Попендикуляр

После средней школы я учился в железнодорожном техникуме. В нем были очень хорошие преподаватели. Всех их не перечислишь, но хочется сказать несколько слов о самом необычном из них.

Это, пожалуй, Бычков, он учил нас сопромату. Хорошо учил, но и на экзамене спрашивал строго.

Сопромат, принято было считать порогом, за которым начиналась взрослая жизнь. Говорили даже – сопромат сдал, можешь жениться. А все потому, что в сопромате очень много формул и понять их с наскоку очень трудно.

Почувствовать себя готовым к женитьбе хотели все, но преодолеть этот порог, и сдать экзамен Бычкову было трудно. Вот поэтому и считали сопромат такой границей – если умеешь бороться с трудностями и одолел науку, то, пожалуйста, женись. Иными словами, женитьба – это серьезный шаг к борьбе с трудностями и сдача экзамена по сопромату – это показатель твоей готовности к ним.

Но была и другая причина считать Бычкова самым необычным преподавателем. Он хорошо объяснял, много рисовал на доске и всегда сопровождал объяснение наглядными примерами. А пособием для этого была железяка-брелок, прикреплявшаяся к ключу от кабинета.

Этот «брелок» был велик не случайно. Причина была в том, что преподаватели по забывчивости могли после занятий случайно унести ключи от кабинетов домой. Однако, большая и довольно тяжелая железяка спасала их от рассеянности.

Вот эту железку Бычков и использовал, чтобы показать изгиб, скручивание, растяжение, сжатие и все остальные деформации на объект. Он так старался вдолбить в наши головы основы сопромата, что этот «брелок» заметно отличался от всех остальных таких же средств против склероза преподавателей.

Эта стальная пластина был так исковеркана, что, как говориться, брелок бы мама родная не узнала. Хотя, можно сказать, и наоборот – его бы любой узнал издали.

И еще одна особенность была у Бычкова. Слово «перпендикуляр» он почему-то говорил как «попендикуляр». Нам это не мешало, а кличка у Бычкова была им же и предложена. Она не очень удобна, но зато оригинальна.

Сквозь ночь, туман и холод

После возвращения из научной экспедиции, числа двадцатого сентября, я заявился в Университет и стал узнавать, гдемои однокурсники, в каком совхозе работают и что делать мне. На все мои вопросы был дан краткий ответ: «Поезжай в «Лесное», там наш первый курс, помоги однокурсникам в руководстве этими желторотыми и неопытными». Я быстро собрался и на следующий день был в этом пушном совхозе.

Работа наших первокурсников шла более-менее нормально. Неторопливо копали они совхозную картошку, вроде никто не сачковал, каких-либо инцидентов не было, так что и в моей помощи особой нужды тоже не было. Провел я в «Лесном» несколько дней. Успел оценить лишь достоинства меню студентов.

Прелесть рациона была в том, что им перепадали продукты, предназначенные для норок, выращиваемых в этом совхозе! А это творог – продукт не всегда встречающийся в магазинах Ленинграда.

Опять же рыба была в избытке. Правда, тогда не известная ни нашему вкусу, ни нашему слуху. Это был минтай. Кладовщик, выдававший нам большой замороженный брикет этой рыбы, размером с хорошее бревно, назвал ее: «Золотая минта».

Надо признать, что «специалисты» такого рода почему-то не всегда вчитываются в надписи и термины. Примеров много и один причудливей другого.

Так, один мой сосед, работавший на каком-то предприятии, где готовили кетчупы, называл этот продукт – «кепчут». А когда он же работал на штамповке одноразовой посуды - пивных стаканов из пластика, то верхнюю часть стакана, где должна была помещаться пивная пена, называли они почему-то «пеногаситель».

Однажды мне встретился почти коллега по работе в лаборатории физиологии морских организмов, который называл осциллограф «остилографом». Правда, и сам заведующий этой лабораторией называл ее словечком «лаболатория».

Так что «минта» - это еще не самое серьезное нарушение лексики в нашей суетной жизни. Самое главное было в том, что наши первокурсники неплохо питались, что было важнее, чем названия продуктов, перепадающих на их стол.

Работали они хорошо, но вот время, свободное от работы почему-то проводили без выдумки. Рядом с их «общежитием» находилось озеро, но почему-то туда студенты не наведывались и даже не жгли костров. Такое «упущение» возможностей в юности вообще-то мне показалось ненормальным.

На следующий день меня, однако, перебросили «на укрепление руководства» в село Бородинское. Там я встретился со своими однокурсниками Андреем и Вячеславом. Может быть, потому и хотелось деканату «укрепить руководство» студентами, что в Бородинском царил дух свободы и доброжелательства. Студенты-первокурсники работали хорошо, но умели они и петь песни у костра, и веселиться от души.

Окрестности Бородинского довольно живописны и малолюдны. В те годы эти места относились к погранзоне. Доехать до Бородинского можно было только через Мюллепельту, лишь оттуда два раза в день ходил автобус. Да и еще был один вид транспорта – железная дорога Ленинград – Элиссенваара. Но станции близ Бородинского не было, и единственный поезд проходил, не останавливаясь.

Места там были богаты грибами и рыбой. Один раз я в поисках грибов забрел на местные гранитные скалы и обнаружил необычные образования рельефа. Это были глубокие и широкие траншеи, но проделанные в граните! Кем? Какими силами могли возникнуть такие формы. Спустя почти полвека я узнал, что называется это образование грабеном. А возникли эти грабены миллионы лет назад.

Уже были последние дни сентября, когда вдруг вечером объявили – окончена наша работа, и мы можем ехать в Ленинград. Мы, естественно, быстро рассчитались, сдали наши помещения и инвентарь и тут же сообщили – мы готовы.

Подкатила машина, которая подвезла нас до станции Мюллепельто. Все быстро и радостно выгрузились, а шофер тут же уехал в родной совхоз. Возможно, он знал, что все электрички уже укатили в город, и первая будет только утром. Но мы-то не знали!

Пока нам поведали о нашей горькой судьбине, время ушло вместе с машиной. Но нам даже не хотелось в мыслях представить, каким было бы наше возвращение в совхоз среди ночи в пустое помещение, где негде голову прислонить. Нет, нет и нет, мы даже не хотели об этом думать.

Делать было нечего – но как-то надо устроиться переночевать, уже становилось холодно.

И тут подошел грузовой поезд, который направлялся в сторону Ленинграда. Я как старый железнодорожник решил – надо ехать. Рассадил всех по тормозным площадкам, проинструктировал как себя вести, велел утеплиться всем, чем только можно и тут поезд тронулся.

Мы неслись сквозь ночь, и только огни станций мелькали да звонки на переездах прорывались сквозь грохот колес. Вот уже и Ручьи, но поезд просвистел и Ручьи. Темными пригородами мы выехали к станции Нева, пресекли реку по железнодорожному мосту и остановились только на путях Сортировочной. Было уже около двух часов ночи, когда поезд, наконец, остановился.

Ура! Все доехали, все живы, здоровы и довольны. Мы вышли на какие-то окрестные улицы и стали ловить такси. В те годы поездка студента на такси была почти обычным делом. Тем более, что можно было взять машину в складчину до места, где последний рассчитывался с шофером. Через полчаса все разъехались, а мы – «руководители» с легкой душой покатили по домам последними.

Потом в Университете мне дали понять, что я сильно рисковал. Даже одна чья-либо жалоба грозила мне большими неприятностями. Студенты, к счастью, не жаловались, а некоторые студентки с первого курса даже стали мне заговорщически улыбаться и приветливо здороваться.

Тахитип и типитип

Спортсмены на нашем факультете Университета имели некоторые льготы по сдаче экзаменов и зачетов. Зачищая спортивную честь Университета, эти ребята не успевали задумываться об учебе. Свои хвосты они могли сдавать почти в любое время, но сдавать-то могли, а вот что сдавать, они не всегда даже четко представляли.

Ходила у нас на факультете байка о лыжнике, который всю зимнюю сессию прокатался на сборах и соревнованиях. В начале второго семестра лыжные соревнования закончились, и вернулся этот спортсмен в родной Университет. Достал запылившуюся зачетку и пошел искать преподавателей, чтобы сдавать зимнюю сессию, пропущенную по уважительной причине.

Нашел он профессора Шаповалова, один вид которого вызывал у меня трепет. Математика, после моей шестилетней паузы между школой и Университетом, давалась с большим трудом. Я после окончания учебы еще лет десять ночью видел страшный сон – завтра экзамен, а я еще не все приготовил к нему.

Так вот, Шаповалова этот спортсмен в глаза не видывал, и смело пошел к нему сдавать экзамен. Вытянул билет, посидел, поготовился и пошел отвечать.

Шаповалов предлагает отвечать первый вопрос – лыжник молчит и, как собака, преданно смотрит в глаза профессору.

Ш.: «Так, отвечайте же на первый вопрос билета».

С. : «Я много пропустил из-за соревнований. Не могу сразу собраться с мыслями».

Ш. : «Хорошо, подумайте еще. Впрочем, что у вас в первом вопросе билета?».

С: запинаясь, «Тахитип и т-типитип»

Ш.: «А-а, так Вы – спортсмен! Что же Вы что-то о мыслях говорите, когда на лекциях не были ни разу».

С.: «Я ходил на лекции, но редко».

Ш.: «Ну, и что вы помните?».

С.: «Точно помню, что о Тахитипе и Типитипе тогда не говорили».

Ш.: Ладно, не мучайтесь, давайте зачетку и хотя бы запомните, что это не тахитип и типитип, а минимум и максимум, написанные на латыни.

Имена и прозвища

В наших походах за грибами и ягодами мы забывали о времени. Не совсем, конечно, забывали, но бывало так, что приходилось вспоминать с заметным усилием о том, какое же сегодня число. И вот после утренней третьей охоты – походом за грибами в СомИно. Почему такое ударение в этом названии, никто не смог объяснить – СомИно и СомИно, что тут странного. Грибов там довольно много, особенно в августе, да после дождей.

Счастье в тот раз мне не изменило, и грибов набрал я много. Около 14 часов мимо СомИно проходил рейсовый автобус, на который я успел и через 20 минут был уже дома. Пока то, да се, пока разобрал грибы, поел и немного отдохнул и за всеми хлопотами совсем забыл, что сегодня 11 августа. А это – день свадьбы моих родителей. Ну как тут не поздравить маму с этим праздником. К сожалению, мой отец уже умер, но традиция поздравлять маму осталась.

До меня дошло, что надо срочно ехать в Ловец, чтобы успеть на почту до закрытия. Пешком туда час ходу и приду я туда уже поздновато. А велосипеда в том году мы не привезли. Надо искать другие варианты.

Выскочил я на дорогу – нет машин, на которых можно бы подъехать, если вызову сочувствие своими мольбами. Лариса Николаевна – наша благодетельница и хозяйка - посоветовала, сбегай к Онухрею, он должен ехать за доярками, после дневной дойки. Я узнал, куда бежать, чтобы найти их дом.

Нашел дом быстро, но там царила подозрительная тишина. Я побежал на двор – и там никого. И тут я начал звать его по имени и закричал что есть силы: «Охреней, где ты?» Никакого ответа. Я опять во двор: «Охреней, отзовись, где ты? Очень нужен!»

И тут входит женщина: «Вам кого, Онухрея?». После некоторого моего замешательства, отвечаю: «Да, его? Он ведь должен вроде бы ехать за доярками в Ловец?»

- Да, скоро поедет, а сейчас пошел за водой. Можешь его встретить, да не перепутай, его зовут Онухрей.

В Ловец я успел, но по дороге все время тянуло расхохотаться от такой моей ошибки и в то же время чувствовал вину за такую оплошность. Онухрей ведь сразу запрыгнул в свою машину, чтобы нам успеть на почту до ее закрытия. Это тебе не Охреней!

Видусовские обыватели находили очень меткие имена, почти прозвища. Часто они были настолько необычны, что мы диву давались. Так, у нашей соседки имя было странноватым – Лёшиха. Со временем имя не только примелькалось, но стало выглядеть совсем обычным, без каких-либо подтекстов. Но когда вдруг умер ее муж – Леша, то Лешихой соседку стали звать реже. И только тогда до меня дошло, как до того жирафа, что Лешиха – это жена Леши.

Другой сосед имел фамилию Обухов, но звали его ласково – Обушок, а жену – Обушиха.

Марфа – чистенькая, обаятельная и участливая старушка была переименована в Марфутку. А самого доброго, в детстве пострадавшего от войны, Колю Коптелова так и называли полным именем. Возможно, чтобы не обидеть этого необычного человека.

А фамилия этого нашего родственника – Коли Коптелова, после того как мы стали с ним вместе коптить рыбу, стала понятной и говорящей.

Так что правил особых не было. Но имена-прозвища были у многих и все несли тот или иной потаенный смысл.

Бывший в войну полицейским Тимин так и сохранил свое «почетное» - «полицай». Хорошо, что об этом не прознали «компетентные органы» - туго бы пришлось Тимину.

Часовщик

Профессия часовщика, среди прочих видов работ, в детстве казалась очень интересной. Но пока ребенок растет, он видит множество других, почти волшебных занятий человека, и о некоторых из них он мечтает, как о невероятном счастье а других постепенно забывает.

Но одной из первых таких специальностей для меня был не часовщик, а мороженщик. На ближнем от нашего дома конце бульвара стоял киоск, ларек, а точнее голубая будка с надписью «Мороженое». Там поочередно работали женщина и мужчина. Для мужчины работа мороженщика – это не совсем обычная профессия, но возможно, этот мужчина был либо мужем продавщицы мороженого, либо он работал на этом месте по причине ранения – на левой руке у него не хватало трех пальцев.

Именно, ловкость этого продавца меня и восхищала. В те далекие времена порцию мороженого готовили на твоих глазах. Этот мороженщик был очень веселым человеком. С шутками и прибаутками он брал деньги у нас – детишек. Затем в свою искалеченную войной левую руку он вставлял особую формочку с круглой жестяной чашкой на верхнем конце. На дно чашки он укладывал круглую вафлю, а потом сверху накладывал и утрамбовывал мороженое, доставая его ложкой из большого жестяного стакана или бидона. Сверху на мороженое накладывалась еще одна вафля.

Эти вафли были двух видов. Одни были обычными рифлеными в клеточку, а вот другие вафли, те, что накладывали на порцию мороженого сверху, на своей поверхности несли отпечатанные имена, чаще женские:Аня, Катя, Соня и другие. Мороженщик узнавал имя покупателя и, если удавалось, то продавал ему «именное» мороженое.

Извлекал продавец мороженое из этого устройства довольно легко. Для этого надо было нажать на стержень, торчащий внизу формочки.

И вот порция в руках покупателя и дальше этот счастливчик начинал слизывать это чудесное изделие нашего Гормолзавода. Это всегда было незабываемым событием.

Мне мороженое очень нравилось, и я долго мечтал, что когда вырасту, то буду тоже мороженщиком. Особенно меня интересовала судьба непроданного за день мороженного. Ведь, чтобы оно не пропало, его должен же кто-то съесть.

Но время шло, и новые впечатления позвали меня к иным романтическим воплощениям на жизненном пути. Таким толчком была встреча с одним из друзей моего отца – с Викторм Савиловым. Он работал часовым мастером и рассказывал интересные случаи из опыта общения с клиентами.

Мне нравилась его профессия – работа с мелкими деталями в точных и деликатных механизмах. Восхищала его способность найти неисправность в часах, исправить ее и помочь людям в сложной ситуации. Ведь часто в семье были только одни часы. А жизнь без часов – это уже не жизнь, а одна сплошная невзгода.

Мне становилось ясно, что часовой мастер – очень нужный человек в человеческом обществе. Правда, я не знал пока, где можно выучиться на часовщика и отложил эту возможность «на потом», когда закончу школу.

Но потом после рассказа Виктора Савилова об одном курьезном случае прелесть этой профессии немного уменьшилась.

Пришла однажды к часовщику дородная дама с будильником, упавшим со стола. Мастер открыл механизм «народного хронометра» и на стол выпала пара деталей. Он объяснил, что поломка серьезная – сломан маятник, но пока нет таких запчастей. Часовщик пытался объяснить хозяйке, что ремонт будет стоить почти, как покупка нового будильника.

Но хозяйка, а теперь уже клиент, взмолилась: «Не могу без этого будильника – он мне дорог, как память. Я его вам оставлю, вдруг вы найдете детали».

В.С. – человек добрый и участливый – поспрошал у друзей и коллег и все-таки оживил ценный и памятный механизм.

Хозяйка пришла уже через день и сразу спросила: «Вы не уделали мои часы?»

В.С.: «Это не я их уделал, а Вы».

Хозяйка: «Как это я? Я, что, вам часовой мастер? Да я даже не знаю, что у них внутре – тикают и ладно. Так будут ли они ходить, вы их уделали?».

В.С.: Я их отремонтировал, а вот если вы их ломаете, то это вы их уделываете!

Х. – Что это вы меня учите, как говорить. Я, к вашему сведению, учительница начальной школы и сама знаю, как говорить. Я хочу написать на вас жалобу. Дайте жалобную книгу.

Этот вопль ущемленной души Виктор Савилов переписал и показал нам.

Жалоба

Я. Сидорова Зинаида Готфридовна, учительница начальных классов школы № ХХ, была оскорблена часовым мастером В.С., который вместо того, чтобы ремонтировать мои часы, учил меня русскому языку. А я, привыкши говорить слово «уделать», вместо слова «сделать», потому что слово «сделать» считаю безобразным и непристойным.

Прошу наказать часового мастера В.С. по всей строгости закона.

В чем и расписуюсь: Сидорова Зинаида. 16 декабря 1952 года

Мы от души повеселились, читая этот шедевр. Но свое замечание в трудовую книжку Виктор Савилов все-таки получил.

Спустя лет пятнадцать или двадцать, когда у моих сверстников появились дети, я встретился с мальчишкой – первоклашкой, который в сочинении своей любимой назвал профессию - «чисафщиг».

Потом этот мальчишка вырос и почти воплотил свою мечту в жизнь. Только стал он врачом скорой помощи.

Но ведь есть что-то общее в том, что он хотел реанимировать часовые механизмы, а стал возвращать к жизни человеческие организмы.

Загадки меню

После того как нам – Институту биологии моря - выделили чуть ли не половину нового здания, мы начали новую жизнь. Теперь у нас был хотя бы один письменный стол на двоих. Каждая лаборатория стала обладать чуть ли не королевскими апартаментами – одной или двумя большими комнатами.

В прежних помещениях, где мы помещались до новоселья, теперь открылась столовая, библиотека и другие не менее нужные заведения.

Открытие столовой было заметным событием. Отсутствие ее при прежней тесноте казалось естественным явлением. Поэтому после начала ее работы, народ почувствовал себя почти богоизбранным. В столовую ходили, как в ресторан, ну, в крайнем случае, как в кафе.

Готовили там хорошо, и быстро народ привык к удобствам, поэтому в столовой почти постоянно толпилась очередь человек из пяти. А если возникала очередь, то появлялась возможность поговорить от души о наболевшем, обсудить последние известия из разных источников, рассказать и послушать свежие анекдоты.

Вообще-то «культура» очередей советских времен требует особых исследований и страниц повествований. Но сейчас речь идет о другом. На стене при входе в столовую вывешивали меню для удобства нас - посетителей. Каждый день меню приносило новые «шедевры» поварского искусства.

Время семидесятых лет прошлого века – это время Брежнева. Время, когда думали одно, говорили другое, а понимали третье. Время, когда примой была Пугачева, бардами были Высоцкий, Окуджава и Галич. Гайки власти закручивали изо всех сил, но эти горе-слесари не понимали, что тем самым ускоряют свой конец.

Поэтому даже изучение меню давало поводы для раздумий. Так, загадкой оказалось новое блюдо: «Суп б/м на м/б». Долго строили гипотезы, но когда кто-то первый взял этот суп, то быстро понял, в чем хитрость. Оказалось, что это жиденький супчик без мяса, но на мясном бульоне.

Другой особенностью меню оказались «украинизмы», проскакивающие в некоторых названиях блюд. Картопля, буряк, огирки – выдавали с головой национальность главного повара. Но на качество и вкус пищи никто не жаловался, поэтому, когда читали «Риба з картоплей» никто особенно не мучился с переводом. Зато тем для обсуждения появлялось много.

Вот только почему-то рыбы в Приморье было маловато. Камбала, терпуг и треска – вот, пожалуй, и все изобилье морепродуктов. Такое уж было время.

Но вспоминаются теперь не эти «отдельные недостатки» или «издержки», как их иногда называли, а аромат молодости, привкус здорового авантюризма и ощущение бесконечного счастья, которое ты делаешь сам, но не благодаря обстоятельствам, а вопреки им.

Как найти скорняка?

Многие мои сверстники любят что-нибудь смастерить своими руками. Или даже хотят освоить новую область человеческой деятельности. Чаше такие позывы обусловлены не праздным любопытством, а откровенной нехваткой денег.

В не очень далекие советские времена желание поправить свое финансовое состояние имелось у многих, но легально это было осуществить довольно трудно. Хотя бы потому, что подзаработать можно было только со справкой из отдела кадров с основного места работы. А там сидели такие зубры, что и ходить туда было бесполезно – не дадут они никакой справки.

Поэтому многие об этой возможности только мечтали, а самые настырные и упрямые осуществляли свои желания, но осторожно, тайком.

Женщины – шили, вязали, учили неучей, печатали на машинке, разводили кошек и собак, нянчили чужих детей или ухаживали за немощными стариками. В крайнем случае, заводили состоятельных любовников, но это способ мало кому удавался. Все приемы улучшения благосостояния женщин сразу и не перечислишь.

Мужчины имели заметно больший спектр возможностей. Это объяснялось высокой потребностью советского народа в сфере технических услуг.

Слово «сфера» говорит о глобальном масштабе проблемы. Дело в том, что почти все, что должно было играть, в смысле, проигрывать, показывать, крутиться или, проще говоря, работать, часто отказывалось это делать. Но всегда были мастера, которые могли отремонтировать своими, действительно, золотыми руками почти все. Недаром в народе они назвались «Кулибины».

Мужчины осваивали, что называется смежные профессии: фотокорреспондент шел в свадебные фотографы, слесарь-сборщик в ювелиры, геолог в обработчика полудрагоценных камней, зоолог в скорняки, медик в акупунктурщики или массажисты, да мало ли кто куда шел. Просто почти все крутились в поисках дополнительного заработка.

Поэтому все искали нужных специалистов, если возникла та или иная проблема. Если кому-то нужно сделать евроремонт ванной, отремонтировать видеомагнитофон или телевизор, поставить надежную пломбу или достать мясо или рыбу к празднику, то надо было в разговоре высказать эту проблему и спросить, кто знает такого мастера. Через минуту-другую тебе продиктуют адрес, а то и телефон и сообщат, что сказать и от кого ты к мастеру обратился.

Это была своего рода конспирация. Мы все были немножко партизаны или подпольщики. Недаром эта область экономики носила название теневой. Власти же вместо того, чтобы легализовать эту обширную область услуг, старались на любого умельца-специалиста наслать фининспектора или участкового милиционера, наказать его рублем, а то и засудить на год-другой.

Однажды вечером нам позвонил хороший знакомый с просьбой помочь в довольно необычном вопросе. Он ехал вечером на машине и увидел на обочине сбитого то ли барсука, то ли енотовидную собаку. Этот знакомый был строителем и все знал о сооружении и ремонте зданий, а также о любых стройматериалах, но ничего не понимал в том, как снять и выделать шкуру зверька.

Мы, как могли, объяснили, что следует сделать со зверем, и к каким специалистам обратиться. Время на дворе было уже давно постсоветское. Поэтому мастеров и умельцев по выделке шкур было много. Интернет был у многих, и мы посоветовали там поискать скорняков.

Через полчаса снова звонит этот знакомый, но ничего не говорит по телефону, а только дико хохочет и говорит что-то не совсем членораздельное.

Наконец, мы поняли, что он в интернете задал вопрос: «Как снять шкуру?» После этого ему посыпалось такое количество предложений и такое разнообразие вариантов и всевозможных советов, что он был вынужден отключить ноутбук. Компьютер просто захлебнулся в потоке информации.

Так что даже в век компьютеризации некоторые бытовые проблемы все еще лучше решать в обычном разговоре со знающим человеком. Что мы и сделали с помощью обычного сотового телефона.

Из бедолаги барсука получилась хорошая шапка. А наш знакомый стал более осторожен с формулированием вопросов в поисковых системах интернета.

---

Комментарии читателей:

Комментарии читателей: