Рисунок по памяти

 

На столе клеенка в нарядных маках,

В мисочке горох, размокая, бухнет.

Я сижу с тетрадкой, вдыхая запах

Пестрого бытья коммунальной кухни.

 

Вновь из пункта «А» вышел человечек,

А линейка в комнате – вот растяпа!

Там у мамы гость (говорит – разведчик,

Да хоть генерал, только он – не папа).

 

Дядя Моня час как пришел со смены,

Пьет грузинский чай из огромной кружки,

Заедая цимесом непременным,

Рыжим, как Мироновы конопушки.

 

На халате в треск натянув полоски,

Вновь дымит у форточки тетя Фира,

Стряхивая пепел от папироски

На медальку крышечки от кефира.

 

В ряд на керогазах кастрюль короны:

Хаш, рассольник, щи и супец с колбаской…

Попросить линейку бы у Мирона,

Только он на улице, с нашим Васькой.

 

Скоро шесть. Михеич придет с работы,

А за ним Армен, хахаль тети Нели,

Сядут отмечать, кто - приход субботы,

Кто - последний день трудовой недели.

 

Сдвинутся столы, зазвенят рюмашки,

Загремят кастрюли, роняя крышки.

Ну а я, доделав свою домашку,

Посижу с Мироном, листая книжки

 

В комнатке, где слоники под часами

Будут ждать, как в кухне, цветной и пьяной,

Отзовутся тосты «за тех, кто с нами»

Эхом от войны: «что ж, друзья, помянем…»

 

А пока спешит человек в тетради,

Скорость в пять кэмэ отмеряют ножки,

В такт его шажкам по бульонной глади

Неля мерно плюхает поварешкой.

 

И, перхая старчески, бабка Полька

Мозговую кость с упоеньем гложет.

Путь до пункта «Б» – два пи эр, поскольку

В понедельник будет опять всё то же:

 

Потекут до пятницы дни за днями,

Толкотня на кухне, домашка, споры,

И опять разведчик припрется к маме,

Или капитан, или дворник Боря.

 

Так же будем с модой сверять подолы,

Медяки считать у окошка кассы,

И взахлеб делиться взращенной в школе

Верой в урожай райских яблок с Марса,

 

Верой, что вот-вот заживем как люди,

Что преодолеем все-все барьеры.

Главное ведь: верить, что будет, будет,

И воздастся, может быть, нам по вере.

 

Под окном надсадно скрипят качели,

С них в песок сигают Мирон да Васька…

 

Принеси-ка, внученька, акварели –

Нарисуем память в прозрачных красках.

 

Город

 

Обломки стен смешались винегретом,

На них приправой окислялся стронций.

Над черной неподвижною планетой

Вставало эбонитовое солнце.

 

По бывшим городам гуляло пламя

Взрывая то цистерны, то канистры,

И раны рек с разверстыми краями

Дымились и разбрасывали искры.

 

А здесь, тупой вражде немым укором,

Обещанным и Торой и Кораном,

Мой теплый, мой любимый южный город

Лежал в руинах черным, бездыханным.

Лежал, нелепо вывернув кварталы,

Безмерно, безнадежно изувечен,

С лицом, покрытым траурной вуалью,

И оспинами трупов человечьих.

Из треснувших кусков античной клади

Торчал, как вопль, скелет сгоревшей стелы.

 

А радиоактивные осадки

Летели вниз, летели вниз, летели…

 

Внезапно я очнулся от кошмара,

Смеялось утро, щебетали птицы,

По отдохнувшим за ночь тротуарам

Спешили люди шумной вереницей,

И разбивая в прах печаль и скуку

Кружился у окошка змей бумажный.

 

Дай, Господи, чтоб этот сон не в руку,

Но всё же пусть его увидит каждый.

 

Несвободна

 

Несвободна, словно тень от кошки,

Шла река в наручниках мостов,

У причала строем тётки-ёжки

Продавали трупики цветов,

 

Предвкушая яблочную мякоть,

Корни яблонь тискала земля…

Что ж теперь, достать чернил и плакать?

Или подождать до февраля?

 

Подождать, когда замерзнут воды,

Станут сном последние цветы,

И, наевшись досыта свободы,

Может быть ко мне вернешься ты.

 

---

Комментарии читателей:

Комментарии читателей: