***

Эгейское море спокойно

только по праздникам

и воскресным дням.

 

В тот год я заметила,

что листья тополя под окном

вырастают за лето большими,

как лопухи,

к ноябрю они ложатся

в снег, совершенные,

вселенные.

В тот год я заметила,

что каждая музыка

неповторима, как человек,

ничего не может быть

сыграно дважды,

прожито дважды,

все - река,

и дышится светло,

и главное

угадывается между,

в космосе слова "быть"

(нами упущенного),

но вот теперь

смотреть на тополиный лист,

огромный, как город,

и знать,

что Эгейское море

спокойно только

по нечетным дням,

шаги твои белы,

и ре диез большой октавы

звучит девятнадцать

секунд,

да много ли надо

нам?

 

 

***

Так и живем,

в сиреневом сентябрином городе

собирая мечты в подолы

широкополых юбок,

голубые длинные волосы

разделяя на ветру пальцами,

живем через ступеньку -

девять...восемь...семь...пять!

опять

сбиваясь на рассвет,

впуская туман,

оставляя пустыми поля,

имена опуская

в гортанной горечи

первого желтого листа.

Так и живем,

будто не было моря, боли, времени,

открытий, детства, холода, волшебства,

будто мы никому

не верили,

не брали за руку,

не боялись пророчеств,

не знали

грядущего дня.

 

Так и любим, солнечные,

на том берегу перебирая

камешки белые,

медленно отводя

упавшую прядь

со лба.

 

 

***

Большое небо

пахнет черной смородиной

спелых звезд,

поезд идет по взморью.

- Смотри,

это Кассиопея,

мой Валентин.

- Смотри,

это Андромеда,

моя Валентина.

 

Море в начале пяти

будет ласковым,

как молоко,

влажные кудри твои

станут рыжими

в зеленом

утреннем свете.

- Хорошо ли тебе,

мой Валентин?

- Хорошо ли тебе,

моя Валентина?

 

На синей гальке

не останется наших следов,

чайки вздрогнут

и возьмут

немного правее...

- Три четверти века

задравши головы

глазеть на божьи пригоршни,

полные ягод,

это ли не здорово,

мой Валентин, это ли не здорово?

- Твоих веснушек

я не успел сосчитать,

их оказалось больше,

чем было отпущено времени,

море застилает

глаза.

 

- Я так счастлива,

мой Валентин.

- Я так счастлив,

моя Валентина.

 

***

Душа моя,

будь осторожен,

выходя утром в сад -

третья ступенька крыльца

проломилась

прошлым летом.

Голубой фарфор

над макушками груш

будет равнодушен

и пуст,

и ресницы цветов

покажутся

влажными от рассветных слез,

но это будет

только роса,

только

роса.

И вселенная твоя

в карих родинках звезд

наполнится музыкой и поплывет

над людьми как обещание,

как надежда,

как молоко

последнего

летнего тумана.

Не удивляйся тому,

что заплачут они

в голос,

как маленькие,

не удивляйся тому,

что заплачешь ты,

что заплачу

я.

 

Рижских узких

улиц

будет зреть

ароматный янтарь,

и, добежав до угла,

светловолосая девочка в белом

не обернется,

но ты почувствуешь,

как улыбается

она.

 

***

Я не помню, когда началась

эта осень,

и вот уже ковер

опавшей листвы мокнет

под мелким дождем.

 

Или это снег,

или это снег?

 

Охра, умбра...

ветки голые

штрихуют города,

утро пахнет свежо

новым счастьем

неназванным.

 

Или это грусть?

Или это грусть?..

 

Дверь, в октябрь

выходящая,

дом с высокой

крышей.

Поцелуй,

которого не было,

остается клавишей

запавшей,

чай на губах

горчит.

 

Или это жизнь,

или это жизнь?

 

Обои старые,

света полоска

из комнаты дальней,

паутинка надежды

на сухой траве,

песня,

слова которой

никак не припомнить,

тропа, уводящая

к реке...

 

Или к тебе,

или к тебе?

 

 

***

Светловолосый мальчик,

спрячь нас в синем

снежном шаре,

поставь на

книжную полку

у окна.

 

Будет скучно -

подними поутру шторы,

старую заведи пластинку,

потряси наш мирок,

и увидишь,

как начинается пурга.

Маленький человечек

живет в домике с красной крышей,

играет на белой дудочке,

глядит на летящие блестки,

и никогда

не проходит

зима.

 

Светловолосый мальчик,

смотри, какая счастливая девочка

стоит посреди снега,

задрав голову к стеклянному небу,

смотрит тебе

в глаза.

Светловолосый мальчик,

сделай погромче музыку,

сделай погромче

свою прекрасную музыку,

и мы услышим,

как наступает

огромная, вечная,

органная

тишина.

 

*** 

М.Л.

 

В старом дворике

на Ланжероновской

Бог играет

на бандонеоне.

Любовь моя,

боль моя,

Одесса,

пришли мне море.

 

Я выйду в платье

цвета твоих

акаций

к белой реке,

похороненной

подо льдом,

и соль солнца твоего

не высохнет

на лице моем.

Пришли мне море,

Одесса,

пришли мне море

в конверте голубом.

Вечер спускается

сливовый,

официант выносит

на улицу чай,

луна молчит.

Ветер парков твоих

гладит засыпающих

детей по волосам,

Бог играет на

бандонеоне.

Душа его

болит.

---

Комментарии читателей:

Комментарии читателей: