«Восторг Калифорнии» пошел на посадку. На информационном табло загорелась соответствующая надпись, а потом в салоне появилась длинноногая стюардесса и на правильном до отвращения интерлинге поздравила «уважаемых пассажиров» с окончанием пути и прибытием на планету Зор.

Бесс проводил глазами стройную фигурку и вздохнул. Вздохнул просто так, на всякий случай, поскольку прекрасно знал, что стюардесса– всего-навсего оптический робот, и ее внешний вид полностью зависит от того, что хочет увидеть тот, кто на нее смотрит. Вполне вероятно, что кристаллическому кубу с Лингемы стюардесса представлялась идеально правильным параллелепипедом. Во всяком случае, Бесс готов был заложить месячную выпивку против стакана воды, что куб тоже вздохнул.

О том, что на сей раз придумал Эд Паркинс, Бесс старался не думать. Человек, хотя бы немного знавший Эда, просто не стал бы ломать над этим голову, а уж Бесс-то своего компаньона знал!

Месяц назад Паркинс исчез из Майами-бич, где приятели просаживали скудную стоимость совместно реализованной идеи. От Эда осталась недопитая бутылка виски и невнятная записка, в которой Паркинс ругательски ругал Бесса и приказывал ему сидеть в Майами и ждать вестей. Чего ради взбеленился приятель, Бесс решительно не мог понять. Правда, он ночи четыре не был в отеле, но что там делать? Идей все равно нет, да и зачем идеи, если в кармане еще лежит упругая пачка кредиток?

Объявился Паркинс недели через три. Старый Хенк, вынырнувший из какой-то космической дыры, передал Бессу записку компаньона: «Планета Зор. Срочно вези комбайн». Пояснений не было. Пришлось тащиться на окраину галактики да вдобавок волочь с собой груду металлолома.

Паркинса Бесс увидел сразу. Эд нетерпеливо переступал с ноги на ногу в паре шагов позади таможенного поста. Над головой Паркинса висело табло, извещавшее, между прочим, что посторонним вход в зону таможенного контроля запрещен. Бесс направился было к приятелю, но ласково журчащий что-то тип в униформе вежливо увлек его к небольшой кабинке. Похоже, на этой планетке все еще серьезно играли в таможенный досмотр.

Минут через десять ошарашенный Бесс добрался-таки до Эда.

– Привез?– Паркинс явно не собирался тратить время на приветствия.

– Привез…

– Показывай!

– Видишь ли, он пока там…

– Где это там?

Бесс неопределенно махнул рукой в сторону таможенного пункта.

– Ты что, оставил комбайн таможенникам?

Бесс моментально окрысился:

– Оставил?.. Поди забери! Ты не мог узнать, что любая вещь при ввозе на этот огрызок яблока должна пройти карантин? Я до сих пор не верю, что и меня-то выпустили.

Он яростно процитировал:

«Субъект или объект, представляющий опасность для общественного строя, экономики, культуры или здоровья населения планеты Зор, подлежит уничтожению в помещении таможенного пункта. Субъекты и объекты неизвестного предназначения должны подвергаться карантину, причем, плата за содержание вышеуказанных субъектов и объектов в помещении карантинного пункта взимается с лиц, ответственных за их ввоз на планету Зор».

– Но ведь меня-то никто не осматривал!– воскликнул Эд.

– В том-то и дело! Стоило мне пойти не через таможню, а, скажем, через товарные ворота, и никто не проверял бы ни меня, ни мог багаж! Ты что, не мог об этом узнать заранее?!

– Кто же знал, что ты шляпа,– огрызнулся Паркинс, но было видно, что он смущен.

А Бесс продолжал бушевать:

– По-твоему, легко было разыскать эти дурацкие комбайны? Картофелеуборочный я нашел на свалке, за угольным пришлось лезть в заброшенную шахту в Пенсильвании, музыкальный выменял у какого-то ненормального за ту пластинку, где ты поешь голосом Карузо, а комбайн для уборки зеленого горошка…

– Святые астероиды! Да сколько их у тебя?!– испуганно закричал Паркинс.

– Одиннадцать! Думаешь, легко было добиться разрешения на вывоз с Земли всего этого хлама? Сначала потребовали, чтобы я предоставил справку из Психиатрического центра, потом свидетельство из Интерпола. Только когда я принес диплом полномочного представителя Ассоциации «Гуманных девственниц», власти капитулировали…

– Какой Ассоциации?

– «Гуманных девственниц». Я ее член-учредитель. А все эти комбайны безвозмездный дар Ассоциации голодающим феррофагам1 с Альфы Центавра. Не мог же я платить за перевоз этой груды железа из своего кармана. А рисковать было нельзя. Ты ведь не соизволил написать, какой именно комбайн нужен!

– Надеюсь, среди этих одиннадцати механических покойников найдется простой зерноуборочный комбайн?– смиренно спросил Эд.

– О, за этот пришлось платить наличными. Я нашел его в Айове у одного старого мухомора. Он долго тарахтел, что это единственная память о прадедушке. И чем больше я на него нажимал, тем больше он повышал цену. А сам все болтает о том, какой этот прадедушка был доблестный семьянин, как все, даже негры, его любили, да как уважали его местные куклуксклановцы, аж противно слушать. Пришлось припугнуть, что обойдусь без его телеги. Старикан тут же сдался, а после того, как получил кредитки, заявил, что прадедушка был бы очень горд, если бы узнал, что память о нем пущена в оборот так успешно. Если прадед был таким же прохиндеем, правнук найдет его в раю, потому что в ад их никто не пустит. А зачем тебе понадобился именно этот комбайн?

– В музей.

– Какой еще музей?

– Музей расточительности. Когда его директор узнал, что на Земле была машина, которая работала три недели в году, а остальное время стояла, он так заверещал от восторга, что лингофон сломался. Ладно, пойдем выручать из цепких лап таможенника будущий музей экспонат. А остальные комбайны пускай достаются голодающим феррофагам, если таких когда-нибудь откроют.

Бесс сидел на открытой веранде и потягивал через соломинку холодный коктейль. Сиреневое светило лениво опускалось в плоскую лужу, заменявшую здесь океан. Впрочем, Бессу, было на это наплевать. В местном отделении засыхающей на корню земной фирмы по перевозке туристов он встретил очень миленькую секретаршу и, естественно, познакомился. Кредитки пока были, и Бесса не заботили ни безнадежно застрявший в карантинном пункте комбайн, ни гнев Паркинса. По его подсчетам, можно было не волноваться еще недели две.

Зато Эд не успокаивался даже во сне. Вот и сейчас он так яростно чертыхнулся, что обратил на себя внимание коренастого лузанина, терпеливо дожидающегося за стойкой исчезнувшего куда-то бармена. Лузанин внимательно посмотрел на взбешенного Паркинса и неожиданно улыбнулся Бессу. Бесс кивнул в ответ. Он знал этого лузанина, во всяком случае, ежедневно видел его в баре. Видимо, инопланетянин принял кивок за приглашение, потому что медленно растворился в воздухе и через секунду возник за столиком землян.

– Похоже, мы товарищи по несчастью?– лингофон лузанина работал в актерском диапазоне, и во фразе прозвучали непередаваемо трагические интонации.

– У вас тоже что-нибудь задержали на таможне?– спросил Бесс, чтобы хоть что-нибудь сказать.

– В том-то и дело! Видите ли, я приехал навестить приятеля, а его, как на грех, нет на планете. Вот и сижу…

– Вот и ехали бы себе,– буркнул Эд.

– Не могу! Сначала меня не пускали на планету под предлогом, что у меня есть багаж, а теперь не выпускают отсюда потому, что багаж лежит в карантинном пункте. Ну, а таможенники говорят одно и тоже: «Зайдите завтра» да «Позвоните через несколько часов». Да что там! Вы ведь это тоже каждый день слышите…

– А что у вас за багаж?– поинтересовался Бесс.

– Пространство.

– Что, что?

– Свернутое пространство. Видите ли, у нас на Лузане давно работают над проблемой свертывания пространства. Мне удалось кое-чего добиться.

Эд приподнял голову, в его глазах что-то мелькнуло.

– Послушайте, м-м-м, коллега, а оно не развернется?

– Вы знаете, именно это и интересно! Еще никто никогда не хранил так долго пространство в свернутом виде. Саморазвертывание теоретически допустимо.

– А чем оно сопровождается?– Бесс понял причину интереса приятеля.

– Не знаю!– добродушно улыбнулся лузанин.– Этого никто не знает. Возможно, никто ничего не заметит. Но не исключен и катаклизм. Впрочем, это-то и интересно. Не правда ли… коллеги?

– Да, да,– промычал вежливый Бесс.

В этот момент бармен наконец-то появился за стойкой и лузанин с извинениями растаял в воздухе.

– Все,– Паркинс тяжело дышал.– Нужны решительные действия. Пора уносить ноги. Пока Оно не развернулось!

– Что же делать?– Бесс преданно смотрел на компаньона.

– Действовать! Ты заметил, что таможенник– женщина?

– Естественно, раз уж все население этого шарика проходит женскую стадию развития.

– А как у нее подкрашены глаза, заметил?

– Одна пара зеленым, вторая, кажется, красным, третья… Да зачем тебе это нужно?

– Затем, что это говорит о многом. Например, о широте натуры таможенницы. Ее нужно ублажить!

– К-как?– поперхнулся Бесс.

– Естественно, не так, как ты ублажаешь свою тощую Мери. Нужно дать ей в лапу…

– Какую лапу?

– Господи! И в кого ты такой тупой? В обезьяну что ли? Взятку ей нужно дать, взятку!

– Но я никогда не давал взятки инопланетянам! Даже не знаю, как это делается… Да и что мы ей дадим? Кредиток-то ведь почти не осталось. На серьезную взятку не хватит.

Паркинс выдержал многозначительную паузу.

– Взятки на всех планетах дают одинаково. Покажи, что у тебя в кармане.

Палец Эда повелительно ткнулся в пиджак приятеля. В кармане Бесса лежал косметический набор, предназначенный для Мери.

– Вот он и сыграет роль взятки,– довольным тоном закончил Паркинс.– Видел, как эта чиновная зануда уставилась на этот набор, когда ты достал его в таможне?

– Не дам!– Бесса такой оборот дела не устраивал.

– Ты хочешь сказать, что поцелуй Мери эквивалентен миллиону кредиток? А может, решил дождаться, пока Пространство не развернется?– холодно осведомился Эд.

Бесс переменил точку зрения.

Ласковые воды Атлантики белой пеной расслабленно подкатывались к ногам Бесса. Зеленым взрывом рвались в небо листья пальмы. Бесс наслаждался жизнью.

– Молодчина ты, Эд,– растроганно произнес он.

Мокрая голова Паркинса слегка приподнялась с шезлонга.

– Еще бы,– Эд самодовольно улыбнулся.– Миллион кредиток на дороге не валяется. А все потому, что я сумел дать взятку! Таможенница, конечно, сделала вид, что ничего не заметила, а комбайн через пару часов отдала. Небось, красит сейчас все свои восемь глаз. Ха-ха-ха!

Бесс охотно присоединился к радостному смеху приятеля.

Хорошо было. Были деньги, запах океана кружил голову, стройная мулатка кокетливо поглядывала на Бесса. Идиллию нарушал только почтовый робот, топтавшийся у шезлонга.

– Чего тебе?– Эд тоже заметил служителя Гермеса.

– Мистер Паркинс?– осведомился робот.

– Да, я.

– Вам бандероль.

Эд вскрыл аккуратный пакет, и на его ладонь выскользнул хорошо знакомый обоим косметический набор.

– Ничего не понимаю…– Паркинс растерянно уставился на Бесса.

– Может быть, ей не понравилось?

Эд раздраженно передернул плечами.

– Черт возьми,– смятенно пробормотал он,– а что если она ничего не поняла, если она не знает, что такое «взятка»?

– Сэр,– робот совал Эду какую-то книгу,– вам надлежит расписаться в получении…

Паркинс приложил к книге большой палец правой руки. Робот не уходил.

– Чего тебе еще?– спросил Бесс.

– Сэр, планета Зор, с которой прислана забытая вами вещь, не входит в Галактический почтовый союз. Все отправления с нее идут, как доплатные. Вам надлежит заплатить за пересылку вашей вещи. Вот квитанция.

Бесс взглянул в остановившиеся глаза Паркинса, перевел взгляд на протянутую роботом бумагу, на сумму почтового сбора, вытянувшуюся поперек квитанции длинной цифрой с шестью нулями, и медленно опустился на мокрый песок.

БУДЬТЕ ДОБРОДЕТЕЛЬНЫ!

– Главное в нашей профессии,– Эд Паркинс взмахнул в воздухе пластмассовой косточкой синтетического цыпленка,– это чувство самоуважения!

– Точно,– вяло согласился Бесс, с тоской глядевший в засиженное мухами окно третьесортного отеля, давшего им приют.

– Вот мы с тобой,– продолжал разглагольствовать Паркинс,– мы никогда не опускались до вульгарного грабежа, до унижающей истинного артиста карманной кражи. Я правильно говорю?

Бесс молча кивнул.

– Вот,– Паркинс запил цыпленка глотком водопроводной воды,– поэтому, пребывание в этом жалком городишке, оскорбляет мое профессиональное достоинство. Мы здесь третий день, но боюсь, что от имени Шарксон меня будет тошнить до конца жизни. Куда не глянешь, куда на зайдешь, всюду– Шарксон, Шарксон, Шарксон… Самое обидное, что этот Сэм Шарксон– поразительно ничтожный тип.

– Жалкая личность,– поддакнул Бесс.

– Ты ошибаешься. Он не личность! Он просто не может быть личностью! Личность никогда не опуститься до такой низости. Он всего-навсего ростовщик. Давать деньги под грабительский процент вдовам и сиротам, обирать джентльменов, временно севших на мель из-за того, что они не признают кодексы и законы, сковывающие привольное течение реки жизни!!!

– Зато он стоит восемьдесят миллионов кредиток,– вздохнул Бесс.

– Мой бедный друг! Лишения пагубно сказываются на тебе. Хотя, ты прав. Сочетание восьмидесяти миллионов кредиток и Сэма Шарксона абсолютно неприемлемо. Наш долг– их разлучить. Вот только как это сделать?

В глазах Бесса вспыхнул охотничий огонек.

– Вечера Шарксон проводит в игорном доме «Пути мечты»,– значительно произнес он.

– Да? Это интересно. Особенно, если учесть побочные эффекты твоей премьеры в Лас-Вегасе. Ну почему, мой друг, ты всегда идешь путем порока?

Бесс с недоумением уставился на приятеля.

– Почему ты не веришь в христианскую добродетель и в ее сестер– деловую честность и буржуазную законность?– продолжал Паркинс.– Ведь осталось же в грязной душе Шарксона то великое и неизменное начало, которое заложил в нее Творец наш? Не благороднее ли попытаться найти эту чистую основу, помочь забить роднику нежности и любви? Кстати, друг мой, как ты относишься к религии?

– Видишь ли, Эд,– осторожно начал Бесс,– пытаясь сообразить куда клонит приятель,– в свое время соседка заманила меня в церковь, соврав, что там бесплатно раздают тело и кровь Христову. Помню, как потрясла меня надпись над церковной дверью: «Врата в рай». Увы, на дверях висел жалкий клочок бумаги: «Ремонт. Объезд слева». С тех пор, столкнувшись с религией я всегда думаю об этой лазейке слева, которая ведет в рай тех, кто знает о ее существовании.

– Ты, как всегда, прав,– Паркинс кивнул с видом апостола, нашедшего отклик в темной душе закоренелого язычника.– Христианская добродетель всегда найдет дорогу. Вытолкни ее в дверь, она влезет в окно. Нет нашей вины и в том, что плоды, произрастающие на древе добродетели, часто неотличимы от плодов, которые мы привыкли рвать с ветвей древа порока. Разойдемся же, сын мой, по своим дорогам. Скорее всего, они пересекутся ибо пути эти ведут не в Рим, а к миллионам Сэма Шарксона.

Ступеньки игорного дома «Пути мечты» были сделаны из настоящего гранита. Бесс понял это, пересчитав их все до единой своими ребрами. Оттолкнувшись, от последней ступеньки, он уткнулся носом в хорошо знакомые ему ботинки. Бесс поднял глаза. Черную сутану, застегнутую до подбородка, венчала широкополая шляпа, из-под которой смотрело на свет божий умиротворенное лицо Паркинса.

– Надеешься взять патент на новый способ передвижения?– осведомился Эд.

– Видишь ли,– Бесс тщетно пытался придать своему голосу интонации снисходительной твердости,– Сэм Шарксон не снисходит до карточного стола, а его телохранители не захотели соглашаться с тем, что ко мне постоянно приходит больше козырей, чем к ним всем вместе взятым.

– Значит, Шарксон здесь?– Эд пропустил мимо ушей признание компаньона в провале взятой им на себя миссии.

– Сидит в салуне у окна. Это самое дешевое место. Сэм Шарксон до безобразия экономен. Боюсь только, что у него сегодня слишком воинственное настроение для бесед о добродетели.

– Ну что ж, спасибо за информацию. Прими благословение божье, сын мой,– и, сунув под нос оторопевшему Бессу тщательно сдобренную благовониями руку, Эд Паркинс степенно направился к входу в игорный дом.

– Вы позволите, мистер Шарксон?

Стол ростовщика стоял так близко к окну, что Бесс, притаившийся в кустах, слышал каждое слово.

– Прошу… Но мы, кажется, не знакомы?

Заскрипел стул, видимо Паркинс устраивался за столиком основательно.

– Ах, мистер Шарксон,– в голосе Эда Бесс уловил скрытую иронию.– Деловые люди часто не замечают скромных служителей церкви, отдающих все силы на поприще добродетели…

Шарксон коротко хохотнул:

– Просто слуги божьи зачастую сторонятся деловых людей. Но я вас понимаю– делиться урожаем с поля, щедро унавоженного добродетелью, никому не захочется. Не обижайтесь, святой отец, не обижайтесь! Сам я истинный христианин и примерный прихожанин. Просто меня всегда восхищало умение дщери Христовой успешно совмещать то, что священное писание полагало несоединимым!

– Что вы имеете в виду?– Паркинс явно не считал себя специалистом в области богословия.

– Ну как же. «Всякому свой черед и время всякому под небесами. Время собирать камни и время разбрасывать камни»… Кажется так? А вы, святой отец, щедро разбрасывая камни божественных истин, в тоже время успешно собираете вполне реальные камни материальных благ. Да и положение у вас полегче, чем у нас, бизнесменов.

– Разве?– Паркинс выглядел святой наивностью.

– О, господи! Подоходных налогов вы не платите, отчетны только перед господом богом, а с ним с глазу на глаз договориться не сложно. Да и территориальных границ у вас нет. А возьмите меня. Я зажат в этом жалком городишке. Стоит выбраться за его пределы, и кредитка прибыли влечет пять кредиток убытка. Ведь везде есть свои Шарксоны. Так вот и существую… И силы есть, да крылья не расправить. Где уж мне до вас,– в голосе ростовщика звучала нескрываемая зависть.

– И все же вы заблуждаетесь…

– Блажен заблудший, ибо он помогает остальным идти верным путем!

– Но мы не отвергаем и заблудших, ибо «бог не желает погубить душу и помышляет, как бы не отвергнуть от себя и отвергнутого». Святая церковь с радостью принимает в свое лоно всех желающих трудиться во славу божью,– многозначительно произнес Эд.– Нам нужны функционеры.

– Что вы имеете в виду?– ростовщик уловил, что беседа пересекла границу, отделяющую невинную болтовню от делового разговора.

– Может быть, мы найдем место более подходящее, чем этот зал?– осведомился Паркинс.

– Разумеется, здесь есть отдельные кабинеты…

И голоса собеседников затерялись в шуме салуна.

Паркинс появился в отеле под утро, когда Бесс уже начал беспокоиться о приятеле. Не разуваясь, Эд повалился на кровать и с легким вздохом облегчения вытянул ноги.

– Ну что?– нетерпение сжигало Бесса.

Не говоря ни слова, Паркинс вынул из кармана толстую пачку кредиток и небрежно бросил ее на стол. Взглянув на онемевшего компаньона и пояснил:

– Труднее всего было найти нотариуса.

– Зачем?– Бесс с обожанием смотрел на приятеля.

– Должен же был Шарксон рассчитаться со мной! Все добродетельные сделки необходимо оформлять по закону. Но как мало чистого осталось в этом человеке. Счастье его, что он встретился со мной. Может быть, это приведет его душу к спасению. Ведь я честно избавил его от плодов соблазна– этих вот денег.

– А что ты сумел дать ему в замен?

– Ах, Бесс, ты даже не представляешь себе, какой червь самомнения гложет Сэма Шарксона! Меньше, чем на планетарный масштаб, он не согласился.

– Масштаб чего?!

– Я продал ему место полномочного представителя Святой Ассоциации «Гуманных девственниц» на планете Зор. Ведь учредитель этой Ассоциации ты, а я твой компаньон.

Бесс ошеломленно посмотрел на Паркинса, намного помолчал…

– Послушай, Эд,– голос Бесса звучал тягуче и как-то обиженно,– я согласен с тобой, что обобрать эту крысу Шарксона– святое дело. Но то, что ты сделал, по-моему, не очень-то и хорошо… Планета Зор не заслужила того, чтобы отдавать ее на разграбление этому жулику. Ведь он сумеет высосать деньги даже из моей дутой Ассоциации…

– Ну, Бесс,– Паркинс повернулся лицом к приятелю,– на тебя не угодишь! Да и что плохого, если кто-нибудь позаботится о несчастных девственницах планеты Зор? Особенно, если учесть, что месяц назад все население этой планеты вступило в семидесятилетний цикл стадии мужского развития.

Комментарии читателей: