На вокзал приехали рано. До сбора нашей тургруппы в центре зала оставалось около трёх часов. – Ну вот! Говорила тебе, зачем так торопиться! Томись теперь на лавочке, парься, – как всегда принялась искать виноватого жена. Мы присели на свободную половину скамейки рядом с плотным мужчиной примерно моих лет. Занять себя было нечем, и сосед это заметил. Он достал из рюкзачка колоду карт, ловко щёлкнул ею и спросил:

– Перекинуться не желаете? Мы покачали головами.

– А в шашки? Не получив поддержки, грустно сказал:

– А я вот игрок. Во всё готов играть. Особенно, если на интерес, просто голову теряю. Бабушка моя игроком была. Кто в гости ни придёт – всех за лото усаживала. И проигрывала больше всех, а не могла остановиться. Мать рассказывала, что когда-то она и картёжницей была, и доминошницей... Так что это у меня наследственное. В молодые годы даже пострадал через свою страсть. Если не возражаете, расскажу... Здесь мы согласно покивали головами, поскольку, повторяю, времени у нас хватало.

– В конце семидесятых окончил я военное училище под Новосибирском. Туда меня соблазнили поступить ещё со срочной службы. Молодой лейтенантик, ветер в голове, жизни не видел... Предложили дальше поступать на Высшие курсы военной контрразведки. А до того как стажёра посадили в одном НИИ – сутки через двое парня охранять, в лаборатории. Сказали, что с ним опыты важные делают.

Сижу я под дверью у него, за столиком при настольной лампе книжки читаю. Иногда он выходит, в туалет там на первом этаже, или по коридору прогуляться. Бывало, остановится у моего столика, спросит:

– Ну, как дела, служивый?

– Хорошо, – отвечаю. – Служба идёт, и книжка интересная...

Книгу читал как раз: Дюма «Железная маска».

Глянул он на обложку:

– Серьёзная, – говорит, – литература у вас...

– Да не жалуюсь, – отвечаю...

А в коридоре отделены мы были от основного НИИ дверью-решёткой с огромным висячим замком. Ключ от него имел только Кузьма Васильич, главный у них доктор учёный. Распорядок дня у парня очень строгий был: в шесть подъём, зарядка под магнитофон, бег на месте, водные процедуры, завтрак. Потом медсестра с санитаркой приходят, уколы ему делают, таблетки дают. Дальше обед, тихий час, причём в тихий час даже мне за дверью разговаривать запрещалось. После тихого часа опять уколы-таблетки и прогулка на свежем воздухе, специально балкончик застеклили для этого. Погуляет он, опять подойдёт, спросит:

– А есть ли у вас родные, служивый? Как они поживают?

Да так участливо спрашивает, что не захочешь, а всё ему выложишь...

– Есть, – отвечаю, – папа с мамой в Новосибирске да ещё сестрица троюродная в Ульяновске. Всё звала меня до армии к себе. Дядя у неё в троллейбусном парке диспетчером работает. Хотел и меня к себе устроить, да в армию призвали...

Задумался он немного и говорит:

– А не принесёте ли мне газеток почитать?

Ладно, думаю, не запрещал никто, пусть читает. Стал давать ему «Советскую Сибирь» да «Вечерний Новосибирск», которые для себя покупал. Дивился только, как быстро он с ними управляется: только глянет на статью по диагонали, и вроде как она уже усвоена... Потом задумается немного и скажет:

– Нет, так жить нельзя...

Вижу, скучновато ему бывает. Будто не хватает чегото, хотя, вроде, всё есть.

– А вы, – говорю, – попросите доктора, пусть игру какую-нибудь вам даст: карты, лото или нарды... Мы с вами играть будем...

– Отличная идея! – аж в ладоши захлопал.

Кузьма Васильич разрешил: ладно, мол, если только не в азартную игру играть, то можно...

Припёр я нарды на следующее дежурство. Попробовали. Хорошо пошло! И втянулись. Ещё раньше спрашивал я его:

– Как величать-то мне вас, чтобы по-нашему?

Не нравилось, как его санитарка да медсестра обзывали: Клон да Клон... Не душевно, не по-человечески...

– Да что уж тут чиниться, – отвечает. – Зовите меня Кузьмичём...

В другой раз говорит: – Эх, знаю я, для чего они так время тянут. Кондиции, видите ли, моей им не хватает... Да, крепки здесь запоры! Но только решётка в туалете трухлявая. Ткни – и развалится...

Действительно, в те годы все решётки на окнах, кроме тюремных, слабоваты были. Не то, что нынешние...

Играть-то играем. Да вот незадача: хоть бы раз мне у него выиграть! Ни разу не поддался – железный человек. Иной раз говорю ему:

– Сердца у вас нет, что ли... Что стоит разок проиграть, взаимный интерес был бы...

Играли ведь на щелобаны. А пальцы у него ого-го! Кузьма Васильич на звук щелобана вышел и поостерёг меня:

– В колбе деланы пальцы-то! Один только раз щёлкнул меня, так слёзы из глаз и брызнули.

– Ладно, – говорит, – служивый, используем накопительную систему...

Так и играл с ним в долг. Деваться-то некуда. Всё думал – отыграюсь... Понимал, что в ущерб себе, а остановиться не мог, поскольку человек я, как уже говорил, наследственно азартный. А он участливо так, задумчиво иной раз скажет:

– Нет, мы пойдём другим путём. Знаю ведь, для чего они всё это сделали. И теперь до кондиции довести хотят. А это ещё полгода. Так что потерпите, служивый...

И опять: – Нет, мы пойдём другим путём!.. Долг мой, между тем, вырос до двухсот восьмидесяти щелобанов. Даже подумать страшно! Хоть увольняйся...

Тут Кузьмич как-то и говорит:

– А давайте, служивый, сыграем сразу на весь долг. Если выиграете – снова у нас по нулям. Проиграете – выводите меня тайно отсюда, даёте пятьдесят рубликов подъёмных и адрес своей троюродной сестрицы с запиской от вас... За халатность много вам не дадут... А нет – так уж давайте по долгам платить...

Да всё так ласково говорит, будто гипнозом окутывает. Кто бы не согласился при таком раскладе эдак-то дёшево отделаться?! Хотел бы увидеть такого человека... Однако говорю:

– Нет уж, дудки. Записку к сестре не дам. Это улика. И не халатность уже, а сговор... А в целом, будь по-вашему, Кузьмич! Я в игре человек рисковый, от ставок никогда не уклонялся...

Сыграли. Конечно, продул я ему. Денег у меня только сорок семь рублей набралось, хотя я человек экономный, и зарплата недавно была.

– Ладно, – говорит, – давайте, сколько есть...

Адрес сестринский я ему на ухо сообщил, и пошли мы в туалет на первый этаж решётку рвать.

– До встречи на баррикадах, товарищ... – шепнул напоследок.

Первый раз меня товарищем назвал. Видимо, кондиция подоспела... Спрыгнул он в палисадник и был таков. Поднялся я к себе за столик, голову на кулаки уронил и задремал. Вдруг слышу – Кузьма Васильич меня за плечо трясёт:

– Где Клон? – спрашивает.

– Не знаю, – говорю, – задремал я тут.

– Вижу, что задремал! Клон куда подевался?!

Стали вместе искать по обоим этажам, по кладовкам-каптёркам. К вечеру органы приехали, забрали меня. Допрашивать начали. Следователь поначалу кричал:

– Ты хоть понимаешь, идиот, какого джинна из бутылки выпустил?!

– Да что вы, – говорю, – придумываете, Лев Давыдович?! – так он представился.

– Кузьмич – воспитанный человек и очень даже политически грамотный. Газеты читать я ему обеспечивал... Что я, джиннов не видел, что ли? Вон в «Тысяче и одной ночи» картинки есть и в «Старике Хоттабыче»...

Три дня меня допрашивали. Два зуба выбили. Но я им ничего больше не сказал, кроме: «Задремал. Не слышал, как Кузьмич в туалет спустился, решётку выломал...»

Дали мне за преступную халатность пять лет. Отсидел четыре. Выпустили за примерное поведение пораньше. Поехал к сестре троюродной в Ульяновск. Устроили они меня с дядей троллейбусы водить. Через пару лет женился. Жильё собственное получил. Дочь родилась. Вот езжу теперь к ней каждый год в Питер, с внучком понянькаться. У старухи-то сердце слабое, дорогу она плохо переносит. Один езжу. А Кузьмич, сестра говорила, приезжал от меня. Но недолго побыл. «Что время здесь зря терять, – сказал. – Поеду в Казань, в университет поступать...»

Но вот два года назад гостил я у дочери в Питере. Вышел в пивбар прогуляться. Перед входом замешкался, вижу, какой-то человек, откровенно говоря, бомжеватого вида, на меня пристально смотрит, будто знаком я ему. Присел за столик, а он следом заходит и ко мне.

– Не узнаёте, – спрашивает, – меня?

– Нет, – отвечаю, – не припоминаю...

– А я вас сразу узнал. Память-то профессиональную не пропьёшь. Я ведь вас в семьдесят девятом году допрашивал по делу о бежавшем клоне. Лев Давыдович меня зовут...

– Ах, – говорю, – вот те нате! Это ж вы мне тогда два зуба выбили!

И показываю под верхней губой мост из нержавейки.

– За зубы извините, конечно. Дело было государственной важности. Пивка не возьмёте ли мне ввиду стеснённых жизненных обстоятельств?

Взял я ему два пива. А два зуба за давностью лет простил, конечно. Присели мы с ним на веранде. И вот что поведал он мне.

– Где-то в середине семидесятых мумия вождя в мавзолее совсем в негодность пришла. Как там её ни подлепляли, ни примазывали, тлен всё наступал, обращая в прах священное тело, всенародную святыню, можно сказать. Лаборатория при мавзолее запросила пардону у верховной власти: «Как быть?! Что делать?!» Верховная власть, то бишь политбюро, ответно запросило у лаборатории: «Что делать?! Как быть?!» А в науке – новые веяния. Берии не было, и за генетику с кибернетикой к стенке уже не ставили. Выяснилось, что в одном Новосибирском институте вовсю изучали возможности выращивания целого организма из одной-единственной клетки. То есть то, что сегодня называют клонированием. И термин «клон» по отношению к этому организму зародился в том институте. Политбюро на основании данных института приняло решение в порядке научного эксперимента попытаться воссоздать, хотя бы частично, организм вождя. И под грифом «секретности» работа началась. Вырастить человека в колбе удалось за полгода. Но ещё полгода требовалось доводить его до нужной кондиции вне колбы. Там вы и охраняли его – сутки через двое... После того, как главный идеолог заявил, что «мы должны сделать всё, чтобы сохранить – то ли нетленность образа, то ли образ нетленности – вождя мирового пролетариата как символ нетленности его учения и использовать для этого все достижения мировой науки...» – политбюро потребовало, чтобы мумию обновляли каждые десять лет. Это я по ходу следствия видел собственными глазами в стенограмме с грифом «секретно». Само собой возник и вопрос: какому ведомству поручить превращение клона в мумию? Иными словами, кто и каким способом будет умерщвлять выращенный в колбе после доведения до кондиции организм: удавливать, топить, отравлять или усыплять?.. На это было отвечено, что целесообразно при том же Новосибирском НИИ создать отдел по разработке и совершенствованию способов ликвидации клонов. Правда, тут заминка вышла: директор института на пенсию сразу сбежал. А его первый зам – решительный человек – не письменно, но ответил:

– Наше дело организмы выращивать. А ликвидировать – вы уж их в свои подвалы тащите!

В итоге руководителем колбы назначили главного специалиста по регенерации конечностей, доктора биологических наук Кузьму Васильевича. И всё шло, как по маслу, Кузьме Васильевичу уже светила Звезда Героя соцтруда. А тут побег. Кого-то в том НИИ из партии повыгоняли, кому-то темы позакрывали, штат сократили. В итоге свалили всё на вас, и вашим пятериком за халатность дело закончилось.

Искали мы клона, как могли. Но в розыск ведь фото вождя не подашь, не размножишь, сами понимаете. Кроме того, по оригиналу была известна его редкостная готовность к мимикрии, то бишь, к принятию различных обличий. Тогда я предложил искать его по биографическим вехам. Человек уникальных способностей должен был где-то засветиться. Решили проверить среди вузовских краснодипломников. И, представьте, нашли его в Казанском университете под фамилией Петров. Месяц назад окончил экстернат университета...

Бросились по адресу, где он комнатёнку снимал. Допросили хозяйку. Она показала, что две недели назад наш герой съехал с девушкой Надей, которая не так давно стала приходить к нему в гости. При обыске нашли под раскладушкой парик с усами, паспорт на имя Петрова и книгу Дюма «Железная маска».

Дальше началась череда похорон руководителей страны, и потихоньку всё, в том числе и следствие, свернули. Списали на издержки научного эксперимента. Шли сигналы ещё время от времени, что замечен наш клон то в Германии, то в Финляндии, то во Франции... В общем, призрак бродит по Европе...

Потом пошло-поехало: перестройка, развал страны, пенсия... Дети разъехались, третья жена при разводе меня из квартиры выжила. «Прихватизировала», как теперь говорят. Скитаюсь по чердакам и подвалам. Но ничего, тёплых мест хватает у нас в отечестве. И что удивительно, как примощусь у тёплой трубы где-нибудь, кажется, – счастлив... Да, а Кузьма Васильевич удрал-таки в девяностых за границу со всеми секретами...

Добавил я Льву Давыдовичу ещё сотенку для сугрева, и разошлись мы. Вот и вся история. Жаль, что в игры вы не играете. Но спасибо, что выслушали...

Сосед ушёл, чуть прихрамывая, на посадку к своему питерскому поезду. До нашего оставалось около часа, и можно было немного ещё посидеть почти в полной тишине

---

Комментарии читателей:

Комментарии читателей: