Один человек
Один человек может мир изменить,
перенаправить ось,
Нащупать следы, распутать всю нить,
Куда б далеко не велось.
Один человек, затаив кислород,
тебе его может дать.
Один человек от другого не ждет,
Всё как должную благодать.
Один человек поведет за собой,
До капли последней, слёз.
Через все города и зимой и весной
Для него это всё - «не вопрос».
Один человек лишь боится один
Остаться и не дышать.
В одиночестве он достает карабин,
Выясняя: «что есть душа?»
Один человек - это множество раз,
Обожженное сердце любви.
Потому на свету - в этой влажности глаз,
Выплывают на свет корабли.
***
Заходят в гавань облака
Небесно-ангельского порта,
Струится чёрная строка
и напрягается аорта,
Тебя заставив уловить
слова, впечатанные в воздух.
Одно из них простое «жить»
И перечёркнутое «поздно».
Порвать нельзя ткань тишины
И перевязанные раны
В себя впитали кровь войны
За все несбыточные планы.
И влажно-сумрачный туман
предельно пепельного цвета,
Уже зовёт тебя к китам,
да к берегам твоим ответа.
Солёным воздухом в глазах
То ли от слёз, то ли от моря
Заражено всё, что сказать
без репетиций приготовил
Тому, к кому идёшь в пути,
кого обнимешь в эти руки.
Не предавая, чтоб простить
за бесконечный знак разлуки.
***
И дождевые капли дней
Быстрее пули.
Отрикошетило дождём,
Дождём в июле.
Прошёл на вылет, не задел
Жизненно-важных…
И тем немыслимее стал,
Что выжил дважды.
И пулевые сквозняки
Зияли в тучах.
Я/ты – листки на ветках рук –
Бывало лучше…
И снова мочит дождь меня
Второй обоймой.
И огнестрельный ряд небес
Давай закрой, мой.
А в голове чернеет след-
Воспоминание:
Застряла пуля прошлых дней –
Итог свидания.
Расстрельных не было разлук –
Нас обманули.
Но мы в засаде у тоски
Страшнее пули.
***
1
Пружинка слов натянута до боли,
К минимализму сводится вся суть…
Ты получаешь срочной бандеролью
Что не забыть, не спрятать, не впихнуть.
Весь этот мир – как сон позавчерашний,
В котором сроки годности без лет.
Уходит в ночь трамвай и в свет тогдашний,
Где никого, поверь мне, больше нет.
Там ветер над раскинутой свободой,
Он не изучен в школе Бытия.
Пересыпай крупинки лет от года,
До первородного дойдя до «Я».
И развяжи сегодня эти руки,
Раскинь, как парус, руки, чтобы плыть!
Навстречу всем новейшим нежным звукам.
Не дай же им возможности остыть!
И пусть уже холодные рассветы
Переезжают дальше, мимо, от…
Куда-нибудь дорогой без ответа,
И даже прошлый мрачно-странный год.
2
Шар-солнце для раскинутых рук ближе,
И побелило лето облака,
И над кривой нагретой ржавой крышей
Летит, бросая тень, моя строка!
Причины все и поводы, и числа –
Долой из плена, тлена головы!
И потеряйся в небе круглом, чистом,
В зелёном море – волосах травы!
Когда тебе не хватит сил и пота,
Не хватит, чтобы больше не молчать.
Не помня сам себя, точнее, кто ты,
Попробуй заново искать начать.
И крутани тогда ещё по кругу
Планету, ржавую от горьких слёз.
Ну, покричи в себя и мир, будь другом,
А ветер – помни этот мир насквозь.
Первый/последний
Первый/последний не предлагать –
Остальное вполне возможно.
Стены, мысли, окно, кровать,
Стол, бумага и холод тоже.
Жить поступенчато, меряя шаг,
Доверяя себя пространству.
Если всё будет неведомо как,
Надо будет не оставаться
Между первым, между вторым,
Третьим – дальше – и так до верха…
Мыслей странных клубится дым,
Снова здесь, до сих пор не уехал…
Там, за стёклами, ночь слепа,
Здесь светло (свет смолкает позже),
Стены, мысли, а к ним – тропа
Стол, бумага и холод к коже.
Ветви деревьев не то скребут
Плоскость неба, не то щекочут,
Первый/последний года пройдут,
Но они бесконечнее ночи.
Одни на свете
Даше Виноградовой (Красновой)
В полумраке, в полусвете
Я один-один на свете.
Ты одна-одна. И как же?
Кто сказал, что он бумажный?
Кто сказал, что он плывучий,
Меж лучом плывет и тучей?
Чем он дышит, что он знает?
Ветер листья швыряет.
В полумраке, в полусвете
Я увидел в той газете,
Что его вчера не стало…
Это осень-одеяло.
Так давай же мы прозреем!
Мы сумеем. Мы успеем.
Веришь? Заново мы сможем
Стать ножом и белой кожей.
Мы – разбитые сосуды,
Мы вступаем в пересуды...
Окончательно сорвались,
В отраженьи обознались,
Обозначились и вышли
На промокшие на крыши.
Я один-один на свете.
Ты одна-одна. Об этом
Не узнают, не проверят,
Не откроют эти двери...
В полумраке, в полусвете
Фиолетовые дети
Пережили игры в мячик.
Таня громко-громко плачет.
Сотый круг, а всё по кругу,
Жизнь – услуга за услугу.
Фиолетовые смерти.
Мы одни с тобой на свете.
***
Замёрзла звёздочка,
И небо в судорогах,
И руки в извести
До боли-радости.
Часы песочные
День пропесочили.
Сквозняк закрученный
В восьмёрку вечности.
И бисер новых слов
Запрыгал с лестницы
Непонимания и ожидания.
Но свет рассеялся
Среди сомнения,
И я открыл окно
Понюхать воздуха
Совсем не летнего
Так неожиданно!
А небо всё ещё
Страдало судорогой
Глубокой вечности,
как я – бессонницей.
Я так задумался,
Что проглотил её –
Слепую звёздочку
(И не опомнился),
Что в дольке месяца
Тряслась от холода.
***
Капля рассвета – к полудню приличная лужа
Воды, набежавшей на кухне, из протёкшего крана.
Карманы пусты, холодильник навеки простужен.
Дни недели, как пиксели, на голограмме экрана.
Стрелки бегут. Жаль, не видят, что бег всё по кругу.
Их циферблат – словно школьный предел стадиона.
Мы настолько привыкли любить, что уже друг без друга
Можем прожить сколь угодно, но это не ново.
Лает собачка до боли знакомым мотивом.
Зима попросила ночлежки бессрочной, а город
Заставил забыть крик стрижей и листвы переливы,
Взамен дав, как сдачу, мороз, снегопадные шторы.
Так и живём. Тень уснула на тёплых обоях –
Сбежала, как кошка от лампы уставшей.
Завтра в раю снегопада пройдут эти двое,
Только дай Бог им пройти, чтоб друг друга узнавши.
Кто я?
Кто я,
Если не память моя о тебе?
Самое время подобному приключиться:
Двое заговорили на неведомом языке,
Зашевелились в отражении окон лица.
Кто я,
если тебя изнутри отобрать?
Кто я такой, если тебя, не найдя, покинуть?
Так и приходится в двери стучать декабря,
Смотреть зиме уходящей выстрелом в спину.
Всего-то пару шагов, несколько вдохов в грудь.
Дорога возникает под ногами того, кто может…
Время прозрачно-призрачно, только не обессудь.
По крайней мере, двоих оно уже не тревожит.
Так ведь уже бывало с тобой не раз.
Невидим – не значит ещё, что нету.
Прислушайся к цвету знакомых глаз,
К звучанию приглядись ответа.
Двое заговорили на неведомом языке.
Слышишь, снова скрипучие половицы?
Кто я?
Ходит память моя о тебе,
Перешёптывает слова о любви в страницы…
***
Опять гудки в застывшем телефоне,
И провода, запутавшие ночь.
Не бойся спать, тебя никто не тронет
И сны твои не сможет уволочь.
Холодный взгляд у стёкол, будто простынь,
Холодная, постиранная днём.
А скоро всё изменится, и осень
Зашелестит сентябрьским огнём.
Похоже – сон, в котором бы проснуться,
Но почему тебе тогда тепло?
Есть только шаг, чтобы туда вернуться,
Где, будто эхом, слышится «алло».
А там есть ты, себя не подобравший,
Оставивший надолго одного.
Так может, здесь ты точно настоящий,
А остальное просто ничего?
Здесь так темно, деревья тянут руки
Туда, где свет, где кончится земля.
А ты один в лесу прошедших звуков.
Воспоминания тобой болят, болят...
Вода черна, как будто бы мазута
Напилась всласть, но, не стараясь пить.
Ещё чуть-чуть, ещё момент, и утро
Придёт, чтоб линии звонков разъединить.
И ветер зашумел в молчащей трубке,
И, словно капли, падают гудки.
И осень мне – спасательная шлюпка
Из прошлого, из чёрной той реки.
***
Секунды, как чаинки, плавают на дне,
Кружки летней ночи в глубочайшем трансе.
Знаю, что там будет в следующем дне.
Сердце-поезд. Стук. От станции до станции.
Мутные, затёртые окна спящих глаз,
В них как будто рябью телевизионной,
Лес бежит куда-то, явно торопясь,
Лес уставших лиц, лет самовлюблённых.
Разложить чаинки высушенных дней,
Отобрать от сора и дорожной пыли.
Кто любил – остался. Кто любил сильней –
Ценен, потому что не его любили.
***
Андрею Родионову
Голос зверя, раненного в лесу,
Слышу вой с переходом на стон и вопль.
Вдалеке вижу тонкую полосу –
Это прошлых мыслей моих Некрополь.
Сочится рана соком былых надежд,
В ней тепло, позабыто-больно.
Перешагивая времени новый рубеж,
Зверь достаёт из себя все колья.
Идёт и помнит, что надо ещё идти.
Война не знает эта логического финала.
Сложить оружие – известно, что полбеды,
надо ещё, чтобы оно не стреляло.
Голос зверя слышится мне навзрыд,
Напряжением жил и связок,
Нутро живое, сочится ещё, болит
Рана, не знавшая повязок.
Поэт – он ведь тот же, похоже, зверь,
Но раны его поувечней да и пожёстче.
Жить нельзя, поверь, без любви потерь,
Как ни старайся, всегда не получится проще.
Поэт выполняет миссию транслятора-проводника,
Принимая боль на себя и эти вселенские пляски.
Напрягаются жилы, вытягивается строка,
Выкорчёвывается слово. Голосовые связки
Прочнее прутьев железных, сильнее жил,
Откуда болью доносится всё живое.
И просыпается тот внутри, что с тебя спросил,
Который спросит с тебя. И воем,
Рёвом опять до небес заставляет тебя проснуться,
Распотрошить всё то, что в тебе дремало.
В стихи одеться, пережить, а потом вернуться,
Кажется, что сжимается почва и кислорода мало.
Что ответишь ему, проживая стихов события?
Поэт – это когда тебя внутри двое.
До хрипоты, до искр, предкислородного перекрытия,
До звериного вопля, стона и воя.
Приговор к рассвету
Сидим в смирительной рубашке темноты,
Ночь, как микстура, опускается по горлу.
И так тепло нам оттого, что я и ты,
Что нас вдвоём изгнали из…и память стёрла.
Теперь мы около, ни за кого, ни для…
В нас внутривенная любовь включает токи.
И недоспелая весна календаря
Наполовину здесь для полуодиноких.
Теперь дыхание становится насквозь,
Нас приговаривает ночь с тобой к рассвету.
А мы – частицы света, мы их симбиоз,
Мы только легче оттого, что дети ветра.
Освободить крыла от боли, снять бинты,
Нам до рассвета два патрона остаются.
И так тепло нам оттого, что я и ты,
Что всем крылам в коробке дней не развернуться.
Памяти Бориса Рыжего
И я услышу поутру,
очнувшись головой на свае:
трамваи едут по нутру,
под мостом дребезжат трамваи.
Борис Рыжий
Не за что предъявить, кроме как за одно это,
Что дальше взгляда можно и не успеть взглянуть.
Трамваи идут по рельсам, как будто по сердцу поэту,
Высекая правду сквозь эту кровавую муть.
Не за что обвинять, кроме как за одни сутки,
Что поэт сам с собой не в ладу не прожил.
Что-то свербит, перевёртывается в желудке:
Страх или боль… и уходят по рельсам из жил.
Нечего говорить. Небесами молчат страницы.
Стихи, словно крошки хлеба, разбросанные по свету.
Поэт задохнулся в петле. Предпочёл отгородиться.
И по сердцу поэта шкрябает, скатываясь, планета…
В коробках-домиках квартиры-малометровки.
Не увидел сынок честных отцовских седин.
Поэт ждёт трамвая, оставшись на остановке,
С петлёй оборванной на сдавленной шее. Один.
***
Я сижу в углу и качаюсь.
Подобно улитке,
свернулся в узел.
Я устал от всего – признаюсь,
пол – безупречно липкий,
проход – обречённо узкий.
Я слышу знакомые ритмы,
Похоже, что сердце…
Вода из крана.
И что хорошо забыто
Память хранит в мегагерцах
И щиплет раны.
Пространство берёт отпечатки,
Дублирует шёпот…
Подача тока.
И похоже, что взятки гладки,
Мечтаю всего-то
Не стать далёким
Себе, ну и тем, кто остался,
Однако не рядом.
Коллапс реалий.
Ещё раз в тебя собирался
Влюбиться взглядом.
Но свет усталый,
Свет обливает тусклый,
Знакомые стены,
Как будто ссытся.
Итак, здесь предельно узко,
Что шире вены.
Пора закрыться.
Я сижу в углу и качаюсь.
Рай медитаций
По мне заплакал.
Сам в себе запинаюсь.
Души радиация.
Тень смотрит на пол.
***
Не найдёшь, не отыщешь в пыли
разноцветной такой и нездешней,
Ни в одном фонаре полумрака, свет которого лижет перрон.
Не найдёшь ты меня среди них – городских сумасшедших неспешных,
Ни в одном из намеченных планов, разговоров и снах об одном.
Не найдёшь ты меня среди стен с облетевшей от старости краской,
В магазинах, метро, переходах, даже там, где сейчас только ты.
Ни в знакомом сюжете простом, что не станет ни былью, ни сказкой,
Не найдёшь, не пытайся, не мучься, не разглядывай цвет темноты.
Не найдёшь в отголоске чужом и в неправильно услышанном слове,
И в случайно прошедшем прохожем на секунду поднявшем глаза;
В мегабайтовых искренних письмах, где всё так же я снова и снова…
Ни в известном тебе моём прошлом.
Это всё, что я в силах сказать.
***
Я – бумажный самолётик,
Я свободой поглощён,
Мягкий призрак свежей ноты
До небес разоблачён.
Я – бумажный самолётик,
Я летаю в облаках.
Я летаю, вы живёте
Под покрышкой потолка.
Я – бумажный самолётик,
Я прозрачен. Лёгок свет.
Я летаю. Вы все ждёте,
Упадёт он или нет.
Я – бумажный самолётик
Разложить меня легко.
Вы меня летать зовёте,
Я мечтаю далеко.
Я – бумажный самолётик,
Я хочу летящим стать.
Я летаю. Вы идёте,
А пешком нельзя летать.
Я – бумажный самолетик,
Отражаю телом свет.
Прямо. Прямо. Поворотик.
Снова взлёт, паденье. Нет.
Я – бумажный самолётик –
божий планер без границ.
***
Т. Б.
Подключаем себя к бесконечному яркому свету,
Этот сильный поток, как воронка, затянет с руками.
Притяжения нет. Происходит контакт межпланетный,
И космический клапан чудес прорывает стихами!
Это так неожиданно, быстро, незримо,
Ощущаешь, как падаешь – только не вниз, а повыше,
В голове, как в окне, пролетает ненужное мимо.
Щебетание звёзд остаётся, как то, что я слышал.
Так давно не бывало, да если вообще не впервые:
Тишина, прозвенев, оседает космической пылью.
Там, за стёклами дней, отражаются кто-то другие,
И которым, возможно, сегодня же выдадут крылья.
Бестелесная, неизмеримая вненаходимость.
Всё пространство сжимается в точку, как кошка в клубочек.
Подключаем свой космос в особую неповторимость,
Наделяя способностью видеть сюжет между строчек.
По возвращенью сюда, наглотавшись чудес выше крыши,
Где к рукам прилипал этот тёплый таинственный воздух,
Позабыв перерывы на сон, вспоминаем, что здесь ещё слышим
Щебетание звёзд, высоко себе сделавших гнёзда…
***
Горстка пепла – вчерашний день,
Разглядеть бы, найти следы.
Подниматься сегодня лень,
Чтоб туда прямиком, где ты…
В теле слабость – убит дождём.
Голова тяжелее плеч.
Потому что он день за днём
Не желает воды сберечь.
Никто не вышел и не зашёл –
Потолочный пейзаж тоски.
Всё собрать бы в один мешок
И подальше от глаз унести!
Как листву подарить ветрам?
Пусть развеют да разнесут
За пределами этих рам
Лучше в поле или в лесу…
Стану завтра в ботинках спать:
Так теплее бродить во сне.
Лишь билет и ручная кладь
Для досрочного старта к весне.
***
Уйти, раствориться, представить: меня здесь нет,
Сыграть в невидимку, воображая друга,
Затихариться, словно перед прыжком на свет,
Словно кролик. Прыжок на волю из гущи луга.
Стать невидимей воздуха, неслышней моторчика комара,
Притаиться навзничь и всё… ни звука!
Понимая кожей секунду жизни, когда говоришь: «Пора»,
Чтоб не успела расползтись опухолью разлука.
Уйти потихоньку. До востребования. Пиши.
Возможно, когда-нибудь. Даже близко.
Волк – ветеран одиночества, не спешит
Есть из предательских рук, и пить из миски.
Память хранит дорожку. Отход назад –
Возможный реверс туда, где было.
И лишь тепло бесследное волчьих лап
Отпечатки тепла от сердца в себе таило.
Кит
Я раненый кит в океане немых побед,
Нахожусь в системе поломанных координат.
Переживаю бури магнитные, не свои семь бед,
Задыхаюсь последствием – бить в набат!
Полумертвый кит – провожаю немую даль,
Тело вымученное окутала смерти сеть.
Соль осела на кожу, свихнулся от боли радар.
Океан забирает сердце, чтоб не постареть.
Я отдаю ему силы за то, что когда-то плыл,
В ожидании облачном дозы грёз.
Я раненый кит, отправляюсь на дно, где ил,
Как на дно, под небо к веснушкам звёзд…
***
Посвящается моему таЛИСману
Завяжи мне глаза
Лентой солнечной грёз,
Уведи меня за…
за собою, как пёс.
Тишиной тайных троп
Проведи меня в лес,
Где бы я тоже смог
Опьянеть от чудес!
Босиком по траве
Проведи, не боясь,
Чтоб мечта в голове
Загорелась, искрясь,
Чтобы ветер меня
Обхлестал по щекам.
Как по зову огня
Я пойду туда сам.
Хоть полвека в пути
С жизнью наперевес,
Покажи, как идти
В этот сказочный лес.
Я наощупь пойду,
Наугад, просто так,
Чуждых глаз на виду,
Как голодных собак.
Чуйка – компас души,
Шаг на запах и звук.
Лес обняться спешит
Стообъятием рук.
Проведи меня, лис,
В свой нехоженый лес.
И одна только мысль:
Хорошо, что ты есть.
***
За пять минут до светофора счастья
Иду на красный, не открыв зрачки,
Почти на шелест, как тогда, хрустящий…
По пешеходному… мигают маячки.
Я прохожу по перекрёстку света
И выплывает небо из груди.
Я говорю ему, что где-то, где-то…
Оно перебивает: «Впереди…».
И, может быть, в потоке этом странном,
В забытом ритме порванных сердец,
В тепле каком, заколоколит рана
Стозвоном дней, кричащих: «Не жилец!».
А я иду вперёд и пропускаю,
Как пешеходов, толпы прошлых лет.
А на прощанье им и то прощаю,
Что их со мной в дороге больше нет –
Тех самых лет, в которых дым и пепел,
Где только боль – фундамент городов.
Теперь мой путь – теперь он точно светел,
Теперь и я идти туда готов!
Пять лет назад… до светофора счастья
Не я, не здесь иду, открыв зрачки,
Не говорю себе: «Не замарайся!».
Сердца не наши рвутся на клочки…
Стихоплодное максимальное
Пробиваются пальцы
образов,
сквозь рыхлистую почву
будущего,
чтобы стать чем-то без
безвременным,
чтобы стать чем-то так
волнующим,
рукавам твоим
окровавленным
шанс даю быть еще
беременными.
По щепотки, по грамму,
по капельке
сочетания боли с
примесью,
сочетания яда
с завистью,
совокупление жести
с известью.
Ложь запуталась в играх
с новостью,
как стекло продавилось
пальцами.
Стало душно с пытливой
совестью,
стало жарко как магма
плавится,
обнаженное
неподдельное
неподдельное и
неправильное,
но такое оно раздетое -
стихоплодное
максимальное.
Когда кожа сдирается
начисто,
когда кровь дежавюрует
в полости
ротовой. Когда всё сжимается
до предела
бурлящих сумерек,
до искомого сочетания,
до отчаянного
безразличия,
до обезоруженного
безобразия,
до грязи, до страсти,
до мерзости.
Где-то так или может быть,
Около.
Словно сон -
кровь из пальца на сахар.
Выжимается что-то влажное,
что-то нужное, что-то тужное
на бумажное плоскостопие,
на холодное омертвление,
на вчерашнее недосыпное...
Но такое оно раздетое -
стихоплодное
максимальное,
что не хочется больше мышек
поднимать за пищащие хвостики,
что не хочется больше шариков
загонять по углам безвременья.
Кислород поступает около...
Ты так долго сегодня
плакала,
ты так мило сегодня
выспалась,
что теперь уже
что-то вздрогнуло,
всколыхнулось
высыпалось,
что-то умерло
в не до памяти,
что сегодня всем мало
жадности,
что сегодня всем надо
скорости.
Ну и что?
А мы просто разные
ну и что?
Мы как рыбы скользкие.
Так и быть,
я зажмурюсь преданно,
досчитаю до беспредельности
и пойду искать
босоногую
по рельсам,
траве,
по облачку…
Где-то там в крайней-крайней
крайности,
где-то там в один-один-
нокости.
Заикаюсь я, заикаюсь я.
Сквозняками пробиты
комнаты,
а от кружки всем пальцам холодно.
Мне послышалось ожидание:
«Я найду тебя, я найду тебя»
***
Смотать Вселенную в клубок
В момент, когда в одно мгновение
В тебе рождаются как Бог:
Слова
Строка
Стихотворение
Скрутить Вселенную в себя
По нитки, узами, да к сердцу.
И лишь Его о том прося,
Чтоб не закрылась эта дверца,
Откуда в утренний рассвет
Прозреет как зерно на солнце
Строка – росток
Строка – побег,
Стихов предвестница прольётся.
***
Лысина неба сквозь трещины крон,
Чёрные кляксы птиц.
Снова реальностью давится сон,
Открыв эти двери глазниц.
А где-то там, за морщинами штор,
Аллегория всепустоты.
Если бы знать, какой именно сор
Удобряет стихов цветы…
***
Третий месяц не сплю, не бодрый,
Словно каждую ночь – на дно –
Так почти что заведено.
Заполняю тоскою вёдра…
Да, и третьего не дано.
Жду десяток планет, галактик.
Мне всего ещё двадцать пять.
Что случится со мной опять –
Будет лучшей из лучших практик –
Сам себя из себя доставать.
Паутина в углах повсюду,
Липнет холод к моим ногам.
Я оставил твоим Богам
Для тебя светлых писем груду,
Пережёванную по слогам.
«Путешествие в мир иллюзий» -
Вот как можно назвать твой ход.
Всё вернётся и всё придёт
С тем же самым отвесным грузом,
Под которым потонет плот.
Впрочем, что мне сейчас об этом…
В этих играх я не игрок.
Это мне навсегда урок –
Слишком много я тратил света,
Света мало увидеть смог.
Надо чай заварить покрепче
И сменить заунывный трек,
Ведь ещё не одну из рек
Переплыть надо, но, замечу,
На одну бы хватило век.
***
У меня в затылке осень
и шуршат деревья.
Заколдованные птицы
машут пестрыми крылами.
Листопадная прохлада
мне закладывает уши,
словно это мне в наследство,
словно это в первый раз.
И такое ощущение,
Что водой заполнен вакуум
Под осенним небом.
Стоит мне еще полшага,
Чтобы над собой подняться –
Попаду в необратимость,
невозвратного движенья.
Дни как соты меда в клетке
календарного бессилия,
Раздают себя по листьям,
Обесточенным от лета.
Только так и понимаю,
Цену собственных падений,
словно это мне в наследство,
словно это в первый раз.
***
Сон потерялся во сне, как в дырявом кармане ключи,
Словно чёрная кошка, пропавшая на перекрёстке.
Расклей объявления всюду, ходи по подъездам, кричи
Или сиди взаперти, как тебе посоветовал Бродский.
Есть ли здесь кто-то ещё? - отчётливей кажется, есть.
Если долго смотреть в темноту, оживают границы деталей.
Ночь - недопитая кружка. Про себя никому, что я здесь.
А хотя все равно ничего про меня никому не сказали.
Пульсирует мысль о Вечном. Все бумажки собрались в комок.
Так можно полвека ещё – залезть до утра в одеяло.
Плюс год к неизбежности. Ветер. И закрытая ночь на замок,
Черновик моих снов почернел и, похоже, что дело за малым.
И, похоже, что всё оно так. Бьёт в затылок секундная дрожь.
Как игрушка в забытой пыли, завалялось любимое имя.
Что ещё у меня для тебя? Ожидаю, как тихо войдёшь,
Неизбежность лишь только с тобой окончательно неповторима.
***
Я снова там, где прозвенел трамвай
И вдаль уехал города вслепую,
Я снова там, где толпы и где лай,
Где кто-то пересек опять сплошную.
И дышит этим городом окно,
Вбирая пыль и суету вне дома.
Похоже, так давно заведено,
Я жду начала нового пролома.
Трамвай звенит, как будто бы опять
Просыпалось зерно дневного солнца
На пыльный и больной весной асфальт.
Следов от ног ничьих не остаётся.
Идут туда, где ждут или не ждут,
Встречают, провожают, расстаются.
Я снова там, где ночью упадут
Все голоса, которым не проснуться.
Я снова там, где стены среди стен,
Где небо выжато, как половая тряпка,
И где гуляет ветер перемен,
И жарко мне от времени и зябко.
Которой нет
После того, когда в голове стемнело,
Когда разбилась она об мозги –
Последняя мысль о счастье смело,
Подобно камню, оставляет в воде круги…
Сама – ко дну, откуда берёт начало.
Оттуда прахом ил и песок
Говорят наверх, как нам было мало
Жизни, как мир жесток!
Здесь – глухота – наверху, как диагноз,
Поставленный вместе со слепотой.
Кто я? Кто ты? Я сомневаюсь
В жизни этой, я верю той!
Иду навсегда, когда в голове стемнело,
Держась за перила собственного моста.
Поводырь-собака проводит тело
Туда, где заканчивается слепота,
А дальше я сам… геометрия горизонта,
Что виднелась в пустой дали,
Заскучала навек о чём-то,
Не вгоняя в себя корабли.
Я иду, впереди – в голове – закаты.
Эпилепсия этих вод
Успокоилась, и канаты
Натянулись, как строчки нот.
И фрегаты пошли вслепую,
Предрекая собой рассвет…
Я иду по мосту в такую
страну, что на карте нет.
***
Я болен облаками навсегда.
Я болен облаками безнадёжно.
Я растрепал мечты. А можно?
Их поглотила мрачная вода,
Когда я смог неосторожно
Пройти по облаку в ночи,
Мечты тогда летать просились,
Тебе когда-нибудь такое снилось?
Возьми с собой мои ключи,
Хотя все двери и без них тебе открылись.
Так долго не хватало облаков
Над головой и в голове, как мне хотелось.
Приму мою, твою и нашу мягкотелость
Основой будущего из основ,
Преодолев чужую над собой оторопелость.
А в венах много ветра и весны,
Свобода эта беспредельна.
Крылатость облачная неподдельна,
Я забываю все земные сны,
Когда мы вместе были и отдельно.
Комментарии читателей:
Комментарии читателей:
« Предыдущее произведениеСледующее произведение »