Лариса Мареева «Серебряный колокольчик»

Давным-давно правитель одной маленькой, но процветающей страны очень любил пение. И он держал придворного певца, чей голос был, по словам всех его слышавших, подобен бриллианту в сто карат, дробящему и рассыпающему своими гранями звуки.

Но однажды, когда правитель приказал позвать к себе своего певца, чтобы тот усладил его слух и способствовал пищеварению после сытного обеда, слуги явились одни. Дрожа от страха, они низко склонили головы и сказали, что певец отказался идти к своему повелителю и просил передать, что больше никогда не будет петь. Правитель был разъярён и приказал было отрубить певцу голову за такую дерзость, но вдруг передумал и пожелал сам отправиться к своему любимцу, чтобы выяснить, в чём дело.

Слуги почтительно проводили своего повелителя в сад. Там владыка обнаружил певца, который сидел под высоким деревом и горько плакал.

— Отчего ты плачешь? — спросил его правитель.

— Оттого, что я не могу больше петь, — отвечал ему юноша, рыдая.

— Почему? — спросил его изумлённый монарх.

— Потому что я услышал птиц, которые поют в твоём саду, о повелитель. Слух мой настолько тонок и чист, что я слышу малейшую дисгармонию в музыке. Так вот, о повелитель, твои птицы фальшивят! И это так потрясло меня, что я не могу больше петь.

Правитель был в замешательстве. Подозвав к себе своего советника, он спросил, возможно ли обучить птиц нотной грамоте, чтобы они не смущали его певца. На это советник, поклонившись, ответил, что это возможно, раз того желает владыка, но слишком хлопотно и долго, и всё это время певец не будет петь для своего повелителя. Мысль об этом была невыносима для владыки, и он решился на радикальные меры. Он так любил своего певца и так гордился им, что приказал во всей своей стране передушить всех птиц, чтобы они не смели мешать сладкоголосому юноше. Для этого была создана даже специальная комиссия по удушению птиц. Правитель очень долго думал, кого бы ему назначить на должность главы этой комиссии, потому что все его министры под разными предлогами отказывались занять этот почётный пост. В конце концов правитель, потеряв терпение, приказал им кинуть жребий, и главой комиссии выпало быть министру иностранных дел.

Министр оказался человеком с головой, и сумел найти среди арсенала своих способностей то умение, которое было ему в данной ситуации наиболее полезно: он так забористо ругался на разных языках, что члены комиссии по удушению птиц рьяно взялись за дело, и в самые сжатые сроки большая часть птиц по всей стране была передушена, а остальные были так напуганы, что пожизненно онемели.

Но однажды правитель снова услышал в своём саду чудное пение — и страшно рассердился, что комиссия по удушению птиц плохо справляется с его приказом и даром ест монарший хлеб.

— Что это ещё за пернатый диссидент? — озлобился правитель.

Перепуганный глава комиссии пролепетал, что это, должно быть, перелётная птица из другого государства, нарушив границу, осмелилась петь на иностранных ветвях.

— Разве ты не слышишь, о повелитель, — продолжал министр, — что поёт она не по-нашему, а на чужом и странном языке?

— Незнание законов не освобождает от ответственности, — важно отвечал правитель. — Даже если у этой птицы нет гражданства, она обязана следовать законодательству нашей страны. Поймайте её и примерно накажите.

— Я как министр иностранных дел по основному роду деятельности, — совсем обнаглел осмелевший глава комиссии, — советую тебе, о повелитель, пока не убивать птицу. Она всё-таки гражданин иностранной державы, и мы ведь не хотим, чтобы за нами закрепилась слава варваров, которые не умеют должным образом обращаться с эмигрантами. А если эта птица — шпион, то, возможно, мы сможем даже обменять её на какого-нибудь нашего государственного преступника, скрывающегося на территории той страны.

Правитель признал доводы министра убедительными и послал комиссию схватить птицу, но пока не убивать её. Но члены комиссии вместо птицы привели к своему повелителю красивого юношу.

— Кто ты? — спросил его удивлённый владыка.

— Я певец, прибывший от правителя соседней страны. Мой повелитель, прослышав, что ты, государь, любишь пение, прислал меня усладить твой слух, и хочет, чтобы ты сравнил моё пение с пением твоего придворного певца, — отвечал юноша почтительно, но почему-то очень неразборчиво.

— Как ты смеешь, — возмутился раздосадованный правитель, которому хотелось к чему-нибудь придраться, — шамкать и шепелявить в присутствии монарха!

— Прости меня, государь. Мой властелин, желая, чтобы голос мой уподобился серебряному колокольчику, приказал подрубить мне язык, чтобы он болтался у меня в глотке и звенел, ударяясь о её стенки. Позволь же, я спою тебе.

И юноша запел. И действительно, голос его был прекрасен, точь-в-точь как звук серебряного колокольчика.

— Как прекрасно твоё пение, — восхитился правитель. — Передай своему господину, что его доброта не знает границ, раз он позволил мне насладиться великим чудом, рождённым его землёй, и что скоро я сделаю ему ответный подарок, отправив к нему моего придворного певца.

Юноша поклонился и ушёл.

А правитель рассвирепел, разозлённый дерзостью соседнего владыки, посмевшего похвастаться своим певцом. Правитель собирался утереть ему нос, показав, что его певец поёт куда лучше. Он позвал к себе своего певца и приказал ему спеть, но сегодня даже его чудесный голос, подобный бриллианту в сто карат, дробящему и рассыпающему звук на своих гранях, казался его повелителю камнем мутной воды в сравнении с чистым голосом иностранного певца, подобным серебряному колокольчику.

В глухой тоске правитель приказал позвать к себе придворного ювелира, чтобы тот сделал что-нибудь с голосом певца. Но ювелир, услышав пение юноши, расплакался, и сказал, что будь у него такой прекрасный камень, какой заключён в горле певца, он бы подарил его королеве далёкой своей родины, потому что только её глаза могли бы сравниться с его красотой.

Правитель разгневался и пообещал ювелиру повесить его на золотой цепочке, после чего спросил:

— Неужели ты послал бы этот камень просто так?

— Нет, — помолчав, ответил ювелир, — я сначала оправил бы его серебром самой высокой пробы.

— Так сделай то же самое с его голосом! — приказал владыка.

Ювелир испугался, но, помня о золотой цепочке, согласился. Он расплавил серебро самой высокой пробы в большом котле и аккуратно залил его в горло певцу, чтобы оно покрыло стенки его гортани.

Юноша чуть не скончался от непереносимой боли, но, когда он запел, прекрасный бриллиант его голоса засиял ещё ярче в оправе из чистейшего серебра, дробя и рассыпая трели на своих гранях.

Но очень быстро юноша стал дрожать, покрываться испариной, и всё крепче и крепче сжимал рот, пока наконец не закрыл его вовсе и не стал мычать, вместо пения.

— А ну, немедленно открой рот и пой! — разгневался владыка. — Что бы ни случилось, допой до конца эту песню!

Певец послушно открыл рот, но, как только он начал петь, повелитель взвыл, стал кататься по полу, закрывая уши руками, и кричать: «Господи, мне больно! Мне невыносимо больно! Как жжёт уши!».

Но певец, получивший приказ не замолкать, что бы ни произошло, был неумолим и продолжал петь, пока не допел песню до конца. Когда он закончил, ювелир и стража, сбежавшаяся на крики своего властелина, спросили у него, что он сделал с владыкой.

На это юноша отвечал:

— Я так тонко чувствую музыку, что сердце моё начинает биться сильнее и сильнее, и разогревается так горячо, что серебро, которым покрыли стенки моего горла, расплавилось и, так как мне было запрещено закрыть рот, вылилось прямо в уши слушавшему.

Пока он объяснял это, серебро в ушах правителя застыло, и владыка оглох. С тех пор он не мог слышать никакой другой музыки, кроме той, которую выбивал специально приставленный мальчик, бивший серебряными палочками по брускам серебра в ушах государя. Звук получался точь-в-точь как у серебряного колокольчика.

Певцу за ненадобностью экономный правитель приказал вырезать горло и со стенок его соскрести серебро, чтобы оно не пропало даром. Именно из этого серебра, расплавив его, ювелир отлил палочки, чтобы стучать ими по ушам правителя.

Серебра ещё хватило для того, чтобы оправить бриллиант в сто карат, который вынули из вырезанного у певца горла. Бриллиант послали правительнице родной страны ювелира в качестве свадебного подарка от владыки. Красотой с этим камнем могли соперничать только очи королевы, но это сравнение было вовсе не в её пользу: рядом с бриллиантом глаза её тускнели. Поэтому, хотя она любезно приняла предложение владыки, и королевства их объединились в одну большую и сильную страну, камень правительница велела выбросить в нейтральные воды. С тех пор, помня, как расправился правитель с птицами, посмевшими своими трелями мешать сиянию камня, все рыбы в океане почли за лучшее хором онеметь, хотя правитель уже и не мог их слышать.

Но государь соседней страны, который ничего не знал ни о глухоте владыки, ни о смерти певца, прислал правителю возмущённую ноту, в которой объявил того пустословом за то, что он не прислал ему в качестве ответного подарка своего певца. Соседний государь писал, что владыка ведёт себя неспортивно и своим молчанием признаёт безоговорочную победу противоположной стороны. Правитель разгневался, но теперь его страна, объединённая с государством прекрасной владычицы, была большой и могущественной державой, поэтому он тут же объявил войну соседнему королевству, выиграл её, и в качестве трофея забрал себе певца с голосом, подобным серебряному колокольчику, и с подрубленным языком.



Комментарии читателей:

Добавление комментария

Ваше имя:


Текст комментария:





Внимание!
Текст комментария будет добавлен
только после проверки модератором.