Мария Румынская «Transfer»

 

Аve femme

 

подарил мне Господи эту жизнь.

и сказал мне Господи: «Ну, держись.

продержись немного, потом пройдёт.

не учи молитвы, когда возьмёт

горе горло. молчи. и не жди венца.

Ни-ка-ко-го. учись уважать отца.

коль живёшь одна – не ходи по чужим домам.

дом обретши, смирись, что не правишь там.

приготовь себя к острому. всем ножам

подчинение – самый из самых нож.

добровольное резанье пополам

перейдёт в очень жадное «не уйдёшь».

не учись отдавать себя с полнотой,

кредиторам присущей, … не с той, постой…

научить тебя, как должно жить? На кой

это надо тебе? мне дарить покой

не пристало живым. и пока ты здесь,

утрамбуй, как умеешь, земную смесь.

топай, прыгай, придётся – и вниз лицом.

новый шаг будет ценен, и взвешен, и невесом.

что ещё пройдешь – рано знать. Потом,

если выдержишь, дам тебе боль. Чуть заслышав писк,

обними и корми его, плачь и учи: «Держись»».

 

Зимний

 

ничего из того, что было,

он не помнит, ну хоть убей.

память вроде бы не остыла:

это он не спешит за ней.

и не греет, прижавшись, фото

всеми линиями лица;

чаще ходит смотреть полотна

в залы времени года дворца.

он считает, что век не прожит – 

он уверен, что прожита жизнь.

много, мало ли – подытожит

то не он – свидетельства лист.

Зимний – это ему под финиш

дар от времени и пустот.

раньше мимо бежишь – не видишь

ни дворцовых, ни прочих высот.

 

лишь теперь красота вызывает

удивление, равное детству.

если счёт с нуля – проживает

года два всего по соседству

с этой набережной и рекой,

что такие дарует волны

сердцу…и два года неполных

всех забывший живёт со мной.

каково это – быть под финиш

даром времени и утрат:

будь хоть жарче всех, а остынешь,

зябкой дрожью сползёшь в закат.

да, я – солнце ему, но тризну

тоже не обделяет светило.

я устала. может, капризна?

может, просто не подфартило…

быть два года у смертного ложа 

и два года делить его

с тем, кто жил, – не одно и то же,

всяк ответит…спросить у кого?

 

и по набережной Дворцовой

каждый вечер иду с прошеньем:

«Зимний, вы разрешите оковы

снять, мне больше к лицу украшенья.

да, опорой быть – то заслуга,

греть в объятьях – души красота.

но…жена, иль любовь, иль подруга? 

я – не та, и не та, и не та:

так, последний светящийся лучик»…

Зимний – только вопрос на вопрос:

«так уж сильно тебя это мучит,

что тебя принимают всерьез?

не как функцию – как мирозданье,

как основу всего волшебства,

что есть в мире; как книжки листанье,

смысла нить, что впервые с листа

удалось ухватить…да, он скоро…

умирают всегда – до конца.

вместо им позабытого сора

заберет образ: твой – и дворца»

 

По.пытка

 

Ну пожалуйста, Господи, только строчку –

Совершить словоблудие:

Как чиста, ровно столько же и порочна:

Не исчадье – из-чудие.

 

Научи меня, Боже, но знай: я – бездарь:

Камень грызла, да съела всё.

Всем воздай за труды, а мне безвозмездно

Дело дай – только б свет несло

 

В эти души больные, ослабшие в вере.

Среди них и я, грешница.

Научи падать ниц, но не на ступени

Повышения лестницы.

 

Дай побольше ума сильным мира, слабых –

Расспроси сам о стойкости:

Их ответ будет силой их. Ставь на храбрых,

Не вкусивших жестокости…

 

Попросила лишь строчку – сама забылась –

Жадность, Боже, всё бесится.

Я – жена. Хочешь – нет ли, но я женилась,

Не желая невеститься.

 

 

Подари мне стыдливость. Любовь? зачем мне? –

Я сама поделилась бы:

Свечи, ночь, руки, ласки…– всё для вечерни.

И синхронно молились мы…

 

Нет, еще рановато на мне крест ставить.

Пожалей моих ближних-то:

Им – награду за силу принять – не править,

Не скоблить то, что выжжено…

 

Распоясалась… Господи да простит мне:

Все ремни с меня падают.

Знать – худа, иль рубахи строптивый ситец…

И не ладится с ладаном –

 

Аллергия, наверное, вдох – без ритма

Напирает, сбивается

Пульса счёт… Веришь, Боже, как-то молитва

У меня не случается.

 

Ничего плохого

 

ничего плохого с тобой не случится.

будет сладко и пряно, как выпил грог.

ни ключи, ни кот, ни альбомная память в лицах –

не пропадут. всё постигнешь, и смогут тебе открыться

и подсолнухи, и Ван Гог.

и не будет внутренних противоречий,

всяких течений contre или versO.

никто тебя не обидит, на плечи не сядет – обнимет за плечи.

и одновременно, что редко случается, будешь при встрече

ты – лёгок и – ты же – весом.

заберут тебя небесные ещё при жизни

и возьмут под патронаж.

не заставит никто ни раны тебя зализывать,

ни платить за капризы свои, и вообще никому капризному

ничего ты вовек не дашь.

ни пройти полмира тебе не придётся:

под рукой всё, точнее – прямо у ног.

и раз судьба – корабль, тебе дан в подмогу боцман,

опытный и веселый, и ужин готовит флотский

толстый, румяный кок.

«поделись своей тайной», – будут к тебе проситься

увидавшие твой успех

на берегах Лигурийского моря и дальше, в Ницце.

и все будут любить тебя – но ничего с тобой от этого не случится:

ты защищён от всех.

а потом у самой франко-монакской границы

ты кинешь последнюю смс:

«у меня есть мир, вот я – счастливейший самоубийца.

как и просил, ничего со мной не смогло случиться.

но зато я случаюсь здесь».

  

Центровая. Болотоград

 

Плюхнулся со Смольной крыши Суворовский,

Советскими пронумерованными порезанный.

Скоростью

Хвалится. С матами и ирокезами

По подъездам жмётся. Колется

Шпиль по утрам. Серопиджачные локти

Распарывают воздух из боковых приоткрытых;

 

В болоте

 

Любят, пьют, шьют, равняются на элиту.

И давно так, больше трёх сотен

 

Лет.

 

Привыкли.

  

Алоха, ангел!

 

он приходит, только когда ему крайне плохо:

хамство, ложь, пошлость, фиаско в соитии.

помню, он был на Гавайях: "Алоха тебе, Алоха!"

он смеется: "Порт-о-Пренс, крошка, находится на Гаити."

 

он садится у краешка моего стола, ноги кладет на стол.

говорит: "Вот тебе персики из Нью-Джерси, детка".

посмеялся над чаем с плюшками, однако же все уплёл.

"Аппетит, худышка, возьми-ка себе на заметку".

 

пожурит, мол, пора с головой разобраться,

что последний хорош был, что разбросалась, дурёха.

споёт сотни сказок, а я, грифель ломая и пальцы,

всё пишу... "Ты зайдешь через день?" — "Алоха тебе, Алоха!"

 

...А дом — прелестен

 

веришь: стараюсь любить этот дом. веришь: кланяюсь дому.

трогаю стены, неровности и целую край занавески.

но не случается диалога в саду, не нападает истома.

всё не так, как у Гаева. и всё же твой дом — прелестен.

 

здесь я не чувствую пола, не задеваю углы. нет места,

где бы я просто была. убеждаю: живой, и говорю — живому.

он даже не скрипнет. тоскливо, как ссора без грубого тона.

чтоб мне здесь пусто было. но твой дом, уверяю, прелестен.

 

дело не в цвете обивки и не в чердачной пакле.

сны на обоях прекрасны, но не мои. да есть ли

где для меня притяжение в падеже? — навряд ли.

я убегаю искать. а твой дом, как всегда, прелестен.

  

Непоклон

 

вот был бы он, что ли, пядей семи во лбу,

так ведь нет: бубнит про седьмую печать.

из ничего, что я, к сожалению, не могу,

он сдюжит не больше, плут и беспомощный врун.

сам о себе нелогичен, если с рожденья начать.

 

он бы умел славно праздновать рождество,

ставить бокалы на кОстеры, соблюдать этикет.

смеешь ему не поверить — заголосят: "совок!

ты дурак, homo sapiens, всё началось не с того!

было в начале слово, потом ты обрёл скелет".

 

впрочем, сомнения служат буквально всем:

в век гуманизма провидчески зреть закат,

агностицировать, не поднимаясь с колен

(может быть, и зачтется, если душа не тлен), —

это есть мощный тренд, не спустившийся с потолка.

 

Он же участвовал, был замечен, Он попустил.

и халатность Его преступна. Страшен ли суд?

добрый Брейгель посадит на радугу, и споют?

только вряд ли: доколь Эту кровь в упоенье пьют

ныне, никто Его и не понял, и не простил.

 

пожалей его, как жалеют холостяка,

заплутавшего между борщом и картошкой фри.

он бы рад разогнать все раздутые облака,

но боится у тех, кто придумал его, не снискать

поклоненья: привык уже, господи побери.

 

Некрасиво

 

исчезает, дружок мой, все самое в мире красивое,

Самое.

не хватает, дружок мой, мне более сил моих.

Стала я

утомленной не солнцем, увы, как хотелось, – моросью.

Сыро и

некрасиво врастает в асфальт дождливая поросль

Дырами.

мне знакомы, дружок мой, в этом вот сереньком городе

(Были ли?)

две красавицы. Умерли. из меня что-то вроде бы

Вылили

с той поры допивает мой день из черт-очертаний уродливых

Тоник и

не зовет им на помощь джина: подправил, что ли бы

Подлинник…

мой мужчина, дружок мой, красив, но это уже – эклектика –

П(р)ост модерн.

там стекло в глазах, ни романтики, ни, упаси,– поэтики –

Прочность стен...

не тверди мне, дружок мой, что ваша эпоха закончилась,

Выживи.

сохрани силуэт в архистрашное время фасончиков

Сниженных.

Мне хотелось бы видеть живыми те самые яркие локоны

Двух подруг,

Проводив остальных хоть куда: в рококо ли, барокко ли

Пусть идут.

пусть уходят витками, пилястрами, мертво-статичными фотками…

«Страшный век,

Некрасивый. Прости, ухожу», – молвил стоптанный

тонкий снег.

  

До золота (avant l'or)

 

благо было солнце, был прилив.

песок не мешал – украшал кожу.

золотом царицы сыпал миф

в морщинки, рисуясь, легко уминаясь в ложе.

 

замер в мере вечности озноб.

сводило судорогой в полточки

месяц набухавший. Пил сироп

укус, так расслышав «целуй», под ушною мочкой.

 

стоил высшей меры адюльтер,

грубейше названный. Зависть в ножнах

только чернеет, а эти – сфер

касались цвет огненно-рыжих, чуть с адом схожих.

 

ад, сквозь солнце в лучшем проявив

себя, исцелял, прижигал ужас.

где как не в аду такой прилив,

глубокий, испившим дарующий сотни мужеств.

 

тем, кто был до слова, до начал,

до мифа (песок назовут позже

золотом), чтО им, кто-как-их-звал…

значенье «ничто» равносильно всесилью, может.

 

Не/о/позитивизме

 

он, бывало, о разнице в возрасте.

о непреодолимом и о сердцах.

о разных ритмах, темпах и скорости.

о грузе, тяжести, весе и о весах.

 

о понятиях и точках зрения,

что противоположности и магнит

нельзя сравнить. что силу старения

не нам осилить – тем более исцелить.

 

цепь гипотез чертовски правдивая.

что до верификации этой лжи,

из всех эмпирик, что проходила я,

он вынес только, что трудно со мной не жить.

 

Тransfer

 

Тонкие пальцы… Ловкие тонкие спицы...

Вяжет во рту нерождённое слово укором.

Мне никогда не суметь тобою не повториться..

Я ненавижу повторы, склоняюсь к повторам,

 

как к твердым точкам зрения сохнут разводы…

Существовать, закругляясь только твоими

жестами… Все нетвоизмы – прочь из обихода.

Транскрипционно твоим прозвучит моё имя.

 

Что бы своё оставить на память, которой

нет ремесла.. терпеливая: даже не стонет.

Так – в застывающем ТЫ, лишившись историй,

я растворюсь…Ошибившись, меня кто-то вспомнит,

 

но, звонко пальцами щелкнув, исправится вскоре.

 

Мне – за...

 

…неточность произношения

и вообще неуменье сказать,

отглагольные местоимения,

неразборчивость связей за

 

капризное одиночество,

когда есть с кем, но не за чем быть.

и не колется то, что захочется.

за медлительность там, где прыть

 

должна быть (а вот и не было),

за подаренный временем шанс,

но отпущенный…за то, что спела я,

а просили – encore une danse.

 

…нечитанные трехтомники,

не доеденный в полночь обед.

оставаться за это мне тоненькой,

фолиантом мстит интеллект...

 

любимые ночью улицы.

темнота – дар кошачьим глазам.

не пророчится, а рисуется.

обманувшихся мною за

 

не сделанное в срок мается:

«дочерти!» – ненавижу черты.

только санкции полагаются

мне за все, а в награду – ты.

 

есть ты, и, верно, поэтому

время плакать – сухие глаза.

приговор: жива, но – отпетая.

и – тебя грехи мои за.

 

И вдруг ты взрываешься

 

и вдруг ты взрываешься. дальше собственных роговиц

больше не видишь. хрусталик рисует схемы:

вот эти лица, вот ты, пострадавший от этих лиц.

точка А ведет в точку Б. mea culpa нет, нет дилеммы.

 

и вдруг ты оставишь меня. да черт бы с этой, со мной.

но зря я веки твои целовала, лучики и ресницы?

оболочке радужной радуга снится, поток солевой.

вчера еще слезоточива, высохла. вот тебе и не спится.

 

и вдруг ты кричишь, задыхаясь, а я больше не вижу рта.

бледным матовым полотном гнев-музейщик скрывает облик.

цепенея, шепчу, что ты прав сто раз, больше ста.

и ругаю себя и нежность, родившую сонмы безволий.

 

и вдруг ты теперь идентичен другому, другой, другим.

видно, что-то во мне не так, раз ты всё ещё мной узнаваем.

берегла твои боли, ценила обиды, и ты теперь непобедим.

те же лица, в глазах твоих, говорят: «мы тебе его не прощаем».




Комментарии читателей:

  • ЛюдаЯ

    15.09.2016 00:39:43

    Маша!молодец!

  • Елена Р.

    17.08.2016 13:57:10

    Горжусь тобой!!!

  • Марал

    11.08.2016 14:55:22

    Спасибо! Очень здорово



Комментарии читателей:

  • ЛюдаЯ

    15.09.2016 00:39:43

    Маша!молодец!

  • Елена Р.

    17.08.2016 13:57:10

    Горжусь тобой!!!

  • Марал

    11.08.2016 14:55:22

    Спасибо! Очень здорово

Добавление комментария

Ваше имя:


Текст комментария:





Внимание!
Текст комментария будет добавлен
только после проверки модератором.