***

Белее снов (что глядят младенцы

В кроватках, с шелковым балдахином,

Своим большим, человечьим сердцем);

Белее статности лебединой;

 

И губ белей королевны Снежной,

Что щиплют – Каевы; Сладкой ваты

Белее –

Снег опустился, между

Четвертым часом и часом пятым

 

Утра, в мой город, пустой и сонный

(Ночь остывала в кварталах сирых).

Белее духа – сошед с иконы

(Того, который с отцом и сыном);

 

Белее льна. Я сверяла – сверьте! –

Застав, под утро, его идущим.

Еще тот снег был белее смерти…

И, я уверена – вездесущей.

 

Он знал следы от твоей подошвы.

На ощупь знал! И не так, как раньше:

Он шел обычного снега дольше,

И шел обычного снега дальше...

 

***

Снег шел и шел, как покрывало,

Заправив город.

И этим утром хотелось только

Саней и горок!

 

Ах, этим утром хотелось верить в тебя –

Как надо

Нам верить в чудо, что вдруг приходит

За снегопадом

 

В дом, спящий долго и беспробудно –

Тем сном мертвецким.

Так в чудо верится только в раннем,

Счастливом детстве.

 

Так чуда хочется – нестерпимо! –

Как мандарина…

И я стояла,

Точно, прощенная Магдалина

 

Посреди утра, в свете гирлянды,

Светящей тускло.

А в сердце, будто снежинка в небе,

Рождалось чувство.

 

А в сердце – будто бы горстка снега

Лавиной стала.

И все плохое, отныне, сердце

Не волновало…

 

***

А все плохое, без оговорок –

Сошло, исчезло… И испарился

Бетонный город, в снегу, как морок;

Как сон дурной, что так долго снился.

 

Белели крыши, молчали крыши,

Свыкаясь с новым своим нарядом.

А мне в заснеженный космос: – Слышишь? –

Хотелось крикнуть...

– Я слышу. Рядом

 

С тобою буду! - ответит эхо…

(Я с этим чувством не раз боролась:

Ведь мне покажется будто это

Твой – мне до боли знакомый – голос...

 

Ведь мне покажется, будто снежным

Покровом свет твой незастеняем).

Снег шел и шел, беспрерывно между

Землей и небом…И между нами.

 

И вот, когда, наконец, все стихло

Снег стал землею – ее объемля...

А я люблю тебя так же тихо,

Как небо любит снегами землю.

 

***

А я люблю тебя так же вьюжно…

И – так метельно!

Нам, этим утром, с тобою нужен

Режим постельный.

 

И снежный вихрь закружит в танце,

Пугая свечи.

Я бы хотела с тобой остаться

На день… Навечно.

 

Я бы хотела запомнить утро,

И снег, и елку;

И то, как шепчешь ты мне на ухо:

«Моя – и только!».

 

***

Я бы хотела любви белее

Снега, который белее света,

Что этим утром на твоем теле

Лег кружевами, белее снега

Снега, который, как белый саван,

Землю укрыл...

Или, может, выкрал…

 

Я – как из гроба – с постели встала,

Чувствуя кожей –

Еще не выпал…

 

***

Приходи в мою падь - мы с тобою забыли -

Как особенно нежно в безлюдии нам.

Я умою тебя не водой, а кобыльим

Молоком, чтоб стекало оно по губам.

 

И я буду лизать с твоих губ, как младенец,

Принимая молчание их - за ответ.

Повенчают нас звезды обеих медведиц,

Завершая оргазмы парадом планет.

 

А священное озеро вплавится в недра

Наших душ, вымывая притихшее зло.

И нависнут над нами могучие кедры,

Как огромное, черное чье-то крыло,

 

Что укроет от самого страшного сглаза,

Посвятив нас, уставших, в таежные сны.

Приходи в эту ночь - ты почувствуешь сразу,

Как давно мы и жадно друг другу нужны.

 

Потому, не тяни! Мы так долго блуждали -

Время сбора разбросанных нами камней.

Пусть уходят чужие, которые ждали

Недостаточно сильно... Иди же ко мне.

 

***

Крысы окрысились, свылись лисицы;

Спелись заезженной песнею рты.

Но если вместе нам все еще спится,

Разве не ты мне нужнее всех?

Ты!

Пусть разрослись мировые болезни;

Выросли дети содомьей чумы.

В миг, когда в пекло друг друга полезли,

Кровью и душами сплавились мы.

Значит не выспаться нам друг без друга.

Значит не вымолить вечный покой.

И потому, быть твоею подругой

Мне не бывать в этой жизни - и той.

 

***

Расплети мои косы, займемся зачатием зла –

Я блудницею в этих краях прослыла еще той.

И с плеча моего так маняще рубашка сползла,

Чтоб тебе, даже вечный, и то – только снился – покой.

 

Разукрась мое тело укусами, мне не в первой.

Но куда нам до тех, что замучены пытками там,

Где кровавые лица так жадно целуют войной,

Потому что у них ни души не осталось, ни рта.

 

Прикасайся ко мне, как к последней. Ты мне – позарез.

Мы, устав выживать, улеглись на перину траншей.

Наши звезды – как бельма, у некогда зрячих небес,

А с земли это кажется в тысячу страхов страшней.

 

И, по песьи, мы лижем друг друга, вину теребя –

Ту, что взяли за тех, кто не верит в любовь или рай.

Обними меня так, чтобы я умерла за тебя.

Поцелуй меня так, чтобы было легко умирать.

 

***

Некуда нам с тобой, горемычным, деться,

как ковылю в степи обнаженной негде

спрятаться. И стоим мы – совсем как в детстве –

так уязвимы перед колючим снегом,

что нестерпимо ранит льняную кожу,

точно, клеймя. И так безутешна площадь,

нас приютившая, как бездомных кошек;

или собак безродных, бесправных; прочих

тварей ненужных сытому болью миру,

где и без нас давно уже было тесно…

 

Шепчешь мне, улыбаясь: «Не бойся, Ира,

лед под ногами нашими уже треснул».

 

***

Имя тебе — лоза, что вокруг шеи ластится.

За твоим домом; за осенью, что окрасилась

В цвет незаживших ран, нежность больной собакою

Жмется к моим ногам…Только бы не залапала.

 

Кто в твою дверь вошел — бес ли в обличье женщины?

Имя твое из зол — большее или меньшее?

Ведь я забыла, как верность бывает – лисьею.

Имя тебе — овраг, где я лежу под листьями...

 

И не найти меня с факелами, с ищейками.

Имя тебе — петля, спутанная с ошейником

Для моей нежности, словно с цепи сорвавшейся...

Спи моя нежность, спи — эта петля не страшная.

 

Это петля петле'й — в ней бы болтаться всякому.

Имя твое в тепле, что уже не иссякнет. И

Не повернуть назад — шея петлею сломана.

Имя твое не зря яблоком, с ветки, сорвано.

 

***

Ой ли, хлопчику - мне враже?

Па'левой косой

Удушу того, кто скажет,

Будто бы - чужой.

Исхитрилась же по нервам

Дрожь от твоих глаз!

Как языковым барьером

Разделили нас?

 

Кровь, что горячее лавы,

Одна - на двоих....

Мальчик мой, скажи як справы

В стороне «чужих»?

 

***

Венки твои ко времени сейчас

Из выжженного горем разнотравья,

Где хлынули багряные – в Донбасс,

Замученный спланированной травлей.

 

Как детям ты поведаешь о том,

Целуя их в пробитые зерцала,

Что трупы укрывала рушником,

Который так любовно вышивала?

 

А детям ты поведаешь когда,

Целуя их в бессонные глазницы,

Как смертью засевали города

Жнецы твоей невидимой границы?

 

Жнецы братоубийственной войны,

Безликие соглядатаи бойни.

И вот безлюдьем улицы полны –

Свидетели невысказанной боли.

 

Здесь нет воинов света и добра –

И бесы без трофеев не изыдят.

Здесь правды нет…

А бабушка стара –

Боится, что нас больше не увидит.

 

***

Мое счастье, теперь – все честно:

Делим поровну боль и платим

За квартиру, в которой тесно,

Как в больничной пустой палате.

Мне – задернутость занавесок,

Немость комнат и хлеба черствость…

Моя нежность, теперь все честно.

И, пожалуй, еще – все к черту!

 

Мое счастье – теперь все просто:

Не срывая свои стоп-краны,

Я люблю тебя, словно, поезд

Любит в вечном романе Анну.

Так вода не была любима

Ни одной из своих русалок.

Я люблю тебя, как Людмилу

Любит ревностный меч Руслана.

 

Так не будет любимо небо

Войском ангельским или звездным.

Я люблю тебя каждым нервом,

Мышцей, мускулом, долей мозга.

Я люблю тебя как застенки

Сумасшедшего дома любят

Разум Мастера… Мой запретный

Плод (на нем прокололись люди),

 

Я люблю тебя – самой светлой;

Самой грязной любовью, пошлой.

Я люблю тебя первым снегом,

Что растаял зимою прошлой.

Так люблю тебя – словно сына –

Не рожденного. И не тайна,

Что люблю тебя с той же силой,

Как не любит Онегин Таню.

 

С той же страстью, как тают льдины.

С болью той, когда рвет на части…

А тобою я так любима,

Ненаглядное мое счастье?

 

***

В лесу дремучем,

В гнезде паучьем

Жила беззвучно.

Ждала напрасно.

А ты был лучшим.

Был самым лучшим.

Бессмертный лучик

В загробном царстве.

Но гнулись сосны,

Ломали спины;

Тянулись сосны

Ко мне губами.

Не просыпайся!

Поспи, Ирина.

С нами спокойней,

Надежней с нами.

Лакали лисы

Из моей боли.

Псалмы мне пели

Ночные лисы.

Мы не увидимся с тобою,

Ведь ты мне снился…

Всего лишь снился.

 

***

В снегу, как в саване,

Упавшей искрою,

Лежу – пресамая

Твоя пречистая…

С тончайшей кожею,

С глазами-ямами.

Кровинка Божия –

Твоя пресамая…

Снег меня кутает,

Как королевишну.

И эту шубку ты

Одной наденешь мне.

Лишь мною светятся

Глаза-прогалины.

А в целом свете я

Одна такая ли –

Твоя пресамая,

Твоя прилучшая?

Горят под саваном

Глаза-излучины.

Лежу под снегами,

Как сиротинушка.

И шепчет небо мне:

Не спи, Иринушка.

 

***

Ты и не знаешь 

десятой доли 

моих мучений…

С волком – по-волчьи. 

Вольному – воля. 

Умному – время.

Милому – нежность, 

бьющая соком из сердцевины.

Хищнику – жертву. 

Выстрелу – сердце. 

Милому – имя: 

НЕПОБЕДИМЫЙ. 

Необходимый. 

Неприручённый.

Мне – твоя нежность, 

из сердцевины, 

бьющая в лоно.

Окликом в спину – 

Бесповоротно. 

Беспрекословно…

Я – твоя капля

в выжженном сердце; 

в высохшем море…

 

***

Декабрь выпустил своих демонов. Не самых страшных еще — но все же...

А мы с тобой ведь «не пальцем деланы» — у нас стальная броня под кожей.

И прикасаясь губами к бьющейся, как птица, жилке на твоей шее

Я понимаю — меня не плющило так никогда, что еще страшнее.

Но сожжены все тетради прошлого (хоть говорить так теперь не модно).

А в наших чувствах так мало пошлого, что мы животным, скорее, сродные

В своем стремлении быть, как целое — бежать по снегу стремглав, бок о бок.

Осточертело быть под прицелами недобрых взглядов и местных сводок.

Мы с головою лежим под снежным, от глаз укрывшим нас, покрывалом...

А в наших ласках так много нежного, что даже рук нестерпимо мало.

Пускай пронюхал о нас декабрь, на нашу травлю всю бросив силу,

Но мне с тобой пять минут хотя бы — и я плевала на эту зиму!

 

 

 

---

Комментарии читателей:

Комментарии читателей: