Берёза в поношенном платье

Берёза в поношенном платье

не прячет изгибы бедра,

с дождями приходят некстати

тоска о былом и хандра.

Скворцу за морями приснится

осиновый ветки ожог,

тату на груди у синицы -

осеннего солнца кружок.

А клёны отдали одежды

ветрам и забыли печаль,

и небо свинцовое держат

на чёрных костлявых плечах.

Не купишь на золото листьев

прозрачность погожего дня...

теплеет на сердце от мысли,

что ты не оставишь меня.

Уходит пора золотая

Уходит пора золотая,

поплачься, себя пожалей,

берёза обноски латает

цыганской иголкой дождей.

А клёны не прячут нагие

узлы выступающих вен,

и мучает нас ностальгия,

и просит душа перемен.

Ты рядом, к чему торопиться

с утра в суматоху недель,

зонты, словно чёрные птицы,

куда-то уносят людей.

С намокшей травы не поднимешь

осины цветастый платок...

что там - за туманами - финиш,

а может быть, новый виток. 

Багряным сердцем бьётся осиновый листок

Багряным сердцем бьётся

осиновый листок,

сосна целует солнце

в оранжевый висок.

Тепло в душе от мысли,

что я в тебя влюблён,

пылают жаром листья -

обжёг ладони клён.

С берёзой в тихой роще

давным-давно знаком,

поманит жизнь хорошим -

пойдёшь и босиком.

Что многое нам поздно -

дождя ночного бред...

а осень льёт из бронзы

воспоминанья лет.

А ветер листья ворошит

Берёза белизну бедра

прикрыла золотом волос,

а осень, как всегда, мудра -

не всё навечно и всерьёз.

Разложишь в уголках души

надежды, даты, имена,

а ветер листья ворошит,

весны читая письмена.

Меня с ушедшими роднят

воспоминанья прежних лет,

и освещает сумрак дня

костром осенний бересклет.

А дождь за окнами речист,

ты прячешь грусть в тени ресниц...

и кружится багряный лист

пером непойманных жар-птиц.

Осины красятся румянами

К утру измученный бессонницей

вздохнёшь - не тех, наверно, ждал,

трепещет бабочкой-лимонницей

листочек на игле дождя.

Осины красятся румянами,

а тучи набирают вес,

притих укутанный туманами

простуженный осенний лес.

От свиста ветра лужа морщится,

а ты всё предаёшь суду,

и желтизной больная рощица

неделю мечется в бреду.

Кленовый лист ладонью скрюченной

взъерошил волосы куста...

и кем-то осени поручено

всё ставить на свои места. 

Омыта прозрачность берёз

На окнах вода дождевая,

не знаешь, куда себя деть,

а осень, свой век доживая,

считает кленовую медь.

Оставит утиная стая

морщинку на глади пруда,

вздохнёшь, что неделя пустая

исчезла с души без следа.

Далёкое видится лучше -

омыта прозрачность берёз,

и память напрасно не мучай -

кто первый печали принёс.

Рука твоя ищет опору,

тепло - от ладони в ладонь...

слезливую грустную пору

сжигает осины огонь. 

А мы, как поздние цветы

У зеркала притихла ты -

морщинки и седая прядь,

а мы, как поздние цветы,

не верим - время увядать.

А в памяти ночной грозы

весенний день и майский гром,

какая осень без слезы,

без сожалений о былом.

И будь ты грешен, будь святой,

за птичьей стаей не взлететь...

и дождь серебряной метлой

метёт берёзовую медь. 

Шиповник зацвёл во дворе

Дожди и туманы нагонят

ненастные серые дни,

у клёна на жёлтой ладони

сплетения судеб видны.

И тянется вечер унылый,

поплачься - причин миллион,

берёза, вздохнув, уронила

в траву золотой медальон.

И облако к сумраку комнат

приколото спицей дождя,

душа помудревшая помнит,

чем больше всего дорожат.

Печаль - мы об этом не спорим -

присуща осенней поре...

припомнив июльские зори,

шиповник зацвёл во дворе. 

О вечности лета гудели траве золотые шмели

С начала июня - неделя,

тюльпаны уже отцвели,

о вечности лета гудели

траве золотые шмели.

А пышную зелень квартала

губили не тучи, а зной,

смотрел, как сирень отцветала,

со мной одуванчик седой.

Я знал, что меня ты любила

и что не сойтись берегам,

цветущая ветка рябины

досталась февральским снегам.

Когда нас былое отпустит,

и память, и годы решат...

мы кто? - только коконы грусти,

а бабочкой станет душа.

Время лиловых туманов сирени

Время лиловых туманов сирени,

смеха, улыбок и откровений,

синих ночей и метелей акаций,

время, в котором нельзя нам остаться.

Звёзды слетятся к окну мотыльками,

если захочешь, лови их руками,

солнечный день или пасмурный вечер -

радость такой же осталась при встрече.

Пух одуванчиков с бабочкой кружит,

яблони цвет льдинкой плавает в луже,

время - река без истока и устья,

дважды войдёшь - не расстанешься с грустью.

Следом за зноем - шумные грозы,

ангелы трав - голубые стрекозы...

время, которое ловим мы снами,

знает, что будет по осени с нами.

Ветла грустила о былом

Ветла грустила о былом,

дремала тёмная вода,

метнулась чайка и крылом

разбила зеркало пруда.

Затеял рой стрекоз игру,

и ласточка грозу звала,

и ты шептала - не к добру,

к печали бьются зеркала.

И свет дневной во мгле пропал,

и росчерк птичьего крыла,

петляя, нас с тобой тропа

по судьбам разным развела.

Мы друг от друга далеки...

а там, где встретили весну,

сидят на зорьке рыбаки

и ловят звёзды на блесну.

Где цвёл шиповник зорькой алой

Весь разговор - сплошные штампы,

за каждой паузой - усталость,

на тусклый свет настольной лампы

ночные мотыльки слетались.

На травы и на сумрак сада

летел снежок с ветвей акаций,

и всё зависело от взгляда -

уйти совсем или остаться.

И ночь уже ждала рассвета,

где цвёл шиповник зорькой алой,

с прощальным поцелуем ветра

сирень у окон отцветала.

А я чуть было не прослушал

слова из соловьиной трели,

что мотыльками стали души

тех, кто в огне любви сгорели.

Чертили на окне стрижи маршруты туч перед грозой

Дни шли привычной чередой -

дожди, а следом - зной и пыль,

и колокольчик голубой

по травам скошенным звонил.

Чертили на окне стрижи

маршруты туч перед грозой,

любовь попробуй удержи

словами, вздохами, слезой.

Ты торопилась - без плаща,

а у дождя такая прыть,

у двери шёпотом - прощай,

ты научил меня грустить.

Душа поладила с судьбой,

признал своим привычный быт...

а колокольчик голубой

ночами в памяти звонит. 

И кланялись, кланялись ветки

Попрятались серые тени

в туманы цветущей сирени,

и кланялись, кланялись ветки

безродному пришлому ветру.

Боялись во мраке остаться,

срывались цветочки акаций,

летели большим белым роем,

надеясь, что окна откроем.

Сначала стук тихий и робкий,

потом - барабанные дроби,

печалились мокрые ивы -

опять бесконечные ливни.

А ты на окне запотевшем

уже написала поспешно -

под строчки стекло не линуя -

ну вот, и дождались июня. 

Стучала в окно ветка клёна

Стучала в окно ветка клёна:

ненастные дни - чередой,

сорвал одуванчик корону -

стоял перед ветром седой.

А дождь одну песню заладил,

что грусти отмерено впрок,

и прятала рыжие пряди

ромашка под белый платок.

Молчала душа виновато,

и мучила память виски,

тюльпаны, как капли заката,

роняли в траву лепестки.

Укутала пледом колени,

вдруг ветка отпрянула прочь...

и облачко майской сирени

поплыло в лиловую ночь. 

Где шмеля угостит подорожник

Не грусти, не вздыхай, что скитальцы -

сновидения, память, душа,

и в туманы цветущих акаций

беззаботная юность ушла.

Не жалей, что уже невозможно

к облакам - через поле - босой,

где шмеля угостит подорожник

из зелёной ладошки росой.

И о том, как любила ревниво,

не стыдясь своих слёз, говори,

искупавшись, накинула ива

розоватый платочек зари.

Одуванчик наденет корону...

а сегодня под песню ручья

для тебя худощавые клёны

принесли синеву на плечах. 

Разбудят ветер две синицы

Разбудят ветер две синицы -

закружит майских вишен цвет,

не седины душа боится,

а памяти ушедших лет.

Пух тополей - метелью белой,

пройдём и это, не впервой,

и ляжет то, что отболело

на зорьке скошенной травой.

Дождь пошумел листвой и выпил

всю синеву одним глотком,

к чему стенания и всхлипы -

кто говорил, что жить легко.

Багряным пламенем тюльпаны

горят у окон поутру...

и живы мы, и не пропали,

и устояли на ветру. 

Пришли сюда клёны босые

Обиду давнишнюю злую

оставь на краю синевы,

где бабочки утром целуют

шершавую щёку травы.

Ветвей неразборчивый почерк -

писали о том, что болит,

а облако - смятый листочек -

зима уронила вдали.

Весну славит каждая птаха,

ручей - на своём языке,

косматые ивы в рубахах

выходят молиться к реке.

Усмешки и взгляды косые

забудем - начнём всё с азов...

пришли сюда клёны босые

послушать распевки дроздов.

Давай на грусть наложим вето

Давай на грусть наложим вето,

когда не спится до рассвета,

когда ты в зеркало не глядя,

седые вспоминаешь пряди.

Молчание плетёт интригу,

не делай вид - читаешь книгу,

печаль плетёт у сердца кокон -

постой со мной у синих окон.

На город лёг туман акаций,

душа зовёт в нём потеряться,

а ветер вишню в белой шали,

слегка касаясь, утешает.

Поплачься, если станет легче,

а майский дождь у окон шепчет,

что за весной  не осень - лето...

давай на грусть наложим вето. 

На берёзовой веточке неба лоскут

О судьбе разговоры уже не влекут -

вспоминается чья-то вина,

зацепился за веточку неба лоскут

и трепещет в проёме окна.

Не озлобились, живы, не стали грубей,

не горюй, а уныние - грех,

белизною пометил виски, голубей

и берёзы растаявший снег.

Не вздыхай, нам апрельские ночи вернут

всех ушедших в красивые сны...

на берёзовой веточке неба лоскут,

улыбнись - это вымпел весны.

Весна - воркует голубь сизый

Весна - воркует голубь сизый,

дожди у окон отплясали,

синицы надевают ризы,

поют погожим дням осанну.

И клён - разбуженный грачами -

с ручьём разучивает гаммы,

где старый ворон изучает

листвы подмоченный пергамент.

Белея долговязым телом,

берёза в луже моет косы...

и не грусти, что между делом,

к тебе крадётся жизни осень. 

Клён поцелованный луной

Проснулся ветер и задул

заката тлеющий костёр,

и бросил в рябь воды звезду -

кувшинкой пусть в пруду растёт.

Где серебром звенят ручьи,

газон - закованный в бетон -

затеплит для тебя в ночи

свечой тюльпановый бутон.

Ты тишине ночной поверь,

что в этом таинство весны -

мы сами открываем дверь

всем, кто приходит в наши сны.

И перед тем, как поздно лечь,

забудь февраль и снег больной...

приснится нам - свидетель встреч -

клён поцелованный луной. 

Налепит ветер белых птиц

Ветла проводит битый лёд,

клин журавлиный встретим мы,

и белой бабочкой вспорхнёт

с весенних трав душа зимы.

Костистый тополь на плечах

поднимет солнышко в зенит,

и в такт мелодии ручья

ольха серёжкой зазвенит.

В дремоте чуткой тихий лес,

февраль - не время птичьих гнёзд,

но обещание чудес

таит молчание берёз.

И пусть сегодня нелегко

заполнить пустоту страниц...

для нас с тобой из облаков

налепит ветер белых птиц. 

Метелям - в память лет

По лужам облака плывут,

последний снег зачах,

и сосны держат синеву

на бронзовых плечах.

На все лады поют ручьи,

что всё в твоих руках,

гуляют важные грачи

в потёртых сюртуках.

Дождям - в жемчужную росу,

метелям - в память лет,

я, как огонь любви, несу

багряных роз букет.

Возьмёшь цветы, я, не дыша,

услышу - горячо...

и сизым голубем душа -

на белое плечо.

Пожалеешь - отпусти

Обещая, не дразни -

обними, скажи, что нужен;

облака до белизны

отмывает голубь в луже.

И костлявые кусты

из ручья напьются вдоволь,

пожалеешь - отпусти

и оставь мне сон бредовый.

В суету уходишь дня,

ничего не будет прежним,

переулочек меня

узелками веток держит.

На судьбу свалить вину

отыщу я довод веский...

поржавевшую луну

начищает март до блеска. 

Озябшим клёнам снится солнце

Сгребает дворник снег и наледь

и слух царапает лопатой,

и мне никак разлуки память

не выбить из подушки мятой.

Откроют воробьи базары,

в цене сегодня крошки хлеба,

и ветки нитками связали -

и серость дней, и серость неба.

Озябшим клёнам снится солнце,

не верю - мы своё отпели...

и утром так легко всплакнётся

под песню мартовской капели.

Проснулся рано кустик чахлый

Весной февральский воздух пахнет,

повсюду небо без границ,

проснулся рано кустик чахлый

и учит теньканье синиц.

Звенит капель, что южный ветер -

сегодня долгожданный гость,

и этот мир увидеть в цвете

седым сугробам довелось.

Ты говоришь мне - раньше срока

тепло и будут холода,

а я - что твой красивый локон

запомнит талая вода.

Мои слова тебя смешат,

хохочешь - будь немного проще...

и ждёт хорошего душа,

как ждут грачей пустые рощи.

Серебрился декабрьский снег

Повернулась печальным лицом -

не клянись, что запомнишь навек,

на плечах твоих белым песцом

серебрился декабрьский снег.

Говорили потом о пустом -

у судьбы безграничная власть,

над последним осенним листом

почерневшая ветка тряслась.

У метели - дожить до весны -

замерзающий кустик просил...

и тебя в беспокойные сны

увозило ночное такси.

Мотыльками вдруг стали снежинки

Не смогла замести наши грёзы

той весной тополиная замять,

и на тоненьких ветках берёзы

узелки завязали на память.

Затихает январская вьюга,

на снегу - голубые прожилки,

и в пространстве фонарного круга

мотыльками вдруг стали снежинки.

И словами родившейся песни

твою душу я в сумраке трону...

а на голову тополя месяц

возложил золотую корону. 

Вязь следов на снегу

Опавшие листья - вся память весны,

метели оставят нам белые сны,

спешим, суетимся и время торопим,

цветами на яблонях снежные хлопья.

Берёзы осеннюю медь берегут,

а летопись зим - вязь следов на снегу,

прошу улыбнись - и забудем плохое,

как празднично в доме от запаха хвои.

Клубками - сугробы и прячут носы,

луна мандарином на клёне висит,

присядешь поближе, обнимешь руками...

и вспомнят снежинки себя мотыльками.

Серый сумрак декабря

Клён чернее стал и суше -

в зиму не нажил добра,

на печали ловит душу

серый сумрак декабря.

Я молчу - на прядях иней,

жизнь не балует порой,

и луна уже не снимет

маску бедного Пьеро.

И вся суть банальных истин:

что дала судьба - бери,

медный голос палых листьев

помнят ветры-звонари.

Как ни хмурь сегодня брови,

зимы, вёсны - всё не зря...

на печали душу ловит

серый сумрак декабря.

А вдруг не обманет зима

Листвы потемневшую медь

забрать с собой ветер хотел,

осенние сны досмотреть

позволила клёнам метель.

Рябиновой грозди ожог

пугает чахоточный лес,

латунного солнца кружок

скатился по крышам, исчез.

Что вспомнится - бледность лица,

молчание, вздохи без слёз,

в краю тёплом снятся скворцам

родимые пятна берёз.

Пурга сошла ночью с ума -

к утру все дворы замело...

а вдруг не обманет зима -

и можно судьбу набело.

Комментарии читателей:

Комментарии читателей: