается. И вдруг мне какой-то голос зазвучал утешно, ну как у Анны Ахматовой. «Мне голос был, он звал утешно». Нам Лиль Ванна читала. Только голос не Ахматовой был, а Николая Баскова. Маманька ушла, а проигрыватель не выключила, а он у нас полусломанный, вдруг на ровном месте может неожиданно заорать какую-то песню. В данном случае - как по заказу моей Валентины, это она от Баскова в восторге, а не я. Французы называют его «такой маленький хорошенький блондинчик». Хотя он вроде не маленький. Валентина в Германии на его концерте была и даже издалека присматривалась с целью заценить его рост, но охрана близко не пустила, там немецко-русские ребята из Казахстана на кусочки костюм Баскова рвали. Костюм, правда, из какой-то специальной ткани, нервущейся. Короче, романс на стихи Бунина. И Басков его поет таким сначала вкрадчивым голосом: «Настанет день - исчезну я...» Как хорошо, красиво кругом, и это Бунин исчезнет, все-таки в таком пожилом возрасте думают о смерти, это Бунин исчезнет, а не я! «А в этой комнате пустой все то же будет: стол, скамья, да образ древний и простой...»

В целом красиво поет Басков, Валентина-то права, она вообще девчонка неглупая, разбирается. Образ древний и простой! Почему у нас иконок-то нет совсем? Куда-то исчезли незаметно. Отец Димитрий говорил, что Господь грязные дома не посещает, но это уже не фэн-шуй, хотя там тоже много правильного и таинственного содержится. Надо иконки снова повесить, дядю Мишу позвать. Только пусть днем придет  и трезвый.

«И так же будет залетать, - курским соловьем залился Басков, - цветная бабочка в шелку...» Я даже на балкон вышла. «Порхать, шуршать и трепетать по голубому потолку», - с сильным московским акцентом на звуке а поет Бунин, то есть Басков. Бунин тоже сначала в Москве жил, а потом под страхом смерти бежал на корабле из Крыма в чужие края, сначала не помню , в какие именно. Это он потом во Францию приплыл.  У нас, кстати, потолок не голубой, а серый.

«И так же будет неба дно смотреть в открытое окно...»

Неба дно! Сто раз эту песню слышала и только сейчас поняла, что он поет: неба дно! Не небо одно, как я раньше думала, а неба дно! Это надо же так ухитриться! Кому попало  Нобелевскую премию не дадут, это же куча денег! Хотя он ее махом  промотал. Ему еще какие-то братья Мендельсоны в этом помогли. Он пленился их музыкальной фамилией, и они ему такой лохотрон устроили! Все равно лишними деньги никогда не бывают, даже если находятся у вас в руках ровно минуточку. На момент присуждения у Бунина вообще не было никаких денег, у него даже монеток не было, чтобы дать мальчику-посыльному на чай. Это Лиль Ванна тоже рассказывала.

Я зашла опять в комнату, чтобы лучше видеть это «неба дно». А то на балконе  глаза слепит. «И море ровной синевой манит в простор пустынный свой...»

Меня всегда море манит, мы с Виктором часто на море ездили, у нас всего 15 км от моря, но теперь без Виктора с его «мерсом» уже никак, нам нужно на 2 автобусах добираться 3 часа туда-обратно. И поэтому мы почти туда не ездим. Но мы и без Виктора с маманькой проживем. Я окончу лицей, может даже на одни двадцатки, что, впрочем,  маловероятно. И еще буду счастлива. Встречу и полюблю мальчика, рожу от него в законном порядке много детей. Или, может быть, все-таки с Эженом сойдусь, это он может быть пока наркоман, а потом вылечится, у него папа врач! И он нам поможет здоровых малышей  вынашивать, ведь это светило медицинского бомонда всего Марселя!

Я вышла опять на балкон, преисполненная новым ощущением счастья. Вместо бабочек высмотрела теперь пару ящериц, которые кружили по розоватой стене нашего дома и гонялись друг за другом. Потомки динозавров, они, казалось бы, в своем  брачном танце околдовывали друг друга. Динозавры – это первая волна русских эмигрантов, бежавших отчего-то в Париж. Еще пока точно не знаю, от чего, но они, видимо, были крупняки, личности. Потому что любили Россию и не за длинным рублем погнались на Запад, хотя в Париже тогда были заводы «Ситроен» и на конвейере можно было устроиться в массовом порядке на работу. Или водителем такси, как писатель Газданов, который потом масоном стал, мне Валентина рассказывала. Но они все не из-за работы приехали на Запад. Подумаешь, водитель такси! Подумаешь, сборщик «Ситроенов»! Существовало нечто в России такое, что угрожало их драгоценным выдающимся жизням, вот они и ломанули  всем строем и на кораблях и в поездах  за рубеж, кое-кто в Болгарию, в Чехию, даже в Марокко, а многие в Париж. А остальные из великих умерли на родине, их всех Гулаг покосил.

В прошлом году из Москвы я летела в Париж и в самолете два старичка по-французски на эту тему рассуждали в соседнем ряду. Хоть и по-французски, я почему-то подумала, что это русские и потомки тех динозавров. Тех, которые успели спастись. И они что-то про новое поколение русских стали рассуждать не очень лицеприятное. Когда в Париже мы все еще ждали трапа, один старикан сказал другому: «А эти вообще не богатыри. Посмотри, какие они все невыразительные. Ходят стайками, жуют жвачку, пьют пиво из банок, хихикают. Они в Париж из Москвы потусоваться едут и за шмотками,  торопятся размотать денежки родителей, нефтяных тузов, ну, в крайнем  случае в Сорбонне посидеть несколько лет,  но ничего нового они создать не могут, ни книжек, ни заводов».

Мне стало как-то обидно, все равно заводы теперь все в Китае, даже при желании у нас никакой завод не откроешь, разве что типа как у Виктора «окна-двери». Но почему-то образ динозавра масштаба Бунина мне пришел на ум, когда я на ящериц-то любовалась  и слушала Колю.

Вдруг Басков резко умолк, хотя романс по идее еще продолжается, и потом стал повторять одно последнее слово до бесконечности. «Простор пустынный свой... простор пустынный свой...» Специально для Валентины, которая даже со мной говорит уже по-французски. Типа не забывай, Валюша, родной язык,  повторяю для тех, кто не понял. Там потом новое стихотворение Бунина идет, а романс один и тот же. Вечно у французов вся техника выходит из строя. Закат Европы, как Валентина говорит, чего ты хочешь? А дядя Миша анекдот любит рассказывать: приезжает японец в Россию, у него спрашивают: что вам в России нравится? А он: «Мне у вас дети очень нравятся. А то, что вы руками делаете, мне совсем не нравится». Кстати, это про Францию тоже актуально. Наша соседка старушка Одд мне постоянно жалуется: я де в половине стран мира жила, даже в России, дольше всего в Германии и Англии. Такие плохие товары только во Франции и в Китае, у меня муж в промышленной разведке работал, он все знает. Какой несерьезный мы народ французы, чуть не плачет она при этом...

 

13 августа 2007 г.

 

Нет, нет и нет! Нельзя даже говорить, что я девочка поверхностная. Вот, например, в предыдущей дневниковой записи Виктор мне неспроста причудился. Звонит он сегодня на мобильник, я как раз в трамвае с подружками ехала, мы весело болтали и прыскали со смеху. Слышно было плохо, но у Виктора голос командный, хотя раньше он еще более командный был. Короче, сообщил мне  такое, от чего я до сих пор опомниться не могу.  Натали-то на самом деле покончила с собой. Скоро похороны. Поля он уже забрал в Париж. Поль так и не заговорил, ему тем более никто ничего не сообщил, а неизвестно, понял ли он что-нибудь вообще. И вообще не установлено, видел ли ребенок сам момент.  Но ты, главное, сказал мне Виктор, маму береги, смотри за ней, все ей прощай... Натали вот не знала о свадьбе Викторовой, а все-таки руки на себя наложила. Да, думаю я о нем не очень доброжелательно, ты привычный к этому делу, к тому, что из-за тебя суициды совершают изнеженные французские женщины, но русскую женщину на пушку не возьмешь!

Однако я только его спросила, когда похороны-то? Он не расслышал, сказал только, что хочет со мной встретиться, когда в последний раз в Марсель приедет. Будет, мол, скоро вещи Полевы забирать и фортепьяно. Тогда вызвонит меня.

 

14 августа 2007 г.

 

Вся опять помертвевшая, прихожу домой, маманьке ни слова ни о чем. Хотя мы с ней вообще полноценно не общаемся, только так: здрасьте, до свидания, возьми из холодильничка поесть и т.д. И что вы себе думаете, матушка вот почти аккурат после того, как мне Виктор-то позвонил, вскакивает в 3 часа ночи и идет в ночной рубахе прямиком на меня с закрытыми глазами, как сомнамбула. «Ребятки, - кричит она по-французски, правда, произношение оставляет желать лучшего, - вы покрепче ее держите и поаккуратнее, не повредите ножку ей, видите, какая она вся маленькая, как птичка-колибри...»

 

2 сентября 2007 г.

 

В России уже давно весь народ в школу пошел и даже, наверное, все студенты, а здесь у нас жара и конь не валялся. Занятия в коллеже начинаются через 3 дня, до этого надо прийти на оргсобрание и за учебниками. Вспомнила почему-то про мсье Гартмана, который называл меня поверхностной девочкой. В этом году у нас будут уже по всем предметам другие профы, пусть только попробуют обозвать меня поверхностной девочкой! Это с моей-то интуицией, которую я явно унаследовала от мамашки. Какова матушка! Среди ночи Натали увидела на носилках! У папы, наверное, тоже интуиция развита, недаром он всего боится, а раньше только качков боялся. Мир стоит того, чтобы его бояться.

А самое главное, что Виктор меня действительно вызвонил, когда матушка на курсах была. Молодчик, он всегда все свои обещания сдерживает. Обещал же он этой Руфи жениться  на ней, если ребенок получится. По крайней мере, так теперь мне думается. Это если по-хорошему думать, без дураков. Встретились мы с ним на бывшей квартире Натали и, хотя прошло всего несколько месяцев с нашей последней с ним встречи, когда он с маманькой последний раз танцевал,  я  сразу отметила, что он стал седой и совсем старый. Хотя улыбается вроде бы прежней улыбкой, улыбка у него красивая и как у молодого, невзирая на то, что вроде бы совсем некстати. Я сначала думала, что он приехал мебеля грузить в Париж, а оказывается, вся квартира и мебеля отдаются в собственность безутешных родителей Натали. Очень он серьезный и благородный. По ходу обнаружилось, что приехал он в Марсель сейчас ради того, чтобы нам с мамой Натальино фортепьяно передать. Ну, то, на котором моя матушка занималась с Полем музыкотерапией. Кстати, поведал мне Виктор, Поль произнес первое в своей жизни предложение, но только одно: elle est sortie  (она вышла). И очень тихо. А дальше опять молчок.

Насчет рояля Виктор все до деталей продумал. Договорился с Лемерсьерами, что  якобы они позвонили нам домой и поставили перед фактом, что дарят нам рояль, он им теперь не нужен, все равно у них новый появился. Но мамы тогда дома якобы не было и им ответила я. Пока мамы дома не было, мы на большом грузовике приехали с Виктором  в наш дом, вернее, рояль в грузовике везли, а мы с Виктором рядом на его машине по пробкам скакали. Грузчики шустро затащили фортепьяно на наш четвертый по-русски этаж, туда же Виктор пригласил своего бывшего одноклассника - настройщика фортепьяно.

Все было сделано к шести часам вечера, перед приходом мамы мы все усталые и довольные  покинули дом, невольно напустив на лица таинственную мину.

 

10 сентября 2007 г.

 

Интересно, увижу ли я когда-нибудь Виктора? Даже не верится, что всего несколько месяцев назад он так часто мельтешил у меня перед глазами, всегда изящный, моложавый,  пританцовывающий и подшучивающий, а теперь по двору уходил от меня к своему «мерсу» другой человек: старый и слегка даже сгорбленный. Зато мне польстило, что он, воровато озираясь и в то же время напустив на себя рассеянный вид, порылся в наших фотках на буфете и усвистнул несколько фотографий, даже те, где мамашка молодая как студентка, а я на ее руках в ясельном розовом комбинезоне, вообще  как мелкий клоп. Я закосила под не заметившую, у нас этих фоток по паре.

Мы договорились, что будем перезваниваться, и он мне уже позвонил, сказал,  что если ты захочешь в коммерческом училище учиться, то я тебя в Париж на свою фирму возьму стажироваться. Стажировку и практику во Франции не так-то легко получить, сказал,  я тебя заодно таким премудростям научу, что ни в какой коммерческой школе не научишься. Но я в коммерцию боюсь. Как бы не получилось по типу как с папенькой моим: за 2 года 3 пулевых ранения. Даже если здесь качков не так много, как в России. Но на меня-то хватит, особенно если учесть мою плохую наследственность – способность вызывать огонь на себя. Зато мамашка моя вся расцвела после такого королевского подарка со стороны якобы Лемерсьеров. Хотя мимоходом заметила, что именно эту  марку рояля у них не припоминает, так ведь много воды утекло с тех пор. Мамаша уже 10 раз им звонила и рассыпалась им в благодарностях. Куда же   подевалась ее гордость русского интеллигента? Хотя, может быть, даже  Бунину оно иногда отказывало, это чувство гордости за то, что ты русский и приехал из такой страны. Личная гордыня – это другое. Мне батюшки, что о. Леонид, что о. Димитрий по жизни   про гордыню  все уши прожужжали, и я совсем запуталась в этих понятиях. Но лучше запутаться, чем быть категоричной и поверхностной девочкой, тогда я смогу утереть мсье Гартману нос. Впрочем,  у нас теперь другой преп по социологии...

 

5 октября 2007 г.

 

А вот про адекватное орудие труда! Матушка, приходя домой сразу после курсов бухгалтеров, куда ее послали (на эти курсы всех посылают, а работу потом все равно сам должен искать), шла прямиком к роялю и разминала отвыкшие пальцы многочасовыми гаммами. Она совсем забросила  домашнюю работу, даже холодильник стал наполовину пустой, только тихо ворчала, что я ей не помогаю, зато до глубокой ночи  разыгрывала пьесы. Один раз прибежали соседи-студенты снизу (знаю я их, сутками что-то сомнительное курят, от чего у всех голова болит). Они начали громко скандалить, будто уснуть невозможно, мать с достоинством им возразила, что работает, такая, мол, у нее работа, заодно и музыкальный сайт создает (кивнула на компьютер, который я забыла выключить), но звук отныне свела к нулю, нажав на какую-то педаль. После этого как по заказу к нам в квартиру стали приходить старички и старушки из нашей резиденции, которым вдруг резко захотелось заняться музыкой, тряхнуть стариной и вспомнить детство, точнее, чисто конкретно впасть в детство, как они сами же остроумно изволили выражаться. Ученическая стукотня по клавишам опухшими, больными, негнущимися, натруженными старыми пальцами слышна теперь у нас в подъезде до 8 вечера. Некоторые захотели приходить аж в 6 утра, французы вообще ранние птахи (у них обед в 12 и всюду перерыв на 2 часа), недаром говорится, что кто рано встает, тому Бог дает, хотя у них культ Высшего разума, который, мне теперь сдается, тоже не привился или привился как-то боком. А если привился, то не так, как хотели вожди Великой французской революции.  Вожди всегда хотят одного, а по жизни выходит другое, потому что человек полагает, а Господь располагает. Я просто буквально вижу, как он располагает своими руками, а руки как на иконе. А матушка этим старикам, которые уж совсем ранние птахи и хотели в 6 утра заниматься, показала рукой на пол, типа сами знаете, соседи снизу не выносят шума. А старики ей: конечно, всю ночь травку курят, надо же отоспаться потом. Этих студиозов знал весь дом, тем более там периодически кто-то из окна падал, правда, всегда удачно приземлялся.

Матушка много денег за уроки не брала. Некоторые уроки даже оформляли по-белому. Многие старички боятся по-черному, а со старичков-инвалидов или которые вообще на коляске (возникли и такие ученики) она много денег вообще не брала, зато они потом меня в коридоре или на улице отлавливали и совали в руки монетки евро. Очень добрые эти старушки и старички. И они всегда довольны жизнью, даже если больны или вовсе инвалиды. Мне кажется, я этих старцев люблю даже больше, чем маманя. Она мне как-то на ходу бросила: а чего им не быть довольными  жизнью? Нам-де на курсах говорили, что у стариков во Франции доходы выше в среднем, чем у работающих. Свой возраст они не случайно называют l'age d'or. Кстати, как его назовешь, он таким и будет. Я почему-то опять вспомнила святошу Нину, ее слова о том, что старости и смерти бояться грех.

 

11 ноября 2007 г.

 

Кстати, и о маечке. Мы с Валентиной, собрав эти монетки стариковские в копилку-свинью, которую Валька прихватила из России этим летом, опять сбегали в тот потайной магазинчик с черепами, его, правда, перевели в еще более отдаленное место, пришлось шагать по шпалам и через какую-то фабрику на этот раз. Проделав такой сложный путь туда, мы купили уже две таких маечки. Но ведь на этот раз мы существенно поумнели.  После всего, что с нами по совокупности случилось, точнее, со мной, Валька-то, как всегда, вышла сухой из воды, мы теперь хранили обе маечки у Валентины дома. Мы теперь и надевали их только у Вальки дома и вместе снимались с ней перед камерой, фотки потом запускали в наши блоги. Фотки получали восторженные отклики в  блогах, не только в наших. Пусть баба Нина теперь со своими кагебистскими агентами-внуками прикусят язычки, тем более мы вообще про них принципиально теперь не думаем. Проехали и забыли. Забили!

А мальчиков мы в этих маечках вообще уже не собирались клеить. Мы с Валентиной решили стать совсем благоразумными. Теперь любимая наша тема, как у всех маминых подружек: первая серия - «эти галльские петухи», вторая – «эти русские придурки». Мы сосредоточились на первой серии, русскими придурками займемся позже, они сейчас от нас как-то далеко и нам фиолетово. Не отцов же нам своих русских ругать, тем более и у нее и у меня относительно отцов настоящий фрейдистский комплекс, мне Валька долго заясняла, что это такое, ф. комплекс, я не совсем поняла, но в целом согласилась.

 

14 декабря 2007 г.

 

И вот, занимаясь первой серией, мы тоже со вкусом загибали пальцы. Вернее, загибала пальцы Валентина, а я рассказывала, поставляла ей информацию. Потому что Валька сама не могла располагать информацией. У нее уже 2 года сильная аллергия абсолютно на все. И она сидит все время дома. А лицеи у нас разные, далеко друг от друга. С людьми она общается в классе, а по жизни только со мной. С мамашкой своей Лидой  разговаривает тоже односложно, как и я со своей. Отличие только в том, что я мамане своей никак не отвечаю, а Валентина - по-французски и специально очень быстро, чтобы тетя Лида ее не поняла.

Я Валентине   вчера сказала:

- Помнишь, отец Димитрий говорил: бывают такие моменты в жизни, когда надо бечь людей. Если хочешь хорошо продумать свое общение с Богом и понять свое место в мире. Чтобы никто не отвлекал.

А она мне:

- Мы с мамой уже давно забили на твоего отца Димитрия. Сам он отвлекает от чего-то важного вместе со всей своей родней!

- Не ворчи, - говорю.

- Это я-то ворчу? Я и без него знаю, что надо бечь людей. Периодически. Вот Марсель Пруст почти всю жизнь бежал. У него тоже сильная аллергия была, и он сидел в четырех стенах и творил. А по ночам приходил в какой-то парижский ресторан. Я забыла в какой, но там сейчас мемориальная табличка есть.

- И что?

- Не торопи меня. - Валька вообще занудная и медлительная, как черепаха. Может быть поэтому я единственная, кто с ней дружит, хотя я девчонка-вихрь. Парадоксально! - Короче, приходил он к закрытию ресторана, это часа в два или четыре ночи, а у него уже там свой официант был. И он к нему не поесть приходил, хотя я точно не знаю, может все-таки и покушать. Но главное, он у этого официанта выведывал, о чем люди говорили за столами. И в записную книжечку с его слов записывал. Потом он эти диалоги помещал в свои романы. То есть он тоже бегал людей и ничего, стал знаменитейшим писателем.

- Нобелевскую премию получил за свои ресторанные диалоги?

- Сама ты Нобелевская премия! - Валька начала грубить. Значит, пора перечислять  факты из первой серии. Я приступаю к россказням своим, поставляю ей  информацию, как тот официант, а она загибает пальчики. Итак: Лео бросил Мари-Жозе, хотя еще недавно клялся ей в любви. Первый палец. Абдель послушался мамашку, теперь будет искать себе только мусульманку, а с Этьен у него такая любовь была бешеная, предатель. Второй палец. Паскалин трое суток просидела у телефона, даже не спала, все ждала звонка от Тимоти, сказать ему, что она снова беременная. СМСку ему послала. А к телефону он не подходит. Третий палец. Вскоре Вальке не хватает уже 10 пальцев, и она идет по второму кругу. Но нам нужно еще сериал успеть посмотреть. Там тоже сначала бешеная любовь, а потом здрасьте вам. Вот Валентина и изолируется от всего мира, чтобы не быть раненой им. Телик не поранит, хотя нервную систему тоже портит еще как, в сумме по ходу столько всего насмотришься, и ведь завораживает-то как! Не оторваться, только сиди и смотри. Вроде сознаешь, что реальная жизнь проходит мимо, и все-таки к дивану как винтом тебя привинтила нечистая сила. Но я хотя бы с девчонками дружу, а Валька ни с кем не хочет, говорит, человеку должно быть хорошо с самым главным человеком – с самим собой. «И с телевизором», - говорит в таких случаях моя мамашка. До прихода рояля она тоже все свободное время телик смотрела. А если уж бечь людей, то надо убежать и от телика. Если рассуждать логично.

 

 

Глава 12

 

«Так храм оставленный - все храм, кумир поверженный - все Бог».

(Михаил Лермонтов)

 

 

3 января 2008 г.

 

Наступил такой интересный год, да еще и високосный! Я впервые встречала  новый год без мамы: половина нашего класса собралась в Старом порту. Там мы покружили-повеселились около 10-метровой елки с гирляндами, а потом решили завалиться к нам домой, все равно у меня дома только мама по идее, а у всех по двое родителей, которые  требуют от детей встречать новый год исключительно в семейной обстановке, без пришлой толпы. Прихожу со всем выводком к нам домой, предварив визит звонком на мамкин мобильник. Она сказала «ладно», но дома ее не оказалось, на столе только записка: вроде одному ее ученику, Бернару, плохо стало с сердцем, он совсем один, он тут рядом, просил его не оставлять. Это старичок такой, еще без коляски, но уже с палочкой, хотя с виду бравый и веселый, врет поди насчет сердца.

Всем нашим это очень понравилось, тем более на этот раз холодильник был полный, и мама даже кое-что испекла. Мы все смели махом, хотя много было всего, не мусс о шокола, как было в прошедшем году у некоторых. Некоторых очень кстати теперь нет с нами, то ли в другой компании встречают, снобистской и богатой. У того бассейна и фонтанчика мшистого, скажем так. Нуте-с, нуте-с! Хотя кто-то предположил, что он в больнице, на обследовании, у него с детства что-то серьезное. Да-с, самое время травкой полечиться. Я еще сварила гору макарон, не помирать же с голоду. Кое-кто навалил в кучку чипсов и шоколадки, и мы угомонились только к 8 утра, мне за это время даже папа позвонил из Курска и баба Люда, поздравили и быстро положили трубки. Экономят деньги. Потом перезвонила им. Папа не отвечает, ничего не переменилось и в новом году! Разошлись в 8 вечера, выспавшись на ковре на полу, я всем простынки и матрасики раздала.

 

10 января 2008.

 

Каникулы кончились, прошли в целом неплохо, много с Валькой мотались по городу, смотрели витрины, даже кое-что купили. Не пропадать же монеткам. Скоро распродажи, еще не все истратили, в копилке-свинье еще весомая заначка сохранилась.  Мы ее не бьем, свинью-то, просто голову ей откручиваем и вынимаем только часть. Я только хотела матери признаться, что старики дают мне монетки евро, как только меня увидят. Но, во-первых, у меня плохая зрительная память и совсем плохая память на фамилии. И я не могу ей сказать, кто все это дал, просто не могу вспомнить ни лица, ни фамилии. И все они в соседней резиденции, я даже не знаю, какие у них номера квартир.  Но только я решилась все-таки задекларировать перед мамашкой свои доходы, точнее, ее доходы, она мне сразу как обухом по голове: типа этот Бернар к ней сватается, почему бы и нет, он меня всего на 30 неполных лет старше, бывает и гораздо больше. «Старый конь, конечно, борозды не портит, уж точно не наркоман и не педофил, - рассудила Валька в тот же день. Я к ней заехала посовещаться. - Если он при деньгах, то почему вам не переехать к нему, тем более близко, вещи легко таскать. Хотя я на твоем месте еще хитрее придумала бы: пусть пока мамаша твоя одна к нему переедет и пусть он там на руках ее носит. В своей квартире ему будет это делать просторнее и сподручнее, палочку пусть в сторону отложит и носит, а ты пока живи в этой вашей, я тогда буду к тебе в гости приходить».

Вообще-то говоря, Валентина никогда к нам не приходила, она не любила квартир, где собирается больше двух человек. И аналогичных ситуаций. Может, ей вообще в разведку лучше устроиться, зачем ей археология? Разведчики всегда нужны, особенно женщины. Для той же промышленной разведки. Лучше в этой сфере копать во все странах, чем просто археологические раскопки вести. А Валентина со своей замкнутостью  для такой профессии  просто идеальна! Тихой сапой, без свидетелей будет ковыряться в чужих технологиях. И помалкивать. А иначе западная цивилизация вымрет,  все заполонят китайские товары или, скажем, марокканские. Или индонезийские и индийские. Но на первом месте пока китайские, конечно. Это потому, что у них шпионы повсюду.

 

15 февраля 2008 г.

 

Вроде бы мамашенька стала постепенно так, робко подумывать, не переехать ли к этому новому папе, то есть к Бернару. То есть у меня еще один папик будет, пополнение коллекции, так сказать. Я ей сказала, что время у нее еще есть подумать, куда торопиться, не убежит же он от нее с этой своей тросточкой.

Внезапно она на ровном месте загоношилась-заволновалась: «Ой, вчера теть Галя звонила, напомнила мне про одного старика, который хочет к нам приехать из Америки изучать французский язык, он с ней в гостинице познакомился, когда приезжал с семьей в Канаду из Америки. Он еще и русский знает, в Гале сразу русскую признал и давай переписываться с ней. Говорит, давно во Франции не бывал, а надо бы съездить язык французский подновить. Полиглот, короче».

Сначала я была категорически против: какой-то старик из Западного полушария припашет к нам, нам бы с французскими стариками разобраться. А то вдруг коллекция папиков пополнится? К маме ведь стариканы со всего мира неравнодушны, молодые-то уже теряют интерес, что вы хотите, года-с. Хотя иногда какие-то молодые наглые французы звонят. Даже совсем молодые, судя по голосу.

 

20 февраля 2008 г.

 

Отступать уже некуда, и мы с мамой решили: если тесно будет с этим стариком жить, мы к Бернару уйдем, заодно под благовидным предлогом протестируем, каково с ним жить и какой он папик. А деда нового изобразим как родственника нашего, потому что в наших домах нельзя так просто людей пускать на постой. Сдавать в аренду эти квартиры запрещено. Хотя все равно каждый третий сдает.

 

21 февраля 2008 г.

 

И старик этот с Западного полушария явился, не запылился. Прибыл аккурат в субботу перед прощеным воскресеньем. Прям как на картине Репина «Не ждали», только персонажей всего трое: мать, я и этот старикан в дверях. И он не с котомкой, а с кучей чемоданов, как писатель Хемингуэй тоже из Америки.

Пьером зовут. К английскому не пришлось прибегать. А то представляю, как матушка-то припозорилась бы со своим нулевым английским. Вижу, он и на французском может (зачем тогда ему курсы?). Говорит, правда, быстро и с плохим английским акцентом, как Джейн Биркин – вдова Сержа Гейнсборо. Я, говорит, полиглот. Могу и по-русски. И перешел на русский, притом произношение вполне даже сносное, хоть и не совсем русское. И вот на этом своем приличном русском выдал нам с матушкой 4 часа назад: «Сегодня, барышни мои, дорогие Юляша и Александра, прощеное воскресенье. Поэтому я нижайше прошу у вас прощения. За все». И поклонился. Мы с матушкой переглянулись. Если он с этого начинает пребывание в нашей хате, представляю, чего он элементарно тут набедокурит-надебоширит, хотя у нас и так развал полный, опять в холодильнике нечего поесть, мамашка снова на рояле целый день играет, готовится к любительскому концерту в доме культуры вместе со старичками своими.

Ладно, не такой уж страшный старикан, хотя и древний, лет 60. Бернар ведь еще древнее, с разницей лет на 10. А этот дедок из породы тех, про кого баба Люда говорит: «чай не графья, мы-то к реверансам не приучены». То есть  он-то совсем наоборот, он из тех, кто - графья и кто к реверансам очень даже приучен. Видно за версту. Дед и так верста коломенская, хотя в его поколении вроде высоких вообще мало, все в основном карапеты или гнутся как оглобли. А он нас с маманькой на голову выше. Что уже достижение. Ноги у него тоже от ушей и не кривые, как у всех старцев, а прямые, спортивные. Уши маленькие, аристократические, а не размером со слоновьи, как у всех стариков опять же. Живот втянутый, а не выпуклый, последнее  теперь бывает не только у стариков, но и у молодых, ну эта какая-то общая неподтянутость. А он как раз подтянутый.

 

23 февраля 2008 г.

 

Продолжаю дальше разборку по косточкам. Что мне бросилось в глаза, так это - вина он не пьет и даже пива. А то маманька разбежалась с угощением: вам пивка или винца?

- Я, - ответствует, - свою цистерну давно выпил, - а вам не советую даже начинать.

- Кое-кто тут не только успешно начал, но и не менее успешно продолжает, - проехалась я с намеком, а матушка мне за спиной кулак показывает, а сама тем временем батарею пустых бутылок шустро убрала с глаз долой. Правда, из-за его чемоданов не особо бутыли видны были, он, наверное, их и не заметил. А чемоданов три больших штуки привез. Это, конечно, поменьше, чем писатель Хемингуэй при переезде на европейский континент, там вообще речь о вагонах шла. Но все равно чемоданы увесистые, там в основном книги и мне и маме подарки, одежда вполне приличная, не секонд хэнд, и он с тети Гали мерку снял, как бы для нас. Глазомер, наверное, хороший, ведь тетю Галю давно видел. Да и не полезет он к ней с сантиметром, тем более на глазах у своей супружницы.

 

23 февраля 2008 г.

 

За что я деда зауважала, так за одежду. Книги все равно читать не буду, даже про Америку и хотя бы и на русском, пусть мать их читает, тем более ни по тарологии, ни по астрологии он ничего не привез. Это примечательно. А духи привез, но почему-то «Красную Москву». Говорит, у нас там в Америке в Нью-Йорке на Брайтон-Бич за ними даже очередь выстраивается, но теперь очень трудно встретить товар из России, кругом все больше китайские подделки, а вот эти точно настоящие, попробуйте, как пахнут. Мы открыли, правда, запах классный, дед чуть не прослезился. Мать вслед за ним туда же. И вообще в слезы. Недаром Валентина говорит, что любое психическое состояние заразительно.

 

24 февраля 2008 г.

 

Надо бы за ними последить. С этого все начинается: книжечки, одежоночка, духи   (душички? Не знаю, какой тут суффикс ставить), а потом пожалуйте у коечку, хотя вообще-то уж куды ему.

 

1 марта 2008 г.

 

На всякий случай спросила, сколько у него детей. Говорит типа у меня очень сложная личная жизнь. Была, наверное. Представляю, каков он лапонька в молодости был. Хотя некоторые только к старости облагораживаются, может и он тоже. Щас, думаю, пальцы начнет загибать. Так и есть. От первой жены у меня двое мальчиков-двойняшек.  А от второй поздний ребенок сын не очень хорошего здоровья, он только недавно подрос, поэтому я и смог его теперь оставить и во Францию припахать наконец.

Мать на него сразу как на родственника смотрит, раз двойняшки у него. И для простоты стала его шутя папой называть. У меня, говорит, отца никогда не было. И слышу поздно вечером (притворившись, что крепко сплю), как мать ему всю подноготную про себя распушила. В этом году я на ее незрелость личности, да еще в квадрате, вообще не обращаю внимания принципиально. Наверное, потому что сама повзрослела. И зрею дальше. А ты, мама, зеленей, зеленей... Слышу за стенкой, как она уже и папку моего ругает, но скандалить не стала. А то склоки могут помешать контролю над ними.

 

2 марта 2008 г.

 

Чти отца своего и матерь свою, есть же такая заповедь. Какая следующая, я забыла. И какая эта по счету, тоже забыла. Наверное, так все люди устроены. Если не молятся, то забывают. Это нам отец Леонид говорил. Любого чти родителя, мол, а не только хорошего. Вот я своих любых родителей и чту, куда теперь от них деваться?

- Ну и что же не пожилось вам, Шурочка? - слышу я голос деда из-за стенки.

- С первого дня свадьбы наперекос пошло, - жалуется мать. - Всем недоволен. Все несварено, неубрано, недосолено, пересолено, это пережарено, то недожарено, ты слишком много красишься, а сегодня совсем без грима.

- А зачем же ты замуж шла в таком разе, кто тебя неволил?

- А со всех сторон стрекочут как сороки: женихов нет, женихов нет, женихов нет!  Кто в тюрьме, кто сбежал за границу, кто вообще на том свете, кто спился-снаркоманился. Да еще нас с сестрой строго воспитывали. Хотелось поскорей от этой строгости уйти. Да и  комплексатики мы с ней были, хотя хорошенькие обе, правда?

От скромности не умрет маменька-с! И дедок рад к ней подольститься:

- Не просто хорошенькие, а красивые. А разве ты его совсем не любила?

- Любила, только чувствовала, что несчастная с ним буду. И он то же самое чувствовал.

- Знаешь, есть такой писатель в Америке – Эдуард Тополь?

- Знаю немножко. Но мне некогда читать, хотя я бы с удовольствием.

- Ладно. Интересный писатель, цены бы ему не было, если бы не столько мата и голых тел. И вот он говорил, что русские делают из быта трагедию, а евреи из  трагедии быт. Верно, не правда ли? Он-то сам из евреев, у него есть интереснейшая книга, «Любожид». Не читала?  Рекомендую. И все же хочу отметить: вот ты, такая строго воспитанная, старалась поскорее замуж выйти...

- Ну и что? Это же естественно.

- «И жить торопится и чувствовать спешит?»

- Если бы торопилась жить, то так бы и жила. Знаете сколько мужчинок меня в постель тащили? А я просто так не хотела сойтись ни с кем, мне замуж надо было  обязательно. Ну и, конечно, он нравился мне. Он красивый.  Мрачный только.

- Извини. Ты не грешница была. Не хотела грешить интуитивно. Значит у тебя высокий уровень духовности. Это бывает и врожденное. Может, ты требовала от себя совершенства? А мы ведь сами планку задаем своим супругам. Особенно вы, женщины.

- В точку попали! Это я теперь как-то опустилась, а по молодости такая аккуратистка была. И вообще жуткая перфекционистка. Кстати, зачем? Все равно он кушал меня, откусывал по кусочку. Как это было утомительно!

- Так вот, барышня моя дорогая, не надо было быть перфекционисткой...

Слушаю их дальше. Хорошо, от папеньки моего они отвлеклись, похвалив по ходу его внешность. Теперь Пьер за маменьку принялся. Давно пора.

- Твоя истинная сущность не может открыться ни тебе, ни твоему супругу, если ты пытаешься кому-то подражать или вообще подгоняешь себя под заранее нарисованный тобой образ. Это гордыня и человекоугодие. Сущность человека может быть раскрыта только в Боге и через него. Ты крещена?

- Да, в двадцать лет, когда уже можно было. Когда Горбачев  второе крещение Руси  организовал.

- Очень неподготовленной Россия к этому подошла...

- Вы со стороны судите.

- Я, знаешь, тоже православный. Я много проповедников слушал. И в США и особенно в Англии. Меня потряс митрополит Антоний Сурожский.

- Он жив?

- Нет, умер несколько лет назад. Я его так близко видел в Лондоне, вот как тебя сейчас.  Он, помню, говорил... Он и писал об этом... Я все его книжечки копил...

- На русском языке?

- На двух, и на русском тоже. Помню, как он говорил на проповеди: ты в каждый момент жизни можешь быть равным самому себе, если идешь на риск быть тем, что ты есть.

- Как это?

- Каждый из нас – это образ Бога Живаго. Он так и говорил - Живаго!

- Знаю, читали.

- Этот  образ похож на старую картину, поврежденную и со многими наслоениями.

- Да, куда уж больше!

- Но эта картина все-таки, несмотря на твои грехи, сохранила отдельные черты подлинника. И у нас у всех есть шанс расчистить всю картину от поздних наслоений.

- Ну тогда надо просто мастерком скрести и скрести.

- Нет, нет! Так грубо не надо, Шура. Послушай лучше апостола Павла: найдите себя во Христе и Христа в себе, не сосредоточивайтесь на том, что в нас и в других - дурно, греховно и безобразно. А научитесь видеть себя, видеть то, что в вас уже Бого-образно.  Вот это и дает настоящее вдохновение, то есть дуновение свыше, в любом деле.

- Некогда мне было ждать дуновения свыше, жила всегда одним днем, ну как Жванецкий говорил тогда со сцены про наш возраст: тридцать один год – надо делать, тридцать два года - надо делать, тридцать три года - надо делать.

- Тридцать три года - это чей возраст? Что же, посвятить его мирской суете?

- Ха! А ты поживи без мирской суеты, живо по миру пойдешь. Или будешь как эти бомжи  в старом порту под фонтаном.

- Шурочка, не упрощайте! - он ее то на ты звал, то на вы. Не прощупал еще дистанцию. Вот я и думаю, что за ними послеживать надо, но дальше уже не помню, о чем они толковали. Очень спать хотелось.

 

3 марта 2008 г.

 

Сегодня поздно вечером они снова беседовали, а я уроки делала. На самом деле эмэсэнила, а потом думаю, дай послушаю, что там дед вещает? Знал бы он, какая у меня мать неспособная ученица! Говорит ей про то, что добрая мысль, как и злая, обладает огромной силой, а злая – вообще убойной. А это ведь то, чему я матушку давно учила!

- Молитвы и исповедь – это тот путь внутрь, которым мы проходим сквозь себя к Самому Богу... - кажется, это он вообще из какой-то книжицы читает. Дальше не расслышала, какое-то бормотание на тему, что у супругов бес осуждения и бес похоти перетекают один в другой. Но некоторые от беса осуждения становятся совсем сексуально холодными. Вечно у взрослых так все перепутано!

Дед опять:

- Бес осуждения – самый неистребимый! Вы часто ссорились?

- Старались не ругаться, но я всегда была оплевана и обижена. А он, он никогда меня ни от кого не защитил, ни от кого и ни от чего! Замуж – это за мужа   спрятаться, чтобы тебя защитили! От разрухи, от голода, от злых людей, от свекрови, наконец. Она меня поедом ест, а он хоть бы хны...

- Разумеется, Шурочка. Начинаю понимать тебя. Присутствие свекрови излишне.

- А куда от нее деваться?

- Всем дана свобода воли. Свекровь, да вообще родители супругов нарушают духовную связь брака. Помнишь, как в книге Бытия: «...посему оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей, и будут два одной плотью». Твой муж должен был оторваться от матери и стать с тобой единой плотью.

- Эти гады мужики не отрываются от мамашек своих. Иногда даже от бабушек не отрываются. А некоторые от отцов.

- Что же делать, деточка моя. Видимо, надо принять эту ситуацию как данность. Примите к сведению, как говорили советские бюрократы. Не самые глупые словечки тогда произносились. Были словеса, которые нас уводили от вечной борьбы, примиряли нас с близкими и дальними. Только надо было по существу примириться, а не для видимости. Ты-то как?

- Ну, как, как? Ссорились, мирились. Потом опять обижались. Муть голубая.

- Обида – это инобытие осуждения, деточка моя. Бес тот же. Обиды обступают тебя со всех сторон. Вот ты уже и не живешь внутри себя, а живешь вне себя.

- А разве вы живете всегда внутри себя? Никогда не бываете сбиты с толку? И у вас есть для этого свободное время – войти в себя?

- А молитвы на что, дорогая вы моя? Исповедь? Времени и сил не будет ни на что, если вы впустили в себя чужого беса осуждения, чужие злые мысли, обиду, гнев, презрение. Разве вы не сталкивались с тем, что когда вы обижены, вы подавлены и у вас нет сил жить?

- А вы не впускали в себя этих бесов? Может, вам нимб вокруг головы нарисовать?

- Ну что вы, Шура. Впускал и до сих пор еще впускаю, но как-то уже помалу. К старости человек уже должен прийти внутрь себя. А надо бы еще раньше. На это и пенсия дается, наверное. А молодым – молитва и исповедь. Пока я понял, что был одержим столькими бесами одновременно, много сил и времени ушло впустую, безвозвратно. Хотя Господь посылал мне сигналы, пытался открыть мне дверь моей внутренней кельи.

- Вы что,  в монастыре жили?

- Почти. Потом расскажу.

Нет, положительно надо за ними следить! Я теперь буду русский шпион в иностранном государстве! Им уже терять нечего, они никогда друг друга в скором времени не увидят, если, конечно, до коечки-с не дойдет. Но это тоже не гарантирует, что увидятся. Есть же понятие, введенное Буниным (Лиль Ванна рассказывала): «солнечный удар».

- Но я не в этом, не в прямом смысле. В монастырях я только бывал и живал  немножко, как паломник. Вот ты на своего Пашу обижалась. Вместо того, чтобы молиться за него, ты множишь этот вирус гордыни и осуждения.

- Легко вам так рассуждать! А если тебя два человека песочат каждый день и словесно хлещут, дома нечего поесть, ребенок весь день кричит, свекровь весь день ворчит...

- Легко не впускать беса! А если уж впустил, то жизнь становится адом. Ад начинается, когда нас оскорбили. Все! Свекровь, теща, супруг, правительство. А мы им ответили и самовозгордились. А когда мы самовозгордились, мы дистанцировались от них, отвергли их. Поэтому ваш француз Сартр и говорит: «Ад – это другие».

Ага, я теперь  поняла, почему роман Сартра так называется. От этого ада типа вас всех тошнит. Надо бы почитать. Хотя не буду. Сначала Валентина пусть попробует, как грибной человек.

 

9 марта 2008 г.

 

Утром  мы с дедом уходим каждый в свою школу. Мы еще ни к какому Бернару не переехали. И Пьер  нас с матушкой не особо-то смущает. Сразу видно, что он из графьев, так сказать, а такие люди просты и удобны в  обращении. Приходит он поздно вечером, самое время шпионить, чего он вещает маманьке. Когда паузы, я настораживаюсь.  Неужели в коечку-с потащит? Хорошо у меня слух как у ежа. Никаких пауз пока практически  незаметно. Вещает непрерывно, но тихо. Или мамашка на фоно бренчит, а он к себе в комнату идет и там читает. Листочками шуршит. Пусть себе шуршит. Это не возбраняется.

- Вот я больше склоняюсь к тому, чтобы жить одной. - Это мать! Хорошо, что ее Виктор так запрограммировал, молодца он.

-         Мы таким образом исключаем другого... И этого, и того, и всех...  И тем самым оказываемся в плену серого одиночества... Тот же Сартр  говорит: «Ад – это мы сами»...

  (Теперь это дед. Его бы с Валентиной свести. Она человек будущего. Сама про себя говорит уже давно, что у нее особая аура, лазурная. Я забыла точное название цвета, похож на синий. А может, индиго? И такие люди будут множиться. Тем более вместо живых людей теперь компьютеры. Они хоть и врут частенько, но не предадут и не оскорбят. Короче, Сартр устарел. Надо все-таки, чтобы Валентина его полистала хотя бы напоследок, не выбрасывать же его совсем на свалку истории).

- Да, но ведь Сартр христианином не был.

- Да, но это просто философия жизни. Тот же Антоний Сурожский его часто цитировал в своих проповедях. Сартр на своих героях показывал, что мы не уверены в нашем существовании. И мы самоутверждаемся (часто очень недостойно), чтобы наше существование было признано, чтобы доказать это всем миру и чтобы наша сущность была вне опасности. Ведь опасности-то для язычника всюду. Он же не полагается на защиту Господа. Для зрелого христианина, который раскрыл свою внутреннюю келью, такой способ жизни неприемлем. Самоутверждаясь,  человек становится ничтожно малым и лишенным содержания. «Возвышенные унижены будут, а униженные возвысятся». Зрелый христианин не самоутверждается! Ни в обидах, ни в погоне за деньгами, ни в  погоне за славой.

А как же Бунин c его Нобелевской премией? На этих возвышенных материях я уже начала сладко задремывать,  и мне приснился Пьер, только не в натуральном нынешнем виде, а молодой и красивый, со своей первой молодой женой и с двумя малышами-близнецами. Я забыла, они близнецы или двойняшки у него.

 

10 марта 2008 г.

 

Интересно, а какая у него первая жена? Я вечером сегодня у него хотела спросить, но начала издалека, про свою личную жизнь. Даже рассказала про приснопамятный эпизод с Эженом, не называя его имени, конечно. Пьер оказался первым человеком, который про него услышал. Не отцу ж Димитрию рассказывать, тем более  я уже больше года в церковь не хожу.

Мне понравилось... мне понравилось, как Пьер меня утешал. Хорошо, что тогда маманька еще от своего Бернара не пришла, а то глядишь, возревновала бы. Пьер прижал мою буйну голову к своей груди, слегка пахнущей напомаженной старостью, но все равно приятно и вкусно. Я еще понюхала его ковбойскую домашнюю рубаху. Запах был свежий и мыльный, как от моего папы, когда я в детстве у него на шее висла. И рубаха у него была похожая, клетчатая, только китайская, вестимо, а не американская.

Короче, Пьер нежно меня погладил по спинке и сказал: деточка ты моя, как рано и глупо у вас теперь все начинается. Поэтому и придумали  такое слово – целомудрие. Ты мудра потому, что хочешь быть целенькой. Сохранить свое тело и душу в целости-сохранности. Ну, поторопилась, ну, согрешила. Да, это грех и ты должна понимать! Лучше если вовремя в нем покаяться Господу. Больше никому. Однако возможность счастья отнюдь не потеряна. Все придет своим чередом, как говорите вы, французы. Секс хорош только при определенной степени зрелости личности. (Ага! Значит, если не выбалтывать все сразу!) И вообще при очень многих условиях. Первое необходимое - это если ты в браке. А если не в браке, то должен собираться вступить в брак с этим человеком. Тогда ты тем самым искупаешь грех прелюбодеяния. Вот в Америке у нас, сказал Пьер, был очень известный доктор Спок, который писал в своих популярных трудах, что секс хорош при любых условиях, что вообще детей ничем нельзя запугивать. Секс – это всегда хорошо. Вот американцы и получили споканутое поколение: СПИД и разврат. Хотя во многих церквах, особенно католических, от детей в то же время требовали целомудрия. В вопросах секса человек наименее последователен. Он тут сам себе постоянно противоречит. Если не стоит на крепких православных ногах. Где это я уже слышала? А Споку пришлось просить прощения перед всей американской нацией. Он уже тогда старенький был, это перед его смертью произошло.

Вид у Пьера, когда он мне излагал все это, был почему-то усталый. Мне показалось чисто интуитивно, что он кого-то ищет в Марселе. Прямых улик нет, но врагу не пожелала бы стать жертвой моей интуиции. Мне детективы писать, я не хуже Сименона. Правда, я его тоже не читала!

И еще он мне сказал: грех больно ранит душу. Вот поэтому ты до сих пор  не находишь себе места. Ты вышла из себя. Ты вне себя. Утрачена целостность. Ты зря в церковь не ходишь. Больше 5 недель нельзя отсутствовать в церкви, бесы на тебя нападут.

Бесы у него явно больной вопрос. Как у той бабы Нины, они даже в чем-то похожи, хотя она коротышка, а он высокий. Беса, говорит, изгонять очень сложно. И вообще это вопрос неоднозначный. Слава Богу, хоть неоднозначный! Вместо изгнанного беса могут прийти семь, как сказано в Священном писании. Поэтому так важна молитва: злая мысль своевременно заменяется на добрую. Важно не пропустить момент! Он мне даже одну молитву продиктовал и все слова в ней перевел с церковно-славянского, хотя мне и так ясно было. А еще спросил меня, кем собираюсь стать, и чем вообще ребята  из нашего класса живут-дышат. Я ему говорю: из 30 человек хотят после лицея остаться в Марселе только 5 человек. А остальные или в Париж свинтить или бери дальше - вообще в Америку. Но высшее образование хотят все-таки во Франции получить, а то в Америке оно платное, там только аспирантура бесплатная. Но в науку вообще-то мало кто хочет, немодно это.

- А в Россию кто-нибудь хочет?

- У нас в классе русских нет, я не знаю. А вот Валентина, может быть, в Институт международных отношений в Москве пойдет, но я не знаю точно, там ведь в основном по великому блату студенты. Или вдруг она во Франции будет учиться на аналогичном, на science po, это значит на политических науках. Она дипломатом хочет быть (шпионом точнее, - но деду молчок про это! Все-таки он из Америки! «Зверик из Америки»).

 

11 марта 2008 г.

 

Сегодня Пьер вечером опять вещал на тему того, что надо типа вглядеться в себя попристальней и поглубже. А я вспомнила, что королева Гертруда говорила Гамлету: «Мой сын, ты очи обернул мне внутрь себя», хотя королеве уже поздно - старушка она.  Пьер говорит, что это все требует мужества и веры в себя и в Бога. Иначе одолеют бесы. Опять он про свое. А я опять вспомнила про Эжена и думаю: попытаю сейчас Пьера на тему, почему мужчины так неверны? Но он не стал мне особо откровенничать. Сказал только, что недавно его Господь вразумил. После  последней  исповеди. Первую жену свою после исповеди вспомнил, особенно остро вспомнил, хотя никогда и не забывал. В сердце всегда ее образ носил.

- Вам хорошо было с ней?

- Не знаю до сих пор... Может, она не для счастья была мне послана... Господь ведь тоже искушает нас... И не только горем...

- А почему же тогда вы ее бросили?

- Я не бросил. И более того, приехал сюда, чтобы ее найти. Она где-то здесь, на юге Франции, живет. Только ты, чур, маме не говори, я вообще не хотел здесь ни единой душе об этом признаваться.

- Хорошо. Постараюсь. А как же вас обстоятельства разлучили? Поди опять бесы?

- Я много об этом думал. Бог всюду, кроме греха. Но он попускает грехи, следовательно, Бог попустил нашей разлуке. Я только недавно его простил. Бог попускает грехи в силу своего безграничного милосердия. Он не наказывает, нет! Поэтому прощать-то надо не только людей, но и Господа. Тогда-то тебе весь мир откроется и ты сам себе откроешься подлинный.

- А вы знали, что с ней происходит? Вы ее мониторили?

- Словечки-то ты какие знаешь! Мониторил, да! Потихоньку. Свет не без добрых людей. Мы уже больше тридцати лет в разлуке. Она заболела тяжело, а теперь почему-то  мне чудится, что она обезножела.

- Кто-то за ней ухаживает?

- Свет не без добрых людей.

 

 

Глава 13

 

«Лучшее, что отец может сделать для своих детей, - это любить их мать».

(Теодор Хесберг)

 

 

12 марта 2007 г.

 

Сегодня я его дальше пытала.

- А как  вы получаете информацию о ней, о бабушке вашей? - (Зря, конечно, я так ее называю, но ведь она уже точно бабушка, не на дефиле же моды ее показывать).

- Я иногда с однокашниками  нашими переписываюсь.

- А что такое однокашники? Вы в одном классе учились? В Америке?

Он как будто этого вопроса не услышал, но у стариков вообще слух плохой. Кстати, у молодых тоже. Засунут в уши ипод и на полную мощность включат. Все-таки что это - однокашники? Надо полазить в Яндексе. Валентина говорит, что словари теперь можно в Яндексе обнаружить.

- Они ее изредка видят, мои однокашники. Но мы переписываемся редко, не у всех электронная почта есть. Некоторые вообще компьютером не овладели. Всем по шестьдесят лет, что ты хочешь! И вот сейчас, как на грех, я связь с однокашниками потерял, уже давненько. И вдруг она мне после последней моей исповеди снится. Будто она в коляске и родственница престарелая ее по саду возит. А в саду три березки зеленые.  Раньше она так танцевать любила. На нашей свадьбе только и танцевала. Одна, правда. Будто знала, что так по жизни будет. А теперь точно знаю, она без ног! Она в коляске, ходить не может.

Тут у меня слезы из глаз полились. А дед наоборот, держится.

 

15 марта 2008 г.

 

Теперь по ночам думаю: а вдруг дед русский? Не может он быть америкосом. Он явно русского происхождения. Может, он или его предки еще при царе Горохе замутились  в США или прямиком во Францию. Ему маманька включила романс Баскова, он послушал, даже слегка подпел, а потом говорит: «Бунин, Бунин... Он колебался, не в Америку ли ему из Франции уехать?.. А вообще в Америке такое мнение про русских: вам бы главное удрать. Вы не можете совместно обустроить свою землю, свое государство...»

Еще ему кто-то из Америки постоянно звонит, требует к себе. Супружница, наверное. Я бы на ее месте тоже  затрепыхалась. Дай Бог, чтобы дед вернулся в Америку, успев мне расколоться. Предчувствую, что расколется...

 

1 апреля 2007 г.

 

Раскололся только через 10 дней! Вот это выдержка. Что значит из графьев. Короче, маманька ведет на дому урок с очередной старушенцией, а я Пьера так галантерейно накормила. Правда, ужин он сам готовил, говорит, в пост надо кушать постное, вот посмотри, какие я рецепты хорошие знаю, но мне это все было фиолетово, хотя блюдо понравилось - пикантное, фасоль с томатами. Я все подала со свечами и с красными салфетками, а он потом еще посуду мыл. И готовит и посуду моет очень медленно, недаром сам же говорит: годы! И когда уже насытился, я спросила: а вы случайно не русский, Пьер?

- Почему ты так подумала, Юляша?

- Не знаю, - я ему в ответ. - У меня очень развита интуиция. Подсказка интуиции, будем так говорить. И мне даже кажется, что вы из Советского Союза. Из Советского Союза все в чем-то схожи. - Кстати, сама не знаю, зачем я такое ляпнула. Он как раз на советского не похож. Похож на дореволюционного. Но я точно не знаю, когда все-таки эта революция русская была.  Боюсь опарафиниться в разговоре с ним. И он мне по ходу: да, действительно русский. Хотя в паспорте стоит фамилия Гринберг и паспорт уже давно американский. А до этого был израильский, хотя я в СССР никогда себя евреем не чувствовал. Да, может быть, евреем и по крови не являюсь, это родители мои так захотели, фамилию Сидоров сменили мне на Гринберг.

Вот это да! Из СССР! Переспрашивать не стала, ушам своим не верю. Я все же думала, что он из дворян, из графьев и чуть не из царей, а он продолжает:

- В СССР была краснорожая советская паспортина. Знаешь, кто так выражался? Подскажу: один советский поэт, его еще Марина Цветаева ценила!

Мне в тот момент от изумления, свалившегося на меня, совсем не до поэтов было.

Короче, он закончил филфак Ленинградского университета, полиглот. Я про себя подумала: гений! А кто про краснорожую паспортину писал, не вспомнила. А гений в том смысле, что множество языков знал: не считая основных европейских, еще и польский и еще и еще (надо было сразу записывать, но неудобно за ним с тетрадкой ходить). У него еще старший брат был и двое родителей – бывшие сидельцы Гулага (что такое, наконец,  Гулаг, хорошо бы выяснить, пусть он потом скажет мне свою трактовку; думаю, это огромная тюрьма плюс очень мрачная, хуже каземата, но все работают на лесоповале и на строительстве пирамид). Отец у него был высокопоставленный специалист по цветным металлам, но тем не менее сидел в Гулаге. Однако  сидельцем он был нетривиальным.

-         У нас была огромная квартира, прислуга, служебная машина. Мама дома играла целый день на фортепьяно, вот как Шурочка. Восстанавливала свое тушэ, утраченное за годы сидения в настоящих лагерях, куда она была сослана на десять лет без права переписки. За эти десять лет она познакомилась и сошлась с отцом, родила двух сыновей, но тушэ так и не восстановила. А нас с братом учить не могла: у нее терпения не было, но кричать на нас жалко ей было, а не кричать не могла. Я знаю, что такое чужой крик, говорила она, поэтому мучить вас не буду. Она из дворянской семьи. В крике есть что-то холопское, утверждала  она.

(Ага, значит, все-таки из графьев!) Тушэ мама потеряла, а отец свою квалификацию – нет. Правда, все равно до 1956 года имел номер заключенного и обязан был в комендатуру являться, я забыла, как часто. Хотя к нему даже Берия прилетал  из Москвы на совещание. Таких было еще несколько в Норильске, и они как-то после совещания все Берию окружили и спросили: «А чем мы все-таки провинились, Лаврентий Палыч, что нас свободы лишили?» Лаврентий Палыч... Имя какое смешное, а отчество, как у меня!

 

5  апреля 2008 г.

 

А Лаврентий этот Палыч им отвечал: ничем, разумеется. Если бы вы в чем-то провинились, вас бы давно на этом свете уже не было. Остроумный! Отец Пьера родился в Бессарабии, а это уже одно было основанием для статьи.

- Для статьи? - сглупила я. - Он что, журналистом был?

Тут моя матушка в комнату вошла и сказала: «Юля, не паясничай. Ты же знаешь, что он специалистом по цветным металлам был. А статья – это то, что подводит под арест». Тоже мне знаток! Видимо, она часть дедова рассказа слушала, когда в соседней комнате была.

- Отчасти Юля права, - дед меня в обиду не даст. - Он потом немножко журналистом был, писал для заводской многотиражки, но главное писателем захотел стать. А родители Кати, моей будущей первой жены, тоже были непростые сидельцы, но немножко рангом пониже. У них квартира была, но не было прислуги.

- А разве могло такое быть в принципе? - матушка встряла.

Ну, кто из нас плохо воспитан? Ведь любое слово подвергнет сомнению!

- Как Зощенко сказал устами своего героя: «Вы думаете, этого не может быть? Очень даже может быть!» Кстати, универсальная формула всего. Всеобщая теория всего, как скромненько написал еще один мой однокашник Михаил Веллер.

Я про этого типа что-то слышала. Его книжку «Великий последний шанс» тетя Лида маме предлагала.

 

15 апреля 2008 г.

 

- Вы с ним учились вместе? - матушка моя опять встряла. Правда, ее понять можно. Мы уже не знали, какие вопросы ему задавать, так обескуражены были всем услышанным.  Дед предложил прогуляться немножко перед сном, а то, говорит, опять всю ночь не усну, да и вам полезно.

- С Веллером я да, учился, но на разных курсах. Я не мог его не запомнить, потому что мальчиков среди студентов было очень мало. Он моей Кате немножко нравился,  эдакий видный, да просто красивый парень с крупными чертами лица, да она вообще влюбчивая была. Из-за чего я страдал. Много лет. Да что я все о себе! Извините, барышни мои! В пятьдесят шестом году четверо наших родителей уже совсем вольными стали, а в шестидесятом переехали в Ленинград и продолжали тесно общаться между собой. Но нервная система у всех была основательно подорвана, да и у детей тоже. Исторические эксперименты бесследно для народа не проходят. Извините, что сыплю банальными мыслями.

- Да ладно уж, не стесняйтесь нас, - похоже, матушка тоже зашла в тупичок. - Иногда и тривиальные мысли бывают очень верные. Хотя нас в педагогическом институте учили: не погружайте  ребенка в мир тривиальных мыслей.

- Нетривиальные мысли – это человеческое. А простые мысли – это Божественное. Все остальное – от лукавого. Хотя иногда и злые мысли, осудительные тоже бывают очень простые. Поэтому злодеи часто глупы и неинтересны. Ой, девочки,  я совсем запутался! - тут дед мне стал еще больше нравиться. Он  перестал вещать, а когда вещал, впрочем,  нравился мне тоже, но меньше. - Так вот, девочки, в Ленинграде мой отец работал на хорошей, сытной и денежной работе в Средмаше. Это министерство такое, секретное, очень почетное в те времена. Но был озлоблен, ворчлив, мизантропичен. Мама навсегда утратила тушэ, а папа – радость жизни. Ему хирург известный Войно-Ясенецкий, с которым он в первой своей ссылке, еще до войны, пересекался в северных краях, говорил: «Благодарите Бога за все!».  Но отец утратил чувство благодарности.

- А он верил в Бога?

- Сложный вопрос. Скорее, он не знал Его. Не слышал его голоса. Бог говорит раз, Бог говорит два... Все люди делятся на тех, кто не верит в Господа, и на тех, кто знает Его.  Так вот, если говорить не об убеждениях, а о фактах, то папа имел все, что только было возможно в те застойные дефицитарные времена.

- От той страны, которая его оскорбила! - это матушка моя опять ребром вопрос ставит.

 

16 апреля 2008 г.

 

А потом они уже за стенкой шептались, и я кое-что слышала. Как в театре на задних рядах.

Мать: Значит, вы тоже испытывали чувство агрессии по отношению к своим родителям?

Пьер: К сожалению, много раз. Почти всю свою жизнь в Союзе. И потом еще в Израиле и Америке. Но уже гораздо меньше, почти совсем нет. Потому что я расстался с ними и не видел их больше. Они в принципе не могли меня раздражать.

Мать: Вы тосковали по ним?

Пьер: И по ним, и по всей той жизни. Даже по хоккейной коробке в нашем дворе, по футбольному полю недалеко от дома, по дымку костра у маленькой речки рядом с дачей, название которой я забыл...

Мать: Это так важно было? Теперь можно в Интернете все найти.

Пьер: Да, представьте себе, Шурочка, важно. Архиважно. Наверное, ваше поколение таких досугов не знало. И так много по родной стране не путешествовало.

Мать: Да, я же вам говорила, то учеба с работой, то «надо делать, надо делать!»

Пьер: Надо делать - это уже более поздний возраст. А молодые, студенты и прочий юный народ, в СССР умели нормально отдыхать.

Мать: Но не умели нормально работать. Вот и развалили страну.

Ну, мать дает! Сразу видно, что не графского происхождения! Как можно так бестактно тыкать в больные места.

Мать: Вот вы сказали, что вас обуревали такие-то чувства в эмиграции. Я не поняла, какие. Хотя вы меня, конечно, извините за любопытство.

Пьер: До этого я должен сказать, какие чувства вызывал во мне отец и почему. Должен и не должен одновременно, потому что никогда я своего беса осуждения не должен никому транслировать.

Мать: Никогда не говори никогда, как у вас в Америке выражаются.

Пьер: Ладно. Все-таки я великий грешник. Меня раздражали его неопрятность, его всегда прокуренный вид (курил даже ночью), куча разбросанных всюду тетрадок и записных книжек, его рассеянность, забывчивость, его преждевременное старение.

Мать: Так ведь он в Гулаге побывал, чего вы хотите?

Пьер: Это я сейчас ничего не хочу, только чтобы Бог простил. А тогда, знаете, в советские времена, мы воспитывались в разносном стиле. Критика шла сверху донизу и снизу доверху. Дети критиковали родителей, родители детей.

Мать: Сейчас еще больше.

Пьер: И сейчас заповеди нарушают. Что мы вообще знали о десяти заповедях, кроме фильма «Дьявол и десять заповедей», и того, что все заповеди за один день можно нарушить?

Мать: А какие же заповеди вы нарушали в тот момент, когда отца-то критиковали, тем более, допустим, мысленно? Ну, кроме «Чти отца своего...»

Пьер: А самую главную и нарушал: «Возлюби ближнего своего, как самого себя».

Да, и себя возлюби, и ближнего, вспомнила я. Нам Лиль Ванна на уроке говорила. И велела нам повесть Германа Гессе «Курортник» прочитать, он там почти математически это доказал, это равенство. Но я не читала. Только в Интернете потом увидела, что Гессе был масоном. Это значит, христианином он не был. Нельзя же молиться одновременно Христу и архитектору вселенной. Хотя некоторые молятся двоим. Может быть и Гессе тоже. Он еще часто в неврологических клиниках лежал. Так ведь писателем быть – работенка  не для слабонервных,  особенно если сразу двум богам молишься.

Сквозь сон слышу Пьеров голос: «Не любишь старость, раздражаешься на старость,  следовательно, не любишь себя. Ведь сам когда-то состаришься. И может быть даже раньше, чем твой отец».

- Ну, по вам этого не скажешь! Вы еще мужчинка хоть куда! - кокетливая моя матушка ему прямо в лоб. А Пьер опять про своего отца думу тяжкую думает:

- Да, Шурочка. Нас раздражает в человеке зачастую то, что есть в нас самих.  Каждый видит того беса, который сидит в нем или в будущем его пленит. Поэтому нельзя осуждать никого. Я презирал отцовское графоманство, а сам-то... Весь досуг у меня в Америке, даже когда, наконец, американский сынуля у меня появился, тратился на тетрадки с романами. Про девушку Катю. Или Катрин. В зависимости от страны, куда попадала главная героиня.

- Вы публиковались?

- Куда там! Все недосуг было оформить и отослать по издательствам. Я только недавно понял, что такое синопсис.

- А что это за зверь такой?

- Рекламный зверь, Шурочка. Краткое изложение сюжета, чтобы издателя на удочку подцепить.

- И подцепили?

- Почти что. Но в последнем романе надо концовку переделать. Все-таки не хочу мою Катюшу раньше времени в гроб загонять.

- Да уж не надо, - мать ему рассеянно.

И закрыла тему. Она вообще не умеет слушать, хоть и хористка и вообще музыкантша. Взрослые сроду торопятся! Это они, они: «по жизни так горячность молодая и жить торопится и чувствовать спешит...» Только у них их горячность уже не молодая. А нас обвиняют...

А вообще-то надо с дедом на дискотеку сходить, там старушенций много, может, он с кем-нибудь познакомится, а потом нас с мамой все равно проводит после танцев. Заодно в преддверии дискотеки  меня танцевать танго научит. Виктор обещал, но не успел.

 

17 апреля 2008 г.

 

Чудно их разговоры слушать! Они с матушкой уже и при мне стали эту тему муссировать – отцов и детей, уже и не стесняются меня. Хотя явно и без меня  успели пообщаться. Матушка ему за столом:

- Пока вы в Америке-то на Гавайских островах  загорали, ваш папа свои старые раны лечил.

Ну, вечно она не в тему! Бедный Пьер и его папа!

- Меня напрасно раздражали его графоманские привычки... Я теперь локти кусаю... Ведь он писал мемуары о Гулаге, а ни одно издательство не принимало. Да и кто примет, если он уже в приемной по-лагерному скандалить начинает: «Вы тут все параши!» А ведь как надобно? Приходишь в редакцию, на лице уже написано предвкушение успеха, чтобы ни у кого даже мысли не было отказать тебе! Ты ведь программируешь окружающих на  успех, на свою славу!

- Вы себе противоречите, Пьер! Третьего дня вы говорили, что тщеславие – это грех.  К тому же ваш папа американских учебников по руководству собственными успехами еще не читал. Ну, эту, Луизу Хей! Она, конечно, из какой-то запрещенной секты, но хоть секта христианская. Она призывает любить себя, свое тело, тогда все вас будут любить. Резонно, не правда ли? Да еще, вот что:  может быть, дело в том, что Солженицын уже все про Гулаг  написал и тему закрыл?

- Не закрыл, а закрыли! Его закрыли тогда, Солженицына. Слава Богу, на время. Но на очень долгое.

- Теперь снова закрывают, - это матушка моя.

- По синусоиде идет осмысление Гулага. Наверняка скоро вновь эту тему откроют. И ни у кого не должно быть монополии на какую-либо точку зрения! А, кстати, сколько времени можно зацикливаться на Гулаге? Наше национальное русское сознание несчастно! Понимаешь, что это такое – не-счаст-но! Когда мы циклимся на Гулаге, который внутри нас крепко сидит, это прежде всего беспощадность к личности - к своей и к чужой.

- Жестокость, хотите сказать?

- Да, жестокость, проистекающая из того, что не  отмыли свой образ и не видим в себе Божественного. Помнишь, обсуждали уже это мы. А как отмыть? Только молитвами, и за предков своих тоже, чтобы Господь их помиловал. Тогда и мы отмоемся. Ну, а если  вернуться к отцу моему, то папа мой в переписку вступал и с самим Александром Исаевичем. Ругал его ругательски, писал, что все-то он врет, перевирает и искажает. Видимо, эти письма до адресата не доходили: в семьдесят четвертом году Солженицына посадили в самолет в наручниках и вывезли из страны. Кстати, я к тому времени уже и сам кое-что знал сверх того, о чем в газетах писали. Я сам полудиссидентом был. Чтобы быть полным, у меня не хватало силы. И злости.

- Вы, наверное, тоже тогда в церковь ходили?

- А вот и нет. Хотя некоторые наши ребята ходили. Интересное такое направление диссидентства: христиане, православные, непротивленцы злу. Сложно такое совмещать в сознании. Тем более и Христос говорил: не мир я принес вам, а меч. Я почему-то только в Храм-на-крови хотел ходить, только туда, но он был закрыт на реставрацию, длящуюся вечно. Около него милиция дежурила, что не мешало отчаянной публике на коленях около Храма становиться и молиться истово... Особенно рано утром. Расшибая лоб... Часов в пять утра, когда милиции еще не было.

- А почему расшибая лоб?

- Только в восемьдесят восьмом году, когда Михаил Сергеевич вновь о крестил Русь, я понял, почему...

Тут я решила на его искомую жену стрелку разговора перевести.

- Скажите, Пьер, а как же вы вашу бабушку... извините, супругу... потеряли?

- Для этого я должен рассказать немножко про нас. Вот представьте себе две семьи, два клана: семья моей первой жены Катюши и вся моя родня. Катюша у них единственная, а у моих родителей двое детей. И все друг друга хорошо знают, потому что отцы и матери чуть ли не в одном бараке познакомились. Для родителей весь мир враждебным остался, они любого звонка в дверь боялись, даже днем. И они мысленно, может быть даже подсознательно, нас с Катюшей поженили. Ее отец дядя Сережа уже и называл меня шутливо «зять». Еще когда мы с Катей  на первом курсе филфака университета учились...

 

19 апреля 2008 г.

 

Дальше мы с дедом сами, без мамы, продолжили эти разговорчики. Потому что мне его воспоминания были ближе по духу, чем мамочке. Он же о себе вспоминал - юном, нежном и смешном,  почти моем ровеснике. Короче, он мне рассказал, что его мучило, что Катю слишком строго воспитывали. Катина мама была раздражительная и неспокойная, она иногда ее даже била, а Катя по натуре робкого десятку была, а в семнадцать лет совсем закомплексованная  стала. После встречи с одним типом.

- Так она же за вас замуж собиралась? - решила я разобраться.

- Нет, не совсем так... Она ко мне вообще серьезно не относилась, да и я еще никаких нежных чувств не испытывал. До тех пор, пока не попала она в беду. Этот тип возник в ее жизни как-то весело-злобно. Он давно, еще мальчишкой, в тюрьме отсидел по какому-то незначительному делу и озлобился на весь мир. Чем-то ее шантажировал, склонил к близости. Это было не очевидно, но я подозревал, догадывался. Уговаривал долго, почти целый учебный год, а потом, видимо, склонил. Очевидна была перемена в Кате: из хорошенькой веселой девочки-пышки она сразу превратилась в худенькую и испуганную.  Я вдруг понял, что призван ее отвлечь, спасти от мыслей об этом ужасном человеке. «Лекарство от любви – новая любовь». Так говорили в советские времена. И я стал за ней ухаживать...

Тут наступил вечер, и мы опять пошли гулять все втроем, маманька даже удивилась, что меня удалось оторвать от телевизора. Но пошла я с ними в основном для того, чтобы мониторить. Потому что маманька к нему с грубой лестью: вот как повезло Катеньке-то вашей, что вы тут нарисовались. Представляю, какой успех был, с вашими-то внешними данными!

- Да нет. Я тогда робкий был. Себе не нравился, вечно шарфы и пальцы сосал.

Такое у меня в голове не укладывается. Хотя я постоянно вижу французских детишек, которые все из себя нервные и все подряд грызут, как звери-грызуны. А шарфы так они вообще в руку зажмут и сосут, сосут, особенно это хорошо видно в трамвае или в автобусе. Нервный французский народ пошел, и причина же тут не в Гулаге.

- Но все-таки вы Катеньке нравились? - мать моя пытает. Какой-то немецкий политический деятель сказал: «Лести должно быть много, и лесть должна быть грубой». Фамилия типа Геббельс, но не помню, в каком веке жил.

- Да, наверное, - откликнулся на эту грубую лесть дед. - Для нее это все-таки была первая любовь. Этого типа она не любила, не задержался он в ее душе... Хотя задержался другим путем...

 

20 апреля 2008 г.

 

- Она что, ребенка от него родила? - спросила я его потом, когда мы наедине остались. Хорошо, что нам никто не мешал. И хорошо, что мы не ушли к Бернару, проверять его характер. Мне больше дедушкин характер хотелось проверять.

- Нет, ребенка не родила. Мимо скольких пропастей проносит нас Господь! Вот и тебя пронес, деточка ты моя. Но все-таки разверсты под нами еще пропасти, куда мы можем упасть. Что такое телегония, знаешь?

- Не-а.

- Телегония связывает два понятия – целомудрие и наследственность. А противников у этой теории много, потому что считается, что человек не должен подавлять свои желания.

- Желать и грешить – это неизбежно, - решила и я поучить его.

- Чисто физиологически человек не создан Богом для греха, - возразил Пьер. - Напротив. Господь его предупреждает. Я тебе потом расскажу, как предупреждает. Мне об этом батюшка на рю Дарю в Париже  в семьдесят шестом году говорил, когда мне надо было Катюшу и сыновей спасать.

- А уже было от чего спасать?

- Давай по порядку. Во-первых, когда мы поженились, я понял, что Катюша странная немножко. Учеба ей давалась с трудом. Она не заниматься,  а больше танцевать любила. Закроется в комнате и танцует часами. Мне кажется, она от чего-то подсознательно выстраивала защиту.

- А вы где жили, когда поженились? У родителей?

- Сначала да. А потом стали  искать комнату, чтобы снять, еле нашли. На станции метро «Ломоносовская», рядом с фарфоровым заводом. У какой-то старушенции видом процентщицы из Достоевского. И приходили мне на ум мысли Раскольникова:  вот у тебя, старой, квартира есть, а у меня нет... Внутренним взором видел я иногда топор, над старухой занесенный... Молодые люди бывают очень агрессивны, лишь ближе к старости мы становимся терпимы, и то не всегда...

Тут в наш разговор опять матушка вмешалась, пришедшая со своих репетиций  из дома культуры:

- Так ведь за каждым преступлением следует наказание. Бог все видит, и он справедлив!

Хорошо, тут Пьер ее кстати поправил, мне это очень понравилось, ну то, что он говорит, я тоже не хочу видеть Господа (если он есть, конечно, что вовсе не доказано) в виде карающего  меча Немезиды:

- А вот, дорогие мои, еще в седьмом веке известный христианский подвижник  Исаак Сирин писал: «Никогда не называй Бога справедливым. Если бы он был справедлив, то давно был бы ты в аду. Полагайся только на его несправедливость, в котором – милосердие, любовь и прощение». Наказывает-то нас не Господь всемилостивый и всеблагий, а наши собственные злые мысли, размноженные и ретранслированные.

- Посеешь ветер – пожнешь бурю... Вы это о Гулаге? - мать нас почти не слушала, стала на стол накрывать. Но мне такие разговоры нравятся. Как в рок-опере: каждый поет о своем, слушают только зрители, шурша конфетными фантиками. - Юля, почему ты с конфет начинаешь ужин? - прикрикнула на меня мать.

- Да, Юленька, - мягко поддержал ее дед. - Ваше поколение вообще ест слишком много сахара, это чревато последствиями. Поешь лучше яблочный салат, я в обед его покрошил.

- Так вот, - продолжает мать свою основную арию, - если говорить о Гулаге, то вы ведь здесь как бы ни при чем...

- В любой момент жизни можно оказаться очень даже при чем! Как говорил ваш же француз Сартр: человек, выбирая свою эпоху, выбирает себя в ней. И он же, Сартр: человек всегда натыкается на свою ответственность, и у него нет алиби. Я, знаете ли, с молодых лет Сартра очень любил. Его в нашем питерском кружке очень почитали. Я даже котенка-полуинвалида, приютив у себя, у этой старухи-процентщицы, назвал Жан-Полем, котеночка-то! В честь Сартра. Правда, котенок подрос и принес мне неожиданно прямо на колени приплод из 3 котят.

Мы с матерью  покатились со смеху. А потом мать с умным видом снова запела  свою умную арию:

- Ничего не понимаю! Ведь в каких-то случаях алиби все-таки есть? Да и при чем здесь вообще алиби? И не преувеличивает ли Сартр возможности человека, говоря, что он может выбрать эпоху?

- Вы не даете рассказать мне, Шурочка, кусок из моей жизни, вот из той как раз эпохи. Итак, дело на последнем нашем курсе. Катенька все танцует, красиво так танцует, она в детстве в балетный кружок ходила при Доме культуры имени Кирова, только ее рано оттуда забрали, по настоянию врачей, вроде бы плоскостопие у нее намечалось. А потом говорит: Петя, я беременная, у меня две девочки в животике! Я так счастлив был.  Побежал к родителям. Честно говоря, думал, что они мне сразу деньжат подсыпят и вообще мою радость с восторгом разделят! Не тут-то было. Суровость, совещания как в Политбюро, проработки: зачем вам ребенок, на носу атомная война! И отец мне все эти аргументы приводил с упорством исторического деятеля, даже то, что у самого-то Сартра детей сознательно не было. Хотя Сартра не любил и не понимал. А Катина мама: вот и у Симоны Бовуар тоже детей нет, я интервью с ней читала, хотя она вроде Сартру как жена и они вместе по миру ездят и пропагандируют свои взгляды. У нее еще книжечка такая есть, о женском вопросе, женщины, мол, это второй пол. Угнетенный мужчинами и всем обществом, не имеющий ни на что права и даже не решающий, рожать ей или не рожать.  А тесть ей: ты, Даша, не по теме высказываешься. Я обрадовался: хоть он за наших двух девочек-малюток! Так нет, и тесть нас предал, металлическим голосом прогудел: на носу ядерная война с Америкой или даже Европой, а зачем нам пушечное мясо этому людоедскому режиму поставлять.

- И что же? - одновременно вскрикнули мы с мамашкой.

- Полгода были мы с Катюшей на осадном положении, но я не отдал ее на растерзание жестоким дедам. Правда, материально не смог совсем от них не зависеть, хотя по ночам вагоны на товарной станции разгружал. Днем старался Катюшу не оставлять, у нас уже и страх преследования с Катюшей начался, хотя деды смягчились, а мой ко мне на улице подходил и вызывающим жестом мне деньги в карман засовывал, а в своей  квартире так просто мне в лицо швырял суммы.

- Большие?

- Нет, скорее символические. Ох, и злился я на них! И даже не смягчился сердцем в их адрес, когда малыши родились. Два мальчика! Даже то счастье отцовства, безмерное, которое я испытал, не примирило меня с родней. Даже то, что они к малышам привязались по-своему.

- Они были няньками у вас?

- Да, честно говоря, нет. Разве что в моменты, когда Катюша заболевала. А здоровьице у нее тогда совсем расстроилось. Она говорила, от усталости и от бессонницы. Мной как отцом она была недовольна, хоть я и старался. А вот когда подросли малыши наши, исполнилось им по три годика, мы стали гостей на кухне собирать. Стали там вести политические разговоры. А до этого потихоньку диссидентствовали, но не сильно. Потом Солженицына высылают из страны. Катиного шефа, литературного критика и переводчика Эткинда, того, кто «Архипелаг Гулаг» за границу передал, тоже высылают из страны. Ну, а мы сами по себе на квартирах кучкуемся, все молодые, не старше тридцати лет. И вдруг Катя мне говорит: давай и мы уедем, пока нас не выслали. А нас-то за что, говорю  я ей. Какие мы, мол, борцы с режимом. А она говорит: у тебя дедушка еврей был, мне мой отец об этом говорил, так что теперь мы можем в Израиль отчалить. Как же это, говорю, отчалить? Все бросить: стариков наших нелепых, квартиру однокомнатную, которую они нам все-таки организовали-выхлопотали, и даже нашу кошку Жанну-Полину (я ее, конечно, переименовал)? Вот этакой я политический борец с режимом. И не слышал я, чтобы у нас в роду евреи были. Меня воспитывали как стопроцентно русского мальчишку. Но я так понял, что Катю политбюро из четырех наших стариков давно  обрабатывало и успешно обработало, на этот раз не  уберег я девочку от их натиска. А тут они и за меня похлопотали, так что я новый паспорт получил на фамилию Гринберг.  Стали меня Александром Грином звать и дразнить «Алыми парусами». Вот на этих алых парусах я и въехал в семьдесят шестом году в Израиль.

 

 

Глава 14

 

«Эмиграция – это похороны, после которых жизнь продолжается дальше».

(Тадеуш Котарбиньский)

 

 

23 апреля 2008 г.

 

Матушка сегодня опять к нашим разговорам присоединилась, не дает мне слова вставить. Спрашивает Пьера:

- Так разве вы не сразу в Америке оказались?

- Не буду вас, дети мои, грузить тяжелыми рассказами, я и так вам много лишнего рассказал, а у вас и без того забот и тревог много.

А мать ему:

- Да вы знаете, забота о других людях, вообще погружение в чужие переживания отвлекают от мрачных мыслей по поводу своей неудавшейся жизни.

- Жизнь – это дар, это уже удача! Нет неудавшихся жизней. Неудача – это то слово, которым предупреждает нас Господь. Нужно только найти к этому слову ключ. Скажите: Слава Богу! И ключик найден. Иначе сознание русского человека будет несчастным!

- И как скоро он будет найден, этот ваш ключик? - опять матушка своим скепсисом нас с дедом прессует.

- У Господа свое время.

- А интересно, как это вам удалось с фамилией Сидоров стать Гринбергом и из русского стать евреем. Кстати, внешность у вас действительно не совсем арийская.

- После того заседания нашего маленького семейного политбюро мне родители рассказали, что перед самой войной Сталин разрешил многим советским людям, особенно в столицах, сменить еврейские или просто сомнительные фамилии на простые русские: Иванов, Сидоров, Петров.

- А разве Сталин не был антисемитом? - это матушка опять.

- На определенных этапах истории был, особенно в конце своей жизни. Но расистом никогда не был.

Ну вот, даже Сталин и то не расист, а матушка моя расист! Кто ее за язык тянет говорить про арийскую внешность! Хотя, может быть, она это потому говорит, что внешность деда ей нравится. Не Бернар, чай. Все-таки он совсем молодой по сравнению с этим Бернаром. Всего-то 60 лет! Валентина говорит, что полукровки любой нации, например, наполовину французы и т.д., более талантливые и красивые, чем стопроцентные французы, там какие-то генные комплексы образуются новые, даже выговорить трудно, наверное, так и с евреями. Валентина говорит «гибридная фасоль». У нее настоящий папа армянин из Еревана, он ее, наверное, этому научил.

 

23             апреля 2008 г.

 

Кстати, мы давеча с маманькой на почте стояли. На почте всегда очереди, и какая-то восточная красотка грубовато так требует: я тороплюсь, пропустите без очереди, видите, у меня ребенок (кстати, ребенок в толпе, его не видно), я из Курдистана беженка, между прочим, писательница. Толпа молчит и не пропускает ее. Тут какой-то по виду пье нуар пожилой на нее как закричит нервно: «Понаехали тут всякие! Встаньте в конец очереди и ждите». Кстати, если бы она не сказала, что из Курдистана, ее бы точно пропустили, французы женщин с детьми чтут. А эта мамаша-беженка-писательница как закричит на плохом французском: я сейчас типа полицию позову, вас привлекут-заметут по статье о расизме. А мужчина не унимается: и вызывайте, и привлекайте! Испугался я вас. И вообще я в Турции много раз был и на отдыхе и так, по делам. Никто там курдов не обижает, не смешите людей.

Все испуганно молчат, думают, наверное, а где же наш французский политес? Действительно, пришел полицейский и стал привлекать-заметать этого расиста, но уже наша очередь подошла, и мы с матушкой не стали досматривать это кино. Тем более под протокольчик все долго идет, конца не дождешься, матушка сказала.

 

25 апреля 2008 г.

 

А сегодня Пьер стал про визит к старцу Гермогену рассказывать-повествовать.

- Короче,  решили мы с Катюшей съездить в отдаленный монастырь (а близких тогда не было), на границе Псковской области и Латвии к старцу Гермогену. Все-таки не хотел я никуда ехать. А ведь так было: тот, который в данной семье еврей, как я, - ехать ни в какой Израиль не хочет, а тот, который русский, ехать в Израиль хочет. Парадокс! Я потом много раз с подобными нестыковочками сталкивался. Про старца известно было, что ясновидец он. Тоже бывший узник Гулага, между прочим. Приезжаем: толпа к нему стоит, ждет, не дождется.

- Все хотят свое будущее знать! А вы говорите, что у вас в СССР было светлое будущее! Ну и где оно, если все к этому старцу ломились? - Все-таки  нетерпеливая моя маменька-с.

- Выстояли мы часа три, он с нами уже ласково так поздоровался (видя нас первый раз в жизни!), смотрит странными светлыми, старческими глазами, слегка слезящимися  и как будто незрячими. И спрашивает, выделяя первое слово: «Катюша надумала ехать? Соглашайся, Петя. Хотя ты страну любишь больше, чем Катюша. Но скоро на южных границах России такая заваруха начнется. Лет через пять. А у вас же двое сыновей. А потом... Потом этот безбожный строй весь рухнет. И под своими обломками многих схоронит. Поезжайте, Петя и Катя, куда надумали. Только детей своих берегите...» Катя ему руку поцеловала и ко мне сияющие глаза обратила.

 

26 апреля 2008 г.

 

После такого рассказа дед очень устал, говорит, все, девочки мои, не могу пока дальше. И все-таки продолжает.

- Вот, - говорит, - слово «все». Гости приходят, муж жену спрашивает: что на стол подавать? Она говорит: все. В магазин придешь (в советские времена, естественно): молочка или сыру у вас можно купить? А вам продавец в ответ: нет, уже все. Иностранцы удивлялись: что это за слово такое распространенное - «все»? А я им отвечал: русские - максималисты, им или все подавай, или ничего. И вот приезжаем мы вчетвером на землю обетованную, измученные, усталые, злые, после Москвы, Бреста, Рима, уже ссориться между собой стали и даже мальчиков по попочкам шлепать, чего отродясь с нами не было. Эмиграция – это огромное испытание для семьи.

- У вас все на свете испытание, Пьер!

(Ну матушка...)

- Особенно если для нас это не была обетованная земля. Много испытаний, Шурочка, на земле. Вся жизнь – это испытание, если вам угодно-с. Господь нас испытывает.

- Вот поэтому мы, русские, такие и несчастные, вы же сами себе противуречите-с!

- Противоречие мое сугубо диалектическое. От того, что мы говорим «Слава Богу», когда с нами что-то случается, мы и становимся по-настоящему счастливыми. А так просто гоняться за земным счастьем, без соответствующей подготовки своего духа, без молитв и таинств, нельзя!

- Ладно, вернемся к вашему личному пути. Я к тому, что ведь и Россия для вас не обетованная земля, если вы все из себя такие диссиденты были.

- Это кризис идентификации, Шурочка! Это первое, с чем сталкивается эмигрант. Не знаю, кем ты себя чувствуешь здесь: русской ли, француженкой.

- Русской француженкой!

(Находчивая...)

- Ну да, ваше поколение уже не всегда этот кризис в себе ощущает. У вас другой кризис – среднего возраста. А мне тогда непонятно было, кто же мы теперь, посреди кишащей толпы иудеев в ермолках, в основном африканских сефардов? Кто мы в этом кибуце, специализированном на выращивании крокодилов? И в перерывах между хлопотами, неурядицами и недоразумениями мы с Катюшей иногда мысленно к старцу Гермогену обращаемся. Во-первых, что это значит: поезжайте куда надумали? Надумали-то мы в США, больно нужна нам земля обетованная. Она же вроде перевалочной базы. «Зачем нам поручик чужая земля?» А вот США для нас как вторая родина, ну вроде как для ваших арабов Франция. Как метрополия для колонии. Мы ведь английский так жадно учили потому, что смотрели на США как на мировую столицу.

- Нет, это Париж -  мировая столица! - матушке лишь бы возразить.

- До второй мировой войны, пожалуй, да. А потом США. И нельзя уже у старца спросить: что ты имел в виду? И что значит «детей берегите»? Решили: при первой же возможности летим в Америку. Только как ее дождаться – первой возможности? И Катюша не дождалась.

- Неужели умерла? - у меня даже сердце в этот момент защемило!

А на часах, вижу, уже 3 часа ночи.

 

27 апреля 2008 г.

 

Меня и притомили все эти истории, и в то же время увлекли. Я досадовала, что некогда смотреть сериалы и эмэсэнить. Вот ужо уедет Пьер, наверстаю упущенное. Гости всегда чреваты издержками, ну да ладно, глядишь, сами с мамашкой к нему в Америку слетаем. Иногда от гостей тоже толк бывает.

Вечером дед опять продолжал вещать: «Эмиграция – это учеба. Если понимать так, что каждый ученик должен сначала умереть, чтоб потом возвратиться к жизни, но уже в новой стране, то Катя - действительно умерла».

Я подумала: слава Богу, что не физически умерла. А дед тут как раз сел на своего второго любимого конька, стал вещать про Божественное.

- Ведь и для веры в Бога требуется, чтобы уверовавший в Него смог увидеть впереди себя смерть, с которой сталкивается его «я». А позднее, если он не сойдет с пути, если он углубится в свое ученичество, то увидит, что это не смерть, а жизнь – гораздо большая, чем его собственная. Жизнь во Христе. Так мне Антоний Сурожский после литургии в Лондоне говорил, когда я приехал в Англию Катю искать.

- Так как же ты ее потерял, Пьер? - тут я деда на ты стала звать, раз уж он так разоткровенничался.

- А мы ведь и Бога с ней вовсе  забыли, не молились, слишком погрузились в самое себя, предались самосожалению и потеряли из виду вечность, в которую могли бы вступить с Тем, Кто...

- Ну и? - с этим вопросом опять вошла в комнату мать, опять она часть разговора просто слушала под дверью и даже не стеснялась этого!

- Я стал раздражать Катю, она – страшно сказать – меня. Казалось, у нас вообще не было никакого выбора, хоть ложись в землю обетованную и помирай. Вроде выбора нет, а колеблемся, как всегда в то время, и как я колебался потом еще долго.

- Между чем и чем?- продолжает матушка свой допрос. Не жалко ей старика. Она как будто за что-то на нем отыгрывается.

- Между зовом Божиим и прельщением Дьявола.

- Постоянно  вы про Дьявола!  Вы же говорили, у вас не было выбора.

- Всегда есть выбор между Богом и его соперником, между добром и злом, если только... твоя вера просвещенная, а не поверхностная, не дань советскому диссидентству.

- И что вы выбрали?

- Катюша сделала выбор неосознанно. Ведь болезнь от нее не ушла в эмиграции, а только усугубилась. Загуляла она на глазах у всего кибуца с англичанином одним. Он как банный лист пристал к ней, не стесняясь меня.

- Так ведь это страсть! – говорит  матушка моя, крупнейший специалист по страстям.

- А Господь не велит нам страстями жить. Это нам советское воспитание нашептывало: надо жить страстями, надо жить страстями! Все герои советских фильмов это повторяли как попугаи. Даже в хороших фильмах, о которых я потом в Израиле тосковал! И герои книг. И наши родители жили страстями,  и мы.

- Родители-то при чем? - матушка мне опять слегка кулачком погрозила.

- Англичанин этот на двадцать лет ее старше, такой же еврей, как я, то есть недоделанный. Он скоро в свою Англию вернется, весь кибуц об этом знает. А оказалось, родители-то его все-таки еврейские корни имели, более того, происходили из России, из Одессы. И русский язык свой сохранили, зачем, говорят, забывать язык своих страданий.  Они в тысяча девятьсот восьмом году из Одессы совсем еще маленькие уехали, после погромов. Кстати, я потом это замечал: евреи из России очень свой русский язык берегут и детей заставляют на русском говорить. Катя мне все это рассказывала, она не хотела меня обманывать. А моя душа от горя раздваивается: один человек во мне страдает и локти себе кусает от бессилия, а второй холодно, как в лаборатории, наблюдает за ней, будто в микроскоп:  ну, что еще эта мушка-дрозофила натворит? И натворила. Он ей вдруг свидание назначает, но не у нас в кибуце, а в Хайфе, неподалеку. По-русски ей в записную книжку написал: «В 15-00 в старом порту у фонтана».

- А она?

- А она мне говорит, сейчас мы с мальчиками в этот парк поедем, погуляем там с Эммануэлем (имя у англичанина такое было). Ну ладно, думаю, хоть сыновей возьмет, они уж совсем без мамы заскучали со мной, кулачки и пальчики постоянно сосут и наперебой спрашивают: «А мама придет?» Приезжает моя Катюша в Хайфу с мальчиками налегке, а там ее этот сатана ждет.

- Какой же он сатана, Пьер? Вы же сами мне из Иоанна Кронштадтского читали: «Грех ненавидь, а грешника возлюби всем сердцем», - это матушка моя опять вмешивается. Ну вот, у них уже до чтения книжек дошло. А потом амурные дела начнутся по полной программе! И подтвердится правило, что мужчина любит ту женщину, которой все про себя рассказывает. - Вы путаете беса-сатану и грешника, Пьер. Грешника любить надо.

- Совершенно правильно, Сашенька. Ты на верном пути. Я смог немного совладать с ситуацией, спасти своих сыновей, только когда этого Эммануэля и полюбил, отделив его от его греха. Но я тебе рассказываю свой путь. Стараюсь ничего не забыть. Хотя память уже подводит. Короче, в Хайфе Эммануэль Катю и мальчиков сажает на теплоход и на каких-то перекладных, используя даже чьи-то личные самолеты, огородами-огородами, добирается с ними до своего фамильного замка в Лондоне. Его денег на все хватило, он был достаточно богат. Мне тогда иудеи-сефарды говорили: «Любовь может многое, но деньги могут все».

 

28 апреля 2008 г.

 

Пока не забыла, дальше его рассказ записываю.

- «Любовь может многое...» Банально, - говорит Пьер, - но мне позже эту фразу в точности один кагэбист повторил.

- Это как?

- Да вот так. Привез Катю и детей Эммануэль в свой замок и ворота запер. Как в сказке про синюю бороду. Хотела моя Катюша на Запад, вот и получила Запад – вместо непонятного переходного от востока к западу израильского общества образца семьдесят пятого года. Только она этого запада вожделенного, где можно свой плохой английский попрактиковать , не увидела.

- Почему же?

- А Эммануэль все время с ними. На дому работал. Он переводчик со многих языков в издательстве, то есть по иронии судьбы принадлежит к той же профессии, что и я. Сидит дома, словарями обложился, переводит. Мрачный, как туча. Над Катюшей и мальчиками издевается, но не сильно. Гувернеров им нанял, все равно мама-то все время танцует, толку от нее нет.

 

29 апреля 2008 г.

 

Надо и дальше мониторить маменьку и Пьера. А то будет у них как в опере «Отелло»: «Она меня за муки полюбила, а я ее за состраданье к ним».

Пьер продолжил свой рассказ в выходные на прогулке, куда вывез нас с матушкой.  Усадил нас в Старом порту на теплоходик. Мы все посмеялись над этим совпадением: вот типа и вашу семью на теплоходик тогда посадили. Однако вскоре нам с мамкой стало неловко за свою бестактность, хотя дедок как истинно из графьев, даже и ухом не повел.  Сияло солнце, на душе было легко и почему-то счастливо, но все время хотелось отвернуться от солнца, от которого не спасали никакие солнечные очки. Солнце было всюду, особенно размноженное на лазурной морской ряби. Пассажиры, казалось, любовались нами, не подозревая, какие страсти кипят в нас двоих - теперь уже (на мой просвещенный взгляд) настоящих соперницах. Нас потом еще кое-кто из лицеистов видел, и мне  замечали: «У твоей мамы новый жених? Гляди-ка, старый, а красивый!» И  сердце мне пронзила нешуточная ревность. Сойдя с теплоходика, мы расположились втроем за столиком кафе на улице, ну, где фонтан с тремя грациями и недалеко оперный театр. В кафе после расставания с Виктором мы вообще теперь не ходим, а все хорошее быстро забывается. И с отвычки нам было очень интересно сидеть и смотреть, как официанты снуют с подносами через трамвайную линию, не боятся трамваев. Правда, в воскресенье трамваи ходят редко и строго по расписанию.

Матушка опять спрашивает у Пьера:

- Ну, не понравилось вам в Израиле. А что же сразу не вернулись?

- Во-первых, Шурочка, это было не просто. Вернулись бы – стали дважды евреи Советского Союза. Это сейчас у России с Израилем положительное сальдо миграции. Да и Запад. Ведь как ты его не критикуй, а он засасывает. Вода камень точит. Вот как на этом фонтане с тремя девушками: кап, кап, кап. И если ты живешь под властью князя мира сего, то и не углубляешься ни во что. Этот князь мира сего не дает нам обрести превосходящее нас видение, которое установит наши новые линии взаимоотношений с Ним, с Богом, то есть позволит нам возвратиться домой...

- Опять в Россию, что ли? - вскрикнула мать. Официант ловко поставил на наш столик  поднос с овощными закусками. Платил, как всегда, Пьер. До чего непонятливая ты, маменька.

- Да нет, Шурочка. Я подразумевал, что дома – это с Ним.

- А что же дети ваши? Вы их так в Англии и оставили?

- А вот и нет. Я сначала помешался, совсем был как в параличе. А потом... Свет не без добрых людей. Мне иудеи помогли, и толстовский фонд в Америке. И я сам деньги копил, никаких работ не чурался. Интересно, что я все больше не с людьми, а с животными работал: то крокодилов выращивал в кибуце, и успешно, особенно мне маленькие крокодилята нравились, то нашел еще лучше оплачиваемую работенку , но уже не в кибуце.

- Неужели в эмиграции можно где-то заработать?

- Да, Шурочка! Но если говорить о вашем случае, то, видимо, нет. Женщине-эмигрантке возрастом за тридцать лет подчас трудно себя проявить, они теряют квалификацию, утрачивают навыки...

- Теряют тушэ, как ваша мама.

- ...мой же случай был иной: совсем молодой мужик, двадцати шести лет, хоть и выкошенный, полубольной, но способный на все...

- Пиршо мисто повинно будэ в нас.

- Вы это о чем, Шурочка?

- Да все о том же, о своем. О власти князя мира сего.

- Вот и я о своем. Надоел уже со своими рассказами, - Пьер вперил свой орлиный взгляд в матушку.

- Нет, что вы, продолжайте, Пьер, мне так интересно!

- Самая оплачиваемая работка на тот момент была такая, не к столу будь сказано, извините, девочки: ходить вдоль шоссе и подбирать трупики раздавленных животных.

Я сразу почти воочию увидела своего Васю! Нет, не может быть. Он жив! И представила себе молоденького, как студента, Пьера, идущего с убитым видом вдоль шоссе со специальным мешком.

- Но сами-то вы вернулись к жизни?

- Я вернулся не сразу к жизни.  Сначала я вернулся домой.

- Опять в СССР? В Гулаг?

- Да нет же. Сначала я вернулся к себе православному. Мне стала сниться  церковь наша под Лугой, потом тот Спас-на-крови. И какой-то голос в этом полусне говорил: нет ни эллина, ни иудея. Кстати, об иудеях. Сефарды мне больше нравились, чем ашкенази. Впрочем, я всех их полюбил. Если любишь людей всех без разбору, то и понимаешь их. А эти сефарды... они такие веселые и простодушные были. Из Африки их гнала жуткая бедность и социальная дезорганизация. Ведь есть там страны, где годами нет правительства. Они очень общительные, эти сефарды. Говорят: мы в Африке в тесноте жили, и в Израиле в тесноте. Мы просто обязаны хорошо и доброжелательно общаться. А вы, русские, на просторах выросли. Если вам кто не нравится, по лицу  его и наутек. Вы не умеете так дружественно общаться, как мы. И  хохочут звонко. Собрали мне денег, хоть и сами голь перекатная. Так ведь обычно бедные и жертвуют. И я сам кое-что скопил для поездки в Англию. Мне главное было детей вызволить. Я подозревал, что он, тип этот,   жесток к детям будет. А потом это подтвердилось.

- Подтвердилось? - опять заполошно взмахнула руками матушка. - Вы у них были? Вы это видели своими глазами?

- Никогда не был. Это мне мой кагэбист Жора рассказал.

- Какой такой мой кагэбист? Вы же в контрах с ними были, вы же борец с режимом!

- Да, именно мой кагэбист. Свой в доску. Этот Жора. Он с нами на кухнях спорил, в контакт вступал, за советскую власть агитировал. Он даже в походы с нами на байдарках ходил. Спортсмен еще тот был, в своем роде выдающийся. Мы знали, что он из КГБ. И я его часто вспоминал в Израиле, и стал почему-то истово молиться за него.

- Так вы все-таки в СССР вернулись? И опять с этими кагэбистами на байдарках стали кататься?

- Давайте я лучше с другого конца подойду к своей лирической истории. Представьте, приехал я, наконец, в туманный Альбион, несчастный, растерянный и не знающий, куда стопы поворотить. И оказался в православном храме, где митрополит Сурожский вещал. С амвона вещал, как Юленька бы сказала.

Наконец-то вспомнил про меня!

-         Вещал прекрасно, убедительно. Каждое слово не гвоздем забивал, а как-то вот так мягко и вместе убедительно. И это слово накрепко входило в мою утомленную и смущенную душу. Я потом уже понял, почему люди плакали, когда митрополит Антоний разговаривал с ними. Он говорил: наша совесть ведет с нами непрерывный диалог, все время словно препирается с нами, и мы обязаны примириться с нею, иначе придет время, мы предстанем перед Судьей, и тогда этот соперник (то есть совесть) выступит против нас обвинителем, и мы будем осуждены. Очень часто мы на самом деле идем во тьме, и тьма эта является результатом помрачения нашего ума, и только когда Сам Господь прольет  Свой Свет в нашу душу, мы можем вдруг увидеть, что в ней дурно и что правильно. Еще Иоанн Кронштадский говорил, что Бог не раскрывает нам уродство нашей души, пока не обнаружит в нас достаточно веры и надежды, чтобы мы не были сломлены зрелищем собственных грехов. Послушав в очередной раз митрополита Антония, я понял себя, вернее, того себя, который был беспомощным, поверхностным и невнимательным. И я стал благодарить Господа, что он не все дал мне из того, что я хотел. Я понял, что моя гордыня уменьшилась в размерах, а это как раз то, что мне и надо было. Над Тауэром развеялся туман, и я увидел яркое, ослепительное солнце нового дня. Под этим солнцем в начале двадцатого века ходил ирландский писатель-денди, рано умерший страдалец, также потерявший жену и сыновей. «Если бы Господь исполнял все наши желания, то мы бы давно погибли».

- Это Уайльд?

- Да, я мысленно простил всех-всех, и даже этого Эммануэля. И Катю, и страну, из которой я бежал так глупо, и которую подсознательно считал и считаю все-таки великой. И Израиль, который сначала был мне чужд и раздражал меня. Избавившись от демонов злобы, я стал лучше соображать, а то уже и память стал терять. И вот, поздоровевший, ставший кротким... даже английский свой вспомнил...

- И далеко вас английский язык завел? - ишь, матушка-то моя все издевается, как будто ее язык тогда не заводил никуда.

- Я подумал, что мне сначала надо попасть в советское посольство, рассказать все. Я нашел его адрес, топтался около него несколько дней, не решаясь зайти. Ведь мы с Катюшей уже лишились своих краснорожих паспортин.

- Экая потеря! Прям жизнь кончилась! - матушка продолжала выказывать полное непонимание вопроса.

- Вот вы все иронизируете... А я не решился войти в консульство... Только почему-то долго и нудно топтался около него... Потом отошел поодаль. Растерянно присел на длинную скамейку, где влюбленные парочки и мамы с детьми расположились так мирно и безмятежно. Вдруг буквально затылком чувствую: кто-то на меня смотрит. Испуганно оборачиваюсь: знакомая физиономия добродушного пана спортсмена-гитариста - рубахи парня. Добродушная, если не всматриваться попристальней. Знаете, есть такие добрые с виду коты, всегда готовые мыша проглотить. И вот этот Жора из органов, которого я, кстати, часто вспоминал сначала недобрым, а потом добрым словом, медленным, но четким почти строевым шагом подошел ко мне, ловко переступив через играющую в песке детвору. «Петяка! Гринберг? Ты? Такие люди и без конвоя!» Я опешил. Молчу, язык прикусил. А у Жоры торжествующий вид, смеющиеся глаза: попался мол! Но на чем я попался? Я уже не ваш. Сейчас спросит меня, что я здесь делал. Тогда почему-то все в прошедшем времени спрашивали: «Что вы хотели?» И желания не должны были существовать долго. А Жора спросил в настоящем времени. Ну, а раз в настоящем, то я возьми да все ему и расскажи. От и до. А он внимательно так меня слушает. Слушай, думаю, слушай, а потом стучи, раз у тебя профессия такая, но я уже не ваш. А он вдруг советы стал давать, как на эту улицу проехать, где моя Катюша живет. Не ближний свет, говорит, но вот на этой станции метро сойди, потом пешком огородами, там на местности сориентируешься, ты же турист-походник со стажем. И я его спрашиваю: ты что, знаешь, где они живут? Ты там был? А он: «Вопросы здесь задаю только я. Понял или повторить на бис?» Так и пошел разговор из разряда бесед на Литейном  проспекте.

- А что это такое – беседы на Литейном? – непонятливая моя матушка  лезет за уточнениями.

- На Литейном в Питере была контора КГБ, а сейчас не знаю, где она. Да это уже и не КГБ, а ФСБ. Так что, имел я такие беседы в той, счастливой советской жизни.

- Все-таки счастливой? При том, что ваших родителей, а потом и вас эти конторы на Литейном прессинговали по полной программе? – опять матушка со своим ершистым и задиристым поведением.

- Родителей наших – да, а нас не особо. Смягчение режима – оно и в Африке смягчение.  Исторической необходимости не было в таком безумном прессинге.

- А раньше была?

- Милая Шурочка, я ни в коей мере не сторонник репрессий. И не могу вам ответить одной фразой. Потому что хочу о личном...

- А вы, маменька, не даете о личном! – поставила я мамашку на место.

- Маховик репрессий был сначала раскручен, а потом пошло резкое снижение оборотов. А что, милые девочки, вы думаете, что переход к новому капиталистическому обществу, к свободе так называемой, не приводит к трупам?

- Нет, все-таки давайте о личном, - любезно разрешила маменька. Вспомнила, наверное, папаню и его подельника Роберта и не хотела больше размышлять на тему об исторической  необходимости.

- Ну вот, я почувствовал себя с Жорой совсем как дома, вроде как с братиком родным играем на одной площадке в войну и немцев. Брат… Мой родной брат… Мы с ним уже два с лишним года не виделись. Он из-за моего отъезда в Израиль потерял хорошую работу инженера. Хотя меня же уговаривал на том семейном политбюро уезжать и уезжать немедля!  Даже с деньгами помог...

- А что, надо было платить? – маменька не дает расслабиться.

- Да, представьте, мои дорогие. Тогда и шутка имела хождение: сначала евреи  продали Россию, а потом Россия стала продавать своих евреев. За каждого взрослого отъезжающего надо было заплатить кругленькую сумму. Подразумевалась плата за полученное в СССР образование. Логично! Только я забыл, сколько. А отца сразу после моего отъезда на пенсию ушли. Короче, стал я уже почти как в бреду, глядя на Жору в упор, бормотать: «Брат…» Кстати, я по-настоящему уже заболевал, температурил. «Брянский волк тебе брат, - с металлом в голосе мне Жора возражает, но как-то беззлобно, бесстрастно, и сдается мне, что он мне поможет. – Допустим, я у них был. Но не обязан тебе отчетом. Отчитываться будешь ты и вон там, - и в сторону советского консульства  головой повел, - если захочешь вернуться. Много вас, гавриков, назад просится. Сами себя высекли, унтер-офицерские жены». Но что-то я в тот миг потерял желание отчитываться вон там и  Жору  глазами ем поедом, и молюсь, молюсь за его здравие.  И Жора рассказал о доме Эммануэля, не очень охотно, впрочем. Опускаю детали. Потрясли меня в его рассказе две вещи: первая, Эммануэль - масон, что, впрочем, само по себе здесь не редкость; вторая, что у Эммануэля есть коллекция педофильских открыток.

- А что, педофилы в ваше время  редкостью были?  - матушка моя удивилась.

- Да, редкостью... Хотя семьдесят шестой год... «Лолита» уже написана...

- По вине Набокова, что ли, возникли педофилы? Он же правду писал! – это маменька опять, ей лишь бы в пику.

- Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется. Всякую ли правду нужно распространять и пропагандировать? Не случайно Набоков не получил Нобелевской премии.

- А он сам-то не был педофилом?

- По этому поводу в среде литературоведов имеются разногласия либо они вообще не касаются такого сюжета. Некоторые из биографов пишут: да, был, но, скорее всего, только в мыслях. Он своей супруге Вере говорил при публике: скажи, Вера, ведь я с нимфетками не только никогда тесно не общался, но даже и не разговаривал. И его брак с Верой (про нее в Америке столько  книг написано!) был один из самых счастливых в писательской среде. Оба красивые, уравновешенные, спокойные. Так писатель и живет: умственно, мысленно. А некоторые мысли, которые, как помыслы, прилоги, то отметаются, то приходят вновь, могут быть опасны - не столько для самого писателя или для его жены, сколько для всего человечества.

В этот момент на площадь «Опера-Комеди» стали долетать отчетливые звуки храмового колокола католического собора святого Петра. Так всегда бывает в воскресенье после полудня, а в будние дни служб не бывает.

- Девочки, - вдруг посмотрел Пьер на часы. Он даже вздрогнул всем телом. Будто на свидание заторопился. - Вот вам моя кредитная карточка, мой код 4143, оставайтесь пока здесь, заказывайте десерт, не забывайте, что еще идет пост, впрочем, как хотите, а я побежал кое-куда, но я скоро вернусь.

 

 

Глава 15

 

«Все, где только выражалось познанье людей и души человека… меня занимало, и на этой дороге, нечувствительно, почти сам не ведая как, я пришел ко Христу, увидевши, что в нем ключ к душе человека и что еще никто из душезнателей не всходил на ту высоту познания душевного, на которой стоял Он.»

(Николай Гоголь)

 

 

30 апреля 2008 г.

 

Мы с маманькой переглянулись удивленно, но, посмотрев на Пьера, шустро подымающегося по уходящей вверх улице, удивились еще больше.  Мать сказала:

-       Может быть, ему надо в храм Святого Петра, аккурат к окончанию службы.  Свечку поставить за своего апостола.

-       Но Пьер вроде бы православный.

-       Да, он меня спрашивал, где здесь православная церковь. Отчитал, что я не хожу в нее, но я не стала перед ним оправдываться.

-       Правильно, мать! Наконец-то ты повзрослела, не откровенничаешь перед кем попало.

-       Что значит, перед кем попало? Следи за своей речью. Приличный дядечка и собеседник интересный. К тому же он мне полторы тысячи евро подарил деньгами и подарками, я в обмен на это готова его часами слушать, ему же выговориться надо, тем паче мы наверняка не увидимся уже никогда.

Ну вот, чего я и боялась, матушка уже привязалась к нему! Недаром Лиль Ванна говорила, что деньги – это вам не просто так, у них особая энергетика. Они и губят, и лечат, и ссорят, и разделяют людей. Они только по видимости сплачивают людей. Вот и мать уже готова за Пьера  в огонь и воду. Правда, он мне тоже нравится, даже когда начинает вещать малопонятные вещи про КГБ и про бесов. Короче, надо бы развалить эту сладкую парочку. Пьер принадлежит мне, и точка!

Он явился к нам примерно через полчасика, посмурневший и озабоченный, как человек, который только что заглядывал в советский магазин. Он нас слегка пожурил, что мы не заказали десерт, подозвал гарсона и на всех троих заказал фирменный жидкий шоколад, только без сливок, коли уж  пост идет. Без сливок он тоже оказался вкуснейший и совсем не приторный. Секрет фирмы. Мать мне и слова не дала вставить в возобновившийся разговор. Ну, заяц, погоди! Ведь Пьера надо было отвлечь от его мрачных мыслей, заменить его мысли на позитивные. А он все про своего кагэбиста Жору и про этого педофила Эммануэля.

Итак, привожу ихний диалог, в той мере, в какой помню его.

-      А как это ваш Жора в гостях вдруг был у Эммануэля? На каком таком основании? И откуда он вообще все знал?

-      Минуточку, Шура. Тебе легко задавать такие вопросы. А я не мог спрашивать, поняла?  Он манипулировал мною, а не я им. Я лишь молился за него.

-      Как же вы за него молились?  Ведь он не православный.

-      Православный, православный! Он в той же церкви в Луге крестился, что и мы с Катюшей. У того же батюшки.  Имя того батюшки было Борис.

-      Так вы все заодно с этим кагэбистом!

-      В чем-то и заодно, Шурочка. Иначе бы в Лондоне не встретились. Подобное притягивается подобным.

-      Ну и как, помогли ли вам эти молитвы?

-      Однозначно и железно помогли. Кстати, «однозначно», «железно», «капитально» были любимые слова Жоры. А человек на девяносто процентов состоит из языка. Если он переходит на другой язык, например, на английский, и использует  в нем для начала, скажем, девятьсот слов, а в родном раньше использовал четыре тысячи, то он глупеет более, чем в четыре раза. Вот почему довольно быстро глупеют эмигранты, особенно взрослые.

-      А дети?

-      У детей все немного по-другому. Они довольно быстро понимают, что родители уехали из своей страны, чтобы лучше жить на новом месте. Поэтому становятся требовательными и капризными.

-      Но ведь не только вред от эмиграции, есть и польза какая-то. Вы, Пьер, все одной краской малюете.

-      Шурочка, я просто стараюсь диалектически мыслить, учитывать и положительные, и отрицательные стороны любого явления. А уж в эмиграции я такую собаку съел, представьте себе! Отмечу и положительную сторону для детей, только каков ее вес, судите сами. В эмиграции люди существенно расширяют свой кругозор, если, конечно, не сидят сутками у телевизора.

Тут Пьер покосился на меня, но почему-то быстро и стыдливо опустил глаза. А  намедни говорил мне, что человек не смотрит в глаза, когда хочет поймать затерявшуюся мысль или ускользнувшее из памяти слово.

-      Телевизор – это вообще сплошь бесовские образы! - явно вспомнил он ускользнувшее  из памяти слово бесы. Очень оригинально! Но я же говорю, что не раздражает он меня, дедок этот, есть в нем что-то трогательное, пусть продолжает в том же духе, мне не жалко.

-      Человечество создало целую систему, отвлекающую мысль человека, - успешно продолжает Пьер в том же духе. – И не только отвлекающую, но и порабощающую. Вот и телик, будь он неладен, в подсознание человека внедряет ложные ценности, негативные убеждения. Он слишком много внушает... детям особенно! А наш мозг, по сути,  божественный дар нам, он не безграничен. Когда он перегружен лишней, неугодной Господу информацией, он плохо функционирует.

На этом месте мне спать захотелось, и в то же время подумалось, что  надо бы с дедом еще наедине пообщаться, без мамашки. Чувствую, дед мне нужен позарез. Даже пусть он вещает сутками о бесах и КГБ и даже о Гулаге. Правда, суток уже мало осталось, он дней через десять уезжает обратно в Америку.

 

30 апреля 2008 г.

 

Дома решила, запишу их разговорчики про КГБ и консульство, так, на всякий случай, вдруг пригодится. Все равно дневник надо вести, дед говорит, это нужно для умственной дисциплины, а то опять же бесы одолеют, ха-ха (не смешно). А они за стенкой свое ведут.

-      Ну вот, вы говорили, что надеялись на помощь Жоры. И он помог вам?

-      Помог. Чисто конкретно, как говорят теперь новые русские в Нью-Йорке. Мне перед этим много вещих снов снилось. Что Катюша моя плачет и просится почему-то во Францию.  И что сыновья мои уже служат на южных границах СССР. Вспоминал во сне турбазу в Чечено-Ингушской республике (тогда это была одна республика, а не две), куда мы, несколько семей, шумной молодой компанией рванули из Питера со своими,  маленькими тогда детьми. Незадолго до нашего бегства в Израиль. Название турбазы мне во сне вспомнилось - Биной, на берегу Терека, веселая турбаза! Там все туристы всех возрастов присвоили себе клички. И со смеху покатывались на ровном месте. Если немолодая женщина, то теща или свекровь. Если молодой парень, как я, то обязательно зять. И вот в этом же сне мои сыновья в моем возрасте, то есть в двадцать лет с гаком, в это же время в районе Ведено и «Биноя» служат.

-      И погибают от пуль чеченских боевиков?

-      Нет, слава Богу. И во сне, который ко мне ночами приходил еще не раз,  мои сыновья выжили, и в жизни, я надеюсь… Во сне они даже ранены не были… А в жизни… Знаю, чувствую, что живы... За это каждый день Господа благодарю. И Жору...

-      Кагэбиста этого?

-      Да. Не вмешайся он тогда, постепенно, не сразу, конечно, неизвестно, что Эммануэль бы им сделал со своими странными наклонностями.

-      Так как же он их спас? Все, что вы здесь рассказываете, как-то очень маловероятно.

-      А что Зощенко писал? «Вы говорите, этого не может быть! А оказывается, что очень даже может!» Жора мне сказал тогда фразу, которую сефарды в Израиле говорили: «Любовь может многое. Но деньги могут все». А Жора мне говорит: тебе предлагаются на выбор два варианта. Первый: через определенное время (даешь мне срок) твои мальчишки будут усыновлены в Англии. Богатой семьей. Но я тебе этот вариант не рекомендую. Второй вариант: ты переводишь деньги на определенный счет здесь в Англии, я потом тебе сообщу, на какой. Переводишь долго, до их совершеннолетия. Твои пацаны будут жить в Союзе, им будет гарантирована безопасность. Но ты их никогда не увидишь. В первом варианте, впрочем, тоже не увидишь.

-      А Катя? – спрашиваю.

-      Сама кашу заварила, сама пусть расхлебывает. Ведь это она тебя подговаривала уехать. За длинным рублем погналась. Что ей не хватало, простой советской девушке?  Мне известно, что она теперь на своем плохом английском говорит: «Я-то думала, в СССР Гулаг, а на самом деле Гулаг не в Союзе, а здесь. Гулаг  - это когда вас заперли в замок и не дают выходить за ворота и требуют еду готовить и подавать пять раз в день на горячих тарелках». Глупая она, твоя Катюша, или больная. Сама себя высекла. Не в моей компетенции ей помочь. Капитально молись за нее, вот и все. Больная она все-таки. И между вашими душами этот… Эммануэль. Еще неизвестно, дойдет ли молитва твоя.

-      И что же, исполнил  Жора свои обещания?

-      Да, именно. Железно исполнил. Только не знаю, как именно.  Но сделал. Примерно через год. Я к тому времени вернулся в Израиль, на ту же работу. Стал посылать деньги на определенный счет в Англии.

-      На Жорин определенный счет, правда ведь?

-      Неважно, не будем углубляться. Тем более что Жоры уже пятнадцать лет как нет на свете. Но через год после лондонской встречи с ним я узнал, что дети мои в надежных руках.

-      В детдоме?

-      Сначала да, а потом в семьях.

-      Почему в семьях, а не в одной семье?

-      Мальчиков почему-то разлучили и отдали в разные семьи. Так Жора и не обещал, что они будут вместе.

-      А Катя? Какие у вас вообще источники информации о ней?  Надежные они? И правда ли, что ваши сыновья живут в России? И не погибли на этих… южных границах России...

-      Если я вам буду рассказывать про источники информации, это будет долго и нудно, Шурочка.  Суток не хватит.

-      А Катя? Не зарезал ее этот Синяя Борода?

-      Слава Богу нет. Я и за ее вразумление молился капитально. Жора правильно меня надоумил, и оказался прав.

-      В чем?

-      В том, что Эммануэль потеряет интерес к Кате. Ведь она не ребенок. Точнее, по уму в чем-то ребенок, а телесно уже нет. И болезнь ее стала усугубляться. Она постоянно стала заговариваться.

-      А как она перенесла похищение сыновей?

-      Не знаю… Говорят, что…

-      Это тот же источник информации?

-      Неважно, Шурочка. Говорят, что плохо. Стала еще сильнее заговариваться, хотя ее воспаленное сознание не принимало, что сыновья уже  не с ней. А Эммануэль с ней мирно развелся, юридически опираясь на ее болезнь, несовместимую с супружеской жизнью. Он выписал для Кати какую-то свою дальнюю родственницу из Франции и назначил Кате приличное пожизненное содержание...

 

1 мая 2008 г.

 

Маманьке на мобильник позвонил Бернар, и она отошла.

Но пока мы были вдвоем, я решила вести разговор так, чтобы Пьер испытал от разговора со мной истинное удовольствие. Так в журнале «Космополитэн» рекомендуется, мы с Валькой его на двоих покупаем каждый месяц.

-      А вы Катю потом пытались разыскать?

-      Да, много раз пытался, но не довелось... Скорее всего, она сменила фамилию. А фамилия ее родственницы очень распространенная во Франции. Я только знаю, что они пять лет тому назад жили на юге Франции. А потом мне приснился сон, что...

Пьер внезапно вздрогнул. На него чуть не налетела инвалидная коляска с большим толстым мальчиком, ведомая парой беспечных,  веселых людей, по виду его родителей. И явно подшофе.

- А потом мне приснился сон, что Катя в коляске... И уже больше не танцует...

С пожилым мужчиной надо говорить о его прошлом! О его чувствах в прошлом. Чтобы было как на картине русского художника «Все в прошлом», где старая русская барыня… забыла фамилию художника.  Важно, что этот художник происходит не от слова «худо».

-      А вы любили эту вашу жену, Катю? – опять возникла я. Чтобы не забывал про меня, а то уже маменька бежит к нам, пряча в сумочку мобильник.

-      Да, любил. И когда приезжал во Францию и искал ее, воспоминания особенно захватывали меня, поистине овладевали мной. Вот она в советском загсе со мной, а мы потом всей гурьбой на машинах с ленточками и пупсами едем к нам домой на комсомольскую свадьбу. А вот мы с Катей наших близнечиков нянчим, прыгаем с ними на руках, чтобы после еды у них животики не болели и чтобы грыжку себе не накричали.  А когда сюда приехал, вот на эту площадь «Три грации», то вспомнил и Эммануэля и как я по глупости Катю посадил на автобус в Хайфу... Видишь, как много в жизни совпадений, и печальных, и невероятных. Ты вот мне стихи Северянина давеча читала. Какой гениальный поэт был, хотя в молодости он мне казался пошлым. И как верно сказано: «Наши встречи - Виктория регия: редко, редко в цвету...»

Марсель как раз утопал в весенних цветах всех оттенков.

-      Даже не редко, - вздохнул Пьер. – А никогда. Я никогда больше ее не видел. Хотел в этот раз ее увидеть, и снова неумолимое «нет». Наверное, Богу угодно, чтобы я ее не увидел больше. И прекратил поиски.

-      Вы уверены, что надо прекратить? - маменька опять со своим начальственным голосом.  Какая нескромность!

-      Нет, ни в чем таком не уверен.

-      А этого Эммануэля Господь все-таки наказал?

-      Зачем же так, Шура! Я ведь молился Господу о его прощении, ну знаешь эту ежедневную молитву. Господь услышал мои молитвы, спас всех моих. А Эммануэля… Правильно Жора сказал: унтер-офицерская вдова сама себя высекла. По информации из моих источников, он служил в двух разведках, и в советской тоже. Где-то что-то не рассчитал. Куда-то не вовремя пришел. Да еще масонские поручения выполнял. А британское масонство – это нечто более мощное, чем французское...

-      Ну и? – тут уж я не стерпела.

-      Нет, тебе еще не все можно знать. Детей нельзя впутывать в политику. Успеешь впутаться. Одним словом, он погиб, Эммануэль, царствие ему небесное.

-      А Жору вы потом видели?

-      Никогда. Но видел другого человека из той же конторы на Литейном. Когда в девяносто четвертом ездил в Россию.

-      Я как раз хотела спросить, были ли вы потом в России? – это маменька ему.

-      Да, из Америки приехал я по приглашению одного Жориного коллеги. Он меня просил помочь организовать общество с ограниченной ответственностью. Имелось в виду издательство плюс переводческое бюро. Никакого КГБ уже не было. Жора и его друг были заняты бурной мирной деятельностью, в охранники не пошли, как миллионы других кагэбистов. Они были книгочеи и эрудиты, мечтали заработать по миллиону на продаже книжек. Рассчитывали на помощь из Америки. Я даже колебался, не пойти ли к ним работать.

-      Вы хотели остаться в России?

-      Нет. У меня в Америке к тому времени вторая жена была и сын от нее совсем еще маленький. Она русская американка, но в Россию не хотела. И меня отпускать не хотела. Даже на месяц. Но я вырвался, лишь бы с Жорой встретиться и про Катю узнать. А Жора в девяносто третьем погиб при защите Белого дома.

-      Ельцина защищал? – мать моя решила углубиться в вопрос. Они перед нашим отъездом во Францию постоянно все четверо спорили до хрипоты: ты за Ельцина или против Ельцина? Сойдутся папа, мама, две бабушки. Мама тогда Ельцина защищала, а папа кричал на нее: за Ельцина ответишь! Правда, я не знаю, кто это такой, надо у Валентины спросить.

-      Нет, Шурочка, Ельцина защищали двумя годами раньше. А Жора в группе Руцкого был. Царствие ему небесное.

-      А вы не могли так сделать, что оба сына или хотя бы один принадлежали вам?

-      Нет, Шурочка. Я вообще ничего не мог сделать, кроме молитв. Все зависело от Жоры и его неведомых начальников. Про такой вариант я с ним говорил, он сразу сказал: капитально невозможно, ни под каким видом. Я потом познакомился в Нью-Йорке с писателем Довлатовым, веселый был парень, только пил очень. Я ему в одной разухабистой компании свою историю рассказал  вкратце, он коллекционировал занятные истории про эмигрантов; думал, может, ему пригодится, а он вдруг громко, через весь стол, рассказал свое «соло на IBM»: один эмигрант вывез из СССР прах нелюбимой тещи.  Объяснил это своим принципиальным антибольшевизмом. Прямо так и выразился: «Чтобы не досталась большевикам». Взрыв смеха! Я почувствовал, что сам сейчас взорвусь, но не от смеха. А он душевный парень был все-таки, Сережа Довлатов, в другой компании меня встретил  однажды и говорит: извини, я тогда по пьяни не врубился...

-      А вы не дорассказали про ваш визит в Россию.

-      Итак, прихожу я в этот гибрид издательства и переводческого бюро...

-      Это в Москве было?

-      Да. А там такие серьезные товарищи сидят, молодые, парни в основном, видно, недавно из университета, но уже совсем другие, не такие, как мы.

-      В каком смысле другие?

-      Ну, в глазах никакого страха и в то же время взгляд требовательный, тяжелый, оценивающий, черты лица жесткие. Покосились на меня дружно: чего тебе надобно старче? А этому старче было тогда всего сорок шесть лет, третья молодость. И я решил: мой российский поезд ушел, на ходу в него не запрыгнешь. Но с компьютерами я им помог...

Тут моей матери Бернар позвонил. Она с ним поворковала по телефону нежно, обозвав его «мон амур», а потом снова:

-      Не жалко вам было, Пьер, оборудование им посылать? Ведь, поди, разворовали все?

-      Почему же? Не разворовали. И не жалко. Я ведь в память Жоры старался. А когда мы с Мишей, его другом, прощались, я ему почему-то почти бездумно пробормотал: вот и ваше время пришло, Миша. Думал, он не слышит. А он мне: не наше, а ваше, Петя. Все теперь будет, как вы хотели: демократия по-американски, свободный рынок. А нашего времени не было и, наверное, уже никогда не будет.

 

 

Глава 16

 

«Тот, кто не любит свою страну, ничего любить не может».

(Байрон)

 

 

2 мая 2008 г.

 

-      Послушай, Пьер, - говорю я ему сегодня, - вот ты вообще на проблеме эмиграции зациклен. Ну, так скажи мне, может быть нам все-таки в Россию лучше возвращаться? Но я уже и русский забыла. Я даже думаю по-французски. А ты на каком языке думаешь?

-      Все-таки на русском, - помолчав, ответил он. Интересно, что стоит за этой паузой. Но маменька мне опять не позволили выяснить.

-      Куда ни собирайся, хоть в Америку, хоть в Россию, хоть куда еще Макар телят не гонял, всюду одна петрушка… ладно, не буду перечислять.

-      Это гордыня, Шурочка. У каждого человека всегда есть выход: посмотреть на установившийся порядок вещей со стороны. Простить всем.

-      Даже этому мировому правительству, даже этим террористам, даже... масонам вроде вашего Эммануэля?

-      Не осуждай. Господь вразумит тебя.

-      А какое место в мире нам вообще уготовано?

-      То, которое ты выберешь. Сама, но с Божьей помощью. Гордому Господь не помогает.

-      Слышала это от вас уже тысячу раз. С цитатами из Сартра.

-      Вот именно! Человек сам выбирает эпоху и себя в ней. Думай смиренно, сопоставляй, разбирайся, в какой стране какая эпоха. У Бога все есть. Твое место и сценарий твоей жизни заранее уготован Господом. Не может такого быть, чтобы тебе не нашлось достойного места. Выбирая страну, выбирай эпоху. Я, например, счастлив, что жил в Советском Союзе до семьдесят шестого года. Это была великая эпоха.

-      Ну что за бред, извините меня! Кто вами руководил тогда? Склеротик, читающий по бумажке!

-      Этот склеротик, этот старик подарил миру и своей стране двадцать лет спокойной мирной жизни. В перерывах между войнами и катаклизмами. И прекратил гонения на церковь. Главное – мы начали укреплять свой дух. Но недостаточно...

И утром, слышу, дед матушке опять про свой родной Советский Союз вещает:

- Вот ты говоришь, не было никакой великой эпохи! Поверхностно судишь, Шурочка! Впрочем, как многие перегруженные заботами люди. Вам некогда подняться на высоту птичьего полета и сверху спокойненько посмотреть. Давай я тебя рассказиками напоследок попотчую, точнее сказать, это маленькие притчи. Вот, к примеру, была в наших диссидентских рядах одна девушка, очень активная, боевая. Мы ее аттестовали, как в фильме «Кавказская пленница»: комсомолка, красавица, спортсменка. Второй разряд по легкой атлетике. Вызывают ее однажды в контору на Литейном. В очередной раз. Потому что хотела за границу уехать. Звали ее, допустим, Маша.

-      Ее ваш Жора допрашивал?

-      Нет, Жора больше в полевых условиях работал, а потом, как ты знаешь, уже на оперативной работе за границей. Хватало в этой конторе работников, в СССР на численности кадров не экономили. Допрос для нее отнюдь не первый. Она потом с нами делилась, что не особо хамское обращение было, некоторые сотрудники даже весьма вежливо с ней разговаривали, ей только не нравилось, что лампа прямо в глаза светила, но в данном случае она попросила лампу отвести в сторону, и ей уступили.

-      Вот это политес!

-      Не смейся, Шурочка, послушай дальше. Основной пафос того разговора: вот вы, простая советская девушка. Что вас в нашей стране не устраивает? А она им (точнее, ему, с ней один человек разговаривал): во-первых, я не девушка, я уже ребенка жду и прошу это учитывать. Во-вторых, я не простая. Разве не видно? В-третьих, я не советская девушка, а антисоветская. И если я начну перечислять, что меня в этой стране не устраивает, то вам не хватит вашей толстой тетради. То есть, хороша Маша, да не ваша! Проходит лет шестнадцать с той поры, и вдруг я эту Машу встречаю  в компании бывших диссидентов в Америке. 31 декабря 1991 года. Отмечают конец империи зла – смерть Союза. Как всегда,  в компании и кагэбисты есть…

-      Бывшие?

-      И настоящие тоже. Далеко не всем радостно.

-      Ну кагэбистам-то уж точно...

-      Все сложнее, Шура. Некоторым кагэбистам как раз очень радостно. Настроились уже рыбку ловить в мутной воде. Однако не все. Не будем упрощать. Так вот, первый сюжет такой. Обсуждали чьи-то начальственные слова, брошенные в «узком круге ограниченных людей», как военные выражаются. «Кто не жалеет о развале Союза, тот не имеет сердца. А кто жалеет о развале Союза, тот не имеет ума».

-      Вот советские власти и пользовались нашим умом, когда в нас молчало сердце.

- Шурочка, ты умная женщина! Вернусь к тому разговору в США. Итак, стало быть,  некоторым диссидентам, например, Маше, совсем не радостно. Для меня это неожиданность. Она говорит: вот вы от радости пьете, захмелели совсем, а я считаю: вот такая страна была! И большой палец вверх поднимает. И в знак протеста уходит из компании. Опять хороша Маша, да не ваша. Правда, ее тогда уже не Маша звали, она постриг приняла и в монастыре была...

-      А как  ее в монастыре прозвали, Пьер? Или нет, хватит об этом. На меня умные разговоры наводят уныние, лучше пойдемте в кафе рядом с остановкой трамвая, мне хочется с вами танго станцевать.

Ну, дает маменька-с! Она в этом кафе в свое время с Виктором танцевала сразу после знакомства с ним! Представляю, какой это будет провокационный  танец.

 

3 мая 2008 г.

 

И точно! Дед только растерянно пробормотал: жаль, нет русского популярного классического танца типа падеграса, но, может быть, скоро будет! Чтобы на нас смотрели и знали: танцуют русские. Приходим в это кафе вечером, там такая площадка маленькая, в кругу несколько пар топчутся, один мужичок крохотного роста, а с ним  огромная толстая женщина, да еще и старая совсем по сравнению с партнером своим, но танцуют танго потрясно. Рядом мощные динамики стоят, из них изливается  какая-то щемящая, берущая крепко за душу музыка, поет какая-то древняя певица вроде Мирей Матье. Про танго, но на немецком. А те, которые за столиками, слезу с глаз смахивают. Дед продолжает свое вещать: «Где русский бальный танец? Юленька, ваше поколение русских французов должно его изобрести и явить миру! Чтоб все знали: вот русские, а вот, скажем каталонцы. Видите, в трех шагах каталонцы танцуют свою серданью».

Смотрим: стоит большой кружок людей и под тихую музыку, неизвестно откуда льющуюся, то сходятся, то расходятся, как в хороводе, то руки вниз, то руки вверх, и музыка такая печальная.

-      Всего девять миллионов каталонцев насчитывается в мире, - дед продолжает вещать, - но если  их больше трех человек собирается, то они танцуют этот танец, и в нем вся их история. Пала Барселона под войсками Франко первого апреля тридцать сеьмого года и кончилась гражданская война… Очень много каталонцев тогда погибли… Теперь на универсальном языке танца они хотят поведать что-то всему миру. А почему у нас нет такого? Ведь мы же впереди планеты всей. Почему нет русской этики, русского этикета?! Впрочем, соловья баснями не кормят... Пойдем, Шурочка, оттанцуем прощальное танго...

Опять укол ревности пронзил мое сердечко, но то эстетическое и совсем не вульгарно-сексуальное, что было в их танце, почему-то успокоило меня. Мать опять стала красиво танцевать, восстановила форму. Жаль, Виктора уже не будет, но дед не хуже смотрится. У меня бы так не получилось. Но поздно, поздно мне их уже мониторить, вбивать клин между ними. Мне завтра в школу после выходных, а дед рано утром уедет. Скатертью дорожка!

 

4 мая 2008 г.

 

Без Пьера жизнь пошла по привычной колее. Он тогда даже немного раньше уехал, чем планировал. Я думала, он вечером уедет, когда я из школы приду, но перепутала: поезд до Парижа у него был на раннее утро. Надо же так лопухнуться! Прихожу домой из школы, потеряла Пьера, маме на мобильник позвонила, она опять у Бернара была, и удивляется маманька: типа я тебе сто раз говорила, что он рано утром уезжает, а ты даже не проснулась, чтобы его до двери проводить. Да, я действительно до глубокой ночи  эмэсэнила, а потом уснула как из пушки… Ну дела... А потом мать мне розовый конвертик протягивает, говорит, от Пьера это тебе. А там 1000 евро и короткая записка от него, лучше бы по электронной почте послал, потому что почерк его русский не могу разобрать. Вроде аккуратный и разборчивый, а все равно с величайшим трудом разобрала.  Буковки продолговатые, наклонные, летят  вверх. Валентина говорит, что это означает оптимизм.

Итак, что там?

«Деточка моя Юля! Прости, не попрощался с тобой. Мне надо срочно выехать в Париж по ряду обстоятельств. Но мы с тобой обязательно скоро увидимся, знай и верь.  Прилагаю деньги тебе на дорогу в Америку, я скоро сделаю тебе вызов. Наверное, летом.  Через восемь дней буду в Штатах, оттуда позвоню тебе и маме. Спасибо за ваш незабываемый теплый  прием! Я счастлив, что обрел таких замечательных подружек на другом краю земли. Навсегда твой Пьер».

Интересно, а сколько у него еще подружек в разных концах земли и зачем он поехал в Париж? Если ради своих писательских дел, то полбеды. А если у него там зазноба, как прикажете к этому относиться? Опять ревность кольнула меня, и даже больно. Очень больно.  Кажется, я никого так не ревновала в жизни.

 

5 мая 2008 г.

 

Но все-таки ощущение чего-то непоправимого не дает мне спокойно жить да радоваться. Может быть, это чувство тревоги разрастается параллельно с ревностью? Я дала себе задание  отвлечься. Купила в «Саурампсе» красные конверты без марок и  положила дедовы денежки крупными купюрами в 4 конверта, а эти четыре конверта  спрятала в 4 разных углах нашей квартиры. Странно, что мамашка мне не напоминает, чтобы я обратно ей эти деньги отдала. Видимо, у нее опять какие-то проблемы, застилающие собой даже деньги. Бернару все время плохо с сердцем,  и в то же время ей какой-то новый тип стал звонить по телефону, по голосу мною подозревается совсем молодой мужчинка. Это хорошо: матушка про Пьера забудет. Но, чтобы не отвлекаться еще раз: как говорят китайцы, если хочешь иметь рис, сей рис, если хочешь иметь деньги, сей деньги. То есть клади в красные конверты деньги и в разных углах комнаты размещай эти красные конверты. Это по фэн-шую. Глядишь, так денежки привалят, и я до  Америки себе что-нибудь прикуплю, чтобы перед дедом изобличить себя интересной персоной.  Интересно, а какой у него сын? Сердце забилось опять. Вдруг я с ним роман замучу? От слова замутить. Кстати, как: замучу или замутю?

 

6 мая 2008 г.

 

8 дней еще не прошло. Я все жду Пьерова звонка. Мог бы мне из Парижа звякнуть-брякнуть. Неужели и впрямь зазноба в Париже у него? Так быстро забыть замечательных подружек, которых он обрел! Может, он еще кого обрел. Там, в Париже или сразу в поезде. Или он самолетом полетел? Самолетом выгоднее. Тогда первый полет «Марсель-Париж» почти  бесплатно. А из Парижа уж до Америки плати. Я подошла  к глобусу, который мне Виктор подарил еще в свое время. Покрутила его под музыку, но Америку было лень искать. Скоро Валентина ко мне будет в гости ходить, тогда и разберемся вместе. Скоро – это когда маманька совсем к Бернару переедет или будет с тем молодым жить. Хотя… как же викторово указание типа жить одной? А Пьер меня запрограммировал все мамашке прощать. Немножко противоречат друг другу эти два указания. Интересно бы того молодого увидеть живьем... На какие указания он способен или уж совсем без царя в голове?..

 

7 мая 2008 г.

 

До 8 дней остался 1 день. То есть до того, как Пьер прилетит к себе домой. Полное молчание. Мобильник Пьера не отвечает. Автооответчика на мобильнике нет, странно. Вроде раньше у него был. Стала внаглую писать ему любовные эсэсмэски, но  почувствовала неудобство перед папашей. Тому я ведь тоже любовные эсэмэски  пишу. Успокаиваю себя тем, что оба для меня родные...

 

9 мая 2008 г.

А матушка моя рассудила вдруг иначе. Вваливается ночью ко мне в комнату, ну прямо как в тот раз, когда с Натали это горе приключилось. И таким же ненормальным голосом сомнамбулическим мне шепчет: «Юляша, мне кажется, Пьер – это мой отец».

Спросонья до меня не сразу это высказывание дошло. А как дошло, то сон пропал. Мы теперь с маманькой непрерывно это обсуждаем, она даже к Бернару реже стала ходить, хотя и ночует у него, а днем у нее или ученики, или наши разговоры, когда я из школы прихожу. Даже краситься перестала, глаза у нее стали похожие на глаза рыб в том отделе супермаркета, где Роберт работает.

-      Я шестьдесят девятого года рождения, - матушка говорит. – Его близнецы тоже могли в этот год родиться.

-      Но они же мальчики!

-      А зачем ему все козыри сразу выкладывать? Некоторые детали люди специально маскируют.

-      А как же девятая заповедь? «Не послушествуй на друга твоего свидетельства ложна»?

-      Это сейчас несущественно. За его грехами не следим. Отслеживаем только существенное. Он и так слишком далеко зашел, чрезвычайно много рассказал, ему самому неловко было, что у него воспоминания пошли струей. Вот и девочек замаскировал под мальчиков. Это психология, это натурально.

Матушка теперь всегда вместо «естественно» говорит «натурально». Офранцузилась вконец, хотя блинами тоже свою речь уснащает. Да, думаю, это мы должны решать теперь, что сходится, а что не сходится в рассказах Пьера. А мы ведь, если по-честному, даже невнимательно его слушали. Первым делом вопрос: кого он все-таки искал?  Мать своих детей, в данном случае все-таки девочек. Значит, маманьку воспитывала неродная мать? Но они же, как две капли воды, похожи с бабой Маней.

 

9  мая 2008 г.

 

Снова ночью. Мама позвонила в Канаду тете Гале и свою догадку рассказала. А тетя Галя ей: не майся  дурью. (Надо же, как грубо!) Мистика все это. Лучше скажи, каким рейсом вылетел Пьер из Парижа в Нью-Йорк, мне уже его супруга звонила, он должен вчера прилететь таким-то рейсом. И не прилетел. Вот об этом думайте, а не о мифическом родстве каком-то. Делать вам нечего (опять то есть грубо), даже номер рейса не взяли на карандашик. Жена у Пьера очень ревнивая. Она его вообще чудом выпустила в Европы, боится, как бы такого красавца кто не увел. А мать ей в ответ (я сама слышала): да ну, какой  он красавец. В его-то годы, разве что глаза красивые, длинные,  миндалевидные, как у восточного принца. Да и не знаю номер его рейса, я не приставлена его охранять.   Потом вдруг крикнула «стоп», но тетя Галя на том конце провода уже трубку бросила.  Стоп, еще раз говорит мама, восточный принц! Помнишь то фото на комоде рядом с семью слониками? Это твоей бабушки муж, мой отец. Он восточный принц и есть, мы ведь его так с тетей Галей и прозвали, когда маленькие были.

Да, вроде помню. Может быть,  и похож Пьер на него. Но снимок-то столетней давности.

Еще известно, говорит маманька, что у бабы Мани сестра-близнец была, о которой очень мало говорили  в нашей семье, если говорили, то только шепотом. Я ее никогда не видела...

Сегодня пятница. Вдруг неожиданно говорю: маманька, пойдем завтра сходим в церковь, правильно говорят, что больше пяти недель нельзя вне церкви быть. А не были мы там почти год.

 

10 мая 2008 г.

 

Мать меня тогда не услышала, она по пятницам невообразимо усталая, а в воскресенье на литургию, то есть сегодня, согласилась  со мной пойти, правда, была вся из себя чем-то недовольная и даже апатичная. Но это поначалу, перед причастием. Мы обе на стульчиках сидели и даже не вставали, когда все дружно вставали. И поклонов земных не клали. Мы вообще сначала будто как неродные в этой церкви были, мы элементарно  так окаменели с непривычки, хотя нам все рады были, даже эти ребятишки-шпионы, которые, естественно,  подросли за год кто на 10, кто на все 20 см. Нам радовались как блудным сыновьям, точнее, как блудным дочерям, особенно эта баба Нина, которая при виде нас прослезилась и к себе домой после службы, как водилось всегда за ней, нас  заманила.

В доме у них на первый взгляд мало что изменилось: те же тарелки с птичками в русском стиле (еще и новые прибавились), баба Нина  так же шустро, как обладательница  третьего советского юношеского разряда по легкой атлетике, мечет эти тарелки на стол.  Чечевичная похлебка необычайной вкусноты, та, из-за которой Иуда продался, о. Димитрий не преминул на эту тему прогудеть через весь стол. Чтобы не забывали священное писание. У них теперь уроки на эту тему каждую вторую субботу  в их доме, но в эту субботу нет. Когда все с аппетитом уплетали чечевичный суп с гренками, о. Димитрий вместо обычного застольного урока вдруг сказал за столом (я уже отвыкла от его размеренного басистого голоса): «Кое-кто должен еще американскую школу помнить в Джорданвилле. Помните, что там говорили: если вы не верите во взаимодействие, посмотрите, что происходит, когда экипаж теряет колесо. Теория взаимодействия, или конструктивного коллективного мышления, очень важна для американской культуры. Многие американские деятели христианского толка высказывали предположение, что Иисус Христос воспользовался принципом Конструктивного  ума. Конструктивный пишется с большой буквы. Вы помните?  Чудодейственные исцеления происходили из силы, которая проявилась через смешение умов его двенадцати учеников. Когда один - Иуда Искариот – оказался предателем, Конструктивный ум довольно быстро распался, дав дорогу крестным страданиям Спасителя...»

Надо Вальку вдохновить туда ходить, в эту их школу, а я еще посмотрю. Кстати, Валентина уже в курсе наших проблем, но со своими рекомендациями, как всегда,  медлит. Единственное замечание, которое она мне вчера позволила по телефону, было: «Странную услугу оказал Пьеру этот прохвост Жора или Гера, как там его звали?»

- А чего странного? Услуга, как услуга.

-      Странно, что дети ни с матерью, ни с отцом не остались. Что же, выходит, главное было им - на родину попасть? Они же еще маленькие, несмышленыши. Нужна им эта родина. Добра-то!

И вот мне вспомнились слова Валентины. Не особо умные. Ей умные мысли потом приходят, а сначала она высказывает те глупости, которые сразу на ум приходят. Смешно: глупости на ум!

-      Конструктивный ум... Коллективное мышление... – Голос показался мне ворчливым, прокуренным. – Ты, Митяй, однако, вводишь понятия, чуждые православию. То ли от методистов, то ли от пятидесятников. Я эти постулаты в Америке много раз слышал.

И вышел из-за дверей в домашней одежде седой, как лунь, старик с потушенной трубкой замысловатой формы. Муж бабы Нины.

 

 

Глава 17

 

«Тот, кто смиряет дух свой, сильнее того, кто покоряет города».

(Хемингуэй)

 

 

11 мая 2008 г.

 

Продолжаю описывать пребывание в гостях у семейки шпионов, а потом не забыть еще про телегонию... Короче, из-за дверей вышел в просторной домашней одежде отец о. Димитрия или отчим его (надо еще выяснить, кем он ему приходится), седой старик, муж бабы Нины. Мы видели его в церкви очень редко, он только из вежливости иногда заходил к концу службы, баба Нина про него говорила: « Хорошо, что пришел, а то он постоянно в сетях дьявола или князя мира сего...» Кстати, где я слышала про князя мира сего? Звучит красиво. Мне он, этот князь, так и видится в красивой расшитой золотом одежде, золото сугубо натуральное. Кого и когда я видела в этой одежде?.. А когда муж не приходил, а не приходил он месяцами, то баба Нина  говаривала: «На него напал враг». Значит, кое-что из той жизни я все-таки помню. А тут, стоит он в дверях и о. Димитрию парирует:

-        А чего же ты из Америки свинтил? Чтобы здесь на пособие  жить? Американцы именно коллективно решают дело, хотя личность там тоже вершила историю. Взять хотя бы, как они свою автомобильную промышленность создали или сталелитейное дело. Коллективный разум, вот! Француз же предпочитает уткнуться в проблему один, наедине с собой, любимым. У них даже в  бутике всегда один продавец. Если он занят, ты стоишь как пень и ждешь. Вот такая, понимашь, загогулина.

И вот такой мудреный дед. А баба Нина на него пришикнула слегка:

-        Маркоша, твои высказывания  достаточно  субъективны. Тебе нигде на самом деле не нравится, ни в Америке, ни во Франции, ни в России. Враг на тебя напал, гордыня тебя заела. Ладно, садись, поешь с нами.

-        Нет, я лучше послушаю, что ребятишки говорят, но вмешиваться не буду. Доверяй, но проверяй, как Ленин учил.

Вот и я думаю: шпионы, кагэбисты, а их бы тоже проверить не повредило. Хотя на первый взгляд им вполне можно доверять: из-за приоткрытой двери виден накрытый стол, за которым, как водится, сидели многочисленные внучата. Кое-кто уже прямиком приехал теперь из Парижа, где учился в Сорбонне. Наверняка типа на философию. Шустрые ребятки, не пропадут. Хотя Валентина сказала, что философы в современном обществе нужны еще меньше историков-археологов.

Из-за двери был слышен невообразимый шум, но даже из звукового хаоса можно создать некоторый порядок, как Ницше говорил. Короче, я услышала высказывания типа: «Лютер открыл, Шопенгауэр ценил, а Войно-Ясенецкий...» Ах, это же   тот, про которого Пьер говорил!.. А что же я молчу о Пьере, ведь мы ради него с мамашкой пришли сюда. Маманя тоже хороша, как в рот воды набрала. Короче, вот теперь Войно-Ясенецкого они разбирают. «Господь создал душу человека, дав этой душе два глаза: один может созерцать вечное, другой только временное, ну то, что сотворено человеком. И эти два глаза нашей души могут делать свое дело не одновременно, а только таким образом, при котором  наша душа вперяет свой правый глаз в вечность». Именно правый? Высказываются и орут все, только Валентины еще моей заумной не хватает, но она совсем не общительная стала теперь. Как говорила Лиль Ванна, не сообщительная. Громче всех правит бал этот Константин, его даже по-русски зовут на французский лад Константэном, а когда кто-то тоже спросил (я не поняла, кто), что типа именно правый глаз, то Константэн подтвердил, что именно правый, и продолжил: «Когда же действует только левый глаз души, то есть когда душа имеет дело с временным и сотворенным человеками, тогда от своей деятельности, то есть от созерцания вечного, должен отказаться правый глаз».

Я сквозь приоткрытую дверь посмотрела на девочек. На тех, которые когда-то вошли в мой блог и настучали бабусе Нине, и вдруг почувствовала, что на них уже не злюсь. Что все прошло злобное, что было во мне. Маша (так звали одну из этих девчонок) вдруг вклинилась ни к селу ни к городу со словами, что философ Анри Бергсон был очень любим и почитаем Войно-Ясенецким. И что Бергсон утверждал, что сущность жизни постижима лишь с помощью интуиции, которая может трактоваться как симпатия, то есть обязательно надо симпатизировать, чтобы понять; интуиция – это самопостижение жизни. Последнюю фразу Маша выкрикнула, чтобы сквозь шум ее все услышали. «Не судите, а поймите! Это уже Спиноза говорил», - попыталась она добавить. Но уже никто никого не слушал, только я сидела через дверь далеко от них и слышала, у меня же вообще слух как у ежа. Ну да, и Пьер то же говорил, что интуиция включается в работу, если ни на кого не злишься, поэтому Господь слышит только смиренномудрых. Маша принялась кричать что-то по-французски, хотя в этой семье все старшие требовали, чтобы младшие говорили по-русски, но русский у них был... я извиняюсь... А потом в конце дискурса Маша вдруг выкрикнула, что Бергсон был еврей и Спиноза тоже.

Кстати, еврейский вопрос был для них больной. Их дедушка, ну тот, который зашел тогда в гостиную чуть не в пижаме, был еврей. Ну и что? А вот то, что я сейчас за этот еврейский вопрос ухвачусь и спрошу про Пьера. В дверях стояла теперь баба Нина, к которой я бросилась резко, и спросила: а вот вы в Америке жили, вы не знали такого-то Пьера Гринберга? Он по паспорту еврей, хотя непохож на еврея совсем. И сердце у меня сжалось. Я почему-то знала заранее, что мне скажут: да, знаем такого. Мимо подноса в руках бабы Нины, на котором стояла собранная со столов посуда, проходил этот дедушка Марк, и внезапно, чуть не столкнув посуду с этого подноса, остановился, устремив на меня свои игривые глаза, из той известной породы вечно смеющихся глаз. Наверное, он внутренне ехидно подсмеивается всегда, над всеми и всем на свете, и эта ехидца  может быть отнюдь не доброй.

-        Петька? Гринберг? «Алые паруса»? Это он-то непохож на еврея? Ну, тогда все евреи похожи на него. - И звонко засмеялся. Потом резко прекратил смех, как умеют делать южные люди типа арабы, кавказцы и евреи, и спросил: - А почему ты спрашиваешь про него? Как зовут эту девочку? - бесцеремонно ткнул он пальцем в бабу Нину, прислушивающуюся к нашему разговору.

-        Юля! Юленька ее зовут! Как я рада, деточка ты моя, что ты к нам пришла! Нам тебя не хватало.

-        Петька... А почему ты спрашиваешь про него? Петька... это такая сомнительная личность. - При этих словах у меня было такое ощущение, что какая-то серая стена рушится и падает на меня. Лучше бы она обрушилась на него самого, на этого Маркошу.

Тут мать моя вышла из отрешенного состояния, спасибо ей, соображает иногда:

-        Этот человек приехал на короткое время из Америки. На курсы французского. Вообще-то он русский, родом из Петербурга, ой, то есть Ленинграда.

Отец Димитрий неожиданно присоединился  к нашему разговору:

-        Ба, так это его я видел недели две тому назад? Он к нам в церковь приходил на Казанскую. На хорошем русском спрашивал про какую-то Катрин и еще про кого-то. Очень высокий, с проседью красивой, благообразный, дал мне визитку, там эта фамилия записана. Где она, эта визитка? Да потерял...

-        С проседью? Благообразный? - Маркоша взвинтился по-новой. - Да такого проходимца я отродясь не встречал! Был идейный, дружил со всеми кагэбистами, а потом вдруг обратился в православие, своих детей крестил (говорят, с кагэбистом одним вместе), потом взял другую фамилию, был Сидоров, стал Гринберг, привет вам! - Мое сердце не билось, оно просто слабо трепыхалось. - Укатил в Израиль. Бросил всех нас. Тоже мне православный! Ну, прямо как Бродский говорит: «Входит кто-то православный, говорит, теперь я главный!»

-        Маркоша, ты  несправедлив, тебя заносит, - разрядила обстановку баба Нина, Dieu merci, дай Бог ей здоровья. Сердце у меня возобновило биться, но с трудом. - Петя, Петя... Очень симпатичный такой, броский, высокий, как дядя Степа, тонкий, как статуэтка, действительно, со всеми корешился, и с кагэбистами тоже. Но безобидно корешился, никого не заложил, наоборот, вовремя предупреждал - вот с этим не водись, эту книжку дома не прячь, в метро «Гулаг» не читай, даже если в обертке книжка. Про репрессии против Эткинда мы заблаговременно узнали именно от него, по-своему подготовились. Я уж не помню, как именно подготовились. У меня вообще что-то с памятью...

-        У тебя? С памятью? - начал опять скандалить Марк. - Не просто с памятью, а вообще со всеми мозгами! Старческое слабоумие, вот что у тебя! А как он свою жену бросил, твой всеобщий кореш? Катьку-то? Бедная девочка! Заболела в эмиграции в Израиле, тронулась умом. С кем не бывает.

«Вот с тобой уж точно бывает!» - думаю я теперь. И дальше противная серая стена снова обрушивается на меня:

-                          А он от нее усвистнул, поминай как звали! Бросить в такой тяжелый момент! Впрочем, это на него похоже.

-                          Ну, полно, Маркоша! Сдается мне, ты путаешь. Слышал звон, да не знаешь, где он. Она сама от него к англичанину ушла. Именно потому, что тронулась умом. Еще в школе в десятом классе ей цыганка нагадала. Это когда мы у Балтийского вокзала мороженое покупали. Там всегда цыганки обретались. Мы почти всем классом пошли, удрали с уроков. В семнадцать лет все начинают прогуливать, - бросила она строгий взгляд сначала на меня, потом явно стала искать глазами Машу, которая стояла под дверью;  правильно, доверяй, но проверяй. - Эта цыганка тогда всенародно к ней пристала: выйдешь вторым браком не скоро и не близко, за тридевять земель, за сказочно богатого  и на пятнадцать лет тебя старше. Такой ей в Израиле и попался.

-        Бабушка, а ты говоришь, что в гадания нельзя верить, - вышла из соседней комнаты Маша, которая явно подслушивала. Мне кажется, они всё тут испошлили, как всегда, эти дети-шпионы. Но я уже решила пойти ва-банк, то есть всем дать высказаться.  Авось что-нибудь узнаю про Пьера, про дорогого мне человека, которого здесь так бесцеремонно раздевают некоторые.

-        Да, я про то и говорю, - расставляет акценты баба Нина, молодец! С ними только так и надо, со шпионами этими, им надо постоянно расставлять акценты, чтобы не заносились беспредельно. - Господу угодно, чтобы мы не знали свое будущее. Иначе наша жизнь будет лишена духовности.

-        «Духовности!» Опять заладила свое! - вновь вмешался дед Марк, который, кажется, замолкал только для того, чтобы подслушать под дверью, ну, я и говорю, что они все шпики. - Вот юному Пушкину цыганка нагадала, что он умрет от руки белого паренька, а когда он стоял перед проблемой выбора, ну, идти против царя или нет, у него этот белый паренек так и стоял перед глазами в подсознании-то, ждал, когда Пушкин встанет под дуло револьвера Дантеса, чистого альбиноса, кстати. А Бухарин, будь он неладен! Приехал  делегатом от Сталина в Германию, в Берлин, весь в шоколаде, полез к цыганке, ну погадай да погадай. А она ему: ты умрешь в своей стране, тебя расстреляют.  Но его-то хоть за дело.

-        Папа, вы сами себе противоречите, - вдруг вмешался о. Димитрий. Интересно,  что баба Нина называла его всегда отцом Димитрием, а Марк просто Митяем. А он его за это папой, хотя отец у человека один, мне это всегда обе бабушки говорили. - Гадать никому не позволено. Ни великому, ни малому. И ваша Катюша ошибочно, хоть и бессознательно, строила свою жизнь в соответствии с пророчеством. Кстати, да! Катя, имя Катерина! Теперь я понял, почему зашедший ко мне после литургии господин Гринберг спросил про некую Катерину. Я сказал ему, что не знаю ничего о таковой особе.

-        А ты не мог ли у меня осведомиться в тот момент, отец Димитрий? - подала голос баба Нина.

-        Не мог, тебя же не было тогда.

-        Ах, вот оно что. Все хожу-хожу, никогда литургии не пропускала, а тут меня и правда не было. Маркоша занемог тогда, я испугалась бросить его. Ой, меня осенило! Петя свою Катюшу искал! Думал, она у нас.

-        У вас, у вас... -  Маркоша опять вмешался, выскочил откуда-то, как джин, чуть ли не из шкафа. - У вас, у вас... Сначала бросил, как половую тряпку, а потом по всем французским церквам искать – ау, ау! А ей место давно в богадельне, она совсем ума решилась, и ноги у нее отнялись.

И Нина, и о. Димитрий, и мать моя, не говоря уж обо мне самой, все разом опешили. И замолчали в растерянности. Затем началось внутрисемейное, очень сбивчивое, почти скандальное и бестолковое выяснение  того, откуда Марк знает про Катюшу.

 

12 мая 2008 г.

 

В результате обнаружились некоторые факты. Вот они: Маркоша, заходя изредка в церковь, не замечал всех постоянно приходящих («из числа находящихся там постоянно»), но на протяжении нескольких лет замечал больную прихожанку, которая заходила в церковь еще реже, чем он. Она приходила с какой-то старушкой, которая усаживала ее на стул, и та сидела, погруженная в свои думы, а потом вдруг вскакивала и  принималась истово крестить все части своего больного тела. Эта женщина напомнила ему некую знакомую девушку из Ленинграда, но он не мог вспомнить, кого именно, тем более со времен питерской юности утекло много воды. А поскольку Марк подружился и стал беседовать на философские темы с постоянным прихожанином теологом Ришаром, который прошел все ступени: и буддизм,  и католицизм, и так далее, и несмотря на свою образованность, искал работу по уходу за стариками, то свел эту французскую старушку, ну, ту, которая была поводырем при больной Катрин, с Ришаром, и они сговорились, что Ришар будет приезжать нянчиться с этими двумя старушками. Теперь Ришар почему-то вернулся опять в буддизм, но Марк продолжает с ним перезваниваться, и они даже иногда гуляют вместе. Ришар его пасет. Баба Нина на этом месте рассказа почему-то сказала: «Лев Толстой писал, что человеку надо следовать какой-то великой религии, или буддизму,  или христианству, так что это ничего, ничего...» А дальше выяснение фактов опять пошло в атмосфере какой-то перебранки. Все чуть не подрались.

-        Александр Македонский, конечно, герой, но зачем же стулья ломать? - пытался примирить враждующие стороны о. Димитрий.

-        Подожди, и тебе достанется, - погрозила ему пальцем баба Нина. Сам о. Димитрий тоже выглядел провинившимся. Оказывается, Пьер спрашивал еще и про Марию, а о. Димитрий забыл, что в миру его мать Нина была Марией, а потом в Америке постриглась в монастырь, уйдя сначала от своего первого мужа, отца своих детей, который ее третировал, так ведь «эмиграция – это огромное искушение для супругов». То есть, он забыл ее первое имя, а все остальное помнил. Со временем ей пришлось оттуда уйти, из монастыря, однако имя Нина она сохранила, так ей почему-то лучше было. А Марка после моего вопроса вдруг осенило, что эта больная, уже не ходячая, а едущая в коляске женщина и есть та самая Катюша! Потом в комоде нашли только ее чек на небольшую сумму, где был обозначен маленький город у моря и тот адрес, по которому мы с матушкой  приезжали к ней первый год по наводке этого Ришара. И я вспомнила, что впоследствии Нанси, которая за ней ухаживала, нашла моей матушке Жульена! Но мы уж тут на эту тему молчок, нам главное, чтобы они, то есть семейка бабы Нины, разговорились.

 

13 мая 2008 г.

 

Я совершенно отупела от всех этих разборок и перестала что-либо понимать. Но зато мы с матушкой перестали между собой ссориться, и более того: забыли про телевизор, в полном молчании сидели друг против друга, как нахохлившиеся птички зимой. Хотя был уже разгар лета, сияло солнце и «неба дно», и установились мощные изнурительные жары, только иногда с моря тянуло спасительным ветерком.

-        Понятно, что ничего не понятно, но кое-что уже понятно... Прямо как в детективах Донцовой...

А я добавила:

- А нам Лиль Ванна говорила, что есть писатели-стилисты, Тургенев, например, а есть не стилисты, например, Толстой и Достоевский...

-        Можно подумать, ты их читаешь, - попрекнула меня маменька. - Ведь ты только Донцову и читаешь, а теперь уже вообще никого на русском не читаешь. А Донцовой я бы спасибо сказала только за то, что благодаря ее книжкам такие недоделанные ребятишки, которые оказались за границей, читают что-то по-русски. И не совсем еще забыли русский язык. Но в любом варианте это не язык Тургенева, конечно.

-        Эта история тянет на французский детектив, ну там, типа Сименона, - важно вмешалась в наш разговор Валентина, которая впервые к нам пришла сама, в нашу квартиру, вдруг решив помочь нам разобраться. Кстати, Донцову она никогда не читала, ну, так сноб она ваще первостатейный. Она читает детективы только на французском, но редко. - Короче, где разыскиваемое лицо не найдено или преступник случайно обнаруживается в другой стране через много лет. Или как у Патрика Модиано. У него в «Улице темных лавок», за которую он получил Гонкуровскую премию, звучит такая упорная, но мягкая и ненавязчивая мелодия. Словесная, конечно. Там герой ищет свою русскую жену, пропавшую много лет назад, еще во вторую мировую войну. И не находит. Кстати, он там русских эмигрантов высмеял, как невоспитанных. Они, правда, плохо воспитаны... - и покосилась на нас.

Валентина вообще пессимистка, поддерживает человека в беде только для видимости. Сама же говорит: «чисто номинально». Хотя отдельное ей спасибо, что оторвалась от телика и пришла к нам.

 

14 мая 2008 г.

 

В обед в воскресенье вдруг мы спрыгиваем с маменькой резко и одновременно с дивана. Хотя обедать только начали. Нас осенила одна и та же идея: надо звонить Ришару на его мобильник. Номер мобильника дал вчера дедушка Марк.

Ришар очень обрадовался нашему звонку, звал к себе в гости в буддийский центр, где он теперь почему-то обретается. Это за 150 км от Марселя. Нет, с Катрин и Нанси давно не имел никаких дел, хотя все время собирался им позвонить. Мы с маменькой тут же по их телефону звоним, французская автоматическая тетенька нам отвечает, что такой номер не существует.

Мы с маменькой огорчились, но зато снова посещает нас одна на двоих догадка! Мчимся по адресу, который указан на чеке Катрин. Правда, чек датирован прошлым годом, странно, что его не оприходовали. Но и хорошо! Недаром в церкви говорят, что деньги не главное. Да, вроде бы это та же улица, которая была много лет назад, где неподалеку во дворе своего домика танцевала Катрин в венке из одуванчиков. Катрин – это, может быть, моя бабушка настоящая. И там еще 3 березки стояли. Но близлежащие дома как будто корова языком слизнула, а рядом проведена дорога, очень шумная, полная машин, сверкающих ослепительными солнечными бликами на стеклах, так что лучше вообще сразу опустить  глаза. А глаза-то замечают огромный,  вырытый для строительства нового дома котлован. Рядом молчаливый уродец-экскаватор. Но сегодня рабочих нет, выходной, тихо. Подходим к нашему тому дому. Вместо трех березок - одна, с желтыми листьями и уже засыхающая. Вода к ней не подведена, хотя рядом валяются бесхозные шланги.  Недаром крокодил в каком-то мультике говорит: притворись шлангом. Дом, несомненно, уже опустелый, без хозяев. Но есть еще соседский дом, к которому вдоль шоссе  преодолеваем мы утомительное восхождение.

Дверь открывает испуганный негритянский пацан, явно не расположенный разговаривать. Следом возникают родители, на вид белая супружеская пара. Наверное, усыновили мальчонку. На плохом французском объясняют нам, что переехали сюда 2 месяца назад из Лондона,  про соседей ничего не знают, но могут спросить у хозяев своего дома. Они снимают этот дом. Раньше чем через неделю они не смогут увидеть своих хозяев.

Обратный путь мы шли пешком: автобусы в это время в Марсель уже не ходят. Шли ровно битый час вдоль речки Лез, до трамвайной остановки, с удивлением заметив по пути парочку поселений из ящиков, картона, досок и бамбука. И между кустов белье висит. А месье Гартман говорил, что с бидонвиллями во Франции уже покончено  в 1973 г. Ну, и кто из нас поверхностный мальчик или поверхностная девочка?

 

18 мая 2008 г.

 

Как мы прожили эту неделю, лучше не описывать. Но в среду мне пришла в голову гениальная мысль. Все гениальное просто. Короче, я звоню Виктору и все ему рассказываю. Он ведь обещал мне помогать по делу! И он мне по телефону сказал, что может помочь нанять мне частного детектива, но при определенных условиях, не сказал, при каких. А сейчас организует мне личного шофера, только чтобы я маме ничего не говорила, зачем лишние вопросы провоцировать. Про ожидаемого ребенка ничего не ответил, только сказал: помни наш уговор, не нарушай его. Экий зануда и педант.   Хорошо, что водителю будет платить этот педант из своего кармана, так что педантизм тоже иногда полезен.

И вот сегодня приезжает прямо к подъезду нашего дома этот таксист мсье Тихомирофф. Уже изрядно пожилой, под 60, веселый и чем-то неуловимо похожий на Пьера. Сердце мое начинает щемить еще больше. А когда отпускает  щемить, я вижу кое-какие отличия не в пользу этого мсье Тихомироффа. Оба деда высокие, но мсье Тихомирофф имеет круглую, будто  бы  нарисованную строго по циркулю  физиономию. А у Пьера благородно-удлиненное лицо, сразу очевидно, что  из графьев. Мсье Тихомирофф тоже из графьев, но это не очевидно. Он похож на русского, но по-русски не говорит, причем из принципа. Установленного не им.

 

20 мая 2008 г.

 

Когда он вез меня опять в Латт (те, соседи, сказали, что по телефону говорить не могут, да я бы и не смогла понять то важное, что они мне сообщат  со своим чудовищным английским акцентом), он оказался словоохотлив, как всякий таксист. Энергично размахивая руками (мне в те моменты было непонятно, как вообще таксисты при такой жестикуляции виртуозно маневрируют в пробках  и обгоняют все машины подряд), он мне объяснил, почему совсем не знает русского языка. Он потомственный таксист. Его отец, офицер Белой армии и точно из графьев, был таксистом в Париже, то есть открыл шоферскую династию; его отец тоже был таксистом, притом уже здесь, в Марселе, возил еще родителей Виктора и самого Виктора. Теперь сам мсье Тихомирофф всю жизнь за баранкой. Машина у него классная, шевроле, мчит как самолет, как будто бы совсем не касаясь земли.

- Вы русского родственничка потеряли? Мне Виктор что-то рассказывал, - начал издалека мсье Тихомирофф. - Вечно эти русские что-нибудь учудят. В тридцать втором году мой дед запретил своим детям и всем нисходящим по прямой линии потомкам говорить по-русски.

- Круто!

- И знаешь почему? Ну, вспомни! Это же тридцать второй год!

Я, конечно, без понятия! В истории ни в зуб ногой, и даже дружбан Валентина меня не скорректировала в этом деле. Я очень смутно разбираюсь, кто был белый, а кто красный и кто вообще синий. И почему дрались. Но драться ведь могут и без причины, важно только начать. В лазурное небо запускается сигнальная ракета и пошло-поехало! Даже если ракета ударится в неба дно, все равно процесс уже пошел. Мне Пьер в двух словах объяснил, что и после Великой французской революции, и после Октябрьской революции пришли к власти не белые, не красные и не синие, а некая третья сила. Во Франции это Наполеон, а кто в России, я не поняла. Вроде Сталин, или это потом?

Так вот, в 1932 г. в Париже бывший белогвардеец русский Павел Горгулов стрелял во французского президента Поля Думера и убил его. Этот Павел Горгулов был не из графьев, хоть и белый, он был из русских крестьян и основал партию зеленых партизан (на экологистов похоже, вот прикол!) По происхождению из простухи, а психически ненормален. Но иногда ведь и простые люди с ума сходят. Русские эмигранты почти все через одного во Франции с ума посходили, каждый по-своему. Если человека оторвать от земли, у него едет крыша, твердил мсье Тихомирофф. Поколение наших родителей в изгнании трогалось умом еще как! Вот мы, второе-третье поколение, вроде более уравновешенные, но не все, вестимо!

И вот партия Горгулова писала, что виноваты в трагедии русского народа ярые коммунисты, прежде  всего те из них, которые забыли Бога, предали за грош свою совесть и стали палачами, а также они, эти зеленые крестьяне, еще писали против евреев и чужестранцев, которые во всем тоже виноваты. Короче, известный русский вопрос «Что делать?» А что делать? Стрелять, конечно. Они в своей газете писали, то есть партия этого Горгулова: «Одно твое спасение, народ, - это война. Все равно какая, внутренняя или внешняя». И этот Горгулов хотел вызвать конфликт между Францией и СССР. Его потом казнили. Во Франции тогда смертная казнь была, ее только недавно отменили, при Митерране. Русские испугались, что их щас прямо из Франции всех погонят, но нет, не тронули, только моральный авторитет русских эмигрантских кругов резко упал, правда, дальше и некуда было, он и так был низкий. Кстати, почему всегда так? Ведь это же не совсем справедливо, чтобы уж дальше некуда.

- И, короче, - завершил мсье Тихомирофф, - после этого события мой дед запретил всем своим домашним и даже на далекое будущее, и даже своей жене, которая во французском была не сильна,  говорить по-русски.

 

 

Глава 18

 

«Надежда живет даже у самых могил»

(Гете)

 

 

24             мая 2008 г.

 

Мы тогда подъезжали к местечку Порт Ариан – той части Латта, где раньше жили Катрин и Нанси. И я говорю:

-          А, по-моему, русским быть здоровско. Интересно и классно. И говорить по-русски тоже здоровско, только желательно правильно. Но даже если правила подзабыл или не знаешь, все равно говорить по-русски приятно. Ведь, к примеру, русским всегда нравилось и нравится говорить по-французски, даже если грамматика хромает. И если акцент ужасный, и то приятно. А какая у нас история замечательная! Льются моря крови. Кто за белых, кто за красных, кто третья сила, поднимите руки! А Гулаг? Были в нем и сидельцы, и узники, и привилегированные! В какой стране еще был такой Гулаг? Теперь, слава Богу,  это кончилось. Самое страшное позади. Не будет такого, не может быть повторено! Уничтожено столько народу. Теперь наоборот, надо беречь тех, которые выжили...

Вот уже и их калитка. Но я не успела досказать свой спич мсье Тихомирову, да он особо и не был расположен меня слушать. Он был занят только маршрутом следования. И иногда переговаривался по мобиле с Виктором о деньгах. А я бы сказала ему так:  не надо русским испытывать комплексы. Так же как отдельному человеку вредно иметь комплексы, он тогда становится мачо. Если это случай такого вот мачо, то скорее всего ты элементарно слаб, угрюм, в тебе нет внутреннего света и энергии. Тебе хорошо, только когда ты другого довел до ручки. А может, ты еще и наркотики принимаешь. И звать тебя Эжен Мартэн. Ой, никак он не может выселиться из моей головы! Ну, а насчет русского народа. Мне нравится быть русской. Так бы я возразила еще раз мсье Тихомирову.  Гулаг не Гулаг, я лично за него не отвечаю. Если бы я ходила в церковь, то отмаливала бы грехи предков, которые вообще неизвестно что натворили. Но я еще не решила, буду ли ходить в церковь. Все равно: шутки в сторону, комплексы в сторону. Мы все-таки колоссально умный народ, сколько писателей и поэтов миру дали! И даже наша кровавая история, Гулаг и все такое прочее, сделали нас в итоге умными. Хотя в этом я не уверена и даже запуталась вконец, ведь когда люди на перепутьях истории злятся и гоняются с пистолетами друг за другом, то они глупеют. То есть, я еще не знаю, поумнели мы как нация или поглупели? Один вывод надо сделать: люди, будьте бдительны. Но никто при этом никого не уничтожает. Шпионьте, бдите, не без этого, но не уничтожайте же так друг друга. Плоховато, что характеры тяжелые у русских, будто все в одной камере сидят и друг друга топят в ложке воды, ну, так это тоже исправимо, над имиджем всегда можно поработать, особенно если ты уже из тюрьмы вышел. Запишись в студию аэробики, сходи к визажисту, они теперь на каждом углу,  и вперед с песней...

 

25             мая 2008 г.

 

Короче, подъехали мы к этим соседям, ну, они нам и выложили с ходу: да, жили раньше тут две старушки, одна в коляске, которая помоложе, а другая ходячая, та совсем древняя. Они переехали то ли на постоянно, то ли временно куда-то ближе к морю, название типа Санта-Мария дель мер. Мы тут же позвонили Ришару в его буддийский монастырь, он сказал, что вроде да, могли они переехать и именно в этот городок. А почему и зачем, он не знает.

Итак, я виртуально иду по стопам Пьера. Он говорил мне, что нельзя жить в чужом выдуманном мире, ну, когда от телика меня пытался оттащить. Говорил, что тогда у тебя не будет развито воображение, если ты сутками у телика. А в своем выдуманном мире можно жить, но только  в меру. Короче, он искал Катрин и, может быть, поэтому исчез. Вдруг он убежал с ней куда-то далеко-далеко, приголубил ее, вселил в нее уверенность, поборол ее страх перед Гулагом и даже помог ей буквально стать на ноги? Ведь есть же молитвы типа как в Новом завете. Но как быть с его второй, такой  ревнивой женой? Куда ее девать? Пусть Пьер пошлет меня делегатом  в чужой невыдуманный мир, я там все по-детски улажу. Буду говорить с ней, с его нынешней женой, если не поймет, буду на двух языках говорить. Или на трех. Я ведь еще и английский знаю теперь. Хотя у меня произношение плохое. Можно, правда, потренироваться. Или буду ей писать на листочках. Только почерк у меня плохой. И вдруг она ко мне возревнует?

Такие вот возвышенные размышления прервал мсье Тихомирофф:

-          Ну что, едем  домой? Послушай, а это ведь я подвозил тебя месяц-два тому назад  в твой Мариньян, за тебя тогда парень заплатил по кредитной карте, тебе ведь явно плохо было тогда? Это ты была? И тебе туда снова не надо?

Вот это да! Невозможно спрятаться от неожиданных свидетелей собственного минутного позора. Как Валька цитирует из Рабиндраната Тагора: «Сладость любви дана нам на краткий час. Горечь любви преследует нас». Да и сладости не было. Было вообще непонятно что. И Валька говорит, что Рабиндранат Тагор, так же, как и его друг Ромен Роллан, были членами масонской ложи. Как многие писатели. Масоны любят к себе звать. Льва Толстого звали, но он сделал для себя вывод: масоны все дураки, и нелицеприятно изобразил их в «Войне и мире». Поделом. Я не читала, это Лиль Ванна рассказывала.

-        Нет, это была не я. И мне туда не надо, - отвечаю я сурово мсье Тихомирофф. - Послезавтра, в среду, мы едем в Санта-Мария дель мер.

 

28 мая 2008 г.

 

Среда – укороченный рабочий день в лицее. Летом от этого еще тяжелее, на уме только одно: скорее бы каникулы! Мы должны посветлу съездить в Санта-Мария-дель Мер – цыганский городок, где даже в церкви святая Мария изображена в виде смуглой цыганки в сборчатой цветастой юбке и где каждый год в конце апреля проводятся  всефранцузские съезды цыган. В это время в близлежащих городах и весях появляется большое количество людей бродячего вида: мужчины в плисовых шароварах, женщины в цветастых юбках, всегда с кучей ребятишек, то ли внуков, то ли детей, все довольно чистые на вид, даром что типа бомжи, преимущественно светловолосые и слегка кудрявые, даром что цыгане, а тем временем то здесь, то там начинают пропадать в квартирах драгоценные вещи типа золота-серебра, даром что я не расист, но я не хочу прослыть расистом.

Подъезжаем мы в эту Санту-Марию, еще издалека видна церковь. Мы в такси следуем по маршруту, который нам примерно указал Ришар: переулочек, еще переулочек, тупик! Уперлись! «Тупик Свободы!» - радостно возглашает мсье Тихомирофф, разражаясь звонким хохотом, который у него нет сил остановить. Он выключает мотор и роняет от хохота голову на руль. Значит, он не православный. Православным так нельзя смеяться. Но, наверное, философ. Жан-Поль Сартр. Хотя православные тоже не делают культа из свободы. Они говорят: свобода воли нам дана, и можно от всех убежать и стать  свободным, но нельзя убежать от Бога: он всюду. Свободы от Бога нет.

В конце этого тупичка на меня нежно смотрит шарообразный пушистый пес, и какие-то старушки уселись на скамеечке и по-русски подзывают его: «Вася, Вася, иди сюда!». Я вздрагиваю и радостно бегу к собаке, ведь это мой Вася, он наконец нашелся, он тогда убежал из нашего двора в Курске, он мчался ко мне  по железнодорожным шпалам!  Умнейший пес. Подхожу ближе. Три чопорные старушки вполне французского вида выгуливают стадо из четырех огромных  породистых псов типа ротвейлеров, привычно огрызающихся друг на друга и запутавшихся в своих поводках. Та еще компания. Скамеек вообще никаких нет, да и не может их здесь быть. Около домиков на юге Франции скамейки не ставят. Баба Люда пишет, что и в Курске в нашем дворе скамеечки тоже убрали.

На всех оградах около вилл написаны названия вилл и фамилии владельцев. Мы с мсье Тихомирофф внимательно изучаем номера домов и таблички. Он ходит с бумажкой близко от меня, наблюдая и явно охраняя меня. Наверняка охранять меня приказал ему Виктор своим командным голосом, кажется, я даже слышала сейчас этот голос в мобильнике мсье Тихомирофф. Пройдя несколько раз с двух сторон улочку-тупик, мы упираемся в маленький красивый фонтан, обрамленный альпийским садиком. Около него  тонкий, как лоза, парень в наушниках с «Иподом» уже битый час танцует в бешеном  темпе, явно не замечая никого вокруг. Мне опять чудится: это Виктор или его сын. Если Пьер - мой дедушка, значит, в маме тоже есть еврейская кровь и Виктор тоже мог бы жениться на моей маме, только они венчались бы не под тем балдахином странным, а в нашей курской деревянной церкви, и венчал бы их отец Леонид, мы бы его с мамой заранее обратали. И Виктора бы обратали. Я бы родила тогда  заранее ребенка от Эжена, ну, все по тому сценарию, короче. Только я на это венчание бы не пошла, я бы пошла к папе и смазывала бы ему его пулевые раны зеленкой. А кто смотрел бы за нашим ребенком? Мы с папой бы и смотрели, внукотерапия бы махом вылечила  папу от его страхов. И тетя Марина ушла бы от олигарха окончательно и стала бы жить с моим папой. Не век же папе бобылем жить, тем более Марина его любит, а мама папу - нет. Мама пожизненно будет любить Виктора, который похож чем-то на папу. Правда, ей опять тот молодой голос звонит, надо еще разобраться, отвлечет ли этот молодой маму от Виктора.

Смотрю на парня. Классно танцует. Викторову сыну еще рано так танцевать. Он еще вообще не появился на свет. Интересно, сколько ему осталось до родин? Это у Пушкина в «Сказке о царе Салтане», когда мы с Лиль Ванной ее ставили, я читала текст от автора по бумажке, там было, кажется: «Наступает срок родин, сына дал им Бог в аршин». А перед этим: «Между тем как он далеко Бьется долго и жестоко...» Женщины рожают, мужчины бьются вдали долго и жестоко, такова русская история, но скоро должна начаться другая история. Никто не бьется, все рожают, скоро и мужчины будут рожать. Начнут с русских,  вообще с белой расы, хотя я не расист. Пусть и негры-мужчины рожают, у них народонаселения вроде бы хватает, но, с другой стороны, в их среде очень много СПИДа и они тоже могут выродиться. А вот у китайцев пока пусть только женщины рожают, или вообще никто.

У подножия фонтана сиротливо примостилась немолодая пара. Мсье Тихомирофф громко и распорядительно обращается к ним:

-          Добрый день, мсье-дам! Вы здесь давно живете, в этом квартале?

-          Добрый день. С самого рождения.

-          Вы знаете тут новых жильцов, двух дамочек почтенного возраста? - (Показывает бумажку с фамилиями).

-          Нет, здесь никогда таких не было. А насчет мальчика не беспокойтесь, он у нас нормальный, только танцевать уж очень любит, мы специально его выгуливаем, чтобы он на воздухе был. Это намного лучше, чем пачками глотать таблетки от депрессии, которые ему врачи прописали.

Правильно, мне и Пьер тоже говорил, что таблетки пить не надо, лучше больше двигаться, танцевать и молиться, святому Пантелеймону, например.

 

1 июня 2008 г.

 

Я тут записала все свои мысли, поток сознания, тысызыть. От этих поисков у меня элементарно крыша поехала. Очнулась я около дома, куда меня любезно довез мсье Тихомирофф.

-          Слушай, девочка! - сказал он мне, выключив мотор. - Сейчас лето, яркое солнце,  возникает опасность летней депрессии. Ты почему без шляпки ходишь? Русские графини всегда в шляпах по солнцу ходили. И вообще...  Иди тихонько домой, чтобы мама такси не заметила. Это наш уговор с Виктором, чтобы мама ничего не знала. Я даже проводить тебя не могу до двери, чтобы не вызывать подозрений. Уговор дороже денег, малыш!

Он меня малышом назвал, и Пьер меня называл малышом! Я заплакала по-своему обыкновению внутрь, в нос. Я еле добрела до своей квартиры (мсье Тихомирофф специально остановился в дальнем дворе). Мамы дома не было. Она ушла к Бернару, наверняка у него и заночует. В записке, приколотой к холодильнику, сообщалось, что звонила много раз тетя Галя из Канады. Говорила, что супружница Пьера подключила американское посольство в Париже, начались активные поиски. Проверяют, каким рейсом он вылетел из аэропорта Шарль де Голль. Скоро она наймет частных детективов.

Хорошо, что поиск идет параллельно с моим и не дает Пьеру потеряться совсем, исчезнуть. Он наверняка сейчас думает обо мне, вспоминает, какая у него замечательная внучка нашлась по имени Юля Липатова! И эта мысль греет его. Хотя он еще не осознал, что я его внучка. Просто через тетю Галю, которая тоже его дочь, он набрел на нас. Однако случайного ничего не бывает. Бог всюду. Он нас соединил.

 

2 июня 2008 г.

 

А вот сегодня я опять засомневалась, внучка ли я ему. Может,  все-таки у него два сына было, а не две дочки. Матушка моя, увы и ах, утратила  интерес к поискам Пьера. «Скоро разберутся», - говорит она и сразу прошмыгивает к Бернару, у которого очередное кардиологическое обострение и который перестал смеяться, а только жалобно скулит и просит не оставлять его одного на ночь. Ему плохо с сердцем, он не спит, держит маму за руку всю ночь. До знакомства с мамой этот бедный одинокий старик  (бедный, кстати, не по деньгам) давал приют всяким бездомным, чтобы они вот так за ним ухаживали во время обострения, держали его за руку всю ночь. Потом, когда наступало улучшение состояния, он по деликатности своей не отправлял этих бездомных куда подальше, а продолжал их пасти и даже кормить. Последняя группа бездомных перед мамой были беженцы из Африки – супружеская пара. А потом их вдруг, согласно новому закону по борьбе с нелегальными мигрантами, взяли прямо на улице, потому что они были sans papiers? и выслали на родину на самолете  в наручниках. Это все по слухам, соседи Бернару рассказали. У него неприятностей не было только потому, что эта пара не раскололась, где они живут. Сказали только, что в парке Маньол живут. Это парк рядом с префектурой, где все клошары ночуют  со своими собаками. Скамеек там теперь тоже нет, ну так они прямо на бетонных плитах спят, а собаки могут и без скамеек спать, лишь бы хозяин рядом был.  А потом Бернар стал на уроки к маме ходить, а потом мама к нему домой тоже на уроки, и началась очередная серия «Секс в большом городе», то есть в Марселе. И мама Бернару говорит: «Вы не переживайте, что я ночью не сплю из-за вас, я вообще-то привычная. Я ночные концерты раньше в ресторанах давала». А про гостиницу ей неудобно было говорить. Мама теперь приходит отсыпаться домой после обеда. И это обстоятельство позволило мне тихой сапой вызвать моего мсье Тихомирофф сегодня, чтобы ехать с ним к бабе Нине и ее домочадцам. Накопились новые вопросы, а трамваем я боялась к ним ехать, вечером возвращаться мне было бы страшно, там такие типы сидят, бросают косвенные взгляды, как Тургенев описывал, нам Лиль Ванна зачитывала. Что-то я теперь все русское вспоминаю, типа как труба зовет.

Мой приход вызвал в этой семейке бурные разногласия вплоть до рукопашных разборок ( к счастью, тузились шутя, но уже на грани фола). На этот раз миротворцем от ООН, как ни странно, работал дед Маркоша, который периодически зычным хриплым голосом кричал: «Спокуха!» Ко мне он был расположен сегодня тоже более миролюбиво, хотя опять забывал мое имя. Баба Нина его за это упрекнула: «Тоже мне француз! Наполеон Первый и Наполеон Третий обладали феноменальной памятью. Наполеон помнил всех своих солдат в лицо и по имени, у него их было десятки тысяч, у тебя же  внутри в голове не иначе как решето».

- Зато Наполеон говорить не умел совсем! Его никто не понимал с его плохой дикцией и корсиканским акцентом! Произнесет «infanterie», а людям слышится   «enfance».

- Кому надо, услышат и поймут. Главное -  раскрыть уши. Солдат всегда услышит своего императора, пусть даже тот вернулся из заточения. А ты, Юленька, прости меня, тоже виновата. Ведь наверняка Пьер хотел через вас выяснить, ходит ли в церковь Катрин, но прямо он этого не мог сказать, пойми, а вы настолько долго не были в церкви, что даже не были информированы о том, что Катрин стала приходить в церковь и теперь уже в коляске.

У бабы Нины, как всегда, звучали слегка драматические рыдающие нотки в голосе, но сейчас они меня не раздражали, а даже трогали, мне казалось, в них что-то слышится  умилительное.

Потом баба Нина стала меня и мсье Тихомирофф угощать чаем на кухне, и попутно я узнала (баба Нина говорила только по-русски и сильно извинялась перед мсье Тихомирофф за это), что первый муж бабы Нины после переезда в Америку ушел от нее к другой женщине («враг на него напал») и баба Нина решила с четырьмя  своими детьми, которые тогда были еще маленькие, уйти в монастырь, и дети ее жили в домике на краю монастыря, им помогали всем миром; городок, где  расположен монастырь, был довольно богатый, и дети в основном не знали нужды, только муниципальная школа была плохая. Баба Нина служила в монастыре на кухне, перекрестилась из Марии в Нину, и таким макаром благополучно вырастила своих детей, а о. Димитрий даже стал священиком.

-          Юлия, больше пяти недель нельзя отсутствовать в церкви, - меланхолически заметил о. Димитрий, проходя через кухню в сад. Их квартира была на первом этаже, они  сидели всей своей дружной cемьей во внутреннем дворике, где был поставлен огромный пластмассовый стол, обитали в клетках кролики и морские свинки, бродила по кустам любимая кошка бабы Нины и сонно разлегся  седой престарелый флегматичный эрдельтерьер. На старой тумбочке сверкал большой аквариум. Со двора раздавались громкие возгласы против о. Димитрия, его снова упрекнули в оплошности,  признав, что он был основным виновником «потери информации», слишком погрузившись в церковные мелкие дела: гасил и собирал свечи, подметал пол. Правда, обычно это делала баба Нина.

-          Спокуха! - опять закричал любимое и привычное слово дед Маркоша.

В этот же день я узнала, что он детям-шпионам не родной дед. Когда бабы Нинины дети совсем подросли и оперились, а кто-то из них уже родил и тоже уже вырастил детей, баба Нина встречает в Америке Марка, который оказался  беженцем уже из современной ельцинской России. Они раньше с бабой Ниной в одной аспирантуре учились в Ленинграде. А тут он ей говорит, что он всю жизнь ее любил (врет поди, наверняка ему просто грин-кард нужна была, но это я уже от себя) и хочет теперь на ней жениться, раз она так просто с ним не хочет жить, тем более в монастыре. И ради него баба Нина ушла из монастыря, но в Машу обратно не переименовалась. Баба Нина комментировала ситуацию так: у Бога все есть, нашелся и для меня муж, хотя я Его даже и не просила, а искать мужа вообще нельзя, что это за безобразие такое – искать мужа? Безобразие – это, значит, нет в человеке Божьего образа. Будет ли мужчина уважать ищущую женщину?   Короче, у Марка была специальность в Ленинградском университете - французский язык, и он всю жизнь мечтал жить во Франции. И баба Нина на правах молодой жены с него требует: покрестись по православному обряду. А он ей: я по натуре сугубый матерьялист, креститься не буду, к тому же мы когда-нибудь во Францию переедем, а там плохо с работой и еврею можно устроиться только через синагогу, а как же я пойду в синагогу с православным крестом на груди, сами побойтесь Бога.

На этом месте рассказа дед Марк громко вставил свою ремарку:

-          Русские! Что такое русские? Это не чисто православный народ. Это сплошь двоеверие! Крестимся на иконки и в то же время помешаны на всем, всеядны: астрология, фэн-шуй, даосизм, йога, что еще дадите, все скушаем.

Действительно приезжают они во Францию, дед Марк идет в синагогу и точно: ему сразу дают место ночным сторожем при большом книжном магазине. По французским понятиям, для эмигранта это большое счастье, не Америка чай! Поэтому дед на какое-то время углубился в изучение талмуда и Торы, но иудаизма не принял.

-          Просто книги читал, - говорит дед Марк, - люблю читать, у меня такой еврейский образ жизни: книги, книги и еда. Тем более все это удобно делать, если ночным сторожем при книжном магазине работаешь. Приходится жевать и читать, чтобы не уснуть.

А потом всюду поставили охранную сигнализацию и деда уволили, но с неплохим выходным пособием, а теперь он уже и французскую пенсию получает, сидит себе дома, наслаждается жизнью и изучает наконец французский язык, а то всю жизнь ему некогда было французский изучать. Внуки его обожают, хотя он неродной им и не православный, я их понимаю, в этом возрасте очень дедушки нужны, даже если подросток весь из себя поросенок и шпион-кагэбист.

А до переезда во Францию у них трагедия в семье случилась (может быть, они из-за этого и переехали во Францию): одна из многочисленных внучек бабы Нины незаметно ходила в сатанинскую секту и в 16 лет покончила с собой, в этот день в их городке покончило с собой еще 4 подростка. Расследование быстро прекратили, тем более что все равно детей не вернешь, а сатанинские секты в Америке на каждом шагу, к ним имеются даже указатели на дорогах, как и к масонским ложам, с которыми они порой связаны. Об этой девочке никогда не говорили в семье и даже не знали, можно ли за нее молиться, но дед Марк взял на себя утешение всей семьи, когда это случилось.

-          Я просто стал налаживать им быт, когда все это произошло, - вспомнил за столом дед Марк. - У них все из рук валилось, они ничего не могли делать. А я молча стирал-убирал, кормил их. Я тогда закорешился с писателем Эдуардом Тополем. Он любил говорить: русские делают из быта трагедию, а евреи из трагедии быт.

-          Безбожник твой Тополь! Мат и блуд на каждом шагу, невозможно читать, - бросила на ходу баба Нина, убирая со стола. Угощение было, как всегда, щедрое и аппетитное.

-          На него напал враг, - иронически заметил Марк.

-          Спасибо, что понимаешь, - серьезно ответила баба Нина.

Тут я просекла структуру момента и решила попытать у них, кто были близнецы у Пьера – девочки или мальчики. Баба Нина не помнила, лишь беспомощно замахала руками. А Марк мрачно помолчал, я стала уже продвигаться ближе к порогу, а он вдруг как хрипло-зычно закричит: «Вспомнил! У Синявиных были девочки, а у Сидорова два мальчика, мы их еще звали братьями Карамазовыми. Одного звали Роберт, а второго не помню. Роберт – это потому, что Петька преклонялся перед всем английским. Такого англомана надо еще поискать.

Сейчас, думаю, опять он бедного Пьера будет чернить. Но Марк только на пороге рассеянно и не очень злобно пробормотал: те, кто английский изучали, были подвержены колониальному мышлению. Вроде Америка для них – это метрополия. Чистейшей воды колониальное мышление.

 

7 июня 2008 г.

 

Роберт – вот теперь ключевое слово! Значит, Пьер интуитивно кругами ходил в Марселе. Допустим, все-таки у него дети-близнецы были мальчиками. Не исключено, что один мальчик теперь живет в Марселе. Интуитивно Пьер постоянно ищет то первую жену, то сыновей. Взбудораженная донельзя, я позвонила мсье Тихомирофф, и мы поехали в дальний «Карфур», а там бегом в рыбный отдел. Роберт! Где ты? Где красавец, который с моим папой в одной тюрьме сидел, и потом за мамой ухаживал? Среди огромных посудин с шевелящимися черепахами, с причудливыми рыбинами, обрамленными кусками льда, с разноцветными морскими гадами высматриваю. Плохо уже помню его, хотя симпатичный был малый, только очень громко и нервно смеялся. Вместо высокого полуседого русского красавца-брюнета, размахивая ножом, со скоростью пули вращался между товаром и покупателями низкорослый, юный, словоохотливый, веселый араб. Несмотря на обилие покупателей, он мне еще издалека начал строить глазки. Нет, таких ухажеров мне не надо, слишком маленький.

-          Где Роберт? - я ему с пылу-жару.

-          А он тут давно не работает. Здесь вообще подолгу никто не задерживается. Меня на его место теперь поставили. А то я иначе  не доучусь в университете на финансиста. У родителей нас семеро. Я один учусь, все остальные на пособии. Мне еще два года осталось, потом сразу уволюсь и  дерну в Лион или Париж. Там легче устроиться.

-          Можно еще в Ниццу, - разочарованно тяну я.

-          Ни в коем случае! Город безработных.

-          А можно ли в вашем отделе по персоналу узнать адрес Роберта? - вмешался мсье Тихомирофф. Деловой!

-          А зачем? Очень надо? Если вы так просто  с улицы, вам никто не даст. Здесь так просто с улицы ничего не найдешь – ни работы, ни человека. Работу так вообще невозможно найти.

Извини, друг, не до тебя и не до твоих проблем.

Мы с мсье Тихомирофф решили тут же рвануть к бывшему дому Роберта, где он жил с женой, кажется, ее Сесилия звали, и с ее малявкой. Я примерно помню, где их дом, а там на месте разберемся. Но у меня почему-то возникло предчувствие, что Роберта уже нет в этом доме. Поэтому я осталась в машине, а мсье Тихомирофф стал звонить в калитку. Трезвонил он долго. Мне казалось, кто-то выглянул из-за элегантной радужной занавески и даже, возможно, это был мужчина, но не Роберт. Мсье Тихомирофф молча указал мне на верхнюю часть дома, увитую плющом. Там красовалась табличка: «а vendre» и телефон агентства. То есть, это точно не телефон Роберта.

А сегодня мама еще зашла домой и сказала мне, что Пьер ей точно не отец, а если  рассуждать по папиной линии, то папа воспитывался в родной семье и был единственным ребенком, из-за чего у него такой тяжелый невыносимый характер. О том, что он близнец  какому-то брату, не может быть и речи. Я переключила ее внимание на  номер мобильного телефона Роберта. Она дернулась, наотрез отказалась мне его сообщить, да и потом якобы она его давно выбросила от греха подальше. Шито белыми нитками. Но я решила ни на кого теперь не обижаться. Я даже сбегала вчера в другую православную церковь, румынскую, она расположена в розовом католическом храме рядом со стадионом и работает только первое воскресенье каждого месяца. Это настоящая церковь, широкая, просторная, с большим куполом и огромными витражами, сквозь которые струится летний беспощадный свет солнца, с широкими рядами скамеек. Священники в белых одеждах. Самый молодой – главный из них, он оказался еще обладателем красивого выразительного голоса, драматического тенора, чем-то напоминающего голос Пьера. Я не исповедовалась и не причащалась как незрелый и вообще зашедший с улицы индивид, но рассказала все этому молодому. Он сказал, что у Господа все живы и будем молиться  о Пьере как о живом.

 

 

Глава 19

 

«Благородное сердце не может быть неверным».

(Бальзак)

 

 

9 июня 2008 г.

 

Вчера позвонила тетя Галя из Канады и скучным голосом сообщила, что следствие показало, будто гражданин США Пьер Гринберг по своей кредитной карте действительно  покупал такого-то мая билет на поезд TGV Марсель-Париж, который был закомпостирован на вокзале за 20 минут до отхода поезда. Как положено. Но ни на один самолет, вылетающий из Парижа любым рейсом и в любом направлении, сэр Гринберг до сих пор  не сел. Это же касается всех его возможных выездов на автобусе и на поезде. То есть за наличные он мог бы выехать автобусом или поездом и тогда нигде бы не засветился, но супруга говорит, что он всегда платит по кредитной карте. Скоро  к нам приедут французские и американские детективы, типа мужайтесь, девочки. В вашем деле плохо только то, что вы не имели права селить иностранца  у себя ввиду вашей маленькой  жилплощади. Оказывается, мама оформила Пьера как бы проживающим у Бернара, у того огромная площадь. Все это не очень красиво с нашей стороны, поникшим голосом продолжала тетя Галя, но всем известно, что на юге Франции закон никто не соблюдает.  Юг одно слово. Но вы вроде вне подозрений, хотя Бернара тоже будут допрашивать.   Пьер признан  пропавшим без вести, продолжала как бы зачитывать  официальный текст тетя Галя.

И тут я на нее как закричу в трубку. Она, наверное, на другом конце сильно вздрогнула и перекрестилась. Я даже перекричала свое собственное эхо, которое занудно трещало в телефоне.

-          Паша, Роберт! Паша, Роберт!

-          Что с тобой, Юлька?

-          Я хочу до вас докричаться, тетя Галя! У моего папы был брат Роберт?

-          Твой папаша – типичное единственное дитя. Пуп земли. Гордыня выше крыши.   Выше нас могут быть только звезды. Круче нас могут быть только яйца. Он такой замкнутый был всегда и мрачный. Мы с бабой Маней были против их брака. И я не люблю с ним общаться, ты же знаешь. Его отношение ко мне аналогичное. Мы не любили друг друга.

 

10 июня 2008 г.

 

Что значит «не любили!». Она не имеет права...

-          Хотя постой! - вдруг слегка оживилась она. - Баба Люда почему-то звала его  сиротой. Но это, по правде сказать, звучало уже после того, как умер дядя Володя, его отец.

Так, согласно семейным преданиям, дядя Володя умер еще до моего рождения, но уже тогда, когда папа был взрослый. Мог ли папа  прослыть сиротой? В устах бабы Люды – да. Ведь она такая жалостливая ко всем, она и меня всегда жалеет.

Я позвонила домой папе. Молчание. Стало быть, он по-прежнему боится. Позвонила тете Марине на ее мобильник. Она сразу стала шептаться, ее олигарх вернулся и сопел  где-то рядом. Точнее, на третьем этаже их коттеджа. А тетя Марина была в бассейне в саду. Но я успела узнать от нее потрясающую новость. Папа  не любил рассказывать о своем раннем детстве, но тете Марине кое-что рассказал. А рассказывал ли Шуре (то есть моей маме)? Маловероятно. У него сначала были родители, а потом исчезли. И он до 5 лет воспитывался в детском доме. А потом его усыновили тетя Люда и дядя Володя, они жалостливые были ко всем и хотели ребенка, но почему-то своих детей у них не было. А кем они работали? Тетя Люда кадровиком на каком-то большом заводе, а дядя Володя - не знаю. «Тетя Люда свою работу просто обожала, - вдруг заметила Марина. - Ей нравилось с нормальными людьми работать. Работяг из-под сохи, даже пьянчуг необразованных она искренне любила. Ей нравилось им справки оформлять и во всяких комиссиях заседать, даже с целью проработки этих же работяг. После тех кафкианских ужасов, которые у нее  были на предыдущей работе, я толком не знаю, на какой, она почему-то всей  этой  ерундистикой  была буквально увлечена. Очень».

 

11 июня 2008 г.

 

Ну просто о-о-очень. Так-так-так! Как говорят французы. То есть я сначала думала, что они используют русские слова «так-так-так», а оказывается, это простое французское междометие. А с чего это она была увлечена этой чепухой ? И что за кафкианские ужасы на той работе? У меня в ушах теперь постоянно звучит это так-так-так!   Я даже временно забросила телик, перестала (тоже временно, ввиду чрезвычайных обстоятельств) болтать  по телефону, прыгать под музыку (вернее, сократила прыжки до полутора часов в день), правда, я еще перестала делать уроки. Из старых вредных привычек остались только  MSN, но групповыми разговорами я уже не занимаюсь. Беседую только с Валентиной. Я ее сегодня умоляла меня выслушать и мне помочь. А она:

-          Я к тебе приду, только если ты  мне дашь весь твой дневник прочитать.

-          Зачем тебе? Ты же знаешь, у меня почерк нечитабельный. Я сама его не понимаю.

-          Ну, тогда ты мне вслух читай хотя бы самые важные отрывки из него.

-          Ой, а какие самые важные? - А сама думаю: не хватало ей знать про Эжена!

-          Те, которые касаются твоих родственников.

-          Ну, я про них и так все помню, спроси  меня ночью – я отвечу.

-          Я не приду к тебе ни днем, ни ночью, ведь  знаешь же. А я про тебя знаю, что ты вечно все забываешь, ну, то, что было несколько месяцев назад.

-          Ну и ты забываешь.

-          Но мне не надо искать своего потерянного дедушку, - грубо отрезала Валентина и ушла  из моей программы. Вечно она умнее всех, строит из себя караван-сарай! Хотя если пойти логическим путем... Пойдем вместе... Как сказано в том советском фильме... Нет, вместе не получится. Человек вообще один, не помню, кто так сказал, типа Сартра. Я действительно забываю все, что я, например, писала два месяца назад – в школьной тетрадке или дневнике. Ну, хорошо! Значит, я могу запросто забыть все, что касается моих родственничков дорогих. Надо действительно перечитать дневник, как бы тяжело мне ни было. Хотя раньше у меня почерк лучше был.

Стану перечитывать то, что касается, например, моих бабушек, как бы трудно это ни было. Все, решено! На мониторе опять возник  орлиный профиль Валентины.

-          Слушай, - говорит она и даже не извиняется за прошлую грубость. - Ты меня про телегонию как-то спрашивала...

-          Я? Про какую еще телегонию?!

-          Ну вот, видишь, ты правда ничего не помнишь! А я не помню, когда ты меня про нее спрашивала, недавно или давно. Короче, послушай, что я в Интернете выловила, но это только на русских сайтах есть, а на французских не нашла.

-          Ну, говори.

-          Что ну? Не запрягла.

-          Извини. - Я даже рада, что Валентина опять по-русски заговорила. Это, наверное, потому, что на русском сайте побывала. А к Лиль Ванне мы перестали ходить.

-          Вот, послушай, я прям щас тебе зачитаю. Только некоторые слова трудно выговаривать, но ты слушай-слушай, наматывай на ус. «Еще в глубокой древности у наших предков существовал свод нравственных правил о целомудрии и наследственности. Что такое целомудрие, знаешь? Ладно, потом... В наше время эту закономерность смогли объяснить генетики, открывшие в двадцатом веке явление телегонии. Короче: теле значит вдали, гония – означает половые железы, гормоны. Улавливаешь структуру момента или нет? Чего молчим? Телегония – это далекие половые гормоны. Это закон первого в жизни женщины самца. Даже если женщина или, скажем, породистая лошадь не понесла потомство от своего первого самца, то ее будущее  потомство будет похоже на того первого самца.

-          Причем здесь лошадь?

-          Очень при чем. Если породистая лошадь, например, арабский скакун...

-          Скакунья...

-          Не перебивай меня! ...согрешила с зеброй, но жеребят не понесла...

-          Куда понесла?

-          Понесла – это значит зачала, тоже мне, знаток русского языка! А потом ее скрестили с породистым арабским скакуном, то все равно она рожает только зебрят. Просекла момент или нет?

- Да какая мне разница, зебрята или скакунята.

-          Тебе никакой, а эту лошадь, которая согрешила, выбраковывают. От нее уже хорошего потомства не получится. И у собак также.

Интересно, а на какого «первого самца» похож мой Вася? Может, его  родители оба породистые были. Скажем,  пуделя. Меня начинает одолевать страх. На кого будут похожи мои дети? Если на Эжена, то это ничего, у него папа-гинеколог очень симпатичный. Порода неплохая, хоть и древняя: 25 веков уже трубят на территории Франции. Но вдруг мои дети будут наркоманами? И Валентина, как всегда, будто отгадала мои мысли, тоже мне, Вольф Мессинг!

-          Ты послушай теперь, я тебе конец статьи зачитаю. «Возникает вопрос: а что если проезжий молодец был наркоман, алкоголик, генетический выродок, гомосексуалист или психически больной с приветом? Ведь люди этого типа наиболее склонны к беспорядочным и безответственным связям. Православный образ жизни в России только-только возрождается, а демократические нравы как раз и основаны на безнравственности и безответственности. Вот и получается, что, казалось бы, внешне нормальные и здоровые родители в детях своих вдруг видят не себя, а давний привет от какого-то урода».

- Что значит урода? Что за высокомерие? Мы не должны никого презирать и осуждать, мне Пьер так говорил, - начинаю возбуждаться я, но Валентина уползает с монитора, как змея, пробормотав напоследок:

-          Ладно, некогда мне. Тут  Маргарет на связь прорывается. Я твою просьбу выполнила.

Выполнила! Я успокаиваюсь себя тем, что переключаюсь на дневник. Еще сегодня ночью его хорошенько проработаю, все равно завтра каникулы. Самое главное: что хорошего они принесут? Я поеду к Пьеру в Америку или нет? Или пусть он ко мне приедет срочно, все равно ведь он, согласно данным, никуда из Франции не выезжал.

 

В этот же день.

 

Точнее, в ночь.

Мамы дома нет, и у Вальки тети Лиды нет дома. Я это все учла, вызвала опять Валентину на ковер на MSN  и все основополагающие сведения про родственников ей из дневника зачитала. Даже по несколько раз. Ведь некоторые места мне очень нравились. Ей, правда, нет. Она меня всегда недооценивала. И сейчас сказала: тебе не хватает спецталанта. Ну, стилистики там, знания жанров. А я ей снова отдельные места зачитываю. И вдруг ей интересно стало. Я это по ее голосу почувствовала. И она расхотела спать. «Чапай думать будет». Она ведь старые советские фильмы любит крутить. Спасибо хоть, что не послала меня куда Макар телят не гонял. Пусть думает, не спит, все равно завтра каникулы, ура!

Еще недавно Валентина была натуральным ботаником и заучкой, средний балл 18, ее всем в лицее ставили в пример. Сами понимаете, тех, которых ставят в пример, подростки ненавидят или просто не любят. И она, видимо, испугалась, что ее не будут любить, и объявила тете Лиде на полную катушку: «Я уроки теперь вообще учить не буду, чтобы не прослыть ботаником и заучкой». Дальше больше. Лежит целыми днями, слушает музыку, эмэсэнит и плюет в потолок. Хорошо, что под конец учебного года. Вот пусть теперь делом займется, поскрипит своими недюжинными извилинами. Я-то ее не разлюблю. Но все-таки ей лучше ботаником быть. Это ей более органично. А я пока посплю, мне, может, приснится Пьер - мой лучезарный дед! Он перед отъездом мамашке похвалил меня. Сказал, что я лучезарная девочка и что он привязан ко мне, как к родной внучке. Я уже смутно все помню, потому что не ценила минуты, проведенные с ним. Мне казалось, они будут длиться вечно, и даже уставала немножко от них, мне хотелось обратно к своему компу или уж спать завалиться. Мы ведь в основном поздно вечером общались с ним...

 

Тот же день.

 

Точнее уже другой, потому что рассвет.

Какое число? Июнь, первый день каникул!

Получилось очень интересно. Валентина мне позвонила часа в 3 ночи. Я не сразу проснулась и не сразу врубилась в структуру момента. А она даже не извинилась и  с ходу мне опять про телегонию. Стиль русской девочки. Хотя  замечательно, что у меня русская подружка есть, не будешь же француженку грузить такими проблемами типа куда мой дед делся и кто моя бабушка и чтобы она всю ночь башку сушила над моими заковыристыми  вопросами.

-          Короче, -  медленно цедит она в трубку свои умозаключения, хорошо, что все-таки она девочка медлительная, вдумчивая, не то, что некоторые, certaines. В данном случае имею в виду себя. - Твоя бабушка Катрин точно пострадала от телегонии.

- А разве она все-таки моя бабушка?

-          Это очень вероятно. Но ты слушай по порядку, не перебивай меня. Я же всю ночь из-за тебя не спала. Короче, приличная девочка из приличной семьи, эта Катя, но попался ей на пути какой-то тип сразу из тюрьмы. Да?

-          Не помню. И разве это главное?

-          Попозжее отделим главное от второстепенного! А когда она вышла замуж за Пьера и родила от него близнецов, то один близнец, это твой папа, оказался с очень тяжелым характером, от него даже тетя Шура сбежала за границу.

-          Моего отца не тронь! У него прекрасный характер, золотой. Дай Бог только ему выздороветь. А мама за границу не от него сбежала. Наоборот, сначала они вместе  хотели бежать.

-          Катрин – это точно твоя бабушка. Ты ведь тоже часами под музыку одна прыгаешь, и к наукам у тебя способностей нет. У тебя средний балл восемь.

-          Не восемь, а восемь с половиной, как в фильме. А теперь я танцую только два часа в день.

-          Но передача генов на твоем примере очевидна! С этим ты поспоришь?

-          Нет. Значит, Пьер – мой дедушка?

-          А как же иначе? От него у тебя способности к языкам.

-         Очень рада. Это правда. Но ты что-нибудь одно говори: или у меня есть способности, или нет.

-          Это диалектика наследования. Наследственность – это автобус, из которого смотрят на нас лица всех наших предков. И характеры, кстати. А вообще: мы сейчас в твоей личности разбираемся или в твоем генеалогическом древе?

-          В древе, конечно.

-          И потом вас с Пьером Маргаретка видела около трех граций. Ты с дедом похожа, это видно за версту. А на твою мать дед не похож. Маргаретка это тоже заметила. Значит, дед тебе - дед через твоего отца. А Роберт – это ему близнец, своему папе. Только их этот прохвост Гена или Жора, как там его, оторвал друг от друга.

-          Он спас им жизнь, выручил заодно и Пьера!

-          Погоди! Жора из органов, а там только прожженные циники служат.

-          А откуда ты знаешь? Будто сама из органов!

-          Я и есть из органов!

-          Впервые слышу.

-          Я из династии. У меня даже мама из органов. Но мне она велела на эту тему молчать, иначе, говорит, прибью на месте. Все равно ее сейчас нет, а с тобой я дружу, потому что ты хоть и не интеллектуальная девочка, но и не трепло. Большая к тебе просьба – сохрани это в тайне, как ты умеешь. Надеюсь на твою порядочность.

-          Нет проблем.

-          Ты как твои вновь обнаруженные предки: ума особого нет, зато порядочные. Будем надеяться. Я еще с тобой дружу потому, что ты вечно в какие-то истории попадаешь. И мама твоя тоже. Я смотрю на вас и жду: а что они еще новенького вытворят? Интересно с вами, не соскучишься. Наверное, в вас это тоже наследственное. Пьер-то твой тоже хорош. Не успел уехать, как потерялся.

-          Может, я стану исторической личностью, а ты про меня напишешь книгу. В серии «ЖЗЛ».

-          «ЖЗЛ» - это русская серия. Я про тебя на французском напишу. Я еще хочу про своих предков написать. У меня прадед в НКВД работал, а до этого партизанил в гражданскую войну. Потом его в тридцать восьмом расстреляли, а его дочки страдали как дети репрессированного. Но все в люди вышли, и одна вышла замуж удачно - за чиновника МВД на двадцать лет ее старше. Подобное притягивается подобным. Ей же отца не хватало, вот этот был ей как отец родной. Только в пятьдесят третьем он погиб прямо в центре Москвы, его толпа раздавила, когда Сталина хоронили. У него потом сын в Академию МВД поступил, продолжил династию. Это отец моей мамы. А мама потом на базе данных работала в этой Академии.

-          А твой отец?

-          Он тоже из органов. У них был настоящий брак... морганатический... или династический... Я забыла, как точно... А когда я родилась, и капитализм начался, он очень быстро из органов ушел и охранную структуру создал. Но на него конкуренты наехали и стали угрожать. Главное, стали угрожать его семье. И он нас услал во Францию от греха подальше, маме здесь фиктивного мужа нашел. Вот про это молчи в тряпочку, умоляю тебя не знаю как! Во Франции с этим строго: пять лет тюрьмы и штраф такой, вовек не рассчитаешься.

-          И штраф? Или штраф?

-         И! И! И! Хотя мы уже гражданство получили, и мама с первым французским мужем разошлась. Но все равно маме тревожно.

-          А отец?

-          Приезжает изредка, сразу берет напрокат автомобиль и возит нас по побережью. Только уговор – чтобы нас никто не видел. Он все-таки с горя новую семью завел. Там у него тоже дочка, жена и у нее еще есть свой сын большой. И они очень меня любят. Я у них живу, когда в Россию приезжаю. Какой-то великий сказал: Родина – это там, где тебя любят. Папа говорит: пойдешь в Академию МВД учиться. Только меня уже с французским гражданством туда не возьмут. Да и полистала я ихние учебники, я не смогу на русском учиться. У меня же язык как в детсаду.

-          А тетю Лиду он тоже любит?

-          Сначала мне казалось: прошла любовь, завяли помидоры. А потом чувствую: он мать любит до сих пор. Только она во все тяжкие пустилась. Каждый месяц у нее новый роман. И обязательно с французским полицейским или с тем, который тоже на частной охране. Или кто за базу данных отвечает. Как в гомеопатии: подобное лечится подобным. Сама она, конечно, никогда работать не будет, хотя свою работу в Россию очень любила. Зато какие разговоры они ведут! Мать говорит, что даже постель не может отвлечь от тех увлекательных разговоров. Я уже ее почти не вижу. А папка говорит: это меня Господь наказал за мой цинизм.

-          Господь не наказывает. Он милостив. А почему ты говоришь, что они все циники, ну, которые из органов?

-          Это мне всегда моя династия говорила. Особенно про этих, кагэбистов.

-          Может, у них с КГБ межотраслевая конкуренция?

-          Не знаю.

-          Нет, должны же быть в КГБ приличные люди! Вот как Жора. МВД за внутренний порядок отвечает, это тоже участок работы, а кагэбисты языки знают, у них широкий кругозор, они путешествуют по миру.

-          Вот за что я тебя люблю, так это за твою наивность. Языки, путешествия! Миклухо-Маклай, Пржевальский! Пырнут тихонько зонтиком в толпе или радиоактивного полония подсыплют в чай.

-          А охрана границ?

-          Проехали давно! Это все в прошлом. Никто на Россию нападать не собирается.  Кому она нужна. Сама развалится.

-          Я не хочу.

-          Что не хочешь?

-          Ну, чтобы развалилась. Ты, что ли, хочешь?

-          Нет, конечно.

-          Тогда почему ты так спокойно говоришь: сама развалится?

-          Не передразнивай меня. Я, между прочим, всю ночь из-за тебя не спала. Из-за Пьеров, баб Люд, Жор этих.

-          А что, Жора тоже кого-нибудь вот так... ликвидировал?

-          Наверняка. Но что я хочу тебе сказать, так это – ты не думай, будто Жора из соображений гуманизма твоему Пьеру помог.

-          В каждом человеке можно увидеть Божественное. Нужно суметь увидеть, - вспомнила я слова Пьера.

-          Мне не нужно. Лично в Жоре я вижу человеческое кое-что. И, прежде всего, основной инстинкт. Он на твоей бабе Люде обещал жениться и не женился. Почему она бездетная осталась?  Поди принудил к аборту. Потом мужчина чувствует себя виноватым. Он даже может продолжать такую женщину любить. Читай Бегбедера. «99 франков». Не читала? Классная вещь. Там в конце два самоубийства. Типа, как твоя Натали. Но русские девушки не кончают с собой. Это же баба Люда тебе говорила. Неспроста. Она владела собой не хуже твоей актрисульки Марины. Ее всему этому в Академии имени Дзержинского научили.

-          В какой-какой академии?

-          В Академии КГБ.

-          А она тоже в органах работала?

-          Здрасьте вам! Это у тебя в дневнике с ее слов записано. А когда ты мне вчера сказала, что для нее счастье на каком-то задрипанном заводе было работать, забыть кафкианские ужасы... Ты, поди, и Кафку не читала?

-          Нет, конечно.

-          А вот бабушка Люда твоя читала. Кагэбисты в основном люди более образованные были, чем те, которые в МВД. А в МВД простые, как пять копеек. Но все циники, поверь мне! Надо еще понять, чем твоя Люда занималась в КГБ. Может, вертухаем была. Сидит на вышке и стреляет по заключенным. Шаг вправо, шаг влево приравниваются побегу.

-          Да она уже при Брежневе работала! А он подарил миру двадцать лет спокойной жизни.  Мне Пьер говорил.

-          Знаток твой Пьер. Погоди, разберем его еще. Сейчас надо с Жорой и с Людой разобраться. Прикинь: она на задрипанном заводе, где кругом алкаши, почитает за счастье работать после того... после тех вышек...

-          Завод не задрипанный. Он очень большой был. И не одни там алкаши. Кстати,  алкаши тоже люди. И вообще не клевещи на русский народ. И не принижай рабочий класс. Ты тоже циник.

-          Перейдем к Жоре. Вот он Пьера видит в Лондоне, который детей своих ищет. И сразу у него мысль о Люде: вот бы ей этого пацаненка от Пьера. Тот хоть  проверенный пацаненок. Известно от кого, хоть и мать с причудами. А если в детском доме брать, то неизвестно от кого. Может, от алкашей. Тогда ребенка для усыновления трудно было найти, тогда детей не бросали. Кстати, все равно надо было сначала в детский дом ребенка поместить, а потом оформлять в семью. Только тогда требовалось, чтобы принимающие отец и мать у ребенка были в наличии оба. Жора велит Люде выйти замуж за этого... ну, как его... ну, дядю Володю.

-          А почему сам не женится на Люде?

-          Он ведь на оперативной работе! За границей! За границей быть всегда для русских достижение, прикинь! К тому же он наверняка на ком-то уже женат был, иначе бы его на оперативную работу в загранку не пустили. Иначе он бы не работал кагэбистом, а из постелей бы не вылезал, все секреты выбалтывал.

-          Как так выбалтывал? Прямо в постели?

-          Хорошо, что это тебе непонятно. За это тебя  и люблю. Знаю, что не разболтаешь.

-          А куда он второго близнеца дел?

-          Люде сразу двоих вешать на шею – это слишком. Пристроил в другую семью. Может, он еще кому-то жениться обещал, и та девушка тоже бездетная осталась. Видимо, вообще крутой был. Джеймс Бонд. Финансово он тоже эту аферу хорошо подготовил: с Пьера сумму запросил ежемесячно. Она частично шла на близнечиков, конечно. Но Жора, как человек образованный и связанный с инразведками (через вот этого Эммануэля, которого он, кстати, потом же и ликвидировал, а ты говоришь, он никого не убивал, типа неспособен был на это, ха-ха!), уже знал, что Советский Союз скоро распилят по кусочкам и выживет только тот, кто имеет капитал. Знаешь, есть такой стих Гейне, его еще Михаил Боярский пел в советские времена вместе с Алисой Фрейндлих: «В жизни жить имеет право только тот, кто хоть чем-нибудь владеет!» Они еще потом эту фразу дуэтом повторяли.

-          Я не слышала ничего такого.

-          Мой отец эту песню обожал. Он тоже прекрасно поет, мой отец. И твой Жора на эти денежки создал вместе с дружком тоже какое-то предприятие, где потом твой дед побывал в девяносто четвертом...

-          Но ведь к тому моменту Жора погиб! На защите Белого Дома!

-          Ну, значит, прозрел, но было уже поздно! Вот тогда в нем Божественное и заговорило. Но по Божественному ты специалист, а не я. Какие будут еще вопросы?

Я в потрясении помолчала немного, а потом еще вопросец подкинула:

-          А как же Пьер вышел на тетю Галю в канадской гостинице?

-          Юлька, я уверена, что он просто искал всю жизнь свою первую семью, но как-то не так умно, как мы бы это делали, наша бы, допустим, династия. Но вы лопухи известные и в то же время постоянно в истории попадаете. Прикинь: Божественное там или не Божественное, это неважно, ведь подобное притягивается подобным.

-          Господь просто слышал его молитвы.

-          Ну, пусть так. По молитвам он вышел на тетю Галю и тэ дэ и тэ пэ. Но он еще не знает, что ты его внучка.

-          А куда он теперь делся?

-          Тут я не специалист. Все равно к вам скоро агенты двух держав приедут и все выяснят. Только ты меня не зови. Я на все лето выпадаю  в осадок. Может, к папе поеду. Мне только радио в России не нравится. Кричат каждые десять минут: инфаркт помолодел, склероз помолодел! Мой отец боится эти передачи слушать, и все равно привык и за сердце хватается. И кучу таблеток пьет. Постой-ка! А вдруг Пьеру в дороге плохо стало. Прямо в поезде. Если моему отцу молодому уже плохо иногда, раз склероз помолодел, то твоему Пьеру сам Бог велел.

-          Не велел. А Катрин куда делась? Может, они вместе куда-нибудь дернули?

-          Я тебе изложила все свои догадки и гипотезы. Спать хочу. Я же всю ночь без сна. Все из-за тебя. Да, ты знаешь, что мне Маргарет вчера насплетничала? Ее тетя  замужем  за братом Жульена, вашего Жульена. Ты это слышала?

-          Нет.

-          Вся родня от Жульена в шоке: он принял ислам.

 

Через 2 часа, тот же день.

 

Вот это да! Принял ислам! Я еще не переварила всего, что мне наговорила Валентина, только чувствую, что слабое место во всей интриге - это то, что имя второго близнеца неизвестно, а первое известно – Роберт. Может, скоро Маркоша получше все вспомнит, особенно если к нему ажаны придут из двух держав и за микитки возьмут. Он тогда вспомнит, что имя второго близнеца – это Павел, мой папа. Но сейчас надо торопиться найти Пьера и Катрин. Жульен! Хорошо, что Валентина мне про Жульена напомнила!

 

Тот же день, 19-00.

 

Он ждал меня с букетиком голубых цветочков у трех граций, и тоже в 15-00, как тогда! Я была приятно польщена, что он по первому моему зову прибежит на площадь Комеди. Неподалеку в кустах около фонтана притаился мсье Тихомирофф, ушки на макушке. Но у Жульена и так голос громкий. Жульен  вне фазы обострения, глаза сияют, как звезды. Мог бы меня и в кафе повести, но наверняка без гроша в кармане. Одет бедно, но аккуратно. Типичный французский денди.

- Как мама? Еще замуж не вышла?

- Скоро выйдет.

- А за кого?

- Еще неизвестно, за кого. Ты же знаешь, у нее всегда большой выбор.

Про того молодого я вообще молчу, я ведь еще ни разу его не видела. И мама все равно живет у Бернара. Но я про это молчу, а то Жульен может напроситься в гости, посмотреть на свою квартиру...

-          А я тоже скоро женюсь. Только моя невеста известно кто.

-          Кто?

-          Тунизийка. Я переезжаю в Тунис. Я уже принял ислам.

Странно, ведь он же расист был. Но у меня теперь другая доминанта в мозгу:

-          Жульен, помнишь тех двух старушек - Катрин и Нанси?

-          А как же? Благодаря им, мы с тобой знаем друг друга.

-          Ты не жалеешь об этом?

-          Ни о чем нельзя жалеть. Все встречи на пользу. Я так много понял благодаря твоей маме, и особенно тебе. Например, как воспитывать детей. Но все равно их воспитывать не умею. Зато знаю, как. И даже могу преподавать на эту тему. В Тунисе буду преподавать. Во французском колледже.

-          Жульен! Мне нужно найти эту Катрин!

И кратко рассказываю ему всю историю. Он потрясен и даже прослезился. Все-таки он нежный и добрый, этот Жульен, хоть и бывший расист.

-        Девочка моя! Я давно потерял работу, ты же знаешь. Можно просто прийти в ту больницу, можем как-нибудь вместе пойти, до моего отъезда. И Катрин и Нанси вы там найдете. Есть же общая база данных, доступ получите через агентов, которые к вам приедут. Но я хочу тебе подкинуть еще одну дебютную идею, помнишь, я тебя этому учил, когда мы в шахматы играли?

Странно! Мы никогда не играли в шахматы.

-        Дебютная идея – это очень важно. Допустим, ты что-то ищешь. Но тебе надо пойти по новому пути. И вот я этот путь тебе сейчас предлагаю. Когда я закончил Сорбонну, я первый месяц работал бесплатно стажером у одного известного психиатра. Он специализировался на восстановлении памяти у лиц, подвергшихся физическому избиению и стрессу, например, преступному ограблению. Как правило, у этих людей было все потеряно. И документы тоже. Могло такое произойти с твоим Пьером? На него напали в поезде, допустим. Или уже берем в расчет два фактора: ему стало плохо в поезде, и он сошел на первой станции. На пути Париж-Марсель для TGV их не много, этих остановок, но они есть. Может, в какой-нибудь лионской больничке твой Пьер и лежит, получивший сотрясение мозга, заросший бородой и никем не узнанный?

Вот это дебютная идея! На обратном пути мы твердо договорились с мсье Тихомирофф, что встречаемся завтра утром и звоним во все клиники на гипотетическом пути TGV. Мы даже можем так доехать до Парижа, а там Виктор даст нам свой навороченный мобильник аж с Интернетом. И мы можем жить у него столько, сколько нужно. Только он, Виктор, просил, чтобы я не уезжала из Марселя в те дни, когда приедут  детективы искать следы Пьера.

Сейчас мне чудится голос Пьера, который я уже стала забывать, голос, вещающий всякие смешные истины, вот как сейчас: «Человек не отвечает за то, как он родился, но отвечает за то, как он умрет». Не мог же Пьер так безответственно исчезнуть. Советские люди все очень ответственные, это люди старой закалки, говорила баба Люда. Я вижу его сходящим на какой-то станции TGV, может, и правда, в Лионе. Ему надо додумать свой роман, который не приняло еще ни одно издательство. Не может же он просто так попасть под машину, как это произошло с его тезкой, Пьером Кюри, но тот обдумывал физические формулы. Формулу радия, кажется, надо у Вальки спросить, она все знает. Я в этом лишний раз вчера убедилась. И тогда роман Пьера опубликуют. У него же это наследственное, от отца. Тот тоже хотел, чтобы  его печатали всюду. Так... Это ведь мой прадед... Значит, и во мне те же гены сидят. И наследственность заставляет  меня писать дневник – даже на том языке, который я забываю. Наследственность тяжелая, но рука у меня легкая и пишу я легко. Может, тоже писателем стану. Или не стану. Смотря, как проявится по жизни моя наследственность. Недаром Валентина говорит, что наследственность – это автобус. Куда вывезет?

Вспоминая  голос Пьера, я  увидела косвенным взглядом  подушку, на которой он лежал, и  книжку под этой подушкой. Странно, что мы с мамой даже не убрали ее, эту подушку, а я ни разу ее не понюхала. Я почувствовала облегчение, когда прилегла на нее. Напомаженной старостью уже не пахло, ведь прошло много дней. Но от нее струится горьковатый аромат. Этот же запах вьется над старой книжкой. Издание 1965 г. Тогда книжки печатали свинцовыми красками, но их все равно читали и не боялись отравиться. Интернета не было еще, наверное, даже в Америке. И тогда еще почитывали в твердом тысызыть виде. Наверное, эту книжку читал Пьер, и если я загляну в ее конец, то, может быть, вскоре найду волшебный ключик, отмыкающий вход в тайну того, куда он ушел.  Он ушел от меня только на время. У нас впереди с ним еще целая жизнь. Книга на русском языке, я сейчас перепишу конец, ведь Пьер мне рассказывал, как их в советской школе заставляли переписывать отрывки из книг, чтобы дети  обогащали свой лексический словарь.

«Когда мы воротились с похорон Нелли, мы с Наташей пошли в сад. День был жаркий, сияющий светом. Через неделю они уезжали. Наташа взглянула на меня долгим, странным взглядом.

-        Ваня, - сказала она, - Ваня, ведь это был сон!

-        Что было сон?

-        Все, все, - ответила она. - Все, за весь этот год. Вася, зачем я разрушила твое счастье? И в глазах ее я прочел: мы могли бы быть навеки счастливы вместе».

Да, вот так и писали раньше: навеки счастливы вместе. И стоит дата – 1861 г.

Интересно мне, кто это написал?

 

Франция, 2008 г.

Комментарии читателей: