* * *

На маяке живет Пэт. Он чёрный и курит трубку.

Ему за семьдесят лет. А может даже и больше.

Ещё Пэт весьма похож лицом на морскую губку.

Детишек бросает в дрожь. Хоть Пэт вообще-то хороший.

У Пэта есть драный кот, сука и две канарейки.

Ещё у него есть фото дочки, когда ей десять.

Дочка сейчас живёт где-то в Южной Америке.

И пишет один раз в год. Как раньше один раз в месяц.

Вечером, когда небо плещет кофейной гущей,

Пэт улиткой нелепой упорно ползёт на башню.

Сотня ступенек вверх с каждым разом всё круче.

В груди изнывает смех, больше похожий на кашель.

Есть у Пэта мечта: увидеть однажды в море

Трехмачтовый почтарь, несущий дочку и внучку.

Пэт включает маяк. И смотрит, и смотрит, и смотрит.

В трубке чадит табак. Дремлет храпливо сучка.

 

           * * *

А вот лачужка. Как в решете

Ползёт на дыру дыра.

Здесь Хэлл, а с ним ещё пять детей

И бесшабашный нрав.

 

Глаза у Хэлла - лесной родник,

А в бороде - трава.

И словно рыжим огнём горит

Бедовая голова.

 

Повсюду голода тощий волк

Утробу влачит свою.

Весь день Хэлл впахивает, как вол,

Стремясь прокормить семью.

 

Но только вечер - Хэлл снова бодр,

Не очень спешит в постель.

И до хоть-выколи-глазья пор

Он хлещет под песни эль.

 

Чечётку бьёт, не жалея ног,

И лапает баб, как зверь.

И мало знает, наверно, кто,

Как тошно ему теперь.

 

Но Хэлл упрямей дурного пса

И гонит тоску скорей.

Хэлл знает - ждёт его в небесах

Родившая пять детей.

 

Она дождётся когда-нибудь,

В улыбчивый день такой...

Хэлл принимает ещё на грудь

И с песней бредёт домой.

 

           * * *

У Лилианы нет горностайной шубы.

У Лилианы нет дорогой помады.

Зато есть пианино. Есть Моцарт, Шуберт.

И больше ей совсем ничего не надо.

Она садится, приподнимает крышку,

Соскучившиеся пальцы берут пиано.

И Лилиана словно уже не дышит.

Вернее, дышит музыкой Лилиана,

Весь божий свет опутав волшебной сеткой.

И начинает мир становиться лучше.

Пока вдруг в стену не застучит соседка,

Которой Бог не капнул бальзама в уши.

И Лилиана словно бы вдруг проснётся.

И задрожат от боли ледящей губы.

Есть Шуберт у неё. А ещё есть Моцарт.

И никакой хотя б захудалой шубы.

 

           * * *

В год багряной и благородной Панды,

Растеряв надежды обресть Отчизну,

Бо, купив корабль, наберёт команду

И рванёт на поиски лучшей жизни.

Сто портов пройдёт он, никак не меньше,

В ста тавернах спляшет он и напьётся,

В каждой он оставит волчливых женщин,

Чтобы ждали, если он не вернётся.

И когда насквозь пропотеет ложе,

И охрипнут сумерки над таверной,

Бо на миг задумается: "А может?"

Бо на миг поверит себе: "Наверно".

Но дрожит материи жадный парус,

И тоскует взгляд по солёным брызгам.

Бо уходит в море, почти не парясь.

Потому что море и есть Отчизна.

 

           * * *

У Мэг всего лишь три зыбких шанса,

Всего три шанса у рыжей Мэг:

Шанс первый - замуж рвануть за Франца

И вместе с Францем свалить в Квебек.

 

Но Франц гундосый, и малость лысый,

И так противно всегда брюзжит.

Есть шанс второй - стать киноактрисой,

Такой, как скажем, Бардо Бриджит.

 

Цветы и слава, бой-френдов россыпь,

Благоволенье Златого Льва.

И третий шанс - Мэг поступит в Оксфорд,

У Мэг же светлая голова.

 

Всего три шанса у Мэг, поскольку

Нет больше шансов бежать отсель.

И Мэг мечтает у барной стойки

И завсегдатаям плещет эль.

 

Сгорают годы - куда деваться.

И тают шансы, как майский снег.

Вот было б снова ей девятнадцать,

Свалила б точно она в Квебек.

 

           * * *

Зета

Читает газету

Раздел свадеб и похорон.

Джон

Потягивает вискарь

Чувствуя, какая вокруг тоска.

И бессмыслица.

Скука на их лицах

Страшнее слепого неба.

Зета спрашивает: "Может, заведем бэби?"

Зета думает: "Может, заведем бэби?"

Зета надеется: "Может, заведем бэби?"

"А ну его" думает Джон.

Он поигрывает ножом

И думает, как было бы круто

Жить назад триста лет.

С часов стекают минуты,

Зета читает газету.

Джон потягивает вискарь.

Осталась четыре лета

До того, как.

 

           * * *

 Чаек скользят кавычки,

Волны толкутся в пьянке.

Эльза печёт куличики,

Герман возводит замки.

 

И друг на друга искоса:

Кто же решится первый?...

...Герман - красавцем вырастет,

Эльза красоткой-стервой.

 

Матом исходят крачки,

Время несётся махом.

Герман спешит на скачки.

К Эльзе крадётся хахаль.

 

И под разборок грохоты

Валом нырнут десятым

Эльза с истошным хохотом,

Герман с надменным взглядом.

 

Впрочем, всё это эхо

Будущего неверного...

Эльза бежит со смехом

За пятилетним Германом.

 

           * * *

Толстая Берта

Наматывает километры,

Перенося свой вес

Из подъезда в подъезд,

Разнося газеты и письма.

Она давно б уже скисла,

Если бы не походы в Cinema.

Во тьме она юная и красивая

Вот тьме она соблазнительна на экране

И лишь мизинцем поманит

Любой на коленях к ней приползёт

И, рыдая, умрёт.

У самых точёных ног.

В кинооператорской будке Бог

Ищет поромантичней фильму

Для любимой фемины,

У которой он когда-то забрал

Мужа, здоровье и силу.

Толстая Берта покидает зал,

Бог печально смотрит ей в спину

И шепчет: "Ещё чуток потерпи".

Завтра в три часа без пяти

Берту собьёт водитель безумный.

И станет она красивой и юной,

И выйдет на сцену опять,

Под свет долгожданной рампы

И будет петь, позировать и танцевать, 

А мы ей будем слагать дифирамбы

И жарко рукоплескать.

 

           * * *

Если б собаки могли говорить,

Также прекрасно, как могут слушать,

Они б сказали нам, что внутри

Мы не такие совсем, как снаружи.

Они сказали б: "какая чушь,

Нам не понять вашей зыбкой сути.

Зачем с женой вот целуется муж,

Когда безразличен он к этой суке?!"

 

Как хорошо, что собаки вслух

Не научились болтать свободно.

У них на фальшь бесподобный нюх,

И знают они, кто и с кем сегодня.

Они читают следов разбег

И ловят запахов дым непрочный,

И знают, Хэлл бегал ночью к Мэг.

А Пэт три раза ходил на почту.

 

"Ах люди, ты их поди пойми,

Себя ведь сами понять не смеют"

 

Собаки любят играть с детьми.

А говорить они не умеют.

 

           * * *

Где бы не странствовал Геральт, в какие б горы

Или пески его б не швырнуло ветром,

Он раз в году возвращается в этот город,

Где душный полдень бьётся в колокол медный,

По тротуарам стекая в густые лужи...

Геральт бредёт по улицам в полукоме.

Он здесь уже давно и ни с кем не дружен.

Разве что старый Пэт его ещё помнит.

Геральт ему привозит табак вонючий.

Рядом садятся и курят, пуская кольца.

Геральт пытает Пэта: "как твоя внучка?"

Пэт кивает ответно: "вот-вот вернётся."

Геральт молчит и смотрит куда-то мимо.

Глупые чайки крыльями режут небо.

Шустрый кораблик гонится за дельфином.

Геральт вздыхает устало: "уже скорей бы."

С неба стреляя, воздух щекочут лучики.

Дождик грибной рассеяно ставит точки.

Пэт сидит и курит. И ждёт свою внучку.

Геральт сидит и курит. И ждёт свою дочку.

 

           * * *

Хоть в районе детства еще болит,

Только выдох легче уже, чем вдох.

Город мой - смеркающийся полип,

Я в него костями и мясом влип,

И уже уйти никуда не смог.

 

И на разнорыбье, но не у дел,

Я пытался вытянуть свой мотив,

И в районе детства еще болел.

Только выдох крошится словно мел,

И сдирает кожу с костей прилив.

 

---

Комментарии читателей:

Комментарии читателей: