Лидия Девушкина-Соммэ «Листья-мечтатели»

  

Киносценарий «Листья-мечтатели».

 

Звучит печальная классическая музыка (рекомендую Перселла, Альбинони).  На заднем плане видны кладбищенские памятники в европейском стиле.

В большой палате лежит молодая красивая женщина лет 37. Худая, смертельно бледная. Назовем ее – Виолетта.  (В дальнейшем В.)  Дремлет под капельницей. Рядом на раскладушке примостился полноватый мужчина, по виду ровесник, ее муж (Жан-Луи, в дальнейшем Ж-Л). Иногда он поглядывает на часы, иногда смахивает слезы.  Ж-Л встает, за окном полумрак.  В окно смотрят платаны.  Ж-Л произносит :

- Последние листья скоро улетят.

 

Два листа (не последние) резко срываются с дерева, виден их полет над кладбищенскими памятниками, над городом с красивыми современными домами в стиле квартала Антигона (Монпелье). Листья летят  в более скромный по виду квартал, мечутся над  пивнушкой с высокими столиками, на улице толпится народ, преимущественно мужчины разных национальностей. Слышны пьяные, слегка скандальные разговоры.  (лучше сделать обрывки разговоров).

 

- Саркози, Олланд, Миттеран, вот прижмем тогда арабов.  Это в конце войны. Ишь, независимости захотели.

- Что ты видел тогда, теленок? Тебя тогда еще и в помине не было.

-Да, меня пускай не было, но и тебя тоже.  Я имею право иметь мнение о тех временах.

- Правильно вам холку тогда натрепали. Свободу они захотели.  Де Голль прав. Расстрелять  с самолетов и с моря, вот и весь сказ.

- Пушки и самолеты против Алжира?  Да ты в военном деле не соображаешь! Алконавт.

-А ты что за травку куришь, праведник?

-Всех сровнять с землей! Петэн был прав. Спасал Францию.

-Петэн, де Голль. Они из разных лагерей, де Голль Петэна вязал.

-Ты что-то путаешь, знаток.

-У тебя не голова, а бордель по пониженным ценам.

 

Некоторые говорят одновременно.  Начинается энергичное махание руками, затем оно превращается в нечто вялое.  Один из спорщиков – пожилой худой мужчина – обиженно, как ребенок, отбегает и резко усаживается на скамейку, извлекая из- под нее маленькую светло-рыжую собачку. Собачка норовит устроиться рядом с хозяином на скамейке, а не на земле.  Перед ними старый сквер, напротив, на другой скамейке, расположились два молодых человека. Это и есть два беглые листья платана.  Их исполняют актеры, оба небольшого роста, наряженные в костюмы, напоминающие платановые листья.  Старый хозяин собаки непрерывно что-то громко и бессвязно произносит, изредка потрясая кулаками в сторону гудящих столов пивнушки.  Вдруг громко запел:

– Tu es ma belle, je vais te jeter dans la poubelle .

Один лист (назовем его Жоэль -Ж) говорит другому (назовем его Гийом-Г):

-Смотри-ка, пьяница и с приветом, а говорит в рифму.

Г: Да, он любит свою собаку и тем не менее… И даже не менее, а более: он готов выбросить ее в мусор.

Ж: Значит, не любит. 

Г: Вовсе не значит.  Бьет, значит любит.   «Но убивают все любимых, пусть слышат все о том. Один убьет жестоким взглядом, другой – обманным сном!» Оскар Уайльд. Баллада о Редингской тюрьме.  (угрожающим голосом).  Читал?!  «Трусливый – лживым поцелуем, а тот, кто смел – мечом!»– стукает Ж по голове (на экране параллельно идет текст оригинала на английском).

Ж:  Так это же на английском. А мне надо на французском.  Ну ладно, запомню, только не стучи мне по башке.

Г: Еще не так буду стучать. (Громко и угрожающе). Разрушительное в человеке как тайна. Эрих Фромм, читал!?  (ударяет по голове Ж).

Ж (трет шишку на голове): Зачем мне какой-то Фромм и еще менее мне нужный  Уайльд? Мне бы со своей женой разобраться.  Мы висели с ней на одной ветке и премиленько так общались.  Кормили птичек. Это наши усыновленные детишки. Мы могли бы их усыновить по закону, но она вдруг молча, без церемоний и комментов вдруг улетела от меня. Ее унес мой подлый соперник.

Г (сурово-осуждающе): Кто такой?

Ж:  Ветер. Что характерно, это было даже не осенью, а летом.  Летом приличные женщины не убегают.

Г: А осенью, стало быть, можно? Вот фарисейство. 

(Звучит печальная музыка. Сильный снегопад с дождем)

Слегка дирижируя: «И ветер, и дождик, и мгла над холодной пустыней воды, здесь жизнь до весны умерла, до весны опустели сады».

Ж: Да, в самый неподходящий момент. Летом.

Г. Женщины все такие! Да и мужчины не лучше. « Мне крикнуть хотелось вослед : «Воротись, я сроднился с тобой!».  Но для женщины прошлого нет. Разлюбила – и стал ей чужой».

Ж. Вот.

Г. Ха-ха. Это Бунин. (Опять сурово, слегка ударяя под дых Ж). Читал!?

Ж. Мне не надо вообще никаких книжек читать. Прекрасное есть жизнь. Чернышевский сказал. Я интересуюсь только жизнью.  Не люблю выдумок.  Виртуальное – это дешевый суррогат той жизни, которая у тебя течет перед глазами.  Вспоминаю, как я висел на дереве и смотрел в окно больнички напротив. Там молодая женщина пытала врачей: «Я умру, я умру?»…  Пытала три дня подряд.

Г. А на четвертый день медики раскололись: умрете.  Я же недалеко от тебя висел, все видел и слышал.  Что они, медики, вообще могут?  Вылечить от смертельной болезни не могут. Только множат болезни своими лекарствами.  Потом эти новые болезни надо тоже лечить, обычно это делают другие врачи. Поэтому врачей не хватает. По всем другим профессиям избыток специалистов.  А в медицине катится с горы снежный ком.  Хорошо устроились.

Ж.  Но и работают по 50 часов в неделю и больше! А без лекарств тоже нельзя.   Даже если случай безнадежный. Другое дело, что они не должны пророчить больному смерть. Они должны отвечать так, как учат студентов на первом курсе: «Все мы умрем, но никто не знает, когда». 

Г. Это уже интересно.  Чего же ты слетел с ветки, не дослушав?

Ж.  Сбрасывать со счетов моего соперника нельзя. Ветер, ветер, во всем белом свете… Александр Блок.

Г. А говоришь, ничего не читаешь.   Как раз ветер в ту сторону, полетели вместе.

 

Вновь печальная мелодия. Два листа-актера летят мимо современных зданий и небольших домиков. Видно окно больницы.  Из него выглядывает Жан-Луи.  Смахивает слезу и уходит, подхватив маленького мальчика , это его сын Эрик (Э).

 

Г. Женщины, как они любят поболтать, однако.

Ж. Это не болтовня, это разговор о жизни и смерти. «Поболтать». Ты прямо как Шопенгауэр.  Тот велел соседке, громко разговаривающей под его окном , замолчать.  Она не поняла. Тогда он вышел из своей квартиры и толкнул в бок эту старую фрау.  Она покатилась по лестнице   и стала инвалидом на всю жизнь.  (Расплывающиеся кадры на заднем плане).

Г. Шопенгауэр? Он что, такой нарцисс и фашист? Ты же говорил, что не читаешь  книг. Ты откуда все это почерпнул? 

Ж. Я, признаюсь, просто спонтанно говорю с умными людьми.  Что, этого недостаточно?

Г. Все, подлетаем. Надо послушать. 

 

Останавливаются перед окнами больницы, постепенно перебираются на верхние ветви платана.  Дует ветер. С трудом они держатся за ветки и раскачиваются.

 Через окно виден кабинет врача (В).  Слышно, как врач разговаривает с медсестрой (М).

 

В. Почему глаза на мокром месте?

М. Не обижайте меня. Вы вообще излишне грубо со мной разговариваете.  Ну просто Сталин. Вы, между прочим, младше меня на 10 лет, а получаете в 5 раз больше.

В. Ты из-за своей зарплаты плачешь? Жалуйся не мне, а Макрону.  Его только что выбрали. Может быть, от него еще что-то зависит, пока он ни во что не впутался. А мне не надо  адресовать упреки.  По делу давай.

М. Вы же поручили мне сказать мадам Феранди диагноз.

В. И что? Твоя обязанность как медсестры. Да, во Франции это редкий вид онкологии. Смертельный по сути.  Болеют в основном приезжие.  Из России, Белоруссии,  Украины.  Может быть, дело в славянских генах. И Чернобыль близко. Правда, и до нас он дошел. Даже до Корсики.  Но они-то больше глотнули. Наконец, никто не знает причин болезней. Но все стараются догадываться, особенно больные.

М. Меня бесит, что диагноз должна сообщать медсестра или медбрат, а не врачи. Хорошо живете. Отсиживаетесь в кабинетах, а мы тут на передовой. 

В. Ты, надеюсь, ей не сказала, что она умрет?

М. Нет, конечно. Но ее супруг уже посмотрел в Интернете, наверное.

В. Наверное посмотрел или посмотрел точно?

М. Наверное. Но я уверена.

В. Ты так и не сказала, почему плачешь.  Скажи по-хорошему. Я не буду наказывать тебя. Мне же сейчас с ней общаться.  Иду на передовую.

 

В кабинет входят интерны.

 

В. Я тороплюсь. Видишь, за мной пришли молодые бойцы.

М. Когда я закончила свои речи о диагнозе, я заплакала. Наверное, она все поняла. Я, правда, ляпнула, что от меня муж ушел, а потом вспомнила, что я ей уже говорила, что мужа у меня нет.

В. Ну и глупо.

М. Не забывайте, что оскорбления рассматриваются в Уголовном кодексе.

В. Я не оскорбляю. Ничуть. Я только профессионально оцениваю твои действия.  До скорого, я надеюсь.

Г. (на ветке). Ну доложу я вам! Ты знаешь, что за словесные оскорбления могут посадить в тюрьму?  Читал Уголовный кодекс (ударяет Ж по коленке)?

Ж.  Законов я тоже не читаю. Мне достаточно о них где-то услышать. Вот как сейчас. Но мне  и этого не надо. Я живу и голосую сердцем.  Тише!

 

Камера через стекло наезжает на больничную палату.  В палате Б и ее подруга - психолог (намного старше).

 

П. Как ты думаешь, когда зародилась эта болезнь?

Б. Мне    сейчас докторша сказала, что  года четыре назад.   Может быть, и больше. Хорошо, что ты ко мне наконец пришла.  Тут два раза в неделю забегает психолог. Молодой такой мужик. Мне не нравится. Доводит до слез. Спросил: «А ваш ребенок ходит в садик?». Я сказала: да, в младшую группу на несколько часов.  Это хорошо, говорит, пусть привыкает жить без матери. Какая бестактность. Психолог, одно название!  Я решила вместо него позвать тебя, ты у нас настоящий психолог.

П. Да, только безработный.  Пять моих дипломов не спасли от безработицы. Но то ж Франция. Правда, и в Украине я успешно торговала только семенами на базаре, а не услугами  психолога.  Ну, давай разберемся. Четыре года назад ты уже была в счастливом браке с Жаном-Луи. Наверняка твой рак еще раньше зародился. Мне кажется, лет восемь или десять   назад.  Ну вот я так чувствую. Интуицию мы не можем сбрасывать со счетов.

Б.  Десять лет назад умерла моя мама. И мы как авантюристы… ладно, это потом. Мама использовала метод Иванова. Знаешь такой. Обливание, голодание. Она длительно голодала. И вдруг умерла во цвете лет. Я даже не знаю, вышла ли она тогда из голодания.  Я только собиралась поехать к ней, везла ей какие-то травы, которые она заказывала.   Мамины братья-сестры все умерли во цвете лет. Осталась одна ее сестра, она у меня тут уже была и уехала.

П. Подозрительно, что все умирают во цвете лет.  Возможно, было родовое проклятие, нет?

В. Наверняка было.  Прадеды делили дом, все перессорились между собой.  Так что стены дома тряслись.  Ну вот, и мы со Славой – моим другом, он тоже закончил педуниверситет по специальности музыка и пение в школе, рванули в Англию, ничего никому не сказав.  Мы все продумали заранее. Правда, было много сюрпризов, не все шло по плану.  Но мы поступили в языковой колледж, он был не сильно дорогой, а потом остались в Англии нелегально.  Тогда так можно было.  Я любила Славу.  Но у него был очень тяжелый характер. Для меня тяжелый. Но я так и не знаю, нашел ли он пару. Вроде бы нет.  Он спокойно мог изменять мне, потом , правда, с этими девушками не задерживался.  Он пользовался тем, что мне некуда было идти. Я раздражала его. Он критиковал меня на каждом шагу.   Начало любви нашей было радужным, но… После горячего душа следует ледяной.

 

Быстро проходят молчаливые кадры семейной ссоры. Б. и Слава, оба молодые, красивые. Б.  более полная, почти пышечка.  На заднем плане электропианино и электрогитара. Классическая, стилизованная под электроинструменты музыка.

 

Из гарной украинской дивчины я превратилась в худую, серую воблу.  Все от его жестокости. А придраться всегда можно к чему-то.  Однажды я ему сказала: «Вот твои тапочки, выставляю их за дверь.  Ищи себе другую квартиру, тут в этих домах половина нелегальных украинцев, кто-нибудь да выручит тебя». Он неожиданно пролил слезу, молча, без скандалов,  прожил несколько дней. А потом все-таки ушел. Напоследок даже подарил мне свой ноутбук.  Он до сих пор со мной. Правда, уже старенький, завирусенный, барахлит немного.

П. Вы потом виделись?

В. Нет. Хотя да.. Ну было один раз случайно.  В том православном соборе самом главном, где служил Антоний Сурожский.  

 

Музыка, кадры с Антонием Сурожским.

 

На Пасху. Все целовались друг с другом. Так ведь положено. Я подошла к нему и потянулась на цыпочках. Он высокий, а я маленькая.  Он не только не нагнулся, но даже бросился от меня. И был таков. Все!

Г (на дереве). Ну вот, я же тебе читал: «Любимую убил».

Ж. Подожди, может быть, она тоже в чем-то виновата.

Г. Согласно учебнику философии, два человеческих пола описываются следующим образом: «Агрессивно-брутальный -М- и нежно-податливый -Ж».   Приехали! А что такого хорошего ты можешь ждать от этого союза? 

(Снова кадры, где Б и Слава кидаются друг в друга вещами).

Ж. И откуда ты знаешь? Не все же женщины нежно-податливые. Моя, правда, податливая. Поддалась Ветру.

Г. (важно). Я все знаю. Даже удивляюсь себе подчас. Скромный лист, а столько впитал. Мой платан рос рядом с философским факультетом университета – 3.  Слыхал?!

 

В палату входят Врач, интерны, Ж-Л.

 

В. Виолетта Ферранди? Так, Вы прошли десятый курс химиотерапии.  Мы вас пока выпишем домой на побывку.  Отдыхайте дома от больницы, здесь хуже тюрьмы, понятное дело. Не те кровати. Не то белье.  Не та еда. Не те врачи (улыбается). А дома родные стены лечат.  Мы, врачи, все понимаем. Откормитесь дома. Обязательно надо кушать, иначе вас будет тошнить во время следующего сеанса.

Б. (страдальчески). Опять? А если я умру раньше?

В. Нет, нет, это исключено. Когда-то да, умрете, как все люди умирают. Доказано неполной индукцией, что все люди смертны. Умрете в старости, как положено. У Вас еще будут дети, внуки, правнуки. Через три дня новый курс, крепитесь, и мы Вас вылечим окончательно.  (Дает мужу бумагу-направление).

Ж. Все, снимаемся на 2 дня, надоело тут приклеиваться. И хорошо, что мы здесь не одни, пусть эту палату другие наши собратья прослушивают.  Срываемся.

 

Два листа летят  на фоне  городских пейзажей. Музыка (лучше Бетховен)..

 

Г. Свободы захотел?! Вот славно-то будет. А ведь еще Кант говорил: «Свобода – не абсолют.  Свобода есть,  и в то же время ее нет».

Ж.  Золотые слова. Ты не терял времени рядом с факультетом философии.  Но тогда почему ты удрал  со мной вместе?

Г. Именно ради свободы. Пусть и не абсолютной. Да и ветер перемен подул очень сильно.  Самое время вспомнить о свободе.

 

Листья опускаются на землю.

 

Г. Опять занесло в злачное место.  Вот и наш собаковод.  Нет, другой. Я ошибся. Все кругом ошибаются. Errare humanum est. Человек – мыслящий тростник. И мыслящий лист тоже ошибается.

 

Из кафе доносятся беспорядочные выкрики: «Ширак, Жоспен, Ле Пен, де Голль, Олланд».

 

Ж. Слушай, ты хоть и зануда, но ты мне нравишься. Знаешь, кто такой зануда? Это тот, кто говорит умные слова, но некстати.  Да еще и повторяет их. Буду звать тебя Мсье Некстати.

Г. Я тебе не давал такого права  - награждать меня прозвищами.  И ты мне как раз не нравишься. Ты сам зануда.

Ж. Нет, я отнюдь не зануда. Я, в противоположность тебе, произношу глупые слова, но всегда кстати.  Вот сейчас я предлагаю тебе лечь в лужу вместе со мной.  Чем больше мы будем лежать в луже, тем дольше продержимся.  Лист без воды чахнет, как человек без любви.

Музыка Вивальди. Два листа весело барахтаются в луже, как в бассейне.

Ж. Нам и так хорошо. Зачем нам эта бюрократия.  Зачем нам регистрация нашего брака?  Этот скучнейший mariage civile? Можно и так.

Г.  А наследство? Неужели ты ничего не накопил за жизнь? И у тебя есть дети, ты говорил.

Ж. Дети-дети, куда вас деть. Уже давно чирикают на других деревьях.  Самое время умыть руки, как Понтий Пилат.  Хотя неплохо бы проверить, чем они занимаются без отцовского присмотру.   Как-нибудь слетаем к больничке, посмотрим, где они поют, мои малыши.

 

 Продолжают плясать и обниматься в луже. Танец и музыка должны быть красивыми.

Чья-то мощная рука прикасается в плечу Ж. Листья выпрыгивают и мгновенно встают во фрунт , дрожа от испуга и холода. Перед ними Врач, огромный мужчина атлетического сложения в медицинском костюме.   Говорит Жоэлю:

 

В. Вот ты где!   Как славно, что ты недалеко улетел. (Быстро обматывает Ж прозрачной лентой (не клейкой)).

В адрес Г: А этого типа я что-то не припомню.

Г. Это мой жених. Не трогайте его. Я протестую. Свободу Жоэлю Платану!

В. Так, иди-ка сюда. Я тебя тоже обмотаю. На время. Вы мне нужны оба.  (Хватает Г. и обматывает его. Рядом на скамейке сидит Ж.  и извивается. Рот у него тоже замотан).

Г. Сразу видно, врач. Главное для врача – взять человека или какую-либо другую Божью тварь в оборот. Безграничная власть над живыми существами. 

В. (обматывает Г. с ног до шеи, рот у Г еще работает.). Никакой власти у нас нет, у врачей. Беспомощные работоголики. Рабочая неделя терапевта 70 часов. Дежурства сутками.

Г. Это у вас власти нет? А кому мы еще так подчиняемся, если нам приказывают открыть рот или раздеться, например. Попроси такое полицейский, никто рот не откроет и не разденется.

В. Но у полицейского есть оружие.

Г. Не прибедняйтесь. И вы тоже не бедные сиротки.  Сколько у вас приборов и установок! А сколько лекарств в вашем распоряжении. Наплодили фармацевтических монополий. Выписываете по 10-20 лекарств даже малому ребенку.

Ж. (освобождая рот от повязки). Пусть он сейчас заставит нас раздеться!

В. Я вас раздену скоро, не суетитесь.  (Снова заматывает их и бросает в машину скорой помощи).

 

На экране видно, как по улице мчится  карета скорой помощи. Пробки. Водитель машины и В. бросают машину посреди дороги (из машины слышится отчаянный голос GPS « Faites lа tour de que possible  »  , берут Г.и Ж. под руку и волоком тащат их  сначала по автомобильной дороге , потом свернув строго перпендикулярно. Подтаскивают их к платану.

 

В. Слушайте меня, парочка влюбленных мальчиков. Я ездил в Париж два года назад протестовать против однополых браков.  Но сейчас вы мне пригодитесь. Вместе вам будет веселее.  И чем дольше вы будете висеть, тем успешнее решится моя задача.  Я вас сейчас здесь повешу на это дерево.

Г. (сквозь ленту, шепелявя): Ну и вешай.  Все врачи убийцы. Но есть на вас управа. «Несмотря на все усилия врачей, больной остался жив». Я на дверях вашей больницы повесил бы такой плакат. Это как в концлагере. «Каждому свое» или «Лечение делает человека свободным».

В.  Именно каждому свое. Все пациенты индивидуальны. Одни умирают от пустяка, другие долго живут при смертельных диагнозах.  Главное – надо верить.

Ж. и Г. после снятия с них повязок начинают плясать и петь: «Надо верить, надо верить» под музыку.

В. Сейчас я вас снова замотаю, но уже скотчем.  Будете висеть! Тут уже мало Ваших собратьев осталось.

Г. НО мы же высохнем и станем буро-коричневыми. 

В. Главное – не стать красно-коричневыми. А то моя больная не  поверит своим глазам.

Г. Нет-нет, мы либералы. О каких красно-коричневых вы говорите?

В. Ну-ка,  без  либеральной демагогии.  Где либералы, там неизбежно красно-коричневые. Разнообразие видов в природе.  За либералами нужен глаз да глаз.  (Приставляет лестницу к дереву и тащит Г. и Ж. на крону платана.

Ж. Он что, с ума сошел?

Г. Врачи все слегка с приветом. Патологическое сознание превалирует. Мендельсона читал?  Но этот хоть не выгорел. Нормального цвета. А то у них бывает уже с первого курса интернатуры burn out .

В. Так, повисите пока. До особого распоряжения. Если не будет дождей, я буду ночами приходить и поливать вас.

Ж. Нет, мы лучше в сухом виде сохранимся.  Ой, а кто это там внизу на земле барахтается, ножками бьет? Это же моя возлюбленная. Недаром я сюда хотел. Наконец-то я тебя нашел. 

 

Врач поднимает с земли девушку-лист (Д.) и помещает ее на дереве рядом с Г. и Ж.

 

Ж. Не заматывайте ей рот.  Это любовь всей моей жизни.  Мы хотя бы наговоримся перед смертью.

Д.  Женщине заткнуть рот невозможно (отталкивает руку Врача, который пытается обмотать Д.). Да и вообще-то листья бессмертны.  Скоро сюда придут школьники и нас засушат. Я хочу быть с тобой в одном гербарии.

Ж. Так я тебе и поверил. Почему же ты тогда столь легко покинула меня?

Д. Ветер.

Ж. Что значит ветер? Необычная лаконичность, не свойственная тебе совсем.  Изволь все объяснить.  Я чуть не изменил тебе. С этим типом – с  Гийомом.  Я так тосковал по тебе. Мне так нужны были твое внимание, твоя нежность, твоя болтовня.

Д. Мое внимание, моя болтовня! Именно мои. Разве можно возлюбленную кем-то заменить?  Променять на кого-то? Тем более на мужчину?

Г. (сверху, разматывая рот). Бывает, еще никакой ветер не подует, а мы уже меняем своих партнеров на других. «Разрушительное в человеке как тайна». Эрих Фромм. Читала?

.вздрагивает).  А Кант, когда ему говорили о любви, отвечал, что не видит  метафизического смысла  в этих механических движениях.

Д. – Ж. Твой что ли? Оратор, однако. Все мужчины вот такие болтуны. А вы еще упрекаете нас, женщин, что мы многословны.  Сами наговорите, наобещаете… Обещать – не жениться.

Ж. Но я-то на тебе женился.

В. (спрыгивая на землю). Ну ладно, ребята. Хорошо с Вами, но я иду на дежурство.  Главное – я вас крепко привязал. Денег у меня нет вам платить, но вы висите там, держитесь.

 

В кадре два плана. На переднем плане три листа, связанные прозрачной лентой, танцуют печальный танец под музыку Альбинони.   На заднем плане Б под капельницей и П.

 

Б. Хорошо, что ты опять пришла. Я еще не все тебе дорассказала.

П. Мы несколько лет не виделись. Я даже не знала, что у тебя появился ребенок. Поздравляю.

Б. Ребенок пробирочный.

П.Ну что поделаешь. Это теперь сплошь и рядом.

Б. В начале беременности колют гормоны. Так положено. А они ведь тоже могут привести к онкологии. Но зато у мужа будет потомство.  Но не в этом дело. Я словно разделена на две половины. Одна часть еще любит и помнит Славу, а другая часть меня любит мужа.  Такое раздвоение характерно для некоторых заболеваний. Ты читала «Рассказ о семейной драме» Герцена? Это в «Былом и думах».  Похороните меня в двух разных могилах. Помнишь?

П. (неуверенно). Ну да.

Б. А читала «Такая легкая смерть» Симоны де Бовуар? Там про ее мать. Она описывает, что все тело физически разделено на две части.

П. Давай не будем о грустном.

Б. Последнее грустное воспоминание. Тебя тогда не было здесь. А я уже вынашивала Мишутку.  Мне надо было продлить свою годовую карту. И вдруг в префектуре нам говорят, что я нелегал. И чтобы продлить карту, мне надо обратно в Англию лететь. Потому что у меня не та виза для Франции. Мы давно с Жаном-Луи в Англии поженились и хотели посетить его родителей во Франции.  А когда мы прибыли сюда во Францию, его родители сказали, что нашли Жан-Луи очень хорошие курсы  для безработных,  это будет как второе высшее образование. И мы сразу остались. Потом мне еще продляли на один год пребывание, и вдруг они обнаружили, что я не по той визе въехала сто лет назад во Францию.  Или на Украину поезжайте, или в Англию. И пусть муж делает вам вызов. Нашли нелегала!  Конечно, мы обратились к адвокату. Он как раз по вопросу карт де сежур и виз.  Платили ему серьезные деньги.  Он говорил: ждите, а пока вы и правда нелегал.  У меня от страха дрожали коленки. Впрочем, сказать так – значит ничего не сказать. Адвокат дал визитку со всеми своими мобильными телефонами. И мне говорит: носите всегда мобильный телефон при себе. Допустим, будет облава в трамвае. Звоните мне из трамвая!  Меня смущало, что я облучаю своего ребенка мобильным телефоном. Но я его еще помучила вопросами.  А бывают облавы ночью, спрашиваю.  Я общительная, могу поздно возвращаться из гостей.  Хотя, если честно, я всегда ходила с мужем.  А адвокат мне такой важный: «Из теории вероятности мы знаем, что если вероятность события равна нулю, оно может произойти».  Не выходите никуда ночью. А в дом не нагрянут. Успокоил!  Здесь столько нелегалов из Африки. И никто их не ловит. А я , беременная на  шестом месяце, замужем в законном браке за французом – уроженцем этого города,  со справкой в кармане, что ребенок зачат пробирочно, должна  жить в ожидании облавы! Может быть, тогда это и зародилось…

П. Забудь скорее обо всем неприятном. Ведь у тебя вроде есть нужные документы теперь.

Б. Я забыла, есть или нет. От обезболивающего пластыря теряется память. И еще вопрос: когда я умру, что мне надо делать с моим телом?

 

Заходит В. с интернами. П. уходит из палаты.

 

В. Почему Вас волнует такая проблема? Это не ваша проблема. Представьте себе такой документ.  Ваша дата рождения (смотрит в историю болезни). 1980 год. Всем дано такое свидетельство о рождении.  А в графе «дата смерти» прочерк. У всех прочерк.  И у меня тоже прочерк. Я, например, хочу жить долго, но на меня падает кирпич на балконе рядом с моим кабинетом. Я вышел проветриться и…  Вот еще история: скоро я поеду в Альпы и там на полной скорости врежусь в дерево.

Б. Мне теперь не грозит ни то, ни другое. Я уже никуда не смогу поехать. Хотя у меня по лыжам был разряд в студенческие годы.

В. Видите листья платана?

Б. Да. Какой за окном ветер! Сейчас все слетят.  Когда все листики испарятся в неизвестном направлении, я тоже испарюсь. Я умру.

В. Нет, вы будете жить. Один-два листа обязательно останутся на дереве. Понаблюдайте. Пока они там , на дереве, вы обязательно будете жить.

      Три привязанных к дереву листа – наши герои - танцуют свой печальный танец под музыку Альбинони.

Входит муж Ж-Л, приносит какие-то пакеты, подходит к окну и любуется танцем листьев.

Ж-Л. Двое мужчин и одна женщина.  (Тихо). А я посмотрел в Фейсбуке, там есть группа «Переживем потерю вместе». И на английском и на французском.  Там почему-то есть этот Слава. Интересно, кого он потерял.  Там ведь только потерявшие тех, кто ушел без возврата.  Я ему ничего не сообщу. Я нашел других френдов и буду утешать других.

 

Печальный Танец трех листьев под музыку. Лицо Ж-Л в окне удаляется.

 

 

 

 

 

 

 

 




Комментарии читателей:



Комментарии читателей:

Добавление комментария

Ваше имя:


Текст комментария:





Внимание!
Текст комментария будет добавлен
только после проверки модератором.