Ты знаешь, парень, за мной придут

Ты знаешь, парень, за мной придут -

За каждым приходят в срок,

 

И будет дело и будет суд,

И пара последних строк.

Но прежде выкрика: На расстрел!

Под хлопанье дружных рук,

Прежде чем ангел с вязанкой стрел

До уха натянет лук,

Намного раньше еще, в пургу,

В февральскую злую ночь

Я встречу тех, перед кем в долгу,

Кому не успел помочь.

Кому не хотел... не хватило рук...

О ком позабыл... не знал...

Мне будет тесен их горький круг,

Но круг их не будет мал.

И скажет кто-то (быть может я)

На всех языках Земли:

"Простите люди (враги, друзья),

Простите, за мной пришли."

И может даже (примерно треть)

Простят, разыграв кино,

А Костик и Сашка скажут: "Петь,

За нами пришли давно..."

Меня поторопят, потом толкнут -

Порядок не зол, но строг,

И будет дело и будет суд,

И пара последних строк.

Спасибо ангелу и стрелку -

Он вычеркнет лица прочь...

 

Встретимся, парень, потом... в пургу,

В февральскую злую ночь...

 

 

А парашют раскрылся под землей

А парашют раскрылся под землей...

Хотя бы так. Спасибо и на этом!

Обычный вечер, смешанный с зарей,

Захлопнулся за брошенным поэтом.

 

И сослепу к нему пришли кроты,

И тихо клали маленькие лапки

На грудь и лоб. Посланцы темноты -

Кроты имеют странные повадки.

 

Не доставало нескольких вещей...

Начать с оркестра - не было оркестра:

Тарелок, труб, гармошек... скрипачей.

Чудной не пританцовывал маэстро.

 

Не приближались очередью рты,

Наполненные грустными речами,

Зато кроты, зато кроты - кроты

С печальными-печальными очами!

 

И маленькие лапки на груди,

На теле, в парашют смешно одетом.

Не торопись ругаться, погоди...

Хотя бы так. Спасибо и на этом!..

 

 

Буйное

Во дворе трава, на траве дурдом,

В голове слова, но слова - потом.

А в руках ослоп. Раззудись плечо!

Пусть не пуля в лоб, но и так ниче!

 

Эх, душа горит в конуре пустой!

Погоди, старик, в стороне постой -

Зашибу а то. Отойди с пути,

Мне ведь от и до по нему идти.

 

В голове слова, но слова не страх!

К черту голова! - Если в головах

Смерть стоит с утра, улыбнув клыки.

Нет, слова не страх - воздух, пустяки.

 

Я забыл про мир на чужой войне,

Как прилежный мим - онемел вдвойне.

Словно в горле ком тишина стоит,

Мне не мир кругом - духота, старик!

 

Раззудись плечо! Крутанись ослоп!

Мне бы что еще... Посильнее чтоб...

Чтобы через край... Выплеснуться вмиг...

Говори - валяй. Постою, старик.

 

Сверим ордена - ты герой, кажись!

Кончилась война, как жилось? Скажи!

Столько душных дней, столько тишины

От войны твоей до моей войны!

 

Расскажи, на кой нам геройский дух?

Я - с одной ногой, ты пришел без двух.

Говори - валяй. Я стою, стою...

Если это край, значит - на краю.

 

 

Не высмотреть звезд

Сегодня в город возвратилась зима.

И снегопад, и этот хмурый февраль...

И эти серые, как небо, дома,

И эта тусклая, как небо, печаль.

Переполох среди несонных тетерь -

Поднялись в небо нарезать виражи,

Похоже, в душу постучалась метель,

А может, вырвалась метель из души.

Прибалты с ляхами увязли в снегу,

Но с ними опытный идет проводник.

Прибалты с ляхами, в такую пургу

Он вас не бросит, не оставит одних!

Пришла депеша и доставлена в рай,

В конце депеши вопросительный знак,

Мол, на Земле разбушевался февраль,

Мол, так и надо или что-то не так?

Ответа нет... Зато ответил матрос,

Проспав заутреню, прохлопав намаз:

Сегодня в городе не высмотреть звезд,

Поскольку звездам как всегда не до нас...

 

 

Но ведь что-то там все же должно быть

Но ведь что-то там все же должно быть!

Пусть не так, как в книгах, не как в кино,

Ну пускай, непохожий уклад, быт,

Ну хоть что-то, хоть что-то должно, должно!

 

Ну допустим - допустим! - что нет врат,

Лишь котлы рядком; разевают рот,

Но ведь если котлы, да к тому же в ряд,

Значит кто-то к котлам придет, придет!

 

Может статься, что просто темным-темно,

Духота и сырость, комар жужжит,

И никто никогда не приходит. Но

Хоть комар, хоть какой-то, а все же жив!

 

Ну зачем бы, скажите, нам стали врать?

Может, разве неточность... А врать грешно!

Ну допустим - допустим! - что нет врат,

Но хоть что-то остаться должно, должно!

 

 

У края на краю

У края на краю,

Как яблоко-урод,

Висеть почти в раю -

В трех сучьях от ворот.

 

Качая телеса,

Издать прикольный стук,

Тревожить небеса

Да яблоневый сук.

 

Пусть треплет ветерок,

Как нервы бюрократ,

Пусть треплет ветерок -

Пусть балуется, гад!

 

Пусть донесет извне:

"Тугие ворота

Не отворим, зане

Стучишься не туда!"

 

И подавляя: "Блядь!",

Хотя и не с руки,

Качаться, размышлять,

Что ноги коротки.

 

Что шея на петле

Затягивает срок

Висеть навеселе,

Качаясь между строк.

 

Болтаясь, смеха для,

Надеяться - а вдруг

Надорвана петля

Или подпилен сук.

 

Потом включить iPod...

Румяный здоровяк,

Как перезрелый плод,

Который ест червяк.

 

И сделав вид, мол, нет

Тоски - отличный вис!

Не упустить момент

И оборваться вниз.

 

Упасть покрепче так,

Так чтоб наверняка,

И пусть внутри червяк -

Не жалко червяка.

 

У края на краю,

Как яблоко-урод,

Упасть почти в раю

Совсем не в райский рот.

 

И смачно захрустев,

Последний бросить взгляд

На тех, кто не успел

И все еще висят.

 

 

Трамвай

Идет трамвай до станции конечной,

Несет трамвай нетрезвого меня,

И надо бы о чем-нибудь о вечном...

Но думается всякая фигня.

 

Качается в окне полночный город,

Он съел людей - ты рот не разевай!

Он и тебя уже проглотит скоро.

Качай меня, укачивай, трамвай...

 

Смотри - труба! Не платят на заводе,

А вот дымит... Загадочен завод!

И почему-то в голову приходит,

Что выдох-вдох - банальный выход-вход.

 

Как в кинозале. И не нам тягаться

С киношником всесильным. Не суметь!

Мы рождены в массовке потолкаться,

Подергаться и в кадре замереть.

 

Какой билет? Обидели поэта!

Ну и деньки (Запомнить о деньках!)

Будь при деньгах - купил бы вам билеты,

Но получилось, что не при деньгах.

 

Трамвай, не стой! Я не сойду - доеду...

Конечную поймаю на живца...

Трамвай пустой, нетрезвому поэту

Так хочется доехать до конца!

 

 

Это осень

Желтый лист расшибет лобовое стекло

И навылет прошьет подреберье. В тепло

Как заточка вонзится осенний сквозняк.

Это снится мне... Снится. А будет не так.

 

Просто осень в башке. Дождик нуден и част.

Постоим налегке в этот гибнущий час.

Папироса... (дымок истончился, иссяк).

И береза. И желтые бритвы висят.

 

Это осень цепная (а ну, в конуру!),

Это осень залает на зимнем ветру,

Это желтые бритвы сгребают метлой,

Это отзвуки битвы - неведомой, злой.

 

 

Последний кентавр

Я взял из багажника лук и колчан

С последней, такой одинокой стрелою,

Чуть-чуть на ладони ее покачал,

Чуть-чуть оперенье поправил рукою.

 

Макнул острие в ядовитый отвар

И лук натянул в направлении бара,

Туда, где последний, уставший кентавр

Уставшую медь убирал с тротуара.

 

Он глянул на небо, потом на меня,

Сказал: А ты знаешь, пожалуй, приспело.

И я ощутил холодок от огня,

Который сжигал его тесное тело.

 

Когда он упал, зашуршала листва,

Прошел шепоток протокольно-бумажно,

Я, кажется, даже расслышал слова:

Последний кентавр, а вот дворник неважный.

 

Потом хлынул дождь, я подставил воде

Рубцы и царапины прожитых миссий,

И долго растерянно в небо глядел,

Как дворник, убравший последние листья.

 

 

Время

* * *

Идут часы, расшатанные нервы

У времени рождают нервный тик...

Я чувствую, что в чем-то еретик,

Когда пытаюсь вспоминать... Наверно,

Я что-то вспомню как-нибудь не так,

Как мой ровесник - стершийся медяк.

Идут часы, и тикают вопросы...

В шесть лет, найдя на кухне папиросы,

Я белый дым по комнатам гонял

Не хуже, чем жрецы на зиккуратах,

Мне карта с пачки "Беломорканал"

Казалась тайной картою пиратов,

На счастье мне утративших ее

В сражении, а может, позабывших...

Стучит зубами время о погибших,

О гибнущих и тех, кому еще

Погибнуть уготованы причины,

О тех, что меж собой неразличимы,

Когда на них глядишь через плечо.

 

 

 * * *

Идут часы, стучат колеса, поезд

Разглаживает Северный Урал.

Курящий трубку, ржавый мегаполис

Остался где-то к югу. Я украл

Глоток его отравленного дыма.

Порой отрава так необходима!..

Бегут минуты, цокают копыта,

В болоте мокнут трупики берез,

И каждая пытается до слез

Поверить, что она не позабыта.

Попробую... но угасает пыл -

Я каждую практически забыл.

 

 

 * * *

Идут часы, заходят в богадельню,

Дают бумагу - гербовый лоскут,

И вот уже кого-то волокут

В коляске инвалидной. Крест нательный

В запале сорван и обронен в грязь,

Те, кто остался, смотрят веселясь

Как черный воронок летит к Морене,

Тех, кто остался, миновало время

На этот раз. И кажется слепцам,

Что избежали вовремя угрозы...

Среди толпы задумчивый пацан

Болото вспоминает и березы...

 

 

Цыганская поэтическая

Ходит в небе конь, бубенцом звеня,

По горячим ступает звездам,

А цыган всегда уведет коня,

Даже если совсем не просто.

 

Скрипка старая увлекла в минор -

Тихий омут смычком тревожит,

А цыган - не вор... Нет, цыган - не вор!

А цыган без коня не может!

 

Бубенец затих, не видать огня,

Все, что теплилось, то погасло,

Ведь цыган всегда уведет коня,

А поэт уведет Пегаса.

 

И поэт за крылья его тряхнет,

Не поможет - с цыганом вместе...

И напишет стих, а цыган споет,

Под гитару споет невесте.

 

Скрипка старая, подхватив куплет,

Тихий омут смычком тревожит,

А поэт - цыган, а цыган - поэт,

А поэт без любви не может!

 

 

Про фею

В отдельно взятом дворике, крест-накрест позабытом,

В оправе серой утвари улучшенных пещер.

Без лишней там символики - но крылья не отбиты! -

На пьедестале - шутка ли! - стоит не пионер.

 

Наверное обидели и вас, товарищ Сталин?

Не вам в военном кителе стоять на пьедестале.

Пусть пьедестал копеечный, но в снег, буран и дождь -

Там маленькая феечка, а не великий вождь.

 

Мужик - торговец нимбами, противник блока НАТО,

Подходит озадаченно и смотрит снизу ввысь.

Решает: как бы ни было - наверно так и надо,

И кем-то так назначено, в ком ты не усомнись.

 

Подходят стайкой дворники - отборные детины,

Они в забытом дворике почти непобедимы.

И закурив на холоде, судачат: Хоть убей,

Но пьедесталы в городе, вобще-то, не для фей!

 

Двор полнится идеями: Упала с самолета?

Крылатая красавица наткнулась на орлиц!

Как там бывает с феями? Быть может ждет кого-то?

А феям полагается не кто-нибудь, а принц!

 

Но только взять-то где ж его? Пускай не из столицы!

Хоть конного, хоть пешего, хоть плохонького - принца!

И даже к дню рождения - ни шпаги, ни копыт,

Ведь дворик, к сожалению, крест-накрест позабыт.

 

Вот тетенька в футболочке, с военной подготовкой,

Расскажет мужу-увальню про цели и момент -

Что надо все по полочкам, научно, с расстановкой,

А если щелкать клювами - опасный прецедент!

 

И дворники не щелкают, придумали затею -

Прикрыть лохматой елкою загадочную фею.

Тихонько шепчут жители - мол, как-то ни к селу,

Мол, елка подозрительно похожа на метлу.

 

В отдельно взятом дворике ни фей, ни елок - дырка,

Украсть в России долго ли? Масштабы не важны!

Мужчины-алкоголики бьют в грудь себя бутылкой,

Божатся, что не трогали и были не пьяны.

 

Живем как в глупом ролике, кляня сценарий всуе,

А дети в хмуром дворике смеются и рисуют.

И с детского рисуночка глядят на нас всерьез

Крылатая Снегурочка и Дедушка Мороз.

 

 

Москвичам не понять

У театра старик в полинялой рубашке гранатовой

Выставляет полотна без толку опять и опять.

Как живут на Руси без Арбата, без Маши Арбатовой

Москвичам не понять, москвичам ни за что не понять.

 

Не понять в этом городе грязном, холодном, бесбашенном

Как чернеют пронзительно в поле безлюдном следы.

И ведут сквозь сугробы к могиле с крестом неокрашенным

С полустертою радостной датой и датой беды.

 

Прилипают под вечер к экрану незрячие зрители

И жуют бутерброды под байки про Родину-Мать

Почему они гости в России, а вовсе не жители,

Москвичам не понять, москвичам никогда не понять.

 

 

Ночь, от ветра воют двери

Ночь, от ветра воют двери,

Перепачканный ротвейлер

Не на смех, не на забаву

Роет истово канаву.

Двери охают и воют,

Грубый ветер их ногою

Открывает, закрывает.

Двери воют, кто-то лает.

Не ротвейлер - тот все роет,

Не могу найти простое

Объяснение приметам.

Не могу найти при этом

Нож. С ножом бы было проще,

Ветер бешенно полощет

Занавески в дырках окон,

Кто-то лает. Хоть бы сдох он!

Ничего не понимаю,

Тот, кто-лает, может, знает?

Бродит ветер, двери воют,

А ротвейлер роет. Роет!

Как найти тропу в угаре? -

Через истину в бокале!

Озаренье, вспышка света! -

Ведь на самом деле это

Бродит ветер, воют двери,

Кто-то лает, а ротвейлер

(Им, ротвейлерам, под силу!)

Хочет выкопать могилу.

Вроде все предельно просто.

Но ... зачем такого роста?

 

 

Они из соседних миров

Они из соседних миров - из подвалов,

Их рвет на лоскутья пурга,

И что-то их ночью сегодня позвало

Собраться втроем у ларька.

 

Но что - непонятно. Тепло батареи

Не здесь - белый пар вдалеке.

Стоят и моргают, и смотрят, дурея,

На лампу на ржавом шнурке.

 

Качается лампа, качаются тени,

Шатаются мысли - невмочь.

Смешно - у троих недостаточно денег,

Чтоб выпить в тревожную ночь.

 

Что делать? Уходят. Пора восвояси,

В пещерную теплоцентраль.

Уходят, качаясь, а лампа не гаснет,

А в лампе звездою спираль.

 

Болтает шнурок полоумной звездою.

Немытые тени. Укор.

В январской пурге растворяются трое -

Гаспар, Бальтазар, Мельхиор.

 

 

Пепел

Над трубой появился дымок,

Затянули отходную дьяконы,

Этот парень - он многое мог,

Только пепел у всех одинаковый.

 

Что не мог - это бросить лассо,

И стрелок никудышный и аховый,

Не японский солдат, не Лазо,

Только пепел у них одинаковый.

 

Между чертом и ангелом жил,

Выбирал... Поиск истины, якобы,

А потом в одночасье решил,

То что пепел у них одинаковый.

 

Все не верится нам, дуракам,

В то, что мы под копирку налеплены,

Но плывут и плывут облака,

Как и мы одинаково пепельны.

 

 

Расшумелись за окном тополя

Расшумелись за окном тополя,

Снова ветер на лету стопорят,

Машут ветками в оконный проем,

Я на кухне, и в разгар сентября,

Я один, со мною два стопаря,

Значит мы на самом деле втроем.

 

Извивается натруженный мозг,

Пара спичек ... - как логический мост,

Тяжело когда совсем без моста,

Риторически дымится вопрос,

Холодильник заурчал - это тост,

Холодильник неплохой тамада.

 

Я почти-что капитан корабля,

Грызуны сегодня странный обряд

Совершили, робко уши прижав,

Убежали.

И в разгар сентября,

Я один, со мною два стопаря,

Я встаю -

у нас брудершафт.

 

 

Родина

Тебе, мой край, поклон земной.

Здесь пахнет жмыхом и овином,

Здесь жирный гусь с гусиным сыном

Гуськом идет на водопой,

И сало капает тропой.

 

Здесь под хвостом орет вожжа,

Поют собаки подзаборно,

А дед Семен не ест попкорна

И кроет матерно США,

Глотнув чуток для куража.

 

А дед Семен живет один,

Он до сих пор хранит гранату -

Да мало ли, вдруг будет надо?

В Столице не был. Ржет: Ну блин!

Зато в войну он брал Берлин.

 

Прорвался голос малыша:

Здесь русский дух, здесь ... (многоточье)

Здесь столько, что скупые строчки

Затупят штык карандаша.

И где-то здесь ... моя душа.

 

 

Собака

Ночь. За окошком тонет

Месяц - не хочет плыть.

Собака осталась в доме

Собака устала выть.

Собака глядит на месяц

С древней тоской дворняг,

И слушает звуки лестниц,

И ловит носом сквозняк.

Потом, поглядев на фото -

Она, и хозяин там -

Пойдет и нальет - всего-то! -

Каких-нибудь двести грамм.

Грянет на кухне выпью,

Пугая соседский люд,

Отставит стакан, не выпьет,

Собаки - они не пьют.

Выйдет во двор: Прохожие,

Звездочки сигарет,

И не замечая кошек,

Будет стараться след

Взять. Впереди - награда

За месяц, ночь и  мороз:

Больничный покой. Палата.

В ладошку холодный нос.

 

 

Пальто и конь

Заходит конь, снимает пальто,

Проходит мимо столов, ребят,

И вроде так не глядит никто,

Но исподтишка глядят - глядят!

А он на них не глядит - идет,

Садится, копытом делает знак,

И кто-то бежит и что-то льет

И шаркает ножкой вот так... и так.

 

- А знаешь - он говорит - пацан,

Как завывают ветра погонь?

Когда надежду несешь бойцам,

Вдыхая пули, штыки, огонь.

А как смеется наотмашь сталь?

Как поднимаешься на дыбы,

И понимаешь, что выше стал,

Что стал превыше смешной судьбы!

 

Тут конь встает, срывает пальто -

Безумный образ в дыму кадил,

И бешено мечет его на то,

В котором только-что заходил.

Ребята долу отводят взгляд,

Кто нервный - тискает пистолет,

Чуть слышен шепот среди ребят:

В пальто не страшен... Опасен... Нет...

 

Ты знаешь, парень - а небо жжот!

На дурака ведь не нужен нож!

И он смеется, почти-что ржет:

Чего мараться - возьми стреножь!

Потом он с вызовом ищет взгляд,

Но вроде так не глядит никто...

Уходит... Мимо столов, ребят...

Уходит так, как пришел - в пальто...

 

 

 

Негрустное

 

Поездка

Мы ехали молча, играла пластинка,

Троллейбус на горной дороге трясло,

И пел, заикаясь, по-моему Глинка,

А может Чайковский. Он пел про весло.

 

Про то, как сжимая в ладонях шершавых,

Веслом протыкаешь семнадцатый вал,

Дрожал и вибрировал голос картавый,

Что он заикался, уже я сказал.

 

Но он заикался от горной дороги,

Сбоила пластинка, совсем не певец!

Он, судя по голосу, был одноногий,

Почти как Кутузов - солдатский отец.

 

Я сделал потише. Пластинка не смолкла,

А стала погромче, как будто в укор.

От гневных куплетов полопались стекла,

И я догадался - поет-то шофер!

 

Я только с трудом удержался от крика,

Ну разве не ужас, когда в Новый Год,

Шофер - одноногий, картавый, заика -

По горной дороге троллейбус ведет?

 

Нельзя было медлить - шофера я скинул,

Я знаю педали, и это спасло,

И слышалось долго, как сзади мне в спину,

Картавое эхо поет про весло.

 

 

Антистрессовое

Чтобы снять накопившийся стресс,

От забот хоть немного остыть,

Убегу я в березовый лес,

Как бизон приминая кусты.

 

Под ракитой, осиной, сосной,

Под рябиной, ольхой отдохну,

Повалюсь на ковер травяной,

Аки сокол ногами взмахну.

 

Упадут на меня небеса,

Освежая сознанье мое,

Может, мимо проскочит лиса,

Может, плюнуть успею в нее.

 

Будет дятел, дупло и грибы,

Белки-Стрелки да пьяный лесник,

Но не будет молвы и толпы,

Труб железных и дыма из них.

 

Посредине зверья и жнивья

Обойдемся без тех, кто непрост,

Тех, которым все время шлея

Попадает под задранный хвост.

 

Чтобы снять этот чертовый стресс,

Успокоить расшатанный нерв,

Убегу я в березовый лес,

Только вы не бегите - я перв...

 

 

Я ловлю метеориты

Ввечеру раскинув невод,

На понтах - с жабо, побритый...

Под раскрытым настежь небом

Я ловлю метеориты.

 

Пусть твердят кривые совы,

Мол, не пьян - а хулиганит!

Что мне эти совы, к слову?

С их куриными мозгами?

 

Что мне менторские нотки,

Наставленья, назиданья?

Я ловлю рукой ошметки

С мясорубки мирозданья!

 

Да, рукой! И к черту невод!

Невод, старика и рыбу!

Если даже глыба с неба -

Я поймаю эту глыбу!

 

Чтобы при раскопках, после,

Кто-то грязный и небритый,

Надо мной склонившись, бросил:

Он ловил метеориты...

 

 

Типа басня

Под песенки цикад, под стук кукушки на суку

Паслись коровы и пастух на пойменном лугу.

Была идиллия чиста, как помыслы стрекоз,

Как совесть белого листа... Но не хватало коз.

Пастух и думать не хотел про коз - невмоготу,

А все дудел, дудел, дудел в пастушечью дуду.

Ложились тени, поборов невинные стишки,

И поползли среди коров тревоги и слушки:

Мол, сделав странное лицо (се правда, а не вздор),

Кукушка кинула яйцо в осиное гнездо,

Мол, осы, крылья распластав, летят ни так ни сяк,

И это тоже неспроста, и се недобрый знак!

........................................................................

Цикады продолжали петь с усердием осла,

Но ветер озверел на треть, и туча приползла.

И стало так не по себе коровам на лугу,

Как будто гвоздь торчит в судьбе, как будто нож в боку,

Как будто бы к зиме - ого! - провален сенокос!

И это все из-за кого? Из-за каких-то коз!

Коровам кажется уже: пастух совсем не тот -

Не за того, кто есть в душе, себя он выдает!

Наверняка в кустах котел (а может речь о двух!),

Наверняка развел костер обманчивый пастух!

Недаром приподнялся он, недаром морщит нос -

Наверняка в котлах бульон, наверняка из коз!

Мычит логический вопрос, гадая наперед -

Не жалко коз, но сварит коз - и чей тогда черед?

........................................................................

Пришел логический ответ из глубины веков,

Он начинался от котлет и шел до шашлыков.

Ответ шокировал коров, как осетров - уха,

Коровы бросились в галоп, бросая пастуха.

А тот коровам вслед глядел, как будто в пустоту,

И только зря дудел, дудел в пастушечью дуду.

Под песенки цикад, под стук кукушки на суку,

Стоял заброшенный пастух на пойменном лугу.

Все началось вот так, точь-в-точь, в один из страшных дней,

Так козы убежали прочь, раз не было свиней.

 

 

Сказочка

В заповедном лесу глухом

Есть болото - покрыто ряскою,

И болото и все кругом

Так и дышит и веет сказкою.

 

Средь болота замшелый пень,

А на нем - лягушка неслабая:

В пупырях, да смурна как тень,

А глядит так и вовсе жабою.

 

Но приходит героев рать,

Просит: скинь же царевна кожицу,

И давай, давай целовать.

И такие дебилы множатся.

 

Ох, и много у нас тупиц,

Образумь-ка, пойди деревенщину,

А лягушка, вобще-то, принц!

И ему бы, вобще-то, женщину!

 

 

Ко мне вчера зашел Василий

Ко мне вчера зашел Василий,

Ну, посидели, покурили,

Какой-то тост провозгласили,

Разбили, чокаясь, стакан

(Как это принято в России),

Потом провалы и туман.

 

И вот, вблизи аэропорта -

Пришельцы скользские от пота,

Но было важно отчего-то

Пришельцев именно душить,

И хоть порой душила рвота,

Мы их душили от души.

 

Потом нам выдали награду,

Все веселились, были рады,

Сам президент назвался братом

И жарко-жарко целовал,

Подняли тост - так было надо,

Потом туманы и провал.

 

Я очутился в нашем мире,

В звонок противно позвонили,

Потом противно колотили

Ногою в дверь что было сил.

Я поглядел в глазок - Василий,

И знаете, я не открыл.

 

 

Коровьи страсти

Светила Луна, только свет был не жаркий,

На ветвях задумчиво бдели сычи,

А снизу, в кустах суетились доярки,

Доярки корову искали в ночи.

 

И в чаще глухой, где полно мертвечины,

Где жадную пасть отворил буерак,

Без крика "Стоять!" и без всякой причины,

Напал на доярок зловещий маньяк.

 

Кукушка кукукнула. Ночь. Полвторого.

И тут закричал полоумный злодей!

Кричит им: Я съел эту вашу корову,

И время пришло перейти на людей!

 

Двенадцать доярок схватили маньяка,

Скрутили под светом далеких планет,

И вдоволь избив на краю буерака,

Вспороли живот - а коровы там нет!

 

 

Маршрутка

Мы летели восьмые сутки,

Сутки тоже летели - в урну.

Холод, грязь - тяжело в маршрутке

От Барабинска до Сатурна.

 

Нас набилось - как сельдей в бочке,

Сельдям в бочке не до улыбок,

Кто-то видно дошел до точки,

И запахло протухшей рыбой.

 

А шофер (он похож на турка),

Покряхтев, не меняя галса,

Обернувшись, сердито буркнул:

Кто-то сзади не рассчитался!

 

Кто-то сзади - таких армада,

Мы ему: "Уточни-ка, ладно?

Потому что конкретней надо."

Он в ответ: "Поверну обратно!"

 

Тормоза завизжали в уши,

Завертелась юлой баранка,

Половину салона тут же

Затошнило - и наизнанку...

 

Делать нечего, я к соседу:

Заплати, поиграл и хватит!

Он орать: Я джидай вообще-то,

А джидаи, они не платят!

 

И шофер маршрутной машины,

Словно туча велик и грозен,

Очень тихо сказал с нажимом:

Мы жидов задарма не возим!

 

В ту минуту мне стало дурно,

Уронил даже кружку с чаем -

Не доехать нам до Сатурна,

Если станут махать мечами!

 

Но придумал - сказал: Как дети!

Разойдитесь, друзья! Бог с вами!

Вот делов! Я плачу, поедем!

За жидаев плачу с джидами!

 

И потом вновь летели сутки,

И маршрутка летела с нами,

А когда я сходил с маршрутки,

Стырил меч у джидая - в память...

 

 

По мотивам Ворона Э. По

Ночь заполнила поляну

Темнотой ночной из крана,

Безоружный, без баяна -

Я изрядно оробел,

Потому что был не пьяный,

Потому что гром гремел.

 

И возник внезапно слева,

(Где-то за кустами слева)

Я не знаю что он делал

Здесь один без ничего.

Он был жуткий до предела,

Кто ты? - я спросил его!

 

Жутковато ночью летом,

(Это дело было летом),

Лунным ультрафиолетом

Еле-еле освещен,

Бэтмэн! - он ответил - Бэтмэн!

Просто Бэтмэн! - каркнул он.

 

Тут я вспомнил - мы курили ...

Мы в Германии курили!

Мысли вдруг соединились

Словно капли у ручья -

Штирлиц? - я подумал - Штирлиц!

Здравствуй, Штирлиц, это я!

 

 

Зазывалы на погосте

Зазывалы на погосте - ну, деньки!

Заходите, типа, в гости, мужики.

У калитки прутья гнуты, есть швейцар,

А одет-то, фу-ты ну-ты - прямо царь!

Только зря под формой прячет он клыки -

Ни за что не одурачит, мужики!

Ежли вникнуть в землю, Богом притворясь,

То в земле добра не много - токо грязь.

Ох, настырен! - все буклетики сует.

Взял буклетик, взял билетик - и вперед?

Но ведь это не котлета, не гарнир,

Чтобы так вот, по буклету бросить мир.

Мы ведь люди а не звери - мы в пальто!

Чтобы на слово поверить? Ни за что!

Нам бы ручками - потрогай да погладь,

А они как раз не могут показать.

И пущай призывно светят огоньки,

Но не купишь нас всем этим, мужики!

Мы отложим, как ни тяжко нам, вопрос,

Так как сервис их пока что не дорос!

 

 

Напутствие

Как долетишь до неба - открой иллюминатор,

Любовь к земной отчизне пускай раздует грудь,

Засунь в карманы руку и высуни гранату,

Граната - это важно! Гранату не забудь!

 

Пускай летит, вращаясь, от края и до края,

Сквозь холод, дождь и ветер, огонь, цунами, лед,

Туда, где под парами, колесами сверкая,

Таится марсианский, злодейский звездолет.

 

Известно, марсиане - обжоры да злодеи,

И вот они мечтают (не говори семье!),

Что нападут на Землю, сожрут чего хотели,

И покорят по-зверски всех женщин на Земле.

 

А может, и не женщин... гадать пока что рано,

Тащи гранату, парень, ложи ее в карман,

Пускай твоя граната испортит эти планы,

Ты целься поточнее! Такой вот, парень, план...

 

 

Летать или нет?

Пролетали бабочки высоко,

Искрами взрывая синеву,

И тогда я понял - я не сокол,

И упал, рыдая, на траву.

 

А по небу плыли птичьи стаи -

И орлов и прочих снегирей,

Отчего же я-то не летаю? -

Думал я, рыдая все сильней.

 

Но потом я вздрогнул: Что-ты, что-ты!

Не такой я все-таки балбес!

Падают на землю самолеты,

И ракеты падают с небес.

 

Метеоры, нравы и кометы...

Падает погода до нуля...

На Парнасе падают поэты,

И куда-то падает Земля.

 

Гляньте - кровожадные пилоты,

Стюардессы с ними заодно.

И опять я вздрогнул: Что-ты, что-ты!

И к земле прижался, как бревно.

 

И смотрел я в облачные дали -

И чего-то было жалко - страсть!

Я смотрел, а бабочки летали

Перед тем, как навсегда упасть.

 

 

Комментарии читателей:

• Анна

  17.09.2015 18:29:29

  Петр! Я вас обожаю! Супер!