Бабочка

(рассказ)

 

      Все-таки Нинка сволочь. Однозначно! Позвонила ближе к ночи и просипела в трубку - мол, температура высокая, и тело ломит. Теперь за нее нужно работать Лыжиной Лариске. Ведь больше некому. И это в субботу. Утром. Летом.

А у Лыжиной, может, планов было громадье на свой законный выходной. Она, быть может, собиралась на пляж, в гости, в театр или на худой конец в кино. В какой последовательности все задуманное Лариска провернула бы, доподлинно неизвестно. Но это неважно!

Просто все и всегда пользовались ее безотказностью. Еще Лыжина была впечатлительной. Она постоянно входила в чье-то положение. Вокруг нее кипела жизнь: подруги удачно и не очень выходили замуж, у них рождались дети, после чего наступали их шумные и важные для психики ребенка бесконечные дни рождения. Разумеется, эти даты выпадали на выходные дни, и Лыжина принимала удар на себя.

У Лариски не было детей и мужа, кстати, тоже. Последний ее кавалер – безразмерно талантливый и вечно голодный до ярких впечатлений музыкант Аркадий сбежал в Вильнюс два года назад.

С тех пор Лариска жила жизнями своих подруг и друзей. Вот и на этот раз Нинка ее «сделала». Теперь вместо теплого песочка на пляже Лыжина будет всю субботу торчать в душном маленьком магазине и выпрашивать у покупателей, потных и обозленных от жары, мелочь. Зачем? Чтобы выдать сдачу одной бумажной денежкой. Ведь если удается заполучить «десятик» и вместо сорока рублей, например, сдать мятым полтинником, накрывает маленькая радость. Потому что мелочь для продавцов - все равно что драгоценные камни. Явление редкое, а потому бесценное.

Было раннее утро, и на улице еще не было так жарко. Лыжина шла по улице совершенно одна, казалось, что даже машины устали гонять и уснули. Горожане наслаждались субботним утром: спали, отлеживались, одним словом, отдыхали.

Лариске захотелось закричать и разбудить сразу всех. Чтобы из окон и подъездов высунулись заспанные лица и пожалели ее. Но она, конечно, этого не сделала, а стала только сильнее злиться на Нинку.

Лыжиной было тридцать с хвостиком. Мама в тандеме со старшей 45-летней  сестрой постоянно на нее наседала. Мол, когда уже найдешь себе мужа и нарожаешь детей? Как будто она была против! Но тот самый все никак не появлялся, а встречались только мутные мужики, что-то вроде Аркадия.

С претендентами, которых ей сватала родня, Лариска давно покончила. Это были сплошь маменькины сынки: в коротких брюках и с детскими комплексами размером со слона. Нет уж, спасибо!

До магазина оставалось несколько метров, как вдруг из-за поворота вышла женщина и пошла по направлению к Лариске. Ну как пошла… Она парила. Даже издалека было видно, незнакомке нереально хорошо. Женщина приближалась к Лыжиной не то чтобы вприпрыжку, она делала это беззаботно и легко. Сумка в ее руке выплясывала танцевальные па, двигаясь в унисон со своей хозяйкой. Лариска и незнакомка поравнялись друг с другом, и Лыжина поняла: сегодня ночью женщина согрешила.

Она сделала такой вывод вовсе не по загадочной улыбке Джоконды, что застыла на лице незнакомки. И даже не по едва уловимому шлейфу сладких духов и дорогого алкоголя, преследовавших ее.

С потрохами женщину выдавало платье. Оно было надето наизнанку. На груди вызывающе топорщились вытачки, а на плечах непроизвольно и по-летнему весело подпрыгивали белоснежные поролоновые подплечники. Как крылья у бабочки. Незнакомка пребывала на своей волне и Лыжину даже не заметила.

А Лариске вдруг стало очень хорошо. Словно это она всю ночь предавалась плотским утехам и только что вынырнула из чьей-то теплой постели. Лариска проводила женщину-бабочку глазами и вприпрыжку подлетела к дверям магазина. В тот день покупателям повезло. Их обслуживала румяная и веселая продавщица. Она улыбалась всем загадочной улыбкой Джоконды. Лыжина была впечатлительная.

 

 

Юмахо-юмасо

(девушкам 80-х посвящается)

 

Когда-то давно она была женой популярного немецкого певца и любила его: знаменитого до головокружения и красивого до тошноты. Она тоже была на редкость хороша, с упругими грудями и крепкой, как орех, попой. Ее волосы - цвета дорогого шоколада - были волнистыми от природы, а зубы белоснежными, как китайский фарфор из императорского дворца. За годы их счастливой совместной жизни она ни капли не постарела, стала только краше. И это несмотря на то, что за это время она родила ему… 25 детей. Скажете, бред? Нет, не бред. В подтверждение оного у Настеньки, штукатура-маляра с «корочками», а по совместительству любимой жены Томаса Андерса, был большой полиэтиленовый мешок, набитый до отказа сотнями писем. Эти наивные и трогательные девичьи послания адресат никогда не получал. И не получит. Да и сочинялись они совсем для иных целей. Настенька придумала себе занятие, чтобы попросту не свихнуться за три года учебы и серой, безрадостной жизни в общежитии строительного училища.

Началась эта терапия еще в школе. Однажды, маясь от скуки на последней парте, восьмиклассница Настя Пугина наткнулась в учебнике литературы на портрет казахского поэта Абая Кунанбаева. Внешность восточного философа школьницу повеселила, и она написала записку подружке Наташке Мирошниковой. Послание начиналось со слов: «Душенька моя, Наталья Леонидовна! Пишет вам жена Абая Кунанбаева…»

Получив и прочитав письмо, Наташка нашла на указанной странице портрет поэта, прыснула и быстро отыскала в учебнике суженого для себя – русского писателя Белинского. Твердую троечницу Мирошникову позабавило имя литературного критика и публициста – Виссарион. Придумают же!

Девушка настрочила ответ, аккуратно сложила листочек несколько раз и отправила его на парту к «Кунанбаевой». Так несовершеннолетние жены литераторов запустили сей проект.

После восьмого класса Настя поступила в строительное училище. Находилось оно в другом городе. Училище и женское общежитие, ему принадлежащее, были построены в неблагополучном районе - не МГУ ведь. Поэтому каждый вечер крыльцо трехэтажного кирпичного здания было облеплено, словно мухами, местными парнями: шумными, выпившими и опасными. Этот жужжащий пчелиный рой приводил Пугину в состояние панического ужаса. Оправдывая фамилию, Настенька каждый раз боязливо вздрагивала от гогота, то и дело доносившегося с улицы. Хотя такими трусихами в общаге были далеко не все. Некоторые девчонки отваживались заводить с местными шуры-муры и торчали с ними темными вечерами под окнами. На этой почве периодически происходили эмоциональные дележки невест и женихов. Один раз оскорбленный кавалер, находясь в изрядном подпитии, забрался в окно в поисках своей неверной. В руках у него был нож. Вертихвостку Людку с музыкальной фамилией Вагнер спасли только невысокий рост и бараний вес. От страха она в два счета сложилась, как бандит Ури из фильма «Приключения Электроника», и спряталась на антресолях в одной из комнат.

В целях профилактики прогулов на замки-шпингалеты в общежитии был введен запрет, и все двери, кроме входной, всегда оставались незапертыми. Ослепленный яростью и алкоголем ревнивец бегал по коридору и кричал: «Людка, сука! Убью!» Остальные жительницы общаги во главе с дежурной этажа – пенсионеркой бабой Сашей – забились в самый дальний угол, мечтая избежать нелепой смерти. Кто-то вызвал милицию. Дебошира увезли. Людка, потирая затекшие ноги и руки, счастливо скалила зубы. Ее чуть не убили из-за страстной любви!

Настя стать маляром никогда не мечтала. Да и кто о таком мечтает?!

Но оставаться в школе еще на два года не было ни сил, ни желания. Поэтому Пугина решила поступать в училище. Наташка Мирошникова переехала с родителями в другой город, и связь с ней оборвалась.

По большому счету Пугиной было все равно, на кого учиться, - главное, чтобы не в школе - поэтому слова мамы «маляр всегда при деньгах» помогли хоть как-то определиться с выбором.

В Томаса Андерса Настя влюбилась в 84-м. Правда, сначала земля зашаталась под ногами от голоса немца, а после и образ черненького длинноволосого красавца, увиденный по телевизору, завершил свое «Юмахо-юмасо».

Девица втюрилась по уши.

В те годы купить постер с любимым артистом было практически невозможно. Поэтому даже микроскопические вырезки из газет и журналов с фотографиями сомнительного качества ценились на вес золота. Ими гордились, их берегли, за ними охотились и даже воровали. Для хранения бесценных реликвий настина мама принесла с работы бумажную папку с завязками и надписью «Дело». В ней влюбленная фанатка бережно хранила свое богатство.

О том, что солист группы «Модерн токинг» запал в сердце Пугиной, знало все училище. Во-первых, об этом сообщала красноречивая надпись на спине форменного пиджака «Тomas, I love you», сделанная шариковой ручкой - собственноручно и с чувством. Во-вторых, Настя выучила песни западного коллектива наизусть, а точнее на слух. Зазубренную абракадабру Пугина предпочитала петь в просторном туалете общежития, где была шикарная акустика, как в оперном театре. Голос у Настеньки был громкий, и в свое пение она вкладывала душу. Поэтому выступления ее в общаге любили, и туалет заполнялся благодарными слушателями в два счета. Но и этого Пугиной было мало, и в одно прекрасное утро она решила бросить поэта из Казахстана и стать женой Томаса Андерса. Но начинать новую жизнь в одиночку - скучно, Настя стала искать единомышленниц. Так постепенно в группе штукатуров появились супруги различных знаменитостей. Пугинские сокурсницы включились в игру с письмами охотно. Сведения о жизни иностранных певцов и артистов собирались по крупицам: интернетов еще не выдумали, модные глянцевые журналы тоже было не достать. Поэтому выручали некогда просмотренные зарубежные фильмы и сказки, прочитанные в детстве. Дворцы, особняки, теплые страны, поклонники, меха, драгоценности, но главное - любовные страсти кипели на листах бумаги, позаимствованных в учебных тетрадях. Послания сочинялись на уроках и после. Разумеется, влиться в творческий процесс получалось не у всех. Особенно не повезло солисту группы «Европа» Джо Темпесту, которого выбрала себе в мужья обладательница скудного воображения и такого же ума Светка Сомова.

Сомиха вместе со своим Лохматиком, так она нарекла музыканта за богатую шевелюру, за пределы их огромной трехкомнатной (предел мечтаний!) квартиры вообще никуда не выходили. Супруги дружно клеили плитку в ванной комнате, покупали в дом прочные табуретки и солили вкусные хрустящие огурцы. Об этом Светка сообщала подружкам в своих смешных письмах. Девчонки над Сомихой откровенно глумились, но по причинам, озвученным выше, она этого не понимала.

К концу первого курса в строительном училище сформировался своеобразный костяк. Фигуристая как гитара староста группы Лариска Клюева вышла замуж за композитора Дитера Болена. Черноглазая татарка Марина Сафина стала супругой исполнителя главной роли в английском сериале «Робин Гуд» Майкла Прайда, а тонкая до прозрачности Женька Капустина заявила права на американского рокера Джона Бон Джови. Возглавляла женский клуб Настенька Пугина. Ее письма читали целыми комнатами: обсуждали, спорили и плакали от поведанных в них сантиментов и страстей.

Томас благоверную обожал. Покупал дорогие подарки, возил на море, посвящал песни. В той жизни ее звали Нэсс, или Нора.

Она умела держаться в седле, отлично стрелять из пистолета и водить люксовый автомобиль. Нэсс Пугина-Андерс была знакома со всем богемным миром, с кем-то дружила, кого-то презирала. Но ее уважали и ценили. Особенно почти три десятка собственных детей. Возраст прекрасной матери и любимой жены Нэсс застыл на месте, ей всегда было около 26-ти. На правах автора придуманного мира Пугина могла себе это позволить. Политики, шейхи, певцы и банкиры падали перед знойной красавицей штабелями. Они навечно были сражены ее умом и красотой. Один харизматичный байкер Дэвид даже отправился на верную смерть из-за нее. Парень был хорош до невозможности. Когда Пугина описывала сцену их прощания, то заливалась слезами. Ведь красавица Нора никогда не догадывалась о чувствах благородного бандита. Она любила другого.

Выдумщица Настенька черпала свои истории как из рога изобилия, а девчонки капали слюной, перечитывая их по несколько раз. Собственные письма и ответы подруг Пугина складывала в свою фанатскую папку. А когда им стало там тесно, купила в хозяйственном магазине мешок из плотного полиэтилена, обрезала его до половины и бережно сложила на дно первые десятки писем.

Однажды Настя и Лариска сцепились. Дотошная староста решила проверить, насколько сильны чувства Пугиной к знаменитому мужу.

- А если «Модерн» приедет в Москву, ты поедешь на их концерт? - ехидно поинтересовалась Клюева.

- Конечно! - оскорбилась Настя.

- А на какие шиши? - не унималась подруга.

- Найду, - не моргнув глазом, ответила Нэсс и добавила: - магнитофон продам.

- Ну… типа, - упрямо не поверила староста, а Настя про себя подумала: «Вот же гадина!»

Приезда в Россию знаменитого коллектива Пугина не ждала, а боялась. Она понимала - если немцы действительно приедут, она никогда не сможет попасть на их концерт. Таких денег ей ни за что не найти, даже если она действительно продаст свой неподъемный катушечный магнитофон «Юпитер».

А проститься с любимым бобинником было вообще не-воз-мож-но!

На сложенных друг на друга стопкой километровых катушках с магнитной пленкой был только Томас, музыка которого дарила ей жизнь.

За три года учебы мешок с письмами заполнился полностью. Пришлось его даже скрепить, чтобы бесценный груз не рассыпался при транспортировке. Пугина вернулась домой.

Устроиться по специальности не получилось. Но мама похлопотала, и Настя стала работать в библиотеке. Теперь у нее был безграничный доступ к женским романам, где беспощадно властвовала ее величество Любовь.

Еще какое-то время одногруппницы поддерживали связь и переписывались.

Правда, за письмами теперь приходилось ездить на другой конец города, причем на автобусе. Долго это продолжаться не могло, и скоро Настя осталась со своим наследием одна. Даже когда Пугина вышла замуж взаправду, она сохранила написанную жизнь. Со своим мешком она переехала к мужу, объяснив, что в нем хранится ее молодость. Но супружеская жизнь в реальном мире оказалась далека от придуманных историй. Никто на руках Настеньку не носил, политики ей не звонили, певцы не пели, банкиры драгоценности по праздникам не присылали.

Жить было нужно здесь и сейчас, а становиться другой - взрослой и рассудительной - ой, как не хотелось. Иногда Пугина доставала с антресолей заветный мешок, брала наугад пачку писем и жадно их перечитывала.

Молодая женщина искала таинственный код, разгадав который она смогла бы вернуться обратно. Но пожелтевшие местами бумажные листы больше не дарили уверенности и радости. Это оказалось страшно.

Настоящее необходимо было строить самой, учиться общаться с мужем - живым человеком, брать на себя ответственность, падать и снова подниматься.

У Настеньки не получилось. Промаявшись вместе три года, супруги решили расстаться. Добра, как пишут в сказках, не нажили. Детей тоже.

Малярша-библиотекарша уходила от супруга красиво. Высокопарно наговорив Андрею грязи и вылив ушат обвинений за испорченную и непонятую жизнь. В этот момент шоколадные волосы Нэсс развевались, упругая грудь вздымалась, алые губы, покорившие сотни мужских сердец, скривились в жесткой ухмылке. Она никому не позволит так с собой обращаться!

Мужчина ударить не смог, хотя хотел очень. Андрей поступил иначе. Он схватил тот самый мешок жены и вывалил его содержимое на пол. Пугина оцепенела и перестала дышать. Да как он посмел посягнуть на святое!

Щелкнула зажигалка… Мужчина и женщина стояли друг напротив друга, а между ними весело заплясал огонь на высохшей за годы бумаге. Листы извивались и корчились, исчезая на полу однокомнатной квартиры.

Наконец Пугина очнулась и принялась тушить ногами разраставшийся пожар. Огонь уже перекинулся на старенькое кресло. Воздух в комнате задрожал. Андрей бросился на кухню, налил в большую кастрюлю воды и вылил на кресло. Настя открыла окна.

Пожарных вызывать не пришлось. Справились с огнем сами. От сотен писем про красивую сказочную жизнь на выжженном ковре остались только грязь, вода и пепел. Настенька посмотрела на Андрея, у которого под носом появились смешные усы из сажи. Женщина совсем не злилась. Пугина вдруг поняла, что все это время страшно заблуждалась, и ближе всех к истине оказалась вовсе не она с дорогими яхтами и бриллиантовыми тиарами, а глупая Сомиха с наивными письменами про лад и уют. Ступая по сгоревшей бумаге, Андрей подошел к жене. Он обнял ее и почувствовал - что-то изменилось. Дышать стало легче.

Настя вытерла пальцами его нарисованные усы.

- Хочу купить в ванную новую плитку, - сказала она.

- Я уже думал об этом,- ответил Андрей.

 

  

Самый лучший

 

Люблю его безумно. Даже безнадежно. Не в смысле, что выхода нет, а в смысле, что навсегда. Смотрю на него: как он говорит, ест, смеется и благодарю бога за то, что подарил его мне.

Постоянно хочется его целовать. Губы, щеки, руки. Он всегда приятно пахнет, а волосы такие мягкие и нежные, что непроизвольно тянется рука их взъерошить. Все в нем меня устраивает. Даже то, когда он возится со своей любимой машиной. Она не соперница мне, а просто груда металлолома. Но он так смешно сосредоточен, когда ковыряется с ее колесами, что это вызывает улыбку. Просто он так устроен, что тут поделаешь. Судьба так распорядилась.

Я обожаю его рассказы. Он может безумолку трещать несколько минут и настолько искренен во всех своих проявлениях, что это подкупает. А как он поет! Без разницы: подпевает ли что-то себе под нос или орет в полную глотку, я всегда слушаю и умиляюсь.

А когда получаю от него порцию нежности и очередное признание в любви, то со мной что-то происходит. Это невозможно описать словами. Таких букв и слогов на Земле просто нет. Их нельзя предать бумаге, потому что это высшие чувства.

Иногда мне снятся страшные сны, в которых я теряю его и не могу найти. Тогда просыпаюсь в холодном поту, но, нащупав теплую руку на соседней подушке, успокаиваюсь. Он рядом.

Мне всегда хорошо с ним. Даже тогда, когда повздорим и разойдемся по разным комнатам. Это чувство - симбиоз физического и душевного. Оно словно огромный кокон, который пульсирует вокруг нас: защищает, вдохновляет, генерирует.

Он ужасный непоседа. И я немного даже завидую тому, с какой легкостью он перепрыгивает ступеньки в подъезде и лужи на улице. Мне так уже не смочь, тяжеловата.

Ему нравится болтать по телефону с моей мамой. В эти минуты откровения он рассказывает ей все: что мы делали, ели, купили. Мама тоже любит с ним общаться, у них полное взаимопонимание.

Сегодня я уже плохо помню то время, когда его не было рядом. Тогда, когда я принимала какие-то решения, не думая о нем, или плакала от счастья, но не от того, что мы вместе.

Когда я смотрю на других, то понимаю: он не такой как все. Он самый лучший. Он нравится абсолютно всем. Оказывается, и такое возможно. Его держат за руки дамы, теребят за плечи друзья. Я совсем не ревную его, ведь наша связь – иная. Нас соединила мать Природа, за что ей большое человеческое спасибо!

Он любит обнимать меня и положить голову на плечо. Просто так, минуя условности и предрассудки. Голова к голове, мы смотрим по телевизору все, что нам заблагорассудится: новости, ужастики, музыкальные клипы, мультфильмы. Смеемся в унисон и обсуждаем сильные моменты.

Когда я прихожу домой и вижу его там, на моей душе - праздник. Весь груз пережитого за день остается за порогом, ведь он всегда рад меня видеть. Он настоящий и живой. Его заразительный смех никого не оставляет равнодушным, даже незнакомые люди улыбаются, глядя на нас: едем ли в автобусе, толпимся ли в очереди или просто тупим в банке. Когда идем по улице, он держит меня за руку. Как же мне хорошо в эту минуту!

Когда я не вижу его, то ужасно скучаю. Вспоминаю этот теплый взгляд и слова, которые сказал мне утром, когда я спешила на службу: «Люблю тебя!» И я люблю. Сильно и безнадежно. Однако повторяюсь.

Он всегда красиво и опрятно одет. Об этом забочусь я, да он и сам любит покрасоваться перед зеркалом, чем каждый раз меня смешит.

Даже тот факт, что ночью он иногда храпит, не выводит меня из себя. В таких случаях я тихонько переворачиваю его на бок и целую в ушко. Тихонько целую, чтобы ненароком не разбудить, ведь утром ему рано вставать, чтобы идти в садик.

Ему всего три года, и он - мой любимый внук.

 

Пэчворк

(рассказ)

 

     В журналистику Александра Зосимова пришла по зову сердца. Это так сказать версия неофициальная. А если, опираясь на факты - увидела объявление «требуются корреспонденты для работы в газете», и решила рискнуть - позвонила по указанному телефону.

- Только у меня образования журналистского нет, - сразу предупредила Зосимова.

- Ничего страшного, - ответил приятный женский голос на другом конце провода. – Главное умение и желание писать.

- Это есть, - обрадовалась Александра.

- Тогда возьмите парочку текстов и приходите, - пригласил голос и продиктовал адрес.

Сашка разложила на столе свои рукописи и задумалась. Чем же удивить редактора местной газеты? Журналистских репортажей и аналитических статей у Зосимовой, разумеется, не было. Ведь до этого момента женщина писала «в стол», то есть когда было хорошо или наоборот хреново.

Весь вечер ушел на выбор материала для достойной презентации. Одновременно хотелось, и выстрелить, и графоманкой не прослыть. К утру определилась. На работу в компьютерную фирму Сашке нужно было идти во вторую смену, поэтому в первой половине дня она решила посетить редакцию. В папку для документов легли два текста: «Я и моя взрослая дочь: работа над ошибками» и «Я толстая».

Оба были биографическими. В первом Зосимова описывала сложное взросление своей 13-летней дочери Маруськи, во втором размышляла на тему фигуры - мол, сколько уже можно маяться, пора принять себя такой, какой создал бог. Эти материалы показались Сашке самыми оптимальными, потому как глупо заявиться на собеседование с опусом в стиле фентези или юмористическим рассказом «Пьяный подъезд». По-любому на дверь укажут!

Редакция находилась на другом конце города в двухэтажном здании бывшего детского сада. Кабинет редактора был на втором этаже, куда Зосимову по-хозяйски направила вахтерша. Сашка помялась несколько секунд перед дверью и постучала.

За столом в большом прокуренном кабинете сидела симпатичная женщина с умными глазами. Людмила Ефимовна предложила посетительнице присесть и не заморачиваясь на реверансы стала читать Зосимовские тексты. Сашка заерзала на стуле. Она представляла собеседование несколько иначе: как минимум - вдумчивая беседа по душам, потом нервное ожидание в коридоре, а после - оглашение вердикта. Практически как экзамены в театральном училище.

Но редактора непосредственное присутствие испытуемой не смущало. Она бегло пробежалась по материнским стенаниями на бумаге и впилась глазами в текст под названием «Я толстая».

- Это судьба, - решила Зосимова.

Дело в том, что женщина была полная. И по интересу, с которым она читала Сашкины признания, была явно этим озабочена, равно как и автор материала. Зосимова порадовалась, что не взяла вместо него рассказ про собак. А ведь хотела.

Закончив чтение, Людмила Ефимовна пристально посмотрела на смущенную Зосимову. 

- Давайте попробуем, - сказала редактор.

Так у Сашки появилась новая работа.

Предыдущая, кстати, тоже ей нравилась. Но уже в прошедшем времени, ведь после прихода нового начальства оставаться на службе, где почти 10 лет отработала Зосимова стало невыносимо. Слаженный и сплоченный коллектив развалился за полгода, специалисты разбежались от самодурства и «петровских указов» нового руководства, а на работу стали принимать дам, руководствуясь длиной ног и цветом волос. 20-летний сынок генерального, которому папа подарил игрушку – компьютерную фирму, предпочитал длинноногих блондинок.

Почти все сотрудники редакции Сашку встретили доброжелательно. Только дама по имени Раиса, а по фамилии Щедрая в упор ее не замечала.

Рая была из разряда эффектных. Она часто меняла прическу, следила за модой, с умом пользовалась косметикой. Правда слишком увлекалась посещением солярия, отчего цветом кожи напоминала курицу гриль.

Райка, как ее окрестила про себя Зосимова, была заносчивой и считала себя примой. Она писала интересные статьи, выдавала блистательные репортажи и вообще слыла известным автором. У Щедрой был отдельный кабинет (с дорогими голубыми обоями), она имела полезных для дела любовников и входила в отцам города без приглашения.

Пока Сашка набивала шишки на новом поприще, звезда-Раиса с ней не только не общалась, но и не здоровалась. Хотя для самой Зосимовой это было не столь важно, она училась мастерству у других коллег, хватала жадно и на лету.

Основным наставником была Лана Зацемирная, трудившаяся в должности ответсека. Именно она стала первым учителем Зосимовой, без обиняков указывая на промахи, порицая, но и отмечая успехи. 

Как начинающего автора Сашку постоянно бросали на амбразуру и оттачивала она свое перо на непростых, а иногда и вовсе скучных темах: благодаря чему вырастил гигантских размеров кабачок некий пенсионер Иван Иваныч, куда подевалась газета из почтового ящика пенсионерки Авроры Пантелеймоновны и какой новый стих выдала на гора местная поэтесса Натэлла Юрьева.

Показательным был и первый выход Александры в народ, с целью опросить горожан на улице. Вопрос был про международный женский день, и Зосимова надеялась получить сентиментальные и милые сердцу ответы. Пока она искала глазами своего первого в жизни респондента, фотограф терпеливо ждал рядом. Наконец Сашка увидела его. Это был пожилой интеллигентный мужчина, в каракулевой шапке «пирожок» и строгом пальто. Дяденька шел размеренным и уверенным шагом прямо навстречу Зосимовой.

- Здравствуйте, - расплылась молодая женщина в улыбке и преградила ему путь. – Я корреспондент газеты, хочу задать вам вопрос. Фотограф защелкал фотоаппаратом. Мужчина остановился, вежливо переспросил Зосимову кто она и откуда. И когда Сашка радостно представилась еще раз, мужичок послал ее на три буквы и пошел дальше.

Но, не смотря на все эти нюансы, журналистика Сашке очень нравилась. Нравилось знакомиться и общаться с людьми, вникать в их проблемы и  радости, а потом рассказывать обо всем читателям на страницах газеты. Когда Александра начала превращаться в полноправного члена редакции, это заметила Щедрая и взялась за ее воспитание - стала размазывать Зосимову на планерках. Пережаренная в солярии Раиса находила слабые места в Сашкиных текстах, которые жирно обводила предпочтительно зеленым маркером и с удовольствием выставляла на суд присутствующих. Зосимова и сама была рада учиться мастерству у опытных коллег, но категорически не хотелось это делать под покровительством Щедрой. Своими высокомерием и как не странно ограниченностью прима отпугивала. Вне службы круг ее интересов ограничивался мужиками и тряпками. Когда Раиса общалась и произносила длинные фразы – а делала она это строго в прононс - создавалось впечатление, что барышня небольшого ума.

Во всяком случае Зосимову всегда передергивало от Раечкиных историй, которые она любила повторять по нескольку раз. Видимо для тех, кто на бронепоезде.

Но к текстам Щедрой было не подкопаться, и как такой мезальянс уживался в одном человеке, для Сашки оставалось загадкой до одного случая.

Хотя о нем позже. Итак, Щедрая продолжала уничтожать Зосимову как класс. Сашкина душа стенала, неужели она действительно так безнадежна? Ведь многие отмечали ее рост и рождение авторского стиля. Неужели врут?!

Портить отношения с Райкой в редакции не хотели: с Ефимовной они давно дружили, другие коллеги просто выполняли свою работу и ни во что не вмешивались. У Зацемирной начались проблемы со здоровьем, и она ушла. Из друзей-приятелей остался только молодой журналист Данька, который у Раечки тоже был не в чести.

В знак протеста Зосимова перестала читать Щедровские статьи. Получила, стерва?

Но противоречия разрывали уже раненое сердце на части. В голове засела мысль – Щедрая пропитана фальшью. Хотя в чем подвох, Сашка не могла понять, как ни старалась. Обвинения, ухмылки и придирки талантливой журналистки медленно убивали ее как автора. Александра начала сомневаться и над каждой фразой мучилась, переписывая сто раз, а то и вовсе удаляя.

Приходя домой Зосимова страдала. Женщина выключала свет в спальне, ложилась на кровать и начинала страдать. Темную комнату она в шутку прозвала «предродовой», где испытывала муки творчества или просто муки. Сашкин муж был возмущен до предела и советовал все бросить. Наблюдать за тем, как себя изводит жена, было выше мужских сил.

Несколько раз Александра хотела уволиться, не справилась, мол, строго не судите. Но каждый раз что-то останавливало. Однажды, после очередной разгромной планерки, редактор предложила Сашке задержаться. 

- Ну вот и все, - с грустью подумала Зосимова, а Ефимовне кто-то позвонил. Женщина взмахом руки пригласила подчиненную присесть, а сама начала разговаривать по телефону. Александра повиновалась. На столе лежало несколько листов. Это была статья Щедрой, в которой она рассказывала про мальчика-инвалида: редакция участвовала в благотворительном проекте по сбору средств на лечение ребенка. Чтобы хоть как-то отвлечься от мрачных мыслей, Сашка бегло пробежалась по тексту, глаза зацепились. Она стала читать внимательнее и не смогла оторваться! Материал был трогательный и драматичный. Начиналась статья с беседы мальчика Кирилла и его игрушки – большой плюшевой мыши. За Мышь анимировала Щедрая. Автор поделилась с читателями, что ей это не трудно, а даже весело говорить за игрушку «всякие глупости ворчливым голосом». Между строк Зосимова увидела больного 5-летнего ребенка, с диагнозом тяжелый врожденный сколиоз. «Человек, даже маленький, не может быть на ощупь таким, каков Кирилл. Таким на ощупь может быть птенец», - продолжала выворачивать людские души Раиса, и Сашка физически ощутила боль несчастного малыша, чей позвоночник был искривлен на сто градусов. «Мы не можем выправить его мальчику. Вы можете» закончила повествование Щедрая, обращаясь ко всему человечеству.

Прочитанное потрясло и добило Сашку окончательно. Она выдохнула обреченно. Щедрая Раиса - автор гениальный и с этим не поспоришь. Людмила Ефимовна между тем закончила телефонный разговор и неожиданно предложила Зосимовой отправиться на журналистский форум в пансионат, находящийся за пределами города. Объяснила, что есть одно приглашение, дорогу и проживание оплачивает принимающая сторона, но из редакционных ехать никто не хочет. Мол, надоели им эти тусовки. Говорильня одна, а толку - ноль. Хотели было Даньку сослать, да он заболел. И тогда Ефимовна делегировала Зосимову. Даже подающей надежды назвала. Александра согласилась. Ей такие тусовки, пускай и бестолковые, надоесть пока не успели, но главное она собиралась принять в поездке гамлетовское решение- быть или не быть. Журналистом.

Форум Сашке понравился. Она посещала лекции, мастер-классы, семинары. С интересом наблюдала, как несмело презентовали свою продукцию сельские газеты, и насколько агрессивней делали это редакции городских изданий, в том числе и журналов. Особенно поразил заметный за версту красочный стенд журнала «Кузбасс XXI век». Мимо пройти было просто невозможно: представленные экземпляры, напечатанные на превосходной бумаге, с обложек, которых улыбалась белозубые герои репортажей, так и просились в руки. Взять их, кстати, великодушно разрешалось, но только один из четырех выпусков. Сашка выбрала журнал с красивыми девушками на обложке и засунула его в сумку, набитую до отказа газетами. Будет, что почитать! Последний день форума подошел к концу, участников пригласили на праздничный фуршет и вечернюю дискотеку. Александра поужинала, ужаснулась количеству водки, из бутылок которой были построены на столах крепостные стены, и по-тихому удалилась в номер. Там она переоделась, устроилась поудобнее, насколько было возможно, на ужасно скрипучей кровати и достала из сумки газеты. Пошуршала ими какое-то время, не впечатлили. Вспомнила про «Кузбасс». Полистала его.

С глянцевой фотографии на Сашку смотрела девочка лет четырех. Взгляд ребенка проникал в самую душу, был не по-детски тяжелым и мудрым. Зосимова начала читать. «Человек, даже маленький, не может быть на ощупь таким, какова Ангелина. Таким на ощупь может быть птенец». Сашка остановилась. Где-то она это уже читала? Причем недавно. Через секунду вспомнила где - в кабинете Ефимовны. Открыла журнал снова. «Мышь анимирую я. Мне не трудно. Мне весело говорить за Мышь всякие глупости ворчливым голосом». Стоп! История была про мальчика Кирилла, и встречалась Раечка с семьей ребенка только несколько дней назад. Автором же данной статьи был мужчина, а сам журнал - прошлогодним. Сделать выводы по поводу гениальности и масштабного таланта мега-журналистки Щедрой Раисы большого труда не составило. Зосимовой стало все предельно ясно. Статья, которую она увидела в кабинете редактора, и которую та скорей всего читала со слезами, равно как и тысячи других читателей, оказалась попросту чужой. И таковыми были все яркие произведения предприимчивой Раечки. Щедрая даже не удосужилась поменять название игрушек, не говоря уже о фразах или элементарных словах. Девочку Ангелину она просто заменила мальчиком Кириллом, а истинного автора - собой. Бац, и в дамки! Сашка перечитала статью кузбасского журналиста несколько раз. И с каждым ей становилось все лучше и лучше. В редакцию Зосимова вернулась другим человеком: выздоровевшим, решительным, готовым защищаться и атаковать. Но затевать военных действий не пришлось. Великую тайну Щедрой неожиданно раскрыла новый главный редактор Софья Игоревна. Женщине показался подозрительным один отрывок из Раечкиной статьи, она скопировала его в поисковую строку рабочего компьютера и умная машина выдала родной источник. Им оказался диалог из биографической книги Эдуарда Шеварднадзе. Остальные части «вкусного» материала были тоже позаимствованы где-то и у кого-то. Трон под Раечкой зашатался со страшной силой. Когда женщина поняла, что теперь ей нужно выдавать что-то самой, круги пошли перед глазами. Ведь делать этого она элементарно не умела. Единственным талантом Щедрой было умение собирать материалы из чужих кусочков, словно лоскутные одеяла. И несколько лет этот пэчворк сходил ей с рук. Сашка мечтала постучать Щедрой кузбасским журналом по щекам. Или бросить его плагиатчице в лицо под аплодисменты и крики «Браво».

Но это уже было лишним. Раечка совсем почернела, сгорбилась как клюка и не могла справиться даже со спортивными заметками, веселя корректоров своими стилистическими и грамматическими ошибками. Щедрая стала все чаще закрываться в своем кабинете, чего раньше не делала, а через несколько недель уволилась. Камни в спину ей не бросали, а Сашка с обвинительной речью так и не выступила. Хотя коллегам про журнал рассказала, как и про статью, и про собственное озарение тоже.

Это был триумф! Награда, если угодно. Прошло несколько лет. Иногда Александра Зосимова размышляет, а что если бы она отказалась ехать тогда на форум или взяла другой журнал? Возможно, все то, чем наполнена ее сегодняшняя жизнь, попросту прошло бы мимо. И многочисленные дипломы и статуэтки, полученные за призовые места в различных творческих конкурсах, украшавшие голубые стены Сашкиного кабинета принадлежали бы кому-то еще.

Тьфу-тьфу-тьфу… Не дай бог!

 

Папа

 

         Не думала, что буду так скучать. Хотя кто о таком задумывается, когда все рядом, живы и здоровы. Когда можно взять и набрать знакомый номер вечерком, чтобы перекинуться парой фраз, или, наоборот, не звонить несколько дней, оберегая свою ранимую психику от негативной информации, полученной отцом за день просмотра новостных передач.

«Ты, что не видишь, что они творят?!»

Вопрос этот ответа не требует – он риторический. А ОНИ вообще не имеют телесной оболочки, ведь это некое мифическое нечто, объединившее в себе неизбежно надвигающуюся старость и как следствие озлобленность и упертую веру в плохое. Хотя, положа руку на сердце, не такую уж и упертую, ведь иногда папа слушал, слышал и даже соглашался, что не все кругом сволочи и воры и что президент наш большая умница и делает все правильно. Но это были особые дни. Непопулярные.

В последние два года я часто ходила обедать в родительский дом. Благо он находится в пяти минутах ходьбы от редакции. Как только переступала порог, папа заставлял надевать ненавистные тапки, настоятельно рекомендовал мыть руки и не переусердствовать с первым, оставив место для второго. И как только я начинала уплетать вкусный суп с обязательным куском мяса, заботливо выловленным из общей кастрюли для меня специально, начиналась политинформация. Я все знала заранее, но все равно приходила. Ведь шла не за этим. Папа заботился обо мне: предварительно выставлял на стол сметанку к борщу, горчичку к мясу, молочко к кофе. Вывалив «страшные» мировые новости, он интересовался и гордился моими успехами, хотя практически ничего моего не читал. Но даже несмотря на свои агрессивность и нервозность, с которыми уже плохо справлялся, отец до конца своих дней оставался добрым и душевным. Обязательно засовывал в руку или карман пару сотен, предупреждая: «Матери только не говори!» И не то чтобы мама запрещала - она потом сама даст, да еще и в разы больше! - просто это такая игра. А правила игры необходимо соблюдать. Я и соблюдала. Отобедав, я шла обратно на работу, а он махал рукой, стоя у окна. Так было всегда!

Теперь его нет. Он умер. Ушел внезапно, хотя и в больничных стенах, но до сих пор не укладывается в голове. Просто однажды я позвонила на сестринский пост поинтересоваться, что да как, а в ответ: «Скончался два часа назад». Еще вчера был человек, шутил, придирчиво осматривал гостинцы – достаточно ли маленький купили кефир, да, чтоб непременно с крышечкой - а сегодня, раз, и нету.

Потом был невнятный рассказ лечащего врача, сумка с папиными вещами, из которой торчали кружка и недопитая бутылка минералки. Но я все равно отказывалась верить и ждала. Ждала, что сейчас кто-нибудь подойдет, переспросит фамилию и рассыплется в извинениях.

«Да вы что! Александр Сергеевич жив, просто находится на процедурах. Произошла ужасная ошибка!»

Но никто не подошел. Мы ждали выписку. По коридору сновали люди, медсестры решали проблемы с больными - жизнь продолжалась. Закончилась она только для него.

Потом я увидела его в гробу. Отец выглядел спящим, просто на этот раз спал в костюме, рубашке и галстуке. Из нагрудного кармана торчал футляр с очками. Все вокруг плакали, а я не могла. Не могла себе позволить, да и разучилась давно. Подходили какие-то люди, держали за плечи меня и маму. Прислонялись головами к нашим головам. Они поддерживали, спасибо им. Но я по-прежнему не верила. Когда пришло время прощаться, я склонилась над ним. Как змеи зашипели знающие все и вся - мол, целовать покойника в губы нельзя. Люди, вы чего?! Ведь это не покойник – это мой любимый папка! Да и не в губы я его целовала, а как всегда - в жесткие и седые усы.

Проститься с ним пришли его мужики, причем даже те, до кого мы так и не дозвонились. Сработало сарафанное радио. На кладбище гроб закидали землей, установили крест. Мама плакала, плакали моя дочь и сестра, а я, дура железная, все держалась.

Разрыдалась потом, во сне. Когда отец пришел в теплой фланелевой рубахе, обнял и прижал к себе. Я заливала ручьем его худое острое плечо многолетними невыплаканными по разному поводу слезами. Он попросил принести ему телефон. Мол, там все с телефонами, а он нет. Я пообещала. На следующий день мы с мамой отвезли сотовый с крупными кнопками на кладбище и закопали в земле. Симку вытащили.

Я не жалею о каких-то несказанных ему словах. О том, что люблю и благодарна, говорила родителям постоянно. Мне просто очень его не хватает. Хотя… Со мной останутся воспоминания. Останутся навсегда! Как он сажал меня маленькую на плечи, и спрашивал: «Ну что, Ритуха, зарулимся?» и я была счастлива. Заруливались мы в основном к его друзьям-музыкантам (отец играл в свое время на саксофоне в ансамбле), а там всегда было интересно. У одного даже лиса на балконе жила и для меня стало откровением, что Патрикеевна кусается похлеще собаки и выглядит не так презентабельно, как на иллюстрациях детских книжек. А потом мы танцевали. Отец прыгал из стороны в сторону под музыку оркестра Поля Мариа, загоняя меня в угол. Это было очень весело и круто!

Он многое успел: прожил с одной женщиной более 40 лет, вырастил двух дочерей, поднял на ноги одну внучку, начал помогать другой. У него появился замечательный правнук, и пока на его ноге не образовалась эта чертова ранка (о которой он, естественно, по-мужски умолчал), он гулял с малышом, философствовал, дарил дорогие и не по возрасту подарки.

У него было прекрасное с мерой ехидства и интеллигентности чувство юмора. И этим я пошла в него, чем горжусь!

Сегодня я бережно храню некоторые его вещи, они теперь только мои: кожаная обложка от его паспорта (я забрала ее еще в больнице) и футляр с его запасными очками, который дала мне мама. Очки мне не подходят, слишком резкие, но они все равно нужны. Ведь они принадлежали ему. Я убрала их в шкаф и когда особенно грустно, достаю и целую. Конечно, я должна жить дальше. У меня дом, работа, семья - и все ждут от меня чего-то. Я знаю, что сильная и что справлюсь, другого выхода у меня просто нет.

Папка ушел быстро, говорят, что такую смерть еще нужно заслужить. Он не мучился сам и никого не успел измучить. За что спасибо Всевышнему. Уверена, отец встретился на небесах с родителями и друзьями, которые уже там, и ему от этого хорошо и благостно. Ну а здесь, на грешной Земле, я буду помнить его и продолжать любить. И плакать буду только во снах. Дура железная. 

---

Комментарии читателей:

Комментарии читателей: