Галина Ицкович «Старые фотографии»


***

Все больше дорог, по которым иду одна,

Вместилище снов нелегких и слов неловких.

Все больше вещей, которые не отнять.

Все больше воздуха в легких.



***

Сдавали карты. Сдали нервы.

Я- инженю трефовой масти.

Зачем рождаться инженером

И обещать кому-то счастье?

Две или три смурные парки

Уселись в парке на скамейку

И мой вопрос решают споро

И сообщат о результате…



Старые фотографии


I

Нет ни города, ни года.

Углубленья под глазами.

Девочка на старом фото/

Ах, невнятен фотошепот.

Вана Таллинн или Витебск?

Что там бьется? - не увидишь.

Шея - грустный знак вопроса.

По-газельи, по-цесарьи

Смотрит косо глаз твой карий -

Это седина на косах

Или ретуши старанья?

Нету взгляда обожженней.

Губы - полным предложеньем.

Где ты, с кем ты? Ни пейзажа,

Ни стены/спины/подола.

Нет ни жидкости веселой

В рюмках прежних хрусталей,

Ни весла в реке, что споро

Протекает меж полей.

Высохли давно слова,

Всадниц мучит голова.

Не вошел в прямоугольник

Юный твой мирок привольный/

Или страшный/иль прикольный.

Кто теперь о нем узнает?

Кто теперь его узреет?

Монитор лицо мне греет

Сильно, но небольно.

Времени чудны дела:

Словно бы и не жила.

Перевод на черно-белый

Лаконичен и отрывист.

Чтоб заполнились пробелы,

Дай мне времени примету:

Прошлого столетья тонус,

Юбку в сборку, горку, примус.

Паспарту нас примиряет:

Ну и ладно, не вместилось.

Страх по коже: "Будет хуже!".

Октябри листают лужи.

Что еще на старом фото

Оставляет впечатленье,

Это воздуха движенье:

День на дольки рассекает/

Нож замедленный вонзает/

Нежный нож вонзает время.

Птицы собирают школы,

Холодок бежит веселый

Сквозь поблекшие парады

Лайконосиц. А за скобки

Престарелым аппаратом

Вынесены: тень улыбки/

Порыжевшим полувзглядом

Обозначенная рядом,

Я - у ног, у кромки юбки.



II


Двойной портрет: чужой ребенок -

Дитя под тридцать ("Это ты?!") -

И мать. Проколы фотопленки

Мешают разглядеть черты

Чертей в глазах, черня подглазья,

Сеть судоходных вен и пульс.

О темный житель Закавказья,

Я за тебя уже боюсь:

С бумаги старой соскребется

Сплетенье пальцев, взгляда нить.

Мне время дарит превосходство:

Я вижу гибельное сходство.

…И не могу предупредить.



***

Забыла думать я об этом,

И скуден будет мой рассказ,

Как женщины включали газ

И заточали в банки лето,

И консервировали все:

Томаты с тростью сельдерея,

Арбузный сахарный разлом,

Коверный ворс… Коварный том

С рецептами тащи скорее

(Ту книгу с жирным корешком

О пище, вредной и обильной,

Слагал садист!). И в спешке сильной

Законсервировали дом,

коробку с пеплом,

ипотеку,

Участок с хрупким барахлом,

Век, возраст, родинку над веком.

Законсервировали боль

В руках и будущие брыли...

Попробуй в банки ткнуться лбом,

И слышится стеклянный бом,

Консервный хор: “мы тоже были”.



Зимнee

Спуск в метро


Где утро красит нежным светом,

Где был так счастлив человек,

Отчаливший навеки век

Рассеял знаки и приметы:

Найди, попробуй различи,

Протискиваясь в середину,

Дыша горящею резиной.

Засмученные москвичи

По эскалаторной змее

Сползают в капище Аида,

Ничем не подавая вида,

Что неуютно им в зиме,

Что недурён был Москвошвей,

Что импорт всё не дешевеет...

Кашне из старых словарей

Извлечь и намотать на шею,

Ушанку, варежки, носки

Напялить, в пику снегопаду,

И притвориться с ними рядом,

Что их печали мне близки.

Мы с ними так еще споем,

В такой сольемся хор беспечный,

О Беспределкино мое,

Тетрадка с грифом "Бесконечно".

И разве город мне не рад,

И разве я кажусь им странной...

Глядишь, и выйдет из тумана

Твой бывший дом, засохший сад.

Кольцо соскальзывает в снег,

Бульваров песенка допета.

…Где был так счастлив человек…

…Где редко посещает лето…



II. Лодочная станция


Ежегодный прилив приморской тоски.

Если б прочитала где, ни за что б не поверила.

Ненасытная жажда другого берега

раскачивает плохо сбитые, сбившиеся в стаю лежаки.

Нарисуй мне карту, расскажи о карме.

Ручка чернилами метит колени.

Континент не умещается на правом, дорисовываю на левом

Дикий Запад с Кармелем.

Глаза у тюленей, должно быть, карие.

У нас – ни тюленей, ни ламантинов,

ни нарядной набережной, обходимся как-нибудь.

Море устало, старик засыпает, лента прибоя перевивает грудь.

Лодка качается – колыбель из резины.

Сонная пена жеманится, мнется, как пожелтевшее кружево на песке.

Кисточка ночи чернит волну.

Старик просыпается, удаляется в глубину.

Рыбацкий нож вписывается в щель за голенищем, веревка на пояске.

У старика, в отличие от меня, есть хотя бы надежда на море.

Замерзло бы оно на зиму, что ли...




Комментарии читателей:



Комментарии читателей:

Добавление комментария

Ваше имя:


Текст комментария:





Внимание!
Текст комментария будет добавлен
только после проверки модератором.