Хорошая штука мэйл-агент в Интернете. Удобная очень. По сути, диалоговое окно: вопрос-ответ. Суждение можно вставить о чём-то. Или пожелание… Вообще-то, диалоги вести у меня времени особо нет. Но два-три раза в год побеседовать с сыном получается. «Привези мне крючков японских, когда сюда соберёшься», – попросил он в начале этого лета. «Сюда» – это значит в городок на севере Греции, где он живёт с семьёй уже больше пятнадцати лет. На Сахалине сын был заядлым рыбаком. В суровые девяностые годы кормились они с женой Викой рыбалкой на даче.

«Рыбалка у тебя баловство или для прокорма?» – спрашиваю. «И то, и другое. Кризис, сам понимаешь…» Но cам я давно уже не рыбак. Хотя в молодости тоже по сахалинским речкам набегался с удочкой. Да и на море со спиннингом хаживал не раз и не два. «Что за рыба у вас там ловится?» – спрашиваю. «Кефаль – рыба. На Чёрном море тоже водится…» Кефали я никогда не видел, хотя и родился на её родине, в городе, куда, если верить песне, «шаланды полные кефали» приводил рыбак-Костя. «Где мне поискать крючки японские?» – простодушно интересуюсь по агенту. Ведь всё мне кажется, что сын Антонин, в быту – Тосик, совсем недавно весь в поплавках, катушках, леске и крючках был под боком. И диспозиция магазинов спортивно-рыбацких ему знакома, как никому другому. «С Японией рядом живёшь, папа», – появился ответ в окошке агента с явной укоризной, что я забыл про такое важное обстоятельство. И пока я раздумывал, шутит сынок или серьёзно говорит, мэйл-агент сообщил: «Мы тут с Николкой монеты коллекционировать начали. У него уже есть несколько старых “пиратских”. И это наш с ним “секрет”. Так что и пару кляссеров захвати…» Что ж, внуку Николке уже пять лет. Пора начинать что-нибудь коллекционировать… На Сахалине была у Антонина очень приличная коллекция монет. Что-то он покупал, что-то выменивал… Некоторые монетки я ему аж со столичного Птичьего рынка привозил. Уезжая на родину матери, он с коллекцией распрощался и избавился от неё. «Где же берёте вы “пиратские” монеты?» – поинтересовался на всякий случай. «Главное – легенда. Николка “пиратские” ценит особо. У него свой кляссер. У меня – свой…»

– Нумизматикой здесь сложно заниматься. В Греции закон, по которому нельзя держать в коллекции монеты, изготовленные на этой территории, то есть греческие. Только в музеях могут они храниться. Если удалось добыть старую греческую монетку – будь любезен – сдай государству. Иначе уголовная статья тебе светит, – поделился сын, когда мы встретились у него в городке, и я избавился, наконец, от японских крючков. – Да, проблемы… То ли дело в России: собирай, что хочешь, – посочувствовал я. – Поэтому собираю сейчас древние греческие монеты, но отчеканенные не на нынешней её территории…

– Это как? – озадачился я. – Ну, к примеру, индо-бактрийского царства или индо-греческого. Одно из них было на территории Средней Азии, а другое где-то на землях нынешнего северного Пакистана. Первый век до нашей эры. Вот, смотри, только на монетах царя Лисия изображался так называемый «слоновий скальп», а на монетах эпохи индо-греческого царя Менандра – чакра – символ буддизма… Тосик достал две маленькие, невзрачные и сильно потёртые монетки: «Полюбуйся…» Достав очки, я попытался остудить его нумизматический пыл: – Да таких фальшивок, на плевки похожих, мы с тобой на Птичьем рынке сколько видели! Не говоря уж о новоделах. Правда, тебе лет тринадцать было, и ты не очень хорошо их помнишь…

– Не скажи, – не согласился сын. – Есть признаки, по которым достаточно точно можно определить, отчеканена или отлита монета. Способов подделки, конечно, хватает. К примеру, так называемая «козья патина», когда новую «старинную» монету дают проглотить козе, и она, пройдя по желудочно-кишечному тракту, приобретает в итоге «древний» вид. Но стиль не подделаешь. Особенно в портретах. У фальшивомонетчиков на одной монете царь курносый, а на другой – горбоносый. Или ноздри разные. Нос – это самое слабое место… И чеканку от литья понимающий нумизмат отличит сразу… По вечерам за разными разговорами заходили мы впятером – Аня с Викой впереди, я с Тосиком и Николкой следом – в кафе на самом берегу моря, недалеко от порта. Отсюда мы видели, как уходят в ночь на рыбалку судёнышки. Там же, с пирса забрасывали в море свои удочки рыбаки-любители. Среди них мы нашли и друга Тосика – Янниса Иорданидиса, которого в обиходе звали Ваней. А кефаль при ближайшем рассмотрении оказалась похожей на сазанчиков или даже карасей.

С Ваней мы знакомы ещё с прошлого приезда. Тогда, знакомя нас, Тосик сказал: – Слышишь, какая говорящая фамилия – Иордань-идис? Действительно, мудрой печалью в огромных библейских глазах Ваня напомнил приятеля моей ташкентской юности Изю Вильскера. – Наши земляки русскоязычные кое-как экипированы, всё у нас не под рукой. Поэтому много рыбы срывается, уходит. А вот болгары – педанты. И сачки у них на месте, и снасть самая правильная, и наживка по науке… – похвалил Ваня сидящих на складных стульчиках рыбаков. Сам Ваня родом из Казахстана. Служил под Ленинградом. Переехал в Грецию лет пятнадцать назад вслед за родителями. Меня он называет по доброй русской традиции «дядя Коля». И мне очень неловко при этом, поскольку почти физически ощущаю, какие столетья громоздятся за Ваниной спиной… У таких «возвращенцев», как Ваня, прав на родине больше, чем у Антонина и его матери. Греция сама позвала домой скитальцев-греков, разбросанных по белу свету. А мои – «вернулись с войны», из эмиграции, куда их отцы и деды попали в результате гражданской войны 1949-го года. Поэтому Ваня сумел сразу получить кредит и купить квартиру. Но дальше началось самое интересное. Он не захотел вступать с государством ни в какие отношения. То есть работать, выплачивать долг банку, где взял кредит, и даже рассчитываться за коммунальные услуги. Можно представить, что произошло бы с таким «отказником» у нас в России. Но в Греции законы милосерднее. Если человек одинок и не имеет другого жилья, то он может проживать в купленной по кредиту квартире до конца своих дней. Потом банк заберёт её себе. Неудобства, связанные с отключением воды и электричества за неуплату, Ваня сумел смягчить, пользуясь природной смекалкой. То есть, наладив систему шлангов и проводов. Кроме того, летом – мы сами это видели – он ежевечерне принимал пляжный душ совершенно бесплатно. Пару лет назад Ваня ездил в Голландию на заработки и привёз оттуда «мерседес», который для этого городка был явно великоват.

– Чем же Ваня заработал себе на машину?

– Сидел, говорит, на конвейере и шлёпал печати на буклеты и бирки… Собирается ещё раз съездить туда же, – пояснил сын.

Однако о техосмотре и о страховке Ваня не позаботился. Бензин тоже в связи с кризисом далеко не всегда доступен. Поэтому автомобиль его чаще стоит на приколе. Это мы выяснили, когда я пытался сговорить Ваню по телефону, суля полный бак бензина и сытный обед в конце пути, чтобы он свозил нас в УрануKполи, пограничный с Афоном городок.

– Я бы рад, дядя Коля, но у меня никаких документов на машину нет. Поэтому могу только вокруг дома кружить. Иначе – до первого полицейского… Но Ваня прекрасный водитель и иногда подрабатывает у знакомого бизнесмена, которому лень самому крутить баранку. Кормится Ваня и с рыбалки, продавая выловленную рыбу в таверны. Имеются у него ещё кое-какие источники доходов, о которых я не буду распространяться. И есть у Вани одна странность, если не считать таковыми всё предыдущее. За свою жизнь, а это уже лет сорок, он не прочитал ни одной книги.

– Как эта болезнь называется? – спросил он меня однажды вечером, когда мы сидели все в кафе на берегу моря. – Ну, когда грамотный человек не читает книг. Просто не может физически, потому что сразу засыпает?

– Да нет такой болезни. Просто особенность организма, может быть, такая, – успокоили мы его.

Однако неспособность читать книги никак не сказывалась на умении поддержать разговор. Познания Вани поражали своей обширностью и даже, сказал бы я, глубиной. О Черчилле, о Сталине, о Николае II, об освоителях Приморья Янковских – о ком и о чём угодно – мог Ваня говорить с цитированием оригиналов…

– Откуда Ваня столько знает, если не прочитал ни одной книги? – спросил я.

– Память хорошая от природы. Все телепрограммы наизусть знает, – пояснил Тосик.

Встречались мы обычно вечерами и гуляли глубоко заполночь по набережной и прилегающим к ней кафешкам. Но как-то сын явился на вечернюю встречу весьма озабоченным и взволнованным. Видно было, что он крепится, пытаясь удержать информацию и сохранить лицо.

– Говори, что произошло, – не выдержал я, когда мы присели в таверне над пляжем. Николка тотчас умчался строить галечно-песочные замки, а Тосик, промокнув платком лоб, достал новенькую, незнакомую мне монету.

– Узнаёшь? – спросил он. – Первый раз вижу, – пожал я плечами.

– Посмотри внимательно на профиль… Действительно, что-то знакомое проступало в изображении на реверсе монеты…

– Это же царь Менандр!

– Но она ведь новая. Явно фальшивка… Видно, не успели пропустить через козу для патины, – проявил я осведомлённость.

– Да то-то и оно, что не фальшивая. Не отлита, а отчеканена. Кромку видишь? И стиль всё тот же, один в один… Тосик достал древнюю, похожую на плевок.

– Тот же самый Менандр…

– Но ведь она новая…

– Вот именно. Хотел бы я знать, где её можно было так сохранить, чтобы она не знала хождения в государстве, чтобы её ничьи руки не касались?!

– Ну и откуда она у тебя? – подобрался я к главному.

– Откуда-откуда… Ваня два часа назад занёс. Сказал, потом объяснит. К морю сегодня не выйдет. Гости какие-то к нему приехали…

Вечер прошёл у нас, как обычно. Мы погуляли по набережной и местному «арбату» – пешеходной городской улице. Утром, на выходе из отеля, увидел я двух очень смуглых людей, похожих на индусов. Один – в европейском костюме, другой – в длинной широкой рубахе и в тюрбане. Только багаж у них был одинаковым – у каждого по прямоугольной коробке, драпированной цветастым шёлком. Я бы на них и внимания не обратил – много сюда разных народов приезжает: китайцы, японцы, чернокожие кенийцы, торгующие фигурками из чёрного дерева, похожего на эбонит. Так что ничего особенного я в них не увидел. Однако появился Ваня, судя по всему, провожавший их. Они по очереди поклонились ему, прижимая руки лодочкой к груди, сели в подкатившее жёлтое такси и уехали. Ваня помахал мне рукой и пошёл вверх по улице в сторону своего дома.

Вечером он пришёл в кафе, – Тосик подсказал по телефону, где нас искать.

– Проводил гостей? – как можно равнодушнее спросил сын, заказав нам мороженое.

– Уехали… Два дня со мной беседовали… Говорят на каком-то своём греческом, но понять можно… Хотели голубятню у меня устроить… Клетки с птицами привезли…

– Давай-ка, Яннис, с самого начала и по порядку… – не выдержал Антонин. – Откуда у тебя эта монета?

– Гости подарили. Вот ещё пять штук. Чистое серебро, говорят… В общем, слушайте. Они приехали из пакистанской провинции, – Ваня достал бумажку и прочитал: – «Хайбер-Пахтунхва». – Это северо-запад Пакистана, в прошлом – Индия. А ещё раньше – со второго века до нашей эры – индо-греческое царство. Там у них горная деревушка есть при серебряном руднике, где в древности царь Менандр Первый повелел основать что-то вроде монетного двора. Затащили туда по козьим тропам меди и олова. Помимо серебра чеканили и бронзу. Весь процесс на месте – выплавка металла и чеканка…

– Ты хочешь сказать, что чеканка монет царя Менандра продолжается и сегодня?!

– Так они говорят. И накопилось уже сто тридцать девять подвод начеканенных драхм. Подвода – это у них мера объёма такая. Бронзовых монет поменьше. Запасы меди и олова иссякли лет пятьсот назад, а серебряные драхмы машинка их чеканит исправно до сих пор. Долбят себе гору кирками, выплавляют металл и чеканят… Когда в царстве-государстве требовались драхмы и тетрадрахмы, царский наместник в Читрале – ближайшем городе – давал распоряжение «монетному двору» по голубиной почте. Монеты спускали по козьим тропам в ущелье, где грузили в подводу, запряжённую яками, и она отправлялась за сто с лишним километров в Читрал. Но когда царство Менандра, как «шагреневая кожа», скукожилось до размеров города Читрала с населением в тридцать тысяч человек, спрос на драхмы снизился, а затем и вовсе иссяк… Что интересно, индийские правители из династии Катур почти тысячу лет признавали их маленькую индо-греческую автономию.

– Но кто же эти двое? На «снежных людей» они совсем не похожи, – вставил, наконец, слово и я.

– Они – посланцы из Читрала. В деревушке чеканщиков на высоте около пяти тысяч метров над уровнем моря им бывать не приходилось. Тот, что в костюме, ведает канцелярией наместника, тот, что в тюрбане, – начальник связи, то есть главный голубятник. Другой связи, нежели голуби, у них не признают. Голуби не простые. Индо-пакистанские высоколётные, их ещё называют королевскими. Они мгновенно набирают высоту, где ястребам делать нечего. А садятся вечером, когда ястребы уже сытые дремлют на ветках в чинаровых рощах… Но я отказался от голубятни, – повторил Ваня.

– Ты-то вообще, с какого тут боку? – возопил Тосик. – Какие-то голуби, ястребы! При чём здесь ты?!

– При том, что по их раскладу я – один из последних прямых потомков царя Менандра. Начальник канцелярии показал мне выписку из последнего, сорок третьего тома генеалогического дерева. Нас таких трое. Есть ещё один австралиец, но ему восемьдесят девять лет, и он уже не всех узнаёт. В Канаде мулат-потомок сидит в тюрьме, и сидеть ему ещё пятнадцать лет из двадцати за вооружённое ограбление и убийство… Так что… Мы сидели молча какое-то время, мороженое дотаивало в чашечках. Первым встрепенулся Тосик:

– Как же они тебя нашли?! Где северный Пакистан, и где Яннис Иорданидис… И зачем им вообще нужен потомок?

– Говорят, что прошли весь путь моих предков. Индия, Бактрия, Палестина, Константинополь, черноморская Балаклава, Севастополь, Джамбул – и вот они здесь, под Салониками…

– Давай дальше, – обречённо вздохнул сын.

– Так вот. Все новости и все распоряжения деревушка чеканщиков получает по голубиной почте. Но в последние годы у них начались проблемы… Хлопот прибавило землетрясение прошлого года. Завалило часть штолен на руднике, обрушился свод пещеры-склада… Но дело их секретное, и они по-прежнему выполняют все пункты повеления царя Менандра. Указ, украшенный царской печатью, хранится у старосты, власть которого передаётся по наследству. Молодёжь ропщет, кое-кто подумывает о долине. Молодые горнорабочие и чеканщики хотят перепрофилировать производство, изготавливать вещи, пользующиеся спросом в долине: украшения, декоративные изделия… Ну, как в России: оборонные предприятия перешли в девяностых годах на производство стиральных машин или на штамповку кастрюль и дуршлагов... Такие настроения рабочих и ремесленников передаются пастухам, сыроварам и даже стражникам. Всем им уже тесновато в древнем своём гарнизоне. Однако на кардинальные изменения требуется настоящее, царское повеление. Наместник в Читрале – всего лишь наместник и не правомочен корректировать указ Менандра.

– Что же они, выбрать себе царя не могут?

– В середине двадцатого века читральская знать с подачи наместника пыталась решить вопрос установления непререкаемой царской власти путём выборов из собственных рядов. Но в результате переотравили и перерезали друг друга… Печатка Менандра осталась невостребованной. Сошлись на том, что только легитимный правитель, наследник царя по крови смеет её принять неоспоримо….

– Так тебе, значит, предлагают царство принять?

– Ну да. Чтобы я печатку принял и продолжил дело их отцов и праотцев…

– Какое дело?! Индию завоёвывать?!

– Ну, мало ли… Монетами чтобы распорядился, производство повелел перепрофилировать… Словом, чтобы взял на себя ответственность за деревушку с рудником. Указ обновил… А то некоторые умельцы уже второй век картинки левые чеканят из серебра и сбывают их контрабандно в долину…

– И что ты им на это ответил?

– Отказался. Простите, сказал, братцы индо-греки, не могу. Не чувствую в себе мужества взвалить вашу деревню на свои плечи. Лучше уж вы мулата из тюряги выкупили бы за подводу серебра. И человеку помогли бы, и себе…

– А они? – Дали полгода на размышление. Потом явится вместо голубя их человек за окончательным ответом… Хоть я и уверял их, что всё уже решил, что поеду в Голландию штампы на бирки и буклеты лепить… Сказали: «Думай полгода…»

Ваня замолчал и задумался, глядя на Олимп, освещённый закатным солнцем. Обычно так хорошо он виден перед непогодой. Как у нас, к примеру, остров Монерон. Молчали и мы…

– Ты не мог бы назначить визирем кого-нибудь, чтобы поуправлял за тебя?

– Это кого же?

– Да хотя бы меня, – сказал Тосик. – Ты же в курсе, что мы с Николкой монеты начали собирать. А тут такой куш для коллекции! Вика бы там туризмом занялась. Отель бы построили для горнолыжников…

– Да уж, вас только запусти в мою деревню… – покачал головой Ваня. – Им царь нужен, легитимный правитель. Чтобы печатку царскую принял. А управляющих у них целая трудовая династия, из века в век… Всё-таки склоняюсь я к тому, чтобы в Голландию ещё разок съездить, поработать. Бог с ними, с подводами этими и всем остальным. Больно опасна царская жизнь. Всё время на тебя кто-нибудь покушается. А я человек комфортный, не люблю этого… Так что слово моё твёрдое – «нет»… Оставив давно растаявшее мороженое, мы вышли на набережную. Стемнело. Но фонарей в районе главного городского пирса было предостаточно и гуляющего народу – тоже.

Через несколько дней мы улетели в свои края. Прощаясь, по молчаливому уговору не касались Ваниной истории, не обсуждали её. И теперь я с опаской смотрю на перемещения мэйл-агента на мониторе. Он молчит. И я не лезу. Возможно, через полгода восстановится речь, и родится какой-нибудь нескучный диалог.

---

Комментарии читателей:

Комментарии читателей: