***

там, за горизонтом, где пьяные француженки пьют и танцуют почти до обморока

там, за горизонтом, где любая улица - точно облако

вот идешь и проваливаешься; а любое воспоминание исчезает

или падает в цене, как просроченный йогурт; зарево,

будто ландыши; и сантименты, сантименты, текут, словно карамель

и это все в самый обычный будничный день

миссис Делевинь читает книгу, редко что понимая правильно

но будь ее воля - она бы только и делала что нарушала правила.

все дело в том, что миссис Делевинь влюблена, а это мешает здоровью и жизни в целом

c'est la vie! миссис Делевинь не считает это чувство второстепенным

и оно жжет ее изнутри, будто чистый спирт.

и она не спит.

она знает, что ничего у них не получится

но и так и так получается только мучиться. только му-у-учиться.

хотя миссис Делевинь была бы хорошей спутницей

она вообще красивая, если что.

но внезапная, будто шторм.

вот месяц назад всего отсидела двое суток в холодной камере

потом зачем то вылила кофе в лицо охранника

потому пришлось задержаться, и успокоиться.

мама ей звонит, но вряд ли вообще дозвонится.

ведь из умницы - дочери не вышло ни приличной марионетки ни бизнес - вумен

это больно, когда получилось хуже, чем ты задумал

миссис Делевинь понимает это и ей так дурно

чувство, словно подставила всех вокруг.

только эта влюбленность - теперь единственный верный друг

а друзей у Делевинь не так уж много: книги да брют

но и те время от времени предают

эта влюбленность жрет ее, ломает в один момент

и вот она встает, идет на кухню в надежде сообразить обед

и приготовит. и сядет смирно. закурит, дьявольски хохоча.

картина маслом. любовь жестока. любовь жестока и горяча

любовь жестока. и растворима, и растворилась внутри, как чай.

раз в неделю она ищет в фейсбуке страницу Джейми

и листает фото, и придумывает движения

и его улыбку наискосок ищет среди нелепицы

собственно, в нее она и влюбилась. остальное как нибудь стерпится

остальное совершенно не важно, без остального вполне себе можно справиться

но ее страшно бесит и заводит когда он так улыбается.

"черт" думает миссис Делевинь вскакивает, как кот

обещает себе забыть о нем, открывает пиво, делает бутерброд

и включает женский сериал, надевает шелковое белье

первые три серии смеется, рыдает, пьет.

а потом что то находит на нее (так бывает когда слишком долго плачешь)

она сидит с каменным лицом, резко помолодевшим от неудачи, и глаза у нее горят, будто прозрели в один момент

вот сейчас она бы понравилась Джейми: красивая как в восемнадцать лет.

да, сейчас она бы ему понравилась

он ей - нет.

так бывает

стоит выключить свет, телевизор, связь

вылезает вся эта грязь.

дым летит, будто синие бабочки, к потолку

возвращаются очертания,

сделав круг.

***

и он спрашивает «Jesteś, Roksi?»

Jestem. Jestem.

Мы, пожалуй, вот здесь разойдемся,

не люблю одинаковых сцен

пахнет кофе, кунжутом, корицей

а в карманах лишь кубики льда.

я хочу на тебя разозлиться

потому и веду себя так

Бог Молчания мною доволен.

нас с тобой развели, как лохов.

я привыкла бороться с любовью.

ты привык не любить никого

я - грублю и тебе и начальству

подпеваю небритой шпане

ты - слагаешь о чем то прекрасном

будто нету стихов о войне.

будто все в мире гладко и чисто

и никто не подох от травы.

будто нет хладнокровных нарциссов

рабства, похоти, слежки, стрельбы

ты слагаешь о чем то прозрачном

(никогда не умела вот так)

а потом разобьешь на удачу

мое сердце, как тряпку на флаг.

и вокруг тонут люди - акулы

три, два, раз. посчитай плавники.

я люблю тебя даже сутулым

я люблю тебя даже бухим.

ты в бессмысленной синей рубашке

время сьест это вместе с любовью

ничего, что тревожно и страшно.

Бог Молчания мною доволен.

мы расстанемся здесь. no, masakra.

две печальные строчки na wynos

«обещаю любить тебя завтра

каждый день засыпать с этой мыслью»

***

очень страшно, но я держусь, клянчу

«можно в вашем журнальчике опубликовать что то?»

а они мне «не забудьте указать ящик»

а они мне «не забудьте  указать город»

 

хотя надо бы вон ту лампу

и неплохо бы вон ту сволочь

только главное - чтоб ритм плавный

и чтоб был какой то свой почерк

 

хотя надо бы сказать «там то

я писала вам про снег лютый

если честно... у нас дождь капал

и вообще была не ночь - утро.

 

там про море, только здесь пол лишь

пол скрипит, на новый нет денег.

я писала: сердцу, мол, сложно...

но оно вроде ниче, терпит.

 

там про звезды, там про бой с тенью

там про сны (ох, знали б вы что мне..)

нет, стихи - не чтобы в них верить.

чтоб писать их, как пацан шпоры.

чтоб делиться втихаря с классом

для того ведь здесь везде парты?

их писать - как отбивать мясо

их писать - как открывать фанту

 

это будто вырезать вены

танцевать в час пик в метро голой

разбивать горячим лбом стены»

 

ах, простите, да... эмейл, город.

***

сначала ты выйдешь из дома вечером на ягодный аромат. поймешь, что так пахнут зрелые женщины, что женщины - это ад,

что женщины - это тихие волны, бушующие вдали. в их черной пучине запросто тонут и люди и корабли. поэтому с ними лучше не спорить, а лучше не трогать вообще. такие женщины - странные, горькие, умрут и не спросят зачем.

но ты еще девочка, тебе восемь, тебе пока хоть бы хны. привыкнуть бы к имени и к курносости, и к карте своей страны. такие дома - непонятно что там в них, за ними - сплошной пустырь. трава растет непременно желтая, растет и бежит в кусты. а что там за ним - за районом крохотным? наверно какой то рай. вот вырастешь, сразу узнаешь что там и придешь туда умирать.

пока что ты хочешь коньки и есть сладкое

и чтоб отпустили гулять.

море спокойное. море гладкое. не бойся, можешь нырять.

вот ты уже взрослая, тебе четырнадцать, ты знаешь что ты умна. ты прячешь в портфеле полпачки винстона, в кладовке - чуть чуть вина, читаешь то Бродского, то Есенина, цитируешь мудрых баб. ты чувствуешь что прилетела с севера, настолько ты холодна. и мама ругает, но все таки любит. готовит уху и плов.

дает тебе денег на новую сумку с отложенных на пальто. ты хочешь кусаться и огрызаться, динамить и возглавлять. а мир уже ближе, но выглядит адски, сплошь лужи, а не моря.

и хмурые женщины стоят на улице, укутанные в меха, и держат тяжелые, и чаще ублюдские сумки в тонких руках,

вишневые губы сияют безжизненно холодным пустым стеклом. а ты стоишь рядом в косухе и джинсах как вообще непонятно кто. и думаешь: наверняка у них весело, есть деньги, дома, лучи

идут с остановки, смотрят с агрессией

ищут в сумках ключи.

ты думаешь "злющие. чего им там злиться то?" смеешься. идешь домой.

а море волнуется. морю не спится.

держись подальше

от волн.

и вот тебе 20, влюбилась в подонка, но, конечно же, кто мог знать... на первом свидании все было так тонко, что казалось что это знак. красивое личико, взгляды кусачие, намеки хоть через край

ну как разглядеть в безмятежном мальчике напыщенного быка?

он крикнет вслед девушке "слыш ты, толстая" и ржет так, что эхо аж. ну как разглядеть в человеке монстра, когда тут такой пейзаж.. все в розовом золоте, в желтом кружеве, манящая тишина. а ты некрасивая и незамужняя, и дьявольски влюблена. и кто мог подумать - такая вот сильная, раскисла, ни дать ни взять. и если ударит - то ты простишь его, изменит - простишь опять.

ты думаешь "ну ничего, наладится"

уж как то переживем.

а море играет, зовет и дразнится,

сьедает тебя живьем

и вот десять лет ни туда ни сюда остаться или уйти. ашан, приват банк, аквапарк, все рядом и не нужно искать пути. ты знаешь три тыщи рецептов курицы, и тысячу поз для сна. ты любишь смотреть как люди целуются, как люди кладут асфальт, как люди знакомятся, немного искусственно меняя лицо и тон. теперь ты не в силах бороться с чувствами, и плачешь, глядя в окно. пошли они, сволочи. смеешься заносчиво. какая смешная жизнь. деревья шевелятся легко и беспомощно, качают дремлющих птиц. выходишь на улицу, там жарко и слякотно, мир будто бы из воды. и женщины, женщины, и все пахнут ягодами, ну в точности как и ты.

проходят мимо, дрожа каблуками, и смотрят куда то в даль. все то ли смородина, то ли малина, попробуй - ка

угадай. их бледные лица в темном румянце вдруг снятся тебе в ночи. серьезные лица, тонкие пальцы, старенькие ключи.

ну ладно, все это - допустим, неправда, допустим есть только миг. допустим мы все отмотаем обратно. тебе восемь лет. беги.

***

в белом - белом снегу чей то красный кровавый след. это я за тобой бегу уже где - то полсотни лет. календарь постоянно врет. тот, кто верил в него - погиб. он людей превращает в лед, а дома обращает в пыль. нет ни времени, ни границ. пустота. и в ней я и ты.

ты идешь и не смотришь вниз

опасаешься высоты.

в белом - белом снегу чей то красный кровавый след. это я за тобой бегу, испугавшись чужих примет, начитавшись чужих невзгод, и нажравшись чужих потерь. я бегу и который год не могу подойти к тебе. это слишком дурацкий квест "ты умрешь, но пока беги".

напиши мне хоть смс, знаешь, длинное, о любви.

чтоб забыть что вокруг туман, чтоб развидеть страну чуть чуть. чтоб подумать, что где то там будет все так, как я хочу. говорят, что любовь слепа.

как тошнит от таких речей. я несу ее на руках, хотя ей не помочь ничем. снег хрустит, заметает путь, режет кожу морская соль. когда я тебя догоню

растворишься ли ты, как сон?

в белом - белом снегу чей то красный кровавый след. это я за тобой бегу. зацени же, каков момент.. как в "бой с тенью" но в триста раз круче, ибо здесь я и ты. я расту и пишу рассказ, в нем политика и коты. и щепотка вселенских бед, гнев бальзаковского огня. я надеюсь на хеппиэнд. он, наверное, на меня.

я расту, то есть каждый день моя память меняет стиль. даже самый жестокий зверь с бесконечным запасом сил был когда то малыш, и я, что прочла не один роман, вывожу из себя ребят так, что те валят по домам. видишь, всюду горят мосты. просто так. чтоб теплей спалось. я бегу за тобой, но ты жжешь асфальт, хотя мог бы мост.

в белом - белом снегу чей то красный кровавый след. это я за тобой бегу, уже где то полсотни лет. сколько там этих городов, отсидеться в чужих домах.. ты ведь тоже не был готов, но всю жизнь проведешь в бегах

от себя самого, как лис. чтоб стезя не оборвалась

мы бежим и не смотрим вниз. только б, господи, не упасть.

-

человек человеку - бог, мир, война, города, стихи. он - журавль и серый волк.

не смотри на меня.

беги.

***

в тихом омуте, в сером омуте, в совершенно обычном городе, мы не встретим друг друга, дороти. не сломаем друг другу жизнь.  ты в ту сторону - я в ту сторону,  мы разделим планету поровну

ты, как я, одиноким вороном

я, как ты, походя на рысь

ты - морями, а я - морозами, острыми, как бумага, грозами, ты научишься плыть по воздуху

я - терпеть, когда льется кровь.

ты - туманами, я - оврагами. в этом мире для одинаковых, слушать плач из приморских раковин

разбивать то губу, то бровь

в тихом омуте, в сером омуте, я любил бы тебя, как родину

но ты тоже боишься, дороти

пропасть без вести на войне.

что я выберу не ту сторону

что однажды мне станет все равно

я - проспектами, ты - озерами

развернувшись спиной к спине.

в тихом омуте, в сером омуте, мы не встретимся в темной комнате,

мы чужие друг другу, дороти

это, в общем то, не беда.

ты - степями, а я - пустынями

кто то должен сказать «прости меня»

пусть за нас это скажут синие

опустевшие города.

умирать на тигровой пристани

жить от винстона и до винстона

мы же сильные, мы же выстоим,

ты сама и я тоже сам.

ты - закатами, я - рассветами

колдовать, чтоб случилось лето и

чтобы нас никогда не предали

наши руки, шаги, глаза

рисовать как попало радугу,  танцевать на песке гранатовом, под ногами дорога ватная

ну какое теперь «держись»..

в тихом омуте, в сером омуте, в совершенно обычном городе

мы не встретим друг друга, дороти.

не сломаем друг другу жизнь.

***

в темном - темном лесу был высокий - высокий дом. в нем жил старый ворчливый дед, продавал африканский ром. он любил поливать цветы, и играть по ночам в бильярд. ненавидел таких, как ты. ненавидел таких, как я.

на балконе держал мольберт, телевизор, и голубей. этот старый ворчливый дед

в девяностых лечил людей. был женат и снимал жилье в самом центре, где шик и блеск, и весь город писал о нем, пока дедушка не исчез.

в темном - темном лесу погляди - ка: обычный день. брат на брата не точит зуб, а мамаши не бьют детей, и ничья не прольется кровь, и не нужно вводить наркоз. и повсюду царит любовь, никому не разбили нос, и не нужен ни МРТ ни УЗИ, ни "еще разряд", и не нужен второй пинцет, и не нужен седьмой медбрат,

и нет запаха белизны, от которой свербит в носу. и по дому не бродят сны,

и никто не несется в суд.

дед Иван - просто дед Иван, самый обыкновенный дед. он спокойно кладет в карман руку, и там не скальпель, нет.

что угодно: брелок, ключи, леденцы, зажигалка, чек. он смеется, поет, ворчит,

и пьет кофе, как человек.

в темном - темном лесу был высокий - высокий дом. в нем жил старый счастливый дед, продавал африканский ром. по ночам разводил костер, жарил хека и сладкий лук. забывал своих медсестер, но писал им пять раз в году.

во дворе, представляешь - сад! пусть зимой и не очень желт...

дед Иван снова любит спать. снова любит смотреть ток - шоу.

***

Габриэль Вуд ложится около часу ночи

в слишком маленьком кресле, свернувшись калачиком, как младенец

она ничего не хочет. возомнив себя тамагочи, вспоминает о себе только между стирками старых тряпок и полотенец

ей снится Макс, вечно худой и двадцатилетний

на холодном пирсе, где зуб на зуб не попадал.

она смеётся сквозь сон "а здесь по прежнему чертов ветер..

почему тебе вечно двадцать, а мне снова шестьдесят два?"

очки Габриэль, кажется, тяжелее всего на свете

а волосы как перья больших белоснежных птиц

Макс живёт за тысячу километров от нее и у него есть дети

ему шестьдесят четыре, он носит красный галстук и серый джинс.

по ночам он сидит на кухне и чинит разную мелочевку:

старый магнитофон, наручные часы, купленные в Женеве.

Габриэль просыпается, отбрасывает длинную птичью челку

открывает форточку, курит и потихонечку тяжелеет

там, в восьмидесятых, на пирсе, у нее было лавандовое платье, худые ноги

ни семьи, ни кредитов, ни вечно больных суставов.

она только там и бывает неодинока

где стоит с ним в обнимку,

уснув за вязанием странной

не подходящей ни по размеру, ни по фигуре блузки

когда свет окончательно становится желт и беден.

Макс встречает ее, уснув на рекламе клубничных мюсли.

она снится ему красивой, двадцатилетней.

***

моя нежная Нелли

по телевизору только киллеры, наркоманы и интроверты

я бы выбросил этот ящик, но не могу уснуть без его "ты - дыщ".

ты ответь мне, Нелли

если я и вправду к тебе приеду

если я рискну

ты мне все простишь?

мы напуганы, Нелли,

покажи мне что - то страшнее улицы

раз в неделю я выхожу за пиццей

незаметно, как дивергент

когда все это закончится, Нелли,

ты люби меня как получится

я готов простить тебе

все лишние килограммы,

пмс, морщины, и прочий бред

моя строгая Нелли

люди полюбили плохие новости

я все чаще смотрю мелодрамы

из девяностых

где нет стрельбы.

а ещё Yehuda Devir рисует

чертовски милые комиксы.

ненароком я понял

за что тебя полюбил

моя тихая Нелли

пригласил бы тебя

посидеть вдалеке от города

в некрасивом кафе, где

есть свежее пиво и теплый хлеб.

потому что есть что - то дороже нефти,

икры и золота

ну, хотя бы горчичный соус

или любовь к тебе.

---

Комментарии читателей:

Комментарии читателей: