Александр Копп «Балкон на пятом этаже»

 

В ночь на Рождество

 

Когда он скрипку прижимал щекой 

и заставлял смычок порхать по струнам, 

мелодия казалась неземной, 

расцвечивая заоконный сумрак; 

боясь дышать, едва держа её, 

сдувал пылинки с деревянной деки, 

забыв меня в безбрежии мальком 

трепещущим, невзрачным, незаметным. 

 

Взлетая ввысь без крыльев и ветрил, 

неистовый и отрешённый, в трансе, – 

он не играл, он музыку творил, 

ей восхищался прилетевший ангел. 

Я наблюдала тонких пальцев па, 

застывших в невесомости над грифом, 

и становилась сказочно-легка 

седая ночь под чувственные ритмы. 

 

За окнами сияло Рождество: 

листы бумаги превращались в свитки, 

на город нисходило волшебство 

под снегопад и звуки старой скрипки.


 

Углём наметил    

 

углём наметил – в профиль рисовал:                  

здесь будут грудь, колени, ягодицы.         

он пробовал вписать её в овал,                          

вдруг осознал, что это не годится.            

 

тогда решил – ему милей анфас.              

красива:  … шестьдесят на девяносто!         

разлёт бровей… как передать окрас         

волос, веснушек маленького носа?                    

решив изобразить её нагой                                

на фоне звёздного ночного неба,              

старался погасить в себе огонь                          

желаний плоти, но аскетом не был…                

 

а длинноногая! 

не утерпеть! 

и с головой в пучину, в омут, с крыши!.. 

стегнула страсть горячая как плеть: 

прорвали время – в будущее вышли.   


 

Бессонница и Луна

 

Седой луны ладья вспорола облака –

умерших душ собрать оброк, каналья, вышла,

сквозь сито старых штор прокралась юркой мышью

и тьму полночную набросилась лакать.

 

Её сестра бесшумно влезет сквозь окно,

на грудь навалится сопревшим одеялом.

Растает скоро ночь, и небо полиняет.

Измятое лицо – бессонницы клеймо.

 

И липнуть будет бесконечно маета.

а стрелки на часах вмиг полетят галопом.

И, если выпадет уснуть последним лотом,

не стоит на луну с бессонницей пенять.


 

Балкон на пятом этаже  

 

балкон на пятом этаже – 

её портал в бескрайний космос.

бокал клерета и безе,

проказник-ветер треплет косы. 

бодает месяц небосвод,

плывут созвездья речкой млечной,

а август жаром обдает.

в прохладу звёздных речек лечь бы

лететь серебряной кометой,

не ждать с надеждою звонка.

ведь есть простое счастье где-то…

лишь тает след звезды пока,

что чиркнула по краю неба.

желанье загадать успев,

она глотнёт клерета – 

ей бы

звонка услышать перепев. 

и нежность переполнит сердце,

и радостно забьётся пульс:

не скрыться и не уберечься

ей от любви его.

и пусть! 

балкон на пятом этаже

скучает – пуст. 

бездонный космос

сгорел в лучах зари уже. 

им расставаться… 

скоро восемь… 



Тасуя в памяти года

 

          Она теребит одеяний шёлк,

          и карты мешает лет.

          Она говорит мне — пляши ещё,

          не время себя жалеть.

          Дмитрий Ревский

 

Ты не тасуй  в уме года

в рубашке из дождей – 

на этих картах погадать

ни бес, ни чародей

не смогут! 

 

Что их ворошить – 

не выпадет очко.

Мешать прошедших  будней  щи  – 

дурное ремесло!

 

Пока  струится по плечам

муар её волос,

пляши, ведь звёзды не молчат,

ныряя в тёмный плёс.

 

Пусть музыку струит луна,

ей вторит соловей.

Вселенная весной больна,

как лирою Орфей. 

 

Танцуй и пяток не жалей, 

пусть не паркетный пол,

пока не пролит вязкий клей 

на жизни полотно. 


 

Дай дождя!

 

Дай дождя нам, светлый ангел!

Крыши домиков омой!

Зацепись за ржавый анкер

Ты невидимой струной.

 

Белым облаком прикинься

И пари над мостовой. 

Клёны пирамиды-клинья 

Навострят под ливень твой. 

 

Запасись надежной лейкой, 

Чтоб воды хватило всем.

Пляшут струи летку-енку: 

Раз-два-три-четыре… семь!

 

Эка радость дождик летний!

Вот и радуга мостом 

Изогнулась. 

Есть примета:

Счастье едет!..

 

Подождём! 

 

 

Погоня

 

Стекала ночь в чернильное желе,

рассвет старался растопить индиго.

И крался из-за тучи луч-стилет,   

сновали тени стаей диких Динго.

 

Не смели пальмы крыльями шуметь,

да и чего махать – взлетать не нужно.

Летела клином алчущая смерть, 

когда собаки гнали жертву дружно. 

 

Уйти ли обреченной от клыков?

Собаки мчат тропой аборигенов! 

Но гонит страх надежнее хлыстов – 

вожак завоет от бессилья гневно.   

 

А солнце отодвинет черноту

и разольется по саванне дивной,

где страхи отступают за черту,                   

где прогоняют ночь собаки Динго.  


 

А у нас дожди  

 

а у нас дожди сменяет вёдро. 

разыгрались. 

в небе – чехарда.

«у природы нет плохой погоды» – 

то ли догма, то ли ерунда. 

 

на олимпе вечно воду мутят,

окуная пятки в облака. 

любят боги под рычанье лютней, 

обнимая дев, нектар лакать.            

 

захмелев, заплачут олимпийцы, 

подпирая тучами бока, – 

будут в лужах охлаждаться птицы, 

наводненьем вздыбится река.  

 

долетят до самодержцев вести – 

захлестнула муравьишек муть!

с бороной пошлют по небу ветер, 

сквозь лохмотья туч направят луч.

 

и опять жара палит нещадно,

и горят иссохшие леса. 

в поднебесье места нет для чада, 

над эдемом – вечно бирюза…

 

захотят и наградят нас градом – 

это млечный чистят ото льда. 

боги иногда размяться рады, 

сыплют манну,

а у нас – снега…


 

Свеча горела...

 

Свеча горела. Тихо падал снег. 

Сгущалась тишина, смягчая звуки. 

Деревья всласть вытягивали руки. 

Лошадка не спеша тащила кэб,

Кусая удила, и – step by step.  

 

Горит огнём, собой любуясь, ночь, 

Подсвечивая сверху путь тернистый. 

И, отражая свет, тропа искрится, 

Старается по мере сил помочь, –  

Раздвинув мрак, прогнать все страхи прочь.     

 

Свеча горит, стекает жизни воск.  

Плати быстрей! Заждался мрачный кэбмен.  

Пока твой путь не завалило снегом,

Пока ещё не отвернулся бог. 

И прячется в ветвях скромняга Босх.     

 

Гони, птенец, последний луидор!

Пусть дорог был тебе кусочек злата.  

Глянь, вдалеке горит свеча в три ватта, – 

То жизни свет, а остальное вздор!

 

Пока открыт последний коридор…

 

 

Атлантида

 

Ещё не накрыло волной Атлантиду, 

беспечно стояли у моря дома,

на хлипких балконах - предтеча корриды - 

встречались соседи. 

Об этом тома

напишут позднее. 

 

В тот памятный вечер,

лишь солнце скатилось за выступ горы,

затеплились в окнах плакучие свечи – 

последний сюжет легендарной поры.

 

Сидели коты на перилах балкона, 

мурлыча, вели непростой разговор,

что странно ведут себя пони и кони,

подъездная крыса сбежала во двор.  

 

Ещё полоскались воздушные змеи

из юбок, простынок, носков и платков,

но видно покинули добрые феи,

погрязших в пороках, забывших богов. 

 

Мгновенным ударом обрушило стены.

Взметнулись пожары под рёв грозовой.

Не выжил никто там, и тени исчезли – 

всех смыло в пучину гигантской волной.

 

…Ни стон океана, ни бриза флюиды,

а чаек прибрежных призыв услыхав,

на поиск погибшей в волнах Атлантиды

в глубины морские уйдёт батискаф.

 

 

 

 




Комментарии читателей:



Комментарии читателей:

  • Наталка

    17.03.2018 17:44:06

    Саша, я очарована. Столько воздуха, поэзии и фантазии в Ваших стихах!

Добавление комментария

Ваше имя:


Текст комментария:





Внимание!
Текст комментария будет добавлен
только после проверки модератором.